Пропащие ребята

Sweet child, in time you'll see the line

The line that's drawn between the good and the bad

See the blind man shooting at the world

Bullets flying taking toll If you've been bad, Lord I bet you have

And you've not been hit by flying lead

You'd better close your eyes and bow your head

And wait for the ricochet…

«Child in Time» — Deep Purple.

1976 — 77 год. Заинтересованный зеленоглазый взгляд проводил фургон фольксваген. За нагромождением кислотно-ярких рисунков причудливых узоров едва можно было разглядеть его родной бирюзовый цвет. Из раскрытых окон на всю улицу доносилась затейливая песенка про Калифорнию, в такт которой покачивались торчащие из окон увешанные браслетами руки. Эрен чуть замедлил шаг, сворачивая шею вслед фургону, через несколько метров слившемуся с бурным цветом листвы на ржавеющих деревьях. Поправив лямку рюкзака, пожал плечами и двинулся дальше. Солнце уже не палило, как неделю назад, но с трудом отсидел нужные уроки без Армина, которому приспичило свалиться с простудой после купания в последний августовский день. Хоть придурковатый Жан развлекал глупыми шутками в записках. Эрен глубоко вдохнул свежий осенний воздух, пропитанный терпкостью листвы, машинально принялся собирать опавшие кленовые листья по дороге. Матери такие нравились. Радовался, что поездке в душном гудящем автобусе предпочел прогулку. Дома ждут скучные уроки, а все мысли заняты лишь грядущим походом в кино с Армином на новый хоррор, одна реклама которого заставляла волосы встать дыбом. Про ребенка Дьявола они еще не смотрели. Напевая под нос мотив хипповской песни, Эрен не сразу расслышал смех и крики откуда-то из-за нагромождения гаражей и заброшенного деревянного дома. Остановился, повинуясь старому импульсу, но в этот раз решил дважды подумать. Снова ввяжется во что-нибудь, и отец будет ездить по мозгам. Тяжело вздохнув, Эрен решил просто посмотреть. Неслышно, оглянувшись, прошел к заброшке и замер. На старом пепелище двое мальчишек перебрасывали друг другу цветастую сумку, высокая рыжая девчонка чуть поодаль со смехом что-то им говорила и пинала поломанный велик. Невысокая тонкая брюнетка металась из стороны в сторону, не зная, с кем разбираться, и только кричала им что-то, бросаясь комьями грязи. «Девчонка», — удивленно пронеслось в его голове, округлились глаза. Девчонок обычно не задирали так, как парней. — Смотри, куда кидаешь, косоглазая! — заверещала рыжая, которой брюнетка попала грязью на вязаный топ, и, подлетев, с силой пихнула в сторону. Девчонка не удержала равновесие, опадая прямо в руки одного из парней, который — даже сердце вниз живота ухнуло — дернул ее за юбку и с силой пнул на землю. — Связывай ее нахуй, — заорал второй, придавив ее запястье ботинком к земле. — Нечего было соваться сюда, косоглазая, сидели бы в Хиросиме с мамкой-шлюхой, ноги бы раздвигали и горя не… — Кайл! — нервно позвала рыжая, глядя за спину мальчишки. Все трое недобро обернулись на подошедшего Эрена. Тот, неловко улыбаясь, приветственно поднял правую ладонь в воздух. — Какого хера надо? — выплюнул парень, не отпускающий запястье девчонки. Эрен лишь мельком глянул на ее лицо, перехватывая полный ужаса серый взгляд. — Э…Здорово, я Том, — глуповато улыбаясь, бодро начал он. — Шел мимо, услыхал вас, ребят. Я просто… — уловил, что троица переглянулась друг с другом, словно приняв его за отсталого. — Дед мой воевал против косоглазых, в плен попал, пытали его жуть как, — закивал для правдоподобности. — Вот все хотел отомстить как-то, но их на острове не так много, а тут вы… Нервно сглотнул, опасаясь, что вранье раскусят мгновенно, но, судя по не слишком обремененным интеллектом лицам, троица купилась. — Ну здорово коли не шутишь, Том, — усмехнулся парень и подался вперед, чтобы пожать протянутую руку. Девчонка на земле судорожно вдохнула. — Я Кайл. Чего хочешь-то? — Да я бы пару раз вдарил, — он столкнул сжатый кулак с раскрытой ладонью, — и все, не буду вас веселья лишать. Вы только поднимите, чтоб не рыпалась. Кайл переглянулся с товарищами и кивнул. Второй нагнулся к земле и схватил вторую руку отчаянно забрыкавшейся девчонки. Грубо встряхнув, поставили на ноги, растянув ее руки в сторону. Эрен судорожно сглотнул липкое ощущение тошноты, вглядываясь в сверкающие ненавистью глаза, серые как лед на озерах по зиме, необычной формы. Ни намека на слезы, несмотря на разодранную одежду, разбитую коленку и отдавленное запястье. Эрен показательно сжал кулак покрепче и отвел назад, вглядываясь в ее глаза, в которых мелькало едва ли не пожелание смерти. — Ну, — вдохнул, — за деда. Кулак с силой врезался в нос ничего не подозревающего Кайла, мгновенно выпустившего руку девчонки и со стоном упавшего на землю. Девчонка поскользнулась, падая следом. — Ах ты, сука! — взревел над головой второй парень, когда Эрен юркнул на землю и, зачерпнув ладонью песка с пеплом, бросил ему в глаза. — Быстро! — обхватив девчонку за талию, толкнул в сторону, чтобы начала убегать. — Сумка! — крикнула она, шустро ковыляя назад. Эрен обернулся, выругавшись, и в три шага добежал до брошенной на земле сумки, но едва коснулся, как в подбородок прилетел кулак. Прозревший от песка, красный от слез парень, взревел, бросаясь к нему. Эрен уже готовился отразить удар болящими от ушибов руками, как брюнетка, сгруппировавшись, со всей дури влетела в его бок, сбивая с ног, а затем, оказавшись сверху от души схватила за волосы и приложила лбом в землю. Эрен не дал себе времени удивиться, мигом поднимаясь на ноги и подхватывая сумку, которую потянула на себя забытая им рыжая девчонка. — Отпусти, блять! Я тебе лицо разобью до мяса, если не пустишь! — озлобленно прорычал, дергая на себя. В округлившихся глазах мелькнул испуг. Пальцы ослабли. Вырвав сумку, Эрен дернул за руку доковылявшую до него брюнетку и, не дожидаясь, пока избитые оклемаются, припустил подальше от заброшки. — Быстрее! — крикнул через плечо. — Не могу я, блять! — раздраженно отозвалась девчонка позади, с трудом наступая на раненную ногу. Парни с перекошенными от злости лицами показались со стороны пепелища. Выругавшись сквозь зубы, подбежал обратно. Присев на корточки, подсадил ахнувшую от неожиданности девчонку себе на спину и, обхватив под коленями, бегом понесся по залитому солнцем тротуару мимо домов с пышными соснами и увядшими палисадниками. Покрепче сжав девчачьи бедра, оглянулся назад, чтобы тут же припустить сильнее, когда в поле зрения попали два амбала, несущиеся следом. Сам не понимал, куда деваться с незнакомой девчонкой на спине, невольно давившей руками на его шею. Долго с таким грузом не побегаешь. Услышав шорох колес и тяжелое уханье, едва не уверовал, радуясь прибытию автобуса как никогда раньше. Тяжело гудя, тот проехал мимо и остановился через десять метров. Эрен изо всех сил поддал скорости и влетел в последние двери, едва успев до их закрытия. Опустив руки, уперся лбом в спинку чьего-то сиденья и тяжело задышал, прикрыв глаза. Девчонка слезла с его спины, болезненно кряхтя. Эрен чуть было не взлетел от облегчения. Отдышавшись, обернулся, чтобы, наконец, рассмотреть ту, из-за которой получил в морду. Девчонка уселась на ступеньке около пустых сидений. Черные как смоль волосы чуть ниже плеч взлохмачены; черная юбка измазана в пыли и пепле; странного вида цветастая блузка порвана в паре мест; край одного из замшевых сапожек измазан кровью с рассеченной коленки. Она вдруг подняла на него взгляд, вцепившись удивительными серыми глазами, и бледные искусанные губы задрожали от разобравшего через мгновение смеха. Эрен непонимающе вздернул бровь. — Что смешного? — Я думала, ты и правда меня избить пришел, Том, — истерически расхохоталась девчонка, привлекая внимание пассажиров. — Мой дед воевал против узкоглазых, — деланно грубым мальчишеским голосом спародировала она и снова задрожала от смеха. Эрен в замешательстве наблюдал, как смех перерастает в очевидную истерику, и плечи ее дрожат уже от рыданий. Всхлипнув, она дрожащими руками вытащила из узорчатой сумки бутылку воды и сделала пару глотков, затем протянула ее Эрену. — Я не Том вообще-то, — выдохнул он и, отпив, присел на корточки перед ней. — Я Эрен, и сейчас будет больно, — стянув сапог с пострадавшей ноги, пока она не опомнилась, полил водой на кровящую коленку. Девчонка стоически закусила губы, морщась, но не проронила ни звука, ни слезинки. — Подуй! — выдавила она, сжав ладонь в кулак. Эрен непонимающе посмотрел на нее и, опомнившись, дунул на рану. — М-микаса. — А? — Меня так зовут. Микаса Аккерман. Эрен мысленно повторил ее имя про себя, отмечая, как странно и непривычно оно звучит. В мыслях пролетели ассоциации с испанским языком, которому учила мать, но шутить не решился, хоть и украдкой улыбнулся. — Ты что, коммунист? — усмехнулась девчонка, кивнув на завязанную на его шее бандану. — Кто? — не понял Эрен, отдаленно вспомнив, что слышал это слово от отца и в каких-то новостях про штаты. — Я просто люблю вестерны. Ковбои такие носят. Недолго думая, стянул с себя бандану и, сложив в полоску, принялся перевязывать коленку этой странной Микасы. — Эй, испачкается же, — неуверенно протянула она. — Не страшно, постирать можно, — сам не понял, зачем перевязывал ногу незнакомой девчонки вещью, которая была с ним почти три года. Осторожно завязав узел, поднял на нее взгляд. Только сейчас заметил, что в черных волосах затерялись мелкие косички с вплетенными бусинами и лентами, а на шее и запястьях — обилие причудливых украшений. — Ты что, хиппи? — Нет, — она покачала головой, чуть рассмеявшись. — Но мои родители… Они не хиппи, но им нравится эта культура. Эрен неуверенно кивнул и сел рядом, опершись локтями о колени. Автобус в очередной раз остановился, испустив тяжелый вздох, зашло несколько новых пассажиров. Неловко покосившись на странную девчонку, Эрен смущенно отвел глаза. С девочками как-то часто общаться не приходилось, еще и с такими. Еще и непонятно, что делать с ней. — Ты далеко живешь? — прокашлявшись, спросил Эрен. — Не видела тебя здесь раньше. — Пятая улица Вязов, — сообщила девчонка, не отрывая взгляда от окон в дверях. Эрен удивленно поднял брови. — Это ж километра четыре от той заброшки. Чего тебя туда понесло? — Не знаю, — пожала плечами, — мне нравится гулять в необычных местах. Плюс я читала, что в районе жуткой смертью умерло какое-то семейство, а нехорошая история за ним тянется еще со времен Гула, когда тоже зарезали семью. — Ты веришь в Гул? — протянул он. Серые глаза оглянулись на него. — Ну ты же веришь, что ковбои носили красные платки. Кто знает, как на самом деле? Эрен не нашелся с ответом. — Чего эти дебилы к тебе пристали? — Потому что мы тут живем всего с июня, — глухо ответила Микаса, чуть помрачнев. — Переехали из Хоккайдо несколько лет назад. Сначала в штаты, потом сюда. И везде докапывались из-за моей внешности. А еще тут считают, что моя бабушка ведьма, а мама — проститутка. Эрен округлил глаза, огорошенный массивом информации. — Почему? — Я откуда знаю? — раздраженно ответила она. — Мама просто не стесняется быть собой. Она красивая и эффектная. Поэтому и говорят разное. — А бабушка правда…? — Ну вот когда-нибудь узнаешь, — хитро улыбнулась Микаса, покосившись на него. — Сказала бы ей порчу какую-нибудь наслать на этих уродов, которые тебя задирают, — вздохнул Эрен, уложив подбородок на согнутое колено. — С ними надо бороться, стоять за себя. Я всегда даю сдачи, если ко мне лезут. Не всегда успешно, конечно, но не сдаюсь так просто. — Я пытаюсь, — вздохнула девчонка, копируя его позу. — В новом классе одни уроды, а я там всего неделю проучилась. Только одна Саша хорошая. Эрен повернулся к ней. — Саша Браус? — девчонка кивнула. — Так мы с тобой в параллельных классах учимся. Ничего, ты привыкнешь. Меня тоже доставали первое время, потом мы с Армином пару раз носы поразбивали гадам и отвалили. — Кто такой Армин? — Мой лучший друг, очень башковитый парень, — гордо ответил Эрен, улыбнувшись. Микаса неуверенно улыбнулась в ответ и неловко поправила повязку на своем колене. Эрен поглядел на ее экзотический профиль, окинул взглядом необычную одежду, ненароком вспомнил, как она завалила амбала на заброшке. Язык оказался быстрее мыслей. — Давай дружить с нами? Микаса обернулась, уставившись на него удивленными серыми глазами. В голове отчего-то пронеслось, что они выглядят отдаленно знакомо, но при этом настолько необычно, что хотелось смотреть не отрываясь. — Но… я ведь девчонка, — неуверенно теребя подол юбки, протянула она. — Это ничего? — А это тут причем? — непонятливо сдвинул брови. — Девчонка и девчонка, какая разница? Бледные губы растянулись в улыбке, Эрен отчего-то и сам начал улыбаться, пожимая протянутую узкую ладонь. Через пару остановок Эрен снова присел на корточки, усадил новоиспеченную подругу себе на спину и, выйдя на улицу, зашагал по направлению к своему дому, попутно рассказывая, как зовут мать и отца. Микаса переживала, что, увидев ее в подобном виде, ее мама понесется разбираться с обидчиками, поэтому решили застирать ее одежду и обработать раны дома у Йегеров. — Карла и Гриша? — нервно шепнула она ему в ухо, когда Эрен зазвенел связкой ключей от дома, открывая дверь. — Да, — передернув плечами от пробежавших мурашек, вошел в дом и тихо прикрыл дверь. Из кухни негромко доносилась музыка. Придерживая Микасу под бедра, чуть высунулся из-за стены прихожей и тут же был пойман с поличным Карлой, замершей с тарелкой персиков в руках. — Мам, я могу объяснить! — тут же затараторил Эрен, пока мать округлившимися глазами оглядывала его ношу. — Постарайся. В твоем возрасте приносят домой котят, но никак не… девочек. — Мам! — вспыхнул Эрен и ссадил со спины Микасу, придерживая ее под руку. — На нее напали какие-то уроды. Коленку разбила… — Госпожа Йегер, — подпрыгнув на одной ноге вперед к удивленной Карле, заговорила она, — меня зовут Микаса. Ваш Эрен меня спас от хулиганов, но я бы не хотела идти в таком виде домой. Если бы можно было постирать вещи у вас, я была бы очень благодарна. Я очень быстро. Карла озадаченно оглядела складно говорящую девчонку, перевела взгляд на Эрена и поджала губы, силясь не рассмеяться. — Мне тоже нравятся Jefferson Airplane, — вдруг выдала Микаса, кивнув на доносящуюся из приемника музыку. — И вы очень похожи на Грейс Слик, такая же красивая. Карла прижала ладони к дрожащим от смеха губам и кивнула. — Так, я Карла, мать этого оболтуса, — заговорила она. — И Грейс Слик я тоже люблю, — Микаса неуверенно улыбнулась. — Вы как снег на голову, конечно, котятки… — она озадаченно оглянулась, не зная, за что взяться. — Давай так: я сама все постираю, и нужно раны твои обработать. Придется посидеть в вещах Эрена, пока все сохнет. Сейчас принесу, а ты пока позвони маме и предупреди, где ты, — Микаса кивнула. Карла подвинула ей стул и, одарив мягким взглядом, деловито прошла к дверям, за ухо потянув за собой зашипевшего Эрена. — Снаружи подождешь. Через некоторое время, когда Карла закинула в стиральную машину пострадавшие в пылу битвы вещи, Эрен, сидя за кухонным столом, наблюдал, как Микаса жадно уминает кавателли с брокколи и бобами, нахваливая кулинарные умения Карлы. Сам, несмотря на любовь к материнской стряпне, едва вспоминал о необходимости есть, разглядывая гостью в своей же футболке с выцветшим изображением Кинг-Конга и Годзиллы и в длинных шортах, чуть великоватых для ее талии и тощих ног. Карла и сама с удовольствием поглядывала на гостью, расспрашивая о школе и попутно выкладывая в форму торроне. Перехватив смешливый взгляд матери на себе, покраснел, пойманный на беззастенчивых разглядываниях, и принялся активно работать вилкой. Из прихожей раздался хлопок закрывшейся двери. Эрен вздрогнул, метнув жалостливый взгляд на мать, уже догадываясь, как отец отреагирует на очередную новость о драке. Опасливо обернувшись, замер. Отец, так и не сняв шляпу, полным шока взглядом глядел на Микасу, пропищавшую «здравствуйте», и, казалось, даже не дышал. — Гриша, дорогой, — Карла поспешила к застывшему в безмолвии мужу, — у нашего сына снова приступ благородства. На этот раз спас принцессу от дракона, — Эрен перевел на мать возмущенный взгляд, покраснев до кончиков ушей. — Ее били, не посмотришь? — понизив голос, добавила она. Отец, наконец, отмер и перевел взгляд на жену. Коротко кивнув, прошел к столу. — Вы, стало быть, Микаса? — поинтересовался он у девчонки, та кивнула. Эрен вздернул бровь. — Откуда ты знаешь? — В прихожей услышал. Ну, — отложив шляпу, — давайте смотреть, что там с вами наделал дракон. После осмотра и обработки ран, в процессе которой Эрен тихо просил быть помягче, за что получал долгий взгляд от отца и смех со стороны матери, Карла выдала детям тарелку с торроне и несколькими персиками и наказала идти поиграть на втором этаже. Эрен неловко принял у отца, глядящего куда-то сквозь него, свою бандану и, придерживая Микасу за спину, увел ее в свою комнату. Едва закрыв дверь, почти сразу позабыл о странной реакции отца и прочих проблемах, полностью направив внимание на любопытно оглядывающуюся девчонку. Прихрамывая, она рассматривала полки с коллекционными фигурками, книжки на полках, игрушки, особенно остановившись у плаката с афишей «Изгоняющий дьявола». — Клевый фильм, — покивала она со знанием дела. Эрен едва не просиял. — Тебе тоже нравятся ужасы? — Да, мы с папой часто ходим, — с трудом присев на пол, сказала она, продолжая оглядываться. — Мама боится, а папе смешно от них. — А мы наоборот с мамой ходим. Отец против такого, — Эрен сел напротив, поджав ноги. — Мы с Армином собираемся, кстати, на «Омен». Хочешь с нами? — Без взрослых не пустят, — она покачала головой, усмехнувшись. — Придумаем что-нибудь, — отмахнулся Эрен. — Тогда пойду. Широко улыбнувшись, он выгреб с полки свою коллекцию комиксов про Дикий Запад, супергероев и всякую нечисть, рассказывая вкратце про каждый и внимательно отмечая ее реакцию на свои богатства. Больше всего заинтересовалась комиксами про вампиров и монстров, и Эрен чуть ли не с открытым ртом слушал ее рассказ о японской манге и жутких чудовищах из японских страшилок — кайданов. Казалось, что его голова треснет от обилия новой завораживающей информации. Он потерял счет времени, пока, поедая на пару с ней персики, слушал о ее семье и жизни в Японии. — Мой папа, его зовут Кит, автомеханик, — откусив кусок персика, невнятно проговорила она и дернула плечом, с которого все время норовила слезть футболка. — В тачках сечет, хотя сам ездит на байке. Он ездил в Японию на стажировку, на автомобильный завод. И пока жил в Иокогаме, встретил маму. Она преподавала музыку и танцы в колледже. Мама говорит, что отец влюбился в нее и увез в Америку, а там она влюбилась в западный рок-н-ролл и решила остаться, — рассмеялась Микаса. Эрен слегка улыбнулся, переваривая полученную информацию с ощущением, что только соприкоснулся с каким-то иным, нереальным миром, из которого прибыла эта девчонка. — Маму зовут Идзуми. Это значит «источник» или «фонтан». — А твое имя что значит? Микаса нахмурила нос. — У меня не очень интересное. Три бамбуковые шляпы, значит. Ну и еще гора такая есть в Японии. — Вообще-то интересно, — закивал Эрен. — На испанском «mi casa» значит «мой дом», — отчего-то покраснел, — у тебя интернациональное имя, получается. — Ты знаешь испанский? — округлила губы девчонка. Отчего-то внутри затопило гордостью. — Немного, мама учила. И итальянскому с немецким тоже, но я его чуть похуже знаю. Йегер, кстати, значит «охотник». — Круто, — протянула Микаса. — А какую музыку ты слушаешь? Не увидела ни одной пластинки у тебя. Эрен смущенно почесал затылок. — Да не особо слушаю. Отец говорит, что музыка отвлекает. — Он у тебя строгий, да? — сочувственно протянула Микаса, собрав брови «домиком». — Да не то чтобы, — вздохнул Эрен, ощущая, что разговор идет не в то русло, и становится неловко. — Он просто спокойный. Мама говорила, что он только совсем в юности поживее был. Таскал ей охапками цветы в закусочную, где она работала. А потом что-то случилось, и он стал таким. Не знаю, — Эрен прикрыл глаза. — Он просто старается, чтобы все было хорошо. И не любит, когда я ввязываюсь в драки. — Но ты же помочь пытался, — возразила Микаса. Эрен посмотрел на нее долгим взглядом, изнывая от внутренней борьбы. Вот сейчас во всем признается, и она вообще не захочет с ним общаться. Ну и пусть. — Никому не рассказывай только, — Микаса приподняла брови, удивившись его тихому голосу, и кивнула, подавшись вперед. — Когда мне было десять, я убил человека… Глядя в пол и сбивчиво путаясь в собственных словах от волнения, рассказал об инциденте, случившемся с его семьей, прикидывая мысленно, через какое время Микаса пулей вылетит из его комнаты. Но девчонка оставалась неподвижна, молча слушала, внимательно глядя на него, лишь под конец истории задумчиво поглядела в пол, кусая губу. Пожала плечами. — Я бы за маму тоже убила. Не раздумывая, — Эрен подумал, что может взлететь, до того легко стало на душе от этого короткого заявления. Микаса потянулась и, пошарив ладонью в разложенных комиксах, легла спиной на пол. Поманила пальцем. — Давай по ролям почитаем? В наступившие внезапно семь вечера мама освободилась и скомандовала садиться в машину. Эрен без раздумий вызвался ехать с ней и Микасой, не желая терять ни минуты внезапной встречи и жутко жалея, что приходится расходиться так рано. Еще и учатся в разных классах, зараза. Едва машина остановилась у невысокого бревенчатого дома в уютных мягких огнях фонарей, Эрен выскочил из машины и подал руку новой подруге, решив по-джентельменски довести ее до двери. На порог дома вышла причудливо одетая старушка с сигаретой в длинном тонком мундштуке, коротко поблагодарила и спровадила притихшую Микасу в дом. Уже в машине Эрен старался не пересекаться взглядом с матерью, то и дело хитро глядевшей в зеркало заднего вида и изо всех сил сжимавшей губы, лишь бы не засмеяться. Конечно, очень смешно дружить с девочкой, обхохочешься. Тем же вечером, едва дотерпев до конца груды домашнего задания, час болтал с Армином, рассказывая о пополнении в их дружеском кругу.

