King and Lionheart

AJR — Pitchfork Kids and why should I spend time running for my life?

За окном пели утренние птицы. Чуя лежал в своей постели поперёк, упираясь ногами в стену и свесив голову вниз, держа телефон на зарядке в руках прямо перед лицом, и периодически то скалился, то шёпотом ругался, то одними глазами готов был испепелить устройство — настолько выразительной была его мимика при игре в гонки из магазина игр на смартфоне. Он до сих пор не пересёк границу даже в восемьсот очков, а рекорд — девятьсот! Как Чуя ни старался, но на последних отрезках трассы маленького-«грёбаного-чтоб-тебя-перекрутило-в-фарш-блядь»-мотоциклиста в чёрном рогатом шлеме и на малиновом железном коне — парень покопался в меню смены скинов и перешёл с красной машины на мотоцикл — то заносило в ограждения, то било о препятствия, то вовсе выкидывало с дороги. Чуя порывался шарахнуть телефон о стену или выкинуть прямо в окно, но останавливало его не то, что смартфон вообще не его и устройство полагается вернуть, а то, что стоило лишь представить довольное лицо Осаму с его непобитым рекордом — и Чуя снова, скрипя зубами, брался за его смартфон и нажимал на иконку гонки. Семьсот восемьдесят очков было покамест пределом Накахары, да и те вышли случайно — мотоциклист подпрыгнул на трамплине, но не улетел за ограждения, а пролетел чуть дальше преодолённого ранее отрезка пути, и Чуя обрадовался этому факту и одновременно растерялся настолько, что нажал не на ту кнопку и гонщик всё-таки потерпел аварию. Теперь он максимум достигал семисот тридцати и никак не мог проехать дальше. В очередной раз наблюдая на экране окно результатов по окончании заезда, Чуя готов был сжать телефон в руках так сильно, чтобы тот треснул ещё критичнее и сломался окончательно. Он ещё и сдавленно прорычал: «Да ёб твою мать!», прежде чем встряхнул смартфон в руках и отвёл глаза, привыкшие к яркому экрану, в тёмную стену. Вот только когда на пороге стала совершенно неожиданно вырисовываться фигура, скрестившая на груди руки и молча наблюдавшая за Чуей, Чуя, приглядевшийся к тому, что ему не показалось, вздрогнул от внезапности и выронил горячий телефон прямо на своё лицо, отчего тут же подскочил на месте и стал растирать ушибленный лоб и переносицу. Фигура, хмыкнув и покачав головой, застучала наконец каблуками мужских туфель по полу и подошла к постели, присев на край деревянного поддона. — Чё пугаешь? — Чуя машинально спрятал телефон в складках одеяла, обернувшись на старшего брата. Поль только улыбнулся, и невыспавшиеся глаза его снова были красными, а под ними залегли тени. Кажется, он опять будет спать сутки или больше на своих таблетках. — Я ничего не делал. Ты сам испугался, — Верлен пожал плечами. — Хотел проверить, спишь ли ты, а ты так играл увлечённо, что даже меня не заметил. — И долго ты так стоял и смотрел на меня? — Накахара нахмурился и поморщил нос — вместе с ним забавно дёрнулись веснушки на его щеках. — Гм… Несколько минут точно. С кем ты там ругался? — Да так, — Чуя передёрнул плечами и снова отвернулся, глядя вперёд. Хорошо, что его собственный телефон не лежал на виду, а то было бы странно прятать один смартфон, пока второй в другом месте. — Сам с собой. — Не знал, что ты у меня заядлый игрок, — Верлен тихо рассмеялся, когда на лице Чуи промелькнул испуг на пару с возмущением. — Откуда т-ты знаешь?! — Думаешь, я не понял? — Поль хлопнул себя по коленям, и лицо его, несмотря на усталый вид, на мгновение просияло. Чуя насупился и втянул голову в плечи, когда брат протянул к его голове руку и взъерошил тому волосы. — Играйся на здоровье, ребёнок, только не в угоду своему сну. Какой же из тебя боец, если ты не спал несколько дней? Накахара прищурился в сомнении и посмотрел на Верлена, вскинув бровь. — Сам-то, — буркнул он, и лицо Поля в ответ на это ненадолго вытянулось, а потом он, коснувшись ладонью своей груди, почти искренне улыбнулся. — Ну какой ты проницательный. Не будь, как я, будь лучше, — глаза Верлена сверкнули в свете восходящего солнца, когда он посмотрел Чуе в лицо, и, протянув к нему руку, взялся вдруг не за его волосы, а за щёку, оттянув и слегка потрепав. — Веснушечки эти твои — не могу, прелесть. — Хватит так делать, — Чуя тут же отодвинулся подальше и растёр рукой покрасневшую щёку, на что Поль, вздохнув с улыбкой, встал на ноги. — Недотрожка. Большой уже стал… Отдыхай, пока можешь. Совсем скоро ты не сможешь спать, пока рядом враги! Накахара ничего не ответил, проводив Поля взглядом до выхода из его норки в коридор, а дальше парень уже не видел, но слышал, как тот хлопнул железной дверью в своё логово. Там он наверняка забросит в себя горсть снотворных и проспит если не до ночи, то прямо до следующего утра. Что ж, оно и к лучшему — всё это время Чуя будет сам себе на уме. Подумав об этом, он откинулся на кровать и вперил взгляд в потолок. Может, он побьёт наконец собственный рекорд и выйдет хотя бы на восемьсот очков… А может, пойдёт на встречу с Дадзаем. Верлен несколько дней назад дал отмашку на то, чтобы Накахара самым подлым образом попытался сдружиться с щенком Мори, чтобы потом смочь вонзить нож в спину самому Мори — и желательно, если это действие произойдёт буквально. Думая о том, что Дадзая, не желающего — пока! — Чуе зла и зовущего нового друга совершенно безобидной синеглазкой, придётся предать, а потом и убить, Чуя чувствовал себя плохо, хотя это странно — по словам Верлена, Осаму занял место Чуи ещё с младенчества и теперь спит на пуховых перинах, пока сам настоящий наследник прячется по подвалам в попытке не сдохнуть. Просто Дадзай был единственным, с которым Накахара за… да практически за всю свою жизнь мог поговорить о чём-то, не связанном с его жизнью. «Ну, с Мори-то всё ясно, убить — не проблема… надеюсь, — с этой мыслью Накахара перевернулся на бок, сунув обе руки под подушку и закрыв глаза. — А Осаму… Может, удастся его прогнать? А может, он сам мне благодарен за убийство его дядьки будет, откуда мне знать?! — с закрытыми глазами Накахара нахмурился. — Может, он не такой подлый, каким кажется… Хотя какого ещё человека может воспитать ублюдок Мори? Там от человека-то одно название. На Поля я, похоже, совсем зря грешу. На тренировках с ним он действительно меня щадит, если ни разу ничего мне не сломал. А этот Мори… грх, — Чуя не без усилия постарался переворошить свою память, ведь, в конце концов, Дадзай же его имя и встречу в детстве вспомнил, а Чуя чем хуже? — Он ведь тогда, на площадке или где мы там встретились, не помню, да и не важно, был со сломанной рукой. Бить детей — это уже совсем дико. Это из-за его идиотских законов Верлен вывел правило не сражаться со слабыми и безоружными? — в голову прилезла встреча с Осаму, произошедшая у мусорного контейнера, и Чуя поёжился — он ведь напал на безоружного. — Блядство… ну, справедливости ради, он ведь мне ответил? Ещё как. Значит, ни черта он не слабый. А то, что он был без оружия, я не знал. Да и не травмировал я его… и Поль не знает всех подробностей, — вздохнув, Чуя потёрся о подушку щекой. — Ладно. Это всё не сейчас. Сейчас нужно подружиться с Дадзаем, а что будет потом — это будет потом. Он ведь ждёт меня вечером, верно?» Спать он точно не сможет, но вот подумать обо всём грядущем — ещё как. Уснуть дальше Накахара так и не смог, благо что ночью сумел выспаться. Он стоял за одной из железных дверей босиком на бетонном полу, включив воду и наблюдая, как она, превращая светло-серый в графитовый чёрный, огибая его ноги и заполняя комнатку прямо до порога, убегает в узкий сток. Рыжая голова потемнела от воды, но казалось, что стала она такой от роя самых разных мыслей в ней. На данный момент всё упиралось в то, что всей задумки Верлена Чуя ещё не знал. Узнает ли? У Верлена есть дурная привычка вести за собой и рассказывать только то, что Чуя должен сделать, и чаще всего случалось так, что Накахара узнавал, что происходит, уже на месте и в самой гуще событий. Юноша сравнил бы такой приём с учёбой ребёнка плавать посредством броска в воду прямо в середине реки под девизом: «Жить захочешь — выплывешь!» И Чуя плыл. Чуя хотел жить, несмотря на то, что жизнь его значительно попинала. Чуя предполагал, что Верлен тщательно обдумывает момент, как бы его воспитаннику втереться в доверие к воспитаннику одноглазого ублюдка, но, зная Верлена, ему нужно всё быстро, а не своим чередом. Почему? Всё просто: одноглазый ублюдок запросто застрелит щенка Рэмбо, как только увидит, и объяснений Дадзая о том, что щенок Рэмбо — его друг, даже слушать не станет. Соответственно, что-то должно случиться, что-то очень весомое, если не сказать, что трагичное и травмоопасное. Судя по поведению Верлена, он уже всё обдумал, только Чуе не сказал, чтобы… чтобы что? Чтобы проверить, как Накахара будет действовать без чёткого