Безумно даже для нас

      За последние три дня Василиса пять раз посмеялась с шуток Миракла, три раза показала Марку довольно неприличный жест, два раза отвесила Маару подзатыльник, четыре раз стояла у двери комнаты Захарры, три из которых почти постучалась и примерно сотню раз прокрутила в голове диалог с мамой. В общем, дни были насыщены до безумия.       Причиной всех этих высоких математических показателей всего за пол недели стали слова мамы «отстань от себя». Но Василиса – подросток и бунтарь, все делавшая наперекор другим – все же корила себя. Корила за то, что не поговорила с мамой раньше.       Василиса выложила все и даже больше – буквально вынула из себя тонну переживаний и раздражений. Лисса просто слушала: внимательно, чуть наклонив голову и сощурившись. И когда Василисе уже стало стыдно, Лисса ее не осудила. Не пожалела, не дала советов, не похлопала по плечу, не попыталась уверить в том, что все наладится и не заобнимала до смерти. Не сделала ничего, что она делает обычно, и что могло бы Василису окончательно вывести из себя. Мама встала у руля и четко объяснила, что ей нужно делать.       Наконец-то.       Всем нам иногда хочется закрыть уши на «слушай свое сердце», на «только ты знаешь, что лучше для тебя», и на «нет правильных и неправильных решений». Иногда мысли от избытка скручивают мозг в трубочку, жизнь становится похожа на один неаккуратный мазок серой краски, и если слушать только свое сердце, можно случайно дослушаться до самоубийства. Мама выслушала все, что думает и чувствует ее дочь – и поняла, как ей нужно поступить, чтобы, наконец, успокоиться.       Финальным советом было «отстань от себя». Василиса сделала это в первую очередь. Получалось очень хорошо – ведь все эти три дня ни Фэша, ни отца не было в Доме. Они уехали на переговоры только вдвоем – и всему миру стоило видеть лицо Елены, узнавшей об этом. Нерейва была так счастлива от такой картины, что все искала художника, способного запечатлеть этот момент.       К единственному художнику в Доме Василиса пока не могла заставить себя подойти – хоть и очень пыталась. Мама просила с ней помириться – сама себя Василиса тоже просила. Но уровень был слишком сложный, и Василиса решила начать практически с нуля.       – Доброе утро, – слегка улыбнулась она мимо проходящей Дейле. Дейла ее преисполненного мотива вообще не оценила и замерла посреди коридора.       – Доброе утро?       – Доброе утро.       – Совсем головой тронулась, – буркнула она.       – Ага, – пожала плечами Василиса, спускаясь по лестнице. Слабенько, но попытку засчитаем – большее было бы уже чересчур.

***

      Ник и Маар устали говорить и просто кидали друг другу учебники – за мячом идти было слишком лень. Маар сидел на траве и пытался попасть «Механикой перекрестных способностей» по голове Нику, Ник ловил и бил «Механикой» Маара по макушке. Маар, освоивший частичное перевоплощение, выпускал звериные когти из абсолютно человеческой руки, а Ник пытался сдержать рвотные позывы от такой неестественной картины. Маар смеялся, Ник продолжал бить его «Механикой». Учебный день кончился, на улице тепло, торопиться некуда – можно осваивать перекрестные способности и перекрестные удары сколько вздумается.       Василиса, чуть не развернувшись примерно… многовато раз, пока шла к ребятам, упустила момент, когда остановилась рядом и когда оба уставились на нее с одинаковым неподдельным недоумением. Все-таки длительное совместное проживание делает людей похожими друг на друга.       – Привет, Василиса, – весело сказал Маар и, воспользовавшись моментом, стукнул Ника по макушке. – Победа!       – Отвали, – буркнул Ник, но в ответ бить не стал. Слишком был занят градусом напряжения между ним и Василисой.       – Я это, короче, пошел, да. Надо в комнату, э-э, полежать немного. Устал драться, – пробубнил Маар и, присвистывая и оглядываясь, ушел в сторону Дома. Василиса мысленно и поблагодарила его за проницательность, и поругала. Все отрепетированные слова испарились без остатка, стоило увидеть глаза Ника и услышать тишину между ними.       – Ты… – не выдержал первым Ник, – что-то хотела? Или просто так, без повода?       Как же Ник старается быть мягким, старается быть добрым. Он не сказал ей хоть немного грубого слова, когда они рассорились. Никогда не говорил.       – Ты мне очень дорог и важен, – быстро выпалила Василиса. – Ссоры случаются со всеми, и я не хочу, чтобы эта ставила точку в нашей с тобой дружбе. Но если ты этого хочешь – я пойму.       Нет, не поймет. Развернется и убежит, и возненавидит себя за то, что сказала. Какие же это сложные слова о чувствах и любви – особенно когда совершенно не знаешь, что услышишь в ответ. Ник молчал, видимо, тоже пытаясь принять «сложность» этих слов.       – Прости. Мне стоило вести себя по-другому. Много раз, не только тогда. Я не очень хороший друг, но я хочу стать таким. Позволь мне попробовать.       Забирать слова назад было поздно.       Ник не выглядел как человек, до глубины души тронутый ее речами. Не выглядел как тот, который хотя бы раздумывает над ответом. Он молчал, прожигая взглядом точку где-то под ногами, и будто пытался понять смысл.       Полгода назад Василиса скорее бы подожгла бы себя, чем сказала такое – близкому человеку, после ссоры, в которой она почти не раскаивалась. Но она решила довериться маме, и она сказала сделать так. Доверилась и решила, потому что сама понимала – иногда нужно сделать шаг первой. Ник так делал всегда.       – Ты – хороший друг. Ты мой друг. И ты меня прости, – он улыбнулся мягко и даже грустно, будто жалел, что такое вообще приходится говорить. Улыбнулся так, будто Василиса просто была дурочкой и сама себе все надумала.       Она развела руки, не зная, что нужно делать сейчас. Как будто все трогательные сцены в кино кончаются где-то на этом моменте – после объятий, и проблема испаряется сама собой.       Ник все же сделал шаг навстречу, еще раз улыбнулся, и они, наконец-то, обнялись. И снова стали друзьями – и чувство сейчас было действительно как в кино – проблема будто испарилась сама с собой.       Ник был сильно выше Василисы и сильно тактильнее – с ним всегда было приятно обниматься.       - Мы с Мааром хотели сегодня зависнуть на крыше – погода приятная, солнце красивое… как на это смотришь?       – Отлично.       Ник беспечно хлопнул ее по плечу. И ничего не говоря, заставил Василису сказать то, что стоило сказать много дней назад:       – Только… Захарру позову.       Ник, словно действительно ожидая такого поворота, усмехнулся:       – Точно? Или лучше мне стоит?       – Ну… да, давай?.. Хорошо, да. Да, конечно. Я сама.       

