Обескровлен.

      То, что Давид ничего не понимал, можно было назвать простым провалом в памяти.       Проснулся он в больнице, и уже там медсестра сообщила ему, что сегодня был четверг. Получается, он забыл целый день.       — Простите, что спрашиваю. Но не знаете ли вы, что со мной случилось? — она внимательно посмотрела на Давида, взяла его голову в руки, начала осматривать на повреждения.       — А вы не помните?       — Вообще нет, я помню только, как… шёл с работы, — Давид решил не оглашать то, кем он работает. На всякий случай.       — Вы помните, кем работаете? — медсестра достала из кармана фонарик и посветила в глаза.       — Да, — сдавленно сказал Давид, щурясь от света. Чувствовал он себя хорошо, даже лучше, чем когда-либо: выспался, ничего не болит, поесть бы и снова носиться за чужими детьми, проверяя, не связались ли они с плохой компанией.       — Вы помните, как планировали куда-то поехать?       — Поехать…       — Я думаю, это временно. Скажите, если вспомните. И если не вспомните — тоже, — она быстро улетела, закрыв за собой дверь. Палата была ещё с двумя кроватями, пока пустыми. Их синее покрывало было немного сбито, Давид как будто бы ощущал, что они ещё тёплые.       Кажется, вечером, под небольшим дождём, он следил за мужчиной, чьё имя сейчас даже вспомнить не может, а потом, видимо, что-то и произошло. Парень осмотрелся вокруг: никаких его вещей не было. На нём самом была одежда больницы, представляющая собой непонятно что — то ли длинную майку, то ли сарафан.       Описать, в каком он был шоке, просто невозможно. Это была какая-то ядрёная смесь из замешательства, откровенного непонимания и полной осознанности. То есть, Давид смотрел перед собой и ярко чувствовал, что он в реальном мире. Странное, ни на что не похожее чувство. Ещё за ним как будто следили и очень явно, не скрывая. Как будто кто-то взглядом сверлит лопатки, но позади только подушка и спинка кровати, которая, кстати говоря, была на колёсах.       — Ну ахренеть короче, — подытожил он вслух своё положение.       Никаких развлечений, конечно, не было, а вставать не хотелось — в большинстве своём из-за внешнего вида, но и из-за лёгкой усталости — поэтому Давид просто думал. Думал о том, как его сюда занесло, о том, что чувствует и ощущает, о том, что пытался услышать за стенкой. А выходило весьма удачно.       — Как вы себя чувствуете? — донёсся мужской голос с другой стороны.       — Нормально, — ответил парень. И в момент Давид как-то сразу представил, как он выглядит. Примерно двадцать лет, немного ниже, немного кудрявые волосы, голубые глаза, сидел на кровати так же, как и сам Давид, только зеркально. Он не знал, почему так подумал, но это казалось такой истиной, как будто он сам присутствовал в той комнате.       — У вас не болит левая сторона лица, и левым глазом вы хорошо видите?       — Да, нормально вижу.       — Понимаете, я задаю эти вопросы потому, что вы поступили к нам со странным пигментом кожи. Как только мы сделали анестезию, он исчез. У вас никогда раньше такого не было?       — Вы уверены? Какой ещё пигмент?       — Я не знаю.       Давид задумался.       Почему-то этот голос ему до чёртиков знаком, но он совершенно не помнит, когда и где мог его услышать. Как будто что-то нашёптывало ему. Правда, о сути разговора задумываться совершенно не хотелось.       Он убрал ухо от стены и сел ровно, надеясь вновь увидеть перед собой стену и пару пустых кроватей, но сердце прыгнуло в груди и с неистовой болью и каким-то ожогом ударилось о рёбра от испуга. Перед ним стояло чёрное нечто, тощее и длинное. Пялилось точно на него. Глаза, белые и бездонные, как будто светились.       Давид пару раз моргнул, но оно не исчезло. В страхе, от незнания, он просто не дышал и не двигался, вжавшись в подушку, и в любой момент готовясь накинуть одеяло на эту нечисть, если она вдруг решит шелохнуться в его сторону. Но оно просто смотрело и стояло.       Он не слышал своего сердца, как будто то померло при том последнем и жарком ударе, не слышал и того, чтобы сам он дышал. Зато слышал какое-то шептание со стороны чёрного не-понятно-чего, тысячи голосов вокруг, которые принадлежали людям. Он мог различить конкретные имена, от чего-то знал, как выглядят говорящие люди, но не заострял на этом внимание. Оно было полностью на чёрной штуке перед ним.       Которая всё ещё стояла. И смотрела. Пронзительно долго не шевелилась.       Тут дверь начала тихонько открываться, на пару секунд Давид покосился туда и увидел только смутный силуэт, который тут же как будто исчез. Это была вроде бы девушка?..       Чёрная штука и глазом не повела — хотя может и повела, зрачков-то не было видно — а в палату всё равно кто-то зашёл.       — Ты, что… видишь её? — аккуратно спросил кто-то, и Давида как будто прошибло током.       