плана и насколько он силён? Или чтобы всё выглядело натурально? Только одна эта мысль и пятнала тенью огонь ярких рыжих волос, льющихся пламенем по плечам — что-то должно случиться, и Чуя не знает, что именно и когда именно, а спрашивать у Поля бессмысленно. Что творится в голове у старшего брата — известно только одному старшему брату. Что-то там лежит клубком, как склизкая и спящая змея в норе, и греет его сердце на той же полочке воспалённого мозга, как и клятвенное обещание отомстить за смерть отца Чуи. Только если месть мечется в голове Верлена загнанным зверем и не собирается сдаваться, пока всё не будет так, как ему нужно, или пока удавка не затянется на шее и не переломит шейные позвонки, то мысль-змея ждёт подходящего момента, в ожидании подрагивая кончиком хвоста. Разглядеть эту мысль-змею в темноте его мыслей было невозможно. Чуя привык, что даже со своим ярким огнём, освещающим пещеры и гроты, он видит и знает далеко не всё. Как бы потом это загадочное «далеко не всё» не вылилось против него… На улице было даже чересчур спокойно и чересчур как обычно. Чуя надел тёмные очки на глаза, осматриваясь по сторонам, но на этот раз не заостряя внимание на каждом тёмном пятне и выискивая не пространных «людей в чёрных одеждах», а кое-кого конкретного. Этого кое-кого, естественно, нигде не было — район, по которому Чуя гулял и в котором жил, целиком и полностью принадлежал Верлену и его Восстанию — людьми покойника Рэмбо, перешедшими Полю как правой руке и оставшимися верными одной цели. Тот переулок и тот дом находился на самом краю, а следующий район, юрисдикция Портовой Мафии, начинался чуть дальше — вот и получалось, что неизменное место встречи оставалось нейтральной территорией. Именно на неё Чуя и спешил. На судьбоносной помойке Дадзая не было, как и самого контейнера — переулок полностью был пуст. Накахара, раздражённо цыкнув, примерился, как бы ему достать до заветной пожарной лестницы без коробок, ящиков и другого вспомогательного мусора, и попробовал отойти максимально далеко к стене, но разбега с этого расстояния всё равно может не хватить. Поиграв желваками, Чуя, озадаченно прикусив губу, посмотрел наверх. Головы Осаму, смотрящей на него с крыши, не было. Чуя пришёл раньше? Было бы просто прекрасно. «Осаму ходит ведь через дом, — проскользнуло в рыжей голове, — а не лазает по лестницам, как я. У него есть ключи или?..» С этой догадкой Накахара вынырнул из тени переулка и вгляделся в парадный вход дома под козырьком и с несколькими высокими ступенями крыльца. Его заливало солнце, оно же отражалось в самых низких окнах. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что на него никто прямо не смотрит, Чуя прошёлся до крыльца и взбежал по ступеням к двери, попробовав её толкнуть. Ожидаемо — закрыта. Потоптавшись на месте и тупо поглядев на устройство домофона с кнопками квартир, Чуя так и не решился нажать наугад и убежал обратно в тень переулка. Там он, отойдя максимально далеко, разбежался, прыгнул на стену, сумел дважды ступить по ней — Поль учил пользоваться окружением — и в полёте схватился за самую нижнюю ступень. Правда, грудью он неприятно ударился о стенку, и дух из него на секунду вышибло; собрав силы в кулак и подтянувшись наверх, Чуя упёрся наконец обеими ногами в перекладину лестницы и перевёл дыхание, а уже потом полез наверх, сопротивляясь желанию опустить глаза в землю. Крыша была пуста. Залитая солнцем, она совершенно отличалась от той, что была прошлой ночью во время грозы. Ветер всколыхнул рыжий хвост волос и некоторые пряди, перечертив ими лицо и глаза — Чуе пришлось смахнуть их в сторону и придержать рукой, чтобы оглядеться. Дверь на чердак была прикрыта, как Чуя и оставил ночью, но Накахара подошёл к ней, только после того как обошёл выступ с дверью и убедился, что Дадзай не спрятался где-то здесь. Чердак встречал пылью и нагревшимся воздухом, и Чуя против воли чихнул, прикрыв рот рукой и начав спуск. Чихнул ещё, и ещё, и ещё, пока громко не выругался вслух: — Да чтоб тебя, сука! Чихать после этого волшебного заклинания чудом расхотелось. Парень утёр нос рукой и осмотрелся: солнце заливало чердак сейчас гораздо лучше, его было видно почти весь. Мусора, пыли и грязи, казалось, стало больше, но это, скорее всего, от того, что всю картину Чуя видел в темноте и не при лучшем свете. Вот мешок, на котором они с Дадзаем сидели, вот ещё мешки, вот обломки кирпича и какие-то отсыревшие доски со ржавыми гвоздями, вверху — те самые балки, на которых умостился вчера Дадзай и напугал своим неожиданным появлением, а забрался он на них, судя по всему, с помощью старой деревянной лестницы, лежащей в другом углу чердака и будучи не замеченной Чуей ранее. Воздух был тёплый и спёртый, и порывы ветра, ворвавшиеся сюда из раскрытой двери, мгновенно стали наводить здесь свои порядки — пыль поднялась в воздух, шелестел о стены лёгкий мусор, двинулся даже скелет голубя с тонкими косточками. Интересно, бедняга погиб своей смертью или остался здесь запертым, померев наконец от голода и в одиночестве? Чуя поёжился, глядя, как жалкий скелетик изменил своё положение. Его не учили питать жалость к другим, ведь его самого никто не жалел и жалеть не будет. А вот когда птичий остов вдруг встрепенулся сильнее обычного и поднял пожелтевший череп с пустыми глазницами, Чуя замер на месте. Его голубые глаза раскрылись в ужасе, а волосы на затылке зашевелились, когда он тщетно пытался найти объяснение движению скелета и никак не мог. Череп тем временем словно огляделся, а потом уставился на Накахару пустой чёрной глазницей. Подклювье отвисло, словно мертвец хотел что-то сказать, но не мог, а потом вдруг дёрнул костьми крыла, начав ползти в направлении Чуи. Чуя не хотел разбираться, что за чертовщину он только что узрел. Отскочив назад и схватив первое, что попалось под руку — кирпич, он метнул его прямо в сухие кости, и хрупкий скелет разлетелся на осколки, а маленькая голова описала в воздухе петлю и, щёлкнув клювом, сухо шлёпнулась прямо у Чуи под ногами. Накахара размахнулся ногой и хотел было уже превратить черепок в труху, как вдруг тот шевельнулся и резво поскакал назад. Чуя побежал следом с намерением раздавить ожившего мертвеца, чтобы от него ничего не осталось, но в какой-то момент заметил что-то блеснувшее на солнце… Леска. Это была леска, привязанная к черепу через пустые глазницы и утягивающая черепок куда-то в темноту за кусок шифера, прислонённый к стене. Как только Чуя понял, что его обманули, тут же тишину чердака нарушил звонкий смех. Пройдя взглядом по леске, Накахара, минуя напугавший его черепок голубя, пробежал до укрытия подлеца и ногой сшиб шиферный пласт. Под ним, скрючившись, у стены сидел Осаму с коленками до ушей и чуть не задыхался от смеха, не пытаясь скрыть леску в своих руках. Вот урод! — Ты чё, страх потерял?! — Чуя схватил Осаму одной рукой за лацкан пиджака, а тот даже не сопротивлялся, вытирая одной рукой слёзы с глаз. — Меня чуть удар не хватил! Идиот! — Видел бы ты своё лицо! — еле-еле выдавил из себя Дадзай, когда Накахара, злобно встряхнув его, бросил обратно на пол. — Я тут чуть не задохнулся! Даже не представляешь, каких усилий стоило… уф, не засмеяться… — Придурок. Это не смешно, — Чуя, скрипя зубами, развернулся и зашагал прочь, с силой топнув ногой прямо по сухому черепку и превратив его в пыль, а потом сел на корточки и накрыл голову руками, уставившись в пол. Выглядело так, будто он понял, что испугался, только сейчас. Осаму продолжал заливисто хохотать, пока наконец запас воздуха в его огромных лёгких не иссяк, и теперь только хихикал, делая глубокие вдохи и утирая слёзы. Видя, что Накахара не двигается и переживает испуг, он улыбнулся и подошёл ближе. Сначала он положил Чуе руку на плечо, но парень дёрнулся и сбросил её с себя. Тогда Осаму присел на корточки рядом и осторожно похлопал Чую по спине. — Признай, синеглазка, это было смешно, — заговорил он, и Чуя в ответ только тихо рыкнул. — Ладно тебе. Если честно, я ожидал, что ты завизжишь и убежишь, дверь ведь открыта. А ты — вон, кирпичом кинул, — Осаму убрал руку со спины Чуи и подпёр кулаком подбородок, упёршись локтем в колено, а второй рукой обхватив себя за ноги. — Я даже побоялся в какой-то момент, что ты в меня кирпич швырнёшь. — Я лучше сделаю, а потом разберусь, что произошло, чем попытаюсь разобраться и отхвачу по лицу, — пробурчал Чуя в ответ, встряхнул головой и глянув на Осаму. Дадзай улыбнулся, приветливо жмуря один из глаз, и солнце заиграло на его каштановых волосах цвета молочного шоколада и даже кончиках ресниц. Чуя поморщился и поднялся на ноги. — Ещё раз так сделаешь — кирпичом по башке получишь уже ты. — Да понял я, понял, — Осаму усмехнулся и тоже поднялся на ноги. — Мне нужно подышать, — коротко бросил Чуя и зашагал в