***

С того дня в жизни что-то неуловимо изменилось. После уроков Эрен частенько задерживался, чтобы подождать новую подругу, с которой в один из дней благополучно познакомил Армина. Тот смущался и краснел как помидор, но достаточно быстро проникся, поддавшись ее непосредственному нраву, и со смехом носился по детской площадке, фукая, когда девчонка пыталась показать ему, как мерзко заживает разбитая коленка. После уроков часто гуляли втроем по городу, Микаса порывалась отвести друзей в лес, про который ходили разные нехорошие слухи, но Армин был против, поэтому приходилось ограничиться несколькими заброшенными зданиями в черте города и пару раз резво бегать от собак, охраняющих территорию. Эрен сам не понял, как у него в какой-то момент вошло в привычку закидывать девчонку себе на закорки для быстроты передвижения. В один из дней, когда Армин отсиживался в душном классе с репетитором по математике, Эрен по обыкновению провожал ее до дома. Микаса купила обоим мороженое на карманные деньги, что после изнурительной физкультуры последним уроком казалось настоящим блаженством. Аккерман скакала впереди, подметая улицы широкими клешами, в джинсовке с какими-то причудливыми нашивками. Удивительно, как еще родителей не вызвали в школу за такой внешний вид. Еще и рюкзак его забрала, резво тащила оба на плечах, заявив, что раз он на физкультуре потянул плечо, то ему показан отдых. Пришлось краснеть и втягивать голову в плечи, лишь бы кто не увидел такую картину, но в душе понимал, что так гораздо легче идти. — Я видела, как ты бегал на физре, — обернувшись на ходу, сказала Микаса, — тебе стоит пойти попробоваться на школьных соревнованиях. — Не знаю, — Эрен неопределенно пожал плечами. — Отец говорит, что мне нужно сосредоточиться на учебе. — А кем ты хочешь стать, когда вырастешь? — Микаса остановилась, любопытно вглядываясь в его глаза. Эрен неловко затормозил. — Хочу быть детективом. Поэтому нужно быстро бегать, чтобы ловить преступников! — неожиданно подавшись вперед, попытался выхватить свой рюкзак у Микасы, но та лишь захохотала и, развернувшись, бодро припустила по усыпанному цветастой листвой тротуару. Эрен беззлобно выругался и рванул с места, смеясь на ходу и вздымая за собой цветастые вихри. Нагнать девчонку удалось лишь через несколько метров, когда она выдохлась. — У тебя есть право хранить молчание, — тяжело дыша, провозгласил Эрен, обхватив ее за плечи, и забрал свой рюкзак. Красная от бега Микаса покивала, так же задыхаясь. — Мой дом, — она кивнула вбок. Эрен удивленно поднял брови. Сам не заметил, как добрались до него. Даже немного жаль. — Хочешь зайти? — Эрен перевел на нее взгляд. — Родители поехали провожать бабушку в аэропорт, будут только вечером. — А куда она? — Не знаю, — Микаса пожала плечами, — она мне не говорит о своих делах. — Вы с ней не ладите? — почесав затылок, спросил Эрен. Микаса усмехнулась, поправив лямку рюкзака. — Нет. Она просто что-то типа твоего отца. Тоже скрытная и пытается сделать так, чтобы все было хорошо в семье. А вот папу недолюбливает. Ну так что, идем? Несмотря на неловкость, все же не смог отказать себе в любопытстве оказаться изнутри ее мира, такого непохожего и завораживающего. Уже на крыльце, на котором однажды уже довелось побывать, внимание привлекли причудливой формы подвесные светильники, металлические, на четырех ножках и с ажурными стенками. — Это фонарики торо, — пояснила Микаса и пропустила его в дом, толкнув дверь. Эрен оказался в светлой прихожей, одна стена которой представляла собой белую бумагу в деревянной раме, по прямой виднелась лестница наверх. Микаса скинула сапоги и ловко отодвинула причудливую стенку в сторону, махнув рукой за собой. Оказавшись в гостиной, Эрен снова замер, оглядывая пространство: светло-бежевые стены оттеняли обилие необычных вертикальных рисунков едва ли не во всю стену, над полкой темного камина замер раскрытый веер с тонкими линиями какого-то пейзажа, над ним — длинная катана в ножнах; обилие полок и низких столиков уставлено разнообразными фигурками божеств; по углам — растения; полуприкрытое легким бледно-зеленым тюлем окно. Проследив за Микасой, поджегшей благовоние на одной из полок, Эрен завороженно прошел к окну, где стояло блестящие под солнцем пианино, а подле него на аккуратных подставках — черная электрогитара, да такая, что в жизни круче не видел, рядом — акустическая гитара и странного вида инструмент, похожий по форме на лопату. — Мама хочет стены перекрасить в персиковый цвет, чтобы на закате красиво переливалось, — замерев у него за спиной. — Это что такое? — кивнул он на странный предмет. — Сямисэн, японский традиционный инструмент, — Микаса наклонилась, взяла странную штуку в руки и вынула откуда-то еще более непонятную пластинку. Присев с ним на колени, она расположила одну руку на длинном тонком грифе и принялась ловко пробегать по нему пальцами, дергая струны пластинкой в другой ладони. Донеслись необычные короткие звуки, слившиеся в мелодию. Вспомнил, что нечто отдаленное слышал в одном из фильмов про Азию. — Моя мама лучше играет. Я больше на пианино и гитаре, — подняв на него взгляд, чуть смущенно улыбнулась Микаса и отложила инструмент обратно на подставку. — Шутишь? Круто звучит, — выдохнул Эрен и кивнул на пластинку в ее руке. — Это что… шпатель? Микаса вскинула брови и согнулась, смеясь во весь голос. Эрен насупился, смутившись, но все же сам улыбнулся, слабо пихнув смеющуюся девчонку в плечо. В следующий час Микаса устроила экскурсию по остальной части дома, провела на второй этаж, где под самой крышей расположилась ее комната и ванная. С энтузиазмом выложила перед Эреном все свои мягкие игрушки, назвала каждую по имени, показала книжки и японскую мангу, похвасталась пока еще небольшой коллекцией пластинок групп, о которых Эрен если и слышал, то только по телевизору, продемонстрировала пару необычных кимоно из гардероба. — Это все твоего папы? — удивленно протянул Эрен, пока Микаса накладывала еду на кухне. Его взгляд скользил по бесконечной стопке пластинок в тумбочке под проигрывателем, по укрывшим стену над ним чуть ли не полностью плакатам с длинноволосыми парнями в дикой одежде. — Не только, мама тоже собирает, но у них не всегда сходятся вкусы, — Микаса вручила ему глубокую тарелку с коричневой лапшой, кусочками какого-то мяса и овощами. — Это соба, гречневая лапша. Не отравишься, — засмеялась Микаса, глядя на его скептическое выражение лица. На вкус действительно оказалось весьма неплохо, хоть и непривычно. Пока Микаса разбиралась с чаем, Эрен бродил по комнатам и разглядывал висящие на стенах фотографии, с каждой новой понимая, насколько эта семья отличается от его собственной. Даже в их доме пахнет как-то иначе. На фото они были запечатлены на фоне японских храмов, затерянных в лесах; мама Микасы позировала в расшитом кимоно на фоне цветущего сада; сама Микаса, еще маленькая, на плечах у своего отца, стоящего по пояс в морской пучине; множество фотографий из разных американских городов, закусочных, парков аттракционов, странных церквушек, с рок-концертов и фестивалей. Все это действительно было совершенно другим миром. За травяным чаем, который принесла в комнату Микаса, решили сперва разобраться с уроками прежде, чем предаваться удовольствию просмотра кино на кассетах из проката. С математикой пришлось попотеть и даже позвонить Армину, предварительно попугав его шумным дыханием в трубку. После уроков Микаса сыграла несколько недавно выученных произведений на пианино и пару песен на гитаре. Завороженно слушая и наблюдая за ней, Эрен вдруг с осознанием восхищения ощутил и стыд, что сам никакими особыми способностями не отличается. Подумаешь, бегает быстро, да фильмы ужасов любит. Таким кто угодно может похвастаться. Неприятные размышления отошли на второй план, когда Микаса накидала всяких сладостей в тарелку и, выключив свет, запустила кассету с названием «Плетенный человек». Удивительное чувство уюта растеклось будто прямо под кожей, даже легкая сонливость напала, несмотря на искренний интерес к происходящему на экране. Хотя не менее интересно было наблюдать за всполохами эмоций на бледном лице сбоку. Ему все казалось необычным странное чувство, будто они давно знакомы, вкупе с ощущением, что таких девчонок он еще не встречал. За собственными размышлениями не заметил, как время перевалило к восьми часам вечера, а голова Микасы, плавно опустилась ему на плечо. На экране уже мелькали картинки нового фильма, какого-то японского хоррора с длинным названием. Эрен неловко подвинулся и чуть ткнулся носом в черную макушку, быстро вдохнув запах. От ее волос пахло душистыми цитрусами и какими-то цветами. Он крупно вздрогнул, когда темную гостиную осветило два фонаря мелькнувших у дома фар автомобиля. Микаса сонно потянулась, выпрямившись. — Кажется, мои приехали. Тебе надо подвезти? — хлопая слипающимися глазами, спросила она. Эрен покачал головой, находя необычным и то, какими темными и таинственными стали раскосые глаза в полутьме. — Я на автобусе, как раз скоро прибудет. Подхватив рюкзак, он прошел к двери, у которой Микаса вдруг, подавшись вперед, коротко обняла его. Уже на крыльце, где под мягким светом подвесных фонарей юрко вились ночные мошки, Эрен замер, вглядываясь в силуэты на подъездной дорожке. Высокая стройная женщина в джинсах, грубой кожаной куртке и на высоких каблуках черных сапог, покачивая бедрами, обошла машину, чтобы замереть ровно у багажника, из-за которого тенью показалась широкоплечая фигура мужчины. Бандана подвязывала его длинные светлые волосы, в полутьме была едва различима борода и усы. Женщина провела узкими белыми ладонями по кожаной куртке на груди мужчины, и тот, смеясь, не преминул обхватить ее за талию и поднять в воздух, чтобы тут же поцеловать в яркие губы. Неловко переглянувшись с стоящей рядом Микасой, Эрен еще раз кивнул на прощание и торопливо побрел по дорожке к другой стороне улицы, надеясь остаться незамеченным. — Молодой человек! — Эрен вздрогнул, услышав хриплый мужской голос за спиной, и обернулся. Отец Микасы с неуверенной улыбкой протягивал руку, которую Эрен, подумав, пожал. — Кит Аккерман. А ты Эрен? — он кивнул. — Микаса много про тебя рассказывала. И про… — собрал глаза в кучу. — Армани? — Армин, — поправил Эрен, закусив щеку, чтобы не засмеяться. — Точно, — мужчина расплылся в добродушной улыбке. — В общем, спасибо вам, что вы с нашей Микасой, ей тяжеловато приходится в новых местах. — А вы потом снова уедете? — вдруг спросил Эрен, вспомнив рассказы Микасы о частых переездах. Мужчина рассмеялся, запрокинув голову. — Вообще хотелось бы остаться тут подольше, так что не планируем. Вы заходите к нам, чего только по улицам болтаться? Мы как раз стены собираемся в гостиной перекрашивать. Поможете заодно, если свободны будете. Идет? Эрен посмотрел за спину мужчины на замершую на крыльце Микасу с улыбающейся матерью, гладившей ее плечо. Перевел взгляд обратно на сощуренные от улыбки карие глаза и кивнул.

