Пустыня Сонора

      – Значит, тебя просто взяли и отпустили? – резюмировала Лючия, когда ее брат закончил свой длинный и не в меру детальный рассказ о событиях последних нескольких дней.       – Вроде того, – подтвердил тот, откусывая очередной смачный кусок от приготовленного сестрой тако.       Готовила девушка так себе: начинка была рыхлой и водянистой и так и норовила вывалиться из кукурузной лепешки обратно в тарелку. Но Пако это не особо смущало – жутко голодный, он собирал выпавшие кусочки мяса с овощами и смачно облизывал пальцы, чтобы потом вытереть остатки слюны о собственные штаны. – После того, как я три дня кряду просидел на стуле напротив закрытой двери, они решили, что с таким же успехом могут заменить меня на радио-няню.       – А твоя сеньорита, получается, так и не вышла?       – Нет. Еду ей приносили прямо в комнату, но внутрь она пускала только няню, так что саму Розу я даже мельком не видел, – какое-то время помолчав, Пако добавил. – Не знаю, у меня какое-то… поганое чувство осталось после нашего с ней последнего разговора.       – Почему? – девушка, одетая в разноцветный хлопковый халат, слегка протершийся на локтях и вдоль швов, поднялась с табурета, на котором сидела, и налила брату еще колы в опустевший стакан. Бросила туда несколько кубиков льда из морозилки и придвинула ему ближе.       – Да как тебе сказать… – пробормотал он и отхлебнул из соблазнительно запотевшего бокала. – Ситуация просто… немного вышла из-под контроля, что ли. Слушай, chica… – ему еще никогда не приходилось спрашивать совета у сестры по поводу собственной личной жизни, но, как ни крути, Лючия и Роза были похожи. Хотя бы в том, что касалось количества и скорости смены половых партнеров. Так что, возможно, их логика в этом плане тоже работала примерно одинаково. – Вот скажи, как это у тебя происходит?       – У меня? – удивилась та. – Ты о чем?       – О… твоих парнях, – он так и не смог заставить себя произнести слово «секс» применительно к сестре. – Кто они для тебя?       Густые брови Лючии удивленно дернулись вверх, придавая всему ее не слишком красивому, но, бесспорно, милому личику озадаченное выражение, которое, по мнению брата, очень ей шло. Некоторое время она молчала, видимо, размышляя над вопросом и давая Пако возможность расправиться с остатками своего ланча.       Он приехал к сестре на следующее утро после того, как Хавьер официально отпустил его со службы, дав внеплановые выходные. В поместье парень и правда сейчас был без надобности: Роза безвылазно сидела у себя, а в прочие дела клана Пако не посвящали. Однако о том, что назревало что-то крупное, он догадывался и так.       Поместье погрузилось в напряженную, предгрозовую тишину, которую старались не нарушать даже горничные, передвигаясь по пустым гулким коридорам на цыпочках и переговариваясь между собой шепотом. В кабинетах господина Ласаро и его старшего сына не смолкали сложные разговоры, а в гостевых комнатах то и дело меняли постельное белье после очередных визитеров из соседних муниципалитетов.       Может, Роза тоже это чувствовала – что сейчас лучше залечь на дно и не отсвечивать, потому что происходит что-то серьезное. А, может, дело было все-таки в той неловкой сцене у бассейна, когда он отверг ее. Отверг через мучительное внутреннее сопротивление и вопреки собственным желаниям, подчиняясь даже не разуму, а инстинкту самосохранения.       В тот момент, когда она прижалась к нему, полуобнаженная, горячая, готовая на все, у парня в голове и правда ненадолго замкнуло, и он почти сделал глупость. За секунду у него пронеслось перед глазами, как, обхватив девушку за талию, он укладывает ее на тот самый шезлонг, с которого она встала. Или даже нет – просто разворачивает и наклоняет, давая опереться на что-нибудь руками. Не тратя время, отгибает в сторону трусики, а потом жестко и от всей души трахает, сполна возвращая должок за безумный денек накануне, пока она не начнет умолять, чтобы он разрешил ей кончить.       …А потом, надо полагать, его прямо так, не дав надеть штаны, вяжут и после тащат на ковер к Мануэлю Ласаро, где тот скармливает Пако его же собственный член, еще не до конца обмякший и весь покрытый одуряюще сладким соком его пустынной розочки.       Потому что все знали, что происходит с любовниками Розы Ласаро, которых удавалось отловить ее отцу. И какой бы роскошной, соблазнительной и обжигающе горячей она ни была, он еще не настолько спятил, чтобы позволить себе лишнего прямо на камеру. И ради чего? Чтобы стать очередным пунктом ее бесконечно длинного списка? Сегодня он, завтра другой, а послезавтра двое сразу. Для Розы это бы ровным счетом ничего не значило, а ему могло стоить не только карьеры, но и жизни.       