Ведение боя Скарабеев

      После прослушивания подаренной кассеты, тяжёлый груз на плечах мгновенно слёг. Постепенно нарастающая тревога тоже отпала: ушла на последний план из-за огромного количества новоприобретённых эмоций, которых Робин так желала поскорее заполучить. Удивительно было и то, что на эти три минуты забылся Пайп-сити, словно он никогда не имел связь с ней. Даже если ей казалось, что именно этот город мог помочь ей восстановить воспоминания о всей её жизни, он перестал существенно выступать в мыслях. Все эти полгода, которые, по всей видимости, значительно влияли даже на рассудок, вдруг истончились, стоило лишь прислониться к другому человеку. Сидя рядом с Винсентом, она не видела Джейка. Рядом с ней в кабаре теперь был другой, и от неправильности Робин пробуждаться не желала, потому что… это походило на истину.       Но это ведь было неправильно. Это же всё самообман, ведь так? Она запрещала себе думать о смерти близкого из забытого прошлого, но сейчас уже невозможно было чётко разглядеть его лицо. Туман былого упоения заслонял самое важное, давал вспомнить лишь то, в чём нуждался закрытый от нутра разум. В ней одной стали зарождаться поделённые миры, к одному из которых нужно было примкнуть для верного исхода. И даже когда Робин была уверена, что движется по нужному пути, её протянутая рука хваталась за призрака. Будто не человек, а придуманное больным воображением издевательство, оставлявшее после себя несовместимые между собой куски. Чтобы вновь потешиться над чужой надеждой, вновь отбросить в самое начало.       Тем не менее, если за настоящего человека ей придётся намертво хвататься за любую нить, содрать ради этого руки в мясо она не побоится. Если Джейк правда был с ней когда-то.       На наручных часах можно было увидеть, что время мчится с невероятной скоростью, из-за чего оба сталкера немного задерживались. Будь Винсент один, ему бы ничего дурного на это не сказали — все давно привыкли, — но с учётом того, что за его привычку ухватилась новенькая группы, которая ещё даже одну вылазку не успела разделить с патрулём, замечание им может поступить нехилое. Но так рано за стены никто другой в убежище никогда не отбывал, а всё необходимое для предстоящей работы уже собрано. Это удобно; крайние сроки не давят. Почему же должны шугать? Хотелось бы Робин знать об этом самой. Да, за их задержку касающиеся коллег физические неудобства затронуть никак не смогут, но от выговора за несоблюдение «воинской организованности» всё равно не отделаются. Абсурд. Она же не солдат. Но патрульным плевать; раз работаешь с ними, становишься их частью.       Будто она проходит адаптацию в обезьянник, чтобы её не сожрали его жильцы, честное слово.       Дом Винсента и Кенни остался позади уже в нескольких шагах, и вся дорога сталкеров прошла в тишине: комфортной, даже нуждающейся для обоих. Якобы за то время, пока они делили наушники, им удалось сказать друг другу всё. И не нужно было ничего лишнего — только зарождающееся воодушевление от каждой прослушанной секунды и уникальная безмятежность. Но, возможно, только девушке были доступны такие положительные мысли, ведь именно у неё песня породила такой огромный аффект. Винсент же, хоть и тоже получивший нечто положительное, продолжал держаться в напряжении. Так же, как за хозблоком. Задумался, небось, снова терзался насчёт участия подруги в вылазке. Она знала. Но возвращаться назад уже не имело смысла.       Дойдя до тира, на входе, облокотившись о косяк, их поджидал уже знакомый Робин мужчина со строгими чертами лица. Пауль Визингер, один из давнишних членов патруля. Воинскую должность до апокалипсиса, как она знает из чужих рассказов, он не занимал, да и в принципе не служил, однако был очень крепким и сложенным. А вот общение с ним было далеко от культурного. Такие люди, как он, Понграцу и были нужны — настолько ожесточённые, что аж зубы о них сломаешь, и порождающие одним своим видом страх. С добросердечными многого на поле боя не слепишь, а этот раз посмотрит, и ты в одночасье превратишься в статую, как от Горгоны. Хотелось бы, чтобы их запоздалые появления заставал кто-то другой, а не он. Хоть Робин сама придерживалась мнения, что в команде должны быть железные, не дающие спуску люди, но чтобы их неблагоприятный характер уж точно никак не затрагивал ближних. Иначе так до седины недалеко.       В ноздри ударил резкий запах самокрутки с махоркой, которую мужчина сжимал между пальцев. Дуновение ветра и очередной выдох едкого дыма теперь смог задеть лицо Робин, вынудив её глаза сощуриться от раздражения и чуть прокашляться. После этого она сто раз пожалела, что не носила такую же маску, как у Винсента: тот остался невозмутимым благодаря крепкой защите из пластика и спрятанному фильтру под разгрузочным жилетом. Даже сигареты Вивиан не настолько сильно действовали на неё своей горечью, как от того, что она сейчас затянула в лёгкие. А может, просто она в них не разбирается и всего-навсего привыкла к фабричным сигаретам с сортом пожиже. В любом случае, тема курения девушку не сказать, чтобы как-то волновало: сама она к этому не притрагивалась, как и в прошлом тоже, если верить воспоминаниям. Но в кооперативе этот факт всё слишком для неё усложнял.       — Endlich! Опоздали, verdammte idioten, — громкой возмущающейся интонацией проворчал Пауль. Если бы перед ним стояли те, кто его не знают, им бы подумалось, что патрульный выжидал не лишние минуты, а целый час из-за бурной реакции того. Он отстранился от косяка, стряхнул тлеющий конец почти докуренной самокрутки и продолжил: — Остальные уже начали разминку. Если тебе всё прощается, Винсент, Понграц не станет лизать каждую задницу новобранца.       — Прошу прощения, сэр. Я... — поспешила оправдаться Робин, но не успела она договорить, как её тут же перебили.       — Мне не нужны твои оправдания, erfolglose spionin. Прибереги свой язык для отчётов, — отмахнулся от неё Визингер, явно давая понять, что больше не желает ничего слушать. Для него была одна задача — отвести прибывший состав к командиру. На остальное срать он хотел, как и на объяснительные. Такой подход задачу для двух сталкеров упрощал, но и тяжело накатывал из-за ожидания какой-нибудь подлости, — За мной. — толкнув тяжёлую входную дверь, мужчина подал знак, чтобы за ним следовали. Молча.       Что бы не означали его вариативные немецкие выражения с тем же отчётливым акцентом, они заставляли чувствовать себя ещё более неуютно, чем прежде. На английском языке он никак не запинался, говорил быстро (хотя даже не говорил, а выплёвывал). Имел, по крайней мере, уровень носителя, но всё равно сумбурно смешивал в предложениях две лингвы. Если это был задуманный способ всколыхнуть страх людей, то он был гениальным и отлично действующим. Робин его хорошенько запомнила.       