Обескровлен.

      У Давида было очень миролюбивое и безмятежное лицо. Он несколько раз просыпался ночью и звал его. В темноте его кожа становилась чернее ночи, а глаза — легко светились. Он иногда даже вздрагивал.       В первой половине ночи Никита мог отходить от него и заниматься своими делами, периодически давая ему подержаться за руку. Но потом он так в неё схватился и весь сжался, что одной рукой его было не успокоить.       Никита залез в свою кровать и облокотился спиной о стену. Давид, будучи в бессознательном состоянии, очень сильно схватил его за талию и уткнулся лицом куда-то вверх живота.       — Никита…              — Всё нормально, Давид, — парень положил руку ему на голову. Было страшно неуютно. Он совсем не понимал, что это за состояние. А теперь, он даже не может дотянуться до карт или фотобумаги — Давид очень крепко держится за его одежду, не даст и с места сдвинуться.       Что ещё беспокоило его — это огромные толпы Теней вокруг дома. Даже не вокруг дома, а вокруг квартиры. Этот огромный сгусток чёрного дыма, с тысячами белых глаз, был на лестничной площадке, роился за окном и даже шумел в соседских квартирах. Скорее всего, от такого количества сущностей исходит много звуков, и Давид, со своим суперслухом, наверняка мучается от головной боли.       Только он понятия не имеет, где его наушники.       Парень рукой ощущал, какие были волосы на одной стороне его головы, на которую падал неяркий свет из окна, как они переходили в чёрный дым на другой стороне, полностью объятой тенью. Там его кожа была очень мягкой, Никита как будто гладил шёлковое одеяло.       Он волновался, потому что ничего не понимал.       Очевидно, сознание Давида сейчас далеко, а его телом управляет Тень, воплощением которой он является. Очевидно, это просто две стороны одной монеты, и сам Давид сейчас просто спал. Очевидно, что одно с другим не вязалось. Очевидно, что Никита точно сойдёт скоро с ума.       Это была самая сумасшедшая неделя за всю его жизнь. Уже скоро две недели.       Они бегали от Демона и полиции, были на месте преступления, были в плену у какой-то группировки, были в гостях у Лешего, были… Да где они только не были!       — Никита…       Парень язык проглотил. Просто не мог ничего сказать, не знал — что. Просто левой рукой накрыл его истерзанные руки, а правой стал гладить по голове. Просто думал, что всё совсем не просто.       Краем глаза он заметил движение в коридоре. Там, по полу, стелились Тени. Они медленно ползли к кровати и шептали что-то неразборчивое. Одна выросла перед ним. Смотрела белыми глазами. Из её силуэта выросли руки, а в них оказались наушники. Никите не составило труда дотянуться до них левой рукой, только пришлось пересилить внезапно появившийся страх. Как только он взял их, Тени быстро поползли по полу обратно к выходу.       Никита заметил, что они оставили ещё что-то, разбросали по всему коридору, но разглядеть не мог — был в плену у Давида.       Парень потряс его за плечо.       — Эм, Давид, — он моментально ослабил руки и приподнял голову. Его лицо было скрыто в тени, поэтому и лик был Тени. Из белых чуть светящихся глаз текли такие же чуть светящиеся слёзы. Никита засуетился и попытался аккуратно надеть ему на голову эти чёртовы наушники.       Давид поправил их сам и стал просто сидеть.       — Так лучше? — Никита немного боялся с ним разговаривать. Неизвестно, что сейчас в голове у него.       Давид качнул головой вперёд один раз и снова застыл.       Он сидел очень близко, и Никита бы хотел отодвинуться, но кровать под его левой рукой уже закончилась. Было ужасно неуютно. И непонятно. И даже шокирующе.       Никита, заворожённый темнотой в комнате и сиянием Теневых глаз, потянул руку к его щеке. Такая же тёплая, как и в логове культа. Белые слёзы оказались самыми обычными. Что же они с ним сделали?       — Ты можешь сказать мне, что там было? — парень стал внимательно смотреть за его лицом, пусть никаких черт, кроме глаз, невозможно было разглядеть.       — Кассандра там была… и пацан…       Никита сильно удивился. Голос был… спокойным и, конечно, принадлежал Давиду, но… Именно такого тона от него ещё не было слышно. Он как будто был пьяный или вот-вот потеряет сознание.       Кассандра не пропадёт. Никита верил, что она — сильная девочка, которая сможет справиться без него. Пацан?.. Не тот ли это родственник Демонши? Но откуда Давид о нём знает?       Внимательно смотрел на его лицо. Тень. Должно быть, Давид имел со всеми Тенями какую-то связь. А поскольку они — первые наблюдатели, то и он тоже узнавал обо всём. Может, ему плохо от количества информации, которая к нему поступает ото всех Теней в мире?       — Никит…       — Всё нормально, — он поднял руку и положил её на лоб Давиду, вплетая пальцы в дым-волосы.       — Он сказал мне, почему я должен защищать тебя…       — Что? — это было первое длинное предложение, которое Давид сказал за всю ночь. — Кто?       — Потому что ты много знаешь… И эти знания не должны пропасть… Но… — Давид опустил голову, сильнее надавливая лбом в ладонь. — Что, если я не справлюсь?.. Я не хочу умирать…       Это было… Страшно. Никите было страшно. Он ничего не понимал. Кто и что ему наговорил? Зачем?       — Куда умирать? Конечно ты не умрёшь! — Никита схватился за остатки его одежды на плечах обеими руками. — Слышишь? Я-я… Да я сам тебя защищу! А-а-А мороженое будешь? Мы можем сходить, здесь есть круглосуточный магазин рядом.       Его панический говор прервал очень приятный звук, от которого у парня пошли сильные мурашки. Давид по-доброму смеялся. Не в голос, просто рвал дыхание и, короткими рывками, поднимал спину. Он поднял голову, и Никита не увидел никакого лика Тени и светящихся белых глаз.       — Нет, не хочу, — привычный голос. Добрый, от которого в груди всё бурлило. Давид наклонился в его сторону и положил голову на плечо. Чувствовал, как улыбался. Чувствовал, как тело расслабилось. Чувствовал, как больше не плачет.       — Тогда спи… — чувствовал, как слабые руки пытаются снова обвить его талию. — Нет, давай без обнимашек, ты так не спишь совсем, — Никита просунул руки в его подмышки и приподнял над кроватью. Потом попытался аккуратно положить на свободную сторону кровати, накрыл одеялом. Давид, уже почти во сне, взял его руками и закрыл лицо. Наверное, моментально уснул.       Иначе, почему Никите стало намного легче?       Сам он пошёл на кухню. Лёг на диван, долго ворочался. Много думал. В итоге, смог уснуть только благодаря снотворному, когда солнце уже поднималось.

