
Метки
Драма
Психология
Нецензурная лексика
Серая мораль
Элементы романтики
Упоминания наркотиков
Смерть второстепенных персонажей
Упоминания алкоголя
Жестокость
Смерть основных персонажей
Манипуляции
Россия
Психологические травмы
Упоминания курения
Современность
Упоминания секса
Детектив
Самосуд
Упоминания смертей
Под одной крышей
Насилие над детьми
Реализм
Упоминания религии
Посмертный персонаж
Преступники
Русреал
Маргиналы
Проблемы с законом
Грязный реализм
Социофобия
Конфликт мировоззрений
Несчастные случаи
Стереотипы
Духовенство
Описание
Главный герой - тридцатидвухлетний Вениамин Лазарев, который в прошлом отсидел восемь лет за жестокое убийство, а сейчас медленно загнивал в своей квартире, отравляя себя пивом и сигаретами.
Но однажды к нему в квартиру заселился только отслуживший парень, нарушив однообразное течение лазаревских будней. Теперь по обе стороны решетки судьбы Вениамина два человека. Он - и Вит. И неясно, кто безжалостнее: заключенный - или его надзиратель?
Примечания
Непрямое продолжение книги "Мы побелили солнце". Можно читать отдельно от первой части, произведения между собой не связаны.
Содержит нецензурную брань.
307
06 августа 2023, 10:10
Прогноз погоды обещал мне месяц нескончаемых июльских дождей. Не обманул.
Я сидел на лавочке под козырьком подъезда. Ворошил ступней смешанные с грязью скорлупки от семечек, наглаживал в кармане пачку пластырей от курения - и курил.
Виталик из-за ливней ни на какую пробежку уже два дня не выходил. Они с Ником торчали дома, обсуждали собеседование Витали. Оккупировали кухню. Мне, честное слово, было почти похер: я не обращал на них внимания, жарил пельмени и параллельно думал, как же мне найти того мальчишку, который знал об убийстве Игоря? На ум пришла только Анка, с которой Костя когда-то встречался. Помню, как однажды они втроем ходили к Анке на вписку. Может, у нее остались какие-то связи с тем мальчишкой? Может, она помнит его, у нее есть его номер и, кто знает, - может, они до сих пор общаются?
Уж где Анка живет, я точно помню: сколько раз приезжал к ней и вытаскивал из ее дома обдолбанного Костю. Главное, чтоб не сменила адрес - телефона-то ее у меня нет.
Когда мне в голову пришла эта мысль - пельмени уже почти дожарились. Ник вышел в туалет, а взгляд Виталика жег мне затылок.
И почти похер было, пока мы не остались наедине.
Сколько мы с моим психологом об этом разговаривали! Сколько он пытался внушить, что другие люди точно такие же, как я! С Виталиком это не работало. Уж он - точно не такой, как я. Он вообще не человек. Сидит за столом на моем любимом стуле со спинкой. Чуть откинулся назад, вращает в пальцах кружку и задумчиво смотрит на меня. И даже сейчас... такой идеальный. Такой, сука, правильный. Аж поза не выглядит естественно: будто позирует.
- На подъездной двери кто-то "смерть зэкам" написал, - вдруг тихо говорит мне Виталик.
Ложкой ловлю пельмени со сковороды и бросаю их в тарелку. Поворачиваю к нему голову и пожимаю плечами:
- И что?
- Ничего. Любопытно, - взгляд становится безучастным. Пяткой одной ноги Виталик упирается в сидение стула.
- Я точно не писал.
- Да выдохните уже. К вам у меня претензий нет.
Намек его мне не понравился.
И после того намека я решил по возможности поменьше бывать дома. Это было удобным стимулом поехать к Анке на следующий же день. Так что вот... сижу. Сижу под козырьком подъезда, растворяю продрогшие легкие горячим дымом. Мерзну в мокрой олимпийке - а в подъезд зайти не могу. С ключом он у них, кто попало не сунется. Надо бы в домофон позвонить, только зассал я. Вдруг она и вправду уже здесь не живет? Или живет, но нахуй меня пошлет. Кто я ей? Дядя умершего парня. У нее этих парней, готов спорить, штук триста было. И то приуменьшил. Не виделись с ней уже четыре года. Да за это время...
А хуй его... Может, на улице ее дождусь. Или храбрости наберусь и у бабок, вон, спрошу. Дождь херачит, а они бы хоть почесались - стоят под зонтиком и обсуждают кого-то. Или у мамки с коляской, или у алкаша. У алкаша безопаснее всего - он рожу корчить не станет.
