Переходя красную черту

      Что-то далекое и невесомое. Приятные цвета и краски. Что может ассоциироваться с детством? Наверное, сладкий запах свежего хлеба, который утром купила мама; теплые капли дождя, стекающие по смеющимся лицам; пощипывающие от приложенного подорожника колени; Добродушный отец, заходящий в твою комнату утром с «дудением» в несуществующую трубу, чтобы показать, насколько знаменательный сегодня день. – Почему моя малышка еще в кровати? Кажется, она вот-вот проспит свой день рождения! – с улыбкой воскликнул отец. С громким вздохом, девочка, лет девяти, подскочила на кровати, уставившись на часы, пытаясь понять, действительно ли она проспала весь день, но те, к счастью, показывали лишь раннее утро. – Ну пап, ты меня напугал! – надув щеки, сказала она, скрестив руки на груди. – Ну не обижайся, Настюша, у папы с мамой для тебя есть подарок. Он тебя на кухне ждет – не дождется, а ты все спишь и спишь.       Подорвавшись с постели, та шустро побежала на кухню, где мама, в свете утреннего солнца, готовила завтрак на всю семью. Она была прекрасна настолько же, насколько красив цветок Дельфиниума в свете солнца. Правда, эти цветы хоть и прекрасны – но живут совсем недолго. Совсем скоро они вянут и обедняют почву вокруг себя, не позволяя вырастать новым цветам и, тем самым, убивая все, что росло рядом с ним. – Это ведь мишка! Мишка из того магазина, которого я просила! Это правда он! – все не умолкала счастливая девочка, поднимая большого мишку на руки. – Спасибо, мамуль! Спасибо, папуль!       Убежав в комнату под теплый смех родителей, та усадила медведя на стульчик и села на корточки напротив него. Смотря на пуговки вместо его глаз, та задумалась о том, как было бы хорошо, будь он живым мишкой, ведь его глаза были пусты, они не имели ни эмоций, ни чего более в себе.       После завтрака, Настя, привычно своему ежедневному графику, вышла на улицу в своих ботиночках. Ночью на улице был дождь, поэтому лужи и грязь еще не высохли. Следуя по сухой земле, та аккуратно перепрыгивала лужи. Совсем маленький марат сидел на лавочке, с интересом рассматривая ползущую к нему гусеницу, пока Володя копался в песочнице рядом, выстраивая какую-то гору. – Володя! – крикнула та, широко улыбаясь. – Привет! – Настя! – подбежал к ней тот, крепко обнимая подругу. – С днем рождения! Смотри, я построил маленькую горку, но там есть и большая! Я ее нашел и, значит, она моя. Но я дарю ее тебе, поэтому это будет твоя гора. Хочешь посмотреть на нее? – Конечно хочу, но где она? Я не вижу ни одной горы поблизости. – Она за тем домом. Пошли быстренько сходим. Марат, оставайся тут, хорошо? Никуда не уходи, – наставлял тот увлеченному насекомым брату. – Пошли, Насть.       Взяв ту за руку, он побежал, потянув ее за собой. Те прыгали и бежали прямо по лужам, разбрызгивая воду вокруг. И, действительно, перед взором Насти предстала высоченная гора из строительного песка. Благодаря недавнему дождю она стала более твердой и на нее можно было без особых усилий забраться. Забираясь наверх, тот протянул девочке руку и та, крепко ухватив его за ладонь, поползла вверх. Когда те были наверху, Настя в восторге осмотрелась по сторонам. –Это теперь будет наш замок! Не только мой. Если мы залезем наверх, то будем выше всех и все нас будут слушать! – Ага! Я вообще никогда таких высоких гор не видел. А это еще и наша собственная. – Только давай договоримся, что никто из нас не полезет на гору один. Если и лезть, то вместе, мы же лучшие друзья, а значит, что никогда-никогда друг друга не оставим! Правда ведь? – Ну, конечно.       