***

      От всего мутило. Всё крутилось вокруг, либо он сам крутился. Давид лежал на стене, то есть на кровати, и сильнее сжимал одеяло чуть ли не всем телом. Через пару часов, то есть секунд, вроде бы и отпустило.       Давид смог подняться. Даже на ноги встать. Его качало из стороны в сторону, а идти по крутящейся комнате было очень сложно, но он хотя бы не падал. А был очень близок к падению несколько раз: когда не вписался в дверной проём, когда его за ногу что-то схватило, и когда его так страшно качнуло, что он еле успел схватиться за стену.       — Доброе утро, — нет, это был Никита. Его голос, как всегда, звучал обычно и совершенно не вписывался в звуки окружения: как будто на нём надеты плохие наушники. Парень поднял взгляд и не сумел с первого раза увидеть лицо своего друга. — Как ты себя чувствуешь?       Вдруг до ушей Давида дошли и другие звуки: чужое сердцебиение, чужое движение лёгких, чужой шум пищеварения. И к горлу стал подступать ком. Парень закрыл рот рукой и попытался быстро добраться до туалета. Что тогда он сделал с Никитой — отшвырнул его, просто толкнул — не запомнил. Горло больно сдавило, непонятная чёрная масса заполнила рот и нос, всё внутри страшно жгло. Заболели мышцы на груди и плечах, было трудно дышать. В коротких перерывах между спазмами, казалось, всего тела, он мог смотреть на то, как этот мазут стекает по белой внутренней поверхности унитаза и совсем не растворяется в воде.       Никита вдруг почувствовал, что ему нужно обернуться. За спиной весь коридор был усыпан его вещами, на которые не обратил внимания ночью. Это были те самые вещи, которые он взял с собой в дорогу, на поезд. Каждая из них была в полном порядке: ни грязи, ни странных звуков. Повернулся обратно к Давиду, тот уже перестал обниматься с туалетом и, вроде как, расслабленно осел на пол.       — Тебе помочь добраться до ванны? — Никита подошёл ближе и аккуратно положил руку ему на плечо. Давид рассеянно закивал. Он тяжело дышал и качался из стороны в сторону. Его состояние сейчас было похоже на то, что было в плену у Подземелья. Когда Аманда накачала его наркотиками. Тогда, правда, парень не видел, чем именно его рвало.       Он взял Давида за плечо, двумя руками, и повёл в соседнюю дверь. Там, на прищепках, висели карточки из фотобумаги, а на стиральной машинке стояли догоревшие свечи. В воздухе здесь приятно пахло воском и каким-то ещё ароматом, возможно, какие-то из этих свечей были ароматическими. Делать спиритические фотографии — очень нудное и долгое занятие, но в голову тогда не пришла идея, как можно это всё автоматизировать.       Отпустил его, только когда убедился, что он крепко держится руками за раковину, открыл кран. Его мутило точно так же, когда Никита вышел из комы, не мог прийти в себя ещё пару дней, его кормили с помощью капельницы, а за его постелью тщательно следили.       Давид смог умыться сам. Он полоскал рот и высмаркивал нос, Никита смотрел, как утекает какая-то чёрная штука. Это было странно, такой материи он давно не встречал. Хотя, может быть, это и есть та материя, из которого состоит его собственное лицо.       Он сам выключил кран и выпрямился. Никита протянул ему полотенце.       — Есть хочешь? — парень медленно помотал головой, уткнувшись лицом в серую ткань. — Воды? — снова нет. — Чай? — снова нет. — Какао?       Быстрого ответа не последовало. Никита спросил это в шутку, с нескрываемым ехидством в голосе, хотя, кажется, попал в самое яблочко. Давид коротко кивнул один раз.       — Понял, — Никита вышел из ванной, оставив его одного. Проблема была только одна: он не помнил, было ли у него какао. Он хотел сходить в магазин ещё ночью, может, ему бы что в голову там и взбрело, но он не мог выйти даже из комнаты.       