Стараясь избежать дополнительных упрёков от Пауля за их медлительность, сталкеры поспешили за удаляющейся фигурой.       — Что с ним не так? — всё ещё не убирая с лица недоумение, шёпотом спросила девушка у рядом идущего друга, на что тот лишь пожал плечами. Видимо, даже Винсент не смог ещё свыкнуться с Паулем, раз до сих пор не нашёл ни единого объяснения в чужом поведении.       Или же сталкеру было просто всё равно на людей: как они разговаривают, ведут себя. Если он работает, то другое его не должно никак касаться, ведь если отвлечётся, тогда допустит ошибку. Стыдно даже представить, что это вполне может произойти из-за чего-то несущественного. Держать обиды за грубость — это наравне с мальчишеством. Временами девушке оставалось лишь тихо завидовать тому безмерному спокойствию Винсента и его незыблемо установленным меркам.       Как и ожидалось, внутри здания почти никого не было. Гробовую тишину могли нарушать только редкие выстрелы из оружия в конце главного коридора, где, как и упомянул недавно Пауль, тренировался один человек из состава патрульных. Компанию ему составлял Понграц, но было понятно, что закончил с мишенями он только что, снимая противошумные наушники. Примеру командира сразу же последовал и его сосед, также меняя магазин. Он предпочёл не поворачиваться к ним, даже после того, как к их паре подоспели новые люди, но Робин всё равно смогла узнать в нём Борна Террела — того самого последнего сталкера, который всё ещё остался в среде патрульных. Увидеть его она совсем не ожидала, поскольку, по словам самого Понграца, этого парня должны были исключить уже после информирования о медицинском комплексе. Но судя по тому, что она действительно видит его перед собой, его оставили по какой-то неведомой ей причине.       Визингер докладывает и отходит в сторону; Винсент оставляет их без слов и направления от главного, и в одиночку приступает к разминке за свободным пунктом. Сталкерша, как по заученному в голове правилу, ровно осталась на своём месте. Командующий патрулём заканчивает с подсчётом своих баллов; двуручное оружие глухо падает на стол к лежащей коробке с патронами. Робин следит за его движениями, как и за неопределённой эмоцией при виде её возле стойки выдачи.       — Надо же, — слегка протянул гласные тот, уже разворачиваясь к новенькой всем корпусом. — Ставил на то, что передумаешь.       — Решение принято, командир. Я не отступлю, — говорит девушка как само собой разумеющееся.       — Это положит хорошее начало, — без каких-либо чувств одобряет её ответ мужчина. Своим мощным телом он затеняет свет от слабо мерцающих лампочек на потолке, когда отходит от стрельбища. Мышцы на руках и плечах особенно сильно выражаются, а куртка плотно их облегает, стоит ему только приподнять локти для удобного захвата огнестрела, — Берите грузовик и загружайте туда всё. У нас пять минут, — приказывает он Борну и Паулю, и двое громко выдав: «Так точно», послушно скрылись. Следующее обращение Понграца уже было адресовано ей. — Перед тем, как начать, я задам тебе перечень вопросов. С твоей ситуацией намного сложнее оценивать опыт в военных действиях, и к чему ты была приобщена в прошлом. Но надеюсь, что за полгода ты уже с этим разобралась и готова отвечать.       Не понимая, почему после речи этого мужчины в её груди появилось неприятное холодное покалывание, Робин всё же еле заметно кивает.       — Да, сэр.       Она успешно не выдаёт своё напряжение ни в словах, ни в языке тела. Человек перед ней уже имел авторитет, выдавал первостепенные принципиальность и дисциплинированность собственным видом. Уж шутить с ним определённо не стоит. И, казалось, что Робин уже сталкивалась с подобными людьми. Не в Убежище: раньше, в оставившем её прошлом. А ещё она была точно уверена в том, что такие личности оказали на неё значительное влияние, возможно, изменив её, но неясно, в какую именно сторону. Они заставляли себя уважать.       — Насколько оцениваешь свою дальность видимости? — задаёт первый вопрос командир и закрепляет свой изучающий взгляд на ней — не отвлекается ни на что, не вздрагивает. Лишь смотрит.       — Более чем, — тут же выдаёт девушка, на что получает молчание. Она поправляет себя: — Безупречно, сэр.       — Дальтонизм?       — Отсутствует.       — Зрение, слух?       — Если верить Вивиан... — неконтролируемо проговаривает она свои размышления.       — Я требую точного ответа, — не довольствуясь сказанным новенькой, твёрдо обозначает Понграц.       Девушка тихонько выдыхает носом. Она знала, что при настоящем знакомстве с командиром после её напрашивания в отряд произойдёт что-то такое, от чего она впадёт в минутный ступор. Знала, но всё равно поддалась волнению. Неточности в том или ином ответе быть не должно, как и долгих задержек. Патрульные — это не сталкеры и не люди Ломщика. К способу общения с теми Робин уже давно привыкла, а эти привыкли к воинскому порядку. И сейчас взять инициативу должна она, поэтому немедленно стоило потрудиться собраться с мыслями.       — Зрение двадцать на двадцать. Оба уха тоже хорошо слышат. Пока с контузией, вроде, не сталкивалась.       Дождавшись окончания трактовки, мужчина запоминает её слова и кивает.       — На что больше полагаешься в вылазках?       — Чаще к стрельбе, — после недолгой паузы неторопливо говорит сталкерша. — Лучше выходит наблюдать, а не идти напролом. В ближнем бою у меня... иногда не получается выходить чистой.       — Ясно. И как у тебя с реакцией на выстрелы? Нервные тики, дрожь рук...       — Этого нет.       — Но было, — скрещивает руки на груди Понграц и сужает глаза, анализируя чужую реакцию. Он уверен в том, что говорит, читает собеседника как открытую книгу. И, без удивления, был абсолютно прав в своём мнении.       Робин не считает необходимым лгать ему и потому честно заявляет:       — Не составило труда к этому приспособиться. Можете не сомневаться, командир, я могу справиться с оружием, — теперь уже решимостью исторгалась она.       — Я тебя услышал. Но вот что я тебе скажу: лишь один этот фактор недостаточен, чтобы быть уверенным в своих способностях защитить себя и своих товарищей. Оборона, скрытое нападение, ведение боя — всё это нужно отработать до автоматизма, прежде чем выходить за стены, — манера командира заставила девушку выпрямиться, — Сколько я не смотрю на здешних «профессиональных» сталкеров, все они имеют перечень глупых ошибок, которые допускают на постоянной основе. Их большая часть не подготовлена — чаще всего это те, кто раз-другой пострелял из коротыша в безногого заражённого и уже возомнил себя непобедимым, — и я бы вообще запретил им выдавать огнестрел и выпускать за пределы без должной подготовки, — он вытаскивает руку из хвата другой и нервно машет ею в воздухе, затем требует у парня за стойкой выдать снайперскую винтовку и автомат Калашникова; расписывается за двоих и вручает Робин второе для тренировки. Та его охотно забирает, продолжая слушать. — Поэтому наш бездарный шериф и теряет так много способных на большее людей, а эта ссучённая банда Ломщика восседает благодаря пропаганде праведности на гражданских и ведёт себя, как обмудки при театре.       