Сволочь с иконы

- Гражданин начальник! За что, собственно говоря, меня-то? Я дочку защищал! Дочку я защищал, этот индивид к ней приставал! Она кричала, на помощь звала, мне чего было... смотреть стоять? - Смотреть стоять, - абсолютно пофигистично тянет по ту сторону решетки бритый мент, который на зэка больше похож, чем я и все мои сокамерники. - А раз руки чесались - извольте посидеть сообща за драку. Побои знаете, чем наказуемы? - Так, собственно говоря... - Правильно. Сейчас дочка ваша приедет и спросим, как было все. А пока только налицо - и на лице - побои, которыми вы изволили мужика разукрасить. А я сижу на полу и подпираю затылком стену. Сам КПЗ весь советский. Даже решетка в голубую краску выкрашена, пол дощатый, а стулья неиронично напоминают мне о школьном первом сентября. Этот Андрей не умел драться, но таких я еще с тюрьмы боюсь больше борцов. Не захотят убить - а убьют, потому что куда можно и нельзя херачат. Еще и арматурой, сука. Лучше б зашиб меня, вот бы я поржал. Где печенка - там болит, что не дотронуться. Губы разбиты все, ключицы болят. Спина, потому что на камни падал. Но мне всего лишь охота курить. И сдать нахер все пластыри "Никоретте" обратно в аптеку. Только на сигареты оставалось лишь тоскливо из-за решетки смотреть. Как и на телефон. - А ты, собственно говоря? - Андрей переводит взгляд с мента на меня. - Че от Евы хотел-то? Охренеть. Пиздит, потом спрашивает. - Поговорить. - А какие разговоры у тебя могут быть с ребенком?!  - Интимные. О сексе. Андрей захлебывается слюной, а я вздыхаю. Укладываюсь на полу удобнее. Шиплю, когда задеваю бедром рану. - Она со знакомым моим спала, - поясняю. - Которого убили. - С Давидом? Ты что говоришь тут, ей тринадцать лет! Они просто дружили. - Привилегированно дружили. - Так это ты что сейчас, мою Еву с проституткой равняешь? - Именно с ней и равняю. Следить за ребенком надо. И даже не стыдно, что это говорю я - человек, у которого чуть не изнасиловали племянника, а потом этот племянник снаркоманился и покончил с собой. Сейчас я другой уже. И все бы сделал по-другому. - А еще она детали убийства скрывает почему-то, - продолжаю. - Врет. Давид к ней поехал, я сам его довозил, а она отрицает. Сейчас приедет. Врать опять будет. Но ты же дочке больше поверишь, чем мужику левому, конечно. - Заткнулись-ка оба, - морщится мент. От скуки я начинаю рассматривать его стол, и первое, за что цепляется взгляд, кроме моих вещей - куча дорогих маркеров в черном чехле. - Давайте прям в камере еще подеритесь. Алкаши, блять. За себя понятно, а за Андрея обидно. В смысле алкаш? Сейчас даже приличных к алкашам приписывают? Он наоборот похож на интеллигентного учителя биологии с тремя детьми и любимой женой. Слышала б Мальцева, как ее сына тут величают. Еще на столе у мента лежали детские рисунки - рожденные наверняка с помощью этих самых маркеров. Сомневаюсь, что сюда детей пускают, или мент сам втихушку "Май литл пони" у себя на обратной стороне документов вырисовывает? Вот тебе и зэк. Сам же ярлыки вешаю, шибко окультурился, по ту сторону баррикад теперь? - Меня-то отпустите! - ноет Андрей. - Я дочь защищал от этого педофила. - Я еще и пидорас, - злорадно добавляю. - А вот угрожать не надо! Гражданин начальник? Мент швыряет ручку, встает - и замирает, потому что в кабинет врывается другой. Помоложе, посимпатичнее, но лицом понаглее.  - Оформляешь? - спрашивает симпатичный сходу. - Да вот, начал только. Девочка еще нужна. - Какая? - К которой, говорят, приставали, она... - Не надо никакую девочку. Отпускай обоих. - В смысле? Их на драке поймали, девочка еще... - Какая, блять, девочка, я по-русски говорю - отпускай обоих! Мне сам Балаболенко приказал. А девочку твою допросили уже, ничего такого не было. Бабка просто верещать стала и мужика с толку сбила, накинулся. - Педофилии не было, но побои... - Мне сколько раз еще повторить? Отпускай! Обоих! Там девочка на улице ждет их, с мамкой и папкой. - Папка здесь же... - А