Слишком уж неравноценный обмен, ведь так?       – Секс – это просто секс, – наконец заговорила Лючия, возвращая его к их разговору. – Я люблю им заниматься, люблю ощущения, которые он мне дарит. Мне нравится испытывать оргазм, а еще нравится, когда парень меня хочет. Если у него на меня стоит, значит я красивая, так?       – Ты и так красивая, chica, – не сдержался ее брат, вдруг ощутив какую-то неприятную тяжесть в груди после этих ее слов. – Тебе не нужны ничьи члены, чтобы доказать это себе.       – Может, и так, – равнодушно пожала плечами она. – Но в жизни не так уж много однозначно приятных вещей, за которые не приходится платить. Сон и секс – одни из них.       Черт, а ведь она была права. Даже алкоголь и вкусная еда стоили денег. Не говоря уже о каких-то более изысканных видах удовольствия.       – Получается, парни в этом случае для тебя просто… способ? Инструмент или вроде того? – вернулся к предыдущей теме он.       Если так, то его отказ вряд ли мог ранить чувства Розы. И на глаза она никому не показывалась точно не по этой причине – а потому что восполняла ресурс после предыдущей выходки или продумывала план следующей.       – Вроде того, да, – помолчав, согласилась Лючия. – Как по мне, одно с другим лучше не смешивать.       – В каком смысле? – не понял ее брат.       – Не влюбляться, – пояснила она. – Чувства все портят.       И, озвучив эту достаточно спорную идею, девушка встала с табурета и принялась собирать со стола грязную посуду.       Впрочем, чувства – это точно что-то совсем не из его истории.       – А ты сама когда-нибудь влюблялась, chica? – спросил Пако, наблюдая, как сестра, включив воду в раковине, принимается ополаскивать в ней посуду.       – Раз или два, – не оборачиваясь, пожала плечами та.       – И ты… спала с теми, в кого была влюблена?       – Нет. Чувства все портят, я же сказала. Они… мешают получать удовольствие от секса.       – Да ладно? – недоуменно вскинул брови парень. – Мне всегда казалось, что должно быть наоборот.       – Любовь намного больше, чем секс, Пако, – серьезно проговорила она, бросив на него выразительный взгляд через плечо. – Она… вытесняет собой все и… мешает. Делает все слишком сложным. А я не люблю усложнять.       Что ж, если подходить с такой стороны…       – Не ты одна, – вздохнув, согласился он.       В планах на жизнь у Пако любви не было вообще. По крайней мере, той, которую сейчас имела в виду его сестра. Он искренне считал, что на том пути, который он для себя выбрал, лишние привязанности только все усложнили бы. Да и когда ему было крутить романы? На выходных раз в месяц? Какая женщина станет связывать свою жизнь с тем, кто почти не ночует дома и постоянно вынужден таскаться за сногсшибательной красоткой вроде Розы Ласаро? Ни одна настоящая мексиканка такого бы не стерпела.       И даже когда несносную девицу наконец выдадут замуж, что в ее положении было совершенно неизбежно, кто знает, какую работу ему поручат после. Так далеко Пако еще не заглядывал. Да и потом… с такой, как Роза, станется поджечь поместье в знак протеста в тот самый день, когда ей заявят о предстоящей свадьбе.       Парень невольно усмехнулся, подумав об этом. Да, этот чертенок вам еще устроит.       – Какая она?       – Что?       Пако поднял на сестру недоумевающий взгляд. Лючия уже закончила с посудой и теперь, прислонившись к мойке и сложив руки на груди, внимательно смотрела на него. От такого ее взгляда ему всегда становилось не по себе. Девушка пусть и была не слишком умна в общепринятом смысле этого слова, но проницательностью обладала просто дьявольской. Иногда ему и вовсе казалось, что она способна была читать его мысли так же легко, как сообщения в вотсапе.       – Роза Ласаро. Мы же все это время о ней говорили, а не обо мне, так? Какая она?       Вопрос внезапно оказался сложнее, чем он думал. Роза… была оглушающе громкой, упрямой и неукротимой. В свои худшие моменты буквально невыносимой. Настоящая песчаная буря, способная с головой накрыть того, кто вовремя не убрался с ее дороги.       И в то же время она умела быть волнующе податливой, манящей и обольстительной. Мурлыкающей, мягкой и игривой – разжигающей ладони от нестерпимого желания к ней прикоснуться.       