***

      Сказано – сделано. Не важно, что из-под палки и через «не хочу». С Ником же получилось? Вот, даже хорошим другом ее назвал, чем не достижение?       Да, Василиса, давай уже, стучи. Стоя у двери, прощения не допросишься. Если бы не обещание, данное маме и Нику, она, может и не пришла бы. Но Василиса наконец-то постучала.       И никто ей не ответил. Она постучала еще и еще – варианта «уйти» уже не существовало. Но Захарра – она сейчас точно должна быть в комнате – ей не отвечала.       – Захарра… ты тут?.. Откроешь?       – Уходи.       – Захарра, пожалуйста, нам нужно поговорить.       – Не сейчас.       Захарра говорила низким и охрипшим голосом. А потом Василиса услышала всхлип, и толкнула дверь.       Подруга сидела на полу, облокотившись на кровать. На ней была огромная кофта с капюшоном, рукава которой она натянула по самые пальцы. Глаза – красные и опухшие, спутанные волосы спрятаны под капюшоном, а в воздухе так и благоухала депрессия. Василиса с тяжелым сердцем опустилась рядом с подругой на пол.       – Что случилось? Кто... тебя обидел?       Захарра шмыгала носом и вытирала слезы краем кофты. Смотреть на Василису – и уж тем более говорить с ней – она не собиралась. Василиса посидела около нее какое-то время, лихорадочно соображая, что довело подругу до такого состояния. Она никогда не видела Захарру такой и сейчас даже не могла поверить в реальность происходящего. Василиса налила воды и слегка дрожащей рукой протянула стакан. Такой же дрожащей рукой Захарра его взяла и, наконец, выдохнула:       – Ты.       Она сделала пару глотков, и снова будто провалилась в глубины огромной кофты. Что-то подсказывало не дышавшей сейчас Василисе, что дело не в той ссоре – а гораздо, гораздо глубже.       – И он, – снова всхлипнула она, – вы все… вы все меня достали!       Она закрыла лицо руками, и Василиса рефлекторно потянулась к ней, остановив себя в последний момент. Она сидела рядом и понятия не имела, как поступать. Подобных ситуаций с ней не случилось примерно никогда. Да, Василиса как-то успокаивала Фэша, Ника, Лешку, но… не самую близкую подругу, которую она, кажется, обидела слишком сильно.       – Расскажи, – надломлено выдавила Василиса так тихо, что Захарра будто ее и не услышала. Она продолжала всхлипывать, снова взяла стакан, снова поставила его. Снова взяла…       – Спасибо за воду.       – Не за что.       Василиса улавливала каждое ее движение: вот Захарра натянула рукава кофты выше, вот заправила волосы за ухо, перебрала ворсинки ковра… И лишь спустя десятки коротких действий, Захарра, наконец, заговорила:       – Ну ладно, может, и не совсем ты… Я не знаю. Мне кажется, что мне плохо из-за всего, – Василиса аккуратно придвинулась ближе, – и нет, вообще, ты накричала на меня! Сказала, что я плохая подруга!       Захарра резко вскочила и стала нарезать круги по комнате, не давая вставить Василисе и слова:       – Я плохая подруга! Как... когда это вообще! Как тебе это могло в голову прийти! Из-за того, что я была рядом с братом? – Захарра беспорядочно передвигала все вещи на столе. – Да, может, я и не была рядом с тобой… но я была! Когда вы поссорились, когда он вел себя, как придурок! Я пыталась его образумить, чтобы он с тобой поговорил!..       – Захарра, – тихо перебила Василиса поток взрывных эмоций, – я сказала много глупых вещей. И речь сейчас не обо мне, – Захарра замерла, переставая мучать предметы на столе. – Почему ты плачешь?       – А зачем ты все это сказала?       С нее спал капюшон, слезли рукава с запястий, и с каждым словом Захарра звучала все более и более зло. В таком состоянии ее лучше вообще не трогать. На свой страх и риск, Василиса поднялась и медленно подошла к подруге, тронув ту за локоть.       – Потому что мне было больно. И я наговорила много глупостей, потому что казалось, что меня никто не понимает. Я забыла, что ты всегда хотела как лучше. Но ты не робот, и не обязана решать все чужие проблемы.       – Ты сказала, что я сую нос в не свои дела, – пробубнила Захарра, отдергивая локоть.       – Нет, ты просто хочешь всем помочь. Может, позволишь мне помочь тебе?       Захарра шмыгнула тем самым носом и, кажется, немного взбесилась из-за того, что слезы не получалось остановить. Она поставила все свои ручки обратно в корзинку, и отвернулась от Василисы.       – Прости меня.       Во второй раз за день сказать получилось проще. Может, потому что прощение Ника придало уверенности, и Захарра вроде как должны была пойти по тому же сценарию? Но она не повернулась к ней – только дергала плечами, будто каждое слово Василисы ее раздражало.       – Я подумаю, – наконец выдавила она.       – Уже не плохо, – смиренно выдавила из себя Василиса, – тогда, может, уже поговорим о тебе?       – Да что тут говорить! – Захарра села на кровать и снова натянула на себя капюшон. У Василисы уже голова кружилась от ее постоянных перемещений по комнате.       – Ты сказала «и он». Кто?       – Да кто! Маар в пальто! Кто же еще?       Василиса тяжело опустилась на стул напротив, гадая, что этот кудрявый ураган успел натворить с того момента, как она увидела его минут пятнадцать назад.       – Что он тебе сказал?       – Важнее то, что не сказал? Блин, – Захарра легла, уставившись в потолок, и замолчала. Так прошло пять минут, десять, может, еще больше. Василиса наблюдала из окна, как мама с Ириной кормят уточек в пруду. Мимо не спеша прошла Дейла с Николь. Охранники успели покурить…       – Когда вы поссорились, – протянула Захарра, – спустя день, может, два, я, Диана и Маар стояли у кабинета после урока, речь зашла за Фэша. И Маар такой: «как я рад, что у меня нет отношений»!       – Вот придурок.       – А сегодня утром он подсел ко мне и спросил: «Когда Фэш вернется?» И больше ничего не спросил. Вообще. И вот пару дней назад, он тусил с Ником и Дианой, а меня не позвали даже. Ну, это ладно. Или не ладно, – она тяжело вздохнула и села, прямо уставившись на Василису, – а когда вы были в прошлом, мы вчетвером отрыли какую-то игру… там просто было много разных вопросов, и мы все на них отвечали. Маару нужно было описать свой типаж девушки. Он сказал что-то вроде: «спокойные, добрые… длинные волосы, яркая внешность»… Я тогда как-то забыла об этом, почему-то… Отца Ника ранили, не до этого было… Но после нашей ссоры… я постоянно думаю о его словах.       И все еще смотрела прямо на Василису.       Она уже чувствовала это. Когда Фэш спросил про Зубок. «Ни на секунду не поверил во весь этот бред». В тот момент сердце ухнуло – казалось, что Василиса предательница. И сейчас она чувствовала почему-то то же самое.       – Я вот смотрю на тебя сейчас, – протянула Захарра, пока Василиса бледнела, – и понимаю, что никто ни в чем не виноват. Но от этого так погано. Вот бы можно было просто свалить все на кого-то.       – Да, было бы здорово, – прошептала Василиса.       Захарра сощурилась, склонив голову на бок, будто размышляя, говорить Василисе или нет. Думала она так долго, что у Василисы успело появиться тревожное расстройство.       – Когда Фэш уезжал с твоим отцом, я сказала ему в шутку: «как мило, что у вас с Огневым всегда найдется тема для разговора». Он зыркнул на меня так, словно я дура последняя, и сказал… знаешь, что сказал? «У вас с Мааром тоже». Как думаешь, к чему это он?       – Похоже к тому, что настало время об этом поговорить.       – Не знаю. Не думаю, что Фэш умеет мыслить такими философскими категориями.       Они наконец-то улыбнулись.       Люди всегда ссорятся только из-за того, что один придает предмету спора слишком большое значение, а другой – никакого. «Она посмотрела на тебя так» – «Да кто она вообще такая!», «Ты не рассказала мне об этом» – «Потому что это мелочи», «Ты ему нравилась» - «Это было давно»…       Да, крайнего тут не было, но Василиса чувствовала такую невыносимую вину, словно именно она сейчас подходила и закрывала Маару рот каждый раз, когда он был около Захарры. Им точно, сто процентов, о-че-вид-но стоило поговорить обо всем этом раньше. Но Захарра почти никогда не рассказывала о Мааре. А Василиса боялась давить. И теперь им было так сложно смотреть друг другу в глаза. Домолчались и добоялись.       – Вы все знали друг друга до школы, и я думаю… тогда Маар пошел по пути «всего нового». Маару просто было скучно. Мы никогда об этом не говорили, но это было видно: он очень быстро потерял такой интерес, сама вспомни. Похоже, до него скоро дошло, что «спокойные и с длинными волосами» все же не в его вкусе. А сказал он тогда это, чтобы тебя позлить, задеть, ревновать заставить. Он в целом много чего делает, чтобы тебя задеть. Потому что не знает, как показать свою симпатию. Или просто идиот, я пока не поняла. Ты яркая, харизматичная, упрямая, очень сильная. Ты бы никогда не купилась на что-то простое – ты из тех, кого добиваются и добиваются долго. Тебе нравятся те, кто будет бороться за твое внимание и ждать, пока ты обратишь это самое внимание. Вот он и борется всеми изощренными методами.       Василиса заставляла себя смотреть прямо на подругу, пока та изрезала взглядом потолок и сдерживала слезы. Щеки Захарры алели и белели с космической скоростью – с такой же скоростью Василиса крутила на пальце волос, чуть не отрывая его.       – Он сидит с тобой сейчас на обедах…       – Потому что думает, что так перетянет тебя, перетянет Ника! – Василиса все же слишком сильно дернула волос – Захарра говорила, заикаясь слезами, – Потому что знает, что ты замечаешь это – и что тебя волнует. Потому что, в конце концов, он просто жить не может, когда все порознь и в ссорах.       Она снова закрыла лицо руками – и заплакала. Тихо так, с надрывом. Конечно, не из-за Маара, и даже не из-за Василисы. Просто когда под боком нет самого близкого человека, с другим в ссоре, а с третьим вообще черти что, а справляться как-то нужно, невыносимо сдерживать слезы. Василиса аккуратно подсела к подруге. Раньше ей казалось, что никто Василису не поймет – потому что ее проблемы другие. А оказалось, это она сама никого не понимала. Хотелось забежать куда-то в лес и громко-громко закричать – может, попросить у какого-нибудь бога, чтобы он забрал все их проблемы, а может, просто выпустить пар и идти дальше.       Захарре наверняка хотелось чего-то такого же. Василиса не знала, хотелось ли ей объятий, но все же обняла ее за плечи и аккуратно погладила по голове, приговаривая, как маленькому ребенку:       – Захарра, я же вижу, как он смотрит на тебя. И смотрит так уже давно. Когда он что-то рассказывает, то как будто всегда обращается только к тебе. Да он балаболит о тебе постоянно! Мы с Захаррой сделали то, Захарра сказала так, сделала эдак… Те цветы на восьмое марта, помнишь букет? Он нам с Дианой весь мозг выклевал, какой дарить, с дедом в город уехал, чтобы достать твои любимые лилии. Или как он на танец тебя позвал на день рождения Фэша? Как вот, когда мы только все встретились, первого июня, он от тебя ни на шаг не отошел, помнишь? Или когда Марк тебя задел, как он взъелся? Как он постоянно это делает…       Захарра все так же тихо плакала.       – Он идиот, это сто процентов. Но знаешь, что еще сто процентов? Что он влюблен в тебя по уши! В тебя. Не в меня, ни в какую другую девушку. В тебя! И уже довольно давно. Со стороны очень видно, поверь мне.       Верила ли Василиса в то, что сейчас говорила? Однозначно да. Поверила бы она на месте Захарры?       – Я никогда не нравилась парням, – выдохнула она, отворачиваясь, но не разрывая объятий, – в Змиулане – все семья, Ник всегда был влюблен в Диану, а тут… – Захарра задержала дыхание, собираясь, кажется, сказать что-то сенсационное, – я просто ваша с Дианой тень.       Бум! Что-то точно лопнуло внутри Василисы – самообладание, сдержанность, или что там вообще внутри могло лопнуться. А потом вскипело:       – Ты… – Василиса вскочила и сама стала нарезать круги по комнате, приговаривая, – нет, ну это… как это вообще! С ума совсем что ли… – а потом взглянула на подругу: бледную, грустную, такую несчастную. Она держала в себе это почти год и, что самое страшное, верила в эту ложь, – сошла…       Так вот что чувствовал отец, когда Василиса настойчиво просила отвести ее в Змиуалан. Когда в тебе столько всего, и ты можешь сделать что угодно, но этого все равно будет мало, чтобы переубедить человека. Это не уходит со словами, комплиментами, поддержкой – это лечится где-то на подкорке, долго и мучительно. И ее злость сейчас – последнее, что стоило бы приложить к открытой ране.       Она снова села рядом и взялась за ее запястья. Захарра, кажется, потеряла логику действий подруги и решила, от греха подальше, вообще не двигаться.       – Я так хочу… чтобы ты взглянула на себя моими глазами. Хоть на минуточку. Ты бы увидела столько всего прекрасного, – она крепче сжала ее руки, – ты такая красивая. Как актриса из какой-нибудь мелодрамы. Ты излучаешь столько энергии – приятной, заряжающей. Все в тебе как будто такое яркое. И… когда я смотрю Маару в глаза, я знаю, что он видит в тебе то же самое, что и я.       – Правда? – шепнула Захарра.       – Ну конечно.       Она расплакалась еще сильнее и носом зарылась куда-то в плечо Василисе, обнимая ее крепко-крепко. Василисе казалось, что Захарра не могла дышать – так сильно заходилась в рыданиях. Она гладила и гладила ее по голове, понимая, что никакие слова больше не подойдут. Почти:       – Прости, что никогда с тобой не говорила об этом так. Прости, что не понимала, как тебе бывало обидно. За все, за все прости, если можешь.       Они просидели так еще какое-то время. За окном уже заметно вечерело – возможно, Ник с Мааром спокойно собрались без них. Все взрослые тоже, наверное, успели стянуться обратно в Дом. А Захарра, возможно, успела кое-что из ее слов принять.       – Я подумала, – наконец отстранилась та, придерживая Василису за плечи. – Прощаю.       – О, великая Драгоций, я паду ниц перед вашей благодетелю, – не удержалась она.       – Ну ладно, ладно! – засмеялась Захарра, растирая щеки и, видимо, так пытаясь остановить слезы. – Вообще - я обиделась на тебя только за ту ссору. Но извинения принимаю все!       – Да уж, забирай.       Захарра мягко улыбнулась Василисе. Она еще раз агрессивно потерла щеки и глаза, поправила все свои капюшоны и рукава, вдруг будто застыдившись своей реакции:       – Что-то я… расклеилась немного.       – Тяжело ходить всегда склеенной.       – Думаешь, я действительно нравлюсь этому придурку?       – Целовались? – наконец спросила Василиса – Захарра покраснела. – Ага, сколько раз?       – Спрашивать такое неприлично!       – Чья бы приличная корова мычала! Отвечай!       – Ну, – замялась Захарра, параллельно сминая шнурки кофты, – раза… три? Четыре… э-э…       – Смотри не провались сквозь землю за такие постыдные вещи.       Захарра кинула в нее подушку.       – Да нравишься, нравишься! Хочешь, прямо у него спрошу?       – Нет! – вскочила с места Захарра.       – А чего так?       – Со своим сначала разберись.       Василиса в секунду помрачнела, Захарра звонко хлопнула себя по лбу:       – Ой, прости! Ладно, черт с ним с этим… твоим. Да и моим. Что мы, не самодостаточные что ли, без придурков этих кудрявых? Ты зачем зашла-то?       – Поговорить, – буркнула Василиса, – и позвать на крышу… с Ником и Мааром.       Захарра растерянно плюхнулась на стул:       – А вы с Ником тоже помирились уже что ли?       – Да, сегодня у меня продуктивный день.       – Ну, это ты правда молодец, – она задумчиво стучала по столу, будто примирение с Ником – вещь абсолютно обычная и ожидаемая, – да меня они тоже звали, только я не особо идти хотела… но если ты пойдешь… – ее глаза хищно блеснули.       – Что нужно сделать? – подхватила ее коварство Василиса.       – Талантливый, амбициозный юнга! Скоро дорастете до капитана! Ну, пошли, по дороге расскажу!       – Стой, давай ты сначала умойся, – схватила Василиса поскакавшую Захарру за локоть, – и сними ты эту огромную кофту! Утонешь же.       – Ладно, ладно! И, Василиса, слушай… – вдруг заговорчески зашептала она, – мне кажется, ты захочешь послушать. Марк тут подходил к…       – Я уже в курсе. Нет, не захочу.       Захарра замерла с обалдевшим выражением лица – как внезапно Василиса перекрыла канал «узнаю от брата – доложу тебе», да еще и сейчас! Уму не постижимо!       – Серьезно?       – Ага.       Захарра оглядела Василису, словно только что заметила ее присутствие в комнате:       – А ты крутая.       – Сарказм?       – Немножко.       Они, смеясь, пошли на крышу, обсуждая, какую кознь построят Маару. С плеч Василисы спали почти все камни. Только вот Захарра еще не до конца приняла слова Василисы – это, конечно, уляжется в ее душе не сразу. А еще – она поверила Фэшу. Может, она сказала тогда это специально – Василиса сама тоже много чего наговорила…