С соображениями мужчины она считалась. Среди группы сталкеров в Убежище действительно встречались люди, неспособные нормально защитить себя. Чаще всего таким не хватало чётко выстроенных наставлений от профессионалов, которые ещё и забирали большую часть доли себе за обучение начальных рангов. И эти самые стажёры пытались справиться со всем сами, но большая их часть сходилась с просчётом или, чего хуже, со смертью. Коротко говоря, надлежащего порядка среди этого рода деятельности не было.       — Всё хотела спросить, почему же Вы не займёте место Сайласа, если обладаете необходимыми полномочиями? — поинтересовалась девушка.       — Поговорим об этом потом. Не в Убежище. — последнее предложение он выделил особой интонацией. Говорить о власти в пределах того, где мог бы тебя спокойно услышать каждый, было слишком опрометчиво. Даже если все знали их позицию, лишние проблемы сейчас никому не были нужны, уж тем более Понграцу. Слишком деликатная тема. Девушка акцептует оставить этот разговор и становится туда, куда указывает ей мужчина.       Свой набитый рюкзак она кидает к ограждению — подальше от своих ног, — надевает висящие на прибитом крюке наушники, и проверяет на предохранителе патронник. Исходя из того, что её не смеют поправлять, делает она всё как нужно, хотя сама и не помнит, когда в последний раз держала в руках подобный вид оружия. Движения в огневой подготовке были выведены до автоматизма, поэтому Робин не смеет думать, и даёт телу право руководить всеми движениями. Она дёргает плечами, чтобы закинуть съехавшую вниз крутку, поправляет выступившие рукава утеплённой кофты и занимает стойку, готовясь к стрельбе. Первый выстрел, за ним сразу же следует второй, когда мушка чётко захватывает прицел. За ними третий, четвёртый… На пятом попутная близкая пальба затихает, и Робин машинально проверяет только что законченную работу на чужой мишени. Очки подсчитать она не успевает, но во всяком случае улыбается себе за отметку значительного количества прострела в центре. Сомнений в способностях друга ничуть не было, просто внутренний интерес сам решил подглядеть. И оттого становилось до неузнаваемости знойно из-за простиравшего восхищения.       Девушка делает вид, что чешет нос, когда ловит боком вопросительно устремлённый на неё взор Понграца из-за её замешательства. Она продолжает стрелять, но в начале получается косо, что абсолютно не радует. В конечном счёте её результат оказался вполне дельным, за исключением пары промахов, вызванных спешкой. Руки не трясутся, и она долго удерживает тяжёлое оружие — это уже положительный момент. Командир думает так же.       — Неплохо, — коротко отмечает он. По его виду можно сказать, что он заинтригован. — Даже локти правильно держись. Распределю тебя в состав снайперов.       Робин поднимает брови и изумлённо смотрит в сторону Винсента. Тот показывает ей «палец вверх» за хорошую работу, и она этому внутренне радуется. Едва сдерживается, чтобы не посмеяться, потому как будет она уж точно не в массовке патрульных, если предположения о том, что у них включают в себя снайперы, окажутся верны. Иначе как? Займёт позицию и останется только наблюдать, ещё раз наблюдать и смотреть. В одиночестве. Это ей вполне подходит.       Впрочем, так и оказалось. Пока патрульные загружались и иной раз всё перепроверяли с дозорными у ворот, Понграц объяснил главные аспекты, касающиеся деятельности снайперов. От них не требовалось ничего существенного. Даже стрелять было запрещено до тех пор, пока им не отдадут приказ в крайне опасной ситуации. Нужно было только очень внимательно наблюдать и обо всём докладывать. Буквально обо всём, будь то обычный опавший лист или пролетевшая мимо птица. Командир, конечно, не выражался столь явно, но суть оставалась прежней.       «Хорошо, что у меня пространственная память», — как-то подумалось ей и позже она поняла, что это звучало ужасно комично в её ситуации. Следовало также учитывать, что движения должны быть минимальными, а передвижения в другие места под строгим запретом. Хотя, если человек не идиот, справиться с тем, чтобы не бегать и не вставать в полный рост будет проще простого. Робин в себе и сомневаться не стоит. Да, конечности одеревенеют, но не критично, если её помощь будет нести в себе весомый смысл в вылазке.       В выданной ей снайперской винтовке имелся интегрированный глушитель (прежде Робин понятия не имела, что в Убежище вообще такие есть), а запакованные гарнитуры в подписанных коробках так вообще поразили напрочь. Видимо, их добавили совсем недавно, ведь вчера на сборке не было ничего подобного. Появилось такое ощущение на тот момент, что никакого апокалипсиса не существовало, раз у них в арсенале находилось нечто столь дельное. Техника, как и транспорт, имели чрезвычайную редкость для обычных выживших. Но если посмотреть с другой стороны, патрульные вряд ли вписывались в категорию «обычных». Наверняка они имели множество тузов в рукаве, которые в будущем ещё смогут проявить себя, и Робин сможет на них отреагировать по-другому.       Звук работающего мотора грузовика затмил шелест колышущихся листьев за оградой, когда Борн вставил ключи в замок зажигания. Убедившись, что все функционирует исправно, он сразу же выбрался из машины и подключился к разговору с местным механиком, который всё это время обшаривал транспорт в поисках внешних дефектов; удовлетворительно кивнув, сталкер снял свою верхнюю одежду и начал что-то с неё отстегивать. Девушке не удалось разглядеть, что именно, так как парень стоял к ней спиной. Тогда с его стороны до её ушей донёсся шелест отрывающейся липучки, и после слов командира она ненароком напрягла плечи.       — Перед отбытием все снимаем нашивки и шевроны! Не выйдите, пока этого не сделайте! — пронзительно скомандовал он и устремился в сторону сторожевой будки. Пусть расстояние до него и было небольшим, мужчине всё равно не удалось бы её услышать на фоне внешнего шума, попутной речи дозорных и торгующих вдалеке граждан. Но получить объяснение сталкерша всё равно намеревалась. Не от него, так от кого-нибудь другого.       — Зачем это? — спросила она, наблюдая, как после слов Понграца приказу уже мгновенно последовали Пауль и Винсент.       — Wie sehr ihr alle gerne Fragen stellt, verdammt. Делай, что велено, новобранец, — прорычал её чрезмерному любопытству Визингер. Его немецкая речь выражалась ещё большей враждебностью и раздражением, когда он стал говорить в нос.       