Клод де Витре сожалеет

Мадемуазель де Ноай? Это кто такая? А, так вы о мадам Бонтан меня спрашиваете. Аппетитная была дамочка, если понимаете, о чем я. Да не смотрите так сурово, ну же. Ладная, кровь с молоком. С формами, не то что Лиззи. Лиззи — это моя покойница — жена. Вот у неё не за что было подержаться, одна плоскость вместо фигуры. Правда, худшим было не это, а ее жуткая скаредность и любопытство. Везде ей хотелось сунуть свой нос. Где деньги, Клод? Ты снова играл, Клод? Её-то какое дело! Ещё и смотрела на меня как лошадь на препятствие, того и гляди начнет брать барьер и, оступившись, придавит своим весом. Правда, Лиззи худющая была, что собачий мосол. Вот мадам Бонтан ей не чета. Пышная дама, в теле. Еще и декольте любила глубокие, начнёшь с ней беседовать, а глаза так и норовят опуститься на грудь, уж больно та выступала из корсажа. И это ещё во времена, когда мамзель замуж не ходила, могу представить, в какое великолепие всё превратилось после родов… Ну что вы с кислой миной на меня глядите? Я себе лишнего никогда не позволял. Не смотрите на мой перелицованный камзол и обтрёпанные манжеты, не судите о книге по обложке. Я уважал мадам Бонтан, и было за что. Она одним взглядом могла поставить на место. Знаете, есть жеманницы, что твердят «помилуйте, месье», а сами так и жмутся к тебе грудью? Вот мадам была не из таких. Нас с ней сугубо деловые отношения связывали. Она мне ставила задачу, а я, значит, выполнял ее поручения. Какие — вам знать ни к чему. Намекну только: муж мадам сетью шпионов при дворе распоряжался, о чём ей было прекрасно известно. Вот и думайте теперь. Да, красивая мамзель, что и говорить. Зовет, бывало, в час ночи. Встаешь, ни черта спросонья не соображаешь и являешься к ней, в чем бог дал, часто и в туфлях на босу ногу, недосуг чулки натягивать, так она даже бровью не вела. Клод, говорит, для вас есть срочное дело. Ну а я что, мне много обьяснять не надо было. Срочное так срочное. Плеснёшь себе холодной воды в лицо, промочишь горло и — вперёд, в королевские огороды. Или еще куда, пару раз перед рассветом и в Бастилию мотаться случалось. Велико удовольствие — среди будущих покойников шастать. Правда, по оплате мадам никогда не обижала, щедро вознаграждала за труды. И так это у нее изящно выходило. Возьмите, говорит, Клод, за вашу службу Франции и государю. И раз — протягивает мешочек, он даже и не звенел никогда, до того туго набит был. Хорошенькая мамзель, чего уж там говорить. Мужа своего любила до беспамятства. Я порой завидовал, если б Лиззи на меня хоть раз так глянула, как мадам Бонтан на своего супруга, глядишь, и моя жизнь по-другому бы сложилась. Не то, чтоб я с ума по Лиззи сходил, разве что поначалу… Приглянулась она мне своей серьезностью среди этих глупых пигалиц, себя соблюдала, держалась строго. Покорить ее хотелось из-за азарта. Улыбнется иль нет? Сумел же как-то, да только мы оба быстро поняли, что вместе каши не сварим — разными слишком оказались. Вот у Бонтанов был общий интерес, они на пару королю служили. Помню, раннее утро, а мамзель (тогда мадам еще не вышла замуж) в одной сорочке бежит по двору на кухню, что-то разведать надумала. До того ей не терпелось. Ну что еще? Животину свою любила, жирную такую кошку. Придешь к ней в комнату, а мадам тискает Минэтт (ну и имечко), да рыбку ей в соусе подсовывает. Не каждый человек так питался, как та кошка. Вот моя Лиззи сроду скотину не привечала. Нечего, говорит, тут ходить, полы пачкать. Блюдечко с молоком поставит за порог и всё, большего не жди. Я сам животных люблю, может, потому у нас не сложилось… Да что теперь вспоминать, дело прошлое. Порой она ко мне в гости по ночам приходит. Да не мадам Бонтан, ей бы с чего ко мне шляться? Я о Лиззи, упокой Господь ее душу. Придет, сядет тихонечко на край кровати и смотрит печально, словно обвиняет в чем-то. Уж лучше б стыдила и попрекала, но нет. Молчит, подлая, в глазах слезы стоят, ворот сорочки расстёгнут. Я, может, потому и пью много, что хочу забыться, лишь бы взгляд этот вопрошающий не видеть. Сделанного не воротишь. Я ее убил, да, и не горжусь этим. От меня все отвернулись, только мадам Бонтан с супругом меня и приветили, Александр и вовсе за меня похлопотал, чтоб я при дворе остался. Дом, правда, у меня отняли, как и все имущество. Барон де Витре погиб, родился Клод-поди-сюда. Но я не жалуюсь, я сам виноват. Для человека, которому еще вчера грозила виселица, подобное видится Божьей милостью. Могу я сделать глоточек из фляги? В горле что-то пересохло. О чем бишь я… Мадам Бонтан? О, она была настоящей фрейлиной: в совершенстве знала этикет, отличалась приятными манерами и острым умом. Вот у Лиззи манеры вроде имелись, а всё же не дотягивала она, не чета герцогине. И чего вдруг снова вспомнилась, проклятая… Плесни-ка еще эля в кружку, будь любезен. Давай выпьем с тобой, дружище, а после я всё тебе дорасскажу. Всю жизнь Клода Витре, как она есть, без прикрас. Если вдруг встретишь когда мадам Бонтан, то передай, что Клод де Витре сожалеет, что ему пришлось скрыться. Братец Лиззи, будь он неладен, объявился на горизонте с жаждой кровной мести, а мне не хочется брать лишний грех на душу. Пачкать руки еще одним убийством… Пусть все притихнет, глядишь, я и вернусь. И все же жаль, что прошлого не воротишь. Эх, да что говорить. Все пустое. Почтим память тех, кто не с нами, дружище. И наливай.