Выбросив сигарету, встаю. Кутаюсь в сырую олимпийку сильнее, снова оглядываю людей.
И вдруг вижу, что мамка с коляской на меня смотрит.
Улыбается мне. И окликает:
- Если ты не ко мне - я обижусь.
Неаккуратно подведенные карандашом глаза, мокрый хвостик, облупленный черный лак... Мать его за ногу! Это ж Анка! Все такая же, только промокшая как мышь, да и с коляской вообще не сочетается. В дутой курточке и высоких кроссовках, на которые прилипла мозаика засохшей грязи.
Руки в карманы сую. Чуть сжимаюсь, долго Анку разглядываю. Наконец медленно подхожу к ней, нырнув под желтый зонтик с ушками панды.
Потираю шею сзади и выдаю:
- Че ребенка мочишь? Привет.
- Закаляю! Свежим воздухом пусть подышит, а то столько дней жара стояла, ошизеть.
- Твой?
- Украла у цыган, обещали прискакать и пизды мне вставить.
- Ага, - улыбаюсь. - Хорошо, что не Костин.
Она запрокидывает голову и звонко смеется:
- Я тогда бы сразу тебе ее в подоле принесла и под дверь положила, епта. Нянчил бы внучку, а че? Может, и закольцевать тебя б вышло. Ох и сколько ж слез я по тебе выплакала, сколько денег на гадалок за привороты спустила, двадцать четыре года свою розочку для тебя берегла... Только не сорвал ты ее, Веня. Так ты ее и не сорвал...
Ребенок в Анкиной коляске начинает ворчать, пыхтеть и шевелиться. Анка тут же достает бутылку с молоком из спортивной сумочки на поясе и сует младенцу. Тот присасывается, аж глаза от удовольствия закатывает. Поздно понимаю, что запах сладкого молока уже въелся в саму Анку.
- А розочка-то, - убираю руки в карманы, - какая по счету была?
- Дурак ты, Вень. Ты ж, псина сутулая, и правда мне нравился.
- Ага.
- Ага! Тебя помыть, причесать, приодеть... Как с Костей к тебе приходили - а там ты такой, так я сразу и это... Костя, царствие ему небесное, золотой был, никогда не возмущался, ему даже весело было. Ладно уж, хорош лиричить. Че пришел-то? Поностальгировать? Или на мое предложение поздноватенько откликнулся?
Я вздыхаю. Незаметно и дождь прекращается. Сбрасываю капюшон олимпийки и неожиданно признаюсь:
- Скучал по тебе.
- Я тоже, - она улыбается, и я вижу, как размазалась из-за дождя ее дешевая тушь. - Хоть одно хорошее воспоминание о прошлом.
Ее я хорошим воспоминанием назвать не смог бы. Она всегда ассоциировалась с Костиными загулами, пьянками, наркотой. Вечно возбужденная и вечно жаждущая меня самка, но... Она напоминала мне о Косте. А это бесценно.
- Ну, Вень? - торопит Анка. - Четыре года назад трахнуть меня ни в какую не соглашался, а щас зато сиськи мнешь с удовольствием.
- Мне нужно связаться с пацаном, который был в вашей с Костей компашке.
- С... каким пацаном в нашей с Костей компашке? - она хмурит лоб. Тянется к ребенку и поправляет ему бутылочку.
- Он у меня жил еще. С вами один раз на вписку ходил.
- Блять, Веня! - Анка заливисто хохочет. - После вписок я до сих пор в душе не ебу, кто ребенка мне заделал, а ты говоришь - какой-то пацан, который один раз был с нами! Вень, ты че? Зачем он тебе?
- Нужен. Дело одно к нему. Но контактов его нет, даже имени не помню.
- А от меня чего хочешь?
- Ну мальчик, - не сдаюсь. - Блондин. Лет пятнадцати. Он еще... черные очки постоянно носил.
Анка учащенно моргает. Смотрит на меня с полминуты.
И вдруг протягивает:
- А-а-а... Да-ни-ла!
- Точно! - вспоминаю.
- Его хрен забудешь, слушай. Хорошенький... но с тобой ни в коем случае не сравнится. За очки цеплялся, как за маму родную. Ревел, что дома нет, обдолбался в сопли и психовал, если его имя неправильно произнесут. Помню-помню, ниче такой. Ну и? Мы после той ночи не общались с ним.