Сначала Робин думала выбрать в разговоре с ним язвительный тон, но затем решила, что это только усугубит положение. Как бы девушку не раздражало это диковатое лицо, Пауль с этого дня так же являлся её начальником, с которым нельзя было портить отношения ещё больше. Тем более, насколько бы её персона не нервировала других, в первую очередь для компетентного деятеля этот факт волновать абсолютно не должен. Она ведь хочет продемонстрировать патрульным свои возможности, а не стервозность. На тех людей, кто всем своим видом показывают неприязнь к Робин, ей вообще должно быть плевать, если это напрямую не касается работы.       — Она у меня пришита, не на липучке. Я не смогу её так просто снять, — спокойно пояснила она по поводу беспокоящего её элемента. Девушка всё ещё недоумевала, почему заранее об этом не было предупреждения.       — Не думал, что, помимо надобности в работе с женщиной, её ещё придётся обучать английскому, — как бы стараясь её задеть, сказал Пауль.       — Мне это и не требуется от Вас. — нахмурилась Робин.       — Тогда подумай, что с ней можно сделать, раз не требуется. — с насмешкой произнёс мужчина, тем самым заканчивая их перепалку.       Сталкерша едва покачивает головой. Она стискивает зубы, обдумывая сказанное. На самом деле, тематика нашивок в известной степени уместна, но всё же это вызывает колючий страх. Робин долго пребывает в оцепенении, анализируя подход патрульных к своей службе. Если попытаться размышлять с их стороны, то отсутствие нашивок поможет сохранить анонимность среди встреченных на пути скитальцев. Пусть с ними и будут накатанные отношения из-за мародёрской внешности, но это куда предпочтительнее, чем быть лицом противоречивого Убежища, где восседают рецидивисты. Она и сама несколько раз сталкивалась на вылазках с туристами, чья дружелюбная позиция в одночасье исчезала при виде её нашивки на плече. Тут было бы уместным скрывать их место проживания, если бы они добирались пешком в зону, где случайно можно было наткнуться на людей в поисках еды. Проблема в том, что в смертельный биом никто не ступает. Тогда кто бы встретил их?       Её плеча мягко касается тяжёлая рука в перчатке. Робин понимает, что это Винсент. Будто прочитав чужие мысли, этим жестом он пытается умерить её терзания, на что она охотно поддаётся, поворачивая к нему голову.       — Это нужно. Ради безопасности. — почти шёпотом говорит мужчина, и она понимающе моргает ему в ответ, опуская глаза.       Ей не нужно улавливать его эмоции или интерпретировать его взгляд, как это обычно делают все люди в общении с кем-то. Она сама при разговоре с человеком всегда смотрит ему в глаза, улавливая любое изменение настроения. А глаза Винсента за тонированными стёклами невозможно разглядеть; перед ней только его привычная маска, недоступность каких-либо открытых участков кожи: вечная неприступность чёрной ткани, изолирующей его от мира, включая её саму. Будто если ты заглянешь во внутрь, то там не будет человека — лишь безбрежная пустота, которая способна видеть и чувствовать больше, чем все встреченные Робин люди вместе взятые. Ей достаточно просто чувствовать самой, когда он рядом, отмечать его уже замеченные ею повадки. Он легко её убеждает отбросить сомнения, как легко и действовал на неё раньше. Она этого не сторонится.       Всё-таки девушка прибегает к тому, чтобы немного испортить свою джинсовку — иного выхода всё равно не было. Робин снимает с себя утеплённую куртку и ощущает, как холодный ветер окутывает её верхнюю часть тела воображаемым пледом. Эта ткань настолько ледяная, словно её смочили в тазу и повесили на верёвки для белья, оставив на всю ночь. Теплота из рук разом исчезла, стоило лишь противному ветру дать шанс погосподствовать над организмом. Сталкерша из-за него слегка содрогается, но она ещё может забраться в кузов грузовика, когда их командир опускает откидные борта.       — Забирайтесь живо! Мы и так потеряли слишком много времени! — велит им возрастной мужчина.       Всё готово — они сейчас отбудут. Робин усаживается на скамью, извлекает из тайного кармана подаренный Сарой нож, и принимается за срез вшитых ниток на плече, стараясь не задеть лезвием основной материал. Пока с первой помощью он хорошо справляется. Она ожидает копошение вокруг себя, стук тяжёлых ботинок, наклоны кузова от ощутимого веса, в конце концов, но ничего это не происходит. Единственное, что было — это оружие и вещи Понграца, которые он закидывал в кучу припасов справа от неё. Почему-то никто другой за ней не полез. Вся её группа осталась стоять на месте, втроём рассматривая одну точку вдалеке. И устремив свой взор туда же, она понимает, что дело пахнет дерьмом.       — Понграц, это что ещё за херня?! — не церемонясь ни с чем, орёт стремительно надвигающийся к ним Барри. За ним ещё несколько его приятелей. Они покорно следуют, как за мамой уткой с такими же недовольными рожами, как у их босса.       Чёрт бы побрал этого выродка.       — У нас нет времени на разборки, Барри. Моя группа уже отбывает, — бросает тому Понграц, отмахиваясь от надвигающегося спора рукой. Он надеется, что Ломщик хотя бы здесь окажется благоразумен. — Обратишься со своей «хернёй» ко мне, когда мы вернёмся.       — Ну уж нет, старый ты уёбок. Ты будешь со мной говорить сейчас, как это подобает людскому этикету! — настойчиво продолжает тот, кажется, выходя из себя ещё больше после реакции командира.       — Не тебе говорить про этикет.       — Да, не мне, если ты понимаешь только собачий, — Барри вырывает из себя слова сквозь зубы. — Приходится вытряхивать из тебя всё дерьмо, которое ты ещё умудряешься вставлять моим ребятам под ноги, хотя уже должен в глотку червей запихивать, а не в солдатики играть. Что это за херота с выгрузом боеприпасов, дружище? Думаешь, что ты так легко можешь проскочить, забирая на вылазку всё нами добытое?       Он указывает пальцем на собранные ящики, в которых, очевидно, находились патроны, оружия и прочее снаряжение. В больших количествах. Робин застывает, когда бешеный взгляд Барри натыкается и на неё саму.       — Думаю, — утверждает Понграц. Он лукаво улыбается, явно подмечая про себя брошенное «нами» и понимая, что Барри не считает патрульных частью этого «нас». — Найдёте более полезное занятие в стенах, заместо хромой канонады.       Ломщик округляет глаза от такой дерзости. Думается, он даже не верил, что ему могло прилетать что-то словесное в ответ, а командир патруля так с каждой фразой закапывал, юрко уходил от разговора, который не хотел развивать. Барри это раздражает. Он жаждет вытеснить его, выбить всё то, чем безусильно управлял и что понуждало всех отгораживаться от результативного напора манипуляций и устрашения. С каждым, кто осмеливался не подчиняться и не поддерживать его, он действовал так же, пока те не ломались до конца. Они боятся банду Ломщика, потому что понимают, что преимущество на их стороне. А Понграц ломает его заведомо выстроенные рамки. Ему будто плевать на то, сдохнет он, или нет. Барри хочет разрубить стоящего на пути надменного мудака, потому что ведущее место должен занимать один авторитет. И им будет уж точно не командир патруля, который ни во что не ставит численность настоящего, человеческого могущества.       — Ты что, указывать мне будешь, сука? — Барри хотел придушить его за сощуренные, читающие глаза, за сраное существование. Он хотел прервать его жизнь прямо здесь и сейчас за то, что вообще эта мразь позволила себе раскрыть рот. С внутренним огнём ненависти он мечтал, чтобы Понграц тоже полностью сгорел.       Движение к командиру остановили выставленные три, нет, уже четыре дула оружия прямо в его голову.       — Соблюдай дистанцию, fieses schlampe! — оскалился Пауль, заставляя отступить Ломщика и его вербованных компаньонов.       — Подняли руки, три метра назад! — как громовой раскат попутно прокричал Борн, заслоняя вместе с Винсентом Понграца.       Всё произошло слишком быстро и неожиданно, но этого хватило, чтобы Робин смогла среагировать и выставить своё оружие в сторону угрозы. Глаза по-охотничьи заискрились, как у хищника, намеревающегося вот-вот напасть на беззащитную косулю. Не остановили даже пара выбившихся из заплетённых в бандане волос, раскачивающихся перед носом. Она понимала, что ни у кого из них не было цели пристрелить Барри за просто так. Запугать, приструнить — да, но с учётом того, во что именно всё начало выливаться, мысли о том, что хотя бы Визингер вполне мог сделать это прямо сейчас, начинали постепенно зарождаться. Ломщик не думал успокаиваться.       — Гадёныш ебучий, я могу весь твой патруль — или с кем ты там ещё как крыса ошиваешься — в ошмётки превратить, если будешь вставать у меня на пути, — сжимал поднятые вверх кулаки тот. Казалось, что ещё немного, и из его прожигающих глаз пойдут лазеры, которыми он испепелит всех неугодных. Однако пока на основе этой задачи могли справиться патрульные, а не он и его перекошенная банда. И командир это понимал.       — Не сможешь, будь у тебя хоть свора из тысячи полоумных фимозников, — подытожил Понграц, судя по всему, ничуть не вздрогнув, даже когда на него начинали надвигаться. Он просто остался стоять в той же позе, будто окаменев, потому что был уверен в защите от своих людей. — Я всё сказал, Барри. Бери своё мудло и возвращайся кабанчиком к себе.       — Что, пойдёшь против правил и осмелишься на макруху безоружных, Понграц? — из толпы поднял голос безвестный с раскосыми глазами.       — Если до них не допирает второй раз — да. Найдёшь и поговоришь тет-а-тет позже. Нам некогда.       Понграц поднял руку, и наведённые дула неуверенно опустились.       Диссонанс смешанных чувств охватил толпу. Она зашевелилась, стоило им лишь убраться с мушек вооружённых, а натяжение в воздухе постепенно угасало. Кто-то на краю поля зрения шепнул своему руководителю что-то вроде: «Хер с ними, босс. У Брэма ещё остались патроны для нас», на что Барри свёл брови, и неуверенным кивком согласился всё оставить на какое-то время. Что-либо предпринять сейчас у них не получится — им это уже показали на практике и словами, — поэтому оставалось только затаиться.       Осознав, что всё подошло к концу, командир патруля резко развернулся к своим подчинённым и отдал приказ оставшимся на земле забираться в кузов. Мужчины последовали за ним и уселись на свои места, полностью позабыв о том, что произошло минуту назад; время утекало, как песок сквозь пальцы, поэтому так тщательно задумываться о конфузах с вечно обиженными лиходеями не было никакого смысла, если за патрульными правда не будет весомых последствий. Все они в одной лодке, и тем более отпор даст каждый — сложности решаются сразу, если никто не станет терпеть, а они, без сомнений, не станут. В лучшем случае, их командир всё решит за всех позже.       — Я запомню, как ты наставила на меня ствол, шлюха, — теперь уже обращался к Робин Барри, злостно указывая на неё. Та без поворота головы переместила своё взгляд к нему, навострив уши. — Спряталась за спинами покрепче, как и все немощные бабы, вот только они, как и ты, скоро сдохнут. Вот увидите — после того, что здесь произошло, я это просто так не оставлю, помеси дырявых потаскух.       Он харкнул им вслед, прежде чем развернуться и уйти в противоположную от них сторону.       — Fickfehler. — ругнулся на него Пауль, сильно морща нос.       Ей хотелось что-то произнести в ответ, как делала это раньше. На всё у неё находились слова, чтобы защитить честь. Но то ли она заметила в лице Понграца его немую просьбу, что продолжать не стоит, то ли у самой на подкорке желание пререкаться не было настолько сильным, чтобы раскрыть в сторону Ломщика рот. Он уже успел высказать то, о чём думает. Если подлить масло в угасающий огонь, то потушить его они уже точно не смогут. Да и этот ублюдок сам понимал её отношение к нему. Доказывать что-то лишний раз уже нецелесообразно, если оно не подзадоривало и не интересовало, а его оскорбление являлось просто жалкой попыткой уйти хотя бы с чем-нибудь.       Если бы у Робин билось сердце, его бешеный ритм, вероятно, постепенно бы замедлялся. Из-за прилива адреналина в первый раз она не смогла понять, насколько сильно окоченели её пальцы. Но сейчас, уравнивания своё дыхание, девушка заметила, что указательный палец на спусковом крючке буквально не двигался. Даже если бы и был приказ стрелять, сделала бы она это с большим трудом. К счастью, до такого не дошло.       Сталкерша подвинулась ближе к краю скамьи, чтобы рядом с ней мог расположиться Винсент. Сжатый автомат в руке пришлось облокотить на бортик, чтобы тот никому из них двоих не мешал, а джинсовку, которую кинула на пол в порыве, девушка положила на ноги, тем самым укрывая свои колени от холода. Меньше половины ниток на нашивке она уже срезала, осталось только продолжить, чтобы ей ничего не наговорили, вот только конечности полностью застыли на сгибе — настолько всё вокруг стремительно замерзало из-за пакостной погоды. Ещё чуть-чуть, и Робин бы смогла лицезреть, как отмёрзшие пальцы отпадают по одному, словно лепестки с засохшей розы. Ей следовало бы взять под утеплённую куртку какой-нибудь свитер или толстовку. Да, пропотела бы, но это определённо лучше, чем ощущать холодный комок в районе поясницы.       Пронзительный грохот металла об металл на секунду оглушил; ржавый скрип открывающихся ворот разнёсся чуть ли не по всему убежищу. Грузовик медленно тронулся с места, раскачался на кочках. Внутри девушки застыло некое предвосхищение, ведь она не помнила, когда в последний раз вообще каталась на такой, казалось нередкой в прошлом, чудо-технике. Тем более, на возвышенном военном автомобиле с пуленепробиваемыми шинами. Наверное, именно на нём — нет, никогда. Максимум на тракторе или внедорожнике.       