Кунг Фу Панда: Приключения Лотоса(По).

Несмотря на запрет отца, Лотос хотел мести. Лорд Шень решил его матери, и тому все эти годы приходилось смотреть на радостные семьи, и слышать смех обоих родителей. Плана действий у него не было, только мысль, что нужно сбежать и как можно быстрее, желательнее ночью, когда лишние глаза не смогут уловить, убегающего из деревни парня. Когда луна поднялась в зенит, а деревня погрузилась в тишину, он решил действовать. Ему было страшно, но он знал – другого шанса может не и не быть. Лотос собрал всё необходимое: небольшой тканевый рюкзак с кусками рисового хлеба и сушёными фруктами, кожаную флягу с водой, карту долины, которую он некогда стащил из отцовской библиотеки. Он осмотрелся в комнате, задержав взгляд на потёртом деревянном столе, покрытом детскими рисунками и воспоминаниями. — Прости, пап, — прошептал он, чувствуя боль от того, что придётся оставить отца одного. — Но я должен это сделать. Тяжело вздохнув, он раздвинул окно. Свежий ночной воздух окутал его лицо, а холод пробежался по его шерсти. Выбравшись из окна, Лотос аккуратно пробрался мимо соседских домов. Он шёл на цыпочках, постоянно оглядываясь, чтобы убедиться, что его никто не увидел. Сердце колотилось в груди с такой силой, что казалось, его услышит вся деревня. Было тихо, только кузнечики стрекотали в темноте. Но чем ближе он подходил к воротам, тем сильнее становилось напряжение. Затаив дыхание, он скользнул в тень заброшенной кладовки. Там он ожидал удобного момента. Ночь тянулась долго. — Эй! — раздался низкий голос одного из жителей. Но дальнейших действий не последовало, наверное голос донёсся из какого-то дома. Когда он наконец миновал ворота и ступил за пределы деревни, ему стало одновременно легче и страшнее. Перед ним лежала темнота и неизвестность. Густой лес казался бескрайним, а каждый шорох внушал тревогу. Но остановиться Лотос не мог. Он не знал, где искать лорда Шеня или как победить его. Но знал одно – вернуться назад он не мог, не мог смотреть в глаза отцу, зная, что бросил свою мечту ради чужих уговоров. Вспоминая лица погибших, он шагал вперёд, и каждый его шаг был наполнен болью, решимостью и глухой яростью, которую уже ничто не могло унять.