- Совсем?
- А ты сюда пришел с надеждой, что мы муж и жена уже? Что я его щас кликну, а он выйдет к тебе в домашних тапочках? Совсем. Сейчас уже у меня ни с кем из моих бывших друзей связей не осталось.
Я сплевываю в грязь.
А не знаю, на что надеялся. Уцепился за единственное звено. Еще был вариант пойти в школу, где учился Костя с этим Данилой. Даниле должно быть уже около двадцати. В школе, ясное дело, не учится. Ловить детей или выпытывать у учителей, где он теперь и как его найти? Видимо, придется.
- У меня пароль есть от аккаунта Кости, - вдруг говорит Анка. - Как-то по фану обменялись паролями... не помню, вроде троллили кого-то. А теперь я его страницу как фейк использую. В определенных случаях. Могу дать. Покопайся в друзьях. Даже если Данька этот Костю удалил, все равно он будет числиться в отправленных заявках.
- Вроде... друзей и без пароля видно?
Я нихера не разбирался в соцсетях: впервые завел аккаунт в ВК в тридцать лет - только чтобы найти видео с Эмилем столетней давности. Трезвым про свою страницу забывал, а бухим заходил, чтобы посмотреть смешные картинки и поржать с Ником.
- Удаленных, я тебе говорю! Уж не верю, что Данька четыре года мертвого человека у себя в друзьях держит. Номер свой дай, логин и пароль туда отправлю!
- А потом как?
- Господи, заходишь заново с ними и все. Или показать?
- Да у меня... дома. На ноутбуке.
- Тогда попросишь кого-нибудь, пусть отправленные заявки в друзья тебе откроют. Жена-то есть?
- Конечно. И дети есть.
- Чудненько! С моей в один садик ходить будут!
Костя, я уверен, не говорил Анке о моем "пидорстве" не из уважения ко мне, а просто потому что. Потому что ему было весело смотреть, как его девушка строит мне глазки. А сейчас вот куда пришли.
- Не обижайся, - гляжу на спящий в коляске сверток, - но с детьми ты у меня ассоциировалась всегда меньше всего.
- Только с травкой, шприцами и членами? Со спидом, спермой, музыкой и колготками в сеточку?
- Наверное.
- А ты всегда ассоциировался у меня с бухающим зэком-одиночкой, но видишь как: гнездышком обзавелся.
Болезненно улыбаюсь.
- Я до двадцати двух в этом и крутилась, Вень, - Анка чешет костяшкой пальца под глазом. - Секс, наркотики, рок-н-ролл... В тот раз меня, бухую, семеро имели - пойди пойми, от кого залетела.
- И решила оставить.
- Да с передозом в больничку легла, - она морщится. Ей явно неприятно об этом вспоминать. - Сильный передоз был - думали даже врачи, что не выживу. Еще и беременная, охуенно, да? Потом в себя все-таки пришла. Высохшая вся, пить хочу, труп-трупом.
Она замолкает. Как-то долго смотрит на младенца в коляске. Ребенок спит, полупустая бутылочка выкатилась и лежит около лица. Анка поднимает ее, убирает обратно в сумку и вздыхает:
- В себя прихожу, а рядом вся родня сидит. И типа... знаешь, Вень, без осуждения, глаза у всех на мокром месте... Ну и племяшка моя, Лерка. Тоже с ними. Мелкая, шесть лет ей было. Такая... - Анка печально улыбается, - подходит ко мне и рисунок дает. Мол, смотри, я тебя нарисовала, чтоб ты выздоровела поскорей. А мне так ебанистически стыдно стало в этот момент. Типа... я же вижу, что ребенок за меня переживал. Она там меня и себя нарисовала, как мы в школу идем. Говорит, первого сентября в первый класс меня поведешь.
Анка шире раскрывает козырек коляски, что ребенка становится почти не видно. Достает пачку "Беломора", затягивается.
- В общем, стыдно мне стало, - она пожимает плечами. - Перед Леркой, перед семьей. Стала потихоньку лечиться. За ребенка боялась: с моими выкидонами, думала, пизда ему, - разворачивается ко мне и задорно хлопает по ручке коляски. - А хер там, Вень! Хер там, херушки! Здоровее здоровых родилась, даже кашля с соплями почти не бывает! Во дела! Во дела, ты прикинь! Все говорят, чудо какое-то!
