Белый Капюшон, или Проклятие Кадма

С тех пор как Гарри забрал у Кричера медальон, по ночам его мучали кошмары, которые на утро он не помнил, а сила едва заметно утекала. Люмос он колдовал без проблем, а вот Акцио уже давалось тяжелее. После пары дней постоянного контакта с тёмным артефактом Гарри нашёл его влияние схожим с последствиями общения с дневником Тома Риддла. Что вполне логично. У домового эльфа, постепенно восстанавливающегося после многолетнего взаимодействия с медальоном, будто открылось второе дыхание. Он втрое активнее противостоял разграблению родового гнезда Блэков — чему весьма потакал Гарри, полностью перебравшийся в бывшую комнату Регулуса под предлогом того, что хотел немного уединения, а Рон, конечно, не возражал, пусть и завидовал её размерам, — и смотрел на спасшего его юного мастера с такой фанатичной преданностью, что Гарри передёргивало. Заботливый Кричер оказался не менее сумасшедшим, чем Добби, эдаким злобным двойником. Гарри медленно привыкал к его манере оскорблять всех и скрытым в ворчании советам. Он даже предоставил Гарри информацию о предполагаемом происхождении медальона. Во-первых, якобы именно такое украшение висело на груди Салазара Слизерина на пике славы, изображалось на портретах и передавалось в его линии младшим детям. Во-вторых, тёмным артефактом медальон стал намного позже — лишь в последние лет пятьдесят. Это удалось выяснить с помощью гадкой, тошнотворно кровожадной книги по некромантии. То, что создал Волдеморт, носило название «филактерия». Филактерия была неподвластна времени и хранила в себе душу или осколок души создавшего её тёмного мага, что навсегда, до уничтожения вместилища, привязывало его к смертному плану. Гарри морщился и читал о способах создания подобных артефактов. Они требовали жертвоприношений живых существ, в худшем случае — человеческих убийств. Гарри не сомневался, что Волдеморт осмелился бы совершить любое зверство ради достижения бессмертия. Проверить гипотезу было несложно, но пришлось ждать новой луны. Ритуал выявления осколков проводился в естественной темноте, сопровождался коротким заклинанием на латыни, которое Гарри сумел выучить с помощью Кричера за три дня, и убийством новой жизни. К сожалению, он был очень тёмным, как и всё, содержащееся в «Апокрифе Лича». — Кричер, — позвал Гарри. Эльф протянул ему недавно вылупившегося цыплёнка, уже не очень скользкого, но по-прежнему с прощупывающейся через пух кожицей. — Прости, — искренне прошептал Гарри — и свернул бедняге шею. Как только он прочитал заклинание, медальон окружила бледно-голубая дымка. Цвет души Волдеморта, холодный, колючий, невыносимо одинокий. — Работает! — Юный м-мастер… — Огромные глаза Кричера стали похожи на блюдца, так он их выпучил. — Что такое? Что?.. Гарри опустил глаза на собственные руки и ноги и в шоке замер. Вокруг него тоже стелился голубоватый туман, он был на несколько тонов светлее. Словно целую вечность спустя полупрозрачный усик отделился от области в районе его груди и направился к медальону. Дымка вокруг артефакта, казалось, приветливо всколыхнулась, а затем потянулась тонкой ниточкой в ответ. От их соприкосновения Гарри прошило странным, неопределённым чувством. Он испытал… единение? Это походило на обретение семьи, в груди зародилось нечто глубокое и будоражащее. Дрожащей рукой Гарри дотронулся до медальона и ощутил не только привычный отзвук сердцебиения, но и источаемый им жар и даже какие-то примитивные эмоции. Трепет. Счастье. Любопытство. Они сменяли друг друга, в итоге практически заглохнув, оставив лишь эхо. Дымка вокруг артефакта начала рассеиваться. Гарри осторожно положил медальон в центр ладони и, наклонившись, коснулся его лбом. Почему-то это странное действие казалось самым правильным в ту секунду. «Пусто. Грустно. Спаси. Спаси. Душа. Страдаю. Пожалуйста. Устал. Голоден. Хоркрукс. Безумие. Много. Много. Собери. Верни. Ты. Добрый. Спаси…» — набор разрозненных слов хлынул в голову Гарри бесконечным потоком. Осколок называл себя «хоркрукс» — термин был незнакомый, но Гарри на всякий случай запомнил — и мечтал возвратиться к Волдеморту, где бы тот ни был. Он поведал о двух других вместилищах — перстне неких Гонтов и чаше Хаффлпафф — и одном предполагаемом — диадеме Рейвенкло. Однако медальон помнил лишь местоположение кольца, остальное происходило после его создания. Гарри вернул затихший и всё ещё нагретый артефакт на шею и спрятал под одежду. Никто не должен был его видеть, тем более теперь. Первоначальный план Гарри не включал в себя филактерий и их непонятных просьб. Он просто хотел по возвращении в Хогвартс спрятать медальон в Тайной комнате, чтобы шантажировать Волдеморта или предложить ему обмен, если кто-то из близких Гарри окажется в опасности. Хоркрукс по-прежнему можно было использовать в качестве разменной монеты, однако стоил он в действительности очень и очень много. Тёмный Лорд отдал бы не одну чужую жизнь за этот осколок собственной души, ведь он уже потерял дневник. Сотни вопросов крутились на уме у Гарри, и самые главные — как он стал филактерией и что с этим, чёрт возьми, делать? — он откладывал подальше. Исполнить ли просьбу медальона? Сколько всего филактерий создал Волдеморт? Есть ли способ их «вернуть»? Безвозвратно ли уничтожен дневник? Как эта информация повлияет на ход войны? Книга по некромантии помогла ответить на часть вопросов. В частности, убедила Гарри в решении ни с кем не делиться новыми познаниями. Уничтожение Волдеморта без предварительного разрушения всех вместилищ осколков его души было невозможно и подразумевало смерть самого Гарри. Догадывался ли Дамблдор?.. Безумие, о котором упоминал медальон, стало результатом многочисленного расщепления души. Самый добрый и милый волшебник превратился бы в тирана после подобного, Том Риддл этими качествами вряд ли обладал, если поведение дневника считать показательным. Гарри стало немного жаль Волдеморта. Не из-за цены столь тёмной магии, а потому, что некому было удержать его от совершения ошибок, некому было преодолеть его страх смерти. Последние дни до школы Гарри провёл в составлении исправленного плана, включающего его выживание. Самопожертвование он отмёл как самую крайнюю меру. Разделить филактерии на неповреждённый сосуд и осколок души было возможно, но очень-очень сложно. Почти нереализуемо. Однако Гарри не слышал слова нет, когда ставил перед собой цель. Ему просто нужно было убедить Волдеморта раскаяться, чтобы воссоединиться с осколками. Всего-то.