А была еще и третья Роза – та, что плакала на пляже, та, что почти по-дружески болтала с ним на кухне, и та, что умчалась, как вихрь, после того, как он ее отверг, заставив Пако искренне засомневаться, а не совершил ли он только что нечто ужасное.       Проблема была только в том, что он понятия не имел, была ли хоть одна из трех настоящей.       – Она… типичная богатенькая девица, – наконец отозвался парень, решив, что сам себе усложняет жизнь всеми этими бессмысленными размышлениями. – Считает, что весь мир крутится только вокруг нее и ее хотелок, а все остальные должны либо прогнуться, либо отойти в сторону. А если не отойдут, то, поверь, она всю душу из тебя вытрясет, пока не получит то, что хочет.       – Но ты все равно беспокоишься о ней, так? – отчего-то вдруг улыбнулась Лючия.       – Ничего подобного, – раздраженно замотал головой он. – Дурная она. И фальшивая насквозь. В один день заявляет, что ей плевать на подругу и главное – это сохранить контакты их общего дилера, а в другой из кожи вон лезет, чтобы эту самую подругу помянуть. То корчит из себя оскорбленную невинность, то едва в трусы тебе не лезет. И так мастерски отыгрывает и радость, и скорбь, и злость, и равнодушие, что в какой-то момент уже ничему не веришь. Смотришь на нее, как идиот, и не знаешь – вот если я сейчас посочувствую всерьез, это будет оправдано? Или я заливаю водой нарисованный на стене камин, как в книжке про Пиноккио?       – Она тебя зацепила, – сестра не спрашивала, а говорила почти с уверенностью.       – Да с чего ты…       – Ты все утро только о ней и говоришь, – посмеиваясь, развела руками та. – А еще так… злишься. Ты так злился на меня, когда я уехала с Винни и остальными в их загородный дом на выходные и не сказала тебе. У тебя так же… нос дергался. И уши краснели. Очень похоже.       – Это вообще не одно и то же, – озадаченный, Пако дотронулся до своих ушей. Те и правда были горячими на ощупь. – За тебя я беспокоился, chica. На нее мне плевать, пока она не решает самоубиться в мою смену. Потому что за все ее выходки прилетит мне. Вот что меня бесит, – тут же уверенно добавил он, словно убедив самого себя. – То, что фортели выкидывает она, а на орехи достается окружающим. А теперь, когда еще и эти Луна воду мутят, все вообще на нервах, потому что не сегодня завтра может начаться большая заварушка и…       – Стой, – перебила его сестра, вдруг впервые с начала их разговора нахмурившись. – Пако, эта… заварушка может затронуть и тебя тоже? Ты в опасности?       Секунду он молчал – слишком долгую секунду, чтобы ее можно было вовсе не заметить. Но когда заговорил снова, голос у него был таким мягким и убедительным, что не поверить ему было просто нельзя.       – Конечно, нет, chica. Я работаю в самом безопасном месте на свете. Даже если отголоски всего происходящего докатятся до Эрмосильо, что само по себе уже очень маловероятно, поместье Ласаро они точно не затронут. Не волнуйся, сестренка, я буду в порядке.       Уже договаривая, он чувствовал, как язык немеет от столь наглой лжи. Конечно, вероятность того, что жаждущие мести Луна вдруг объявятся не где-нибудь там, а на пороге дома его хозяев, была ничтожно мала, но даже так о безопасности речи и близко не шло. Пако работал в мире, где жизни таких, как он, порой даже за разменную монету сойти не могли. Скорее, за досадную помеху, которую можно стряхнуть одним движением, как муху с лобового стекла.       Когда-то очень давно он чувствовал себя неуязвимым. Тем самым героем боевика, в которого никто не может попасть с десяти шагов. Потому что все остальные могли погибнуть от случайной пули, а он, Пако, не мог. Он был слишком хорош собой, слишком умен, слишком сильно любил жизнь – и та обязана была так же страстно любить его в ответ.       Но вот что он понял после своего посвящения в ряды солдат Ласаро: жизнь не любила никого. Жизнь была хладнокровной, бесчувственной сукой, уставшей от бесконечной череды страждущих, дергающих ее за грудки. Может быть, она втайне даже ненавидела их всех – ненасытных и неблагодарных, – и ничего ей не доставляло большего удовольствия, как вырвать свой сосок изо рта особо голодного идиота, который только-только поверил, что удача повернулась к нему лицом.       А вот Санта Муэрте была другой. Она была готова принять в свои объятия любого, и для каждого у нее был припасен особенно страстный поцелуй. И она ждала его, Пако – ждала с той самой минуты, как он спустил курок в том проклятом номере мотеля. Преследовала его повсюду, появляясь в стриптиз-баре у него на коленях или наряжаясь в черный кружевной корсет и пышные юбки Розы в день похорон. Крутилась вокруг да около, уже даже не стесняясь и не скрываясь – все ждала, когда же он наконец покорится.       