я ебу? Мужик какой-то. Все, Василич, в темпе. Пока Балаболенко не увидел. Нас выпускают. Честно? Я готов был поверить во что угодно, но не в это. Чтобы менты не стали даже разбираться? Чтобы не стали даже выяснять? Чтобы максимум за час уже допросили девочку и побежали освобождать меня, опасаясь гнева какого-то Балаболенко? Я в это не верил. Это могло случиться с чиновником, но не со мной. Может, Андрей чиновником и был, мордой лица похож. Или Мальцева прибежала за него ручаться, это еще хуже. Но если Мальцева - то меня наоборот бы сразу на червонец закрыли, уж точно бы не выпустили. Приписала бы мне еще изнасилование, убийство, ограбление банка, взлом Пентагона и участие в татаро-монгольском нашествии. Старая сука. Синхронно забрав с Андреем вещи, мы синхронно выходим из отделения. Нас уже ждут трое. Ева, которая, к удивлению, уже не была накрашена, да и одета не в майку и шортики, а толстовку и джинсы. Ее мать внешности далеко не славянской - в длинной юбке и прячущем волосы платке. А с ними... - Венька, вот скажи, ты в самую задницу всегда лезешь только потому, что педик?! Я выдыхаю.  Нику я позвонил, чтобы он привез мне вещи, но увидеть его в компании Евы и ее матери было немножко внезапно. Он неплохо вписался. Такой же цыганский, как и женщина - еще б Ева не рыжей была, а черненькой. Вылитое семейство из уважаемого табора. - Я же попросил только вещи взять, - тихо говорю и не могу сдержать улыбки. - А я приехал взять тебя. Пока что в цензурном смысле. Мне крайне невыгодно сейчас лишаться жилья из-за твоей тюрьмы, ты тоже пойми. О-о-ой, да тебя как парсуну расписали, - Ник берет меня за плечи и, присвистывая, крутит вокруг оси. - Обосраться-обтереться, тебя б на икону, слушай, у тебя вся рожа в хохломе. - Кто ты? Политик? Депутат? Почему менты меня освобождать кинулись? - Ой, это не я, - Ник светит клыками в громком хохоте. - Это твой оживший кошмар Виталь Виталич.  - Он? - У него тут знакомец, прикинь. Даже не просто знакомый, а обязанный! - Не Балаболенко? - Чел, не ебу, но важный. Еще не вышел, прикинь. Еще беседуют. Снова выдыхаю. Андрей там с родными обнимается, а мне хочется обнять Ника. Как же отпустило меня, как легко сразу стало... Вот сучонок! Убил бы его! Если б не он... - А чего это вдруг сам Виталь Виталич за меня впрягаться пошел? - спохватываюсь, доставая сигареты. - Потому что любит тебя до усрачки. Почему-почему. У нас с ним выгода одна - твоя почти халявная жилплощадь. А, я ж с ребенком еще познакомился! Она почти все книги мои прочитала. - Ева?! - я во все глаза смотрю на девчонку, которая неподалеку обнималась с отцом и что-то тихо ему говорила. Выдыхаю дым. - Ага. По внешке аж меня узнала, хотя я фотками особо не свечу. Фанатка моя. Не то что ты, педик. Не помнишь, в какой книге у меня Гарик Журавлев, а я тебе про него сорок часов подряд дифирамбы распевал.  - Это че за совпадение? Первая попавшаяся девчонка - и твоя фанатка? Ты Стивен Кинг? - Лучше, я Оксимирон. Его в первые годы творчества одна школота слушала, у него даже песня на эту тему есть, - Ник ловко меняет и голос, и выражение лица. Делает рэперский взмах руками - и чеканит, как пулеметчик: - Хочешь кайф, острый как ба-ба-батерфляй? Налетай, покупай, потребляй! И дети ждут моих песен, как первый снег. Зовите меня йети - я снежный человек! - в конце закашливается. Снова меняет голос на нормальный. - Блять, не рассчитал силы, с моим горлом только рэп и читать. - Больше холодного на жаре пей. - Вот и у детей щас в ТикТоке мои тексты популярными стали. Я ж про что пишу - про кишки, про кровь, про органы и жесткое порево, а им и как раз. Они в этом возрасте такую хуйню литрами поглощают. Залил какой-то популярный чел мини-обзор на мою книгу - и за считанные часы образовался культ почитающей меня школоты. - А питаешься колбасой с энергетиками. - Иди нахуй, я не Роулинг, у меня миллионных тиражей нет, только кучка дрочеров в ТикТоке. Но им родители денег на донаты не дают. А на