Никита Берг, двадцать три года, рост примерно сто семьдесят. Живёт в городе N, на улице имени Цветаевой, в доме тринадцать, квартира — девятнадцать. Братьев и сестёр нет, родители живут в родном городе, работает экзорцистом уже семь лет. Аллергии нет, врождённых заболеваний нет. Сейчас он испытывает боль в области грудины и плеча.       Медленно повернув голову, Давид уставился на парня, как будто он тоже был такой же чёрной штукой. Он так отчётливо увидел страх и непонимание в его глазах, что начал о многом задумываться, но эти мысли как обычно не проникли в его голову.       Чем больше смотрел, тем больше понимал: он почти всё о нём узнал за пару секунд, в его теле как-то помещалось несколько душ, он умеет больше, чем один человек. А главное, он слышал, как тот дышит! Как бьётся его сердце! И как легонько прохрустел его коленный сустав, когда он сделал пару шагов в глубь комнаты…       — Я тебе помогу, не бойся, — сказал он, но по стуку его сердца Давид понимал, что он тоже боится, пусть его глаза и выдавали почти полную уверенность в своих действиях. И парень услышал то, что другой начал шептать себе под нос, с небывалой точностью:       — Da pullum vulpis, — повторял тот несколько раз, пока нечто не развернулось спиной и не ушло в стену.       — Офигеть! Это что было вообще?! — Давид решил подать голос, немного опасаясь, что он сам себя немного оглушит, раз смог прислушаться к таким тихим вещам. Но оглушал его только огромный ком непонимания в голове. Что он такого забыл важного, что сейчас перед глазами у него какая-то мистика происходит, а в голове он слышит голоса?! Это точно за один день изменилось?!       — Успокойся, не кричи, пожалуйста! Мне нельзя тут быть, — он инстинктивно приложил палец ко рту, а Давид услышал, насколько сильно у того забилось сердце, и умолк. Не хотелось создавать неприятности человеку, который прогнал чёрное нечто.       — Я в шоке! — прокричал он шепотом, как обычно ругаются школьники на уроке, когда их не должны слышать. — Просто это что вообще такое!       — Тише, прошу. Мне валить надо отсюда, а это можно сделать только через окно этой палаты.       — А через выход не?       — На выходе меня поймают, — Никита покосился Давиду за спину и застыл, как будто в страхе. Он явно слышал, как участилось его сердцебиение, он явно почувствовал, как лопатки снова кто-то прожигает взглядом, он явно услышал что-то…       Обернувшись, он так ничего и не увидел, обычная стена, монотонная от пола и до потолка.       — Слушай, а ты…?       — Чего? — Давид снова обернулся и, ничего непонимающим взглядом, посмотрел на парня. Его одежда была другой, относительно чистой. От неё пахло какой-то гарью и…       — А ты давно нечисть видишь? — поинтересовался он, косясь на дверь, которая, оказывается, всё это время чертовски медленно закрывалась. Давид понял это, только когда её хлипкий замочек негромко щёлкнул.       — Да её вообще никогда не видел! Скажи, это была массовая галлюцинация или что вообще?       — Нет, это была Тень. Они безобидны по своей природе.       — Ничего себе безобидные! Ты видел, как она на меня пялилась?! Она меня сожрать готова была! — Никита замахал руками, чтобы тот всё же был тише, но было уже поздно: ручка двери опустилась вниз, а когда стоявший за ней понял, что там закрыто, начал постукивать пальцем по двери.       — Простите, почему вы заперлись? Откройте дверь!       — Твою ж матушку, — Никита ринулся к окну, уже залез на него ногой, но тут покосился на своего мимолётного собеседника.       Давид полностью осознавал, что он сейчас уйдёт, и его голову как-то пронзило такое скучающее чувство, будто самую дорогую тебе удочку деда уносит слишком сильная рыба, она выскальзывает из рук, и ты с отчаянием понимаешь, что не удержишь её.       Может, что-то смутило Никиту в лице Давида, или руководствовался другими мыслями, но он сказал:       — Ты боишься их? — какой бы не была ситуация, со всеми этими Тенями и стучащим в дверь врачом…       — Вы меня слышите? Откройте дверь!       … но вопрос звучал невероятно серьёзно. Под громкие чужие мысли или голоса людей в коридорах и палатах «Защищать, защищать, защищать, защищать…», Давид честно сказал:       — Да, — он инстинктивно сжал пальцами одеяло, которое скрывало край больничной рубахи.       — Я вернусь за тобой, — сказал он с полной уверенностью и как-то скрылся в темноте. Последние звуки, что он услышал перед тем, как дверь магическим образом открылась, было его частое сердцебиение и глухой шлепок приземления. От чего-то Давид был уверен, что этот человек вполне может безопасно выпрыгнуть из окна третьего этажа…       — Почему вы не открывали дверь? Всё нормально?       Давид покосился на окно мимолётным взглядом и сказал:       — До меня слухи дошли, что тут маньяк скрывается. Что он был на поезде, а потом попал сюда, — он не в курсе, про какой поезд сказал, но отчего-то был уверен, что угадал.