Никита выдохнул, отыскал в квартире свой кошелёк и раскрыл его. Всё та же спиритическая фотография Кассандры, пара купюр и скидочные карты нескольких магазинов. Решил заглянуть в свой холодильник. На него вывалился резкий и кислый запах протухшей колбасы. Парень поморщился, вытащил мусорное ведро и стал бросать туда всё: злосчастную колбасу, молоко и творог, сыр, сметану, баклажаны.       На кухню вышел Давид.       — Что ты делаешь?       — У меня всё протухло, — парень закрыл холодильник и вытащил из ведра пакет. — Я ещё в магазин зайду. Ты точно не хочешь чего-то особенного поесть?       — Нет, — он смотрел, как парень уходит к выходу из квартиры.       — Тогда телевизор посмотри. Скоро вернусь, — дверь хлопнула. Давид не сумел расслышать что-то определённое в вибрациях, побежавших по стенам, и несколько секунд ещё просто постоял.       Никита вышел из своего невысокого дома и отправился к мусорным бакам, а оттуда — к ближайшему магазину, который может быть уже открытым. Давид, конечно, сказал, что не хочет есть, но подготовиться к обеду всё равно надо. В его состоянии, наверное, что-то тяжёлое есть нельзя. Каша, пюре и омлет могли бы подойти. Ещё он не посмотрел, нормальный ли у него хлеб или нет, и даже понятия не имел, какой Давид предпочитает: чёрный или белый. Об этом они не говорили в соседнем городе.       Уже в магазине парень понял, что на картошку у него не хватит, но невелика была потеря. Никита взял два пакета молока, упаковку яиц, какао, свежий батон белого хлеба, сметану и масло. Давно он не ходил за покупками и не занимался бытом. От вида всей этой еды, у него, кажется впервые за долгое время, появилось чувство голода. И когда парень вышел на воздух, то…       Это чувство он называл «осознать себя в моменте». Когда у тебя не болит о чём-то голова, когда ты ни о чём не думаешь, а просто смотришь на то, что вокруг, когда никакая опасность тебя точно не достанет.       Никита отправился к себе домой. По пути он осматривался, пытался выявить в людях, идущих ему на встречу и обгоняющих, участников культа. Смотрел, чтобы никакой миф не преследовал его.       До дома, казалось, он добрался быстрее, чем до магазина. Внутри квартира встретила его приятнее, чем обычно. Углы были не такими острыми, цвета стен и пола с потолком были приятно серыми. В коридоре не валялись его вещи.       — Давид? — парень закрыл дверь и стянул ботинки.       — Я тут, — он вышел из этого коридора. Никита прошёл мимо него на кухню. — Я твои вещи собрал.       — Спасибо.       Давид сел на диван, стал наблюдать, как Никита сновал туда-сюда, раскладывая продукты. Мозг постепенно отключался, кажется, он даже немного задремал, подперев голову рукой.       — Так. Ты омлет будешь?       — А?       — Омлет есть будешь?       — А, да… — до него не сразу дошло, о чём его спросили. Но когда он понял, было уже поздно.       Никита виртуозно разбил несколько яиц в кружку и стал взбалтывать их вилкой. Потом включил плиту и поставил на неё сковороду, налил в чашку немного молока, продолжил взбалтывать. К моменту, когда он вылил массу на свою утварь, Давид уже лёг на стол и спрятал лицо в сгибе локтя. Он то ли немного дремал, то ли нет, сам не знал. Слушал движения и понимал, что происходит, они образами менялись в голове.       Наушники он снял, они лежали рядом. Слушать движения Никиты ему очень нравилось, это успокаивало.       — Давид? — аккуратно спросил он, на что получил неоднозначное мычание. — Как ты себя чувствуешь? — парень выпрямил одну из своих рук и показал большой палец, потом снова весь подобрался, уютно устроившись на столе. — Понял.       Уже совсем скоро перед ним на стол опустилась тарелка. Стояла ещё одна, но Никита всё равно не садился. Он наливал молоко в кружку и поставил её в микроволновку, только потом тоже сел на стул, напротив Давида.       — Приятного аппетита, — Давид выглядел таким сонным.       — Спасибо. И тебе, — Никита начал есть.