работу берут только с четырнадцати. - Тогда хоть правильные идеалы им внушай. А не только мясо с кровью. - Ой, педик, это кто мне тут говорит про правильные идеалы? Мясо с кровью  - это твоя у нас тема. Да и вообще: мясо с кровью - лишь оболочка. Для тупых. Кто подтекст не видит. В каждой моей книге дух анархизма и революционные мотивы. Я учу читателей, что нужно поступать как велит сердце, а не предписывает закон. Что нужно научиться выходить за границы диктуемых правил. - Пиздец. - У кого что болит, педик, у кого что. Я не говорю, что нужно идти и резать людей! Просто в книгах я всегда ставлю мораль выше закона. Личность выше государства. И через мясо с кровью пытаюсь на отрицательном примере продемонстрировать, как делать не стоит. И что даже законные вещи могут быть хуже кишок, органов и порева. Я воспитываю думающих людей, а не стадо с промытыми телеком мозгами. - Как твои книги вообще напечатали? Не посадили за такое? Как Виталик, главное, с Балаболенко тебя на десять лет закрыть не договорился? - А он, кстати, нормально отнесся, я и не ожидал. Сказал даже, что... О! Вспомнишь про говно. Виталик, иди сюда, Венька по тебе соскучился. Как, спрашивает, ты к моим книгам отнесся? А я стою как дебил в своей клетчатой кофточке - и Виталиковскими ароматами благоухаю. Казалось бы! В грязи изваляли, арматурой въехали пару раз. А запах все еще стоит где-то в мозгу. - Спасибо, - просто и без экивоков говорю я Виталику, протянув руку. Тот останавливается. Поправляет дешевую курточку с китайского базара. Улыбается мне, но руку не пожимает, а мягко хлопает по плечу и кивает: - Сочтемся. - И со мной сочтись, педик, - вмешивается Ник. - Я ребенка смог убедить, что ты добрый и никогда бы никого пальцем не тронул. Сам знаешь, как врать я не люблю, поэтому с тебя пиво. - Спасибо. Правда. Вам двоим. Виталику - особенно. - Он что, твоя любимая ученица? Идемте уже домой, праздновать будем. Наш годовасик Веня впервые заговорил. Я докурил. Сигарету втаптываю в грязь, шмыгаю. И машин на дороге целая куча, в этом районе вроде постоянные пробки. Такси вызывать - все деньги уйдут. Быстро расслабился. А мог бы сидеть сейчас и сутки мотать, а то и суда дожидаться. И не жаловался бы ни на машины, ни на деньги. Одна херня - допрос завтра никто не отменял, а я так ничего и не решил... - На такси или своих двоих? - Ник шагает к дороге. - Постойте! Останавливаемся. Ева медленно, зажимаясь, идет к нам. Руки в карманах, взгляд опущен, челка все лицо закрывает. Мамка с папкой тут же за ней, но к нам не подходят, на расстоянии держатся. А она - подходит. И так тихонько, певче заводит: - Еще раз спасибо вам, Николай Ильич, что... ну... Вы очень классный и интересный! Вы столько всего знаете! Спасибо за... - Ладно уж, детеныш, окей, не перегибай, - Ник хмыкает, но по улыбке видно - ему льстит. - Пять минут поговорили. - Да блин! Мне никто не поверит! Спасибо вам большое, вы за пять минут столько всего рассказали, вы... Я думала, в жизни вы скучный, а вы такой веселый и современный! Я уже два года на татуировку коплю и теперь знаю, что бить буду, - она закатывает рукав и, сияя, светит небрежным росчерком Ника на запястье. - Чтоб всегда со мной была! - Ева, какая татуировка! - кричит сзади мать. - Дурочка совсем, татуировки в тринадцать! Баба Алла в обморок упадет: татуировки только у зэков, скажет. - Не перегибай, сказал же, - Ник складывает на груди руки. - Я тебе в восемнадцать еще раз на лапе распишусь. Давай, ребенок, читай больше! И не мою фигню, а нормальное. - Ой! Николай Ильич! Последний вопрос можно? - Последний - можно. - А у вас правда фамилия Чацкий? - Конечно. - А совсем последний можно? Мы с девчонками спорим на эту тему, информацию ищем, интервью ваши смотрим, но вы личную жизнь не афишируете, ну... У вас есть жена? - выдохнув, она становится пунцовой. Ник, нахмурившись, расправляет пальцы и рассматривает собственные ладони так, словно пытается на них что-то найти. Боковым зрением