- А ты кури рядом с ней больше.
- Слушай, я знаю, что мамка из меня говно, но я стараюсь. Я, сука... работу нашла. Игрушки ей всякие покупаю, витамины, смеси. Недавно вот на пюрешки перешли. Фемки голосят: нельзя смыслом жизни делать детей, вы че, вы че, какие дети, фу, вы че... Ну так а если я собственную жизнь в унитаз спустила, че мне теперь, и ребенку ее ломать?
- Тебе двадцать четыре всего. У тебя будущее.
- Ой, Вень, иди в цирк, там клоуна не хватает. Будущее... А ты представь: живешь ты в говне, работы у тебя нет, а в прошлом - черная дыра, которая в себя все будущее засосала. Представил? Поплачь, это моя жизнь. На работу меня щас хрен куда возьмут. Образование надо было получать, а не по хуям скакать. Делаю, вон, брови и ресницы на дому. А когда видишь человечка - твоего человечка, у которого все это может быть! И как-то даже стараться ради него хочется. Хотя бы чтобы он мамки родной не стыдился, а гордился ей. Чтобы вот такие же рисунки рисовал. Я, кстати, дочку Леркой назвала. В честь племяши.
- Что-то в этом есть. Я про смысл.
- Есть, Вень. Особенно для тех, кто сам ничего в жизни не добился. Если смотришь на человека и видишь идеальную версию себя - нужно ради него существовать. Хотя бы ради него. Чтобы он гордился тобой. Радовался за тебя, а ты за него. Вкладывать в него все свои силы.
- Ага. А потом ребенок хуй положит на все твои силы.
- Жизнь вообще несправедлива, - Анка смеется. - Положит и положит. Главное, что пока ты будешь для него стараться - ты будешь жить.
- А потом помирать?
- Фу, ты откуда взялся такой депрессивный? Аж не нравишься. А потом, если ребеночек оказался мразью - искать смысл в другом. Да хоть в кошечках и собачках. Главное ж в этом - за-бо-та!
- Тоже к психологу ходила? Классно мозг причесал.
- Фантазер, откуда у меня бабки на психолога? Я вообще-то...
Вдруг замолкает.
Отфыркивается от своего же дыма, втаптывает в землю сигарету. Распускает мокрые волосы, складывает зонт, отряхивает его от капель.
- Можешь не говорить, - осторожно начинаю.
- Да не. Все нормально. Просто не привыкла с кем-то это обсуждать, - улыбается. - Я в церковь ходила. В аккурат вот перед родами. Не знаю, чего там искала... Период жизни у меня тогда был отстойный, хотелось просто кому-то пожаловаться. С друзьями порвала, перед родителями стыдно. А церковь как раз, вон, в паре шагов от дома. Думала, будут втирать религиозную херню, заповеди читать, но там батюшка такой классный оказался. Он ничего про библию не вдалбливает, но вместе с этим внимательно слушает и дает советы. И ты прям чувствуешь, что искренне! Очень мне помог тогда. Золотой мужик. Сейчас я тоже к нему прихожу временами, просто чтоб не забывать. И он меня не забыл. Вот это точно - с душой человек, человечище! Из такого дерьма вытащил, кто б знал... Советую, кстати. Помню икону у тебя на стене. Все ж бесплатно.
- Я... рад, что у тебя все так теперь.
- Как? - с долей небрежности она смахивает со лба челку.
- Правильно как-то. Как и должно быть, наверное.
- Ох, Вень, у каждого свое "должно". У тебя жена, у меня - родители и ребенок. Ты, кстати, как? Познакомишь с супругой?
Она произносит это таким тоном, что сразу ясно: все былые реплики о жене были иронией, а мою маленькую ложь про семью она раскусила сразу.
- Она не будет в восторге, если я познакомлю ее с левой девушкой, - замечаю.
- Да не нужно сочинять, не ссы: вешаться на тебя больше не буду. Уже отвешалась. Завязала с этим.
- Тебе помощь не нужна? С ребенком?
- Себе помоги, - совсем необидно хохочет. - С Леркой сама справляюсь. Родители еще выручают. Не забивай себе этим голову, ищи вон лучше мальчика.
- В смысле?
- Ну, Данилу. Он же нужен тебе зачем-то?
- А. Нужен. Спасибо, Ань. По-человечески спасибо.