***

      Пацан пришёл домой. Он опасливо закрыл за собой дверь и постарался не шуметь, стянуть с себя верхнюю мокрую одежду. Однако, из коридора вышла его тоненькая мать с растрёпанными волосами и очень недовольным лицом. И, разумеется, самым заплаканным в мире.       — Ты где ходил всю ночь? — парень вздрогнул, хоть и секунду назад услышал шорох её тапочек.       — А я…       — Что ты? — женщина сложила руки. Но фигурка её не выглядела угрожающе, она сгорбила плечи, и колени её дрожали. — Опять с этой своей сектой ходил?       — Нет, мам…       — Да что нет, когда да. Мне этот детектив всё рассказал! Что ты шляешься по ночам по лесу и нечисть всякую хоронишь, — голос надрывался от горя и обиды, и совсем не от злости. Женщина вот-вот должна заплакать, но она как-то тряслась и жалась в себе.       — Мам, всё не так… — он бы и рад, если бы всё действительно не так было. Сегодня в амбаре непонятная ситуация произошла, поэтому всех распустили и велели залечь на дно. — Я больше туда не вернусь, я завязал.       Голос его звучал твёрдо, а вот в груди трепыхалось сердце от того, что он врал. Зачем сказал, сам даже не понял. Тошно ему было от того, как выглядит его сильная мама. Пару недель назад она ещё цвела, на работу ходила. А теперь, когда её уволили, вся зачахла и даже телом ослабела. Парень перестал за собой наблюдения чувствовать, стал позволять себе больше, мать родную обижал и расстраивал, а сам не сочувствовал ей. Не понимал, чего она так убивается, ежели можно другую работу найти.       — Что, правда? — женщина закрыла тонкой рукой своё лицо и слёзы, которые проникли в её голос.       — Да, правда, — ещё раз твёрдо сказал он.       — Эх, Пашка… — она короткими шажками подошла к нему и прижала голову к себе. Он тоже её обнял, с неохотой. — Не обманывай меня… — рыдала она, и пацан чувствовал, как громадная железная дверь за ним привязывается к его спине, отваливаясь от стены.       Всё.       Теперь вина — его бремя.       Пашка помнил детектива: молодой, за старшеклассника сошёл. Гнался за ним по лесу, пока не упал в какую-то яму. Страху тогда пацан натерпелся, жуткого, потом боялся из дома выйти. Ещё несколько раз у школы видел, только там он уже другое впечатление производил, как будто просто гулял. Теперь он понял, что ничего страшного не произойдёт. Слежку он прекратил, а денег у мамы, чтобы снова нанять его, уже не было.       Чтобы мама не тратила на него еду и деньги лишний раз, пацан с другими овцами ел. На окраине города есть дорожная столовая, где задёшево можно поесть приезжим и проезжим. А участникам культа и вовсе бесплатно, нужно только огонь потрогать и всё.       Когда человек, умеющий видеть существ, трогает стеклянный огонь, тот оживает и начинает по-настоящему гореть. Другие этого не видят, поэтому очень безопасно.       Пашку там уже в лицо знают, поэтому ему огонь трогать не надо. Было только одно правило, которого пацан не понимал: если видишь, что у чужого огонь горит, не говори с ним, не смотри в лицо, не запоминай его совсем. Не понимал, поэтому частенько нарушал, так, чтобы никто не видел. Глядел в зал, как будто задумался, а сам смотрел в чужую тарелку.       Один мужичок всегда брал какое-то мясо и крепкий чёрный чай. Он был странный: низенький и лысый, постоянно при параде и обедал в таком сомнительном заведении. Зато за бесплатно. Была ещё одна девушка с маленькой девочкой. Мелюзгой он не интересовался, пока та не пришла однажды одна, без старшей. Привыкла, что здесь еду можно взять, и тоже пришла.       Огонь у неё в руках не светился, Пашка тогда видел, как менялись мысли на лице у того, кто еду накладывал. Тогда он вступился за неё, как бы подружка младшей сестры. Накормил, проследил, что бы всё доела. Попытался поговорить с ней, да только в пустоту всё говорила, про старшую ни слова. А жаль, Пашка познакомиться хотел. Девочка сказала, что её ждут, и ушла. Пацан волновался за неё, но самому бежать надо было: на светофоре повязали красную ткань, значит, срочное собрание вечером будет.       Светофор работал раз в пару минут. Машин здесь было больше, чем людей, поэтому и дорогу почти некому уступать. Его хорошо было видно из каждого панорамного окна и почти с каждого стола. В центре садились действительно обычные люди. За ними Пашка тоже наблюдал.       Бывало и так, что он тут уроки делал. Домой возвращаться не хотел, да и школу тоже днями пропускал. Однажды пытался пойти учиться в субботу, так потерял счёт времени со всеми этими собраниями.       Теперь, когда собраний не будет ещё неделю, а то и больше, пацану совсем нечего было делать. Ни математика, ни тем более геометрия ему не давались, школой он и не планировал начинать заниматься. Углубился в языки ещё давно, когда начался английский. Его он уже как русский знал. Потом стал учить и другие, а потом познакомился с культом и понял, что имеет дар понимать любой язык, даже если не видел его ни разу в жизни. Жаль, это относилось именно к языкам, а не к шифрам, когда буква «а» означала букву «б». Он тогда смеялся с зашифрованного слова «квас».       Он мог спокойно переводить на русский любые слова из любых языков, только не мог делать это наоборот, приходилось немного позаниматься. На это он и тратил время в культе. Переписывал что им там надо и за это деньги получал. Небольшие правда. Иногда приходил домой с покупками, и мать снова в слёзы. То «своровал», то «грязные деньги».       Что ему теперь, после каждого предложения на этом их языке, ненаглядные бумажки стирать в машинке?       «Грязные деньги»…       «Скорее всего,» думал он. «в следующем году меня уже выпрут из школы…»       Нагонять учёбу действительно так не хотелось. Зачем ему знать, что биссектриса это крыса, бегающая по углам и делящая их пополам? Куда полезнее будет знание того, что «ati» значит «дерево». Смешно ещё, что у него псевдоним «Полиглот». В культе почему-то запрещены имена. Пашке не нравилась эта страшная анонимность, только языки и были отрадой. Колдовать ему было запрещено. Только вот пацан совсем не понимал, как это делать, когда проговаривал слова вслух, ничего же не происходило.       Так непонятно было с этим культом. Но он хотя бы делом пригодился, и каждая бумажка, с заклинаниями на другом языке, была подписана его псевдонимом, его собственными руками, чуть ли не его собственной ручкой.       Вечером Пашка решил наведаться в столовую. Сегодня был странный день, может, мужичок заказал себе салат, а с девочкой снова пришла старшая.