***

Childhood living is easy to do

The things you wanted I bought them for you

Graceless lady you know who I am

You know I can't let you slide through my hands

Wild horses couldn't drag me away

Wild-wild horses couldn't drag me away…

Rolling Stones — «The Wild Horses».

— Мам, горим, — позвала Микаса с кухни. Идзуми мигом всучила в руки Армина мишуру, которую не успела накинуть на ёлку, и понеслась в кухню, откуда потянуло запахом горелого попкорна. За шумом посуды и синхронным вскриком послышался женский смех. Эрен переглянулся с другом, тот лишь пожал плечами и принялся, прикусив язык, обматывать кривую елку мишурой, поправляя игрушки. За темным окном гудела разыгравшаяся метель, а в доме Аккерманов, к странностям которого они постепенно привыкли, было тепло от потрескивавшего камина, уютно от обилия персикового цвета на стенах, которые совместными усилиями покрасили месяц назад, вкусно пахло попкорном и сладостями. До нового года оставалось всего четыре дня, и родители разрешили Эрену и Армину остаться на ночевку у Аккерманов. Мама даже сделала несколько порций торроне и отдала Идзуми, когда завезла мальчишек к ним домой. У Эрена даже от сердца отлегло, когда увидел, как глаза матери с интересом блестят при разговоре с улыбчивой матерью Микасы. Если подружатся, будет еще круче. — Да что вы тут с деревом этим? — раздался басовитый голос и шаги. Кит Аккерман в растянутом свитере с оленями, но все в той же бандане и кожаных штанах, бодро прошел к мальчишкам, гордо показывая обложки захваченных пластинок. — Это, парни, изменит ваш мир, отвечаю. Прошу любить и жаловать: Creedence Clearwater Revival и великолепные Rolling Stones. Это база любого уважающего себя молодого человека, — расчувствовавшись, он звонко чмокнул обложку с изображением красного языка. Хрюкнув от смеха, Армин покосился на Эрена, зардевшегося от тщетных попыток не рассмеяться в голос. — Пэрри Комо, иди в жопу, — он поднял иглу проигрывателя от пластинки, прервав мелодичную рождественскую песню. — Кит! — возмущенно прикрикнул женский голос с кухни. — Люблю тебя, — пропел мужчина и поставил пластинку в проигрыватель. Сам присел на пол, подперев спиной стену, и похлопал рядом с собой. Повесив стеклянный шар на мохнатую ветку, Эрен посмотрел в сторону проигрывателя, со стороны которого начали доносится частые удары, схожие со звуком лопастей вертолета. Когда к ним прибавились короткие гитарные переборы, и раздался надрывный хрипловатый голос, внутри как будто что-то дрогнуло. Эрен перебрался на пол к Армину и Киту. — Манифест против войны во Вьетнаме? — скептически протянула Идзуми, плавно заходя в комнату с парой глубоких тарелок попкорна. — Отличный выбор, дорогой. — Надо с чего-то начать, душа моя, — запротестовал он. — Дети должны с детства понимать, как не стать частью системы. Вот ты, Армин, какую музыку слушаешь? — Я? — Армин покраснел, смущенно поджав колени и растерянно оглянувшись на друга. — Ну, дедушка любит Леонарда Коэна и Фрэнка Синатру… Мне тоже нравится. — О, — Кит задумчиво почесал затылок, — выбор хороший. Но не для двенадцати лет. В вашем возрасте должен быть, знаешь, бунт против системы, революция, огонь в сердце, страсть. А те ребята уже староваты. — Кит, отстань от мальчиков, — слушавшая его со сложенными на груди руками Идзуми покачала головой. Мужчина вскочил на ноги и рыком подлел к вскрикнувшей жене, тут же поднимая на руки и принимаясь кружить в танце. — Вот, слушайте, слушайте! — мужчина принялся трясти косматой головой под заливистый смех жены. — Что он поет? Я не один из них, не один из везунчиков, нет! Не родился с серебряной ложкой во рту, не поддаюсь правительству, нет. Вот оно! — Эрен почти не слышал громкий голос мужчины, полностью сосредоточив внимание на доносящейся из проигрывателя музыке. Что-то странно дрожало меж его ребер, словно кто-то назойливо щекотал острым ножичком внутренности. Перевел взгляд лишь на мгновение, когда в комнату вошла Микаса с тарелкой сладостей и снисходительно покачала головой при взгляде на родителей. — Парень! — Эрен, — тут же поправила Идзуми. — Эрен, кем ты хочешь стать? — Детективом, — выдохнул Эрен. Кит округлил глаза, на мгновение замерев. — Так ты на систему работать будешь? — Эрен непонимающе взглянул на него. — А что тебе там делать? У тебя глаза настоящей рок-звезды, парень. Девчонки штабелями… — Кит! — Я хочу защищать тех, кого люблю, — уверенно произнес Эрен. — И делать так, чтобы никто не страдал от всяких уродов. Кит поджал губы, задумчиво оглядев его, и перевел взгляд на жену в своих руках. Кивнул. — Да, это достойная мотивация. Но, — он поднял палец вверх и прошел к проигрывателю, — ты все же подумай еще. Спасать можно и без полиции, там коррупция одна. Вот, — он снял пластинку с проигрывателя и с благоговейной осторожностью вынул другую из обложки с красным ртом, — это тоже меняет жизни. Я чуть было не поехал в тур с Роллингами в свое время, когда они только появились. Как сейчас помню: сидим мы с Ричардсом, смеемся с того, что тезки, покуриваем травку, и тут он… — узкая ладонь Идзуми накрыла его рот. — Я сейчас уложу тебя спать, если продолжил хулиганить, — с нажимом произнесла женщина. — Если только ляжешь со мной, — промурлыкал мужчина, обнимая ее одной рукой за талию и начиная дергаться в такт музыке. Эрен неловко отвел взгляд на друзей сбоку от себя. Уже не впервые он становился свидетелем бурных проявлений чувств между родителями Микасы, но так и не понял, как относиться к этому. В его семье такое было не принято. Самой большой нежностью, на которую был способен отец по отношению к жене, — это поцелуй в губы и то для этого он должен был быть в очень хорошем настроении или накинут парой бокалов вина. Кита и Идзуми, казалось, не смущало ни наличие своего ребенка, ни двух посторонних детей: они обнимались, часто касались друг друга, постоянно танцевали и пели и до жути много целовались. С одной стороны, было завидно, что у его родителей такой любви нет. С другой, это вгоняло в смущение и его и Армина, украдкой смеявшегося, а вот Микаса, казалось, относилась к этому как обычному явлению. До его слуха, наконец, добрался звук мягкого мужского голоса, внезапно взлетавшего ввысь и уходившего вниз вслед за причудливой мелодией, в которой даже нельзя было разобраться привычных гитарных переборов. Отчего-то снова защекотало под ребрами, и не мог оторвать взгляд от блестящей пластинки под иглой проигрывателя. Такого он еще не слышал. — Вот! — вдруг взвыл Кит, указывая на него пальцем. — Вот он, взгляд! Этот парень отныне потерян для мира, — в поле зрения попала подскочившая на ноги Микаса, которую отец за руки протянул к себе в танце и принялся кружить, пока она трясла черными волосами, пела в унисон с ним слова песни и выдавала причудливо изящные движения руками. — И мужик по радио говорит, какими белыми должны быть мои простыни, но к чему его слушать, он не курит такие же сигареты, как я! — Эрен глядел на танцующих отца с дочерью и не мог понять, что так назойливо дрожит внутри и наполняет все полости тела каким-то странным ощущением огня, словно подбрасывающего слабое тело на месте и влекущее туда, к этой музыке и странным телодвижениям. Через некоторое время Идзуми позвала его с собой на кухню. Там уже подходили к готовности два чана с глинтвейном. В семье Йегеров глинтвейн зимой был обычным делом, но для семьи Микасы подобный элемент новогодней атмосферы оказался в новинку. Карла оставила рецепт вместе с торроне, и Эрену пришлось, смущаясь от внимательно прислушивающихся к нему Идзуми и Микасы, объяснять, как замешивать глинтвейн, и контролировать процесс. Было дико странно ощущать, что взрослый человек прислушивается к нему как к равному, спрашивает, правильно ли все делает, и полностью доверяется его слову. А в голове все мелькало, что Идзуми, наверное, самая красивая женщина, которую он видел. Но только после мамы. — Так, это ваш детский, а это с вином, — Идзуми протянула Эрену и Микасе два графина с темно-красной жидкостью, затем резко поменяла руки, — или наоборот? Наоборот. Или нет? Ой, ну напутала, — хитро протянула она. — Мам! — нетерпеливо пискнула Микаса. Идзуми рассмеялась и все же отдала графины детям. В полутемной комнате Кит уже разбирался с видеопроигрывателем, и вскоре комнату наполнил свет от черно-белых картинок заставки фильма «Магазинчик за углом». Родители Микасы предложили перед хоррорами все же посмотреть рождественский фильм родом из 50-х. Сидя на полу между Армином и Микасой, глядевшей в экран и часто промахивавшейся ладонью мимо тарелки со сладким попкорном, Эрен старался не дышать, лишь бы не разрушить эту удивительную атмосферу. Это все было не похоже на то, что происходило у него дома по праздникам. В предновогоднюю суету включался даже отец: более открытый и веселый, чем обычно, охотно ходил с семейством за покупками и подарками; участвовал в украшении дома и елки; даже иногда напевал себе под нос рождественские песни, помогал матери с праздничным столом, и, бывало, вместе ходили в кино на рождественские фильмы. Но все же атмосфера дома Аккерманов даже в такой предновогодней суете отличалась на какой-то неуловимом уровне. Эрен перевел взгляд с бегающего по экрану Джеймса Стюарта на Микасу, следившую за действиями одного из любимых актеров наравне с Грэгори Пэком. Невольно вспомнил, как пару месяцев назад втроем прошмыгнули на показ «Омена» в кинотеатре через пожарный выход. Фильм оказался дико страшным, о чем можно было судить уже по Армину, который то и дело утыкался лицом Эрену в плечо и хватал за локоть. В какой-то момент, когда на экране появились бешеные кладбищенские псы, даже Микаса сжала его ладонь своею. Тогда отчего-то мелькнула странная мысль, что он ступает на совершенно новую и удивительную тропу своей жизни. — Так, — протяжно потянулся Кит, когда пошли финальные титры «Керри», — девчонка в свиной крови искупалась, пора по койкам. — Надо будет такое в школе устроить, — хихикнула Микаса, пихнув локтем Армина. — А ну не хулигань, змееныш. Директор Смит за такое по головке не погладит, — наклонившись к ней, беззлобно пригрозила пальцем Идзуми и взлохматила черные волосы на макушке дочери. Та лишь показала язык. Пока мать с дочерью, обсуждая увиденный фильм, убирались в кухне с помощью Армина, Кит, присев с сигаретой в зубах у окна, подозвал к себе Эрена. Тот оставил на столе пустую миску попкорна и удивлённо подошел к мужчине. — Тебе понравилась музыка? — спросил он, выдохнув дым в форточку. Эрен кивнул, припоминая заворожившие его звуки. Кит внимательно поглядел на него и, помедлив, выудил из стопки те самые две пластинки, которые ставил несколько часов назад. — Бери. Будем считать, что это мой тебе подарок. Брови Эрена взлетели вверх, замотал головой. — Не надо, я не могу это принять. — Почему это? — приподнял одну бровь. — Это же ваша коллекция, неудобно, — потупив глаза, выдохнул Эрен. — Неудобно, знаешь, когда соседские дети на тебя похожи, — усмехнулся мужчина под непонимающим взглядом Эрена. — А это то, что я хочу передать молодому поколению. Эта музыка однажды спасла меня. От многого. Музыка и моя прекрасная супруга, — чуть мягче улыбнулся он, задумчиво вглядываясь куда-то вдаль. — Я хочу, чтобы ты тоже проникся этим, потому что, по глазам вижу, ты что-то почувствовал. Ты хороший человек, парень, хочу, чтобы в трудную минуту, эти ребята помогли и тебе. Тяжело сглотнув после странной речи, Эрен неловко кивнул и все же принял протянутые пластинки. — Пообещай, что послушаешь на каникулах, а потом как-нибудь, как пересечемся, расскажешь о впечатлениях. Идет? — Эрен закивал, рассматривая диковинные обложки в своих руках с четким ощущением, будто держит по меньшей мере священный артефакт от чудаковатого мудрого взрослого. — А потом посмотрим, готов ли ты к чему посерьезнее. Например, Deep Purple. — Флойды лучше, — невесть откуда взявшаяся Идзуми выглянула из-за стены, назидательно выставив указательный палец. Кит закатил глаза. — Женщина, детей укладывай, а не уши грей. В общем, договорились, — он пожал руку Эрену и поднялся на ноги, направляясь к кухне. — Подать мне Армина Арлерта! Эрен задержался на кухне дольше всех, помогая Идзуми с посудой и ведя ненавязчивый разговор. С ней было приятно разговаривать, ощущая, что, несмотря