- Звони мне, - с фальшивой влюбленностью вздыхает. - Хоть иногда. Сексуальный ты мужик. Повезет же той, кто тебя отхватит. Я даже номер дам, ты только звони.
Как всегда бывало с Анкой, я не могу понять, серьезно она говорит или флирт уже корнями врос в нее, став привычной манерой общения. Но номерами обмениваемся. Не уверен, что когда-нибудь рискну позвонить, но обязательно возьму, если наберет она. Пусть это будет благодарностью за помощь с Данилой.
С аккаунтом Кости я разбираюсь уже поздним вечером - когда принимаю за душу и набираюсь храбрости для сообщения незнакомому парню. Незнакомому - громко сказано, но формула тут несложная. Если ты когда-то знал человека, а потом оборвал с ним связи на долгие годы, то написать ему в разы волнительнее, чем абсолютному чужаку. Потому что между вами все равно что-то было. Воспоминания. Местами искаженные. Предрассудки. Расколотые надежды. Без пива я все это осилить не мог. А если учитывать и то, что я сделал с его отцом...
Я был рад, что Ник в курсе мелочей моего положения, потому что больше мне о помощи просить некого. И он помогает. Вместе спустя часа два поисков мы все-таки находим нужный аккаунт. Виталик, к счастью, был где-то в гостях, и нам с Ником ничего не мешало.
- Только с Костиной страницы ему не пиши, педик, - выдал Ник мудрый совет. - А то пацан обосрется.
Довольный собственной победой, Ник ушел в свою комнату редачить главу.
А я сижу с ноутом на коленях и уныло смотрю в пустой чат.
Выдохнув, дрожащими пальцами печатаю:
"Здравствуй. Нужно встретиться".
Все просто. Без порочащих меня лишних подробностей. Без соплей. Я даже доволен собой. Имя у меня редкое, такое не забудешь. Если он помнит меня - все поймет. А он меня сто процентов помнит.
Отправляю. Можно расслабиться. Больше напрягаться и отвечать не требуется, точно не сейчас. Данила не в сети. Нужно только запастись пивом на продолжение нашего разговора, потому что...
Приходит ответ.
Чуть не уронив с колен ноутбук, вчитываюсь.
"привет. на заброшке?".
Подъебнул.
Молодец. И че ему отвечать? Последняя наша встреча прошла на заброшке - я там его чуть не убил. В прямом смысле. А потом - он меня. Но сейчас рана на животе шрамом затянулась.
А он помнит.
Нужно еще глотнуть, чтоб ответ сформулировать. Откручиваю бутылку, доливаю остатки в кружку.
Но это, оказывается, не требовалось. Потому что следом мне прилетел новый ответ. Данила скинул адрес своего ВУЗа и предложил завтра в полдень быть около него на скамейке.
Усаживаюсь я в самом конце парада лавочек - возле мусорных баков. Нет смысла садиться ближе. Данька меня в любом случае узнает, а у охраны не будет поводов докопаться.
Курю. Смешиваю ядреный дымок астры с химозными парилками студентов. Наступил какой-то культ вейпа, мода на электронное курение. Я заметил даже специально отведенную зону для этого - на площадке вокруг клумб возле универа. Студенты модные все. Девушки крашеные, в широких брюках. Парни - в классике, с закатанными рукавами и дорогими часами. Сразу видно - юристы. Как говорится, если б в моем ВУЗе такие мальчики были - я, может, и не женился бы никогда. На Эмиле уж точно. Да и не отпускал бы он меня на учебу, где такие...
- Присяду?
Я не сразу узнаю Данилу.
На нем длинный черный плащ, рюкзак и темные очки. Не сразу узнаю, потому что слишком он смешался со стилем местных парней. Волосы покрашены в элегантный белый, на пальцах набиты винтажные надписи. Часы даже есть. Электронные, правда.
- Присядь, - пожимаю плечами и двигаюсь к краю. - Только скамейка мокрая.
- Не брезглив.
Опускается на скамейку.
Не знаю, что сказать.
Согласился ведь встретится. Не забыл меня, но и злобы не держит. Вон, помочь даже готов, раз адрес дал. Правда, о проблеме он пока не знает.
Сразу начать диалог с просьбы невежливо. Поэтому замечаю:
- Вырос.
- Естественно.
- Все так же носишь очки?
- Я тебя умоляю! - Данила фыркает. - Примчавшись сюда через весь город, ты хотел всего лишь полюбопытствовать о моем ментальном здоровье?