сторону двери наверх. — Эй, подожди меня! Ветер приятно охладил лицо. Чуя подошёл к самому краю, убрав руки в карманы и закрыв глаза. Он чувствовал, как волосы развеваются по ветру и как задевают щёки и закрытые веки, а ещё он чувствовал на себе взгляд Осаму. Долго спиной к подозрительным личностям стоять нельзя, и Накахара встал к нему вполоборота, поймав его за разглядыванием себя. Верлен бы не похвалил, что Чуя допустил ситуацию толчка в спину и падения с крыши — и всё, цель устранена. Но Осаму… Осаму не вызывал опасений. Осаму улыбнулся и прошёлся до края крыши, ведущего во дворы, и снова сел на самый карниз, одну ногу подогнув под себя, а другую свесив книзу и став ею покачивать. Чуя, покусав внутренние стороны щёк в задумчивости, перекинул ногу через ограждение и сел, повернувшись лицом к Дадзаю и второй ногой оставшись стоять на крыше. Вопросов Осаму не задавал. Парни сидели на крыше молча, и прохладный ветер приятно охлаждал нагретые солнцем тела. Чуя, глядя поверх крыш других домов и взирая на тротуары, дворы сверху вниз, видя, какие люди на самом деле маленькие, а машины словно игрушечные и на ладони уместиться могут, чувствовал, как открывает для себя собственный город заново. Передвигаться по низам, ютиться в подвалах и складах, знать наперечёт все открытые канализационные люки и в темноте мочь пройти по переходам сквозь сточные воды — это, конечно, безопасно, но в бурлении мутных и дурнопахнущих сточных вод никогда не увидеть яркого и голубого неба и мечущихся туда-сюда стрижей, с задорным криком рассекающих белые облака и ловящих насекомых. Здесь, на крышах, даже воздух казался свежее и чище, и Чуя с удовольствием дышал полной грудью. Он заметил в какой-то момент краем глаза, что Осаму смотрит на него, но не стал поворачиваться — не достанет, даже если резко захочет скинуть. Спустя минуту Дадзай достал из кармана кнопочный телефон и опустил взгляд в маленький зелёный экранчик, а затем оттуда зазвучали странные пищащие звуки. Чуя с непониманием покосился на Осаму с попыткой увидеть на маленьком экране хоть что-то, но нужно было пододвинуться, и Чуя нехотя приблизился, оставшись на расстоянии вытянутой руки. — Что ты делаешь? — Накахара, глядя в телефон Дадзая, только голову к плечу склонил и бровь вскинул. — В «Змейку» играю, — ответил Осаму, и синхронно с его голосом телефон издал пищащую мелодию проигрыша — парень чертыхнулся и ударил руками по коленкам. — Грёбаный червяк! — Змейка? Давно не слышал о ней, — Чуя усмехнулся, видя, как Осаму начал новую игру. Чёрная пиксельная полоска увеличивалась с каждой поеденной чёрной точкой, и пальцы Дадзая давили на кнопки управления увереннее и увереннее. Накахара несколько минут молча наблюдал, как чёрный червячок ел и рос, рос и ел, а потом Осаму случайно уткнулся в собственный хвост, и вновь раздалась мелодия проигрыша. Чуя хмыкнул, улыбнувшись уголком губ. — Ну ты и неудачник. — Проклятая кнопочная рухлядь! — выругался Дадзая и снова ударил руками по коленкам. — Да чтоб я ещё раз- Докричать Дадзай не успел. Телефон от удара выскользнул из его рук, описал в воздухе дугу и полетел вниз. Осаму инстинктивно было дёрнулся вперёд, стараясь поймать вещицу, но Чуя схватил его за плечо и дёрнул назад. Вместе они наблюдали, как кнопочный и, казалось бы, неубиваемый монстр приземлился на асфальт, отпружинил от него корпусом, как резиновый мяч, и разлетелся на запчасти. Взгляды обоих сошлись на месте падения телефона, Чуя даже руку с плеча Осаму не убрал. — Это ты… также угробил свой первый телефон? — с опаской задал вопрос Чуя, дважды моргнув и хлопнув Осаму по плечу. — Твою мать… — Дадзай закатил глаза и накрыл лицо рукой. Накахара усмехнулся. Понятно теперь, каким образом он уронил свой смартфон в мусорный контейнер. — А у меня ведь там тоже рекорд был! Я почти прошёл!.. — Тебе телефоны только для игр нужны, что ли? — Чуя смотрел, как Осаму поднимается на ноги и обречённо вздыхает. — Только поэтому тебе жалко? — Конечно! — Дадзай посмотрел на Накахару так, будто тот спорол какую-то чушь. — Чем ещё заниматься в свободное время? — Ну, не знаю. Ты же читать любишь. — Всё перечитал, что хотел, — Осаму махнул рукой. — А там мне совсем немного до золотого кубка оставалось! Сто очков каких-то. Ты, кстати, там, внизу, моего телефона не видел? Сто очков осталось… Чуя мгновенно подумал про ту самую гонку, за первенство в которой борется. В нём взыграли сразу и стыд за присвоенную вещь, и дух соперничества. Сознаться или соврать? Чуя ведь не умеет врать! Или это его Верлен раскусывает?.. Собравшись с силами и отведя взгляд, Чуя сделал максимально незаинтересованный вид, убрав руки в карманы и подопнув ногой какой-то маленький камушек. — В тот день и видел. Там и оставил, нахера он мне? — Накахара пожал плечами. — Да и не уверен я, что твоя дешёвая звонилка кому-то сильно нужна. Пауза, казалось, длилась вечность. Чуя вовсе повернулся к Осаму спиной, стараясь, чтобы тот не увидел его лица. Вдруг Поль всё понимает как раз по выражению его глаз или, может, губ? Голос Дадзая заставил вздрогнуть: — Жаль… — он вздохнул, и Чуя повернулся на него с нескрытым удивлением, когда тот начал распаляться: — И ничего она не дешёвая, вообще-то! Ну, да, уронил в мусорный контейнер, но не разбил же? — Осаму насупился, надув щёки, и скрестил руки на груди. — Ты что, в игры никогда не играл? Там такой рекорд… Я столько времени на него потратил. Чуть за ним не бросился. — Я не играю в игры. Трата времени. — Н-да, совсем ты у Верлена своего одичал, — цокнул Дадзай языком, и Накахара тут же нахмурился. — Книг не читаешь, в игры не играешь, только дерёшься и на имя откликаешься. Точно как злая рыжая собака. — Я тебе сейчас челюсть снесу. — О, знаю! — Дадзай неожиданно щёлкнул пальцами и подошёл к Накахаре ближе, заулыбавшись и, кажется, забыв совсем о разбитом кнопочном телефоне со «змейкой». — Я тебя научу. Палочку там приносить, мячик… — Накахаре стоило только оскалиться и сжать руку в кулак, как Дадзай мгновенно поднял руки кверху в сдающемся жесте. — Всё-всё, я пошутил насчёт палочки и мячика. Пойдём. — Куда? — Чуя проводил взглядом Осаму, видя, как тот направился к чердачной двери. — Эй! — Ко мне, синеглазка, ко мне! Ой, то есть, за мной, — со смехом выкрикнул Дадзай, прежде чем скрылся за дверью. — Догоню — убью! Я тебе не собака! — выкрикнул Чуя в ответ и поспешил следом. Он будто совершал ошибку за ошибкой каждый раз, когда вёлся на предложения Дадзая и переставал быть начеку, но ему как будто… было даже хорошо. …Чуя старался бить как можно сильнее, но — увы! — противник был таким же склизким, как змея, и уворачивался от половины атак. Парень старался и руками, и ногами, и отскакивал назад, и таранил вперёд, но всё было без толку; соперник прыгал вокруг, как чёртова лягушка, и парировал удары, а то и вовсе ловил на передышке, хватал и со всей силы швырял в стену или в пол. Теперь Чуя сполна понимал Поля, некогда разозлившегося на то, что воспитанник его дурит и не бьёт в ответ, как будто они не дерутся, а танцуют. Что у них здесь, бойцовский ринг или школа балета? Чуя только нос утереть успел, когда противник напрыгнул на него сверху, и Накахаре просто повезло, когда он наугад ударил руками и попал. Ха! Думал, ученика Верлена так легко одолеть? Не тут-то было! Чуя усмехнулся, пошевелив пальцами, и подался вперёд, однако увернуться от удара в живот не успел. Силы предательски кончались, когда как соперник вполне себе был бодр и даже подманивал рукой. Сукин сын! Чуя, сжав зубы, бросился в атаку, решив применить секретный приём в виде обманного манёвра, но не то торопливость сказалась, не то виноваты были силы на исходе, но противник снова прыгнул вверх и через сальто припечатал Чую к земле. Экран озарился надписью: «Вы проиграли!», и Накахара со всей силы стукнул руками по игровому автомату, подскочив на ноги прямо на стуле и, скалясь, с гневным лицом наблюдая, как Дадзай за своим автоматом в соседнем ряду показывает ему язык. — Это нечестно! — Чуя чуть ли не с ногами на автомат взобрался, попытавшись дотянуться рукой до головы Осаму, но тот ловко соскочил со своего места и не дал себя схватить. — Ты мухлевал! Не знаю как, но мухлевал! — Это я тебе ещё поддавался, — Дадзай улыбнулся и развёл руками. — Кто же виноват, что ты неудачник? Накахара меньше всего ожидал, что Дадзай приведёт его в зал игровых автоматов. Суровый охранник в чёрных очках, белой рубашке и с лысой головой даже не обратил на Дадзая внимания, будто тот был здесь уже примелькавшимся посетителем, а вот Накахару он проводил взглядом. Зал располагался на первом этаже одного из домов на территории Портовой Мафии, но Дадзай заверил, что Накахара тут сроду никому не нужен и никто за ним прямо сейчас не охотится. Не то чтобы Накахара поверил такому на слово, но… но