на свой возраст, она не смотрит на него свысока. Когда дошел до комнаты на втором этаже, Армин и Микаса уже лежали в спальниках на полу и смеялись из-за чего-то. — Мне твой отец пластинки подарил, — все еще удивленно сказал Эрен, продемонстрировав обложки. Микаса прыснула в кулак. — А мне лютый ремень с заклепками, — Армин захохотал в голос, вынимая из-под одеяла подаренную вещицу. Эрен оценивающе взвесил на руке массивный ремень, прикидывая, как Армин будет с ним смотреться, от чего и сам рассмеялся. — У папы бывают приступы щедрости, — успокоившись, закивала Микаса. Эрен взбил подушку и улегся на спину рядом с Армином. Лазурные глаза все еще поблескивали от выкатившихся от смеха слез. Микаса вдруг зашумела одеялом, тенью прошлась по комнате и вернулась на место уже с ночником. — Ты что, боишься спать в темноте? — Эрен выгнул бровь. — Еще чего! Будем страшилки рассказывать, а сразу же спать ложиться, — деловито установив тусклый светильник у изголовья своего спальника, Микаса оглянулась на окно, метель за которым успела превратиться в тучи белой мошкары, сонно снующей на фоне чернильного купола. — Так вот, жила-была на свете Юки-онна… Эрен сам не помнил, как умудрился настолько быстро уснуть, но очнулся рывком, резко открыв глаза. Снилась какая-то дрянь, а по пробуждении обнаружил себя в затхлой темной хижине, где пахло сыростью, плесенью и кровью. Глаза выцепили в полутьме связанную по рукам и ногам, избитую до ярких гематом на бледном лице Микасу. Легкое розовое платье было измазано кровью и грязью. Он резко дернулся, садясь. Стоило распахнуть зажмуренные глаза заново, как жуткое видение рассеялось. Армин рядом чуть присвистывал носом во сне, уткнувшись в подушку. Микаса лежала лицом к окну, чуть более бледная под тусклым светом с улицы. Покачав головой, Эрен тихо поднялся на ноги и прокрался к двери, надеясь не наделать шума своими передвижениями. Решил, что стакан воды рассеет осадок от кошмара и дурного видения. Спустившись наполовину, Эрен замер, чуть скрипнув половицей, когда осознал, что в кухне горит свет. Донеслись тихие шорохи и сбивчивый шепот. — Идзуми, — Эрен, прислонившись к стене, опасливо выглянул одним глазом. — Я с ума схожу. Дурею от одной мысли, что ты моя. — Тише… По спине сидящей на кухонном гарнитуре Идзуми жадно скользили мужские руки, обнимали, гладили, сжимали расстегнутую рубашку. Эрен крупно вздрогнул, покраснев до кончиков ушей из-за отчетливых звуков поцелуя, и пулей, стараясь не шуметь, юркнул обратно в комнату. С округленными глазами лег на спину в свой спальник и продолжал глядеть в потолок, не понимая, как реагировать. — Ты чего? — Микаса сонно потерла ладонью глаза, опершись на одну руку. Эрен неловко сглотнул, не зная, стоит ли говорить. — Хотел воды попить. А там… Родители твои, — потер ладонью лицо, — целовались и… Всякое. Микаса, окончательно проснувшись, лукаво улыбнулась, откровенно посмеиваясь над ним. — Что смешного? — Ничего, — покачала головой. — Они у меня такие, привыкай. Мама прямым текстом не говорит, но, если они сами предлагают мне пойти погулять, значит, хотят заняться сексом. Эрен округлил глаза, тут же обернувшись на нее. — И ты… ты так спокойно об этом говоришь. — А что? — она легла на спину, подтянув одеяло до подбородка. — Это естественный процесс, если люди любят друг друга. Мама мне еще в семь лет объяснила, откуда берутся дети, — Эрен ошалело глядел на нее, ощущая, как лицо горит от смущения. С ним на подобные темы никто беседы не проводил, все приходилось узнавать самому из разговоров в школьных коридорах. — Бывает, что чувств настолько много, что никак иначе их уже невозможно выразить. — Глупость какая, — фыркнул Эрен, сдвинув брови. — Вырастешь, влюбишься — поймешь. Хотя до вас, мальчишек, все туго доходит, — Микаса зевнула и потянулась, устраиваясь поудобнее. — Хочешь сказать, что ты уже влюблялась? — недоверчиво просил Эрен. — Нет, но я вижу, как это происходит у родителей. Они влюблены. Папа вечно говорит, что они уже встречались в прошлой жизни, и там он потерял нас. А мама над ним смеется… В дни наступивших зимних каникул Эрен с замиранием сердца ждал, когда отец уйдет на ночную смену, чтобы послушать, наконец, выданные Китом Аккерманом пластинки, которые одним своим видом вызывали диковинный трепет внутри. Тогда в один из вечеров, придя домой после долгой прогулки и игр с Микасой и Армином, он увел удивленную мать в гостиную, где запустил проигрыватель. Сидели едва ли не до глубокой ночи, слушая удивительные гитарные риффы и обсуждая дерзкие строки, вцепившиеся в сознание хриплыми надрывными голосами парней, которые не боялись плевать на общественное мнение и отжившие устои. Потом пришлось разговаривать с мамой о том, почему Эрен дожидался момента, когда Гриши не будет дома. Мать уверяла, что отец и сам был молодым и вполне мог бы понять его тягу к подобным бунтарским веяниям, если бы он дал ему шанс. Эрен кивал, с трудом пытался делиться своими сомнениями и чувством досады, что отец никогда не говорил с ним так, как тот же Кит Аккерман, поощрявший поиск себя и презиравший четкие рамки, в которых пытался жить сам Гриша. Возможно, действительно стоило дать ему шанс проявить себя. На День рождения Микасы Аккерманы снова собрали детей вместе, накрыли экзотический стол, наполовину из японской еды, наполовину из доставки итальянского ресторана; снова включали свою дикую музыку, пели по аккомпанемент своих инструментов и танцевали, смотрели кино в гостиной; под конец Кит решил прокатить каждого на своем байке, явно вызвав волну недовольства у соседей. Одна старушка по соседству вышла скандалить и грозилась вызвать полицию на «гребаных хиппи», наделавших шума в их районе. От Эрена не укрылось, как Микаса угрюмо глядела на старушку, схватившись за ладонь отца. Остаток вечера провели в гараже, где Кит занимался починкой чьего-то мотоцикла и продолжал с женой уже знакомый Эрену спор о превосходстве неких Пинков над Пёрплами. Эрен выждал, наконец, момента, чтобы поделиться впечатлениями от пластинок, сбивчиво пытаясь обличить в слова свои ощущения, словно в груди разверзлось что-то огненное и неуемное, двигающее вперед и внушающее желание действовать, бороться. Тогда Аккерман одобрительно покачал головой и доверительно сообщил, что «парень готов» прежде, чем маленькое пространство гаража заполнили уже совсем иные созвучия меланхоличного органа и шептания тарелок. Подхваченный мелодичным голосом, создававшим непонятное напряжение, возраставшее с каждой секундой, Эрен глядел, как Микаса, потянув за собой Армина, напевала слова песни, звучавшие словно заклинание, и крутила друга из стороны в сторону, дергая за руки и кружа подолом красивого красного кимоно. В какой-то момент, когда песня достигла своей неожиданной кульминации, сливаясь в ритмичный вихрь из обезумевшего органа, рычащей гитары и дробящих кости ударных, показалось, что кимоно и девчонка в нем превратились в неистовое алое пламя, подобно тому, что выжигало плоть у него в груди. И сердце отчего-то билось так сильно, что грозило лопнуть, и вдруг показалось, что в задымленной темной комнате кто-то распахнул окна, впустил свежий воздух и ослепляющий огненный свет. Он вдруг понял, что очень хочет жить в этом мире, где обезумевшее сероглазое пламя крутит его смеющегося лучшего друга в танце, а в груди отдаются набатом слова древней молитвы под орган и гитары. Так и не понял, от чего должна была спасти эта музыка, как говорил Кит, но это определенно стало тем, что могло заполнить странное, грызущее изнутри чувство, желание побега, полета и борьбы. На его собственный День рождения в конце марта собрались в доме Йегеров. Пригласил и Сашу, с которой Микаса успела неплохо сдружиться за все время учебы в одном классе. Браус бесконечно долго, едва ли не со слезами на глазах, нахваливала накрытый Карлой стол в традициях Беневенто. Даже отец был в приподнятом настроении и участвовал в детских играх в пантомимы. Тем же вечером, когда всех друзей забрали по домам родители, Эрен решил рискнуть. С позволения мамы перетащил старый бабушкин проигрыватель с чердака к себе в комнату и, затаив дыхание, поставил подаренную друзьями пластинку этих загадочных Deep Purple, которыми так восхищался отец Микасы. Лежа на кровати с закрытыми глазами, представлял, что все тело превратилось в ритмично сжимающуюся мышцу, обливающуюся новым потоком крови от каждого нового душераздирающего соло. В голове мелькали обрывки необъяснимых видений: усеянные окровавленными телами в зеленых плащах равнины, ощущение полета и распирающей силы, мелькающие взрывы и разряды молний, ощущение, словно смотрит на все происходящее с высоты пятнадцатиэтажного дома и испытывает неимоверное чувство ярости. — Эрен. Внезапный стук в дверь и голос отца вырвали из размышлений. Эрен вздрогнул и сел на кровати, машинально чуть убавив громкость играющей песни. Глаза отца глядели строго даже из-под стекол очков. — Что ты за притон устроил? — Что устроил? — Музыка орет на весь дом, — сложив руки на груди, он покосился на проигрыватель. — У тебя впереди экзамены, а ты слушаешь музыку, под которую хиппи напиваются и накуриваются до полусмерти. — Чем тебе так хиппи не угодили? — смешливо начал Эрен, но под строгим взглядом стушевался. — Прекращай этот балаган. Это несерьезно. Видя, что отец собирается уходить, Эрен зажмурился, скаля зубы от необъяснимого чувства горечи и злости внутри. — Да ты бы хоть сел и послушал со мной! — вдруг крикнул он, заставив отца остановиться и обернуться на него. — Мы с тобой ничего вместе не делаем. Мне нравится эта музыка, и я хочу, чтобы у нас появилось что-то общее. Почему просто не попробовать? — Эрен, — шумно выдохнул Гриша, поворачиваясь обратно к сыну, — я вполне понимаю твое увлечение. У тебя не за горами переходный возраст, и, разумеется, вся эта тяга к бунту и рокерам — это нормально. Но однажды это обязательно пройдет, — внутри странно похолодело. — Это увлечение пройдет, а вот, извини за выражение, просранная жизнь никуда не денется. Почти все эти патлатые не живут долго и счастливо, это путь в никуда. Подкармливая эту злость, ты выйдешь только на тропу саморазрушения и разрушения окружающего мира. А я бы не хотел, чтобы мой сын закончил свою жизнь каким-нибудь идейным террористом в девятнадцать лет. Эрен сдвинул брови, сглатывая налившийся в горле ком обиды. Снова этот взгляд, как когда убил того урода. — Почему ты маму не целуешь? — сморгнув подступившие слезы, выдавил Эрен, затравленно глядя на вытянувшееся от удивления лицо отца. — Эрен, что… — Кит Аккерман свою жену всегда обнимает и целует, даже при нас. Почему ты постоянно такой холодный? — Эрен, — строгий голос налился сталью. — Кит Аккерман — гребаный механик в свои тридцать шесть. И пока ничего хорошего, кроме дочери, он в этот мир не принес. — Да какая разница кто он? — чуть не плача, оскалился Эрен. — Разговор окончен. Занимайся уроками, а это, — он кивнул на проигрыватель, — хотя бы включай тише. Дверь за отцом закрылась. Даже хлопнуть не может со всей силы, как обычные люди. Поморщившись от задрожавших внутри рыданий, Эрен уткнулся лицом в подушку, сжавшись в комок. Дал шанс, как и говорила мама, и что теперь? Еще и террористом обозвал. Со злости ударил кулаком в подушку, ощущая себя на фоне тихо поющих с пластинки голосов донельзя жалким и бессмысленным. Ему таким не стать: он с собственным отцом справиться не может, куда там до борьбы с системой, рамками и прочим, о чем вещал гребаный Кит Аккерман. Теперь хотелось только жалко расплакаться или хотя бы подержать Микасу за руку, с ней всегда полегче становилось. Еще не хватало, конечно, чтобы она его таким видела. Эрен рывком вскочил с кровати, не зная, что намеревается делать, и распахнул дверь. Голоса, доносившиеся с первого этажа, заставили замереть, судорожно сжимая деревянные перила. — У него и так друзей нет, кроме этих двоих. — Мне не нравится, что он столько времени проводит с Аккерманами. Ты знаешь, какие слухи ходят про эту парочку в городе? — Мне нет дела до слухов. Про нас тоже многое можно сказать. — Карла… Его потянет не туда. Не надо поощрять это. Ты сама знаешь, что он у нас не совсем нормальный. До боли стиснув зубы, Эрен нырнул обратно в комнату, со всей дури хлопнув дверью.