Они оба знали, чем все должно было кончиться. Вопрос был лишь в том, как и когда.       Но ничего из этого Пако не сказал вслух, потому что Лючия и так видела и понимала слишком много, а он вовсе не хотел ее волновать. Поэтому увел разговор в сторону от опасной темы, а потом предложил поиграть в приставку, которую подарил ей на прошлый день рождения. Сестра пусть и продолжала посматривать на него с подозрением, все же согласилась, видимо, решив выбросить из головы все прочие мысли и сомнения.       Играла она не в пример лучше Пако, и, учитывая, что из них двоих настоящий пистолет в руках держал только он, это казалось страшно несправедливым.       – Я ведь почти добежал! – с досадой всплеснул руками парень. – Ну ведь почти уже!       – Сам мне говорил, что нужно патроны считать, – засмеялась сестра, толкая его плечом. – Тогда перезарядка не застанет тебя врасплох. Ну, говорил или нет?       – Говорил, – неохотно признал он. – Но мне казалось, что там должен был быть еще один! Вот засада, а…       – Ты умер, Пако, – уверенно и твердо заявила девушка и даже качнула головой для убедительности. – Смирись.       – Да знаю я, chica, – уныло подтвердил тот, откладывая геймпад в сторону и роняя голову на сиденье дивана, возле которого они устроились прямо на полу. – Поверь, я прекрасно это знаю.             

~

      Роза в самом деле не выходила из своей комнаты уже три дня и чувствовала, что вот-вот сойдет с ума. Кто бы мог подумать, что выкрашенные в нейтральный песочный тон стены без мебели и других отвлекающих элементов окажутся настолько раздражающими. Но хуже всего было, пожалуй, то, что отнюдь не каждое занятие помогало отвлечься. Когда девушка, например, открывала книгу, гробовая тишина просачивалась в щель между полом и дверью, как угарный газ, и делала воздух во всей комнате непригодным для дыхания. Приходилось бесконечно скролить видео в интернете с выкрученным на максимум звуком. Но это тоже помогало несильно…       – У меня для тебя кое-какие подарки, niña, – с порога огласила Альба, внеся в комнату Розы стопку вещей. От неожиданности та даже чуть-чуть подпрыгнула, так как уже довольно давно пребывала в крайне глубокой задумчивости. – Я выпросила у сеньора Леандро постельное белье и твои средства для умывания. Не все, конечно, но жить можно.       – Ох, ну хоть какие-то хорошие новости, – облегченно вздохнула девушка, подходя к няне и принимая из ее рук прозрачную косметичку. – Спасибо тебе большое.       Альба, однако, радости ее не поддержала, а лишь поджала губы и принялась перестилать кровать своей питомицы. Роза знала это выражение лица очень хорошо, так что закравшиеся в нее нехорошие подозрения заставили девушку отложить косметичку в сторону:       – Что случилось?       Но та сделала вид, что чрезвычайно увлечена парусом белоснежной простыни, которую медленно опускала на матрас, и проигнорировала вопрос.       – Альба? – повторила девушка настойчивее.       Женщина отрицательно покачала головой, и Роза, не имея ни малейшего настроения на игру в детектива, плюхнулась на кровать и упрямо сложила руки на груди.       – Ты же знаешь, что я так просто не отстану. Что случилось? Скажи.       Альба глубоко вздохнула и сперва пробежалась отстраненным взглядом по комнате, но поскольку внимания в ней задержать было решительно не на чем, женщина была вынуждена остановиться на Розе. В глазах ее плескался страх.       – Сеньор Алехандро… – и осеклась, будто в горле ее встал большой и колючий ком, не позволивший больше произнести ни звука. Роза почувствовала, как у нее от волнения холодеют конечности.       – Что с ним? – спросила она одними губами.       – Луна удерживают его в заложниках, Розита.       Та ошарашенно округлила глаза:       – Да ладно!       – Да, он ведь так и не вернулся домой после того раза. Я думала, что у него просто много работы… сейчас время такое… Но теперь правда всплыла на поверхность. Прислуга и охрана шепчутся…       Роза попыталась вспомнить, когда видела брата в последний раз – и по всему выходило, что было это несколько дней назад. Девушка тогда сидела в коридоре и ждала окончания совета в кабинете отца. Алехандро и Лукас вышли первыми, а через время – остальные… С тех пор он не возвращался домой? А ведь Роза даже не заметила…       – О чем шепчутся?       