- Это вежливость.
- Ближе к сути. Меня ждут.
- Ты на юридическом научился с плеча рубить?
- Нет. На лазаревском.
Он действительно изменился. Не только внешне: глядя на него, видишь не только красоту и ухоженность, но и бесконечную мудрость, сталь и силу духа. Я помню его совсем ребенком, который восторженно на меня смотрел и все время плакал. Сейчас гляжу на нового человека.
- Хорошо, - сдаюсь. - Слушай. Ко мне менты приходили по поводу убийства одного парня.
Брови Данилы изумленно взлетают, а сам он даже приспускает очки, впившись в меня недоверчивым взглядом.
- Я его не трогал, - спешу пояснить. - Загвоздка в другом.
- Я же сказал: ближе к сути.
- Менты докопали до убийства Игоря. Светлаева.
Губы Данилы чуть сжимаются.
Он не уточнил, какое убийство. Но отреагировал. Значит, я и вправду его убил. И Данила об этом знает.
- К тебе никто из ментов не приходил? - продолжаю.
- Никто.
- Если придут, ты не мог бы...
- Что?
- Ну... - мнусь. - Как четыре года назад.
- Сказать, что ты не причем?
- Да, - облегченно выдыхаю.
- Не мог бы.
- Почему?
- Потому что не вижу в этом смысла?
- То есть, если тебя спросят, ты... подтвердишь?
Данила громко смеется:
- Господи, солнышко, - в его тоне аж сочится пренебрежение. - Родной мой Лазарь! А на что ты надеялся? Что я стану покрывать тебя и никому не говорить, что ты убил очень дорогого мне человека, потому что... потому что что?
- Потому что когда-то я помог тебе. Разрешил у себя жить.
- И я сполна вернул долг, когда не стал доносить на тебя в суд, - чеканит Данила и поднимается со скамьи, отряхнув сзади плащ. - Или я теперь всю жизнь тебе в ножки падать должен?
- Если меня снова посадят, я...
- Твои проблемы меня ни капли не занимают.
- Блять! Пожалуйста! Просто... просто скажи, что ничего не знаешь! Зачем указывать на меня?
- Потому что существует триста седьмая статья - "Дача заведомо ложных показаний". Мне, учась на юридическом, не очень хочется ставить крест на своей карьере из-за убийцы, у которого я пару недель жил четыре года назад. У тебя все?
Я тоже поднимаюсь с места.
Просто не могу находиться ниже него. Хотя от того, что я встал, ничего не поменялось.
- Раньше ты был добрым, - говорю совсем тихо.
- Я таким и остался. Только теперь я еще и умный.
- И жестокий.
- К тебе? Ни разу. Я лишь милосерден к себе.
Он берется за лямки своего рюкзака. Не уходит: думает, наверное, что я еще что-то скажу. Или ждет взятку? Да нет... Он-то точно ее не ждет. А хотя... Так изменился. Может, и деньгами не побрезгует? Были б они еще у меня...
- Данька! Ты тут, что ли? А я тебя в холле жду! - к нам подходит студент в кожаной курточке. Смотрит на меня. - Здрассте. Ну, пошли? Или ты занят?
- Да, кажется, уже нет, - вздыхает Данила, а его голос смягчается. - Иди пока, я догоню, мне пять секунд.
Взволнованно выдыхаю. Сглатываю. Парень в кожанке бодро удаляется, а мы с Данилой снова наедине. Кажется, ненадолго, но это мой последний шанс.
- Скажи хотя бы, что мне делать, - молю, подавшись к нему. - Если менты снова приедут - че отвечать, Дань?
- Я бесплатная юридическая консультация?
- Блять! Мне что, на колени встать?!
- Колени тут не помогут, Лазарь. Я о том, что юридическая консультация обычно платная.
Так и думал. Взятку хочет!
- Не жирно? - хриплю.
- Ни грамма. Я не настаиваю, ты можешь найти себе бесплатного юриста. Разговор начать советую так: "Здравствуйте, я зарезал человека, помогите мне не понести наказания".
- Ты не побежишь специально докладывать?
- Делать мне нечего.
- Я... смогу с тобой связаться, когда найду деньги?
- Сначала найди, - бросает Данила и теряет к диалогу интерес.
Поправив рюкзак, переходит на бег, чтобы догнать своего друга в кожанке.
Я остаюсь на скамейке.
Сигареты кончились. Нужно было возвращаться домой.