Место под солнцем.

Дотторе никогда не мечтал стать пиратом. Его амбиции простирались далеко за пределы бесчинств на море, за пределы грабежей и морских сражений. Он видел себя исследователем, первооткрывателем, властелином знаний, а не жалким морским разбойником. Однако, когда он впервые вкусил свободу, которую давала ему жизнь пирата — свободу от ограничений, от предписанных правил, от узкого кругозора цивилизованного общества — он понял, что не способен отказаться от этого опьяняющего ощущения. Это была свобода от ответственности, от морали, от всего, что сдерживало его пытливый и, порой, безумный ум. Это была свобода творить, исследовать без оглядки на чье-либо мнение, свобода, которая оказалась куда более соблазнительной, чем все его изначальные планы. Вот только… Какой день подряд Иль прохлаждался, занимаясь лишь строительством нового корабля вместе со своей командой? Это было не в его стиле. Его беспокойный ум, обычно кипящий идеями и экспериментами, казался заторможенным, словно сложная машина, заведенная не тем ключом. Вместо привычного стремления к знаниям и власти, он тратил время на рутинную, физическую работу.  И все из-за этого импульсивного поступка, из-за этого взрыва необузданной энергии, который привел к разрушению его корабля. Бессмысленное, расточительное действие, лишившее пирата привычного комфорта и мобильности, заставившее его, гения, спускаться до уровня грубой физической работы. Он раздраженно морщился, вспоминая этот инцидент, этот дерзкий вызов его власти, этот акт, совершенный подростком с мечом. Иронично, что единственное, что сейчас заполняет его дни — это бессмысленное строительство, возведение замены того, что он и не рушил вовсе. *** Панталоне был монстром. Холодным, расчетливым, безжалостным. Он умел прятать свою истинную сущность за маской безупречного делового человека, но под этой маской скрывалась пустота, заполненная лишь жаждой власти и наживы. И даже самый настоящий монстр имеет свойство... жить. А жизнь, как известно, можно отнять. Неожиданно для себя, Лоне серьезно заболел. Но, несмотря на тяжесть недуга, он не слишком беспокоился. В конце концов, он дожил до своего семнадцатилетия, значит, и с этим справится. Однако болезнь прогрессировала неумолимо, отравляя его организм, подтачивая силы. Он переносил ее на ногах, упрямо продолжая свою охоту. Поиск жалкой псины стал для него не просто целью, а необходимостью. Он был похож на цербера, сорвавшегося с цепи, – безудержный, яростный, одержимый. Денег ему нужно было много: на лечение, на поддержание привычного уровня жизни, на то, чтобы сохранить лицо перед другими «монстрами» своего уровня. Болезнь точила его изнутри, но жажда наживы и одержимость местью гнали его вперёд. Наконец-то, после долгих скитаний и бесчисленных поисков, мечник нашел его – остров, где скрывался Дотторе. Информация подтвердилась, и это ощущение триумфа, долгожданной победы, окупило все тяготы его странствий по подозрительным местам, все мучительные дни, проведенные в поисках. С высоты холма он различил очертания строящегося корабля — убедительное доказательство того, что его добыча находится совсем рядом. На губах фехтовальщика появилась едва заметная, хищная улыбка. Он сделал шаг, еще один... и рухнул на землю. Болезнь, долгое время таившаяся в его организме, наконец, взяла верх. Охота закончилась, не успев перейти в финальную стадию. Панталоне, монстр, преследовавший свою жертву с холодной настойчивостью, пал жертвой куда более неумолимого врага – собственного, изможденного тела. *** Мечник открыл глаза. Сначала – туманно, невнятно. Потом – отчетливее. Он лежал в гамаке, тело приятно покалывало от необычного тепла, а в воздухе витал густой, терпкий аромат каких-то лечебных трав. Звуки доносились приглушенно, словно сквозь толщу воды: веселый гомон, смех, звон кружек. Он прислушался. Это был Дотторе. Иль Дотторе, выпивающий со своей командой. Фехтовальщик почувствовал, как слабая усмешка тронула его губы. Мужчина – в первую очередь доктор, мастер своего дела, а уж потом – пират. Возможно, именно поэтому Лоне и выжил. Над ним склонилась чья-то фигура. Знакомое лицо. Это был Торе. Улыбка на его лице была почти добродушной. —Наш птенчик проснулся? — спросил он, голос его звучал мягче, чем обычно. Лоне молчал. Слишком много вопросов роилось в его голове. Слишком много всего происходило за последние дни. —Убить меня пришёл? — спросил Дотторе, его голос звучал неожиданно тихо, почти робко. Он пристально смотрел на Панталоне, словно ожидая ответа, но и готовый к любому исходу. —Не сегодня, я не в форме… — ответил мечник, его голос был слабым, но в нём всё ещё чувствовалась привычная стальная нотка. Он лежал в гамаке, словно сломленный, но взгляд его оставался цепким, проницательным. —Я вижу, — просто констатировал док, его взгляд не отрывался от молодого парнишки. В его глазах читалось что-то неопределенное – смесь удивления, интереса и, возможно, даже… сочувствия. Дотторе присел на край гамака, его вес плавно покачнул им вперёд-назад, создавая убаюкивающее движение. —Знаешь, ты слишком молод, — произнёс он, голос его был тих и спокоен, но слова звучали как неожиданный удар. —Заткнись! — рявкнул мечник, резко садясь в гамаке. Его движение было резким, болезненным, но он проигнорировал боль. — Моя жизнь — моё дело! Дотторе рассмеялся, его смех был лёгким, почти беззвучным, но в нём чувствовалось явное превосходство. —Хорошо-хорошо, не закипай, — сказал он, успокаивая Панталоне, — Просто ты ещё совсем не понимаешь, на кого можно рыпаться в море, а на кого нельзя. —Ты достаточно показал себя, когда сбежал с поля боя, — резко бросил Лоне, его голос был полон презрения. — Никогда таких трусов не встречал. Доктор усмехнулся, его взгляд стал холодным и насмешливым.  — Маленькая птичка, ты ещё ничего не смыслишь, — тихо произнёс он, — Особенно в том, что касается выживания. Иногда бегство — это не трусость, а стратегия.