***

      Омлет Давид еле осилил. Не потому, что вертелся как ребёнок, а потому, что его тошнило от еды. За час с небольшим, он сидел перед тарелкой, кое-как съел половину. Потом его стошнило, и он всё равно продолжил есть. Никита смотрел на это и удивлялся, предлагал оставить на потом и сделать перерыв, но Давид всегда отказывался от его предложения.       Ближе к полудню он снова уснул, Никитиного присутствия уже не требовалось. Он убрал собранные Давидом вещи в шкаф, смутился, что среди них было и нижнее бельё, потом решил обратиться к Теням, которые даже днём были рядом. От взора Давида они убегали, и это было очень странно.       Он взял доску Уиджи и уселся в ванной. Стал держать в руках единственную почти целую свечу и пристально смотреть на неё. Сначала появился синий и неяркий огонёк, но потом он захватил весь свободный фитиль и разросся. Обычный огонь Теней отпугивал, а вот синий — нет, хотя в его присутствии они не нападали тоже. Парень это сделал для того, чтобы самому что-то видеть.       Поставил свечу между собой и доской. Стал думать, какой вопрос бы задать.       — Почему вы избегаете Давида? — В ответ он получил слово «authority» и очень удивился ему. — Почему вы преследуете его? — «Authority» набралось заново. — Понятно… Что случилось в логове культа? — «call», «eating», «murders». — Ого…       Парень не надеялся увидеть что-то понятное сразу. Он даже был уверен, что однозначного ответа не получит. Доска Уиджи и рассчитана на одиночные слова.       — Кто такой Давид? — дощечка не двигалась, ни одна Тень не тянула к ней руку. А потом каждая из тех, что присутствовали в комнате, схватилась за неё и стала перемещать, показывая слова, которых Никита разглядеть не мог за всем чёрным дымом в комнате. Стало даже трудно дышать, и он поспешил выйти из ванной.       «King», «powerful», «wanderer», «owner», «spectator»… и тысячи, тысячи слов называли они.       Телефонный звонок разразился у Давида под ухом. Он, будучи спавшим, такого совсем не ожидал. Из-за этого противного звука ему не нужно было разлеплять заспанные глаза, чтобы узнать, кто ему звонит. Механически взял телефон в руку, почти ничего другого не осознавая, и ответил.       — Алло?       — Здравствуйте, Давид, это Марина… — Марина, тридцать семь лет, вдова, есть сын, не работает…       — Да, я помню вас. Что-то случилось с Пашей? — он вяло поднялся и сел, спустив ноги на пол. Уснул прямо в Никитиной одежде, было жарко, и голова почти не работала.       — Вы извините, что снова вам звоню. Просто, понимаете… он сказал мне, что ушёл из этой своей секты. Дело в том, что я не смогу вам заплатить…       — Я всё понимаю, Марина. Я всё равно готов вам помочь. Скажите, вы не знаете, где сейчас ваш сын?       — Он только что вышел из дома. Сказал, что пошёл гулять. Но я не верю ему, не…       — Всё в порядке, Марина. Я всё узнаю. Не беспокойтесь ни о чём. В том числе и о деньгах, я ничего у вас не попрошу.       — Ой, спасибо вам больше, — женщина ударилась в слёзы. — Спасибо вам. Дай Бог здоровья.       Давид положил трубку. Потёр лицо ладонями. Ничего не понял, уже забыл, куда ему вообще нужно идти. Тело было ватным, голова — тоже, он как будто проспал половину своей жизни, а не несколько часов. Кое-как встал, поплёлся из комнаты, шатаясь. Нужно сказать Никите, что он должен идти домой и наконец появиться на работе. Его дела, скорее всего, уже передали другим детективам, нужно будет купить конфет или чего ещё, в качестве извинений.       Никита вывалился из ванной. Давид резко раскрыл глаза, да так широко, что потом снова зажмурился.       — Что такое? — он тёр глаза.       — Да всё нормально, так, со стиралкой подрался, — Никита перевернулся на бок и подпёр голову рукой. Когда Давид увидел его, улыбнулся. Парень тоже улыбнулся и встал. — Как ты?       — Нормально. Мне заказчица позвонила, надо идти работать.       — Ты же на ногах еле стоишь.       — Да нормально я на ногах стою. Надо за её сыном проследить, пока он далеко не ушёл, — Давид вздохнул. Много же хлопот всем принёс, что Саше, что агентству, что Никите. — Я могу у тебя ботинки какие-нибудь одолжить?       — Давай я тебе хоть другую одежду дам? — Никита оглядел Давида. Если тот собирается идти в этих рваных шортах и огромной футболке, которая открывала ключицы, то…       — Да нет, я такси вызову до дома. Всё нормально.       — Ну ладно, окей. У тебя какой размер ноги?       В итоге Давиду подошли только старые тапочки, которые были разношены в край. У него нога была на несколько размеров больше, чем у Никиты, а тот только и удивлялся. Пришлось в этом виде отпустить, потому что он так и рвался на работу.       Парень переоделся у себя дома в более презентабельную одежду, а Никитину положил на стиральную машинку, чтобы не забыть постирать и вернуть. Потом сразу побежал на автобус, чтобы отправиться в район, где живёт Марина с сыном. Там было серо, очень серо. Даже в такой светлый день, как сегодня.       Давид вдруг подумал, что впервые может использовать свой слух на работе. Только сможет ли он услышать парня, который наверняка уже далеко ушёл? Итак трудно от того, что в городе каждый норовит поругаться и по телефону позвонить, и каждый трамвай гудит, и каждый вдох столько информации несёт… Он сам удивлялся, почему до сих пор голова не так сильно болит.       Он подошёл к дому, где они жили, и уселся на скамейку. Здесь было почему-то ветрено, вьющиеся волосы подхватывал движущийся воздух и игрался с ними. Давид подумал, что в ближайшие дни нужно будет сходить в парикмахерскую. Подумал, что, на самом-то деле, этот район не так уж и плох.       