Альба досадливо передернула плечами и сморщилась:       – Niña, ты же знаешь, что я ничего не понимаю во всей этой политике.       – Неважно, – замотала головой девушка. – Говори, что слышала. Просто перескажи.       – Я… – замялась та, с трудом подбирая слова, – слышала, что Луна требуют отставки Салазара. И что сеньор Ласаро объявил о поддержке действующего лидера. Алехандро, наш мальчик, – в этом месте ее голос предательски дрогнул, – поехал к Луна, чтобы сообщить им решение клана… Но они так и не отпустили его. Твои братья, Хавьер, Эмилио, Пепе, Мигель – все они пытались отговорить другие кланы поддерживать Луна, но все-таки… Некоторые примкнули к заговорщикам. И теперь они предлагают сделку твоему отцу. Луна требуют предоставить им проход в Эрмосильо. В обмен на Алехандро.       Роза вдруг вспомнила подслушанный разговор Леандро по телефону. Он что-то говорил про свою жену, урожденную Луна:       – Но у нас Даниэла, – повторила она те слова брата.       – Даниэла беременна, Розита, – покачала головой Альба, и от движения этого с ее нижних век сорвались слезинки. – Они знают, что сеньор Ласаро ничего не сделает с ней до родов. А потом…       – А потом уже будет неважно, – закончила за няню Роза, перехватив ее руку и потянув на себя, чтобы усадить на кровать и обнять, утешить – обнадежить бедную расчувствовавшуюся старушку.       Даниэла была замужем за Леандро уже шесть лет, и успела родить ему двух дочерей. Оттого беременеть она не прекращала – старшему наследнику Мануэля Ласаро был нужен сын. Хотя бы один, но лучше несколько, для надежности. В данный момент Даниэла была в середине второго триместра, так что про пол будущего ребенка говорить было рано. И поэтому ее берегли как зеницу ока.       Без сомнения, Луна учли данные обстоятельства и теперь шантажировали клан Ласаро, ничего не опасаясь. Что ж, хитро.       Без поддержки Ласаро свергнуть Салазаров у них не получится. Зато, пусть даже не поддержка, а хотя бы нейтралитет… молчаливое согласие – резко увеличит шансы бунтовщиков на победу. Видимо, именно этого взгляда сквозь пальцы Луна и добивались, угрожая семье Розы здоровьем и жизнью Алехандро.       А что взамен? Давали ли они какие-то гарантии безопасности клану Ласаро после окончания конфликта? Или, может, даже хороший кусок в новообразовавшемся пироге? Или же им заткнут рты возвращенным Алехандро, а потом, в лучшем случае, выбросят на свалку истории, а в худшем…       Нет, все эти вопросы будут актуальны, только если восстание победит. В противном случае Салазары устроят бойню. И, если так подумать, глава клана Ласаро сейчас стоял перед очень сложным выбором: пожертвовать одним сыном, но спасти остальных, или рискнуть всеми, чтоб вернуть одного.       – У отца есть план? – спросила Роза, когда ее няня более или менее успокоилась.       – Я не знаю, – покаянно опустила голову та. – Ничего не знаю.       – Ну-ну-ну, – снова принялась целовать и гладить Альбу Роза, чувствуя, что та пока еще с трудом удерживается на грани спокойствия. – Леандро наверняка что-нибудь придумает. Вот увидишь. Он самый умный, так? Вернут тебе твоего Алехандро целым и невредимым.       – Да услышит тебя Дева Мария…       Уже потом, перед самым уходом Альба сообщила, что Пако, дежурившего под дверью Розы несколько дней кряду, отпустили домой. Роза встретила эту новость с выдохом облегчения, так как наконец-то можно было перестать его избегать и прятаться в комнате. А еще пройтись по поместью, размять ноги и тем самым разбавить визуальное однообразие голых стен.       В доме было тихо. Не безлюдно, а именно тихо. Будто все сговорились и отныне старались даже дышать через раз. Коридоры и залы словно наполнились не людьми даже, а полупрозрачными призраками, мелькавшими на короткую секунду и исчезавшими за поворотом сразу же, лишь только ты успевал зацепить их взглядом.       Напряженное молчание выпало незримой пылью на каждую горизонтальную поверхность дома. И на ее фоне обычно не различимые шумы выделялись так четко и явственно, что почти оглушали.       Плеск фонтана во внутреннем дворе, неугомонные канарейки жены Диего, ветер, тихо подвывающий где-то под крышей, возня за плотно закрытыми дверями комнат. Бродить среди всего этого было не просто дискомфортно, а даже жутко: все эти сложные выражения на лицах, будто кто-то уже умер, хотя, вроде как, еще нет.       