***

Strange days have found us And through their strange hours We linger alone, Bodies confused, Memories misused, As we run from the day To a strange night of stone.

«Strange days» — The Doors.

1978–1979 год. В лето 78-го года Эрен многое узнал о себе и окружающем мире. Понял, как до одури неловко может меняться его тело в подростковом возрасте и сколько проблем это может приносить. Одна необходимость чуть ли не каждое утро сбривать хлипкие усы над верхней губой чего стоила. Напрягал ломающийся голос, из-за которого все попытки подпевать любимым музыкантам звучали как жалкое блеяние, смешившее Армина, которого, как пугал Эрен, это все тоже ждало. Напрягало, что Микаса стало выше него чуть ли не на полголовы и обзавелась небывалой вспыльчивостью в характере. Под конец восьмого класса он ни раз слышал о драках в классе Микасы, после которых ее отправляли к директору, и причина была всегда одна, ту, которую Эрен изначально не понимал. Провожая ее, раздраженную, до дома, пытался выпытать, что заставило всегда спокойную девчонку так реагировать на задир из класса. Микаса лишь огрызалась и заявляла, что не собирается молча выслушивать всякое лживое дерьмо в адрес своей матери. На протяжение всего восьмого класса они продолжали проводить время вместе, оставались на ночевки в доме Аккерманов; заигрывались в настолки в подвале дома Арлертов, приняв в компанию Сашу, Жана и Конни; пробирались на показы фильмов ужасов и всяких серьезных взрослых фильмов, которые обсуждали родители Микасы. И все же нечто неуловимо менялось в их жизни. Темы разговоров все больше отходили от детских, менялись тела и взгляды на жизнь, ярче проявлялись характеры. Особенно подобные изменения Эрен осознал, когда после очередного разговора с отцом заметил, насколько глубоко ему плевать на все эти опостылевшие проповеди о выборе правильного пути и необходимости быть более серьезным. Обида не жгла горло раскаленным свинцом, страх отцовского неодобрения не сдавливал грудь пудовым камнем, строгий разочарованный взгляд не ложился на кожу сетью ледяных игл. Он лишь равнодушно слушал его, чтобы затем забыть абсолютно все отцовские наставления и унестись в очередной поток раздражавшей его музыки, несерьезных книг и теплого вечера под смех друзей. Отец, разумеется, не собирался оставить его в покое. Слыша разговоры сына с матерью об участившихся эпизодах видений, принял единоличное решение снова направить его к психиатру. Так, с окончанием учебного года в жизнь Эрена снова влились сеансы в душном кабинете мозгоправа, ежедневный прием таблеток и походы к репетиторам, с которыми, как надеялся Гриша, Эрен улучшит свои оценки по точным и естественным наукам. Вряд ли отец понимал, что давлением делает только хуже, и отвращает его от того пути, который, казалось, избрал для сына еще до рождения. В ответ на все его старания Эрен показательно просил мать помочь ему подналечь на изучение языков, чтобы знать их еще лучше. Из книжек, который постоянно читал и одалживал ему Армин, он уже выучил, что конфликт сыновей и отцов тянется с незапамятных времен, и никогда не может быть разрешен. Так что — ничего удивительного. В лето 1978-го Эрен сам удивился тому, как сильно успел осмелеть. После окончания восьмого класса вместе с Армином они устроились на подработку рабочими раскопки в археологической экспедиции к предположительным местам существования древних стен. Арлерт был в восторге от возможности соприкоснуться с древностью, давно бередившей его сознание через книги и музейные выставки. Эрен, заторможенный и спокойный от таблеток, поначалу рассчитывавший только получить деньги, постепенно и сам проникся атмосферой экспедиции. Взлохмаченные ученые мужчины в расклешенных джинсах запальчиво рассказывали забытую историю острова, раскатывали целую лекцию по поводу любого найденного в земле осколка прошлого, в которых Эрен по началу не видел ничего примечательного. По вечерам варили похлебку на берегу залива, слушали сразу пришедшихся Эрену по душе Цеппелинов, зачитывали целые отрывки из трактатов по древней истории, пересказывали удивительные события, словно сошедшие со страниц жуткой книги. Йегер и сам не заметил, как уже с искренним желанием рвался копать землю и выискивать осколки мира, в который успел поверить, несмотря на заверения отца, что он связался с компанией помешанных хиппи. За все время раскопок находили по большей части камни разрушенных стен, от которых глава экспедиции — патлатый ученый в очках — каждый раз приходил в восторг, да кости давно почивших жителей древней Сигансины. Армин и сам сходил с ума от радости, находя все новые артефакты, и, по договоренности с руководителем, несколько раз тихой сапою выносил в карманах брюк найденные осколки костей и камней. Свою собственную драгоценную находку Эрен обнаружил едва ли не спустя полтора месяца с начала своей работы. На глаза попалась покрытая сажей и грязью, порядком износившаяся нашивка с двумя крыльями. Узнал безошибочно, тут же сверив мысленно с картинками из учебника и мнением Армина. Тот в нехарактерной для себя манере предложил оставить себе в качестве трофея, ведь в музеях эти нашивки уже есть. Спорить не стал и уже не следующий день, встретившись с Микасой на прогулку отдал ей половину нашивки с белым крылом, радуясь неподдельному интересу в ее глазах. А то в последнее время нечасто улыбалась. В августе Микаса неожиданно уехала в лагерь на западном побережье острова, куда, как позже выяснилось, отправили и Жана с Сашей. В разговорах с Армином Эрен убеждал друга, что это ей только на пользу, поможет лучше социализироваться, отвлечет от плохих мыслей, хотя наедине с собой все же то и дело ощущал тревогу. Отчего-то глупая мысль, что Микаса найдет там новых друзей и станет меньше общаться с ними, не давала покоя. Долгими летними вечерами августа, ловя уходящее тепло, бродили втроем уже с бритоголовым Конни Спрингером, вечно пахнущим машинным маслом и глупо шутящим. Он без остановки добродушно посмеивался над внешним видом Эрена, который еще месяц назад, проникнувшись отравившим разум бунтарским духом и любовью к патлатым рокерам, решил слегка сменить имидж на часть денег с подработки. Мать поддержала его идею и с энтузиазмом сопровождала по рынкам и магазинам. Вечером Эрен с гадким предвкушением ждал реакции отца, который, завидев хиппарские клеши, цветастые рубахи и кожаную куртку, разразился очередной тирадой. Но даже ругань с первого этажа не могла заглушить мысли, сновавшие в голове с самого похода по магазинам. Во-первых, не мог перестать думать, как отнесется Микаса к тому, что он выглядит отдаленно похоже на тех патлатых парней, которых она так любит с детства. Во-вторых, из головы не шла Идзуми Аккерман, точнее то, чего он ненароком наслушался о ней за последние несколько дней. Мать Микасы устроилась на работу в музыкальный магазин в центральном торговом центре, чем снова возбудила сплетни общественности против себя. Эрен то и дело слышал краем уха, как ее обсуждают другие женщины, и незнакомые, и матери его одноклассников. Из их ртов лилась отборная грязь: в их представлении Идзуми была вертихвосткой, которая уводит мужей из семей; бывшей японской проституткой, которую дурак Аккерман забрал в Штаты, но, по старой памяти, она все еще продолжает краситься как шлюха и вызывающе вести себя. Переживали за своих детей, которые вынуждены видеть подобный разврат; сетовали, что, мол, мужья сворачивают свои шеи вслед этой ведьме, которая их, без сомнения, околдовала; заявляли, что и она и ее мать — прислужницы дьявола, безбожницы и сатанистки, которые еще навлекут беду на город. Пара куриц коснулась в разговоре даже Микасы, деликатно замечая, что девочка растет в нездоровой атмосфере, что уже сказывается на ее психике, судя по дракам с одноклассниками. Слушать это было мерзко до дрожи. Еще более мерзко было от осознания, что сделать ничего не может. Бросаться с кулаками на чьих-то матерей — было бы слишком даже для него. Потому не придумал ничего лучше, чем зайти в магазин к Идзуми, передать от матери торроне и между делом заверить, что они не верят во всю грязь, которую говорят про семью Аккерманов. Тогда понял, что тот взгляд ее серых глаз он запомнит надолго. Из затравленной темноты проступила благодарность и тепло.

***

Ooh, I bet you're wondering how I knew 'bout you're plans to make me blue With some other guy that you knew before. Between the two of us guys You know I love you more. It took me by surprise I must say, When I found out yesterday. Don't you know that… I heard it through the grapevine Not much longer would you be mine. Oh I heard it through the grapevine, Oh and I'm just about to lose my mind. Honey, honey yeah…

«I heard it through the grapevine» — Creedence Clearwater Revival.