+++

Сентябрь

Целый месяц ушёл на возвращение в строй. Зрение оказалось утеряно полностью, единственным способом вернуть возможность видеть была замена тела, что с нынешней неокрепшей душой Волдеморта было нежелательно ближайшие лет десять-пятнадцать — иначе бы и возрождение не заняло столько времени. Первые две недели лицо Волдеморта представляло собой одну сплошную открытую рану, его веки, скулы и нос частично подверглись какому-то кислотному проклятию, вступившего в реакцию с обжигающим сглазом. Иными словами, его голова превратилась в спичку. Жар и яд просто растворили глазные яблоки: они вытекли, оставив глубокие пустые скелетные глазницы. Обоняние тоже пострадало, но не так радикально и перманентно. Восстановление мышц и кожного покрова было болезненным. Пришлось заручиться поддержкой домового эльфа, чтобы притащить в тайное убежище Снейпа и не раскрыть ему своего состояния сразу. После провальной операции Волдеморт окончательно разуверился в своём шпионе. Кроме Нотта и Малфоя, только пятеро знали о готовящейся вылазке. Даже новобранцам сообщили за час до выхода — и имени цели им не сказали. Оставались Кэрроу, тупые как пробки фанатики, Снейп, снабжавший молодняк зельями, и Гектор Эйвери, отвечавший за физическую подготовку. Первые отметались — они никогда бы не променяли вседозволенность на поощрение света. Эйвери, пожелай он выступить против Тёмного Лорда, играл бы честно — они знали друг друга со школьной скамьи, и это что-то да значило. Нотт и Малфой волновались за чад, их контролировал страх, о глубине которого совсем недавно размышлял Волдеморт. Они бы не стали рисковать без гарантии. Значит… Снейп. К сожалению, мерзавец был ему ещё нужен, другого опытного мастера зелий в распоряжении Тёмного Лорда не водилось. О плачевном состоянии Волдеморта мгновенно были извещены только двое: Мезон, старый домовик, и Нагини. Огромных усилий стоило отгородиться от мальчишки Поттера, чья пустая голова работала как радиомаяк. Было недопустимо, чтобы Орден Феникса узнал. После первых семи дней под присмотром Мезона Волдеморт достаточно окреп, чтобы разговаривать и накладывать сильные заклятия. Эльф притащил Снейпа в сознании, но тщательно связанным. Волдеморта, с немалым трудом устроившегося в кресле прямо, это бы знатно повеселило, увидь он спелёнатого зельевара. Взяв за основу возможность змей чувствовать малейшие различия в температуре, Тёмный Лорд сумел пройти ритуал для определения местоположения теплокровных существ в комнате. Способности были ещё неотточенными, и проверять их пришлось на домовике, тем не менее, Волдеморт не мог больше ждать. Риск себя оправдал: он понимал, где и в каком положении находился Снейп. Взяв со скованного путами зельевара клятву не разглашать ничего, чему тот станет свидетелем, и не причинять намеренного вреда, Волдеморт приказал заняться его немедленным лечением.