слишком уж он был заинтригован. Зал был длинным и тёмным, с чёрным полом и тёмно-синими стенами, и в несколько рядов здесь стояли разномастные автоматы — такого обилия цветов и звуков Чуя не видел и не слышал никогда. Здесь были и подростки, и взрослые, и компании подростков, и одинокие взрослые люди. Чуе казалось, что на него все смотрят, пока Осаму вёл его по одному из рядов и остановился в самом конце — Чуя обратил внимание на близость к пожарному выходу. Верлен всегда учил: в любой ситуации нужно сначала отыскать пути отступления, а уж потом вникать в происходящее!.. Осаму указал на один из автоматов, сказав, что здесь будет сидеть он, а Чуе махнул рукой на автомат напротив, уткнутый изнанкой с проводами к изнанке своего автомата. Накахара прищурился и прошёл на место. А потом Дадзай вынул несколько монет из своего кармана… — Да я тебе сейчас! — Чуя явно подыскивал приличное словцо, чтобы не выпалить что-либо ругательное, но мозг никак не перестраивался на что-то приличное в адрес Осаму. — Я тебе всё вырву, всё сломаю и куда-нибудь запихаю, понял? — У-у-у, я уже в ужасе! — Дадзай усмехнулся и схватился руками за лицо. — Только что-то по твоей игре незаметно, что ты в принципе способен мне противостоять. Накахара крепко сжал руки в кулаки, желая испепелить Дадзая взглядом, но, к сожалению, такой способностью он не обладал, потому просто со всей присущей ему злобой смотрел на Осаму яркими синими глазами, чувствуя, как дёргается одно из нижних век. Осаму в ответ снова показал язык. — Ну что, ещё раунд? Можешь выбрать другого персонажа. Чуя фыркнул и огляделся по всему залу игровых автоматов, поймав на себе удивлённые взгляды некоторых присутствующих здесь: и таких же подростков, как он и Дадзай, и вполне взрослых людей, только сидели они в самых дальних углах и мало кто к ним рядом подсаживался, и даже охранника, озадаченно и особо пристально смотрящего на азартного игрока, вскочившего на автомат с ногами и чересчур бурно реагировавшего на проигрыш. С мыслью о том, что привлечение внимания — это худшее, что он мог сотворить с самим собой, Чуя закатил глаза и резво спустился на пол, тихо сев обратно за автомат и всё ещё ощущая на себе взгляды посторонних. — Я всё, — раздался голос Осаму откуда-то спереди, и его тёмная и взлохмаченная голова показалась между рядов, когда он наклонился вбок, чтобы посмотреть на Чую за автоматом напротив. — Ты там долго ещё? — Подожди, — Чуя несколько ссутулился, втянув голову в плечи, и уставился в иконки с выбором персонажей. У этого ноги сильные, у этого руки, а у этого специальная атака с магией, у других — сюрикены или нунчаки… А ему что с этого? Он эту игру видит всего час в своей жизни, но она уже его бесит. Осаму обыграл его уже четырежды, хотя клялся, что игра интересная и простая. Интересная, блядь, и простая, когда выигрываешь, конечно! Они провели здесь уже около двух часов. Чуя давил на кнопки и дёргал джойстиком туда-сюда так, будто хотел этот игровой автомат к чёрту сломать. Ему казалось, что Осаму специально посадил его за самый медленный и самый тугой по управлению. Лица Дадзая он не видел, ведь перед ним был экран с игрой и уже половина полосы здоровья своего героя с символикой головы льва на красном плаще и длинным мечом наперевес, но мог представить, как он хитро лыбится, используя неизвестные Чуе комбо и сочетания клавиш. Накахара, конечно, пытался раскрыть какой-нибудь усиленный удар путём нажимания на все кнопки подряд, например, вверх-вниз-вверх-вниз или вверх-вниз-вправо-влево, но, кроме смеха Дадзая за автоматом напротив, вопрошающего, что за конвульсии начались у героя Накахары и какой ритуальный танец он пытается исполнить, ничего не получал. Чуя знал от Поля, что многое схватывает на лету, поэтому с управлением быстро разобрался и комбинации для ударов запомнил, но ему всё равно не хватало этих знаний, чтобы победить. Чуя злился и до хруста сжимал джойстик. Если в этот раз он не выиграет, он… он за себя не ручается! Но автомату точно придёт хана. Полоска жизни остановилась на половине. Чуя даже не сразу осознал, что Осаму в основном уворачивался от него, но не бил в ответ, и уворачивался он при этом как будто как-то вяло — Чуя стал попадать. Один удар, другой, третий — полоска жизни героя Дадзая стремительно начала убывать, и Накахара, преисполнившись азарта, просто зажал противника в углу, работая по нему руками и ногами. В конце концов Чуя, закусив губу в ожидании скорой победы, нажал вниз, когда герой Осаму вдруг среагировал и попытался ударить в голову, а потом нажал захват — и герой Накахары, схватив героя Дадзая за голову, мечом во второй руке с размаху отрубил её, как настоящий палач. Впервые за пребывание в зале игровых автоматов на экране Чуи появилась надпись: «Вы победили!» Накахара радостно стукнул ладонями по панели управления и вскочил на автомат ногами, перевесившись через верх и глядя на Осаму. — Ха! Теряешь сноровку, чудила! — глаза Чуи сверкали. Дадзай, глядя на свой экран, на котором всё ещё горел проигрыш, глянул на Чую снизу вверх, раздосадованно выдохнул и развёл руками. — Я говорил, что обыграю тебя! — Подумаешь, — Осаму фыркнул и встал со стула, снимая с него свой чёрный плащ. Накахара широко улыбался, глядя, как Дадзай накидывает плащ на плечи, и улыбка его медленно начала исчезать, когда он прищурился. — А говорил, что в игры не играешь, ага-ага. — Ты что, поддавался мне? — Я? — Осаму покачался из стороны в сторону, поставив руки в боки, но при этом не смотря на Чую. — Поддаваться тебе? Ещё чего. У меня просто кнопку заело. Подозревая неладное, Накахара нахмурился и ловко спрыгнул на пол, обойдя свой автомат и встав прямо рядом с Дадзаем, сжав одну руку в кулак, а пальцем второй ткнув ему прямо в грудь, глядя исподлобья снизу вверх. — Как-то быстро ты смирился, — проговорил Чуя низким голосом. — Клянись, что не поддавался. Дадзай выглядел совершенно спокойным и потрясающе не расстроенным своим проигрышем, что Накахару и напрягало. Моргнув и посмотрев на Чую так, словно тот обвиняет его совершенно безосновательно в краже какой-нибудь конфетки у какого-нибудь ребёнка, Дадзай только поднял правую руку вверх на уровень своей головы, показывая открытую ладонь, а левую как будто незаметно завёл за спину. — Торжественно клянусь, что у меня заело кнопку и я тебе, недорослю, не поддавался. — Чё вякнул про недоросля? — Чуя оскалился, и тут же его рука, превратившись из тычка в мощный капкан, рванула Осаму за лацкан пиджака на себя. — Прости, это автозамена, — Дадзай продолжая стоять на месте, только вздохнул и виновато покачал головой. — Я хотел сказать про синеглазку. — Я разговариваю сейчас с тобой через рот. Это так не работает. — Да? Ой. — Тебя точно в детстве роняли, — Чуя закатил глаза и отпустил его. Осаму отряхнул руками грудь рубашки и края пиджака. — А теперь оставь свою вторую руку на виду и произнеси клятву снова. — Ладно, — Дадзай вздохнул и, подняв левую руку ладонью вперёд, медленно завёл правую за спину. — Торжественно клянусь- — Эй! — Накахара чуть ли зубами не скрипнул, взмахнув рукой и стукнув Дадзая в правое плечо — тот фыркнул и нахмурился, схватившись ладонью за ушибленное место. — Тебе чё, хреново сказано? — Ты сказал только про одну из рук! Осаму смотрел Чуе прямо в лицо своими большими, тёмными, блестящими глазами так, будто он — тот самый человек, для которого во всех инструкциях пишут самые очевидные вещи вроде: «Если гвоздь плохо забивается молотком, значит это шуруп» или «Нельзя сушить животных в микроволновой печи». Чуя стоял в опасной близости, и, в теории, разозлившись, в прыжке он мог бы вышибить Осаму челюсть своей головой, если сделает это, и Осаму невольно приподнял голову, пытаясь убрать подбородок от опасности; взгляд его скользнул по голове Чуи и заодно по выходу из зала со стеклянными дверьми и остановился, что-то увидев. Чуя, конечно, заметил, что Дадзай смотрит куда-то не туда, и тоже обернулся через плечо. Мысль о том, что Осаму специально поддавался и заслуживает всех египетских казней, мгновенно вылетела из головы. Мимо стеклянных дверей прошло несколько людей в чёрных одеждах, и минимум трое остановились напротив входа в зал автоматов. Двое из них зашли внутрь, а третий встал рядом с охранником, что-то ему объясняя и при этом махнув рукой где-то на уровне своего плеча, будто показывал рост того, кого они ищут. Дадзай весьма подходил под это описание… По спине Чуи пробежал холодок. Он в западне? Выученным движением он натянул очки на глаза, но не успел и рвануть в противоположную от опасных людей сторону, как вдруг Осаму, выдохнув что-то похожее на: «Да сколько можно…», перехватил одну из рук Чуи за запястье и потянул за собой прямиком к пожарному выходу. Палец свободной руки он прижал к губам, намекая на то, что сейчас лучше