Тот вдруг мог заметить, как девочка, раскрыв рот, смотрит куда-то вниз. Толпа из пяти человек в неформальной одежде шла, громко и бурно что-то обсуждая. Их выделяла особая атмосфера, царящая вокруг них одних. Словно они жили в своем собственном мире, не в том, что живут сейчас Настя и Вова. – Они такие красивые… Я тоже такой быть хочу, как они, – словно завороженная пробубнила она. – Ну, не знаю, они немного пугают. От них опасность исходит, мне это не нравится, – сказал мальчишка, смотря на тех нахмурив брови.       За проведенным весело временем, те и забыли про оставленного Марата. Подорвавшись с места, Володя побежал в сторону их детской площадки, но, в подтверждение своим самым большим страхам – малыша там не было. – Насть, что теперь делать? Марата нет нигде, – сказал тот, держа ту за плечи, но девушка неотрывно смотрела в сторону. – Я вижу Марата. С ним не ваш папа… – пробормотала она, вглядываясь в неизвестную фигуру. – Нет… – сказал тот, смотря на неизвестного.       Видя страх Вовы, та нахмурилась и побежала в сторону мужчины, взявшего Марата на руки. Схватив того за руку, та грозно топнула ногой. – Отпустите моего братика! – прокричала она, но тот начал вырываться в попытке уйти. – Вова! Помоги! Дядя, отпустите Марата!       Мужчина, судорожно оглядываясь по сторонам, боясь лишнего внимания, поставил плачущего Марат на землю и того тут же подхватил Володя, крепко обнимая. Мужчина же, в свою очередь, крепко схватил Настю под руки, бросившись прочь. Та, крича, начала вырываться и звать Володю, но тот просто стоял. Стоял и смотрел прямо ей в глаза, не предпринимая попыток помочь. Слезы стекали по невинному лицу девочки, а та, задыхаясь, умоляла отпустить ее. Та оказалась в подвале дома, который находился прямо за стройкой. На попытки вырваться та потратила все свои силы. Забившись в холодный угол, та смотрела на ходящего из стороны в сторону мужчину. Он был неопрятным, особенно выделялись его грязные, зализанный назад волосы, а также пустой взгляд. Такой же, как и у того медведя, подаренного утром ее родителями.       Мужчина, на удивление, не делал с ней ничего тактильного, он говорил ей о том, что теперь они будут жить вместе, говорил о том, что если она сбежит, то он убьет ее родителей, говорил, что он рад, что здесь она, а не тот мальчик. Та дрожала и не могла вымолвить ни слова. Ближе к ночи, когда у той совсем закончились какие-либо силы и она едва не засыпала, тот заставлял ее стоять в странных позах и делать странные вещи. Он заставлял ее пить и есть что-то съедобное, но совсем неприятное на вкус, заставлял разуваться и стоять, пока тот лил на нее воду из шланга. Параллельно с этим, тот постоянно трогал себя, кажется, возбуждаясь от того, что она делает. Стоило бы ей только прекратить, то он бил ее по щекам, таскал за волосы. Все это продолжалось всю ночь, совсем без перерыва. Все остановилось лишь тогда, когда в подвал вошли люди в форме.       Девочка пролежала в больнице без сознания больше суток, а после совсем перестала разговаривать. Все это затянулось на полгода, семья была вынуждена сразу переехать в другое место, называемое ГДР. В Германской Демократической Республике ее матери делали операцию, но ее название девочка совсем не запомнила. Знала лишь, что во всем была виновата та ситуация. Ее мать не справилась с мыслью о том, что потеряет ребенка и сердце дало сбой. Кажется, то был инфаркт, а, быть может, что-то другое. Впрочем, мать та не видела уже длительное время, та все время находилась в больнице, куда девочку не пускали, а отец ничего не говорил о ее состоянии.       Услышав от соседей сочувствующие слова о том, что ее матери сегодня совсем плохо стало и она с отцом вдвоем остаться может, та побежала в больницу. Сотни мыслей в голове и ни одной хорошей. Больница, вход, ступени, коридор, рыдающий отец… Осознание, слезы, крик и боль.