Первая неделя сентября 78-го омрачилась очередной простудой Армина. Эрен сетовал по телефону на слабое здоровье друга, сорвавшее долгожданный поход на «Хэллоуин» Карпентера, но все же исправно таскал сладости и апельсины к его дому. И все же внутренне удивлялся, как спокойно отнесся к подобной неудаче. Действие таблеток оказывало донельзя странное замораживающее действие на его эмоциональные реакции: перестали раздражать надоедливые одноклассники, посмеивающиеся за спиной, нудный бубнеж отца, даже не дающиеся учебные дисциплины не вызывали прежнего негодования. Постепенно исчезли и дурные видения, уступившие, однако, место новой мании, пугавшей отца не меньше. Преследуя свою мечту о становлении детективом, увлекся чтением книг и газетных заметок о делах серийных убийц от агентов ФБР. Для одноклассников, и без того считавших его чудаковатым, новое увлечение стало очередным поводом для перешептываний. Какая досада, что было абсолютно плевать. Сухие страницы работы Винсента Буглиозе о шайке Мэнсона тихо шептались из-за поднявшегося влажного ветра, пока сидел на автобусной остановке у школы. Через час должен быть у мозгоправа, идти к которому совсем не хотелось. Глаза увлеченно перескакивали с одной строки на другую, в мыслях расцветали подробные образы кровавых расправ в тихих домиках словно с баннера американской мечты. — Йегер, пальто у деда спиздил? — гнусавый голос и нестройный гогот сбоку втиснулись между строк описания места преступления. Не отрываясь от книги, машинально поправил приподнятый ворот темного пальто, которое купили с матерью на барахолке. Большевато, конечно, в плечах, но на то и был расчет. — Отьебись, — ровно выдохнул Эрен, не глядя в сторону подошедших парней. И смотреть не надо было, чтобы понять, что это троица из параллельного класса, ставившая целью своей жизни издевательства над одноклассниками. Он еще помнил, как в началке они измывались над Сашей за то, что ей тяжело давалось чтение. — Книжки читаешь, а грубишь, — недовольно процокал другой голос. Нетерпеливая потная ладонь легла поверх страниц и резко надавила, вынуждая поднять глаза. — Что там, истории про педиков, которым ты так подражаешь? — фраза потонула во взрыве угодливого хохота. Эрен холодно усмехнулся. — Нет. О том, как лучше избавляться от тел после убийства, — прыщавое лицо сдвинуло брови. — Какой же ты все-таки урод, — парень выпрямился, с отвращением глядя на него сверху вниз. Эрен равнодушно пожал плечами и, закинув рюкзак на плечо, поднялся, намереваясь дойти до следующей остановки. Но, разумеется, не могло все быть так просто. — Всегда был уродом, а как с пиздючкой Аккерманов стал общаться, так вообще протух, — назойливо протянул голос под новый поток смеха и одобрительных улюлюканий. Эрен прикрыл глаза, уговаривая себя не останавливаться и глядеть на рыжеющие шапки деревьев вдоль дороги, лишь бы не попадаться на такую явную попытку задеть. — У вас с Арлертом какие-то проблемы, походу, раз нравится проводить время в обществе шлюхи и ее наебыша. Ноги сами остановились, словно увязнув в тягучем мазуте его слов. Эрен прикрыл глаза, крепко сжимая ладонь на лямке рюкзака. — Зато у тебя, Говард, проблем никаких, — не поворачиваясь, начал он. — И есть все задатки стать уёбком, про которого напишут пару строк в паршивой газетенке в колонке про маньяков, которые убивают людей, чтобы справиться со своими внутренними травмами. А все потому, что мама недолюбила в детстве. Или потому что тебя на самом деле влечет к собственной мамаше, поэтому везде какие-то шлюхи мерещатся? Я бы таких, как ты, сразу вешал, — осознать сказанное он не успел — тяжелый удар пришелся в область спины, из-за чего потерял равновесие и завалился на влажный от недавнего дождя асфальт. Обернулся, чтобы увидеть, как красное и перекошенное от гнева лицо мелькнуло в опасной близости от него, а на нос обрушился тяжелый кулак. Переносицу пронзило болью, на губы хлынуло горячее, и едва успел прикрыть голову от ботинка присоединившегося к Говарду парня. Не глядя, двинул коленом в сторону и, судя по болезненному стону и звучному «сука», попал точно в цель. В бок снова ударили ногой. Оскалившись от боли, ухватился за ногу третьего парня и со всей дури дернул, заставив завалиться на землю, но не успел нанести и одного удара по перекошенной роже, как толстые пальцы из-за спины смокнулись на шее и с силой дернули назад, лишая возможности вдохнуть. — Отпусти его, дерьма кусок! Пальцы резко расцепились, и Эрен по инерции упал сверху на распластанного на земле парня, жадно глотая воздух. Тот задергался, и Йегер не упустил момент двинуть ему в ухо прежде, чем поднял глаза на крикливый источник шума. Обомлел. Тонкая и вытянувшаяся словно еще выше Микаса с остервенением лупила Говарда толстой палкой, осыпая ругательствами чаще, чем точными ударами. — Я тебе сейчас устрою, маленькая блядь! — взревел второй парень, и Эрен было дернулся, чтобы встать и помочь, но Микаса оказалась быстрее. Неожиданно точно выброшенная в сторону нога угодила парню ровно в челюсть, сбив с ног. — Будешь еще так делать, выблядок? — оседлав упавшего на живот Говарда, Микаса схватила его за волосы на затылке и с чувством придавливала окровавленное от ссадин лицо к земле. — Будешь?! — Микаса! — хрипло гаркнул Эрен, сумевший встать, и дернул ее за локоть на себя, вынуждая оставить лепечущего что-то парня. С бледного лица на него воззрились два потемневших чуть ли не до черноты одичалых глаза. Дико раздражало, что приходилось смотреть на нее чуть снизу. Еще больше раздражало, что ввязалась в драку, чтобы спасти его задницу, будто он сам бы не справился. Тяжело дыша, Микаса отбросила палку, словно намеренно попав в ахнувшего Говарда, прикрывающего голову руками. Эрен опасливо оглянулся, не видел ли кто из жителей домов их разборку, и, обхватив девчонку за локоть, потащил за собой подальше от места бойни. Запоздало, мысленно пытаясь усмирить черт знает откуда взявшуюся злость, осознал, что не видел подругу целый месяц. — Чего ты влезла? У меня все было под контролем. — Ну конечно, — закивала Микаса, и Эрен только тогда обратил внимание, что на ее лицо неумело, но все же нанесена косметика. — Он бы тебя придушил просто и все. — Я ждал подходящего момента. — А дождался бы асфиксии, — хмыкнула она, вырвав локоть из его ладони, и, обогнав, начала идти спиной вперед. — Видел, как я его? — просияв, Микаса заново продемонстрировала удар невидимым мечом и выпад ногой. — Это Леви Аккерман научил. — Завуч? — скептически уточнил Эрен. — Это в школе он завуч, а в спортцентре Сины — преподаватель фехтования, — гордо заявила Микаса. — Как тебя туда занесло? Ты вроде в лагерь ездила, а не на войну, — усмехнулся Эрен и тут же болезненно зашипел, ощутив боль в разбитой губе. Не сбавляя скорости, Микаса вынула из кармана джинсовки платок и подала ему вытереть кровь под носом. — Сама захотела. Надоело, что до меня все докапываются, а я за себя сама постоять толком не могу. — Не думал, что девочки подобным занимаются, — неуверенно буркнул Эрен, ощущая, как внутри разливается какое-то гадкое чувство. Угрюмо шмыгнул носом, стирая кровь. — У желания защитить себя и тех, кого любишь, пола нет, — уверенно кивнула Микаса и, чуть не поскользнувшись, все же повернулась лицом в направлении дороги. — Леви говорит, что у меня уже лучше всех в группе получается. Говорит, в прошлой жизни я могла быть талантливым воином. Смеется, конечно, но мне приятно. — А тебе не много занятий? И музыка с мамой, и фехтование. По учебе совсем съедешь, — Эрен и сам не понял, каким образом из него вылетели слова, доебавшие его самого из уст отца. Мерзость-то какая. То-то Микаса поглядела как придурка. — А тебе книжки про маньячин учиться не мешают? — ткнув пальцев в грязную от воды книжку в кармане его пальто, усмехнулась она. — Мне это надо, если хочу стать детективом, — буркнул Эрен, недовольно буравя взглядом усыпанную листвой дорогу и запоздало понимая, что идет вообще не в сторону остановки и наверняка пропустит сегодня психиатра. В таком виде идти — билет в один конец, где конечная — очередная истерика Гриши. — Ну так и мне надо. Музыка, потому что буду композитором. А мечи, чтобы дожить до этого славного момента. — Мы с Армином в состоянии за тебя постоять, — раздраженно процедил Эрен, ощущая, что накаляется с каждой секундой. — Да я видела, — засмеялась Микаса и тут же умолкла под тяжелым взглядом зеленых глаз. — За меня и Жан может постоять. Наверное. Но он не против, что я хожу драться на мечах. Говорит, что это круто. Эрен сдвинул брови, непонятливо покосившись на нее. — Жан? Кирштайн? — она кивнула. — Он тут причем? — Дорогой, ты отстал от жизни, — пропела Микаса, зачем-то нажав ему на кончик носа. — Мы с Жаном теперь встречаемся. Эрен замер как вкопанный, едва глаза не выпали из орбит от удивления. Прошедшая вперед еще два шага Микаса остановилась, обернувшись. — Чего, блять? — Ну да, — заправив волосы за ухо, кивнула Микаса. Эрен только теперь обратил внимание, что привычная длина по плечи успела сильно отрасти. — Он предложил в последний день лагеря. Эрен вскинул брови и захлебнулся то ли выдохом, то ли смешком. Ладонь взъерошила волосы, когда в шоке поглядел в сторону, решительно не понимая, как реагировать на эту информацию. Гадливое ощущение только еще больше усилилось. — Ты же с ним не общалась толком. С чего вдруг? — Ну мы неплохо сдружились за время смены, — пожала плечами, словно это ничего не значило. — Он смешной, симпатичный. Почему бы нет? — Симпатичный? — Эрен едва не рассмеялся в голос, хотя весело не было абсолютно. — Это лошадиная морда-то симпатичный? — Сам ты морда, — буркнула Микаса, сложив руки на груди, — лисья. Эрен выдавил из себя несколько смешков, качая головой с все тем же непониманием. Обхватив ладонью лямку рюкзака, уверенно двинулся дальше, чуть обогнав Микасу. Отчего-то идти рядом уже было не очень приятно. — Обалдеть, блять. Уехала на месяц. — А чего ты так реагируешь? — семеня рядом, недовольно спросила Микаса. Если б он сам знал. — Да ничего. Ты просто насмотрелась на родителей, и теперь тоже в какие-то отношения играть пытаешься, хотя тебе еще объективно рано. — Охуеть, — Эрен даже обернулся на ее вытянувшееся лицо. — А ты у нас типа эксперт по идеальному возрасту для отношений? — Нет, но в этом возрасте подобное — опасно, — уже сам не понимал, что говорит, лишь бы переспорить ее. Убедить, что затея — дерьмо. — Чем это? — Да тем! — раздраженно гаркнул он, смутившись того, как гребаный ломающийся голос дернулся петухом вверх. — Отец вон постоянно рассказывает о том, как пятнадцатилетки в клинику рожать приезжают. — Ты меня совсем дурой считаешь? — ахнула Микаса, выдавив шокированный смешок. — Нет. Но ты же… типа с раннего возраста про секс знаешь и все такое, — Эрен успел осознать, какой пиздец выпал из его рта, лишь когда Микаса резко замерла и окатила настолько холодным и яростным взглядом, что даже поежиться захотелось. А затем с силой пихнула в плечо, хотя явно метила куда повыше. — Ты за нас заступился перед теми мудаками, чтобы потом самому шлюхой обозвать? — прошипела Микаса. Эрен обомлел, ощутимо вздрогнув, и тут же замотал головой. Наверняка еще и побледнел. — Я не это имел ввиду, Микаса! Не так сказал. Я просто… Я идиот, — беспомощно выдохнул Эрен, ощущая, что готов в любую секунду разрыдаться от чувства вины. Серые глаза уже не глядели с ледяной яростью, но все еще буравили. — То, что мама мне рассказала про такие вещи, не делает меня легкодоступной. Я наоборот лучше знаю, если со мной кто-то начнет делать что-то не то, и не побоюсь сказать. А с Жаном мы даже не целовались, если тебя это так волнует, — Эрен сглотнул под ее колючим взглядом. Микаса холодно оглядела его сверху вниз. — Вырядился как Джимми Пейдж, а бубнишь как Гриша Йегер, — взмахнув волосами, отвернулась и бодро зашагала через дорогу. Эрен моргнул, внезапно поняв, что умудрились дойти до ее дома. — Иди давай, — грубо бросила она через плечо с другой стороны улицы, — мама тебе лицо обработает хоть. Идти в ее дом теперь было стыдно, но и приходить домой с такой рожей — тоже не лучший вариант. Втянув голову в плечи и сунув руки поглубже в карманы, Эрен поспешил за подругой, уже подходящей к дому. — Прости, — виновато шепнул он, неуверенно взяв ее за руку, когда нагнал уже у входной двери. В ответ получил недовольный взгляд. — За отцом поменьше повторяй и извиняться не придется, — буркнула Микаса. — Хотя с твоим помелом — придется и так. Уже сидя в светлой кухне Аккерманов на высоком табурете, пытался глядеть куда угодно, но не в глаза сидящей напротив Идзуми, которая аккуратно протирала смоченной в спирте ватой его раны. Микаса, издавая почерпнутые из фильмов про ниндзя, звуки атак, скакала по гостиной с бамбуковой палкой наперевес, отрабатывая удары. — Ну вот, — приклеив пластырь, мягко взяла его за подбородок, поворачивая лицо под светом лампы. — Зарастет и будешь, как новый. Эрен тяжело сглотнул, потупив глаза и выдохнул тихое «спасибо». Вдруг узкие прохладные ладони взяли его покоцанные руки и чуть сжали. Он поднял непонимающий взгляд на лицо женщины, как всегда с красивым выразительным макияжем, только длинные волосы в этот раз были распущены и свободно лежали поверх клетчатой фланели рубашки. — Эрен, я очень благодарна, что ты так… сражаешься за нас, — мягко проговорила она, сочувственно оглядывая его. — Но ты бы поберег себя. Такое красивое лицо не стоит портить. — Да что мне это лицо, — буркнул Эрен, невольно покосившись в сторону скачущей Микасы. — А если с этими му… дураками не разбираться, они вообще не оставят вас. — Они и так не оставят, — грустно вздохнула Идзуми и ласково поправила его челку. — Микаса! — прикрикнула, услышав звук опасно заходившей вазы. — Не в доме. — Прости, — протянула девчонка и послушно убрала палку в угол. Женщина снисходительно покачала головой и снова с теплотой оглядела Эрена. — Карла недавно говорила, что ты к психиатру ходишь теперь. Эрен покосился на Микасу, прижавшуюся к дверному проему кухни и внимательно слушавшую разговор. Покраснел и кивнул. — Нравится? — Меня об этом не спрашивают, — усмехнулся Эрен. — Знаешь, — задумчиво начала Идзуми, глядя куда-то сквозь него, — у меня в свое время тоже были проблемы… с эмоциями и чувствами. Тоже ходила к психиатру, чуть постарше тебя была. В этом нет ничего зазорного, это полезно. Но больше всего мне помогла музыка, — Эрен недоверчиво глянул на нее. — Я начала брать уроки пианино, чаще играла на гитаре и других инструментах, и это оказало интересный эффект. Стало спокойнее. Если хочешь, я могу и тебя поучить. Три свободных дня в неделю у меня есть, выбирай любой. Эрен поднял брови и посмотрел украдкой на виднеющийся из гостиной край черного лакированного пианино. Когда Микаса играла на чем-нибудь, звучало очень красиво, и всегда было завидно, что он ничего подобного сам не умеет. — Я… — прочистив горло, выдохнул Эрен. — Я боюсь, мне нечем будет заплатить вам. — Эрен, бесплатно, ты что? — улыбнулась Идзуми, заглядывая в его глаза. — Я учу Микасу, но она и так уже лучше меня играет. — Вранье, — пропела девчонка у дверного проема. — Мне только в радость поучить и тебя. Уверена, что отлично получится. Надо только договориться с Карлой и выбрать день. Если сам хочешь, конечно. И, черт возьми, он хотел. Вопрос с днем уладили уже к следующей неделе, когда Карла сама пришла домой к Аккерманам и почти три часа пила чай на кухне с Идзуми. Сидя в гостиной с Микасой и Армином за просмотром аниме, за сюжетом которого он едва успевал следить со своей заторможенностью, Эрен прислушивался к беседе женских голосов, и вскоре с облегчением начал различать мелодичный смех мамы и темы, слишком далекие от изначальной причины визита. Вышла Карла с загадочной улыбкой, пряча какую-то бутылку в складках длинной юбки. Микаса шепнула, что это наверняка саке. На пороге Идзуми еще некоторое время что-то шептала Карле на ухо, заставляя ту смеяться и будто на автомате хватать ее за ладони. Стало невероятно светло на душе от мысли, что у мамы, не хваставшейся большим количеством друзей, появилась подруга. Еще стало невероятно странно, как о такой женщине как Идзуми, излучавшей свет и теплоту, могли появиться грязные слухи. Школьные дни тянулись долго и серо, хотя Эрен по большей части грешил на действие таблеток. Летние репетиторы по куче предметов едва ли смогли улучшить его успеваемость, все равно на половине уроков куда интереснее было исподтишка читать вырезки из газет об американском клоуне-убийце, до сих пор разгуливавшем на свободе, переписываться с Армином и разрисовывать пустые страницы образами из утерянных видений. Лишь на языках и полюбившейся после раскопок истории включался в процесс, хоть преподавали последнюю не так увлекательно как патлатые ученые в очках. На перерывах неприятно кололо под ребрами, когда порой натыкался на Микасу, которую Жан постоянно приобнимал за плечи. Глупо было так реагировать, действительно ее дело, с кем встречаться. Главное, чтобы от друзей не отказывалась совсем. И каким-то образом Микасе удавалось лавировать между подобием своих очень серьезных отношений и встречами с друзьями. За одну лишь осень умудрились сходить на сиквел Челюстей и Омена. На этот раз пригласили Сашу, Жана и Конни. Было отчасти неприятно, что Микаса сидела настолько далеко, но с гадким удовольствием, позволяя Саше и Армину утыкаться лицами в свои плечи, отмечал, что Аккерман будто так ни разу не схватила ладонь Жана на страшных моментах. Занятия с Идзуми, о которых мать настолько деликатно сообщила Грише, что тот даже не сильно возмущался, проходили каждую субботу по утрам. Вопреки ожиданиям Эрена, Микасы в это время часто не бывало дома. Идзуми многозначительно сообщала, что дочь отправилась на свидание. Эрен пытался сохранять бесстрастное выражение лица, но отчего-то казалось, что женщина видит его насквозь. Так или иначе, учитель из Идзуми вышел отличный. Эрен радовался в душе, что она настолько терпелива и мягка в объяснениях, что даже ошибаться стало нестрашно. В один из ноябрьских дней ему все же удалось застать Микасу дома. Тогда Идзуми с сияющими глазами предложила разучить песню тех самых Флойдов, по которым сходила с ума. Сначала, сев рядом с ним за пианино, без единой ошибки сыграла нежную неторопливую мелодию, названную ею «Julia dream», слова которой, напеваемые нежным голосом, лились словно мед. Звучание Эрену очень понравилось, но обуял страх, что сам повторить подобное не сможет ни за что. — А о чем эта песня? — спросил он, когда Идзуми отняла пальцы от клавиш. Женщина задумчиво потерла шею, покусывая губу. — Ты знаешь, о много. Тексты Флойдов достаточно сложно понять. Они обо всем и ни о чем… — за спиной раздался звучный хлопок двери холодильника, когда пронесшаяся со второго этажа Микаса захотела налить себе сок. — Полегче, Кармен! Опять поругались, — шепнула Идзуми с тихим смешком. — «Julia dream» о путешествии по подсознанию и поиске ответов на свои внутренние страхи, — деловито заговорила Микаса, проходя в гостиную с целым пакетом сока. — Все образы, как из дурного сна, в котором человек пытается отыскать свой путь, — высокопарная речь завершилась громким сюрпаньем сока прямо из горла. — А с Жаном мы не ругались. Просто он дурачок, как все мальчики. — Я бы попросила, — оглянулась на нее через плечо Идзуми. — Что ж ты с дурачком гуляешь, чтоб себя умной почувствовать? Микаса вскинула брови, хмыкнула и присела с ногами на диван, продолжая потягивать сок. — Вообще это моя любимая песня у Флойдов, — между делом сообщила она. — Так, успокойся диванный критик, — Идзуми принялась медленно показывать последовательность клавиш посерьезневшему Эрену. Запороть любимую песню противной девчонки совсем не хотелось. — Ля минор, sun-light bright upon my window, ligh- ter, до мажор, than an, ми мажор, ei- der-down, ля минор. Эрен послушно повторял последовательность, следя за длинными пальцами, едва касающимися клавиш. Как будто получалось, но стоило Идзуми убрать ладони, как его руки начинали плясать в другую сторону, и приходилось начинать все заново. Женщина кивала и терпеливо повторяла мелодию. Эрен упрямо сдвигал брови, краснел, стараясь не думать, насколько по-идиотски выглядит со стороны, и пытался сделать все правильно, но каждый раз заново сбивался, раздражаясь все больше. — Да, — протянула Идзуми, — с гитарой у тебя дела идут гораздо лучше. Сказывается внутренний пыл, — добродушно улыбнулась женщина. — Но ничего, этим тоже овладеем со временем, — из кухни резкой трелью раздался звонок телефона. — Так, повторяй пока эту последовательность, я быстро. Эрен глубоко вдохнул, когда она упорхнула на кухню, и принялся повторять заданный урок, снова скатываясь на ошибки. Возникшая внезапно за плечом Микаса заставила вздрогнуть. Девчонка деловито оглядела его ладони на клавишах и присела на место матери. — Ноты путаешь. — Знаю, — раздраженно буркнул Эрен, снова упрямо принимаясь за дело. — Но не сдаешься, — хмыкнула девчонка и вдруг, протянув руку, накрыла его ладонь сверху своей. Эрен замер, покосившись на нее. Микаса принялась мягко нажимать на его пальцы своими сверху, легкими касаниями заставляя ноты складываться в верную последовательность. — Вот так уже лучше. — У меня просто пальцы как сосиски, — чуть усмехнулся Эрен, растеряв свое раздражение. Микаса хмыкнула и подняла его ладонь к своим глазам. — Сосисок не вижу, красивые руки. Эрен неловко кашлянул, возвращая руку на клавиши и не зная, как реагировать на неожиданный комментарий. — Почему ты дома сегодня? — как бы между прочим поинтересовался он. Микаса пожала плечами, наигрывая левой рукой ту же мелодию, но куда быстрее и мелодичнее. — У Жана по субботам баскетбольные тренировки, приходится там сидеть и смотреть, пока освободится, а мне не очень интересно. Решили выходные порознь провести, — она снова подвинулась чуть ближе и, накрыв уже обе его ладони своими, принялась выводить более сложный вариант мелодии. — Может, тебе лучше на гитаре сосредоточиться. Будешь как Джимми Пейдж или Ричи Блэкмор. — Ну конечно. Куда мне? — Что я слышу! Эрен! — радостный голос и хлопки в ладоши ворвались в комнату. Дети синхронно обернулись на замершую на пороге Идзуми, на чьем лице тут же отобразилось понимание и смех. — Понятно. Ну-ка брысь, змееныш!