вижу, что рассматривает их не только он, но и Ева. - Колец вроде нет, - пожимает плечами Ник. - А! Ну... А вы встречаетесь? - Да на кой мне, ребенок? У меня, вон, педик есть. Не в смысле, что он у меня есть, а то начнете сейчас фанфики яойные писать - кстати, сразу кидайте ссылку. А в том смысле, что с ним мне и жена не нужна. Мозг орошает стабильно, пилит стабильно, не готовит только и не убирает, ну так не все ж жены идеальные. - Ой! Вот сейчас точно последний вопрос! - Ник, мы домой сегодня поедем? - шепчу ему на ухо. Ева меня игнорирует. Даже не смотрит в мою сторону. Расправив плечи и вытащив руки из карманов - выдыхает: - А у меня день рождения послезавтра! Ко мне придет человек пятнадцать моих друзей, они все ваши книги читали. Мы могли бы собраться где-нибудь в библиотеке, и ваше выступление было бы лучшим подарком! Так многие писатели делают, нас прям классом водили на такие встречи. Там авторы рассказывали про свою биографию, про свои книги. Про то, как известными стали. Это поможет вам продвинуться! - А у этих ваших авторов тоже книги про кишки и пор... постельные сцены были? И разговаривать я не умею. Двух слов без мата не свяжу. Да и как-то немножко завязал я по детским дням рождения ходить. Без обид, ребеныш. Все, последние вопросы кончились? Вы отпустите нас сегодня наконец домой? Она краснеет еще больше - хотя, казалось бы, куда еще? Быстро-быстро кивает. Сбиваясь, благодарит Ника и начинает пятиться к родителям. А Ник утягивает меня за плечо. Все втроем мы молчим долго. Идем пешком. Виталик вообще почти ни слова за сегодняшний день не сказал. Я - уже истратил социальную батарею на Андрея и Ника. А Ник - просто приходил в себя после встречи с навязчивой фанаткой. - Зря ты, - первым нарушает тишину Виталик. - У девочки прямо глаза горели. - Я бы сказал, че у нее горело, но не на улице! - огрызается Ник. - Одного уже за блядки с ней прирезали, Веньку чуть не посадили, а она все не уймется. - Вроде она в тебе кумира видела. - Ок. И че? С кумирами не трахаются? Да она сейчас только этого и хочет, чтоб хвастать потом. С кумиром же особо почетно, это не с пацаном прыщавым. А потом говорят, что это нам от них что-то надо, это мы бедных дитяток совращаем, твари мужики, козлы, пидоры, член в штанах не умещается... Вень, не забыл? С тебя пиво! - Да я возьму, - спешит вмешаться Виталик. - Веня и так сегодня натерпелся. Мне все равно нужно было по мелочи отовариться. Вы пока можете на лавку сесть, я две минуты. Лавка была свежая и блестела новой синей краской среди остальных. Садиться я побоялся - штаны если что не отстираю, да и отбитая камнями задница немного против. А Ник вот плюхается охотно. В остатках стресса я снова затягиваюсь сигаретой и задумчиво смотрю, как фигура Виталика удаляется к магазину с прозаичным названием "Мечта хозяюшки". Но рядом так кстати вписался магазин товаров для взрослых, что вывески сливались в одну и получалось: "Мечта хозяюшки - интим 69". - Педик, ты хоть на людях так не глазей, - усмехается со скамейки Ник, из кожаной жилетки доставая пачку "Орбит". Хмыкнув, отвожу взгляд и потираю щеку. Переминаюсь с ноги на ногу. Вздыхаю и решаю сесть к Нику. И даже не морщусь от боли! - Хочу и глазею, - пожимаю плечами. - Мне есть восемнадцать. - Гомофобам пофиг, сколько тебе. - А причем тут гомофобы? - Так в том и прикол, что ты не на "Интим 69" пялишь, а на Витальку. От ненависти до любви, да? - Брось. - Сам такой. "Ой, Ник, он страшный, он уродливый, я его боюсь...". Но любовь зла, полюбишь и Виталика. Он давно зашел уже в магазин, а я продолжаю смотреть в его сторону. Интересно, он пива пошел брать нам троим? Это значит, нас опять ждут посиделки втроем? Он так упрямо пытается подружиться. Готовит даже для меня, все время к себе зовет. Нахрена ему только? Надеется, что друзья за квартиру не платят? Так Ник, вон, настолько друг мне, что хотелось бы чуть-чуть раздружиться - а платит все равно. - Он нравится мне, - с признанием выдыхаю