Внезапно её левого бицепса касаются и слегка растирают. Это ощущение жгучее, слабо осязаемое и малоприятное. Она переключает своё внимание с дороги на Винса, который, похоже, немного взволнован. Он чего-то хочет, однако Робин сперва не понимает его и вопросительно моргает. Тогда мужчина указывает на её оголённые, раскрасневшиеся, как варёный рак, руки, берёт за ткань лежащей куртки и приподнимает, без слов призывая надеть на себя. Девушка следует его просьбе, хотя и попутно осознаёт, что так у неё самой не получится аккуратно доделать начатое. Но, по всей вероятности, Винсент это учитывает и берёт из её рук ножик, помогая с нашивкой. Робин шёпотом благодарит его и слегка улыбается. Она удобно подставляет ему плечо, прежде чем вновь приглядеться к движущемуся пейзажу со стороны водителя.       Дорога бескрайняя и мёртвая, окружённая сухой, серой землёй и опавшими листьями от голых деревьев поблизости. Ещё было неизвестно, с какого дня начнёт идти снег, однако мороз предвещал его скорейшее появление — если не на этой неделе, то точно на следующей.       — Ты спрашивала насчёт места шерифа... Почему я не предложу городу свою кандитатуру. Надеюсь, после этого ты поняла, почему я это не сделаю, — вдруг возобновил прошлый разговор командир. Робин перевела на него свой взгляд, но задержаться на нём оказалось почему-то сложно. Из-за того, насколько остро он смотрел на неё, чужие слова резко обрели иную форму.       — Да потому что мы живём с подобными продажными вымесками, вот почему, — резво вклинился Пауль, в порыве пиная ботинком маленький камень у своих ног. — Их принципы и мировоззрение в корень не походят на общепринятый гуманитет, а обывателям приходится с ними соглашаться, чтобы не сдохнуть от человеческой руки. Фигуру командира и так пытаются убрать, а если он ещё здесь станет шерифом...       — Переубедить больного стать здоровым невозможно, — добавил Понграц. — Особенно если садистские наклонности проявлялись ещё в их адамовых веках. Даже если я протиснусь, они слушаться не будут. Так как у них свои удобные правила, никто их не заставит прогибаться по банальной численности. Ты просто не представляешь, что здесь происходило все эти семь лет.       — Могу себе вообразить. — кивает девушка.       Пусть и не так ярко, но кое-какие образы у неё уже сложились благодаря рассказам знакомых. Просто что-то подтверждалось лишний раз, и ситуации скомпоновались в одну мерзкую картину безнадёги и нарастающего страха потерпевших. Она могла поставить себя в то положение, могла ощутить своим нутром, даже если другие так не считали. Главное, что Робин понимала и была в состоянии делать свои выводы, находясь по обе стороны.       Все замолчали на несколько минут, не желая добавлять что-то от себя. Сталкерше это и было нужно: в тишине она смогла проанализировать прошлую ситуацию и нынешний несостоявшийся диалог. Её губы слегка поджимаются, когда она вновь цепляется взглядом за деревянные пошарпанные ящики, из которых время от времени доносился глухой стук вещей, сталкивающихся друг с другом от тряски грузовика.       — Командир, а действительно, зачем нам так много патронов для... пятерых человек? — наконец решается спросить Робин.       — Затем, что нас не пятеро. Начиная с того места, курс к которому мы держим, к нам подключатся ещё шестеро из соседской зоны и замкомвзвода Эрни Глэнси, — отвечают ей.       — Люди из другого убежища? Это с ними вы постоянно обмениваетесь?       — Да. У них не хватает боевой руки. Хилая сторона, иначе сказать, — командир сделал долгую паузу, как будто решаясь, стоит ли рассказывать ей дальше, — Большая часть из них — врачи, фермеры и строители, поэтому понятия «сталкеры» там не встретишь. Их место надёжно защищено от инфекций и почва каштановая — очень много овощей у них приобретаем, — поэтому доставляем друг другу то, что полезно для каждой стороны. Уже шестерых человек оттуда обучили на первый срок, а чуть позже мы начнём проводить уроки по самообороне для всех совершеннолетних, когда закончим с делами.       При первом упоминании о каких-либо цивилизаций на других окрестностях в груди постоянно вспыхивал восторг. Для Робин почему-то стало казаться, что на них были люди, крайне отличающиеся от тех, с кем она живёт в Убежище. Даже могла бы приписать их к пришельцам из другой Вселенной, а не к таким же выжившим, как бы это по-дурацки ни звучало. Подобные мысли начали формироваться с того момента, когда она сама начинала привыкать к кардинально изменившимся порядкам как внутри, так и вне нового дома. Требовалось всегда быть с кем-то, делиться, непрестанно работать и постоянно фильтровать слова в разговоре с окружающими (что по-прежнему было затруднительно, потому что некоторым с поломанной психикой даже безобидные слова выделялись красным светом). Особенно тяжело было уживаться с дёрганными и нездоровыми, которым ну очень не нравился их новый сосед с амнезией.       Но кто знает, возможно, только здесь такой сорт неприятных людей? Может же быть такое, что в других развивающихся пристанищах всё обстоит получше? В которых никому нет дела до её одной большой проблемы, где всегда чистый дом, свежая еда, приветливые незнакомцы и качественное медобслуживание…       — Это же невероятно! Не слышала о таком. Все говорили, что ваши дела с соседскими зонами касаются чего-то вроде обычных поставок за плату. А вы ещё и кооперируетесь с ними за стенами! Это очень ценные отношения, — удивлённо раскрыла рот Робин, слабо хлопая в ладоши.       Визингер скрестил руки и громко хмыкнул, высоко поднимая подбородок:       — Ты и не могла слышать. У нас пока мозги молью не проедены, чтобы разбалтывать о чём-то подобном даже мельком на территории Убежища. Если банда Хуёмщика прознает о том, насколько мы тесны с теми людьми, считай, что всё мигом закончится. Они похерят своими вонючими лаптями всё, что мы тщательно приобретали годами.       — У них и не получится узнать самостоятельно. Только если сами им об этом не скажем, — вполоборота твёрдо произнёс Понграц своему сослуживцу, однако Робин уловила, что эти слова также принадлежали ей.       — Так что если ты проговоришься об этом, spionin…       — Не беспокойтесь. Я ещё не настолько вышла из ума, чтобы вообще иметь дело с этим ублюдком. С другими людьми здесь у меня тоже разговор короткий, — поспешила оправдаться девушка и нахмурила брови.       На самом деле она и не врала. Кроме четырёх человек отсюда, с остальными близко она не общалась, скорее сторонилась. Даже знакомым сталкерша много чего не договаривала, как например с цветком или сколько зарабатывает каждый день на текучках и выходах. Личные дела она умела держать при себе и делиться только тем, о чем точно не стоило распространяться.       — Ich hoffe sehr darauf. — угрожающе прищурил глаза цветом густого тумана Пауль и отвернулся, разглядывая проносившуюся дорогу сбоку от себя и давая командиру продолжить.       — Пока мы служим для них обороной. Как я уже сказал ранее, шестеро оттуда недавно вызвались скооперироваться с нами, и мы с сержантом Эрни подготавливали их к выходу за стены в течение этого месяца. Слишком мало для окончательного закрепления материала, но учитывая, что у них уже был какой-никакой опыт с оружием и рукопашкой до нас со времен первой вспышки эпидемии, их помощь послужит нам в значительном плане. Лучше, чем брать совсем желторотых, но…       Понграц устремил глаза в пол, шумно выдыхая. Последние слова были для него несоизмеримо тошными и душили, вызывая бесконечные терзания о прошлых выборах. Но так как всё уже было согласовано и предпринято, мужчине не оставалось ничего другого, кроме как опереться локтями на колени и помассировать пальцами отяжелевшие веки.       — Если бы не наша критическая ситуация, я бы никому не позволил идти с нами нога в ногу. — закончил он свою мысль, погружаясь в себя и более не говоря ничего.       Тишину между четверыми пассажирами вновь заполнял шум работающего двигателя и прокатывающихся колес по грунтовой дороге.       Робин не смогла ничего сказать. Хоть она и думала, что командиру в такие моменты маловажно слышать излишние комментарии, дабы заполнить бушующую пустоту, но неловкость внутри почему-то всё равно возникла. В горле невовремя образовался ком, который позволил девушке выдавить из себя лишь благодарность Винсенту, когда он закончил срезку нашивки и передал её Робин в руки, но не более. Как бы сильно ей не хотелось, слова попросту не шли, и она решила оставить это, обращая своё внимание на что-нибудь другое.       От убежища они уже находились на достаточно далёком расстоянии. Постоянные укачивания от езды по неровной поверхности прекратились, когда они заехали на асфальтированную дорогу с выцветшими разметками и углубились в лес. Высокие деревья по обеим сторонам быстро укрыли их, защищая от всего опасного, что могло их поджидать, а голые ветки и стволы позволяли ранним лучам солнца просвечивать в некоторых зонах, что раздражающе влияло на глаза. От настолько ярких оттенков природы Робин уже успела отвыкнуть, и теперь помимо солнечного мерцания был ещё и колкий ветер, заставляющий постоянно слезиться и щуриться. Однако это всё равно было в разы лучше слякоти, пасмурности и извечной подавленности из-за отталкивающих условий. Кто бы что ни говорил, белые и жёлтые цвета ей всегда нравились больше.       Путь был один, поэтому по прямой дороге они будут ехать ещё минут десять, пока не свернут к просёлку с открытыми заросшими полями. Там они встретят остальную группу, чтобы направиться к городу уже сбродом на двух грузовиках. Хотелось бы за это время прикорнуть, да вот никто не даст. Была бы это обычная вылазка, тогда бы и слова не обронили, а в патруле, независимо от того, где ты находишься, до отбоя не смеешь и глаз на минуту сомкнуть, иначе за это сильно наказывают.       Удивительно ли, что Робин уже откуда-то об этом знала до знакомства с военными? Возможно, даже напрямую имела какое-то отношение. Но, как это всегда и происходило, выяснить причину всплывающих фрагментов из потерянных воспоминаний стало одной из невозможных задач.       Как и то, зачем её молчаливый друг везёт сейчас спрятанное оружие, о котором никто, кроме него и неё, не знает. Она бы предположила, что просто-напросто хочет лишний раз пострелять, и больше не вдавалась в эту неожиданную от Хораса подробность, только вот от Винсента, насколько бы он не хотел это скрыть, слишком отчётливо ощущалась сосредоточенность и скованность. И если в этом банально не было ничего серьёзного, стали бы ныне сидящие здесь так на неё смотреть?       — Знаете, вы так уверены в том, что нам придётся столкнуться с кем-то, — осторожно начала Робин, наблюдая за реакцией каждого. — куда даже сталкеры не осмеливаются ступить, не говоря уж о туристах. Да и ваш состав зачистил дорогу, чтобы доехать без происшествий. Разве город не должен быть спокоен для нас?       Все застыли.       — В военном положении нашей страны глупо не задумываться об опасности. Не забывай, что смерть никогда не отдыхает, — как само собой разумеющееся сказал командир.       Они ведь именно поэтому они не убирали своё оружие с колен, всегда держали в руках то, что может дать отпор и спасти. Робин и сама это понимала, но добиться она хотела другого ответа.       — Да, я согласна с Вами. Но Вы же знаете, что я говорю не про зомби, командир.       — Особенно не про них. — он приподнял одну бровь, не сводя с неё глаз.       — Ладно, про всё остальное я могу понять, но уж точно не про больницу, куда ввозили первых укушенных, и где точно один шаг станет летальным из-за бродящих тухляшек, — бросила Робин, надавливая ещё сильнее.       — А что ты можешь знать про людей? — неожиданно встрял в разговор Пауль, будто взрываясь от какого-то сказанного девушкой слова, — Часто ли ты сталкивалась с теми, кто по-настоящему способен пойти на каннибализм, чтобы вытеснить зверский голод? Снять кожу с живого и посадить на кол из-за фанатичных убеждений в баловании фиктивного беса? Помучить, изрезать, а потом трахнуть во что угодно для своего минутного удовлетворения? — образы, возникшие в голове, заставили девушку сжать челюсти от подкатившей тошноты; Визингер продолжил: — Эта падаль нашей Земли всегда себе на уме, они способны и на большую херню. О, уж и-и-им-то не составит труда решиться и направиться в дебри для собственных извращённых умыслов! А мы должны быть готовы к тому, чтобы незамедлительно всадить им пулю в лоб, если в их ебучие мысли хоть мельком закрадётся желание напасть на нас или сделать чего похуже.       Робин начала жалеть о поездке с ними. Хотя, не только об этом; вообще о своём согласии ехать. Даже стыдно, что решение пропало всего лишь из-за такого, когда ещё ничего не началось. То-ли Пауль был просто таким сквернословным козлом, которого вечно за язык что-то тянет, то-ли он накалял обстановку специально. Да это и не столь важно — он уже увёл её от главного, причём мастерски.       Видимо, слова мужчины тоже смогли как-то коснуться Винсента — тот отвёл голову в противоположную от Робин сторону и сжал кулаки, что было для неё слишком неожиданно. Уж кого-кого, а Винсента обычные — пусть и откровенные — слова никогда не волновали. Ни брошенные ему от женщин со слишком глубокими декольте чертовски страстные — от которых любой бы уже прямо на месте закрывал мокрое пятно на штанах — предложения расслабиться, ни любой разговор от того же Дерека Бревна в библиотеке или шайки Ломщика о недавних ограблениях и убийствах с чрезвычайно бесстыдными подробностями. Стало быть, сказанное Паулем по-особенному его касалось, что мужчина так отреагировал? И даже не посмотрел на неё, отвернулся.       — Каковы тогда шансы, что я не рискую быть в вашей компании? Я же вас тоже совсем не знаю, — постаралась ровным тоном продолжить девушка. У неё это получилось.       — Richtig gesagt, spionin, — как-то по-злобному оскалился Визингер. — Однако ты всё равно осмелилась.       — Хочешь ли ты этого или нет, Робин, — продолжил за ним Понграц. Он сделал выраженную паузу для выделения имени собеседницы, что заставило её ещё больше напрячься, — последствия, казалось, несущественного промедления всё равно способны коснуться каждого. У нас, патрульных, тем более. Ты не думай, что нас это как-то обходит, только потому, что мы профессионалы. Наш мозг всегда работает: всегда ищет пути, анализирует, запоминает. И даже в привале, о котором мы будет на сто процентов уверены в безопасности, из ниоткуда может проясниться то самое упущение, что станет для нас роковым, — девушка поняла его жест, но кивок вышел слишком слабым. Настолько, что у неё возникло сомнение, заметил ли это командир вообще. Мужчина же напротив остановился, подбирая правильные слова. — Или вот, для детской аналогии: единственная добытая консерва, у которой стёрт срок годности, и ты не знаешь, запихнёшь ли ты сейчас тухлятину в свой пустой, безумно просящий есть, желудок, или она всё же окажется свежей. Что выберешь?       Робин округлила глаза. Не ожидала, что Понграц именно так спрыгнет с основной темы и интерпретирует её по-своему.       — Ну, если я сильно буду голодной...       — Сильно. — утвердил он.       — Даже настолько, что буду готова запихать в себя пробегающую мимо крысу...       — Настолько.       — Съем, конечно же.       — Мерзость. — вдруг выплюнул из кабины всё эти минуты молчащий Борн.       Благодаря салонному зеркалу девушка смогла увидеть, как парень на водительском сидении забавно скривился от их диалога. До поры до времени она даже не думала, что он вообще что-то слышит оттуда из-за громкого тарахтения мотора.       — Что, Борн, забыл, как отбивал гремучку и жрал её с нами? Это ведь было всего два дня назад, — громко поглумился Пауль.       — Уж лучше бы забыл. — слабо отозвался сталкер и отвёл взгляд. Продолжать разговор о том дне он явно не горел желанием.       — Смотри, а у самого-то уже слюни на пол капают, — посмеялся с Визингером командир.       — Вы правда ели змею? — не веря, спросила Робин с улыбкой.       — На углях её мясо — самое то. Грех их вообще не есть! Винсент, например, только так её уплетал, — Понграц указал на того рукой.       Сталкерша невольно посмотрела на друга, будто дожидаясь от него опровержения, но ничего такого не последовало. Наоборот, он повернул к ней голову в ответ, как бы выдавая этот жест в качестве подтверждения факта от их командира.       — Необычно, — смогла на это ответить Робин, возвращая внимание к спереди сидящим товарищам.       — Что кролики едят змей — вот что необычно. Мир давно сошёл с ума.       Она скрестила руки на груди, будто по-прежнему не веря в услышанное, и вытянула затёкшие ноги вперёд.       — И на что смахивает? Дайте угадаю: на лягушачьи лапки?       — Вкус ничем не отличается от стандартной пресной рыбы, — признался Понграц, но призадумываясь, — Хотя, хрен её пойми. Мне всегда говорили, что один в один как мясо курицы, но схожесть я что-то не нашёл, — метнул он.       — Да и плевать. Она всё равно будет лучше приготовленных моей мамой галушек с тушёнкой, — фыркнул мужчина с немецким акцентом.       — Так у вас они сладкими подаются: пудра, сливовый джем. Причём тут тушёнка? — вытянулся и развернулся к сокоманднику командир.       — Пойди спроси эту seltsame Frau, — выдал другой, пожимая плечами. — Она была фанаткой говядины. Ещё этот мак сверху... Будто тесто из чьей-то задницы достали.       Хотя Робин всё-таки не жалела о том, что поехала.       Прочие уже не прекращающиеся их разговоры между собой она уже не стала слушать. Её их личные дела не касались, а в голове так тем более образовалась бездонная пустота, когда она украдкой подметила знакомый завалявшийся труп зомби в кустах. Его до сих пор оттуда не убрали. Хоть бы закинули куда-нибудь подальше от дороги или бы вовсе закопали, чем подолгу оставлять вывалившееся добро на виду у каждого проезжающего. Но именно с него все понимали, что дальше они ступают на горящий огонь — пристанище ходячих мертвецов. Как мерцающий во мраке маяк для блуждающих кораблей в глубоком море.       Время прошло слишком быстро, и их машина круто свернула вправо — к тому самому просёлку. Из-за кочек пришлось хвататься руками за бортики кузова, чтобы не свалиться со скамеек. Стоило проехать ещё дальше, как лес закончился, открывая огромную свободную площадь, над которой просыпалось морозное солнце. Небо было безоблачным, и это позволяло вокруг одинокой звезды свободно распластаться крупному гало. От такого вида возникло иллюзорное ощущение того, что все они сейчас находились не на прогнившей болезнью Земле, а в непостижимом для обычного человека месте, которое их мозг не способен был даже вообразить. Если бы не все нынешние заботы, Робин обязательно уделила бы внимание одной, а может, даже нескольким прогулами по подобным тихим местам. Чтобы просто свободно вдыхать свежий воздух, напоённый запахом хвои и легкой зимней свежестью, ощущать единение с природой. Интересно, делала ли она когда-то так?       Вдалеке их группу уже поджидала другая. Вокруг идентичной тачки столпились упакованные в плотные жилеты и ремни напряжённые люди, наготове держащие в руках автоматы. Однако, как только раздался громкий приказ о запрете стрельбы, они немедленно опустили дула к земле. Борн съехал с дороги, чтобы встать ко второму грузовику напротив, заглушил мотор и медленно вышел. За ним последовали остальные.       Одна из фигур неизвестных, подававшаяся вперёд, оказалась Эрни Глэнси — невысоким мужчиной с ухоженной бородой и проницательным взглядом. Он сделал несколько шагов в сторону, жестом приглашая только что прибывших пассажиров подойти к нему. Неподалёку раздался звук шагов — остальные члены отряда тоже решили поздороваться.       — Сталкерский состав поразительно сглаживает нашего командира последние дни, — первым заговорил замкомвзвода; его голос звучал уверенно, как натянутая струна. Он пожал каждому руку, прежде чем подойти к девушке. — Сержант Эрни Глэнси.       — Робин. Сталкер, — представилась Робин с улыбкой, принимая его жест. Она невольно отметила, что его рукопожатие было очень крепким.       — Что ж, с сегодняшнего дня ты теперь не сталкер, а солдат нашего патруля, Робин. Куда тебя распределил командир? — поинтересовался тот.       — В снайперы, сэр, — тут же ответила она.       — Это хорошо. Для прикрытия наших спин третье лицо будет уместным, — одобрительно кивнул Эрни. — Пауль возглавит вашу группу и всё скажет, когда мы доберёмся до больницы. Ясно?       Её лицо обрело брюзгливость.       — Так точно, сэр. — уже без особого энтузиазма проговорила Робин, отводя взгляд в сторону.       Пауль. Чёртов Пауль.