не издавать ни звука, но Накахара и так это понимал. Обернувшись через плечо в последний раз и увидев, как двое людей, прижав пальцы к ушам и что-то негромко говоря в гарнитуру, идут по двум рядам между автоматов и внимательно всматриваются в каждого из игроков, он вырвал свою руку из хватки Осаму и чуть ли не плечом выбил дверь, вылетая наружу. Звук этого удара потонул в звуке механического звона монет из ближайшего казино-автомата, и человек, выигравший наконец хоть что-то, радостно вскинул руки кверху и выкрикнул: «Бог есть! Он услышал меня!» Когда двое людей в чёрных пиджаках достигли тех самых автоматов напротив друг друга, стоящих стенкой к стенке и горящих экранами «Вы победили!» и «Вы проиграли!» каждый, в конце одного ряда, пожарная дверь уже закрылась, не оставив ни малейшего намёка, что из неё три секунды назад кто-то вышел. Чуя бросился прочь. Он бежал вверх по улице, не оглядываясь, и петлял между прохожими, как заяц, вырвавшийся из западни и преследуемый сейчас охотничьими псами. Он бежал до нейтральной территории, не чувствуя усталости, и, увидев вдалеке светофор, отсчитывающий последние секунды зелёными цифрами, приободрился и рванул вперёд, пересекая дорогу под агрессивные гудки машин. Схватившись за фонарный столб и остановившись перевести дыхание, Чуя огляделся по сторонам и вдруг понял, что Осаму рядом нет. Не было его и по ту сторону дороги. Накахара нервно сглотнул, сжав руки в кулаки и выпрямившись, продолжая искать Дадзая глазами в толпе. Преследующих его чёрных пиджаков он не видел, как не слышал и выстрелов (а именно так они преследовали Поля однажды), и сердце оглушительно стучало в рёбра уже больше не от усталости, а от страха, что Дадзая он оставил далеко позади и бросил на растерзание- «Стоп, — пронеслось тут же в голове, — какого чёрта? Это же его люди, они не могут ему навредить! Почему я вообще о нём беспокоюсь? Он не дал мне попасться его охране и поймать меня, но… вдруг всё это его хитрый план?» Накахара шумно и горячо сглотнул на иссохшее горло, встряхнув головой. На той стороне дороги уже ожидала зелёного света другая толпа, и, когда машины остановились и люди зашагали вперёд, на углу ближайшего дома Чуя увидел Осаму. Тяжело дыша и согнувшись в три погибели, одной рукой он упирался в своё колено, а другой держался за колющий, очевидно, бок под рёбрами с левой стороны; словом, выглядел так, будто пробежал несколько километров без остановки. Грудь его тяжело вздымалась, и Чуя было уже подумал, что тот может быть ранен, но никакого кровавого пятна на нём не расплывалось. Быстро он сдох, однако! Чуя, например, уже готов пробежать ещё столько же, если не больше, а Осаму — вон, всё, сдался. Поглядев вдаль и убедившись, что чёрных пиджаков нет поблизости, Чуя бросился через дорогу обратно на последних секундах светофора и подбежал ближе к Дадзаю, потянувшись было схватить за плечо, но всё-таки одёрнув руку. — Ты чё встал? — низким голосом бросил Чуя, смотря то на Осаму, то по сторонам, будучи готовым рвануть наутёк снова. Дадзай тяжело перевёл дыхание, и лицо его стало страдальческим, когда он зажмурился. — Ненавижу… бегать, — с паузой сказал он, закашлявшись и отнявшись спиной от стены дома, но так и не выпрямившись. — Куда ты так втопил? Я только и успел увидеть… твою спину. — Так ты же первым потянул меня на выход, — Накахара хрипло выдохнул и поставил руки в боки. — Это же твоя охрана вроде. Зачем ты побежал? — Ты побежал, я за тобой, — Осаму сдул налипшую на лицо чёлку и встряхнул головой. — Что мне ещё было делать… Они прогонят тебя, и мне будет скучно. — Тц. Придурок, — Чуя закатил глаза и забрал пальцами в перчатках выбившиеся из хвоста пряди со лба обратно в волосы. Когда его взгляд зацепился за нескольких людей в чёрных пиджаках по улице ниже, выворачивающих на тротуар со двора, он вздрогнул, забыв про усталость, и оглянулся на переход — зелёный вот-вот должен снова загореться. — Блядь! Опять они! — Да? — Осаму устало посмотрел в ту сторону, от которой шарахнулся Чуя, и только вздохнул. — Сколько можно… Ладно, пошли за мной. Накахару схватили за руку так уверенно, будто поймали с поличным за кражу, и потянули в толпу людей, переходящих дорогу. Сколько Чуя ни пытался стряхнуть хватку со своего запястья, Осаму цеплялся снова, говоря, что не отпустит, ведь тот снова побежит, а Дадзай бежать не хочет: «Бегущий человек явно привлечёт больше лишнего внимания, чем спокойно идущий, верно?» Против такого аргумента Накахара поспорить мог разве что тем, что привык убегать в случае опасности. Только ближе к знакомым домам Накахара, подуспокоившись, решил с силой выдернуть руку, однако не заметил, как Дадзай в тот же момент расцепил пальцы, поэтому с размаху ударил себе же в челюсть. От звёзд в глазах Чуя отшатнулся к стене и схватился за голову, а Осаму, с удивлением глянув на Чую, резко прыснул со смеху. — Кто тут ещё неудачник! — Дадзай схватился одной рукой за свой живот, а указательным пальцем второй указал на Накахару. — Так себе вдарить — это ещё надо постараться! — Заткнись, — прошипел Чуя, растирая ушибленную челюсть и щурясь. Они остановились почти на пересечении территорий, на нейтральной — наконец! — земле, и ближе к своей Накахаре было спокойнее, но от этого не менее больно. Дадзай чересчур громко смеялся, и Чуе казалось, что они так привлекут также чересчур много внимания, однако прохожие если и бросали на них взгляды, то поверхностные, не оборачиваясь через плечи и не задерживаясь на них глазами. Интересно, главное, на бегущего человека многие внимание будут обращать, а на задыхающегося от смеха — нет, значит? Накахара медленно смотрел по сторонам, подняв очки с глаз на голову, слушал подколки Осаму вполуха и привычно скользнул взглядом по верхам домов. Глаза его остановились на знакомых скрюченных фигурах, стервятниками смотревших Чуе прямо в душу. Это были люди Верлена, и сейчас они стали свидетелями, как Накахара, должный убить щенка Мори, прибежал с ним чуть ли не под ручку в безопасное место и смотрит теперь на них с выражением разоблачения на веснушчатом лице. Дадзай их не видел, стоя к ним спиной и будучи увлечённым смехом, и обернулся он только тогда, когда одна из фигур, самая ближайшая, приветственно помахала рукой Накахаре. Боль в челюсти сразу прошла, как только Чуя увидел, что эта самая фигура, выпрямившись, указала прямо на них, и несколько теней тут же исчезли в крышах. Твою же мать! Судя по всему, патруль территории Верлена понятия не имеет, что Дадзая, ключик к одноглазому ублюдку, пока убивать нельзя! Или Верлен никогда не упускает возможности убить хотя бы одного из двух?.. В любом случае, Осаму слишком близко подошёл к чужой территории, а это было красным флагом у обеих сторон. Схватив Дадзая за руку, Накахара потащил его за собой, свернув за угол дома прямиком ко дворам. — У тебя что, тоже есть охрана? — Осаму стучал каблуками своих туфель по тротуару, пока Чуя, судорожно оглядываясь по сторонам и преимущественно — по верхам, не прекращал хода вперёд. — Не совсем, — буркнул он, срываясь на бег. Дадзай, схваченный за руку, не мог освободиться и бежал следом. — А кто? Друзья? — Тоже нет. — А зачем они тебе махали? — Просто, блядь, так. Откуда я знаю? — Чуя забежал под козырёк подъезда, осторожно выглядывая наверх, но, заметив, что Осаму тоже хочет высунуться, с силой прижал его рукой поперёк груди к железной двери — тот охнул, но ничего не сказал. — Ты же тоже побежал от своих? — Я не хочу, чтобы тебя застрелили. Я с тобой ещё не наигрался. — Ты со мной- что? — Накахара, потеряв сосредоточенность, с возмущением посмотрел на Дадзая, но тот только глазами хлопнул, мол, а что такого я сказал? Цокнув языком, Чуя снова высунулся из-под козырька, увидел, как несколько теней перемахнули с одной крыши на другую, и тут же спрятался обратно. — Сделаю вид, что этого не слышал. За мной. — Только не бего- Накахара держался ближе стен домов, надеясь скрыться под балконами и козырьками подъездов. Бежать через двор поперёк было опасно. Дождавшись, пока Белые плащи Верлена перейдут на другую крышу, он бросился на выход из двора, но резко затормозил: по соседней улице шли люди в чёрных пиджаках. Твою-то блядскую мать-перемать, от одного преследования к другому! Видимо, заметил их не один Чуя, ведь один из них тотчас указал в их сторону, выкрикнув: «Это он!» Чуя даже знать не хотел, про кого они — про Осаму-потеряшку или про «выжившего щенка семьи Рэмбо», потому тут же, не разжимая хватки на руке Дадзая, развернулся назад и побежал обратно во дворы. Он клял про себя эту тонкую границу нейтральной территории. Послышались крики сверху и даже несколько выстрелов. Накахара мгновенно вскинул голову, увидев Белых плащей на самом краю, на которых также снизу смотрели Чёрные пиджаки. Кричали прохожие, средь