Водитель ударил по тормозам, зашуршала подошва поношенных кед по асфальту. Где-то в двух-трёх улицах отсюда.       Давид подскочил и рванул в сторону этого звука. Бежал долго, очень устал, но слышал, как та же подошва шагами чиркает прямо за углом. Об остальном он не думал, других звуков как будто и не существовало для него. Остановился, еле дыша и чуть ли не умирая, возле того места, где плохо работал светофор. Машина уже уехала, пацан уже ушёл. Он схватился за столб рукой и стал тяжко дышать. Весь вспотел, чувствовал, как ветер холодил его мокрую спину.       Весь мир остановился, существовал только асфальт под ногами, столб и он сам. Сердце несколько раз больно ударилось о грудную клетку, и парень выпрямился, прилагая к этому простому движению нечеловеческие усилия. Одним движением поправил волосы, которые лезли в глаза, и смело зашагал на зелёный, превозмогая некоторые боли в ногах.       Пацан зашёл в дорожную столовую, он прямо сейчас чиркал своими кедами по старенькой плитке. Давид тоже туда зашёл. Время как будто замедлилось, он коротко и строго осмотрел каждого, кто был здесь. Информация от их дыхания, сердцебиения, глотков воды, шелеста одежды медленно протекала через голову. Здесь была пара людей, которые имели в себе что-то странное. Давид не успел понять, что именно.       Прошёл вперёд, тут вспомнил, что карточка до сих пор где-то в квартире Никиты, а с собой только проездной. С телефона он не сможет оплатить. Чертыхнулся про себя и продолжил идти. Пацан сидел справа, возле окна, один. Взял поднос и стакан.       — Здравствуйте, мне, пожалуйста, гречку и компот.       Он не знал, но из тёмного зазора между плитками поднималась тонкая и длинная рука Тени. Она тянулась аккуратно и медленно, никто её не замечал. Тонкие пальцы достигли кармана и оставили там банковскую карту, принадлежащую Давиду.       — С вас двести восемьдесят пять.       — Вы карты принимаете? — он сунул руку в карманы, чтобы сделать вид, будто он только заметит пропажу. Нащупал что-то, вытащил.       — Да, приложите, — работница показала на терминал, Давид постарался сохранить обычное лицо, но удивлению не было предела. Откуда?.. — Приятного аппетита.       — Спасибо, — он улыбнулся и отправился к столу рядом с пацаном. Сел прямо перед ним. — Привет.       — Вы кто такой?       — Я частный детектив, мы виделись уже.       — А, извините, я вас не признал. Без грязи на одежде вы на себя не похожи.       Давид пропустил это мимо ушей. Взялся за вилку и съел немного гречки. Ожидать, что она была бы вкусной, конечно, нельзя было. Пашка подумал, что этот детектив взял самое ужасное блюдо в столовой. Каши и крупы здесь нельзя было брать, хороши только супы и мясо. Ещё картошка ничего.       — Я пришёл просто поговорить. Насчёт культа, — течения мыслей здесь изменились, даже Давид уловил это. У ближайшего человека к ним, имеющего что-то непонятное в себе, изменилось сердцебиение.       — А что говорить? Я ушёл оттуда.       — Зачем ты мне врёшь?       — Да как вру? Не вру! И вообще, я вас даже не знаю! — пацан положил ручку и карандаш в толстенный сборник для подготовки к ЕГЭ по английскому, переложил его на другой конец стола и передвинулся сам, вместе с подносом.       — ЕГЭ? Не слишком ли ты мелкий для этого? — Давид тоже подвинулся.       — Я умный. И вам какая разница?       — Да никакой вообще. Почему ты соврал своей маме?       — Да не врал я! Отстаньте от меня, я же сказал, что не пойду туда больше ни-ког-да, — пацан снова взял сборник, переложил его и пересел сам, вместе с подносом. Давид подвинулся тоже. Пацан снова взял сборник и переложил его, но детектив придвинул его обратно.       — Слушай. Я согласился выполнить свою работу, даже не беря денег за неё. Подумай хотя бы о своей маме, она не может найти работу, ей нужна поддержка сына, а не отсутствие мальчика, которого она родила с десяток лет назад. Найди такую работу, за которую она не будет переживать, тебе вроде как четырнадцать, уже можешь, — Давид отпил компота. На самом деле, большинство этих слов он уже говорил другим хулиганам его возраста, которых могли задержать за вандализм, поэтому это так складно звучало.       Пацан в ответ молчал, смотрел в суп и мял уголок сборника пальцами. Бросил взгляд в окно, на светофор. Там сегодня висела какая-то коричневая косынка, значит, собраний не будет какое-то неизвестное время, нужно вести себя тихо. А Пашка сейчас говорил с каким-то детективом, чёрт бы его побрал.       — Да я только в языках и разбираюсь, таких работ нигде нет.       — Ты мог бы попросить меня помочь тебе с этим.       — У меня нет столько денег, чтобы нанять детектива. Да я и сам могу разобраться, не нужна мне ваша помощь, — он подвинул сборник на другой край стола, Давид придвинул его обратно.       — У нас есть какой-то крутой лингвистический колледж, на другом конце города. Учитывая твои успехи и навыки, ты мог бы получать там неплохую стипендию уже в новом учебном году.       — Я даже в школе не доучился, какой мне колледж?       — Там не будет физики и геометрии, и ещё чего-нибудь. Ты и сам посмотреть в интернете можешь, я просто даю тебе совет.       — Да не нужен мне ваш совет, — отодвинул сборник.       — Нужен, — придвинул обратно. — Ладно, всё, что я должен был узнать, я узнал. Но я скажу твоей маме, что ты действительно не ходишь ни к какому культу. А твоей задачей будет принять верное решение, — детектив залпом выпил компот. Пацан посмотрел ему в тарелку, которая была абсолютно пуста. Он встал, взяв поднос, и отдал его, вместе с грязной посудой, и ушёл из столовой.       Пацан думал только про гречку, которая куда-то испарилась. Невозможно, чтобы он так быстро и незаметно её ел.