дым. - Я хочу быть как он. В двадцать четыре хотел бы быть как он, а не на зоне торчать. Хочу уметь даже без красивых черт лица красиво выглядеть. И с людьми общаться так же хочу: с кем-то договориться, кого-то подкупить, против кого-то уловку использовать. Хочу в форме себя так же держать. По утрам бегать и кайфовать с этого. У детей за несколько минут судьей по футболу становиться. Правильно питаться и заботиться о здоровье. Быть всегда чистым и вкусно пахнуть. - Ок. И че тебе мешает? - Я пытался. Мне не нравится бегать. Мне лень умываться по десять раз в день. Мне вкуснее пиво, чем молоко. С людьми я устаю. Но с Виталиком мне хочется работать над собой. Над своей ленью и барьерами. Он... вроде примера, понимаешь? - Ну ладно, романтично. Но давай уж по-честному. Идеал, пример - это одно. Но хотеть трахнуть - это другое. Ты бы хотел его трахнуть? - Как ты все время говоришь? - я тихо посмеиваюсь. - Верблюд ананасы ест? - Ест-то он ест, да кто ж ему даст... - Я перерос все эти влюбленности и надежды на взаимность. Мечты о гуляниях под луной и все такое. Мне не нужны отношения, меня просто симпатия мотивирует. - Но ты все равно должен сказать ему об этом, педик, - Ник как подросток раздувает из жвачки пузырь. - Нахрена? - затаптываю сигарету. Сплевываю поверх. - Да потому что это, сука, будет по-человечески. Хрен знает, какой он из армии вышел и какие у него установки. Может, ему было бы неприятно знать, что хозяин квартиры на него наяривает. Все равно рано или поздно же увидит, может загонится еще. А так между вами не будет недосказанностей. Скажи ему, а он сам пусть решает, че с этой инфой делать. Съезжать или оставаться. - Какой съезжать? - Вот ты как заговорил, а кто это раньше ни в какую его пускать не соглашался? Скажи ему, не маленький уже. Сразу скажи, так и так, мол, я пидорас, я и не скрывался. Скажи, что на отношения не рассчитываешь и просто хочешь, чтоб он знал. - Ладно. Скажу сегодня. - Я серьезно! Или я сам ему скажу! -Только попробуй, - ржу и толкаю его плечом. - Я даже пробовать не буду, я сразу скажу! Смотри, педик. Сегодня же, - он встает. - Ты куда? - Виталика гляну, а то долго он. - Ник. - Смотри, не убей никого, пока меня не будет. - Ник! - И в ментовку не загреми. По возможности. - Не смей! - хохочу. Ник уже исчезает за стеклянной дверцей. А в моем кармане вдруг гудит телефон. Ник по доброте душевной и из любви безграничной дал попользовать мне его сломанный телефон. Сломанным звал его сам Ник, хотя он работал: включался и даже заряжался, только глючил. Мне нужно было с Данькой связь держать, когда из института его встречал, вот и стояли уведомления из ВК на вибрации. Написать мне больше не мог никто. Только Данька. Задержав дыхание, мокрой рукой лезу в карман. Сердце начинает тут же биться как у шуганного зверя. Достаю телефон. И читаю уведомление из ВК прямо на экране: "Здравствуйте это Ева". "Хочу с вами поговорить". *** Ник и Виталик синхронно звали меня попить с ними пива. Днем я об этом только и мечтал, но то ли перегрелся на жаре, то ли побои стали давать о себе знать - но к вечеру стало хреново, разболелась голова. Я отказался. Ник пошутил, что период моей социализации оказался пробным, и теперь я снова буду шугаться людей и торчать в комнате. Звучало слишком заманчиво. Сейчас мне было даже не до посиделок с Виталиком - хотя Ник взял с меня слово, что я поговорю на тему симпатии сегодня же. Да хоть бы и Ник сам рассказал! Будет смешно, конечно. Но сомневаюсь, что у меня хватит духу. Ева написала снова, когда я уже ближе к ночи вышел из душа. То есть, писала она мне все это время. Спамила однообразными сообщениями типа "Ау" и "Вы где?". Вспомнил Эмиля. Как она нашла мою страницу так быстро и чего от меня хотела - я не желал даже выяснять. Мне хватило КПЗ. И Ника, который устами боженьки глаголил, что девчонка ищет лишь перепихон. Хотя я и сам стал сомневаться: а точно ли правда все то, что о ней говорят? С виду порядочная. В постели я