***

If it keeps on rainin', levee's goin' to break, When the levee breaks I'll have no place to stay. Mean old levee taught me to weep and moan, Got what it takes to make a mountain man leave his home, Oh, well, oh, well, oh, well. Don't it make you feel bad When you're tryin' to find your way home, You don't know which way to go?

«When the levee breaks» — Led Zeppelin.

Новый 79-й год в доме Йегеров начался с нарушения едва установившейся мирной обстановки новым витком ругани. Гриша уже был накален тем фактом, что жена на зимних каникулах умудрилась на целый вечер уйти в бар с Идзуми Аккерман, чего не делала никогда после рождения сына, и вернуться за полночь со счастливой хмельной улыбкой на лице. Эрен с оставшимся на ночевку Армином тихо хихикали, глядя со второго этажа, как Карла в красивом зеленом платье по фигуре включила музыку, вознамерившись продолжить танцы уже с мужем, обалдевшим от таких выходок. Поэтому когда за ужином Эрен вдруг заговорил о возможности пойти на фехтование к Леви Аккерману, отец был в тотальном ужасе. Чисто в теории можно было бы обойтись и без уведомления отца, но когда Эрен пришел к мужчине с беспристрастно холодным лицом, одетым в форму, которая даже роста ему добавляла как будто, тот неожиданно и безапелляционно отказал. Никакой внятной причины он не назвал, повторяя, что он не будет его обучать даже под дулом пистолета. Оскорбило до глубины души, хотя Эрен больше удивился странной реакции. С присущим упрямством достал преподавателя до такой степени, что тот согласился принять его только с разрешения отца, без которого, мол, не хотел брать на себя ответственность за последствия. Эрен ничего не понял, кроме того, что для достижения поставленной цели ему придется скрутиться в бараний рог. Разговор предстоял знакомый, тот же, что был, когда Эрен, будучи младше, уже заговаривал о единоборствах и боксе. — Разговор окончен, Эрен, — твердо повторил отец, изо всех сил стараясь сосредоточиться на фильме по телевизору, хотя даже вилку в его руке очевидно потряхивало. — Я запрещаю. — Гриша. — Все. Хватит. Эрен отстраненно успел лишь подумать, что док что-то напутал с таблетками для башки, потому что объемом его ярости сейчас можно было напитать какую-нибудь электростанцию, и упрямо двинулся к розетке для телевизора, чтобы рывком выдернуть шнур. Карла охнула, округлив глаза и прижав ладонь к губам. Лицо Гриши побледнело. — Эрен, ты ведешь себя как капризный… — А давай лучше поговорим, как ты себя ведешь! — выплюнул Эрен, ощущая дикую пульсацию крови в висках. Померещилось даже, будто разряд пробежал перед глазами. — Дело не в сраном фехтовании, не в музыке и не шмотках. Дело в том, что ты все никак не уймешься из-за того гондона, которого я зарезал, чтобы мать спасти. — Эрен! — сжав ладони в кулаки, отец вскочил на ноги, яростно глядя на него. Карла беспомощно глядела из стороны в сторону, не зная, кого останавливать. — Ты из меня какого-то гребаного маньяка делаешь, неужели не видишь?! Мозгоправ, таблетки, — начал загибать пальцы Эрен, — рок-музыка — опасно, доведет до греха; Аккерманы — плохо, потому что живут как хотят; спортивные секции — нельзя, вдруг я начну ходить по улицам и людей вырезать от нечего делать. Ты же от меня чего-то такого ждешь? — Эрен! — мать чуть повысила голос, обхватывая его ладони своими, но он, не глядя, скинул их, не видя от ярости ничего, кроме то бледнеющего, то краснеющего лица Гриши. — Немедленно успокойся и… — А то что? — перебил его Эрен. — Тирадами меня задушишь? Еще больше таблеток всадишь? В церковь отведешь? Мне не признаешься, так хотя бы себе не лги! Признайся себе, что ты просто боишься собственного сына, — Гриша вдруг замер, остекленевшим взглядом вглядываясь в него. — Ты только и делаешь, что пытаешься слепить из меня какого-то прилежного послушного мальчика, потому что боишься, думаешь, что я какой-то гребаный дьявол, который начнет уничтожать все живое, стоит хоть на мгновение ослабить поводок. Ты человека во мне не видишь, блять, вот в чем проблема. Карла обессиленно рухнула на стул, накрывая мокрое от слез лицо руками, и задрожала плечами. Гриша медленно прикрыл глаза, будто придя в себя, и длинно выдохнул. Подошел к плачущей жене, накрывая плечи ладонями, которые та тут же скинула. — Вот поэтому я и запрещаю. Прежде чем браться за оружие, надо себя научиться контролировать, а ты только орешь. Мать до слез довел. — Ты бы следил, до чего сам доводишь, — огрызнулся Эрен, чуть умерив пыл при взгляде на рыдающую мать. — Ты с отцом разговариваешь, сопляк, — снова разгорелся Гриша, за пару шагов подходя ближе. Эрен вскинул голову, глядя в глаза, снова ощущая, как от ярости начинает потряхивать. — Если бы ты еще себя вел почаще как отец, а не как проповедник. Лицо Гриши снова побледнело. Эрен не шелохнулся, боковым зрением уловив, как ладонь отца взмыла в воздух, намереваясь дать пощечину, но так и зависла. Желваки играли, широко раздувались ноздри, бледные губы дрожали от злости. Прикрыв глаза, Гриша медленно опустил ладонь и так же медленно выдохнул носом. Все лишь для того, чтобы, развернувшись, разом растерять все самообладание и с силой кинуть подвернувшийся под руку стул в пол. Карла вздрогнула от резкого грохота, отчаянно всхлипывая. Эрен виновато поглядел на нее исподлобья, но все же резко развернулся и унесся в прихожую. Там натянул пальто, наспех обвязался шарфом и принялся натягивать ботинки. — Эрен! — надсадно позвала мать, влетая в прихожую. Из гостиной донесся сардонический смех отца. — Куда ты? — К Армину, прости, — сжав на мгновение ее ладонь, выдохнул Эрен. — Я не могу. — Пусть идет, — расхохотался Гриша и, судя по звуку, налил спиртного в стакан. — Это уже все. Я умываю руки. Я пытался? Я пытался. Видать, на роду ему написано. Видит бог, я все делал, но ты, господи, все подстроил так, как тебе надо. Браво, — донеслись хлопки, — не оставляешь ты ему шанса, господи. Уж проклял так проклял. Натянув ботинки, Эрен распрямился, покосившись на гостиную как палату душевнобольного. Мать, закрыв лицо ладонями, унеслась на второй этаж. — Ты не думал, Эрен, — вдруг обратился отец, стоило ему схватиться за дверную ручку, — что раз даже Леви Аккерман отказывается, на то какая-то более глубокая причина? Эрен стиснул зубы, прикрывая глаза. — Пошел ты. Вслед донесся только сардонический смех и удары ладони по столешнице. На удачу, Армин оказался дома, еще и с одним только дедом, который не сильно вдавался в подробности поздних визитов, больше фокусируясь на передаче об охоте и рыбалке. Арлерт в нетерпении и шоке полчаса отпаивал онемевшего друга чаем и, нервно дергая ногой, ждал, пока Эрен начнет объяснять происходящее. Прорвало его только когда укрылись в комнате Армина. Выдал едва связным речевым потоком и всю накопившуюся за пять лет обиду, и все произнесенные в зимний вечер слова. Армин только в ужасе качал головой, изредка вставляя междометья и комментарии. Когда Эрен, наконец, выдохся и упал на кровать, сразу осознав, как на самом деле продрог по дороге, Армин попытался дать пространную оценку ситуации и поддержку, заверяя, что он полностью на стороне друга. Отвлечься пытались бессмысленной рождественской комедией по телеку, которую Эрен едва видел, лежа на спине и свесив голову с края кровати. Убиться хотелось сильно как никогда, особенно от воспоминаний о заплаканном лице матери. Прокручивал в памяти, пока внезапно не зашел дед Армина с трубкой в руке, из которой якобы просили Эрена. Удивленно приложив телефон к уху так, чтобы Армин тоже слышал, Эрен вскинул брови, узнав мелодичный голос Микасы: — Ты что натворил дома, лисья морда? — Что? — переглянувшись с Армином, спросил Эрен. — Твоя мама у нас. Миллион долларов в парке завтра, и можешь ее забирать. — Что ты несешь? — протянул Эрен, слыша смех на другом конце провода. — Мама твоя приехала, — вздохнула Микаса, успокоившись. — Рассказала, что вы с отцом поцапались, и ей так это надоело, что она схватила бутылку саке, приехала к нам, и теперь они пьют с мамой на кухне. Вот тебе и подарочек, обратно приехал. Эрен посмотрел на вытянувшееся лицо Армина. Сам своим ушам не верил. — А как, — Эрен прокашлялся, ощутив, как осип голос, — как она обратно-то поедет? — На перекати-поле, — отчетливо представил, как она закатила глаза. — Ясен хуй, мы ее ночевать оставим. Папа на диванчике перекантуется. Эрен прикрыл глаза и выпустил тяжелый вздох, роняя голову на руки. Уму не постижимо, сколько людей в неудобное положение поставил своей выходкой. — Мне это все напоминает «Gimme Shelter» Роллингов. Помните? — донеслось из трубки. А затем деланно хриплым голосом, подражая Джаггеру. — Oh, a storm is threat'ning, myverylifetoday. If I don't get some shelter, oh yeah, I'm gonna fade away… Мы с тобой, Армин, сегодня добрые самаритяне. Арлерт подхватил трубку, зачем-то кивая. — Так точно. Я уже отпоил своего пациента чаем. — Клево. У моей мамы методы более радикальные. Они, кстати, уже слушают Blondie, значит, скоро будут разговоры про дурацких мужиков. Эрен не мог отнять лицо от мягкой поверхности одеяла, мечтая самоуничтожиться в моменте. Смешливый голос Микасы, словно из другого мира, где произошедшее не считалось трагедией мирового масштаба, ничуть не улучшал ситуацию. Пока Армин болтал с Микасой уже на другую тему, Эрен никак не мог отделаться от навязчивой мысли: ни мать, ни отец никогда не вели себя подобным образом, потому что никогда накал ссор не выходил на такой уровень. Быть может, доля правды в словах отца и есть? Он один умудрился только своими словами довести обоих родителей до совершенно невообразимого состояния, словно отравил сам воздух по щелчку пальцев. На следующий день, как бы ни было сильно желание остаться у Армина, пришлось возвращаться домой, хотя оттягивал этот время как мог, нарочно брел домой обходной дорогой. Дом встретил звенящей тишиной, в которой излишне резко звучал стук посуды в раковине и шум воды. Отца дома не было, и Эрен решил использовать этот момент, чтобы поговорить с молчаливой Карлой. Мать все еще злилась, накричала на него, но в итоге все же заключила в объятья, роняя на его макушку новые слезы. Когда вернулся отец, уже под ночь, усталый и пахнущий спиртным, никакого повторного разговора не состоялось, как и в последующие пару недель. Гриша пропадал на работе, старался не слишком пересекаться с сыном, не проронил ни звука в его сторону, а затем и вовсе уехал в трехнедельную командировку в штаты, так и не обмолвившись ни словом. По утру, однако, Эрен обнаружил на тумбочке в прихожей письменное разрешение на занятия у Аккермана с подписью отца и деньги за месяц. Пробегая глазами по строчкам на бумаге, Эрен все никак не мог понять, почему не чувствует даже призрака радости от осознания, что добился своей цели.

***

I been alone All the years So many ways to count the tears I never change I never will I'm so afraid the way I feel Days when the rain and the sun are gone Black as night Agony's torn at my heart too long So afraid Slip and I fall and I die

«I'm so afraid» — Fleetwood Mac.

