Башкирские мемуары. Восстания

Ночь наступала быстро, снова и дня не бывало. Утро начиналось у людей намного раньше восхода солнца, выходили с работы тоже уже ночью, так и не увидев дневной свет. Сильный ветер, пробивающийся через шарф в горло, снег слепящий глаза, мороз кусающий нос, щеки, руки. При свете фонарей мелькали торопливые люди, стояли нервно в пробках машины, дымя газом и сигналя с поводом и без повода на других людей. Полные очереди в магазинах, нервные уставшие люди в очередях кассы, тяжелые пакеты, поиски места парковки, длинная лестница подъезда до 7 этажа и Байрас оказался у себя в квартире. Он тяжело вздохнул и бросил на прихожую пакеты. Башкир принципально не пользовался лифтом, чтобы не давать себе слабости, мол, и так только с бумагами ковыряется, лишняя физическая активность не помешает. Башкир наслаждением снял свой пуховик, рассыпав на узористый коврик у двери с надписью «Рәхим итегеҙ». Его взгляд упал на свое отражение в зеркале. Он придирчиво себя осмотрел. Взхлохмаченные волосы цвета темного шоколада, покрасневший нос, румяное скуластое лицо. Глаза. По-азиатски раскосые, но большие выразительные глаза цвета гречишного меда. Взгляд точно не городского жителя, что то дикое, неукротимое было в этом взгляде, даже взгляде на собственное отражение. И рубашка, которая хорошо на нем сидела, подчеркивала стройную фигуру и выделяла плечи. Хлопнул себя по прессу, убедившись, что все еще он в хорошей форме. На кануне башкир обозвал воплощение Оренбурской Области жирдяем, за что был обозван дрыщем. Для дрыща башкир был широкоплеч, мыщцы все же выделялись сквозь рубашку. Раньше Байрас носил только свободную одежду, такое для него всегда казалось вульгарным. Первым делом башкир переступил через пакеты и ушел в комнату. Вернулся в домашних штанах и в растянутой футболке, утащил объемные пакеты на кухню. Не стоял бы он в очереди в гипермакетах и не тащил бы огромные пакеты до сашины, если бы не пришла смска о том, что кое-кто едет мимо Уфы с командировки и хочет заночевать у него. Татарстан всегда предпочитал самолеты, ибо длинную дорогу не любил, время для него было важным ресурсом. Но ввиду последних событий пересел на машину и все ныл, что вне его региона отвратительные дороги. Байрас включил негромко музыку на колонке. Байрас долго принимал новшество. С приходом новых технологий у него зародилась привычка включать музыку на фон. В машине, колонка в доме, наушники. Свои плейлисты в телефоне и флешки с готовой музыкой. Часто он был в наушниках, даже когда был погружен в работу. Но чириканье птиц, шелест ветра, журчанье родника, мирные разговоры людей сквозь открытое окно тоже было музыкой. Очень прекрасной музыкой, которая не набивала мозг и давала ленивое расслабление в теле. А еще буран. Ее протяжный вой будоражил душу и пробуждал внутри что-то древнее старо забытое. К сожалению, в городе недоступны те звуки, те ощушения, что испытываешь в деревне, либо на природе. Эта оторванность от истинной среды, давила на самочувствие и заставляла ощущать одиночество. Башкортостан рассортировал продукты, достал казы с морозильника, бросил в кастрюлю с водой, на соседнем комфорке поставил вариться конину. Башкир пошарился в полках и достал мешочек с сущенными травами с Урала, вдохнул его запах и невольно улыбнулся. Запах тьмина, земляники, лепестков шеповника на мгновение вернули его в детство, когда он мог сидеть часами на горе, под цветущим шеповником и ловить новом запахи степных трав, которые приносил теплый летний ветер. А где-то рядом, растелив свой черный халат, дрых пятнадцатилетний юный бий Исмаил, будущий правитель Ногайской Орды, хмурясь от муравьев, которые тревожили его сон. В кастрюлях бурлила вода, разносился влажный запах вареного мяса, шумела вытяжка. Раздался звук проворачивающегося ключа в двери. Байрас бросил недомытую посуду и пошел встречать гостя. У старшего брата были ключи от квартиры башкира. Он дал их, чтобы татарин мог в любой момент переночевать в уфимской квартире, даже, когда Байрас не мог его встретить. Татарин зашел в дом. Шапка