***

      Следующее время Давид снова думал. Много о чём. О том, что видел чёрное не-понятно-что, о том, что слышит явно больше, чем все в больнице, о том, как встретил Никиту Берга, который ушёл, но обещал вернуться. Если поверить в то, что всякая нечисть существует, и её можно изгнать каким-то заклинанием, то защищать его можно только от чего-то очень сильного и могущественного, от чего нельзя избавиться какими-то словами.       Так называемые Тени на виду больше не появлялись, и всё время протекало как-то спокойно. Он чувствовал, что врачи и сёстры с братьями бегали по этажам, как будто муравьи суетились в своём муравейнике, слышал их семенящий топот и уставал от такого же давящего груза кучи дел.       Из их разговоров он узнал, что действительно произошла авария, поезд взорвался, и весь состав сошёл с рельс. Погибло много людей, ещё куча получили серьёзные ранения, и многие из них до сих пор лежат на столах в операционной. Всё это нагоняло некоторую тоску, и Давид мог лишь представлять, как бы можно было им помочь.       Ещё он опять понял, что его голову наполняют чужие мысли, не его. Они бились о череп изнутри и всё твердили о Никите, ныли так тоскливо, будто хозяин самой преданной собаки в мире заперся в туалете. Это было почти невыносимо, голова начинает болеть сильнее с каждым шагом того парня от больницы…       — Простите?..       Давид очнулся будто ото сна и испуганно поднял голову.       — А?       — Вы так зависли, я думал, что что-то случилось, — сказал мужчина, которого и мужчиной назвать было довольно сложно. Может, ему было около двадцати семи, и то, с натяжкой…       — Нет, всё нормально. Я просто задумался. В последнее время так много навалилось, а тут ещё и авария, — да, все эти Тени и Никиты Берги совершенно выбили из колеи, такими темпами он уже и не сможет перевоплощаться и отлично работать.       — Понимаю, — сказал он. На нём была обычная одежда, помятая и грязная. А вот с лицом было не всё так уж в порядке: на глазу, щеке и всей голове были бинты, виднелась красная кожа. Правая рука была в гипсе.       Давиду даже стало немного стыдно за то, что целиком и полностью в порядке, исключая то, что он ни черта не помнит и, скорее всего, сходит с ума. Может его и не было на том поезде!       — Вам не больно? — спросил он.       — Нет, обезболивающее ещё действует, — мужчина прошёл к дальней от входа стене палаты и занял кровать прямо возле окна. У Давида под рёбрами зашевелилось беспокойство, он так не хотел, чтобы кто-то приближался к окну!       Мужчина положил какую-то спортивную сумку возле колёсика своей кровати и плюхнулся на неё, заставив всё скрипеть.       — Я буду спать.       — Хорошо, спокойной ночи, — просто и честно сказал Давид.       — Ага… — мужчина уже начал проваливаться в сон, и, из всех своих вежливых черт характера, Давид даже начал дышать тише, хотя ему всё равно казалось это слишком громким.       Он смотрел на него ещё пару секунд, думая, что больничные палаты — это, скорее всего, самые странные места встреч разных людей. Через одну комнату протекает так много чужих жизней и судеб.       На полу, прямо под кроватью мужчины, начал стелиться какой-то тёмный туман. От него исходил какой-то зловещий звук, как будто гул из могильных криков смешался с ветром и образовал смертельную воронку. Дымок клубьями всё больше располагался на полу. Давид смотрел на него как-то зачарованно, не мог оторвать взгляда.       По его коже пробежали не только мурашки, но и страх, заставляя все волосы на руках и затылке встать дыбом. Из пола начала вылезать эта Тень, длинная и чёрная, полностью поглощающая свет. Она будто бы ползла вверх по стене и точно смотрела на этого спящего мужчину. Её худощавые руки начали тянуться к нему.       — Нет, нет, нет… — просочилось сквозь зубы. Давид даже сразу не понял, как сказал это, и тут же вжался в подушку позади себя, и начал натягивать одеяло в надежде, что существо его не услышало. Он явно не был рождён для такого адреналина!       Существо замерло на пару секунд, которые таким ужасным гулом отдавались в висках, что руки ощутимо затряслись. Оно повернуло голову как-то незаметно, слишком резко, а его тело и не шелохнулось. Белые глаза пронзительно смотрели прямо в душу, и как бы Давид не хотел помочь, где-то в глубине души, он хотел, чтобы Тень продолжила своё дело, но уж точно не на нём.       Он зажмурился, надеясь на то, что если не видеть того, чего боишься, то оно исчезнет. Мысленно он просто жаждал того, чтобы она ушла.       И в следующий раз, когда он открыл глаза, то Тень просто скрылась под полом, дым тоже как будто втянулся в щели, гул пропал. Некоторые пережитки страха оставались каким-то каменным ощущением в суставах, совершенно не давали двигаться. Это ощущение было невыносимым, но, кажется, он ещё и чувствовал, как передвигается эта сущность под полом, будто паразит под его кожей.       Но не мог он и не заметить того, что она движется туда, куда он думает, правда, всё равно посчитал это обычным предугадыванием, какое бывает в шахматах. Спустя пару секунд, которые ощущались как мгновение и одновременно как вечность, Тень ушла в другую часть больницы. Интересно, что она вообще тут делает?