***

      Когда отец с Фэшем вернутся – настанет пора исполнять следующий пункт плана мамы. Один из самых сложных для любого исполнителя. Но отец предупредил, что уезжает на несколько недель, поэтому Василиса, помирившись с друзьями, проживала чудесные, практически беззаботные дни, совсем позабыв о каком-либо плане.       Сейчас же – случалось невероятное. Василиса, Ник, Диана, Захарра и Маар были все вместе. И все друг другу улыбались. Как раньше – даже лучше, чем раньше. Не было никаких неловкостей, странных переглядываний, глаз в пол, зажатости. Они просто были рядом, даже слишком – плескались в бассейне.       Лето не щадило никого – теплых дней мало, прохладных – по пальцам пересчитать, одна жара. Ребята бесцеремонно заняли бассейн и играли в водный волейбол и, Василиса могла поклясться, ни одной неприятной мысли не мелькнуло в голове. Даже не смотря на часовые уговоры Дебба и его беспощадные нотации – рана уже очень хорошо затянулась, не болела и вообще вела себя прилично.       Но, конечно, до определенного момента.       Когда Маар так сильно выбесил Захарру, что, убегая от нее вдоль скользких бортиков, прилично шваркнулся головой о плитку, пришлось закругляться. Сначала вся их дружная компания бодренько переместилась к Деббу – выяснять наличие сотрясения у Маара, потом, не найдя сотрясения, уже чуть менее бодренько переместилась на первый этаж в столовую – пополнять водный баланс организма лимонадами и обсыхать. Василиса все же задумалась. Захарра была чуть дерганее своей среднестатистической дерганности – срывалась на Маара в среднем чаще, чем обычно, а с Василисой… общалась, конечно, смеялась, плескалась, но не так, как обычно. Словно между ними успела вырасти тонкая корочка льда – прозрачная, незаметная другим, но холодом вело. Дело было в диалоге, который уже случился, и в диалоге, которому стоило бы пройти – честному про Василису и Фэша. Но такого в плане мамы не намечалось, а Василиса с большим подозрением относилась к любому отклонению от стратегии, поэтому переложила все на практически недельное молчание и успокоилась.       Да и не до этого было: Диана тасовала карты, хитро улыбаясь Василисе. Им двоим всегда везло на любые карточные игры. Сейчас решили играть в покер на все, что было на столе – конфетки, ягоды, лимонады, в общем, ставили все, что уже стояло, и что можно было поставить еще раз.       Маар довольно часто пытался ставить ложку – Ник этой же ложкой стучал ему по лбу. Маар долго сокрушался, как его друзья не ценят его здоровье, Ник долго извинялся. Захарра полностью ушла в игру – она сорвала неплохой куш: две мандаринки, голубику, которая всегда была в дефиците и десерт Ника. Диана и Василиса вальяжно расползлись на стульях – хорошие карты так и тянулись им в руки, а Диана, к тому же, очень хорошо блефовала. Уже успела отблефовать у Маара завтрашний завтрак.       – Пара, – вскрылась Василиса, зная, что этот раунд она проиграла.       – Фулл-хауз, – улыбнулась Диана.       – Каре!!! – кинула карты на стол Захарра и вскочила с места. Диана недовольно наблюдала за ее победным танцем – в этот раз она поставила слишком много: свой любимый апельсиновый сок.       – Ну, наконец-то! – выдохнул Ник. – Молодец, Захарра! А то эти две дамочки меня почти без штанов оставили!       – Теперь без штанов тебя оставит другая дамочка, – хмыкнул Маар, которому и конфет уже едва хватало на ставки.       – А это мы еще посмотрим, – буркнула Василиса, помогая Диане собрать карты.       – Ладно, штаны я все же ставить не буду, – Ник с серьезным выражением лица мотнул головой и принялся пересчитывать оставшиеся дольки апельсинов и яблок.       – С таким кушем тебе либо флэш-рояль выкидывать, либо начинать носить юбки.       Ник показал не самый приличный жест, а Захарра приветливо помахала куда-то ей за спину. Диана и Маар сначала взглянули друг на друга, потом на Василису. Василиса уставилась куда-то в центр стола.       – Девчонки карты подтасовывают, без шансов, – хмыкнул Ник, пожимая ему руку.       В какой угол Дома надо забиться, чтобы он ее не нашел? Самый угол столовой – чтобы никто не увидел, как они играют в покер, не помог, ее довольно заметные со спины рыжие волосы его тоже не отпугнули – так в какую же дырку нужно забраться и какие предупредительные знаки рядом поставить?       Все обнялись с Фэшем, даже… Маар! Поганец, похлопал его по плечу! А нытья-то было! Он ее недобрый взгляд уцепил и беспомощно развел руками, мол, а что мне нужно было сделать?       Сел на единственное свободное место – прямо напротив Василисы: слова они друг другу не сказали, взглядом, конечно, тоже не удостоили. Все на секунду ошарашено застыли, пытаясь понять новые правила игры. Василиса даже на пальцах решила посчитать, лишь бы взгляд прямо не кинуть – неделя. Прошла ровно неделя вместо обещанных двух.       Диана, что все время сидела рядом с Василисой, даже как будто расставила перед ней стаканы, пытаясь хоть немного загородить от с иголочки одетого, причесанного, в деловом костюме, внезапного гостя.       – А вы быстро управились, – хмыкнул Ник, тоже растерянный вдруг сложившейся ситуацией.       – Признавайся, позорно выгнали, – поддакнул Маар, быстро утаскивая миску с голубикой из-под носа Захарры.       – Нет, кудрявый, как раз наоборот.       – Вы к кому вообще ездили? – спросила Диана, разворачиваясь к Фэшу, и как будто заграждая Василису спиной. Возможно, Диана и не закладывала никаких смыслов в этот простой жест, только вот от Фэша это не укрылось. Василиса не видела, но почувствовала, как скользнул его взгляд – словно в толпе случайно задел прохожий, но слишком долго не убирая руки. Выдержав паузу, он ответил:       – К Дэлшам.       За столом воцарилась гробовая тишина. Ребята ошалевшее переглядывались, видимо, безмолвно решая, кто из них первый скажет слово. Василисе же хотелось макнуть его головой в малиновый джем. Не выдержал Маар:       – Ты хочешь сказать…       – Да.       Еще секунда молчания – такая тяжелая, что даже дышать стоило аккуратнее. И тут весь стол взорвался – криками, хлопками, охами и ахами. Даже Диана прикрыла рот рукой, стараясь как будто удержать все эмоции в себе. А вот Ника вообще ничего не останавливало:       – Этого не может быть, Фэш! – он вскочил, как кипятком ошпаренный, даже не заметив, что уронил стул. – Этого просто НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!       – Заливает, ох, как заливает… – качал головой Маар.       – Я тебе серьезно говорю, – ухмыльнулся Фэш.       С каждым новым движением его губ Василисе становилось все больше все равно на то, что за фрукты эти Дэлши, что вызвали столько оваций. Она неосознанно царапала край столешницы, гадая, как так незаметно уйти, чтобы он даже внимания не обратил. А раз пришел сюда – обратит.       – Да какой серьезно! – вскинулась Захарра, пока Ник дергал друга за плечи. – Ты хочешь сказать, что сами Дэлши! Не вступавшие ни в какие конфликты уже лет сто! Которые не переваривают Нортона Огнева! Ненавидят! Просто! Взяли! И!       – Согласились, – качнул он головой.       – Неужели ты стал решающим аргументом?       Еще одна минута молчания – хотелось верить, что из уважения к выпаду Василисы. Он смотрел на нее, чуть сощурившись, как будто снисходительно. Отец всегда так смотрит, когда Василиса говорит что-то раздражающее.       – Мне запрещено распространяться о переговорах, – холодно отчеканил он.       – Да у тебя на лице все написано.       – Ребята, – попыталась образумить их Диана.       – И что там написано?       – Что без тебя, как всегда, никто бы ни за что не справился, такие все бестолковые.       – Ну, все, хватит, – снисходительно похлопал ее по плечу Маар.       – Ты хоть представление имеешь, о ком идет речь?       – Да даже если бы переговоры были с дворовой собакой…       – Так, ну все…       – Ты бы все равно завидовала.       – Мне из кожи вон лезть не надо, чтобы он меня заметил.       – Уверена?       – Ребята! – вмешался уже Ник.       Василиса резко отодвинула стул, даже не обратив поначалу внимание на секундную вспышку боли в ране и как будто не сразу услышав среди голосов друзей четкое от Фэша:       – Ты. Стала решающим аргументом.       Воздух как будто сгустился – мир на момент застыл и отмер обратно. Фэш сидел, скрестив руки на груди и откинувшись на спинку стула, как будто эта перепалка для него – рядовой пустяк.       – Чего? – протянула Захарра.       – Ага. Сказали, что если она действительно такая уникальная, как ходят слухи, они готовы встать на нашу сторону. Мне и Огневу осталось только убедить их в этом окончательно.       – Звучит не очень безопасно для Василисы, да и для всех нас, – вмешалась Диана.       – Ну, это я в общих чертах. Не просто же так мы с Огневым там неделю торчали, – снова хмыкнул Фэш.       Василиса все еще стояла, как громом пораженная, и не могла понять, что стало причиной такого оцепенения. Ничего нового в слухах о девочке с флером нет, желчность Драгоция тоже вещь привычная. В его словах она слышала отца, в его жестах и взглядах – тоже был отец. А потом в голове словно глюкануло – и она действительно увидела Нортона Огнева на месте Драгоция. Он сидел, поджав губы, и смотрел куда-то сквозь нее. А потом его лицо стремительно посерело и рассыпалось.       От шока она качнулась в сторону и почувствовала, как ослепительно громко вдруг заболела рана – словно ее ковырнули ножом. Василиса схватилась за живот и зацепилась взглядом за карты на столе, будто так получилось бы удержать равновесие. Но в глазах потемнело быстрее, чем пришло осознание обморока.

***

      Уточки почему-то сегодня исчезли из пруда. Бедняги, похоже, не выдерживали такой жары и где-то прятались. Фэш их понимал прекрасно – он с грустью вспоминал северный город, в котором они жили у Дэлшев – где постоянно дули прохладные ветра и шли дожди. Но все же здесь было в миллионы раз лучше даже в самую адовую жару.       Фэш жутко хотел курить. Горло саднило, даже слезы наворачивались на глаза. Огнев, конечно, уже обчистил комнату Маришки. Фэш надеялся на ее догадливость – без сигарет они много не проживут. Он вспоминал эту сцену в аэропорту – как Огнев выкидывает его практически целую пачку – и злость придавала ему сил выживать в жару.       Интуиция Фэша не подвела – в этом забытом богом углу двора со старой покосившейся лавочкой, где даже охранники не стояли, буйно росли цветы. Фэш не очень любил полевые, но мелкие ромашки, синие васильки и фиолетовые анютины глазки вдруг показались ему красивыми. Он решил подойти к вопросу творчески – чтобы не растерять внезапное очарование – и пытался не повторяться в своем букете. Фэш рылся под лавочкой, раздвигал кусты, и находил все новые и новые крошечные цветы.       – А ты молодец, юноша.       Увлеченный методизмом собирания, Фэш даже не услышал, как в поле слуха появилась Нерейва Огнева. Она возникла словно из неоткуда: стояла в легком черном платье, облокотившись спиной на единственное тут покосившееся дерево, и с ленивым интересом наблюдала за раскорячившимся Фэшем.       – Не понимаю, о чем вы, – смущенно буркнул он.       – Гениальная идея привести к Дэлшам тебя – она же твоя?       – Очевидно, мне просто хотелось поучаствовать в дипломатии, – Фэш решил пересчитать цветочки на всякий случай.       – Ох, естественно хотелось! – всплеснула руками она. – Но как оно вышло. Этих швейцарцев не убедили в свое время ни многочисленная армия, ни Зубок, ни флер моей внучки, – она покачала головой. – Показать им ближайшего племянника Астрагора, да что показать, поставить на переговоры от лица Огневых! – Нерейва все покачивала головой и цокала. – И как я не заметила такого конкурента, а?       – Да бросьте, – Фэшу слегка передалось ее беспечное и дружелюбное настроение, – у вас нет шансов.       – Ой-ой-ой, боюсь-боюсь, – все же засмеялась Нерейва.       – Спасибо. А что вы тут делаете? – буркнул Фэш, наклоняясь под лавочку, потому что решил, что букет маловат.       – Подозрительно крадущийся по двору юноша, пойманный за курением, доходит за самого закрытого угла двора и не выползает оттуда… – Фэш мучительно покраснел, – кто ж знал, что ты полезешь за цветами. Хотя догадаться стоило.       – А я думал, что вы хотели меня похва… догадаться? – Фэш, больше смущенный, чем раздраженный, вынырнул из-под скамьи, и уставился снизу вверх на Нерейву.       – Почему-то я думала, что ты кого-то попросишь привести нормальный букет. А то сорняковые ромашки по статусу уже не подходят.       – Это я себе, в комнату, – буркнул Фэш, складывая стебельки в руке удобнее, – а я не привередливый.       – А если зайду сегодня в лазарет, хочешь сказать, я их там не найду? – хмыкнула Нерейва. – Или ты там живешь теперь?        – Не найдете. Ваша… – Фэш сначала прикусил язык, но похвала Нерейвы придала ему уверенности, потому он без стеснения поделился, – внучка считает меня нахалом, который только и делает, что борется за внимание Огнева и понтуется. В прочем, я о ней такого же мнения, так что у нас все взаимно.       – И когда у людей все взаимно, они дарят букеты, – одними глазами улыбнулась Нерейва.       – Не в этом случае. И вообще, – вдруг насупился Фэш, – не ваше дело.       – Когда моей внучке в отключке собирают букет сорняков – мое, – она наконец отлипла от дерева, поправила платье, и поманила Фэша рукой – лениво и снисходительно, как будто и не хотела его звать, – я все равно собиралась в город, так что поехали, найдешь что-нибудь нормальное.       