бела дня заслышавшие выстрелы. Им ведь не объяснить, что тёмная сторона города делит территории и охраняет «королевских» отпрысков? Осаму позади только философски выдохнул: — Хм, а раньше они не стреляли на улице так открыто… Дядьке не понравится. — Да потому что они не сталкивались с этими на крыше! — Чуя, сбито дыша и судорожно думая, куда бежать, бросился прямо через двор. Свои в спину стрелять не будут уж точно, а вот Дадзаю — вполне себе. Осаму хныкал от усталости, периодически о что-нибудь запинаясь, и Накахара, рыча сквозь зубы, что Осаму непонятно как выжил с такими физическими навыками, остановился, отпустив его руку и забежав за его спину, толкая его теперь в лопатки. Он приметил постройки обыкновенных гаражей под раскидистыми деревьями на краю двора и именно к ним сейчас стремился. Когда несколько выстрелов прозвучало совсем близко, Чуя, чуть не подпрыгнув на месте от неожиданности, не раздумывая тут же запихнул Осаму в узкое пространство между серыми стенками старых гаражей, толкая его плечом и игнорируя возмущения, и втиснулся туда же сам. Между стенками гаражей было настолько узко, что Накахара против воли вжался грудью и плечом в грудь Дадзаю, свободной рукой закрыв ему рот и задержав дыхание. Не время любезничать, знаете ли, когда на кону жизнь одного из них, а то и сразу двоих! Густые зелёные ветки свисали книзу, мешая разглядеть, что происходит на пересечении территорий. Приближались шаги, и в метрах трёх от укрытия пробежало несколько ног в чёрных брюках. Одни остановились, выстрелив куда-то вверх, и от настолько близкого хлопка заложило уши — Чуя закрыл одно из них свободной рукой. Прозвучало также несколько выстрелов откуда-то сверху вслед Чёрным пиджакам, а потом всё стихло. Прислушавшись к окружению, Чуя неспешно отнял ладонь в перчатке от лица Осаму, пытаясь понять, пасут их сейчас и они в западне или всё обошлось, но тут же, вторя его мыслям, где-то вдалеке раздался знакомый хлопок — значит, преследование потеряло их след и ушло в сторону, увлёкшись друг другом. Поняв это, Накахара прикрыл глаза и выдохнул, только сейчас осознавая наконец, в каком положении сейчас находится вместе со своим, как бы сказать… злейшим врагом. — Ты мне на ногу наступил, — негромко проговорил Дадзай, и голос его звучит сладчайшим мёдом в уши после всей этой погони. Накахара глянул вниз, лишь сейчас обратив внимание, что действительно с силой давит своей ногой Дадзаю прямо на носок. Уф, неприятно, наверное! А он ведь даже не пискнул. — Уж извини, что старался спасти свою шкуру и твою заодно, — Чуя приподнял свою ногу, слегка согнув её в колене и отведя в сторону. — Не думаю, что твой красавчик-блондин был бы против того, чтоб меня застрелили, — Осаму ощутимо выдохнул носом, стараясь держать голову выше. — Я также не думаю, что твой одноглазый был бы против схватить меня, но ты же увёл нас оттуда? — Чуя, хмурясь и прислушавшись напоследок, резко вскинул голову. — Глаз за глаз, понял? Он не рассчитывал, что Осаму опустит свою голову к нему. У Чуи только с ужасом распахнулись глаза, когда он, глядя в единственный видный карий глаз Осаму, почти коснулся и лицом, и губами забинтованного лица. Бледные, искусанные губы с тёмно-красными подтёками по краям оказались слишком близко к своим, чуть приоткрытым, ведь Накахара не успел их закрыть после сказанного. Смятения на эти несколько секунд хватило, чтобы пулей вылететь на свежий воздух и уставиться в землю. Дадзай ничего не сказал. Судя по шороху, он выполз вслед за Накахарой и только носом шмыгнул. Чуя упёрся рукой в один из гаражей, своей рукой накрыв пол-лица. Нужно было искать укрытия под какой-нибудь машиной или лезть прямо на дерево, чем… вот так. Во дворе царила идеальная тишина, даже птицы не пели, испуганные шумом выстрелов. Чуя слышал только дыхание Осаму за спиной и как тот шаркнул ногой. Когда где-то вдалеке послышалась полицейская сирена, Чуя, сделав вдох-выдох, выпрямил плечи и обернулся через одно. Он увидел, что Осаму стоял, прикрыв рот и щёки одной рукой, и Чуя сильно пожалел, что его глаза не скрывали тёмные стёкла очков — он заметил, как бледное лицо Дадзая покраснело. Волосы на затылке встали дыбом, и Чуя поспешил отвернуться, агрессивно растирая своё лицо. — Я сваливаю отсюда, — бросил он наконец и зашагал вперёд. — Эй, подожди, Чуя, — голос Осаму догнал, но Чуя не подумал останавливаться, лишь замедлился. — Чуя! — Да что тебе? Нас обоих сейчас легавые загребут, — Накахара цыкнул и обернулся через плечо вновь. Дадзай сделал шаг вперёд, будто желая протянуть к нему руку. — Спасибо, что сыграл со мной, — Осаму отнял ладонь от лица, и Чуя увидел его глупую улыбку вместе с краснью лица. — Когда мы встретимся ещё? Накахара смерил его взглядом с головы до ног и отвернулся, сжав руки в кулаки и убрав одну в карман, опустив очки на глаза. — Не знаю, Дадзай, — ответил он, прибавив в шаге, и поспешил убежать, скрывшись за домом. Он предпочёл бежать дворами, когда на главных улицах начал замечать полицейские машины. Стражи закона — худшие после одноглазого ублюдка и его шайки люди, которых можно было бы встретить на улице; встретил такого — беги и веди себя тише воды и ниже травы. Не желая повстречаться ни с одним даже взглядом, Накахара нырнул в тень деревьев и, поддев ногой один из канализационных люков на предмет открытости, он сдвинул его в сторону и прыгнул вниз, цепляясь за лестницу и сдвигая крышку люка обратно, словно ничего и не было. В темноте и зловонии находиться было мерзко, зато безопасно. Парень вынул телефон и включил фонарик, сориентировавшись и зашагав в нужном направлении. Один из таких люков вёл прямиком к их логову, открываясь во дворе дома, в котором и находится брошенный склад. Единственным, что Чуе грело голову, был вопрос о том, в курсе ли Верлен произошедшего и не выслушает ли Чуя очередные обвинения в том, что не дал убить щенка Мори… а вдобавок ещё и то, что чуть не попал под внимание легавых. Нет, ну, в конце концов, не он же виноват в начавшейся перестрелке? Не он! Накахара перепрыгнул через канал мутной воды на другую сторону, сворачивая в тоннель направо. Вот пускай Верлен сам разбирается в причинах стрельбы, а Накахара умывает руки. В канализационных проходах было жарко и душно. Чуя ненавидел пути через сточные воды и злился, когда Поль тащил его с собой, но сейчас прекрасно понимал, для чего Верлен прибегал к такому способу передвижения под городом. Здесь точно никто не будет искать в первые часы расследования, а там уж Чуя сумеет скрыться. Верлен ведь не зря учил? Точно не зря. Зловоние налипало на одежду и кожу едва ли не физически, и Чуе хотелось поскорее броситься под душ прямо в том, в чём ходил наружу, и натирать себя мылом до тех пор, пока кусок не кончится. Он вздрогнул, когда из трубы в стене что-то вылезло и спрыгнуло ему прямо под ноги — крыса. Большая тень маленького зверя пробежала вперёд и скрылась за поворотом. Выдохнув, Чуя поёжился и продолжил путь. Там, вдалеке, виднелся просвет — открытый люк. Ему не туда, но со светом становилось как-то уютнее даже в таком месте, как канализация. Когда впереди наконец показались знакомые ступени лестницы наверх, Чуя остановился в двух шагах и выключил фонарик. На перекладинах и бетонных стенах засветились ярким зелёным пятна и брызги люминисцентной краски, любезно нанесённые Верленом на всякий случай. Убрав телефон в карман, Накахара полез наверх, заблаговременно вытянув одну из рук вверх и толкнув крышку люка над головой. Свет окутал и позвал, одарив свежим воздухом, и парень чуть ли не пробкой вылетел наружу, с грохотом сдвинув железную крышку на место и отряхнувшись. Шум воды наконец-то прекратился, сменившись спокойным днём: пели птицы, по дорогам за домами проезжали машины, а главное — не было слышно полицейских сирен. Сердце улеглось. Постояв несколько минут и подумав о том, что даже жаль, что он не курит, Чуя развернулся на пятках и зашагал к знакомым железным, пошарпанным дверям. Он уже было потянулся рукой к ручке и толкнул её, как вдруг понял, что дверь не поддаётся. Это значит, что Поля там не было. Как его может не быть? Он ведь на снотворных… Чуя нервно сглотнул, вынимая из кармана магнит и с силой стуча им по двери, отводя изнутри засов в сторону. Осторожно глянув внутрь и не обнаружив никакой опасности, Накахара огляделся по улице, нет ли хвоста, и юркнул внутрь. Никакого ножа над его головой не пролетело, да и не слышал Чуя никаких звуков. Парень бесшумно прошёлся до железной двери в ложе Верлена, осторожно приоткрыв и её, но и там никого не было. Верлен действительно — днём! — куда-то ушёл. Если он проснулся на снотворных, значит, пробуждение было достаточно агрессивным. Чуя только нервно сглотнул, сразу поняв, что вечером ему предстоит тяжёлый разговор. Но вечером Верлен не вернулся.