В первый день занятий Эрен жутко нервничал, то и дело дергая ногой в автобусе, чем раздражал сидевшую рядом бабульку. У входа в трехэтажный спорткомплекс с удивлением обнаружил Сашу, которая, обняв, тут же защебетала о своих тренировках по стрельбе из лука. Лучный тир располагался этажом ниже зала фехтования, и Эрен с отчаянием в глазах проводил радостно прыгающую по ступенькам Сашу, пообещавшую, что обязательно заглянет посмотреть на его успехи. Успехи. Мысль о том, что он пришел в группу позже остальных и наверняка будет жутко отставать, грызла мозг надоедливым червем, пока, хмуря брови, шнуровал кроссовки и натягивал куртку. Перед входом, слыша лязганье сцепляющихся клинков, глубоко вдохнул и толкнул дверь. В ноздри мигом ударил запах спортивного инвентаря и резины, устлавшей пол зала. Глаза скользнули по стойке с множеством тускло поблескивающих мечей, обогнули группу ребят в спортивной форме, повторявших движения за усатым блондином. Взгляд упал на занимающуюся под надзором Леви группу, разбитую на пары. Лиц было не разобрать из-за надетых на головы плотных масок с сеткой. Фигуры слажено двигались, обрушивая точные удары на противников, группировались и атаковали снова. Внимание само собой сосредоточилось на фигуре чуть поодаль, закутанной в облегающую форму, полностью черную, выделялись лишь знакомые красные кроссовки. Тонкая и гибкая, она сделала резкий выпад, добивая замешкавшегося противника частыми ударами, пока не оттиснула за линию, где он поскользнулся и приземлился на задницу. Эрен едва хотел улыбнуться, как фигура сняла с головы маску и тряхнула выбившимися из хвоста черными волосами. С мощным уколом в области груди перед глазами начал расцветать удивительный образ: девушка, жутко похожая на Микасу, но с волосами выше плеч, в белой рубашке, оплетенная ремнями и красным отрезом шарфа на шее, яростно выхватывает из ножен сверкающий меч, готовая ринуться в бой в любую секунду и не жалеть никого. Даже сердце чаще забилось. Видений, да еще и таких реалистичных, не было уже давно. — Эй, — образ рассеялся, стоило в поле зрения появиться Леви Аккерману. Тот смерил Эрена странным взглядом из-под полуопущенных век. — Ты сюда пялиться пришел или работать? — Работать, сэр, — закивал Эрен, машинально вытянувшись. — Готов начинать. Леви скептически поглядел в ответ на его энтузиазм. — Начнем с работы над дыханием. Три круга бегом по залу. Пошел. Терпение никогда не было одной из добродетелей Эрена. Он понял это еще на уроках по игре на пианино с Идзуми, но в полной мере убедился, когда на протяжении целого месяца Леви словно нарочно мариновал его дыхательными упражнениями, силовыми тренировками и черти чем, но не позволял и приближаться к оружию, холодно заявляя, что он еще не готов. Злил еще больше тот факт, что на периферии зрения постоянно маячила Микаса, раз за разом выходившая победительницей из спаррингов с другими участниками группы. Пробегая очередной круг, пытался мысленно убедить себя, что пришел сюда не в попытке угнаться за ее успехами. Отжимаясь с весами на спине, которые то и дело любезно подкладывал деловито потягивающий чай Леви, глядел на нее, гибкую, быструю и уверенную, и не понимал, от чего так гадко обжигает изнутри зависть. Слушать рассказы Микасы об успехах на поле боя после тренировок тоже стало невыносимо, и все чаще стал огрызаться на нее, внутренне коря себя же за грубость. Одно радовало: после полутора месяцев диких тренировок, которыми его загонял Леви, из головы ушли все лишние мысли, оставляя лишь желанием упасть на кровать и уснуть, а в один из дней обратил внимание проступившие мышцы на своем раздражавшем дрыщеватом теле. Ну хоть что-то. — Я хочу попробовать по-настоящему, — тяжело выдохнув и сердито сдув со лба челку, заявил Эрен на исходе второго месяца. Бамбуковая палка, которую ему вручил Леви еще несколько занятий назад, одним своим видом внушала злость и раздражение. Приемы боя отрабатывал изо всех сил и явно был не хуже остальных в группе новичков, но Леви все еще не давал ему шанса проявить себя. — Ты не готов, — бесстрастно произнес сидящий на сложенных вместе матах мужчина, снова делая глоток чая. — Фехтование — это не про желание надрать кому-то зад. Это хладнокровность в первую очередь, и умение оценить ситуацию, а не нестись сломя голову. — Да я помню, — Эрен закатил глаза, — вы это весь первый месяц мне рассказывали. — А ты не усвоил. — Я все усвоил. Вы меня дольше всех на поводке держите. Понимаю, что вам виднее, но я ведь даже не могу проявить себя. Леви уставил подбородок в кулак, внимательно оглядывая его с ног до головы. Затем хмыкнул и покачал головой. — Удивительно. Ты ни черта не изменился. Эрен не успел уточнить пространную фразу преподавателя, как тот поднялся на ноги и, махнув рукой, подозвал Микасу. Та отвлеклась от отработки ударов с группой Закариаса и с удивленным лицом прошла к Леви. — Мальчик хочет проявить себя, — он кивнул на Эрена, замешкавшегося под внимательным сероглазым взглядом. Микаса пожала плечами, украдкой усмехнувшись, и отправилась на полосу для спарринга. — Я думал… — неуверенно начал Эрен, — с кем-то из парней попробовать. Леви насмешливо вскинул бровь. — А что такое, боишься девчонке продуть? Эрен раздраженно покосился на него и рывком натянул на голову маску, выдохнув глухое «не продую». Краем глаза, сквозь плотную сетку маски Эрен различил, как остальные участники группы Леви расселись по обе сторону от занятой дорожки в явном предвкушении поединка. От того только сильнее расстучалось сердце, отдаваясь в висках, увлажнились ладони под тканью перчаток. Покрепче перехватил рукоять меча, сглотнув пересохшим горлом. Не проиграет. Микаса на другом конце дорожки вновь стала безликой черной фигурой, натянув маску на голову. — Стойка, — скомандовал Леви, замерев около дорожки со сложенными на груди руками. Эрен послушно занял необходимое положение, ощущая, как висок пробило разрядом боли, а образ спортзала на мгновение дрогнул изображением тренировочной базы у кромки леса. — Алле! Команда ворвалась в сознание неожиданно, из-за чего запоздал и смог лишь беспомощно отразить стремительный рубящий удар, подлетевшей девчонки. — Блок! — Эрен послушно выполнил команду, отражая второй удар. Боль вновь пронзила висок, вынуждая вздрогнуть и упустить момент, когда лезвие меча прошлось сверху вниз, едва не коснувшись его груди. Микаса не давала и секунды опомниться, чередуя удары с разных сторон, все больше оттесняя его к краю дорожки. — Йегер, нападай, что ты бегаешь от нее? Выгодная позиция, ridoppio! Упрямо стиснув зубы, Эрен все же нанес диагональный удар, обеспечив себе возможность пройти дальше. Микаса с легкостью отразила последующие удары, больше уклоняясь, чем используя меч. Точно издевается. — Traverso! — Эрен исполнил горизонтальный удар, как вдруг Микаса, сделав гибкий выпад, нанесла укол в его бедро и продолжила обрушивать рубящие удары заново, оттесняя его назад, пока, наконец, не сбила с ног одним точным ударом. — Альт. Лежа на спине, глядел на безликое черное пятно вместо лица тонкой гибкой фигуры, ощущая уткнувшееся в плечо острие ее меча. По сторонам донеслись хилые хлопки, люди начали постепенно разбредаться. — Я предупреждал, — протянул Леви откуда-то из-за спины. — Дышать, оценивать ситуацию и думать, а не тупо нестись сломя голову. Эрен раздраженно зажмурился, пытаясь сдержать в себе злость, но все равно небрежно спихнул с плеча острие клинка и рывком поднялся на ноги, на ходу стягивая маску. Глядеть ни на Микасу, ни на Леви, ни на кого-либо еще из группы не хотелось, как и позориться еще хотя бы секунду. Хлопнув дверью, двинулся в сторону шкафчиков, чтобы переодеться. Едва начал расстегивать куртку, как позади донеслись торопливые шаги. — Эрен! Блять, ну еще этого не хватало. Не глядя на подбежавшую Микасу, продолжил сердито складывать форму. — Отличный бой. — Охуенный, — огрызнулся Эрен, швырнув кроссовки вглубь шкафа. — Да не заводись ты так, — улыбнулась Микаса вроде вполне добродушно, но ему померещилось, что она издевается. — Техника у тебя неплохая, просто нужно немного… — Микаса, — окинув ее яростным взглядом, рыкнул, — отвали от меня. Что ты за мной бегаешь? Иди занимайся дальше, раз так пиздато выходит. А меня не трогай. — Да я же… — неуверенно начала Микаса, расстроенная его реакцией, но он не дал закончить. — Уйди, — натянув ботинки, со злостью захлопнул шкаф. Звон металла отдался по всей раздевалке. Микаса дрогнула, сжав губы. — Мудак, — обижено выплюнула она и быстрым шагом ушла обратно в зал. Уже по дороге домой осознал, что зря сорвал на нее свое негодование. Прижимался лбом к холодному стеклу, ощущая себя донельзя паршиво и еще более жалко, чем обычно. Все из рук валилось. Казалось, чего проще? Ходи мечом махай, даже здесь не справился. Вся ситуация слишком гадко подтверждала слова Гриши: только орать и умеет, больше ничего. Значит, прав был, что запрещал. Значит, и Леви изначально понимал, что все это — дерьмовая затея. Ничего в руках не спорится, ничем не отличается от любого другого дурачка. Такой же бесталанный, глупый, пустой, состоящий только из концентрированной злости. Только и может, что завидовать, потому что сам ни черта не умеет. Только и мечтает, чтобы Микаса не была такой. Такой способной, сильной, интересной, чтобы спустить ее до своего уровня, чтобы не была лучше, не исчезла, увидев его никчемность. Прогуливаясь по берегу залива, бросал в рокочущие волны камни, отстраненно собирал ракушки в карманы и все думал. Ведь зачем-то родился он такой? Бесталанный, бестолковый и злобный на весь мир. Неужели для того, чтобы скалиться в темном углу, ощущая эту зияющую ненасытную дыру в груди, которую никогда не заполнить? Армин был умником, ему легко давалась учеба, особенно точные науки; Жан был неплохим спортсменом и капитаном баскетбольной команды, еще и рисовал всякие симпатичные вещи, Микаса осенью часто хвасталась; Саша отлично стреляла из лука, да и в целом была приятной девчонкой; даже Конни отлично проявлял себя в починке всяких сложных автомобильных двигателей. Один он не мог преуспеть ни в чем, за что брался. Гложущее изнутри чувство пустоты было наполненным лишь в моменты ярости, злобы, убийства того ублюдка, бесконечных драк и во время прослушивания музыки. Его мотало из стороны в сторону как на гребаных волнах залива и никак не могло прибить к берегу. Может, Гриша прав, что боится его. Может, он рожден, чтобы быть вместилищем ярости и злобы и закончит как какой-нибудь гребаный террорист, так и не нашедший своего места в мире. Шмыгнув носом с досады, слабо пнул подвернувшийся под ноги камень. Даже злости не хватало. Пройдя еще пару шагов, остановился. Волнами на берег вымыло крупную ракушку в причудливых узорах, красивую, каких давно не видел. Он присел на корточки, поднял находку к глазам, очищая пальцами от налипшего песка. Можно было бы подарить Микасе, чтобы не обижалась. От воспоминаний о ссоре, снова запекло под веками. Он скорее не злобный вечно голодный демон, а черная дыра, которая засасывает все хорошее в себя и превращает в пустоту и тьму. Домой пришел промокший от воды залива и опустошенный, все-таки разрыдался в одиночестве. На ужин не спустился, лежал и глядел в потолок, вслушиваясь в альбом LedZeppelin с четким пониманием, что ему никогда не создать ничего подобного. Дома, словно в противовес его внутреннему состоянию, воцарилась хрупкая мирная атмосфера. По возвращении из командировки, Гриша снова начал разговаривать, стал куда мягче и при этом не общался с Эреном ни на какие темы, кроме коротких бытовых обменов репликами. В целом, старался не часто взаимодействовать, больше времени уделял работе и, неожиданно, жене. Эрен долго не мог понять, какого черта происходит, когда в доме начали каждую неделю появляться свежие букеты. Видимо, решил поправить отношения, а на него, как и обещал, махнул рукой. Как он там сказал? Прокляли так прокляли. — Эй, — в дверь донесся тихий стук, показалось лицо матери. Эрен приподнялся на локтях. — Слишком громко? — хрипло спросил он. — Нет, — мягко проговорила мама и прикрыла за собой дверь. Оглядевшись, пододвинула к его кровати стул и присела, сжав в кулаках край юбки. — Что-то случилось? Ты сам не свой сегодня. — Ничего нового, — пожал плечами, но все же сел, не желая обижать мать пренебрежительным отношением. — Эрен, — ее теплая узкая ладонь легла поверх его руки, легонько сжала. Он стиснул зубы, ощущая, как противно защипало в носу. — Я же вижу. Ты можешь со мной поделиться чем угодно. Ты же знаешь, я всегда тебя выслушаю. — Почему? — дрожащим голосом выдавил из себя, прикрывая глаза. Ее пальцы аккуратно прошлись по его лбу, поправляя челку. — Потому что ты мой сын. И я люблю тебя больше всего на свете. Ты же… самое дорогое и необыкновенное, что есть в моей жизни. И тут как прорвало. Он вовсе не собирался плакать перед матерью, но ничего не мог с собой поделать. Вывалил как на духу все свои страхи, неуверенности, то, как тошнит от самого себя, что не понимает, за что его можно любить, если он ничего не представляет из себя. Дрожащим голосом рассказывал, что он постоянно злится на себя и всех вокруг; что разочарован в себе и в том, что отец оказался прав с самого начала; что только расстраивает близких людей и паразитирует на доброте, но сам никогда ничего хорошего не принесет в этот мир. Карла была в ужасе, он видел, но старалась не перебивать, только обнимала, гладила по спине, сама силилась не заплакать и целовала в волосы. — Кто вбил тебе в голову, что любить можно только особенных людей? — мягко говорила она, гладя его волосы, пока Эрен продолжал чуть подрагивать, лежа головой на ее коленях. — Если все будут чудаками, то никто не будет ничем выделяться. Этому миру нужны хорошие люди, добрые, честные и смелые. Те, кто стоит за правду и не боится защищать других. Такие люди всегда были особенными. Отчего же ты думаешь, что ты не такой? Как для меня, так и для своих друзей, ты всегда будешь особенным, — он тихо всхлипнул, ткнувшись в ее юбку. — А если не веришь, то скажи. Ты бы разве не стал дружить с Армином, если бы он не был таким умным? Чем он тебя покорил в первую встречу? — Он выглядел как ангел и матерился как сапожник, — сквозь слезы улыбнулся Эрен. — Вот видишь. Он наверняка этого даже не знает, но ты нашел в нем эту черту особенной. А Микаса? Стал бы ты с ней дружить, если бы она не умела столько вещей? Ты ведь защитил незнакомую девочку, сам получил, так еще и домой ее привел. Не знал, что в ней особенного. — Не знал, — сглотнул Эрен. — Но сделал так, как сделал. И уже одно это делает тебя особенным, Эрен, — она обхватила ладонями его лицо и приподняла, чтобы заглянуть в глаза. Утерла большими пальцами слезы с его щек. — Перестань так гадко говорить про себя, понял? Я запрещаю. Ты мне этим делаешь больнее всего, потому что это неправда, — Эрен кивнул, всхлипнув в очередной раз. — То, что ты злишься — абсолютно нормально. Тебе пятнадцать через месяц, самый разгар переходного возраста. Сейчас и твое тело, и твой характер — все меняется. Нормально искать себя и не находить. Это сложно, но это нормально. Никакой ты не злобный демон и не черная дыра. Ты просто взрослеешь, — вздохнув, она мягко поцеловала его в нос и крепко прижала к груди, не позволяя лишний раз ни дернуться, ни усомниться в ее словах. Эрен прикрыл глаза, вяло думая, что явно не заслужил таких удивительных женщин в своей жизни. А еще на мгновение показалось, что зияющая прожорливая пустота в груди наполнилась светом.

I see the bad moon arising. I see trouble on the way. I see earthquakes and lightnin’. I see bad times today. I hear hurricanes ablowin’. I know the end is comin’ soon. I fear rivers over flowing. I hear the voice of rage and ruin. Don’t go around tonight, Well, it’s bound to take your life. There’s a bad moon on the rise…

«Bad moon rising» — Creedence Clearwater Revival.