***

      Василиса предусмотрительно не открывала глаза – рядом кто-то, уверенный в ее бессознательном состоянии, – шикал на кого-то еще:       – Забудь, это безумие, – узнала шепот мамы.       – Мы не знаем, как ведет себя эта болезнь, – раздраженно и в три раза громче отчеканил отец.       – Зато знаем, как ведет себя яд Шакла.       – Я не помню, чтобы у тебя такое было.       – А ты много чего не помнишь, – ехидно отозвалась мама. – Фантомные боли – нормальная история в стрессовых состояниях.       – Что-то все еще не слышу ничего про обмороки, – не успокаивался отец.       – Ну да, обмороки вызывает только вдруг снова возникшая темная сила!       От внезапного осознания Василиса слишком резко распахнула глаза и тут же попыталась сесть. Судя по довольно… бодрому состоянию в такой ситуации, в отключке она пролежала недолго. Родители не сразу заметили ее шевеление. Они стояли довольно далеко от уже родной Василисе койки в лазарете, склонив головы друг к другу. Отец застыл, столкнувшись взглядом с дочерью, Лисса последовала его примеру. «Они даже не собираются мне говорить об этом», подумала Василиса и выдавила ядовитую улыбку, тоже почему-то не шевелясь:       – С возращением.       – Спасибо, – едва разжимая губы, ответил отец.       – Василиса! – лицо мамы за секунду от озлобленного превратилось в испуганное. Кажется, она бы могла стать хорошей актрисой. – Ну, как ты? – подсела она на кровать. – Что произошло?       – Упала в обморок, – буркнула Василиса, кидая косые взгляды на все такого же далекого отца, – к чему такой сыр-бор?       Она старательно ничего не замечала. Отец же сразу почувствовал ее скверное настроение, и сам тут же оброс иголками.       – Поразительная честность. Расшифрую: твоя мама спрашивает, из-за чего ты упала в обморок.       – Из-за того, что больно стало, – также фыркнула Василиса, – или твой любимый помощник не доложил еще?       – Василиса, – вдруг осадила ее мать, наблюдая, как взгляды становятся острее, – ответь.       – Я встала, сильно заболел порез, что-то привиделось, и вот я тут.       – Что привиделось? – сощурился отец.       Василиса посмаковала мысли в голове, подумав, почему ей нестерпимо хочется огрызаться на каждое слово. Найдя довольно очевидный ответ, она решила немного сбавить напор:       – Не помню. Какая-то ерунда.       – Ну, – облегченно вздохнула Лисса, – это, к сожалению, нормальная ситуация во время восстановительного периода. Остатки яда в твоем организме умножают любой стресс в несколько раз, не просто так тебе категорически запретили нервничать. Но эту пламенную поучительную речь я оставлю Деббу.       Лисса, видимо, слегла обеспокоенная тем, что ни Нортон, ни Василиса почему-то не покачали головами и не пожали примирительно друг другу руки после этой новости, попыталась сместить фокус внимания.       – Какой симпатичный букет, – протянула она. На тумбочке около кушетки стоял небольшой, аккуратный букет полевых цветов. Василиса не успела его рассмотреть – покраснев, она отвела взгляд. – Не от юного Драгоция ли? – заговорчески улыбнулась Лисса.       Она, кажется, не знала, что эта фамилия между Огневыми автоматически повышала градус напряжения до максимального существующего в природе. Нортон пождал губы.       – Можешь не злиться, – хмыкнула Василиса, – если это действительно от него, то лучше забери себе.       

***

      В комнате ее тоже ждали цветы: тяжелый букет пахучих и очень темных, почти черных, цветов, названия которых Василиса не знала. Чем-то они были похожие на кустовые розы, даже пахли так же. Она молча стояла около вазы с цветами и вдруг рассмеялась – громко, почти истерично. Еще год назад она могла лишь мечтать о таком изобилии внимания – сейчас же никакие цветы ее не порадовали – уж точно не от Фэша. Хотя эти, очевидно, были и не от него. Откуда у бабушки появился внезапный порыв так ее приободрить – Василиса тоже не знала. Если бы ее родственники каждый раз дарили букеты на ее обмороки, в Доме пора было бы открывать флористический салон.       Василиса, все еще смеясь, тяжело осела на кровать и вдруг замолчала. Она подумала о Захарре, об отце, маме, бабушке. И о Стальном Зубке.       Как и почему ее жизнь сложилось так – Василиса все еще не понимала. Но в эту минуту сердце особенно потяжелело, как на небо бы внезапно наползли грозовые тучи. Сейчас все тяготило вдвойне – особенно цветы.       

***

      Отец вдруг решил отказаться от обучения чтению мыслей – и попробовать использовать флер для развития телепортации. Мама пыталась научить ее направлять ход мыслей в сторону перемещений, и у Василисы даже получилось снова телепортироваться на одном желании, без четкого места и без достаточного количества сил. Она оказалась на крыше, и вдруг от ее рук отскочило несколько голубых искр – только Василиса это заметила, как количество искр удвоилось. Они растеклись по крыше и застыли у ее лица. В полумраке вечереющего неба мерцание крошечных искр казалось волшебным. Зачарованная моментом, она коснулась искорки прямо у своего носа, пытаясь понять, осязаемая ли она. Та, в свою очередь, слегка отлетела, но Василиса не почувствовала в ней и грамма веса. Вдруг искра задрожала – и рассыпалась снопом еще более мелких.       Василиса была как в сказке – свет огоньков осветил крышу, и голубые блики скользили по рукам. Наконец они перестали множиться, и Василиса, преисполненная трепетом собственного творения, подошла к краю и взглянула вниз. Кто-то у бассейна, в котором еще не включилась подсветка, наблюдал за происходящим. Несколько фигур, двигающихся со стороны ворот, остановились и тоже замерли, пытаясь понять, что же происходит на крыше. Василиса оглянулась, подумав, что много внимания к происходящему привлекать не стоит, и попыталась отозвать искры. Получилось ни с первого, ни со второго, ни даже с десятого раза.       На следующий день Василиса улавливала беглый шепот за спиной и короткие частые взгляды в ее сторону. Почему одно из самых простых проявлений флера так взбудоражило людей вокруг, она не понимала, но не могла отрицать, что гордилась собой. Хоть вообще понятия не имела, как это сделала. Мама тоже просто развела руками. Пытаясь понять природу произошедшего, Василиса совсем выпала из лекции урока. Монотонный говор Фалькора Ляхтича никак не способствовал интересу к его словам, да и лекция была про душевные силы мутантов – а с этой историей она и так хорошо знакома на практике. Вернее сказать, абсолютно не знакома.       И, конечно, Василиса бы очень хотела сказать, что ей стало проще жить – а чего волноваться уже? Если бы вокруг не находилось столько людей, которые хотели снова погрузить ее в буйство собственных мрачных мыслей.       – Ученица, устроившая вчера целое световое шоу из духовных сил, ответьте на вопрос.       Василиса медленно повернула голову в сторону наблюдающего за ней Фалькора Ляхтича.       – Мы все очень ждем, – с ехидной улыбкой протянул Фалькор. Что-то ей подсказывало, что никакого вопроса задано не было.       – Повторите, пожалуйста, вопрос.       Именно этих слов он и ждал – Ляхтич громко хохотнул, снисходительно покачав головой. Василиса услышала смешки со стороны других рядов, где сидели, конечно, Марк, Маришка и Дейла.       – Ну, куда уж вам, так преисполненной в применении духовной энергии отвечать нам – простым смертным, которые добиваются гораздо большего прогресса только собственными усилиями.       Он снова покачал головой, смеясь, и подошел к доске, явно не собираясь дожидаться нужного ответа. Василиса кинула взгляд на Маришку, лениво прокручивающую в руках ручку, с отголоском неприятной ухмылки на лице. Сидящий рядом с ней Марк схватился за лицо и с наигранной восторженностью повертелся по сторонам, явно имитируя возможную вчерашнюю реакцию Василисы на флер. Та, без единой задней мысли, перевела взгляд на более взрослую копию Марка и спросила:       – Разве не является раскрытие флера таким же прогрессом, о котором говорите вы?       Мел неприятно царапнул по доске, но Фалькор уже повернулся к аудитории с улыбкой. За спиной Василиса услышала смешок – и не только она. Ляхтич-старший, видимо, не найдя, что ответить ученице, зацепился за этот смех:       – Драгоций, я сказал что-то смешное?       В кабинете встала трескучая тишина. Видно было, что Фалькор уже выходил из себя – кончики ушей покраснели, а руки он завел назад – точь-в-точь пассивно-агрессивный Марк. Все знали, что на этом моменте стоит закрывать рот – пол класса шагало к Нортону Огневу только так. Ляхтич быстро выгонял неприятных ему лиц с уроков, а потом пел Огневу о том, какие все вокруг разгильдяи, его совершенно не уважающие. У Драгоциев уже накопился целый послужной список из оскорблений Ляхтича. Вот и сейчас Фэш не собирался останавливаться:       – Кажется, – донельзя довольно хмыкнул он, – вас только что подловили на противоречии в собственном материале. Учитель.        Василиса аж взбесилась больше Фалькора – после такого Ляхтич мог легко отвесить Драгоцию такую затрещину, что рикошетом бы отлетело и к ней самой. Но тот выдал свое бескрайнее раздражение только раскрошившимся мелом в руке.       – Как это благородно – вступиться за одноклассницу. Что скажете, Огнева? Я действительно непонятно объясняю материал?       – Да. По крайней мере, у меня успело сложиться ощущение, что вы пытаетесь унизить конкретно меня. Наверное, потому что я, а не ваш сын, обладает даром, при котором можно не прилагать усилия, чтобы добиться прогресса.       В снова воцарившейся тишине смех Драгоция казался иррационально громким. Сторонний наблюдатель мог бы подумать, что ученики несправедливо жестоки со своим учителем. Вот бы стороннему наблюдателю знать, сколько наказаний получил из-за него Фэш, и сколько раз Василиса плакала из-за выходок точной копии этого учителя, который сейчас кидал донельзя ненавистные взгляды то на Василису, то на Фэша. Сторонний наблюдатель, понаблюдав бы еще пару дней за всей компанией, понял бы, что тут – настоящая война, где способности одной и высокое положение второго это веский повод для очередного злого взгляда или ужасного слова. Да, Василиса бы очень хотела относиться ко всему этому проще.       Остатки мела раскрошились в руках Фалькора, когда он яростно хлопнул по столу.       – Вон. Оба! – прошипел он.       В снова трескучей тишине, подходя к двери, Василиса уловила полувосхищенные, полуиспуганные взгляды друзей. Одна Захарра легонько улыбалась, и Фэш демонстративно развязно открыл перед ней дверь.       – Запомни, Огнева, – тихо сказал Фалькор, тяжело дыша. – Пока я тут, твое положение значит ровно ничего. Меньше, чем ничего.       Фэш, устав держать дверь, вышел первым, ни разу даже не оглянувшись на плетущуюся за ним Василису. Но стоит ли говорить, что буквально меньше чем через полчаса они оказались лицом к лицу друг к другу и к Нортону Огневу заодно. Отец устало покачал головой, усадил их в кресла у стола, и сам ушел, коротко кинув, чтобы дождались его ровно на тех же местах.       Тишина рядом с невозмутимо покачивающимся на стуле Фэшем казалось невыносимой. Она хотела бы бросить ему холодное «не надо вступаться за меня», но это было бы еще хуже, чем демонстративно игнорировать его существование. Отца, кажется, не было целую вечность – за это время Василиса ни разу не шевельнулась – и когда он оказался напротив, она сидела так же, не поднимая головы. Нортон-старший, конечно, давно понял, что между этими двумя пробежала черная кошка, поэтому вынужденная компания друг друга оказалась довольно жестоким наказанием. Вот и он присоединился к молчаливой игре.       – Вы оба ведете себя как избалованные дети, – наконец протянул он.       Фэш где-то сбоку зашевелился, Василиса все так же прожигала взглядом стол. Ей казалось, что они оба успели сговориться и сейчас усиленно наказывали только Василису.       – Как бы вы не относились к конкретным людям, это не дает вам права перечить учителю. Это понятно?       – Господин Огнев, – вкрадчиво заговорил Фэш, – а наш учитель в курсе, что спрашивать у своей ученицы «сколько заплатили ваши родители, чтобы купить вам флер?» тоже нарушение прав? Своего рода.       Василиса и Нортон синхронно дернулись от его слов. Почему-то ей все же слабо верилось, что Ляхтич, несмотря на всю свою детскую задиристость, позволил бы так выражаться. А вот отец был о нем гораздо худшего мнения:       – Это цитата?       – Да.       Василиса все же украдкой взглянула на него – отец тяжело откинулся на спинку кресла, прожигая взглядом потолок, словно пытался где-то наверху найти бога и спросить, за что же ему это все.       – Заниматься некомпетентным поведением учителей – моя задача, а не ваша. Поэтому если еще раз наткнетесь на подобное – идите ко мне, а не соревнуйтесь в остроумии, – протянул он и поймал напряженный взгляд дочери.       – Хорошо, – донельзя спокойно ответил Фэш, – признаю свою вину. Но слабо представляю, как иначе могла бы поступить Василиса. Никакой грубости и клеветы в ее словах не было.       Василиса старалась все также не шевелиться и могла поклясться, что всем здесь стало жарче от ее напряжения. Когда отец изумленно приподнял бровь и перевел взгляд с Драгоция на нее, она возненавидела Фэша больше, чем когда-либо.       – Что скажешь, Василиса? – наконец спросил отец таким снисходительным тоном, будто знал ее слова наперед.       – Скажу, что сделаю все, чтобы не попасть в такую же ситуацию, в которой оказалась сейчас, – честно ответила она.       На лице отца промелькнуло слабое подобие улыбки, которое бесследно исчезло в его поджатых от недовольства губах. Что он думал сейчас – черт знает, но явно не об очередном препирании учеников с преподавателем.       – Идите. Второй раз без наказания не обойдется.       Он не удивился, когда Василиса, ожидавшая только этих слов, пулей рванула из кабинета, раскрасневшаяся от волнения. Драгоций, все такой же сказочно невозмутимый, как будто бы отрепетировавший весь этот диалог заранее, не спеша поплелся за ней.       – Фэшиар, – все же кинул Нортон. Тот обернулся с таким же равнодушным выражением лица, с которым сидел здесь все это время. – Если моя дочь еще раз попадет в лазарет, у нас с тобой будет совершенно другой разговор.       Злость все же колыхнулась в его глазах – но мальчишка уже научился гасить все свои детские импульсы при нем:       – Не попадет.       Василиса собиралась с разбега прыгнуть в бассейн – только резкий холод воды мог остудить ее голову. Так больше продолжаться не могло и секунды. Василиса, стараясь не бежать по коридорам, успела досчитать до пятидесяти и подышать по квадрату, и даже поверить, что все это помогло бы ей успокоиться.       В коридоре второго этажа – который вел к главной лестнице – возник первый маркер всемирного раздражения – и уж лучше бы она встретила Марка. Маришка, легкой покачивающейся походкой, не спеша шла прямо к ней навстречу – полная противоположность растрепанной и дерганной Василисы. Вот уж точно – «разного поля ягоды». Резникова мягко улыбнулась и изящно подхватила Василису под локоть, а на попытки той вырваться больно ущипнула.       – Ты в курсе, что школьный буллинг тоже карается законом, – пробубнила Василиса, не оставляя попыток выпутаться из ее мертвой хватки.       – Не в курсе, – хлопнула ресницами Резникова, – расскажешь? А я все передам Марку. А то сейчас он такой злой. Повезло же тебе наткнуться на меня.       – Скажи, – приторно спокойно, копируя манеру одноклассницы, заговорила Василиса, – чего вы так завелись? О флере известно уже давно.       Ее вопрос, несмотря на манеру речи, звучал донельзя отчаянно. Насмешки и издевательства со стороны Резниковой и Ляхтича стали уже таким древним поводом для переживаний... Маришка прекрасно поняла, как позабывшей обо всем этом Василисе снова не хотелось окунаться в глупую вражду без победителя. Она усмехнулась и наклонилась к ней ближе, как будто пыталась успокоить маленького ребенка:       – Да потому что никаких успехов у тебя не было. А тут смотри, что устроила. Хотя, – она сама отдернула руку, словно только вспомнила, кого касается, – как по мне, слабенькое достижение. Я такое и без твоего пресловутого флера могу.       – Ну и моги. Если вас всех так задевает пара голубых искр, то рекомендую вплотную заняться своими способностями.       – Ах ты, рыжая крыса, – шикнула она и наклонилась еще ближе. Какой же глупой была Василиса, раз когда-то верила, что это же самое скрвившееся от мерзости лицо могло улыбаться ей искренне? Впрочем, за секунду Маришка как будто бы действительно преисполнилась искренностью – искренним обожанием, заслышав за поворотом шаги.       – Привет, Фэш! – прощебетала она, не собираясь отходить от Василисы и на шаг. – Сегодня все в силе?       – Что в силе? – переспросил Фэш, останавливаясь.       – Как что? Наша встреча, вечером, как договаривались.       – Смотрю, ты слишком занята задиранием своих одноклассниц, – хмыкнул Фэш. Лицо Маришки в ту же секунду посерело, и Василиса, несмотря на всю гадостность момента, не могла не улыбнуться такому зрелищу. – И мои планы как раз изменились, – он кивнул на Василису.       Дать пощечину Фэшу или дать пощечину Маришке? Обоим? Но кому первым? Василиса усмехнулась собственным мыслям, покачала головой и все же пошла к лестнице – только завернув за угол, она телепортировалась прямо к комнате Захарры.       Захарра по счастливейшему стечению обстоятельств – Василиса поняла, что это судьба – как раз подходила к своей двери, она вскрикнула и отшатнулась от испуга по карикатурному смешно, но Василиса переволновалась настолько, что ничего не замечала и на одном дыхании выпалила:       – Несколько недель назад Фэш признался мне в любви.       Еще не отошедшая от испуга Захарра чуть не упала в обморок от этих слов:       – Что?! Как?       Василиса заслышала шаги в конце коридора и быстро затащила Захарру в ее же комнату, пока она приговаривала:       – Ты шутишь что ли?       – Нет, Захарра, – отрезала Василиса, громко хлопнув дверью. – А я не сказала того же в ответ.       С подруги в этот момент нужно было рисовать шаржи, настолько забавно вытянулось ее лицо. Ее прическа немного сбилась и челка съехала набок, а брови от недоумения доползли до середины лба. Василиса почувствовала себя в ситкоме, когда Захарра глубоко-глубоко вздохнула, прошлась по комнате, пожевала свой волос и звонко вскрикнула:       – Почему?       – Я просто не смогла сказать, понимаешь! Я не умею говорить такие вещи, – Василиса от перевозбуждения качнулась и больно ударились спиной об дверь. – А потом мы поссорились, и он сказал, что его чувства ко мне – это наказание.       – Что? – снова крикнула Захарра.       – Я просто хочу быть как можно дальше отсюда, понимаешь?       Захарра сначала помотала головой, потом качнула, цокнула, открыла окно и посадила Василису на кровать.       – Ну конечно понимаю.