***

      Солнце окончательно скрылось за лесом, который выпустил из себя темноту и детские страхи. Улицы и дома уснули, застывая в своём расслабленном виде и храня в себе свои сокровенные сны.       Давид тоже спал. Он, не смотря на всё произошедшее, от чего-то не был особо бодр весь день, как это бывает обычно. Его лицо выглядело довольно безмятежно, если сравнивать с гримасой холодного и дрожащего ужаса или сосредоточенной карикатурной маской. Ему ничего не снилось, спал он только как-то беспокойно, слышалось ему всякое: и шепот, и голос, и грохот, и дыхание. Слышал и тут же поднимался в дрёму, переворачиваясь на другой бок, зарываясь в не самое мягкое и тёплое одеяло, и снова засыпая.       Никита, смотря на то, как парень спит в больничной палате, больше всего на свете не хотел его будить. Может, это отчасти и из-за его соседа по кровати, который тоже, кажется, спал. Но он всё же потянул руку к плечу и начал его тихонько трясти.       Парень под ним что-то начал неразборчиво мычать и высунул прямые руки из-под одеяла, от чего он отшатнулся, думая, что его хотят ударить. Но Давид, потянувшись, поднял их к лицу, сонно потёр глаза и попытался хоть что-то разглядеть.       — Это… — прошептал он, пытаясь вспомнить имя. Но вспомнил, что не должен был его знать.       Он слышал тот размерный, но быстрый стук сердца, и умеренное дыхание, которое должно было помочь успокоиться. Совершенно нешумное.       — Никита. Я обещал вернуться, — в глубине души, он всё ещё сомневался, стоит ли помогать этому парню и всё объяснять. Но тем не менее, он пока только второй знакомый ему человек, который хоть как-то видит мистику. Его определённо строит расспросить. — Я принёс тебе одежду.       — Большое спасибо тебе. Ты не представляешь, как тут скучно, — и только потом парень понял, что сказал. Наверняка Никита Берг тоже был на поезде и как-то пострадал. Но спросонья он не очень хотел думать, в четверг у него вообще должен был быть выходной.       — Уж представляю, — Никита повозился и вложил одежду Давиду в руки. Тому на ощупь пришлось понимать, что штаны, а что нет, и как это надевать. Это, скорее всего, был какой-то спортивный костюм, удобно, если не знаешь точного размера.       Давид отметил в голове, что его подзащитный умеет думать.       Зная, что его и так не видно в темноте, он всё равно штаны надевал под одеялом, а в толстовку забрался моментально. Когда Никита более не услышал возни, то сказал:       — Сначала выбираемся, а потом я отвечу на вопросы, хорошо?       — Да, хорошо, — Давид почувствовал, как его взяли за рукав и медленно повели в сторону двери. И только когда он спустился с кровати, то понял, что обуви-то у него тоже нет. — Никита, — его шепот не мог скрыть того, что он пытался не засмеяться.       — Чего? — парень потянул того за руку и вытащил в коридор, где был включён свет.       — Я ж босиком, — Давид всеми силами сдерживал свой взрывной смех.       — А, — коротко ответил на это Никита и начал чутка посмеиваться, как будто несколько лет назад какая-то мадам на встрече у какого-то герцога элегантно и сдержанно смеялась над его шуткой, прикрыв рот ладонью в перчатке. — Ладно, понятно. Разберёмся потом.       Никита, максимально тихим шагом, пошёл по коридору, под странные босые шажки позади себя.       На землю опустилась ночь, и преступник вышел из света, держа за руку своё...