сидела на макушке, как тюбетейка. Уши покраснели от мороза, как и щеки. На длинных ресницах таял снег, из-за чего татарин часто моргал. В снегу, замерзшим Айнур выглядел, как подросток, какая-то детскость не уходила с его лица, хотя по расчетам татарину должно было быть 27-29 человеческих лет. Светлое румяное свежее личико с аккуратными чертами лица, тонкими губами, маленьким носом, но проницательными зелено-серыми глазами, в которых в противовес внешности светилась вековая мудрость. Даже после шапки у него осталась аккуратная прическа прямых светло каштановых волос. — Уф, салкын, туңдым! Чертов Урал, что за отвратительный климат. До ребер мороз дошел! — воскликнул татарин, суетясь в прихожей, скидывая с себя пуховик и снимая теплые кожанын ботинки. — Что-то ты долго, едешь, как пенсионер! — усмехнулся Байрас, вытирая руки в кухонное полотенце. — Я что ли виноват, что у тебя тут дороги отбитые! С ума сойдешь все кочки объезжать! Хоть до Казани сделай нормально! — поднял на башкира серо-зеленые глаза татарин. — Ага щас! Ты и так сюда, как себе домой с пинка заходишь! — фыркнул башкир, обнимая татарина. — Ну как дела, что-то выглядишь недовольным, меня не рад видеть? — Голова болит. Уже сколько дней головы не подымаю, работаю. — Да? Ну я вообще-то больше работаю и ничего, улыбаюсь людям. — натянул губы в голивудскую улыбку татарин. — Ну тебя! Если я не хочу улыбаться, значит я не буду. Вся эта манерность, маски, притворство и умасливание вышестоящих — это твое, а не мое. — Как сказал Конфуций: Когда служа госюдарю, соблюдаешь ритуал, люди считают это угодничеством» — Ты перебарщиваешь, так иди руки мой, сейчас кушать будем. — Не указывай мне, салага. Я тебе абый вообще-то! — Не знаю никаких абыев, ағай. Я выше тебя ростом не забывай об этом. — Подумаешь на пару сантиметров. А я старше. — Что мы спорим? Давай, бороться! — башкир начал наматывать на руку кухонное полотенце — Так раньше батыры решали вопросы, а не занимались словоблудием. — Так вот так гостей башкиры встречают. А я еду голодный, уставший. Думаю вот, есть мне куда ехать, ждет меня родной брат.- показательно растроился Айнур — Так ладно, я иду наливать суп. — проворчал Байрас и ушел на кухню. На столе дымила большая тарелка конины, за столом довольный Айнур ждал своей тарелки супа. — Старший ты тут, значит мясо ты должен резать. — Башкир положил нож возле Айнура. — Что угодно для младшего брата. — усмехнулся татарин. Вскоре суп был готов. — Погоди! — произнес Байрас, поставив перед ним бишбармак. Достал с морозилки контейнер и бросил в центр супа замороженный кругляшок с коротом. — Зелень добавлять? — Әлбиттә! — Что? Посикунчиками тебя не кормили? — улыбнулся Байрас, наблюдая, как татарин с аппетитом уплетал суп, даже не обжигался. — Я там для приличия поел немного, но мясное не трогал. Явно не халяль резали. — Тебя раньше не волновало, как резали животное. Главное не свинину. — А сейчас волнует, более грамотным стал. — Да ты в последнее время в религию ударился сильнее. — Если бы не религия, я бы давно сошел с ума. Налей мне еще супа, зиһар.- буркнул татарин, давая понять, что не хочет дальше это обсуждать. — Ты заметил, мы получаем много пустой информации. Ощущение что мы лишним занимается и тратим время. — Но вырваться ты не сможешь из этого колеса, энем. — Да. Но слишком много бесполезной информации от этого и люди дуреют, за ними и мы. Раньше час длился долго, а сейчас время ускоряется, даже мир этот осозновать не успеваем. А отдохнуть так тем более. Вроде все делается все, чтобы время освободить, а на деле наоборот получается. А еще много мусора в голову забивают. — Ты прав, но и отключить телефон и отдохнуть не можешь. Всегда обязан быть на связи, даже выходной, даже ночью. Всегда быть первым в курсе новостей в мире. И знать больше. И все теперь в телефоне, вот! — Айнур показал свой новенький айфон темно зеленого цвета с наклейкой татнефти. — Сколько можно менять айфоны? Свет включеным оставить, так трагедия, деньги в пустую, а вот этот хлам за сотку, так пожалуйста. — Больше стоит. Ну так престиж, я лицо своего региона. — И что? При чем тут телефон. — Да хватит уже докапываться, вечно у тебя претензии к моим телефонам. — Не к твоим телефонам, а к твоим понтам. То скупой, то на всякую чушь деньги тратишь. — Могу себе позволить.