ее не застукивал. Признания Давида только... но чего я им так сразу поверил? А вот то самое, последнее сообщение после душа заставило меня всерьез задуматься ответить. "Вы заработать хотите?". Ох, видел бы это Ник. Как пить дать пошутил бы про педиков и самую глубокую задницу. Но Ник заглотил слишком много пива и теперь валялся в отрубе. Разбужу - загрызет. Самому думать надо. Такие сообщения в ста процентах заканчиваются дерьмом: что в фильмах, что в жизни. Но ради интереса ж можно спросить, что она от меня хочет? Закон не нарушаю. С ребенком переписываюсь? Не о постели же. Учителя тоже с детьми переписываются. Я сажусь на диван. В телеке напротив мелькает какой-то блеклый детектив. Свет везде выключен, чтоб электричество не жечь. "На чем заработать?". Хотел сначала написать "Чем заработать?", но в ментовке скриншоты могут не так истолковать. А осторожность нужно соблюдать максимальную. Понимаю теперь Ника. Это не дети должны нас бояться, а мы детей. А вот теперь и пива захотелось. Сходить, что ли, взять? Виталик все равно вроде в ванной. "Я на тотуировку копила а мама не разрешает". "Я эти деньги вам могу отдать". "А вы мне дадите адрес и номер Николая И.???". - Так это музейщик убийца был? - свежий Виталик бесшумно подсаживается ко мне. Вздрогнув, на него смотрю. - Че? - А, ты не смотрел? - Я только сел. - Детектив хороший идет. Думал, быстренько помыться успею, а там уже убийцу нашли. - В интернете найти можно, - нервно вращаю в пальцах телефон. - Да зачем уже? Уже и так понятно. Пиво будешь? Машинально киваю. Виталик встает и уходит. Запрокидываю голову на спинку дивана. Это у Ника спрашивать надо. А че его спрашивать? И так ясно, что ответит. Девка эта не отстанет, и нужно ей явно не просто приглашение на день рождения. Но деньги! Татуировки и раньше миллиарды стоили - повезло, что моего дракона на зоне почти бесплатно били, так бы не потянул. А сейчас! Эту сумму я мог бы сразу Даньке дать и не париться насчет Игоря. Да и он бы меня консультировал. Что на допросе говорить, как вести себя... - Ты вроде бы любишь "Жигулевское"? - Виталик падает на диван и протягивает мне открытую бутылку. - Прости, я пил из нее, тебе нормально? - Забей. Переворачиваю бутылку над головой. Немного проливаю на футболку. И Ник еще со своим признанием... Ну, может выпью - и, глядишь... "Сколько у тебя?" - печатаю, отправляю и жалею. Блять. Ну нахера? Сейчас точно шантажировать будет и скрины в мусарню понесет. Деньги, скажет, вымогаю. Да какая ей выгода? Девочка влюбилась, хочет кумира получить, ей к ментам идти невыгодно. Но выгодно сразу станет, если я сделаю что не так... "16 тысяч", - прилетает ответ. Присвистываю. Делаю еще глоток. А нихера себе. Это ж каким местом она накопила? Да даже если разумно рассуждать: могли ей заранее подарков надарить? Или в прошлые дни рождения денег насовать? Могли, конечно. Пять от мамы с папой, пять от бабушки, пять от тети Гали из Норильска, тысяча от соседки за поливку цветов... - Ты еще будешь смотреть? - тихо интересуется Виталик. - А ты спать пошел? Вырубай. Я еще... Откладываю пока телефон. Это надо подумать. Ночью подумаю и утром отвечу, у Ника еще спрошу. Все-таки его контакты даю. Хоть бы она не начала опять миллион сообщений писать. Ник как-то умеет отключать уведомления. Без него теперь как без рук. Привык, что ночами не спит. Виталик заинтересованно приподнимает бровь. Вздыхаю: - Я сказать кое-что хотел. - Да? Кстати, я тоже! - Тогда ты первый, - облегченно выдаю. - О, ну не совсем сказать, - смеется. - Скорее сообщить. Или... предложить, да.  - О нет, - хмыкаю. - Я не стану участником твоей банды по выбиванию долгов. - Но почему? Ты меня уничтожил.  - Мне разонравилась тюрьма. - Никакой тюрьмы, у меня все продумано! - Виталик гордо вскидывает голову. - На самом деле, сообщить я хотел не это, но ты подал мне идею. - А что тогда? Виталик как-то устало вздыхает. Берет мою бутылку, отпивает прямо с горла. Почему-то некстати вспоминаю Мальцеву, которая до истерики не разрешала внучке делиться со мной "Фантой". Даже как-то расслабляюсь и укладываю руки на спинку дивана. А Виталик, поморщась, достает что-то из карманов широкой толстовки и кладет на кофейный столик. Меня аж перекашивает. Да ты достал, сука, со своими справками о допросах! Что там еще, повестка в суд? Че ты к моему почтовому ящику прицепился? Мотнув головой, я смотрю на столик. Морщусь. Промаргиваюсь. И отрешенно беру выложенный им бутылек интимной смазки. А с ним - пачку презервативов. Немного не моего размера. Подумал было - выставил, чтоб поиздеваться. Мол, не храни всякую дрянь на видном месте. Отчитать, как школьника. Так и решил бы, только это не мое. Я вообще уж сколько лет подобное не покупаю. Ника? Смотрю на Виталика с немым вопросом в глазах. А он разворачивается ко мне корпусом, закидывает ногу на ногу. Руки убирает назад и упирается ими в диван. Тело становится открыто и уязвимо. Только толкнуть в грудь... Мотаю головой. Яростно массирую виски. Ссутуливаюсь на диване и растираю сзади шею. Дышать становится тяжело. Виталик молчит. А я - встаю и ухожу на кухню. Там лью из пятилитровки в кружку воду и глотаю, а остатки выливаю на себя. Сука. Что ему нужно? Деньги кончились, решил натурой отдать? Самое дерьмовое, что я бы взял. И он походу это знает. А вдруг вообще... шантаж какой? Запишет видео, в ментовку пойдет? Костя так однажды и сделал. Я не помню, правда, вроде под дурью был. Но этот не вскроется. Этот меня и не ненавидит. А с чего я решил? Потому что в рожу мне "зэком" и "алкашом" не плюет? Лью воду и хлебаю еще. Остатками - вымываю лицо. Со свистом выдыхаю. Опираюсь на гарнитур и нависаю над ним. Жарко, трясет. Слышу, телефон гудит. Опять, наверное, Ева. Я закинул его в щель, так теперь гул на всю квартиру. Возвращаюсь в зал. Виталик терпеливо ждет. Я подхожу к нему - а он льнет спиной уже к спинке и расслабляется так, что становится похож на спящую кошку. Сажусь совсем рядом. Потираю свои колени. Снова беру тюбик и тупо вращаю его в пальцах. Ничего, кроме названия, я прочитать в темноте все равно не мог. - Телевизор выключить? - интересуется Виталик. - А? - сглатываю. - Да... не. Оставь. Голос слишком хриплый. Прочищаю горло. Все равно хриплый. Блять. - Детектив оставить? - он усмехается. - Или, может, клипы включить? - Ага. - Что "ага"? Детектив или клипы? - А. Да. Клипы давай. Встаю, открываю форточку. Стою так минуты три и пялюсь в объявление на фонаре. Ядрено воняет скошенной травой с улицы. Даже курить не тянет. Он знает чего хочет. И в вопросах столько уверенности, будто он просто с должником разговаривает. По-прежнему этот его холодно-вежливый официоз. Начинает играть музыка. Выдыхаю и закрываю окно, опять сажусь на диван. От души глотаю пива из бутылки, пока не допиваю все. Признался, блять. Музыка попсовая, девчачья. Но я едва ли ее слышу. Придвинувшись к Виталику ближе, аккуратно кладу ладонь ему на колено. Массирую. Давно хотел потрогать. Он в шортах, складками собранных у паха. Колени твердые, чувствуется каждая кость. Наверное, художникам было бы удобно изучать мышцы с такого тела. Чуть ниже - редкий пушок из тонких волосков. Виталик не направляет, но и не останавливает. Заинтересованно смотрит. Ему любопытно. Руки так и держит позади себя, чтобы мне было легче уложить его на диван и нависнуть сверху. И все, блять, такой же невозмутимый, лишь дыхание - я клянусь! - становится чаще и напряженнее. Я бы тоже волновался, намечайся у меня первый секс. Особенно с мужчиной. Особенно в роли пассива. Мягко толкаю пальцами его в грудь. Виталик послушно ложится. Ему тесно из-за подушек, поэтому он тут же отбрасывает их прочь. Одна попадает в кофейный столик. - Чуть пиво не сшиб, - фыркает Виталик. - Да там пусто. Я выпил. Он ерзает, укладывается удобнее. Смотрит на меня снизу. Клип в телевизоре яркий, динамичный, поэтому на его лице танцует калейдоскоп из разных цветов. И песня такая веселая, заводная. Неуместная. Но