***

Чуя не спал всю ночь. Он пытался звонить старшему брату, но тот был вне зоны доступа. Парень хотел было идти искать его, хоть и понимал, что это бесполезно — Поль мог быть буквально в любом уголке города и даже вне его. Нет, Верлен и раньше пропадал, но обычно Чуя был в курсе, а тут — так внезапно? Накахара не знал, о чём беспокоиться больше: о том, что пропажа может быть связана с полицией, или о том, что пропажа может быть связана с надвигающимся хитрым планом по свержению верхушки Мафии… или даже о том, что Чуя является неотъемлемой частью этого плана. Утром, после того как прошёл обычный час, в который Поль возвращался, Накахара выскочил на улицу и вскинул голову к крышам в надежде увидеть хотя бы Белые плащи, но знакомых фигур, издалека напоминающих горгулий, тоже не было. Их-то точно не найти просто так! Чертыхнувшись, парень вернулся обратно в логово, не забыв двинуть засов. Если Верлен вернётся, он отворит дверь сам, а если нет, у Чуи, по крайней мере, будет время сбежать из западни, если придут по его душу. Он не хотел ни есть, ни пить. Один день пропажи ещё не показателен. Что-то подсказывало Чуе, что на протяжении всего дня Поль, если ещё жив, точно не объявится, потому, приняв наконец душ, хоть и не чувствовал от себя запаха, и переодевшись, он влез по лестнице в свой гамак под потолком, растянувшись и раскачиваясь теперь, отталкиваясь ногой от стены. Если бы так потерялся Чуя, Поль бы из него всю душу вытряс потом!.. И что, что Верлен обученный и взрослый? Накахара тоже немало умеет и немало прожил, ему уже, в конце концов, не десять и не тринадцать лет. Просто так лежать стало невыносимо уже через пятнадцать минут, и Чуя, поворочавшись, спрыгнул на пол, вновь минуя лестницу, и поискал среди книг телефон Осаму. На мгновение у Чуи ёкнуло сердце, когда он не обнаружил устройства, но тот всего лишь завалился дальше обычного; вместе с ним Чуя взобрался под потолок обратно, нажав на иконку гонок. Гонки не шли. Чуя не сумел выйти выше семисот очков, нагрев смартфон и почти разрядив его, потому, прицелившись, кинул его на свою постель. Мысль о неверном решении пришла точно в полёте смартфона на матрас, и Чуя с замиранием сердца наблюдал, отскочит ли тот на пол и разобьётся ли вдребезги, но всё обошлось — телефон описал дугу над матрасом и упал на него же. Накахара выдохнул и лёг обратно на спину, сложив руки на груди. Нужно попытаться уснуть. Во сне время идёт быстрее. Он долго лежал с закрытыми глазами, а когда открыл их, обнаружил, что освещение из окна поменялось. Сонная тяжесть накрыла веки, стоило их разомкнуть — видимо, ему всё-таки удалось поспать. Сон был тревожный и неспокойный; удивительно, как Чуя не упал, учитывая, что уснул на спине, а проснулся на животе и со спущенной книзу рукой. Снилось ему детство — площадка и мальчик с загипсованной рукой. Хорошего сон ничего не сулил. Спустившись на сей раз по лестнице и пребывая в дрянном настроении, Накахара прошёлся по коридору до основного помещения и даже заглянул в Верленово ложе, но склад был пуст, как и вчера. Учитывая, что Поль всегда несёт с собой хаос и его присутствие всегда заметно, его точно не было за то время, что Чуя дремал, ведь всё лежало на своих местах. Урчало в животе, но от тревоги есть не хотелось. Накахара стоял, рассматривая карту. Он только заметил, что на ней появились новые знаки и надписи. Обыкновенной чёрной ручкой были обведены несколько домов, и, приглядевшись, Чуя узнал в них те самые крыши, на одной из которых он несколько раз встречался с Дадзаем, а на другой по другую сторону дороги сидели стервятниками Белые плащи, заставшие вчера Накахару и Дадзая с поличным. Чёрт подери, да как он узнал?! Проклятые разведчики! Пронюхали! Никакого уединённого угла отыскать нельзя — всё видят, всё знают! Чуя так разозлился, что схватил один из ножей, крепивших чью-то фотографию к карте, и изрезал крест-накрест обведённое ручкой место. Провались они пропадом! Шумно дыша через нос, Накахара, хмурясь, поднял слетевшую на пол фотографию, обнаружив, что на ней был Дадзай. Вроде он тут был младше, а бинты на пол-лица всё равно присутствовали… Моргнув и подумав о чём-то, Чуя снова поднял глаза на карту. Он стоял как раз на том месте, от которого тянулись красные стрелки к пустующему теперь месту фотографии Осаму и к фотографии самого Огая Мори, стоящего к объективу спиной и чья голова с затылка была проколота ножом. Чуя почувствовал, как его глаз дёргается. Сжав фотографию в руке, он согнул её пополам и ещё пополам и убрал в нагрудный карман расстёгнутой рубашки, а потом прошёл до кресла старшего брата, пока пустующего, и сел на самый край. Обзор на дверь отсюда был прекрасным. Можно и подождать. На город опустились густые сумерки. Когда за дверью что-то заскрежетало, озарив звуком всё складское помещение, Накахара, подпёрший щёку кулаком и закинувший обе ноги на подлокотник, встрепенулся, и взгляд его наконец прекратил пространно блуждать из угла в угол, а сосредоточился на одной точке. Массивная задвижка дёрнулась, будто кто-то схватил её призрачной рукой, и медленно съехала в сторону. Дверь со скрипом отворилась, и на пороге появилась высокая фигура в сером плаще и капюшоне. Тень падала от неё, и лица было не разглядеть. Чуя как сидел, так и подскочил на месте, встав ногами на кресло, а там и прямо на спинку, будучи готовым атаковать сверху… Фигура подняла руку, снимая капюшон с головы, и встряхнула светлыми волосами, растекавшимися хвостом по плечам. Воспалённые красные глаза, широко раскрытые, сияли, глядя на Чую, а губы были искажены хитрой улыбкой. Он выглядел как будто несколько безумно, и Накахара от этого вида только нервно сглотнул. — Соскучился? — заговорил Поль, но не успел Чуя и слова сказать, как Верлен поманил его рукой: — Скорее за мной, Тео! Шоу вот-вот начнётся! — Чт- какое шоу? — Накахара уже было зашагал прямо к старшему брату, но так и замер на месте. Верлен в ответ только головой покачал, оглянувшись куда-то за плечо и продолжая стоять на пороге. — Всё в порядке? — Быстрее! — с нажимом повторил Поль, упёршись рукой в бок. — Две минуты тебе на сборы. Я уже предвкушаю, как ты садишься наконец на своё законное место… — О чём ты? — Чуя начал приглядываться к старшему брату издалека, как вдруг Поль ударил рукой в дверной проём, а лицо его исказилось до гримасы гнева, от которой Чуя, будучи и так на расстоянии, отшатнулся назад. — Быстро! — рявкнул он. Накахара переспрашивать не стал, ретировавшись в свою норку, однако, пока не скрылся за стеной, взгляда с Верлена он не спускал — тот, в свою очередь, также не моргая следил за Чуей, будто контролировал, чтобы тот не мог убежать. Город тонул в плотной вечерней мгле, но не утихал. Людей было много, и все спешили в одном направлении — в том же, в котором шли Чуя вместе со старшим братом, скрытым под плащом и капюшоном, будто от дождя. Верлен шёл несколько позади, и Чуя периодически оборачивался на него, убеждаясь, что тот идёт следом; на вопросы Поль не отвечал прямо, лишь загадками: «Увидишь, милый Тео, увидишь сам!» В какой-то момент Чуя увидел, что Поль что-то и кому-то бросил в свой телефон и тут же убрал его. И теперь Накахара шёл впереди, понимая, что всё — капкан захлопнулся. Верлен ведёт его из огня да в полымя. Знать бы ему, как хорошо эта фраза подходит для описания ситуации! Чуя в какой-то момент почувствовал дым и ускорил шаг. Тёмное небо было не просто тёмным из-за приближающейся ночи: его застилал густой смог. Люди, торопящиеся по улице вверх, останавливались у огромной кучи народа, и чем ближе Чуя подходил, задрав голову кверху, тем отчётливее видел языки пламени, достигающие, кажется, самих чёрных туч. Сердце забилось как заведённое. Он встал за спинами людей, видя, как пылает сразу несколько крыш домов. В том числе та самая, на которой они встречались с Дадзаем. Она пылала ярче всех, и пламя тонуло в криках людей и вое пожарной машины; в нём тонул и шёпот зрителей, собравшихся поглядеть на страшный пожар. Ещё немного — и будут охвачены огнём верхние этажи. Было жарко, дышать было тяжело, хоть люди и стояли за ограждениями достаточно далеко. В густом дыму не было видно тёмных фигур-горгулий, сидящих на противоположной стороне улицы на крышах и смиренно наблюдающих за происходящим. — План в действии, — обрушился вдруг низкий голос Верлена, подошедшего наконец ближе и хлопнувшего рукой по плечу Накахары с такой силой, что тот даже дёрнулся вниз. — Иди. — Что? — Чуя с тревогой поглядел на Поля, не сразу понимая, к чему тот клонит… — Если хочешь спасти своего дружка — самое время бросаться на помощь, Тео, — промурлыкал Поль, склонившись к уху Чуи. Голубые глаза остекленели, когда Накахара понял, ради чего всё это затеяно и чьих рук дело этот страшный пожар. Возмущение о том, что могут пострадать невинные люди, застыло в горле, и Чуя бросился сквозь толпу прямо в огонь, расталкивая людей и перемахивая через ограждение. Крик пожарного остался за спиной. Минуя шланги, Накахара влетел в открытую теперь дверь парадного входа и помчался по ступеням вверх, ступая в туман и дым. У него не было выбора. Он видел краем глаза раскрытые двери квартир, и чем выше поднимался, тем больше было темноты и дыма. Взлетев по лестнице к чердаку, он увидел то, от чего его взгляд остекленел снова: дверь люка была заблокирована арматурой, не позволявшей его открыть оттуда, с крыши. Чуя даже не думал о том, ради чего всё это спланировано и чего будет стоить… Он знал, что должен быть хладнокровным в этой ситуации. Но таким быть не получалось. Он сдавленно дышал, давя в себе кашель, когда вынимал арматуру и с грохотом бросал её на пол, почти выбивая люк собственной головой и взбираясь на тёмный чердак. Он, кажется, попал в ад. Пот лился градом, а глаза слезились. Огонь виднелся из приоткрытой двери на крышу, жёг ступени и деревянные балки. Накахара попытался крикнуть, но его голос погряз в кашле, сорвался в лай; пришлось бежать навстречу пламени и вглядываться в окружение, закрыв рот и нос рукой в перчатке. Сердце билось так, что остановить его могло только пламя, если сожжёт дотла; пока сердце бьётся, Чуя жив. Потолок трещал. Осаму он увидел в углу чердака. Плаща