- фыркнул Айнур. — Я забочусь о комфорте, айфон очень удобен. Хотя знаешь, я бы на кнопочный перешел с удовольствием. Избавился бы от привычки проверять каждый раз телефон и вскакивать ночью из-за уведомлений. — Да уж, согласен. Это из-за телефонов и времени не хватает, когда уходишь туда, где нет сети, сперва появляется тревожность, чувство беспомощности, а потом так хорошо. Начинаешь видеть все вокруг, видеть жизнь и время замедляется. Вот каждую свободную минуту забиваем бессмысленными приколами. Даже мы, ағай. Деградируем, забываем свое родное, потому что потребляем чужой контент. — Вообще есть польза от интернета. Мы общаемся, когда можем и когда хотим. Быстро передаем информацию друг другу. Только если ты не уходишь на недели в горы и не пропадаешь. И неизвестно, где тебя искать. Слушай, давай GPS трекеры скачаем? Будем видеть кто сейчас, где. — Чтоб ты мониторил меня?! Знал где я и куда иду? Нет уж! — А что такого в этом? И ты будешь знать. Вдруг ты в беду попадешь, а я буду знать, где тебя искать. — Я дальше Башкортостана не выезжаю. — Мало ли, вдруг упадешь где-нибудь со скалы, ты часто на край обрывов подходишь. — Там где я могу упасть, связи нет. — Но тут ты сам виноват, что не можешь свой регион полностью закрыть сеткой. — Зато у меня нетронутая природа! Ее истинный облик, прекрасно же! Можно уйти подальше от цивилизации и подумать о смысле жизни. — Тебе то, что думать о смысле жизни? Тебе 13 веков практически. — Не мне а людям, я хочу оставить людям истинные ценности жизни, в том числе и чистую первозданную природу. А то ушли мы все в эпоху потребления. Лишь бы нажить, лишь бы заработать лишнее, словно все эти богатства унесут собой. Ладно бы наживались честно и правильно. Но нет же! Наживаются на слезах детей, безвинных людей, на их здоровье и их счастье, чтобы просто поставить золотой унитаз в туалет. Все не насытятся. Набирают, набирают, не могут успокоиться, но все равно несчастны. Разве в этом смысл жизни? — У людей век слишком короткий чтобы допонять суть и смысл жизни. — вздохнул Айнур.- Так для этого мы и существуем, мы хранители знаний людей, которые люди копят веками. Воплощения народов, их душа. — Да толку, вырождаемся. Особенно те, кто не хочет даже знать базовые истины. Особенно новое поколение. — Ты который век уже ругаешь молодежь, Байрас — прыснул татарин — Ну правда же! — Знаешь, а ты прав. Но дело не в нас ли? — Мы? Так мы зависимы от людей. Мы их образ. Просто сундук с сокровищами, на которые у всех есть ключ и из-за того, что люди тратят на всякую чушь сокровища и исчезают. — Хорошее сравнение. Культара редеет, как и наши языки. Заметь насколько много мы начали употреблять русские слова. — Это уж точно. — Мы скорее всего погибнем либо станем послушными куклами без собственного мнения и спокойно отдадим все то, что там так дорого в руки тех, кто уничтожит все ради своей выгоды. — вздохнул Айнур. — Ради того, чтобы кто-то озолотился! — прошипел Байрас. — Ты что сейчас сказал?! Да так быстро не помрем! Мы еще покажем! Его очень взбудоражили слова татарина настолько, что Байрас забыл о чае. — Бэй, ты чего Байрас? Давно тебя еще так не несло. Всемирная напряженная ситуация и не прошла мимо тебя? — Айнур поднялся и положил грязную тарелку на раковину. — Ух ты! Как пахнет чай! — Да, сейчас налью. — Байрас засуетился на кухне. Башкир убрал мясо, поставил тарелочки с медом, с покупным баурсаком, малиновым вареньем. — Мед свежий в этом году качал. Там где ее собирали лица цвела у целебного родника и свежий воздух, далеко от городов. — А ты скажи мне, думаешь я жертва пропаганды? — вернулся к прошлому диалогу Байрас, когда татар н уже надеялся, что башкир переключился. — Нет, просто дежавью. У тебя все с таких и речей начиналось. — вздохнул Айнур, добавляя мед в чай с молоком. — Хах, я не хочу чтобы меня съели! И