***

      Василиса на цыпочках забежала в кабинет задолго до начала урока. Судя по небольшому беспорядку на столе, Мортинова уже заходила в класс – поэтому действовать нужно быстро.       Вчера Захарра чуть ли не насильно сделала ее соучастником очередного розыгрыша – уверяла, что поможет. Правда, пока не понятно от чего. От Василисы требовалось найти только ее очки и какой-то журнал, остальное сделают Захарра с Мааром, которые почему-то уверены, что за двадцать минут до начала урока, тем более утреннего, никого тут не будет, и помощь ей не нужна.       Василиса, почти не дыша, медленно открывала ящики стола – и тихо чертыхнулась, обнаружив внутри множество хлама – поразительное количество флаконов духов, каких-то документов, тетрадей, косметики и… мужская рука, которая мягко опустилась на запястье Василисы.       Она аж зажмурилась – потому что кто бы это не был – ей конец.       Как быстро закончилась ее карьера помощника по розыгрышам…       – Так, так, так… малышка Огнева.       Василиса чувствовала дыхание Марка на затылке. Какой-то первобытный страх из-за неожиданного его появления в такой ужасный момент и явного превосходства по силе сидел в груди и уже захватывал голову. Василиса свободной рукой аккуратно задвинула ящики, чтобы не оставлять улик, и Марк больно дернул ее за руку, заставляя встать. Он вцепился мертвой хваткой – ладонь аж побелела.       – Ляхтич, – протянула Василиса, снова замирая.       – Огнева, – вторил ей Марк.       – Отпусти меня сейчас же.       – Сначала признайся, что тут творила.       – Ничего.       – Да что ты.       – Все вещи на своих местах, – прошипела Василиса, все-таки краснея, – и ничего я не подложила. Ты вещи Мортиновой знаешь наизусть, так что можешь проверить.       Ляхтич резко толкнул Василису так, что она въехала поясницей прямо в угол стола, и руку не отпустил – только сжал еще сильнее. От боли перед глазами запрыгали темные точки. Зато Ляхтичу ее страдания только придали сил:       – Ты сказочно обнаглела в последнее время, Огнева, – он встряхнул ее за плечи, заставляя посмотреть на него – но Василиса упорно держала глаза закрытыми, – особенно по отношению к человеку, который не дал тебе сдохнуть в лесу.       Он тряхнул ее еще раз, и она снова проехалась спиной по углу стола – отодвинуться от него хоть на миллиметр Марк не давал.       – Какие мы смелые в компании своих дружков, да, – протянул он, хватая Василису за второе запястье, – одна ты даже голову на меня поднять не можешь.       – И что ты сделаешь, Ляхтич? Ударишь девчонку?       Марк дернулся от неожиданности, но даже не подумал отпустить Василису, когда узнал Фэша, опирающегося на косяк двери. Что у нее сегодня со слухом, если они все так неожиданно подкрадываются? И все же Василиса облегченно вздохнула, что не укрылось от Марка.       – А что ты сделаешь, Драгоций? Вступишься за нее? – он, дразня, как ребенок, наступил ей на ногу.       – А что, нельзя? – ухмыльнулся Фэш, подходя на пару шагов ближе.       – Я так тронут твоей щенячей привязанностью не смотря ни на что, Драгоций. Чем она тебя так очаровала, а? Статусом папаши? Хочешь быть еще ближе к Огневу?       Василиса воспользовалась переключением внимания и снова предприняла попытку вырваться из этого болезненного одеколонового ада. Освободить получилось только одну руку, вторую Марк еще и расцарапал. Он снова попытался толкнуть Василису, но Фэш подошел к нему практически вплотную, не давая пространства для маневра.       – Нам не нужно быть настолько близкими, чтобы он выкинул тебя отсюда за то, что ты издеваешься над его едва вышедшей с больницы дочерью. Проваливай.       Марк еще крепче сжал руку Василисы так, что она все-таки пискнула, и отпустил, не сводя глаз с Фэша:       – Пойду передам привет Елене от тебя, Огнева, – Марк, все та кже пристально наблюдая за Драгоцием, двинулся к выходу из кабинета. – С тобой, щенок, мы еще поговорим.       Марк вышел и забрал с собой предсказуемость происходящего. Фэш стоял рядом с Василисой, вглядываясь в спину уходящего Марка, а огорошенная Василиса уставилась на Фэша. Сначала она подумала, что он не кинулся на Ляхтича с кулаками, потому что… потому что. Но Марк очень издевательски начал выводить Драгоция из себя – даже лучше, чем обычно – но Фэш и ухом не повел. Не просто не полез драться – слова грубого ему не сказал. Может, поэтому Марк так быстро сдался – сам был в шоке от такой филигранности. Даже если выкинуть Василису из уравнения, Фэш повел себя настолько противоестественно своей природе, что Василиса испугалась, а точно ли встала сегодня с кровати? Может, она все еще спит?       Фэш, почувствовав, что за ним бесцеремонно наблюдают, скользнул взглядом по Василисе и уставился на ее в красных пятнах запястья:       – Лучше приложить холодное.       Василиса, нахмурившись, все так же смотрела на Фэша. Тот расценил этот взгляд по-своему:       – Пойдем до медика.       – Не нужно, – буркнула Василиса. Она знала, что в ее взгляде четко читалось и «что ты тут забыл», и «что с тобой такое», и «чего ты хочешь», но Фэш закрыл на это глаза и ждал, пока для него еще и вслух произнесут.       – Не уверен, – все же сказал он. – Больно?       Василиса вдруг схватилась за рану на животе. Она больше не болела, но Василиса чувствовала, что сейчас резанет. Его взгляд стал чуть более напуганным:       – Опять?       – Нет.       Василиса, все так же держась за живот, отошла от Фэша на несколько шагов ближе к двери. Ее действия, судя по невозмутимому лицу, не путали Фэша, а скорее заинтриговывали.       – Так, все-таки до медика?       Василиса быстро глянула ему в глаза, не успев понять в них ничего. Зато успела побелеть от внезапного осознания страха – в последнее время мужчины вокруг как будто старались развить в ней шизофрению. Или поставить сценку. Только из зрителей тут была лишь она, и Василиса уж точно не понимала, в чем моральный посыл его сегодняшних действий и слов.       Василиса выскользнула из кабинета и так и не смогла выдавить из себя «спасибо».