я не знаю, как переключать их и можно ли вообще это делать. Раз купил защиту - будем с защитой. Машинально от него отворачиваюсь, лязгаю ремнем. Зря пиво с ними не пил - какой бы сразу уверенный был! А то чего мне с пары глотков сделается... И раны все моментально проходят. Забываю даже, что меня отхерачили утром, а днем было больно на скамейку садиться. Все-таки Виталик не просто мне нравился, я правда его хотел. Эрекция наступила от одних только мыслей и предвкушения. Музыка наконец меняется. Все еще неподходящая, но уже не такая девочковая и веселая. Сажусь к Виталику и нависаю над ним, упершись в диван одной рукой. А другой - беру гель. Виталик смотрит на меня все с тем же вызовом. С тем самым, который я разглядел у него при первой встрече. Который мерещился мне после. Он снизу, он уязвимый, но он все еще такой же уверенный. Вспотевшей рукой держу тюбик и ей же пытаюсь стащить Виталиковские шорты. Он тут же приподнимает таз и стаскивает их сам, вместе с трусами. Я даже гель откладываю, чтобы провести всей ладонью по бедру. Ну какое же правильное, твердое. Да его можно наощупь рисовать. Наощупь каждая мышца ощущается вырезанной из мрамора. Он всего раз дергается от моих пальцев с гелем. Понять не могу, к чему сейчас-то держать маску непрошибаемого солдата? Телефон так и гудит в диванной щели. Прерваться и выключить бы, но уже не могу. Тело действует машинально. Есть она все-таки, старая память. Почти пятнадцать лет прошло, а я все помню. Забыл, правда, что передо мной не Эмиль. Едва приступаю - Виталик вмиг сжимает губы и кулаки, а голову поворачивает вбок. Жмурится, закашливается. Тут же замираю. Понимаю, что поспешил. Мне не хочется делать ему больно. Правда не хочется. Он неприступная змея, но именно сейчас кажется таким уязвимым и зависимым от меня. Пусть хоть кто он на самом деле. И пусть хоть какую цель на самом деле преследовал. Он доверился мне, и это не оспорить. И я это доверие не нарушу. Становлюсь медленным, чутким. Клип в телевизоре вспышками озаряет лицо Виталика в такт моим движениям. Или я двигаюсь в такт клипу. В такт жарко и судорожно выдыхаю в напряженную шею и в воротник так и не снятой толстовки. А Виталик - в такт сжимает пальцами чехол прокуренного дивана, уперевшись взмокшим лбом в собственный кулак. Пару раз закашливается от боли, сразу замираю на несколько секунд. Даю ему отдышаться. Он шмыгает, но находит силы кивнуть. Беспокоясь за него, так и не смею войти полностью до самого оргазма. Позорно и быстро, но насколько же похуй. Медленно опускаюсь щекой на его грудь и прикрываю глаза. У него с ошеломляющей быстротой бьется сердце. От него все еще пахнет шампунем. Сейчас - особенно насыщенно. Он только вышел из душа, я дышал его голой кожей, и пусть я уже сто раз испортил сигаретами обоняние - эти запахи уже не мог спутать с другими. Виталик, шипя и морщась, ерзает. Я спохватываюсь и приподнимаюсь. Он путается в собственных ногах, но встает с дивана и тут же опирается на кофейный столик. А я продолжаю лежать на диване и переводить дух. Сил нет даже пошевелиться. - Ну и нахера это было? - спрашиваю. Ищет свои шорты. Не надевает, а кидает к ним же мокрую от пота толстовку. Остервенело чешет плечо. - Ради чего? - тупо повторяю. Он смотрит на меня. Улыбается. Впервые у него не выходит естественно. - Все нормально, Вень? Отмахиваюсь и сажусь. И снова синяки заболели. То ли пиво стало отходить, то ли возбуждение. А Виталик идет ко мне, коленом упирается в диван, проводит большим пальцем по моей нижней губе и целуется. Коротко, но умело. Я еле успеваю ответить - как он переходит на щеку. Спускается на шею. Запрокидываю голову и сжимаю твердое плечо, он касается языком кадыка - и отстраняется. - Выключить телевизор? - спрашивает. - Вырубай. - Спокойной ночи, Вень.  Экран гаснет. В глаза с непривычки ударяет кромешная темнота. Задвинутые шторы не пропускают ни луну, ни свет фонаря. Виталик уходит к себе в комнату. Завтра мне на допрос.