ты конечно же тоже можешь быть съеден, но будешь молчать и терпеть. А еще сдашь меня с потрохами. — башкир агрессивно захлюпал чаем. — Сдавать с потрохами я тебя не собираюсь. Погоди! — Айнур отключил телефон. — Параноик — фыркнул башкир, жуя баурсак. — Если ты не переживаешь, это не значит, что за тобой не следят. Сейчас везде глаза и уши. Давай включай свой телефон. Айнур схватил андройд Байраса со стола и нажал кнопку отключения. — Эй! Ты чего? — башкир отнял свой телефон и снова его включил. — Любое безобидное слово могут перевернуть в так, что… Даже не знаю — яростно зашептал татарин. — Не произноси лишнего в слух. — Я знаю! Одно безобидное слово. Все видят абсурд, но ничего не делают, бояться. Рабское мышление. — Сейчас такое время, что точно нельзя давать повода. Давай не будем об этом хорошо? Мы и без слов друг друга понимаем. — Ну конечно, понимаем. — язвительно произнес башкир. — К чему этот тон? — нахмурился Айнур. — Ты самый верный и самый подерживающий. Никто столько денег не вбухивает в эту авантюру сколько ты. — Само собой, потому что я хочу выжить. — Помнишь одного индивидуума? Тоже такое же говорил. Айнур задумался, перебирая знакомых воплощений. — Да я про Касима говорю. — не выдержал башкир. — А! Касимовский татарин, ну о мертвых либо хорошо, либо никак. Так что я промолчу. — А я нет. Что он сделал я не прощу никогда. И меня пугает, что ты нормально к нему относишься. После того, что со мной было, как я забуду сеянтузскую резню? — Ммм — скривился Айнур, словно у него заболел зуб — Ты решил это вспомнить? Ты ведь со мной это не обсуждал после того диалога. Хотя нет, в ссоре постоянно напоминаешь и обиженный уходишь. Но вот так вот чтобы обсудить? Чего ты хочешь? — Не понимаю наезда в мою сторону — нахмурился башкир. — Это ты решил на меня наехать! Я просто чай попить заехал и так редко видимся. А ты! — Январь. Да как мне не вспомнить, чуть коньки не отбросил. — Я сам чуть рядом с тобой не помер. — Да помню уж. Я видел мельком, как ты в сугробе распластался, как подыхающий гусь. — Ну спасибо! — буркнул татарин — Давай о чем-нибудь другом поговорим, а? Мне не приятно это вспоминать. — Ты негативно относишься к тому, что я вспоминаю прошлое. — хмыкнул Байрас. — Да именно это мне не припоминай! Ну упал и упал я в обморок. Это было единственный раз, да и вообще-то я за тебя испугался. Хочешь поговорить о прошлом, давай о другом. Только о нормальном, а не где ты вычеркиваешь мое существование. — Когда я вычеркивал? — Ты всегда говоришь так, будто отдельно от меня существуешь. — Ну так я же отдельный народ. — Мы близкие братья и раздор не должен быть. — Раздор сеишь ты! Хватит меня приписывать к себе. — А тебе приятно вспоминать те моменты, где ты показал себя в нелецеприятном виде? Ты мне такого тогда наговорил. Увидев, что взгляд башкира звереет татарин вспохватился: — Нет! Я не оправдываю себя тем, что ты меня довел, я поверил Касиму. Мы хотели просто тебя попугать и все. Я уже сколько буду извиняться за то что сделал? Так быстро все начало гореть и… — Погоди, — остановил башкир татарина, схватив того за рукав водолазки. — Я не прошу извинений, ты меня не понял, я не хочу тебя обвинять. Я просто хочу поговорить о том, что… Какие выводы ты сделал после этого случая? — Ненавижу то время. Как же ненавижу. Я был вынужден ломать себя, свою гордость и повиноваться, чтобы просто выжить. Я был просто собакой на цепи. Мне было… Страшно. — еле выдавил татарин — Я действительно ужасно боялся. Я не такой отбитый как ты, у меня был инстинкт самосохранения, я так хотел жить. А моя жизнь зависела от чиновников. А от моей жизни зависели остальные мои домочадцы. — Да никто бы тебя не убил. — А Исмаил? А Касим? А Багадур? Шапсуги, натухайцы, немеренно много воплощений погибло. — Но я ведь живой. — Ты да — вздохнул Айнур. — Я видел что твориться с твоими деревнями, что твориться тобой. И я боялся, что со мной и с моей семьей будет так же. Потому что очевидно, что Империю было не победить. — Можно было, но ты меня не поддержал. — А толку то. До такжиков даже добрались -фыркнул Айнур — До ханств, до царей. А ты маленькая пешка, и то сумел крови попортить имперцам. Одного не понимаю. — Что? — Почему ты хорошо относишься к Григорию? Он же придурок последний. Ты не забыл, кто тебе жизнь портил? — Придурок, Оренбург вообще конченный. Но хорошее у него тоже есть. Да и мне что все века дуться на соседей? Мы с ним слишком близко. — Ты к нему и к казахам лучше относишься, чем ко мне. — Не выдумывай. Никогда такого не было. — Да неужели. — Погоди, только не говори мне, что ты меня ревнуешь — Да ну тебя! Просто я везде пытаюсь показать что ты мне брат. А ты тем временем называешь братьями казахов. Публично меня отвергаешь! Ты всем все прощаешь, но не мне — Брось свои имперские идеи насчет всяких Идель-Уралов, где башкиры с радостью должны отдать всего себя во благо татарской нации. И тогда ты станешь самым лучшим братом на свете. — Был бы ты в Казахстане, они бы не позволили тебе кичиться своей башкиростью. — А ты бы мне позволял? Будь я зависим от тебя. Байрас недобро усмехнулся: — Поэтому ты не давал мне выпускать книги на родном языке, все на татарский переписывалось. — Чтобы все могли прочитать, не только башкиры. — К черту мне все! Мне башкирское нужно было! А не говоря уже и о других примерах. — Да я заботиться пытаюсь! Вреда не желаю. Дружить мы должны. Для чего люди разделились? Чтобы суметь договориться с друг другом. Это ведь урок от Всевышнего. — Под дружбой многие скрывают поедание, какая выгода более малочисленным народам от такой дружбы? Я тебе нужен, как субэтнос. — Да нет же! — Мой народ в себе растворил. — Ты тоже этим занимаешься. — Я свое возвращаю. Татарин выходил из себя, это было видно по искрам, которые все ярче загорались в светло зеленых глазах. Однако, его лицо, его руки, тело оставалось расслабленным, словно он ввел будничный ленивый диалог. С окружающими Айнур был легким, улыбчивым татарином, который обходил все острые углы разговора. Его образ редко спадал перед другими и появлялся уже другой Айнур. Твердый, уверенный в своем правоте, не признающий свои ошибки, быстро идущий на конфликт и властный Айнур. Татарин медленно вздохнул и залпом допил чай. Но проблема была в том, что башкир был еще более упертый и более конфликтный, чем старший. — Ты хочешь поговорить об Сеянтузе? — поднял голову Айнур — Давай, что ты хочешь услышать? — сузил он глаза. Байрас немного растерялся от резкой перемены темы разговора, несколько мгновений он обдумывал свой вопрос. — Ты только там вспомнил, что я тебе родной, да? Или тебя совесть заела? Айнур долго не отвечал. Ему вообще болезненно давался этот диалог, судя по всему. Башкиру стало неловко от этого, но увы. Әйткән һүҙ — атҡан уҡ(по сути тоже самое: слово не воробей, вылетит не поймаешь) — Ты тогда позвал меня. — начал татарин — Ты был в панике, искал спасения. И ты позвал меня. Ты позвал на помощь старшего брата. Кем я и являюсь. Я должен был тебя оберегать, но увы мне приходилось оберегать себя от тебя. Байрам слушал молча, не зная куда деть глаза. — Там меня и замкнуло. Я бы успел вовремя, если бы Касим не выкинул ключ в сугроб. Я выломал дверь, потому что ты уже по ту сторону не отвечал. Айнур сжал кулаки: — Он же выстрелил в тебя еще. — Помню. Сволочь он. Так о своей душонке боялся. Жалко жил, жалко помер. — наконец, произнес башкир, допивая остывший чай. — Ты ему так и предсказал в тот день. Но каждый боиться оказаться на его месте. Он умирал как воплощение и любыми методами пытался продлить себе жизнь — Ты прав. Но а толку от того, что он переступил через родство, через совесть и моральные принципы? Все равно не продлил себе жизнь, а крови всем попортил. Он даже сестру свою ударил, это вообще же. — Гульбика ему помешать пыталась. Сперва сдала твои планы ему, а потом ему же пыталась помешать. А ведь просил ее не лезть. — Не хочу, конечно, обсуждать твою жену. Но нерешительность мишарки мне много стоила. — Ну что с нее брать, не все упираются до последнего, как ты. Гульбика, как летний ветер, часто меняет направление, как и мнение. — Это точно. Чай еще будешь? — Әлбиттә