***

      Маар сидел на одной из самых высоких веток дерева, смело раскачивая ногами. Он срывал листы и бросал их вниз, все надеясь, что они попадут на Миракла и Ирину.       – Слушай, они уже даже не скрываются, – протянула Василиса. Она сидела тут же – на соседней ветке. У Маара и Василисы совершенно случайно получилось совместное индивидуальное занятие – они просто встретились на улице. Миракл и Ирина в симбиозе быстро «вошли в кураж» - так Миракл называет состояние, когда учитель придумывает для ученика все более и более непростые занятия. Василиса бы сказала: все более сумасшедшие. И Маар бы с ней согласился. Он тут оказался потому, что каждые десять секунд ему, будучи вороном, необходимо было менять цвет оперения – на десятой ветке вверх Маар выдохся. Василиса оказалась тут, потому что ей предстояло воплотить теорию в практику – попробовать телепортировать себя и Маара одновременно, поменяв местами. Себя она телепортировала успешно – оказалась на ветке. Проблема в том, что Маар оставался тут же.       – Вообще бессовестные, – поддакивал Маар. – Я тебе отвечаю, если мы уйдем, они не заметят.       – Точно.       Миракл и Ирина были поглощены разговором, хотя вернее сказать – друг другом. Маар с Василисой сравнили биологические часы – их учителя уже не обращали на них внимания от десяти (по василисиным ощущениям) до тридцати пяти (по ощущениям Маара) минут. Василиса глядела на их макушки и не могла нарадоваться – все-таки Миракл с Ириной очень красивая пара, хоть официально этого никто не заявлял, и ребята про их отношения узнали только по слухам. Хотя их обоюдное обожание было заметно и без всяких формальностей. Сейчас, наблюдая за ними, очарованная Василиса даже простила Мираклу тот факт, что телепортировать людей, да еще и перекрестно, ей рановато. Они только-только вспоминали, как телепортировать предметы. Иннис ей в руки скакал отменно, а все остальное – нет.       Маар вздохнул слишком мучительно.       – Слушай, ты что, набрался сил, пернатый? – хмыкнула Василиса, просто насаждаясь таким необычным моментом.       – Вообще я жду, что ты меня телепортируешь, – вскинул нос Маар.       – Я могу. Пинком по ноге, на землю очень быстро телепортируешься.       – Я бы не стал шутить с человеком, который умеет превращаться во что угодно с клыками.       – Превращайся тогда в обезьяну – как раз спускаться удобнее будет.       Маар все же рассмеялся и попытался пнуть Василису по ноге, та в долгу никогда не оставалась. Довольно шумная и опасная возня на ветках привлекла внимание учителей – они синхронно вскинули головы.       – Ну, Василиса, – крикнул Миракл, – долго мы тут ждать будем?       – Так это вы ждали? – чуть ли не задыхался от возмущения Маар.       – Миракл, у меня не получится.       – Что-что? Я таких слов не знаю.       Ирина рядом чуть не согнулась пополам от смеха – действительно, комичного в этой ситуации было предостаточно. Василиса пожала плечами, понимая, что Миракл от нее никогда не отстанет. Сейчас на стопроцентную неудачу ей было даже как-то уже все равно.       Василиса выстроила две цепочки в своей голове – свои желание, силу и картинку места, а затем то же для Маара. Бросить силы было несложно, сложно было реально перетащить Маара с собой – такой запутанный процесс с трудом умещался в голове. Вот Василиса и скакала с ветки на ветку – то на свою, то на Маара – одна. Зато с местом не промахнулась.       Миракл с Ириной устали держать головы поднятыми, Маар устал хохотать. Ирина что-то шепнула на ухо Мираклу, и тот крикнул Василисе:       – Ладно, просто перемести Маара.       Как же хорошо на него влияет Ирина!       – По той же логике?       – Еще проще – как предмет.       – Я не предмет! – возмутился Маар.       – Придется, – ответила ему Ирина, и они с Мираклом снова рассмеялись. Маар с Василисой снисходительно переглянулись.       Василиса, по большей части размышляя об отношениях Миракла и Ирины и прислушиваясь к болтливому Маару, совсем расслабилась в телепортивной цепочке для Маара – она быстро представила его, место рядом с собой и бросила силы. Первые несколько раз ничего не произошло. И какого было удивление Василисы, когда друг все-таки появился рядом, коротко ойкнул и повалился с ветки.       Василиса попыталась схватить его за руку, но тот лишь скользнул по ней и прежде, чем ее сердце ухнуло в пятки, а друг вниз, Маар превратился в кота и с громким «мяу» вцепился за ветку ниже. Учителя, ни капли не напуганные, рассмеялись и даже захлопали ребятам:       – Молодцы! – крикнул Миракл.       – Маар, теперь я знаю, как ускорять твои перевоплощения! – вторила ему совсем развеселившаяся Ирина. Василиса смеялась с ними, немного задыхаясь от радости. Маар тоже что-то подмяукивал.       Диана с Захаррой встретили эту историю с восторгом – Диана выражала его похвалой, Захарра бесконечным потоком шуток.       – Маар, шерсть изо рта выплюнь, потом возмущайся, – все хихикала Захарра.       – Да ты обалдела, Драгоций, – потихоньку сдавался Маар, – это, кстати, мой чай, отдай.       – Что, – хихикнула Диана, – тебе жалко для Захарры?       Диану одарили аж тремя взглядами, Маар – ошарашенным, Захарра – снисходительным, Василиса – восхищенным.       – Ого, впервые вижу Маара растерянным, – вторила ей Василиса.       Он медленно отодвинул от себя к Захарре всю еду, что успел себе заказать, она же хитро улыбалась, не сводя глаз с друга. От Дианы с Василисой, конечно же, ничего не укрылось. К тому же Диана, судя по одухотворенному лицу, придумала примерно сотню шуток, но озвучить ей не дал голос, раздавшийся прямо за спиной Василисы:       – Кстати, о Мааре. Твоя была идея послать Василису рыться в ящиках Елены? Или Захарры?       Лица Маара и Захарры синхронно вытянулись, предчувствуя беду. Если ребята проваливались в розыгрышах, Драгоций не скупился на причитания и поучения. Фэш же спокойно занял место рядом с сестрой, с Василисой сел Ник. Судя по его виду, Ник переживал за застольное спокойствие больше остальных. Василиса его понимала.       – Моя, – твердо ответил Маар, хотя Василиса прекрасно знала, что главным затейником была Захарра.       – Вы ее больше не посылайте, а то Марк за ней и так по пятам ходит после истории с его отцом, – все таким же ровным голосом ответил Фэш, подзывая клокеров.       Лица ребят нужно было видеть: особенно Маара, у которого, казалось, сейчас треснет челюсть.       – Он опять тебе что-то наговорил, да? – мягко перевела внимание Захарра, видя, как огорошены внезапной подменой Фэша друзья.       – Ну так, – мрачно отозвалась Василиса, не желая рассказывать подробности этого унизительного утра, – ничего нового.       Фэш, на удивление, тоже ничего говорить не стал. Ребята непонимающе переглядывались между собой – Фэш уже аж во второй раз сел за один стол с Василисой! Произнес ее имя! Даже не пытается с ней поссориться! Уму не постижимо!       – Э-э, Василиса, – протянул Маар, – когда Елена начнет до тебя докапываться, скажи, что это я придумал.       За нее снова ответил Фэш:       – Не начнет, – пробубнил он, пододвигая к себе десерт Захарры, – с ней уже все улажено.       Ребята снова недоуменно переглянулись. Ник же рядом прекрасно отражал все эмоции Василисы. Вот он ошарашено выкатил глаза, медленно откинулся на спинку стула, и закрыл лицо руками. Ник понимал, как будет реагировать Василиса.       – Извините, ребята, – она поднялась, – потом поболтаем. Мне надо идти.

***

      Елена действительно ничего не сделала Василисе.       Следующие несколько дней прошли относительно спокойно. За исключением того, что Фэш снова сидел с ними за одним столом. Нику возвращение к исходному положению давалось очень тяжело. Вот они снова все вместе, только Фэш с Василисой слова друг другу не сказали, даже не взглянули друг на друга ни разу. Василису переполняло желание отсесть за другой стол, но еще больше не хотелось опускаться до уровня Драгоция и снова всех расстраивать. Мотивацию Фэша она даже не пыталась понять – его и так снова становилось слишком много в ее жизни. И его молчание, его поразительно спокойствие были в сотни раз невыносимее любой ссоры.       Но о мотивации Фэша все-таки пришлось задуматься и всерьез. Как-то зайдя в комнату после тренировки, Василиса обнаружила на столе белый праздничный конверт, на котором каллиграфично выведено два, конечно, знакомых ей имени. Визг восторга не заставил себя ждать… который, в прочем, по щелчку сменился на ошарашенное молчание. Василиса даже не успела вскрыть конверт – взгляд упал на лежавшую по соседству старую книжку в темно-синем переплете с выведенным золотыми буквами названием «Роза ветров. Алан Лайн».       Алан Лайн – невероятный писатель из мира мутантов. Он, к большому удивлению Василисы, не был особо популярен среди своих же – поэтому его книги она находила с трудом и по чуть-чуть. Все, что было его авторства в библиотеке Дома, Василиса уже прочла. «Роза ветров» же была ее маленькой мечтой, но никто из ребят ее так и не прочитал. Кроме одного человека.       Василиса снова схватилась за живот. А потом, от бессилия и невозможности выразить свою злость, затопала ногами, как капризный ребенок. Подхватив книгу, она, не попытавшись успокоиться, не открыв конверт, не переодевшись после тренировки, выскочила из комнаты.       Его не было ни в своей комнате, ни в зале, ни на первом этаже, нигде на улице. Василиса избегала каждый угол, но сдаваться не собиралась. Рыская по двору, Василиса кинул взгляд на крышу и обнаружила невысокий силуэт.       Фэш был один, изрезал шагами периметр крыши. Внезапное появление распаленной Василисы его напугало, но он тут же натянул дебильновато спокойное выражение лица и просто кивнул ей. Василиса вглядывалась в его лицо и не могла понять ни одну его искреннюю эмоцию. «Пускай тогда поймет мои». Она протянула ему книгу:       – Твое?       – Мое.       Василиса продолжала держать книгу перед собой. Фэш, казалось, искренне не понимал, зачем она это делает.       – Что?       – Забери.       – Зачем?       – Она мне не нужна.       – Ты же говорила, что хочешь прочитать, – пожал плечами Фэш, – вот я и принес.       У Василисы, кажется, сейчас пар из ушей пойдет от его простоты. «Ты же хотела – на». Как, оказывается, все может быть легко:       – Где ты ее взял?       – Где-то взял, – снова пожал плечами он.       – Ты знал, что во мне снова может проснуться темная сила? Поэтому ты это делаешь?       Судя по лицу Фэша, слышал он о таком впервые. Спокойный голос Василисы и те слова, что она сказала, выбили его настолько, что Драгоций даже не старался снова казаться равнодушным – он часто задышал и тупо переспросил:       – Что?       – Или ты думал, что я потеряла тогда сознание из-за тебя? – продолжала давить Василиса, чувствуя временное превосходство в разговоре. – Отец на тебя надавил?       – Ты о чем? Подожди, это реально темная сила?       – О чем? – Василиса нервно рассмеялась. – Да о твоем поведении! Тебя после возвращения как будто подменили!       – Дебб сказал, что это темная сила? – игнорировал ее слова Фэш.       – Нет, твой любимый Нортон Огнев! И вообще, – все больше распалялась Василиса, – это полный бред. Я упала в обморок, потому что меня ужасно взбесило твое поведение, а рана очень остро реагирует на стресс, – честно призналась она. – Ты же понял это, да?       – Нет, Василиса, – зло ответил Фэш. История с темной силой была для него настолько же болезненной, насколько была для Василисы, – не понял.       – Тогда что? Почему ты называешь меня по имени? Почему ведешь себя так спокойно? Почему ни с кем не дерешься, не ругаешься, не задеваешь Маара или меня, защищаешь меня перед отцом, Ляхтичем и Еленой? Цветы в лазарете, вот это, – она потрясла книгой перед его носом, – общий стол?       – Потому что ты сама просила, – быстро и тихо ответил Фэш.       Она так и замерла с поднятой в руке книгой. В голове моментально возник диалог, где она долго и подробно объясняла Фэшу, почему она, бывает, его боится. Его вспыльчивость, острословие и драчливость действительно практически исчезли – и легче было поверить в то, что его подменили. Василиса упрямо мотнула головой:       – Ты почти не разговариваешь со мной.       – Я же вижу, как ты злишься, когда я где-то рядом, – хмыкнул Фэш, оглядывая вид с крыши, – поэтому и не давлю.       Василиса и в половину не верила в эту историю. Он снова просто скрывает свои гораздо более корыстные мотивы – как тогда, когда в прошлом пытался ее защищать и, как оказалось, из-за отца.       – А с Маришкой таскаешься, чтобы на меня лишний раз не давить? – бросила она, уже не зная, что сказать. И тут же прикусила язык, побоявшись услышать ответ.       Но Фэш снова просто хмыкнул:       – Резникова – это целый табачный магазин. Из-за всего этого жутко хочется курить, – он аж зажмурился, видимо, борясь с желанием. – Приходилось в обмен на сигареты выслушивать ее болтовню. А она, конечно, как всегда себе что-то надумала.       Он даже не подозревал, сколько, как всегда, себе что-то надумала и Василиса.       – Чего ты хочешь?       – А разве не понятно? Чтобы ты стала моей девушкой.       