Выдержки Розы хватило только на один круг по поместью и короткую прогулку в саду. А потом девушка зашла на кухню, сварила и залила в термос кофе, выпросила у Анны Марии несколько свежеиспеченных к обеду чуррос и с этими запасами решила вернуться в свою безликую, но намного более уютную нору. Вот уж воистину: все познается в сравнении.       Уже поднявшись на второй этаж, девушка вдруг услышала торопливый шепот, который в установившейся тишине различался без труда. И, говори этот человек в голос, Роза, скорее всего, даже внимания бы не обратила, но шепот… Ничего доброго в этом месте шепотом не обсуждалось.       – … Я не уверена. Он сейчас спать ложится в разное время, так что не могу сказать точно, – Роза так и замерла посреди коридора с вытаращенными глазами и нелепо зажатой во рту трубочкой чуррос: голос доносился из спальни Леандро и принадлежал Даниэле. – На следующей неделе мне нужно на УЗИ в город… Черт подери, Густаво, я понимаю, что там уже будет поздно, но не рыть же мне подкоп?!       Сердце Розы взволнованно подскочило к самому горлу и застряло там: неужели Даниэла планировала побег? А кто такой Густаво? Ее родственник?       – Ладно, – меж тем вздохнула женщина, – я придумаю что-нибудь… Симулирую кровотечение, например. Тогда меня точно отвезут в город. Что? Нет, ты не знаешь Леандро. Он не станет вызывать скорую – я уверена, да. Не после того, что случилось с его матерью. Да он даже Розу лично в больницу возил!.. Ладно, хорошо, дам обо всем знать. Готовьтесь завтра к полудню. До встречи, братик.       Не оставалось никаких сомнений: Даниэла собиралась бежать, и ее семья ей в этом помогала. Потому что Мануэль Ласаро уже дал им отрицательный ответ? Или же на самом деле никто и не планировал с ним договариваться? Как бы то ни было, никакой сделки не будет, и что бы Луна ни задумали, это не принесет клану Ласаро блага. Возможно, очень скоро их всех вырежут, как загноившуюся занозу, мешающую карающей длани свершить свой суд над Салазарами.       Но почему Даниэла сказала о завтрашнем полудне? Неужели тогда отходила последняя спасательная шлюпка с тонущего корабля Ласаро? Последний шанс не кануть в пучину вместе с ними и выбраться на свободу…       Когда Роза открыла дверь и встретилась с женщиной взглядом, у той вся кровь с лица схлынула. Насмерть перепуганные глаза уставились на девушку, и что-то животное, первобытное, жалкое затрепыхалось на их дне в агонии. Золовка слышала ее разговор – в этом Даниэла не сомневалась и теперь готовилась к худшему.       – Розита, я…       – Возьми меня с собой, – выдохнула вдруг та с жаром, а потом, преодолев незначительное расстояние, упала Даниэле в ноги. – Пожалуйста. Очень тебя прошу, не оставляй меня здесь… С ними.       Потеряв дар речи, женщина таращилась на умоляющую ее Розу и оставалась холодной и недвижимой. А пришла в себя, только когда девушка схватила ее руку и принялась покрывать пальцы горячечными поцелуями.       – Я ненавижу их всех, – шептала она запальчиво. – Ненавижу. Ненавижу. Пожалуйста, Даниэла. Я не хочу умирать тут. Я вообще… не могу больше все это терпеть, не могу здесь находиться. Ты же знаешь, ты столько лет смотришь на то, как они меня мучают. Я больше не могу… Забери меня. Забери с собой. Я на все согласна. На все!       Постепенно рука под ее жаркими губами стала наливаться силой и самоуверенностью, а животный страх испарился из глаз женщины, уступив место властности.       Даниэла внимательно и с видимым сомнением разглядывала золовку, щеки которой горели перевозбужденным румянцем:       – Я все для тебя сделаю. Все, что хочешь. Только прикажи, – Роза подняла на невестку свои огромные жалобные глаза – в них стояли слезы. – Пожалуйста, помоги мне…       – Ты в своем уме вообще? – спросила женщина прохладно, а потом отобрала свою руку из пальцев золовки и отошла. Никакого сочувствия к положению Розы она не испытывала.       – Да, – кивнула та, мокро шмыгнув носом, но при этом не поднялась с колен. – Я не прошу… заботиться обо мне. Просто дай мне возможность потеряться из их поля зрения хоть на минуту. Я слышала твой разговор с Густаво. Завтра все будет кончено, да? Если ты не дашь мне этот шанс, завтра… меня тоже… убьют? Как и всю семью? Твой клан нападет на поместье, да? Пожалуйста, Даниэла! Мне всего двадцать, я же еще… толком не успела пожить. Мы же одинаковые! Я никогда не делала тебе зла…       – Не делала зла? – неприятно усмехнулась женщина. – Знаешь, сколько раз Леандро срывался на мне из-за тебя?       – Прости… – окончательно поникла Роза, закрывая лицо руками. – Прости меня, Даниэла… прости…       Рыдания сожалений сотрясали ее хрупкие плечи. Девушка мелко дрожала, кажется, лишь из одного чувства приличия не растекаясь по полу безвольной скулящей лужицей. Ну, может быть, еще из-за наивной и совершенно напрасной надежды. Рисковать всем ради того, чтобы спасти эту мерзопакостную, наглую, эгоистичную вертихвостку? Нет, Даниэла ни за что на такое не пойдет.       – Как ты заберешь дочек? – внезапно прервала Роза затянувшееся молчание, оторвав от лица ладони и устремив влажный взгляд на невестку – и та вдруг дрогнула. Именно этот вопрос и предстояло решить Даниэле в ближайшие несколько часов. Девушка увидела тень тоски, тронувшую лицо невестки, и снова подползла к ее ногам. – Я тебе помогу! Клянусь, я вытащу их для тебя!       – Как? – не сдержала та изумленного вздоха, позабыв о намерениях выгнать золовку вон.       Девочки жили в отдельном крыле поместья, так как Мануэль Ласаро не любил шума, который неизменно сопровождал маленьких детей. Поэтому даже если бы Даниэла, очевидно, вдохновившись перфомансом Розы, разыграла открывшееся кровотечение или еще что-то, взять с собой в госпиталь девочек у нее бы не вышло.       – Я придумаю, обещаю, – активно закивала девушка и лицо ее в этот момент просияло торжеством. – Если ты настоишь на том, чтобы я поехала с тобой в качестве поддержки… Если мы сделаем вид, что именно я обнаружила тебя в крови или что-то вроде того… На эмоциях они согласятся, но вслед за мной тут же выдвинется машина с моей личной охраной. Мне… нужно только поговорить с одним из них. У него ко мне… слабость. Понимаешь, о чем я? – та, конечно же, поняла, о какой именно слабости идет речь, и серьезно кивнула. – Я все сделаю, клянусь. А если нет – просто передашь меня в руки своей семье. Но я тебя не подведу, пожалуйста. Забери меня отсюда. Дай мне шанс.       Женщина какое-то время обдумывала сказанное, и взгляд ее обеспокоенно шарил по трогательно просящему лицу Розы. Эта пылкая, совершенно отчаявшаяся, до глубины души перепуганная девочка обещала исполнить самое главное ее желание, отчего здравый рассудок Даниэлы даже не успевал выпрямиться в полный рост и расправить плечи, потому что его безжалостно пригибала к земле материнская любовь.       – У тебя есть два часа, чтобы придумать, как ты это сделаешь, и доложиться мне, – тем не менее строго заявила она.       – Спасибо, – засияла та, чуть ли ни кланяясь. – Я все сделаю. Все-все, Даниэла. Спасибо тебе!       Через несколько секунд Роза уже опрометью выбежала из комнаты невестки и устремилась вниз по лестнице. То и дело шмыгая носом, отирая соленые слезы с щек, она мчалась к своей цели, и каждый ее шаг стучал в унисон с переполошившимся сердцем.       Пинком открыв дверь в рабочий кабинет отца, она достала из заднего кармана шортов телефон и шлепнула им по столу:       – Твоя сука собирается предать клан, Леандро, – зашипела девушка, упираясь руками в столешницу и смотря на брата исподлобья.       Она ворвалась прямо посреди совета, на котором, как нельзя кстати, собрались многие капо со своими первыми помощниками, два старших сына и сам Мануэль Ласаро. Мужчины уставились на Розу в немалом изумлении.       – Что ты такое несешь? – поморщился отец, и девушка скривила губы в подобии улыбки – а потом нажала на кнопку воспроизведения диктофонной записи.       «Возьми меня с собой…»       Присутствующие слушали запись внимательно, хотя Роза и видела, что кое-кто из них откровенно скучал. В самом деле, Даниэла не сдавалась до последнего, и страстный монолог золовки не подтвердила ни единым словом, пока та, наконец, не заговорила про дочек.       Признаться, идея надавить именно на это пришла к Розе не сразу, а лишь в момент отчаяния, когда она повторяла, как заведенная, «прости, прости» и прятала лицо в ладонях.       Впрочем, стоило ли ее винить за непонимание очевидной связи между матерью и ее ребенком?       «Как?» – задохнулась от нахлынувшей на нее надежды Даниэла с записи – и глаза Мануэля Ласаро в мгновение налились кровью. Никаких других подтверждений ему больше не требовалось.       С грохотом сворачивая стул под собой, мужчина вылетел из кабинета и устремился по коридору прочь. Остальные незамедлительно повскакивали со своих мест и бросились за ним. И только тогда Роза смогла окончательно выдохнуть, убрать телефон обратно в карман и неторопливо побрести на место казни.       