на нём не было — тот лежал поодаль невнятным тряпьём и горел, пожираемый вкрадчивыми язычками пламени. Парень не реагировал ни на какой звук и сидел, скрючившись и уронив руки на пол. Терять равновесие он начал тогда, когда Чуя подбежал к нему и схватил за плечи, встряхнув и попытавшись привести в чувства, и Осаму, на мгновение раскрыв мутный глаз, лишь закашлялся. Бинт на одной из его рук был подпалён и чёрен, но кожа цела. Глубоко вдохнув, Накахара задержал дыхание и взвалил Дадзая на свои плечи, потащив его к люку. Треск над головой заставил ускориться, и Чуя сбросил Осаму в люк в тот самый момент, когда одна из балок надломилась и обрушилась вниз. Накахара успел нырнуть внутрь, когда пламя перекрыло вход на чердак. Взметнувшиеся в воздух клочья пылающего пепла коснулись рыжих волос, но Чуя очень быстро стряхнул их с головы. Накахара не понимал, дышал Дадзай или нет. Он, кажется, снова раскрыл глаз, когда Чуя опять поднял его и попробовал побить по щекам, но никак не отреагировал и снова уронил голову на плечо. Накахара закашлялся сам, чувствуя, как ему тяжело стоять на ногах, но, собравшись с последними силами, схватил Дадзая под руками и потащил по ступеням вниз. Препятствием случились пожарные, взбиравшиеся выше со шлангом. Попадаться им на глаза Чуя не решился, потому бросился в одну из раскрытых боковых квартир на четвёртом этаже. Дышать стало немного легче. Разглядывать в квартире парень ничего не стал, протащив Дадзая к одному из окон и выглянув в него, обнаружив рядом ту самую пожарную лестницу, по которой лазал наверх. Оглянувшись на бесчувственного Осаму, Чуя оставил его на полу чужой квартиры, метнувшись к раковине — это была кухня — и набрав в руки воды, умылся сначала сам, а потом и брызнул ею Дадзаю в лицо. Тот закашлялся и дёрнулся, упёршись руками в пол, и Чуя подлетел к нему, похлопав по щекам снова. Тот взглянул на него, не прекращая кашлять, и Накахара улыбнулся уголком губ. — Так, а теперь без лишних движений, понял? — заговорил он, распахнув окно настежь и подхватив Осаму под руками. Чуя понятия не имел, что так мог, и тело его, дрожа, говорило, что эти возможности второго дыхания очень скоротечны, и тем не менее он чудом держался на лестнице, закинув Осаму к себе на плечо. Либо Дадзай не был тяжёлым, каким мог показаться из-за роста и одежды, либо у Чуи открылись сверхспособности, но каким-то образом он всё-таки спустился на землю, упав под весом Осаму на спину, стоило спрыгнуть на асфальт — ноги подогнулись. Далеко в чёрном небе пылали языки пламени, и застывшие голубые глаза смотрели только вверх. Дадзай сверху него изогнулся всем телом, мокро закашлявшись, и попытался приподняться на руках. Накахара ровно секунду смотрел на него, потом поднялся сам и закинул одну из рук Осаму себе на плечи, а под второй придержал сам, прижав боком к себе. Радовало то, что Осаму стоял на ногах. — Давай, ещё немного, — прохрипел Чуя, тяжело зашагав вперёд, внутрь домов. — Не смей мне тут сдохнуть, понял? Вокруг было темно. Он дотащил приходящего в себя Осаму до середины двора, бросив наконец его на траву и рухнув на колени сам. Мышцы тянуло и щемило, лёгкие жгло, но пламя светилось позади, и Чуя слабо оглянулся на него, не желая даже думать о том, чем могла обернуться выходка старшего брата. А если бы Накахара не сумел? А если бы не успел? А если бы?.. Слишком много вопросов и ни одного ответа. Осаму лежал на земле рядом, перевернувшись на бок, и хрипло дышал. Чуя хмыкнул и приподнялся сначала на одно колено, вскинув наконец голову. В темноте и шуме позади он не заметил, как к нему бежали со стороны противоположных домов люди в чёрных одеждах, держа сверкающие в отблесках пламени автоматы в руках. Они встали ровным полукругом, выставив дула оружий прямо на подростка, и Чуя смотрел во все глаза на каждое, понимая, что даже если очень захочет жить — сбежать не сможет. Он изо всех сил хотел выкрикнуть имя старшего брата, но понимал, что сейчас он не поможет, вопреки всем тем словам, что он всегда говорил. Небо было кроваво-красным, с блестящими вкраплениями пламени в окантовке чёрного дыма, и напоминало разверзнувшиеся врата в саму преисподнюю. Взгляд приковала к себе высокая фигура, словно сотканная из чёрного смога, выступившая вперёд из рядов охраны и заложившая руки за спину. Дадзай лежал рядом с её ногами, перевернувшись на спину, и молча махнул ей рукой, показывая, что жив и всё в порядке. Накахара мельком заметил это, но не отвёл взгляда от бледного лица с повязкой на одном глазу в оранжевых отблесках огня сверху. Единственный глаз, казавшийся кроваво-красным, как само небо, смотрел прямо на Чую, и Накахара невольно отшатнулся назад, упав на землю. Это был Огай Мори. Его спина ровна, а волосы черны, как вороново перо, и убраны позади в короткий небрежный хвост; две пряди пересекают лицо с двух сторон. Его ярко-алый шарф накинут на шею, но не завязан, свисая до самого края чёрного пиджака под расстёгнутым пальто. Это длинное чёрное пальто Чуя не спутает ни с чем, как и руки в белых перчатках хирурга. Когда одна из них поднялась, сердце Накахары пропустило удар, будучи готовым остановиться под градом пуль, но, когда пальцы в белых перчатках щёлкнули, автоматы Чёрных пиджаков синхронно опустились в землю. Чуя испуганно огляделся, посмотрев в тёмные очки каждому, и вновь вернул взгляд к одному глазу Огая Мори. Тот ничего не говорил, лишь молча смотрел и стоял подле Дадзая. Накахара нервно сглотнул и медленно встал на ноги, проверяя реакцию окруживших его людей, но те не двинулись. Он сделал шаг назад, не поворачиваясь к ним спиной — ничего. Второй — ничего. Чуя отходил спиной назад всё дальше и дальше, чувствуя на себе испытующий взгляд одного кровавого глаза самого Огая Мори, и, когда отошёл достаточно далеко, сорвался с места и побежал. Жечь между лопатками перестало тогда, когда наконец исчезла угроза быть пристреленным сзади. Чуя задыхался, когда бежал прочь, и от роя мыслей, бьющих жалами в череп, было физически больно. Он чуть не умер за сегодня дважды и всё ещё не понимал, что происходит и происходит ли всё это на самом деле. Он мог задохнуться или мученически сгореть заживо, а мог оказаться застреленным или попасть в плен, но одноглазый… Огай Мори его отпустил. Почему? За то, что спас Дадзая? Да если бы он только знал, что это всё, чёрт возьми, спланировано! Сердце билось так быстро, что, казалось, не билось вовсе. Накахара останавливался, делая передышки и не видя ничего вокруг, и снова продолжал бежать. Он хотел спрятаться. Он хотел задать Полю множество вопросов, а ещё больше Чуя хотел посмотреть в его холодные глаза. Тяжело дыша, Накахара ударился плечом о железную дверь их логова, разгорячённой и ноющей рукой дёрнув за ручку на себя. И он почти никак не отреагировал, когда в его руку чуть не воткнулся нож, лишь отскочил и вовремя отдёрнул кисть к груди, вновь оказавшись на улице. Верлен стоял на пороге, без плаща и с пыльными, казалось, волосами, и лицо его было искажено гримасой гнева. — Предатель! — чуть ли не зарычал он, крепче сжав рукой рукоять ножа. Чуя сделал шаг назад, не понимая, о чём говорит старший брат. — Ты предал меня! Предал своего отца! — О каком предательстве ты говоришь? — Накахара ушёл вниз, увернувшись от пролетевшего над головой ножа, но Верлен уже достал из рукава новое лезвие. — Поль! — Этот щенок должен был сгореть! — Верлен бросился вперёд, не стесняясь громко выкрикивать обвинения. — Какого чёрта ты туда полез?! Какого чёрта ты его, — Верлен замахнулся — Чуя отскочил в сторону, забрав один из его ножей с земли, — спас?! — Но ты же сам- Договорить Накахара не сумел: Верлен подлетел близко так быстро, что уставший Чуя не смог парировать, успев увидеть лишь, как кулак целится в его солнечное сплетение. Мысленно Чуя приготовился задохнуться и повстречаться лицом с асфальтом, но в последний момент Поль зачем-то расправил кулак в ладонь, почти нежно подхватив парня в воздух и просто с силой отбросив в сторону. Накахара пригнулся и затормозил ногами об асфальт, но всё-таки поскользнулся на уставших ногах и упал на грудь, приподнявшись на руках и вскинув голову. Живот был невредим. Он с удивлением посмотрел на старшего брата, не изменившегося в лице. Что это было? Почему он не ударил, как и хотел? — Жалкий предатель! — прорычал Верлен вновь и кинулся на Чую вновь. Его лезвие блеснуло в свете далёкого фонаря с главной улицы. Накахара быстро встал, успев вскинуть схваченный в руку нож, и именно в его лезвие упёрся нож старшего брата, рывком прижавшего Чую к стене. Накахара держался изо всех сил, решительно не понимая, что нашло на Поля, как вдруг услышал шёпот на своё ухо: — За нами следят, Тео. Подыграй мне. Они должны поверить, что ты предал нас. Нож Верлена соскользнул, ударившись о стену рядом с рыжей головой. Вот почему Верлен не ударил — это всё было спектаклем одного актёра для… для кого? Задать вопросы Чуя точно уже не сумеет. Перевернув нож в руке рукоятью вперёд, он бьёт ею Полю в шею и отталкивает в сторону, а тот почти по-настоящему отшатнулся, схватившись за ушибленное место и метнув на Чую злобный взгляд. Оглянувшись на Верлена в последний раз, Накахара побежал прочь. Поль как будто что-то кричал ему в спину, но Чуя уже не слушал — в этом нет смысла, если это всё игра. Только куда ему теперь бежать? Ночной город встречал прохладой в лицо. У Чуи больше не было сил. Тяжело переставляя ноги, он пристал плечом к одному из домов. Он даже не знал, к какому, он просто устал и остановился там, где его застало отсутствие сил. Пожар вдалеке был виден на небе оставшимся от него чёрным дымом на соседней улице. Чуя дышал со свистом, чувствуя, что ещё немного — и упадёт, как вдруг увидел, сосредоточив взгляд, что дверь парадной открылась и из неё кто-то вышел. Недолго думая, Чуя нырнул в незнакомый дом следом, тенью юркнув на лестничную клетку и взобравшись на самый верх. Парень наудачу толкнул люк на незнакомый чердак, с облегчением обнаружив, что тот поддаётся толчку, и с ватными ногами взобрался наверх. В темноте было душно и страшно, но сил у Чуи не было. Он прошёлся до стены, подволакивая одну из ног, и рухнул возле неё, больше не поднявшись.