***

      Василиса топталась у двери кабинета отца все размышляя, правильное ли она приняла решение. Настала самая не любимая часть плана Лиссы. Но пока стратегия не давала осечек, надо было следовать.       Сухое «войдите» уже не стопорило Василису – сегодняшний день настолько безумный, что следующий ее поступок даже казался довольно нормальным.       – Привет, – поздоровалась она со спиной отца, который рылся в ящиках.       – Привет, что-то хотела? – бросил он, не отрываясь от дела. Он был взвинчен и, судя по быстрым и беспорядочным открытием и закрытием ящиков, что-то потерял.       – Да, но я не вовремя, кажется.       Отец отмахнулся от ее слов, еще постоял у шкафов и все-таки сел в кресло:       – Присаживайся.       – Точно не отвлекаю?       – Нет, – уже раздраженно бросил он.       – Что потерял? – не сдержалась Василиса, все топчась на месте.       – Ничего, что не могло бы подождать. Так и будешь стоять у двери?       Почему-то Василисе польстило, что отец готов был отложить дела ради ее просьбы. Раньше она такого за ним никогда не наблюдала – хотя, может, опять она себе все надумала, пытаясь следовать плану.       – Да, садиться нет смысла. Я хотела бы прогуляться, – пояснила она на недопонимающий взгляд отца. – Но за пределами поместья. Не одна, с тобой. Тут просто все… приелось.       Отец больше не задавал вопросов. Его выражение лица как всегда было равнодушно-отстраненным, а взглядом он все так же исполосовывал свои ящики, поэтому Василиса не могла понять, в каком внутреннем конфликте он находится: как тактичнее отказать Василисе или в какой момент вернуться к поискам.       Прошло примерно пол вечности, прежде, чем отец ответил так же не глядя на нее:       – Пойдем.       Василиса не могла вспомнить, когда ей последний раз было так же неловко и некомфортно, как сейчас. В ней так и не появилось желания снова стать ближе к отцу – какая-то часть души никогда бы не хотела его прощать, хотя мозг уже давно все осознал.       Поэтому это решение она приняла головой – тихо идти рядом с отцом. Нервы туго натянулись, пока Василиса перешагивала незримую границу Дома и леса. Отец это почувствовал, и, она поклялась бы – на секунду он выглядел виноватым. Василиса не могла бороться со злостью и жалостью к нему одновременно, поэтому, стиснув зубы, смело зашагала вперед.       Это тоже было частью плана. В отличие от того, что буквально час назад сказал ей Фэш. Сейчас это воспоминание казалось нереальным – как сцена из фильма. Спокойный и сдержанный Драгоций – абсолютно другая Василиса, лучи солнца, скользящие по корешку книги, которую Фэш так и не забрал себе.       Отец молчал, Василиса тоже. Сейчас он был похож на стражника, который охраняет границу – молчаливый и непоколебимый, пока она рядом с ним жадно вдыхала древесный воздух и не сводила взгляда ни с одной мимо пробежавшей зверюшки. Отец наверняка знал, куда они идут, Василиса же старалась впитывать каждый кусочек другого, вынужденно доверившись ему.       Так в полном молчании они преодолели некороткий путь по той части леса, в которой Василиса еще никогда не была. Она даже позабыла о присутствии отца, погруженная в свои ощущения, пока они, наконец, не вышли на крошечную поляну с озером.       Василиса, как завороженная, наблюдала за простой, но сказочной красотой: вот две птички кружатся у высокой ели, под ней пробегает темный зайчик, как пятнышко проскакивает по цветам, растущим вокруг озера. Само озеро – крошечное, но такое чистое, что лучи золотого часа сверкали в нем в три раза ярче. И воздух здесь был другой – влажный, цветочный и хвойный одновременно.       Так она и впечаталась в отца. Короткое «ой», видимо, послужило знаком – с Василисой можно разговаривать.       – По этой же причине ты что-то искала в ящиках Елены сегодня?       Голос отца прозвучал звонко в хрупкой тишине. Василиса подошла ближе к воде – она увидела каменное дно и пару мальков.       – По какой – по этой же?       – «Приелось».       Василиса присела на корточки и опустила руку в воду, пугая мальков. Колюще ледяная вода блестела в пальцах. Василиса четко слышала каждый шаг отца, и этот монотонный звук в купе с атмосферой вокруг действовали как успокоительное.       – Да.       Отец близко к воде спускаться не стал – только присел на огромный валун в паре метров от Василисы. Они снова молчали. Василиса – потому что ожидала нагоняй, Нортон-старший – потому что не знал, какие слова нужны здесь.       Василиса тоже не поняла, какие слова нужны были тогда, на крыше. У нее получилось только «ты с ума сошел?». Так она и стояла с этой несчастной книжкой, пытаясь понять, хотела ли она вообще услышать те слова. Поэтому и ушла в лес сейчас – находиться в непонимании становилось все тяжелее.       Фэш же считал ее непонимание – и ушел он с той крыши первым, так ничего и не ответив.       Василиса подумала, что, может, отец бы тоже хотел уйти. От непонимания между ними, от матери, Лиссы, вечно ссорящихся детей. Может, тут ему тоже было проще дышать? Василиса украдкой взглянула на него – он разглядывал солнечные блики на воде и монотонно отрывал лепестки ромашки, покручивая в руке. Сейчас он – спокойный, умиротворенный, словно застывший во времени. Возможно, это все золотые лучи, скользящие по ним, возможно – замыленный непониманием взгляд Василисы.       – Отец, – вдруг обратилась к нему она. – Я могу задать тебе вопрос?       Тот словно позабыл о существовании Василисы. Он глянул на нее удивленно, выбросил ромашку, сорвал новую, кивнул.       – Какое твое самое любимое место на свете?       Вопрос пришел откуда-то из глубины. Она так редко видела отца… словно оттаявшим – без раздражения и привычной маски. Наверное, мало было мест на планете, где он бы смог почувствовать себя спокойно. Как и Василиса.       Отец коротко улыбнулся:       – Это.       Василиса снова взглянула на огромную ель у озера, рассмотрела густые пучки травы, каменистое дно и огромные валуны, которые словно кто-то рассыпал по дороге к воде…       – Раньше на месте Дома, – отвечал он на немой вопрос Василисы, – у твоей бабушки была обычная загородная дача, где я проводил лета. – Мы часто бегали сюда с друзьями.       Василиса силой проглотила вопрос про друзей. По лицу отца не было понятно, говорит ли он правду, но почему-то Василиса была уверена, что ее мать тоже любила это место.       – Как здесь все было раньше?       – Не поверишь, но точно так же. Разве что озеро было мельче, и цветы росли буйно. А так словно даже птицы те же щебечут.       Василиса жалела, что под рукой у нее не было фотоаппарата. Лицо отца, затуманенное дымкой воспоминаний, его расслабленная поза, крошечная рыжая белочка, пробежавшая между ними – кадр из фильма. Из грустного, но красивого фильма. Настолько, что не хотелось снимать с паузы.       – А твое?       – Пока не поняла. Наверное, двор поместья – где стволы деревьев еще так переплетаются… Или зал по гимнастике. Подоконник в моей комнате. Не знаю.       Отец медленно поднялся и подошел к воде. Подхватив с земли камень, он метко пустил его по воде – Василиса насчитала ровно четыре блинчика.       – Кое-что тебе покажу.       Он подал ей руку – Василиса взглянула на его длинные тонкие пальцы, как у пианиста, и немного обиделась на генетическую лотерею. Поразительно, как сильно они не похоже внешне.       Она протянула свою руку, ойкая из-за затекших коленей. Отец провел ее чуть-чуть подальше в лес, к высокой иве. Он подлез под ветками к стволу, Василиса двинулась следом – у основания одной из нижних веток они увидели толстую выцветшую ленточку, перевязанную, кажется, на несколько узлов. Отец затянул ее еще сильнее:       – Когда-то я повязал здесь ленту и загадал желание.       – Ого. Это какая-то примета?       – Нет. Просто захотелось.       Они тихо рассмеялись, и Василиса все же рискнула спросить:       – Сбылось?       Отец обмотал концы ленты снова и, на ее удивление, ответил:       – Периодически сбывается. Хочешь тоже загадать?       У Василисы уже кружилась голова от нового для нее настроения отца. Суеверие или просто воспоминания? Или шаг к сближению с дочкой?       – У меня нет ленточки.       Отец был готов к этому вопросу и протянул ей из кармана длинный моток темно-синей ленты.       – Все нужное носишь с собой? – снова не удержалась Василиса. Отец ответил коротким хмыком, отдал ей ленту и немного отошел, давая Василисе личного пространства для такого сокровенного момента. Ей пришлось очень долго думать, прежде чем получилось выбрать что-то одно. Прокрутив желание в голове несколько раз, Василиса завязала на несколько узлов свою синюю ленту рядом с лентой отца, когда-то ярко-зеленой. Ей думалось, что их желания были похожи.

***

      На этом безумство дня не кончилось. Когда Василиса с отцом возвращались с прогулки, они наткнулись на Мортинову, у которой, кажется, от шока развалилась пополам челюсть. Она подбежала к Нортону-старшему, видимо, по срочному вопросу. Правда, Василиса не знала, что для каких-то срочных дел у нее тоже есть обворожительные обтягивающие платья. Стоило той завидеть Василису, она, уже было что-то сказав, захлопнула рот, да так и стояла, как рыба. Но больше всего Василису порадовала хитрая улыбка отца – видимо, его тоже забавляла такая реакция Мортиновой. Короткую неловкую идиллию Огневых нарушила из неоткуда взявшаяся бабушка. Они обменялись с Еленой пренебрежительными взглядами:       – Отец проводит время с дочерью, – вздохнула бабушка, – ну разве не прекрасно, Елена?       – Обворожительно, – проскрежетала она, – самое время, учитывая нынешнее положение, – она отдернула полы темно-синего платья и недовольно вздернула нос. – Ваш сын, наверное, забыл, что уже как десять минут идет важный военный совет.       Отец опешил от такой наглости:       – Разве может идти военный совет без его главы? Или вы, Елена, решили взять на себя эту обязанность в мое часовое отсутствие?       Одновременно расцвела улыбка на лице Нерейвы и угасла на лице Елены. Последняя виновато опустила голову:       – Прости, Нортон. Совет не любит ждать.       Василиса в который раз поразилась щенячей преданности Елены отцу. Он мог осадить ее одним взглядом, и даже если она была права, то готова была извиняться за свою правоту. Интересно, а отец вообще осознавал свою безупречную власть над этой женщиной? На секунду Василисе стало жаль Елену. В прочем, жалость к ней никогда не длится долго.       – Матушка, а ты зачем?       – За тем же, – хмыкнула бабушка, – но извиняться не буду. И мне надо перекинуться парой слов с внучкой.       Отец и Елена двинулись к Дому. Василиса не могла отвести взгляд от поникшей Мортиновой и твердой походки отца.       – Бедняжка, так расстроена. Все не может смериться, что ты его дочь, – наигранно печально вздохнула бабушка.       – Неужели она так ненавидит меня из-за мамы?       – Отчасти да. К тому же, ей столько лет приходилось делить его внимание с еще тремя детьми, что появление четвертого стало для нее настоящим ударом.       – Погоди, а насколько давно Елена знает отца?       Бабушка изумленно уставилась на Василису:       – А ты разве не знаешь? Она воспитывала тройняшек.       – Что?!       – Да-а… И как я это допустила…       Василиса больше не могла уловить ухмылку в ее глазах. И больше не хотела копаться в сожалениях ее семьи.       – Ты что-то хотела? – спросила она.       Бабушка, конечно, уловила это настроение. Проглотив грустную улыбку, Нерейва сообщила ей, наверное, самую прекрасную новость во всем мире:       – Твой закадычный друг завтра ждет тебя в гости.