Когда девушка вышла во внутренний двор и привалилась плечом к одной из колонн, ее отец уже таскал Даниэлу за волосы по полу и орал на нее, брызжа слюной.       – Говори, сука!!! Что задумала твоя чертова семейка?!! Отвечай, когда к тебе обращаются!!!       – Я не знаю!!! – рыдала та, капая кровью из разбитого носа на бортик фонтана. – Я ничего не знаю! Клянусь!       В следующую секунду голова ее оказалась под водой. Даниэла дергалась, но сильная рука Мануэля Ласаро дулась от перенапряженных жил и держала предательницу крепко.       – Врешь, тварь! Говори!!! – гаркнул мужчина, когда секунд через пятнадцать поднял женщину на поверхность.       Но та лишь надрывно хватала ртом воздух и давилась истерикой. Неправильный ответ.       Пытка утоплением продолжилась, и Роза, сложив руки на груди, обвела пространство взглядом. Никого из слуг, кроме Родриго, видно не было, да и тот смиренно стоял в уголке, потупив глаза и несильно выделяясь на фоне стены. Управляющий избегал смотреть на происходящее, но смиренно ждал, если хозяин окликнет его и прикажет прибраться.       Диего же, напротив, держался поближе к отцу, если тому вдруг станет тяжело и потребуется помощь профессионального карателя.       Леандро стоял вместе с остальными капо и смотрел на жену нечитаемым взглядом, однако Роза заметила, как крепко были сжаты его зубы.       Но, кажется, никому не было жаль беременную женщину. Потому что сама Даниэла не пожалела никого – каждому из них она вынесла смертный приговор. И ухватившейся за бортик спасательной лодки Розе она так же наступила бы на пальцы, не предложи ей та кое-что сокровенное.       Ничего личного, просто бизнес.       – Я скажу! Скажу! – наконец, сдалась она, и Ласаро, не отпуская ее спутавшихся мокрых волос, пригнулся ближе. – Они хотят меня забрать. Я… я толком ничего не знаю, честно! Я же женщина… меня не посвящают, клянусь! Знаю только, что… о Господи, помилуй душу мою… Madre de Dios, ruego por nostros… – сорвалась женщина на истерику, но быстро получала оплеуху и, сглотнув, с трудом взяла себя в руки. – Алехандро мертв. Уже давно. Клянусь, я не знаю подробностей… Только то, что это случилось еще в первый день. Но об этом решили умолчать, чтобы…       – Чтобы шантажировать, – закончил за нее Мануэль Ласаро, швыряя женщину на пол и полностью теряя к ней интерес.       Воцарившаяся потрясенная тишина нарушалась только жалостливым подвыванием Даниэлы, которая нелепо шарила руками вокруг себя, будто тщетно пыталась что-то найти. Может, собственную гордость или волю к жизни, с помощью которых нужно было себя как-то собрать и унести в темный угол зализывать раны. Впрочем, никого она больше не заботила.       Алехандро мертв – вот что звенело в головах каждого члена клана Ласаро, в особенности тех, кто носил эту фамилию. Мертв уже больше трех дней. Запытан, сломлен и истерзан – или стал жертвой несчастного случая. Но не отдан отцу, не оплакан, не предан земле, как полагалось Божьим законом, а значит, осквернен.       И пусть Роза с Алехандро близки никогда не были – он все равно оставался ее кровью. Плотью от плоти, вырванной теперь из груди куском…       – Очевидно, что Луна тянут время и готовят западню, – первым высказался Леандро до мурашек ровным голосом. Лицо его было непроницаемо и темно – настолько, что становилось темно и зябко всем вокруг. – Даже если убийство Алехандро – случайность, деваться им некуда, кроме игры ва-банк. Они водят нас за нос, и никакой проход на самом деле не нужен. Луна хотят перебить нас с Салазарами по одному.       Все замерли в ожидании решения главы клана. Тот перевел задумчивый взгляд с одного старшего сына на другого – и, наконец, махнул рукой:       – Мы объявляем Луна войну. Пусть знают, что мы знаем, – а потом, прижав ладонь к груди в области сердца, тяжелой походкой удалился с внутреннего двора.       Диего понял отца без дополнительных пояснений и уже было дернулся в сторону Даниэлы, но Леандро его остановил:       – Объявляй общий сбор, вывозите детей и женщин. Я разберусь с посылкой для Луна.       Тот кивнул и, потянувшись куда-то за пояс, вытащил крупный военный нож с глубокой прорезью кровостока. А потом передал его брату.       – Леандро, пожалуйста… – взмолилась Даниэла, так и не нашедшая в себе сил подняться.       Но мужчина ее даже взглядом не удостоил. Схватив жену за руку, ту самую, которую еще недавно целовала Роза, он положил ее ладонью на бортик фонтана – и, приставив нож, отрезал два пальца.       Тишину внутреннего двора поместья разорвал леденящий душу женский крик.