***

      Когда Давид думал, что этот переход находится через две-три улицы от дома Марины, то он очень сильно ошибся. Окраину их города опоясывают не слишком оживлённые магистральные дороги, нарисованные белые полосы почти везде стёрлись, переходить дорогу действительно было опасно. Более того, он смог бегом преодолеть такое огромное расстояние, чему и сам удивился.       Когда он шёл обратно в свой район, то пытался вспомнить, где оставил свою машину. Когда он был возле дома, не особо обратил внимание на то, стояла она там или нет. Был ранний вечер, обычно в это время он возвращался в агентство и устраивал отчётный час. Такси брать не хотелось, поэтому парень потратил около полутора часа на то, чтобы вернуться в свой район и дойти до любимого и красивого здания.       Как только он вышел на первый этаж, то разразился голос Лаврентия — начальника:       — Роменский! Я устал от твоих выходок! — в вестибюль спускался уже знакомый силуэт с аккуратным, чуть ли не вычурным, видом. Трость агрессивно цокала о кафель под ногами, пока этот живенький старый господин приближался к парню.       — Лаврентий Анатольевич… — у всех, включая самого Давида, возникло чувство дежавю.       — Как ты смеешь не появляться на рабочем месте?! Это так неблагородно! — он взялся за свою трость покрепче и легко стукнул Давида по макушке. — У меня нет сил больше это терпеть! Ты уволен! Вот твоя рекомендация и последний гонорар! А теперь забирай свои вещи! Бегом! — он сунул в руки Давиду несколько бумажек. — Алиса!       — Да…       — Оформи все бумаги и не пускай ко мне никого! — Лаврентий, злостно топая, поднялся по лестнице.       Давид…       Давид смотрел на рекомендацию в его руках, на белый конверт. Ничего не чувствовал и не мог понять, как так случилось. Весь вестибюль смотрел на него, никто не говорил ни слова, даже по работе. К нему подошёл один рабочий, долго не мог подобрать слова, держа в руках сложенные картонные коробки.       — Эм, вот, — всё же протянул их. Давид молча взял и поплёлся в свой кабинет. Виктории на своём месте не было. Надо будет её найти и попрощаться.       Кабинет встретил его приятными закатными лучами и оранжевой пылью в воздухе. Здесь было довольно тепло. И уютно. Давид сел в своё кресло, поставив коробки у своих ног, стал рассматривать всё. Полки с делами, которых было больше, чем у самого старого работника, шкаф с одеждой, с которой он мог мгновенно поменять образ, стол, за которым он работал. Мягкий зелёный ковёр под ногами, который он особо не замечал. Достал письмо из ящика. В такой тишине теперь можно было услышать этот странный, звенящий и неуловимый гул.       Он мог слышать, как говорят о нём в агентстве.       — «Давида уволили, слышала?»       — «Что? Как? Он же здесь самый шустрый…»       — «Как думаешь, кто займёт его кабинет?»       — «Не знаю… Может, этот, как его?..»       — «А ты помнишь, что он всем девчонкам по цветку купил на Восьмое марта?»       — «Да, помню, конечно. Интересно, откуда у него столько денег?»       — «Да он по нескольку дел на день берёт и выполняет, а не как вы, бездельники…»       — «Лаврентий, может вы подумаете о…»       — «Нет! Давид, конечно, благородный молодой человек, его устремлённости только позавидовать можно. Но я не могу позволить такому беспорядку твориться в моём агентстве… Сделай мне ещё чаю, пожалуйста.»       Разложил коробки, скрепил их скотчем. Стал складывать сначала одежду в самую большую коробку. Потом решил забрать заметки с телефонными номерами, адресами и прочим. Потом посмотрел на папки с делами. Скорее всего, их перенесут в архив. Всю эту информацию он добыл сам, когда даже не имел такую странную способность. Не растерял ли он навык слежки и шпионажа? Есть ли в городе вообще ещё одно агентство?       Что ему теперь делать?       Стал спускаться вниз. Пока шёл по коридорам и лестницам, встречал прощания и соболезнования коллег. Даже тех, кого видел впервые. Старался отвечать что-то, но даже не помнил, что говорил. Сразу забывал, что слышал. В вестибюле собралась огромная толпа народа, все аплодировали ему и клали небольшие подарки в свободную коробку, которую нёс Давид.       Шоколадка, конфеты, брелок с плюшевым мишкой, банан, фотографию с корпоратива.       Громкие хлопки немного оглушили его потоком чувств. Он помахал всем рукой и отправился на парковку. Белая «Лада» покорно ждала его. Положил коробки в багажник и сел за руль.       Поехал домой. По дороге он двигался больше механически, чем сам следил за ней. Город как будто тоже прощался с ним, теперь, ему не придётся ездить по этой дороге каждое утро и вечер. Ему махало надувное нечто возле закусочной. Ему махал инспектор ГАИ под ремонтом светофора. Ему махали деревья вдоль дороги.       