***

      Василиса не могла ни есть, ни спать, ни пить, ни нормально сообщить друзьям, в чем причина такого состояния. Даже Фэш, удивленно поглядывающий за Василисой на уроке, не тревожил ее. Ждать стало совсем невозможно, когда она, отпросившись с индивидуальных занятий, ехала на переднем сиденье автомобиля, пытаясь отвлечься на вождение бабушки.       – Слышала, что вождение машины отражает характер человека?       – Да что ты, – хмыкнула бабушка, не отвлекаясь от дороги.       – Ты очень аккуратная и расчетливая, – улыбнулась Василиса. – Ты даже по навигатору не едешь, маршрут заранее выучила.       – А то ты не знала, что я аккуратная и расчетливая.       – Не настолько, – хмыкнула Василиса.       Бабушка филигранно дала ей затрещину на светофоре.       – Научишь меня водить? – смеялась Василиса.       – Попроси Миракла, он больше всех любит учить.       – Ну не-ет, мне хватает его учений вне машины. Я с ума сойду.       – Я тебя учить тоже с ума сойду.       – Бабушка!       Она рассмеялась, довольная тем, что Василиса не может дать ей ответную затрещину.       – Научу-научу, куда ж я денусь, – все-таки ответила она, паркуясь у старого дома Василисы.       – Не буду тебя вынуждать, – дрожащим голосом ответила Василиса, уже не в силах отвлечься от будоражащих ее воспоминаний.       Бабушка терпеливо ожидала, пока Василиса соберется с духом, чтобы наконец выйти из машины. Мысли тикали в голове в такт счетчику на приборной панели. Тик – он не ждет меня, так – я здесь чужая, тик – я не смогу расстаться с ним снова, так…       – Вспомни, как ты этого ждала, – устала ждать бабушка. – И соберись. Вряд ли Алексей обрадуется твоему нервному тику.       Василиса улыбнулась – даже в своей дерзости бабушка была так же аккуратна и расчетлива. Говорила только то, что нужно было услышать. Она открыла дверь машины, вылезла, захватив сумку с подарками на все пропущенные дни рождения Лешки.       – Спасибо, – шепнула она бабушке.       – Должна будешь.       Бабушка должна была уехать по делам ровно на четыре часа. Дольше Василисе находиться здесь было бы опасно. Она сжала телефон в руке, который ей дал отец на экстренный случай всего с двумя номерами.       Василисин подъезд был соседним с лешиным, но он не врезался к ней в память так, как пошарпанная дверь с кучей старых объявлений и смазанной баллончиком надписью «собственность Рознева», которую они десятилетние со смехом выводили, чтобы позлить его старую ворчливую соседку.       Василиса с ужасом поняла, что не может вспомнить номер его квартиры. И своей тоже. Она быстро оглянулась на подъезд, где росла и снова с ужасом осознала, что это место давно уже не ее дом. Марта Михайловна уехала за границу, как только Василису забрал отец, да и самому Лешке там делать тоже было нечего. Она досконально помнила каждые их догонялки на лестнице, каждый скол на двери соседей, но две цифры квартиры друга исчезли из памяти, будто их там и не было. Зато был Лешка… чья вихрастая голова выглянула прямо из-за тяжелой железной двери, встречая подругу неизменной широкой улыбкой.       – Опять забыла номер квартиры?       И Василиса, не выдерживая больше ни секунды этого длинного дня, кинулась к нему на шею, громко смеясь и пытаясь сдержать слезы самого настоящего счастья.

***

      Бабушка взяла с нее три клятвы – не распространяться о способностях, не говорить об Астрагоре, и ни слова не уронить о войне. Все это могло подвергнуть Лешку повторной опасности – ведь любые стертые воспоминания хрупки и способны вернуться при наличии триггеров. Эх, как бы хотелось рассказать ему о своих вернувшихся воспоминаний с Фэшем… только ему она бы смогла доверить такие сокровенные вещи. Но вместо этого слушала о годе его обучения в интернате, пытаясь засунуть подальше тот факт, что все его слова – ложь Астрагора.       Они, как делали все эти годы, расползлись на его огромном диване, обложившись чипсами, попкорном и газировками. Леша тряс перед нею сборниками подготовки к ЕГЭ, все причитая о том, что спортсмену не сдались ни русский, ни биология, ни уж тем более математика. Василиса смеялась, кидалась в него этими же сборниками, уверенная в том, что так получится впечатать все задания ему в голову. Недовольный ее недостаточным возмущением, Леша тряс подругу за плечи, призывая восстать злости на несправедливую систему образования.       – Ты что там, в своей закрытой школе отца, ЕГЭ сдавать не будешь?       – Буду, – пикнула Василиса, вспоминая ворох лжи, которую они наспех придумали с Ником, – математику и физику для экономического.       – И что же ты не жалуешься?       – Знаю, что все сдам!       Лешка засунул ей попкорн за шиворот, Василиса хлопнула его подушкой по лицу и больше ни разу за вечер не вспомнила, что принадлежит к другому миру. Лишь украдкой любовалась повзрослевшими чертами Лешки, его высоким ростом и широкими плечами. С годами он все больше становился похож на настоящего спортсмена, и наверняка в вузе он будет пользоваться популярностью у девочек. Такие разговоры между двумя близкими друзьями, которые не собирались вечность, тоже не заставили себя ждать.       – Эх, Леша, – вздохнула она, разливая, кажется, сотую бутылки газировки по стаканчикам, – вот волосы нормальные отрастишь и станешь настоящим красавчиком.       – Я и так красавчик, – напыжился он.       – Да не заливай, – вытащила она из головы любимую фразу Маара.       – Слушай, эти девчонки…       – Так-так.       – В общем, э-э, отношения не для меня, – он задумчиво почесал голову – делал он так каждый раз, когда что-то не договаривал.       – И кто же разбил тебе сердце?       – Никто.       – Леша.       – Ты будешь злиться, – быстро сдался он.       – Ну ты же не с Ингой встречался.       Он густо покраснел, когда округлились от шока и ужаса глаза подруги. Леша предусмотрительно встал и спрятался за спинкой дивана, зная наперед реакцию Василисы:       – Да как же так! – предсказуемо взорвалась она. – Она же коза! Как ты мог вообще!       – А я говорил!       – Да ты все говоришь-говоришь, а думать надо было! – впрочем, Василиса быстро остыла. Инга, несмотря на всю свою премерзость, была симпатичной и довольно популярной девочкой в школе, да и к тому же старше Лешки на пару лет. А когда старшеклассница начинает с тобой встречаться – пожизненное уважение и восхищение всей школы тебе обеспечено. – А как так получилось вообще? Она же выпустилась.       – Да она тут учится, в колледже, – промямлил он, не веря внезапному наплыву спокойствия на подругу, – я когда вернулся, она что-то виться около меня стала, все спрашивала про тебя, думала, прощу ее за ту ситуацию…       – Простил же.       – Ну, Василиса! Я сам в шоке! Но она, похоже, правда изменилась. Такой серьезной стала, в хорошем заведении учится, ни на кого не кидается. Просила даже тебе по возможности свои извинения передать, вот.       Василиса теперь только делала вид, что злилась. Спустя столько лет обижаться на старую завистницу, переигравшую в козни, было бы глупо. Все-таки Инга никогда не была такой жестокой, как хотела бы показаться. И после той ситуации с Беном, когда вся школа тыкала в Василису пальцем, злости у Инги поубавилось в разы. Да и не лешкина эта забота.       – А почему расстались?       Лешка покраснел еще сильнее:       – Ну она… э-э… слишком… торопила события, – и заел смущение чипсами с крабом.       Леша довольно долго смирял хохотавшую Василису злющим взглядом:       – Кольцо тебе притащила и свадебное платье выбирала?       – Практически! Вся эта ее… сладость… Не отлипала от меня даже при родителях, прикол? О будущем говорила постоянно, а мы встречались всего ничего. Вот, хочу жить там-то, в таком-то доме, со столькими детьми…       Новая порция злющего взгляда из-за новой порции неудержимого хохота не заставили себя ждать:       – Ну ты бы как поступила на моем месте? Хорош хохохать, лопнешь!       «Рассорилась почти сразу после признания в любви».       – Да так же, – вздохнула Василиса, – ну у тебя уже новая есть, сто процентов.       – Ты мне зубы не заговаривай, у самой то что? Нашла какого-нибудь парнишку в школе отца? Ой, врунишка, – покачал головой Лешка, когда Василиса отмахнулась от его слов, – Миша рассказывал, как видел тебя с каким-то красавчиком ночью в парке.       – Вот же… Миша.       – У тебя что! – охнул Леша. – Секреты от лучшего друга?       Василиса не смогла устоять перед таким напором и очень обтекаемо рассказала про ситуацию с Фэшем.       – Так, погоди. Он богатый?       – Э-э, да.       – Тогда встречайся с ним.       – Леша!       – Ну что! Денег мало не бывает, – пожал плечами он.       – А вот терпения как раз таки мало.       – Да я полностью на твоей стороне, – замахал руками Лешка, – но этот… как там его? Флэш? Походу немного повернулся на тебе. Вон как по струнке ходить стал, только ты слово ему сказала. У него много друзей?       – Достаточно.       – А как с родителями?       – Их нет.       – У… тогда все понятно. Такие очень сильно привязываются к людям. Вот как Инга, у нее же тоже никого нет считай. Не повезло им. У нас с тобой избегающий тип привязанности.       – Это Инга тебя таким словам научила?       На этот раз ей за шиворот засунули чипсы. Они еще с полчаса, ворча друг на друга, выковыривали крошки с ее футболки.       Фэш, к ее счастью, снова стал им быстро неинтересен. Они рассказывали друг другу о своих новых друзьях, потом дали обещания, что никакие ребята не станут их новыми лучшими друзьями. Василиса обещала писать Леше каждую неделю, Леша такого воодушевления не разделил, все сетуя, почему им запрещают иметь телефоны. Василиса от его причитаний устала и быстро достала все подарки, чтобы отвлечь легко распаляющегося друга.       Она должна была ему два днерожденческих подарка, и третий – на восемнадцатилетие, решила подарить заранее. Василиса гордо вручила ему коллекционный футбольный мяч, хороший спортивный костюм для выступлений и машину на радиоуправлении, по которой он хныкал все детство. Следующие полчаса они развлекались тем, что сбивали его старые пластиковые кегли и тестировали машинку на крутость поворотов. Василиса похвасталась, что бабушка научит ее водить машину, на что Леша показал ей совсем новенькие сверкающие водительские права. Потом уговорил Василису подарить ему настоящую машину на двадцатилетие – был уверен, что на экономическом Василиса быстро разбогатеет.       Вернулись родители Леши с работы, и Василисе снова пришлось много врать о своей жизни. В прочем, эти неприятности быстро скрасились радостью от встречи с людьми, которые заменяли ей семью. Они вместе ужинали, вспоминали совместные праздники и втроем дразнили Лешку, воскрешая в памяти его детские проступки. Его Мама, тетя Света, все не могла насмотреться на Василису, говоря, какой умницей и красавицей она выросла. Василиса смущенно улыбалась, отвечая, что рядом у нее был прекрасный пример, и готова была отдать любой флер любому Астрагору, лишь бы этот теплый вечер не раз еще повторился.       Но время быстро утекло. На часах – 19:55, всего через пять минут Василиса должна была выйти во двор, сесть в машину к бабушке и уехать в Дом сложных отношений и недопониманий, в полную противоположность тому, что царило в этой небольшой родной квартире. Лешка вызвался проводить Василису до самой автомобильной двери и сейчас, собирая все свои подарки вместе, все смущенно извинялся, что не подготовил для Василисы такого же.       – Ну ты и Алеша, – смеялась Василиса, – самый лучший подарок – это кока-кола, лейс с крабом и карамельный попкорн.       – Да-да-да, рассказывай мне, девочка, у которой часы на руке дороже всего магазина, где я это купил.       Василиса без обиняков протянула ему эти самые часы, не имея желания делить деньги отца. Лешка направил машинку прямо ей в ноги, сетуя, что дарить часы это, вообще-то, к расставанию. И плевать ему было, что расставание наступит и без этого.       – Но вообще, у меня есть для тебя подарок, – Лешка протянул ей маленькую коробочку, но тут же одернул руку. – Не-а, я отдам, когда мы уже выйдем. А то там такое – расплачешься, а успокаивать я тебя не хочу.       Леша, как всегда, не соврал. Василиса быстро попрощалась с его родителями, не желая плакать уже сейчас. Она все внушала себе мысль, что обязана сделать все, чтобы повторить этот вечер. На Лешу грустные мысли не наползли даже когда они стояли около машины, из которой выжидающе наблюдала бабушка.       – Ну, подруга дней моих суровых, до встречи.       – Эй-эй, сначала подарок!       – Ай, какая ты стала меркантильная.       – Сказал мне человек, который выторговал у меня настоящую машину.       Василиса не видела, но чувствовала, как из-за лобового стекла смеется бабушка. Леша, очевидно, растягивая прощание, медленно открыл коробочку. Внутри Василиса увидела два темных браслета с рядом квадратиков и задумчиво покрутила их в руке.       – А что это на них?       – Ну балда, это азбука Морзе, – Леша сначала заставил Василису повязать браслет на его руке, потом сам завязал на василисиной, – это значит «я рядом». Когда будешь скучать по мне, просто потрогай браслет. Видишь, вот это значит «я», а это «рядом»…       – Боюсь, что тогда я его никогда не отпущу.       У Лешки закончился запас шуток. Он крепко обнял подругу, которая даже не старалась скрыть своих слез. Она обнимала его, вдыхая запах дома, детства и обычной жизни. Их совместных посиделок, походов в гости, занятий спортом, подтруниванием над одноклассниками, прогулок по паркам, катаний на аттракционах, совместных праздников и тех слов, которых бы они никогда друг друга не сказали, но всегда знали. Они оба старались растянуть момент до вечности, но бабушка нетерпеливо нажимала на середину руля, и друзья были вынуждены отстраниться и посмотреть друг другу в слезящиеся глаза:       – Ты же приедешь еще? – вопрошал Лешка, придерживая ее за плечи.       – Конечно, приеду! Только мне нужно сделать одно дело.       – Какое?       – Отпраздновать свадьбу, – мягко улыбнулась Василиса.       Лешка, наконец, отпустил ее. Из машины Василиса махала ему еще долго, даже когда бабушка выехала из двора, и когда Леша уже не мог увидеть ее не высыхающих глаз.