Давид остановился на своём привычном месте недалеко от подъезда. Заглушил двигатель. Из машины не вышел. Смотрел перед собой. Потом положил руки на руль, а на них — свой лоб. Закрыл глаза, пытался ни о чём не думать.       Он больше не работает в детективном агентстве «Призраки».       Он больше не детектив «Призраков».       Он больше не «Призрак».       У него была футболка. Даже на банковской карте был логотип чёртового агентства, куда приходила вся зарплата. У него была ещё и кружка дома.       Теперь, всё это — воспоминания.       Работа для него была не столько работой, сколько местом в жизни. У него было волшебное настроение, когда он узнавал подтверждение своих доводов. Когда смог принести правду незнающим людям, даже если от этого потом рушился брак. Когда просто менял образ и парфюм для того, чтобы побыть с нужным человеком в одном дорогом ресторане «Хрустальное Дежа Вю». Ему очень нравилось быть частным детективом. Знакомиться с людьми и знать их маленькие слабости.       Каждый раз Давид как будто сравнивал их с собой, примерял на себя их жизнь. Встреча вечером в роскошном ресторане. Работа в громадном и высоченном офисе, где легко можно потеряться. Ночь в заброшенном здании, среди таких же наркоманов. Страсти работников больницы. Секреты подростков. Давид даже умел найти подход к злой или напуганной собаке всех размеров.       Он даже был в другом конце страны, в самом далёком городе, чтобы узнать о тайнах какого-то иностранного шпиона. То задание от правительства он выполнил быстро и получил свою плату, которую до сих пор не потратил.       И денег у него хоть отбавляй.       Стук в окно. Давид не сразу расслышал его, поэтому не понял, кто стучит. Поднял голову. Никита помахал ему ладонью. Его образ опоясывало закатное солнце, такое яркое. Он как будто бы сейчас был из другого мира, более светлого, чем тот, в котором находился Давид сейчас.       Он вышел из машины и попытался улыбнуться:       — Привет.       — Привет. Чего ты тут стоишь уже пол часа?       — А ты откуда знаешь?       — Да так, мимо проходил. А потом узнал твою машину.       — Ты её разве видел?       — Понятия не имею, — Никита пожал плечами и посмотрел Давиду прямо в глаза. Такой пристальный взгляд заставлял нервничать.       — Что? — спросил он, закрывая дверь машины.

***

      Никита позвал его в парк, там они купили газировку и сели на скамейку. Говорили. Много о чём. Темы сменялись мягко, говорить с Никитой приятно. Его ровное дыхание успокаивало, а сердцебиение никак не тревожило. Давид не пытался расслышать его намерение и слова, которые тот собирался сказать. Наоборот, даже иногда забывал слушать и переспрашивал.       — Меня, кстати, с работы уволили, — сказал вдруг Давид и, допив газировку, выкинул пустую железную банку в мусорку рядом. Слова соскочили легко, как будто этот факт совсем не перечёркивал всю его жизнь.       — Ого, — удивился Никита. На самом деле, он уже знал об этом, поэтому и отправился искать Давида. Тени, которые почему-то до сих пор оставались в квартире, шептались об агентстве. Потом сделал спиритическую фотографию его дома и стал ждать. Смотрел на то, как Давид подъехал и не выходил, а потом устал ждать. — Что думаешь дальше делать?       — Вообще не знаю, — голос его был тихим, немного рассеянным. Удивительно, что за сегодня следователь их совсем не тревожил, наверное, разбирался со своим оперативником. Теперь, Давид об этом тоже знает. Они как будто поменялись ролями: Давид слушал, а Никита без умолку говорил.       Жаль, Давид почти ничего не помнил из своего плена. Помнил, что его спрашивали о чём-то, только о чём?       Никита рассказал, что знает, как разрушить контроль культистов над сущностями. Рассказал про пацана, чей родственник был Демоном. Рассказал, как позвонил вместе с Сашей телефонному Демону. Про то, что и Давида там слышал, не рассказал. И про сегодняшнюю ночь молчал. Рассказал, что чёрная штука на его лице — это то, что не поддерживает его душа. Про Кассандру не рассказал, лишь словом обмолвил, что культ забрал у него эту часть души. Рассказал, что Тень сегодня забрала его банковскую карточку, когда Никита убирался.       Много чего ещё рассказал.       Давид слушал.       — Может, в информационное бюро пойдёшь?       — А такие есть? Что это вообще?       — Сам не знаю, думал, ты в курсе. Просто слышал где-то.       — Завтра. Я устал.       — Хочешь есть?       — Только если ты мне опять что-то приготовишь.