Запретный плод.

~

Крылья не мои,

я не могу их расправить.

Саша сидела в приемной Курс-инвеста, записывая конспект по истории. В офисе было тихо. Никого кроме неё и охраны сегодня нет. Лишь шум традиционного февральского снега с дождем, стучащих по деревянной раме застекленного окна, не давал сосредоточиться. Сегодня пасмурно и как-то по-особенному тоскливо на душе. Саша бросила взгляд на настенные часы, показывавшие без пятнадцати минут семь. Девушка немедля захлопнула на столе учебник и принялась собирать свои вещи в сумку, видимо, решила, что ей пора бы домой. До конца рабочего дня оставался час с небольшим, но последнюю неделю никто из так называемого «начальства» не появлялся в офисе, поэтому Люда и Саша самовольно скорректировали собственный график, каждый раз намереваясь ускользнуть с работы пораньше. Саша надела новенькое зимнее пальто, буквально несколько дней назад подаренное Витей, а на шею повязала нежный атласный шарфик, который Пчёлкин подобрал к пальто. Она больше не робела и с удовольствием принимала подарки от мужчины, а потом щедро его благодарила. Выключив свет и не забыв на ключ закрыть кабинет Белова и приёмную, она спустилась по лестнице вниз. — Вов, я ушла, — положив на стол охранника ключи, сказала Саша. — Темно уже, — протянул мужчина, — сказать ребятам, чтоб тебя докинули? — Не, — отказала Саша, — я сама. — Как скажешь, — Владимир убрал связку из двух ключей в столешницу. — Просто чтобы Пчёлкин потом не бухтел, что я одну тебя в темень отправил. Девушка молча махнула рукой в прощальном жесте и вышла из офиса. Открыв над головой зонтик, дабы не намокнуть, Саша пошла вдоль домов, к автобусной остановке, стараясь как можно аккуратнее шагать по мокрому снегу в красивых лаковых полусапожках. Не такую дождливую погоду она любила. Дождь зимой — мерзость. Ей по душе дождливая осень. Нет, не когда куча грязи и опавших листьев. А поздняя, пасмурная, с моросящим дождем. Именно в такую осень они встретились. И юное сердце Саши говорило ей о том, что это судьба. Однако, если сердце вторило — судьба, мозг кричал о том, какая Саша дура. Она шла вдоль улочек и с ужасом вспоминала тот день. Ну вот кому и что она пыталась доказать?

~

13 сентября 1991 год.

Суббота.

Звонкий женский смех доносился эхом вдоль по улочке. — Какая ж ты дура, Люб, — сквозь заливающий смешок говорила Саша. — И он, прикинь, мне потом и говорит такой: «Извини, Любовь, не получилось», — девушки вновь громко захохотали. — Как я по тебе скучала, — улыбнулась Саша. С предыдущей встречи двух юных девчонок прошло два года. Ровно два года назад единственной подруге Саши исполнилось восемнадцать, и она наконец смогла покинуть стены родного интерната. Сначала она перебралась в квартиру выделенную союзом как ребенку сироте, а затем она и вовсе уехала подальше от Москвы. По понятным только ей причинам. Сегодня Любе двадцать, и она вернулась, чтобы встретиться с подругой. Разница в четыре года их не смущала — союз был психологической потребностью для обоих. Люба воспринимала Сашу как младшую сестру, ведь двух её маленьких сестёр буквально сразу забрали в приёмную семью. А она была не нужна. Взрослый ребёнок никогда не нужен. Тем более трудный подросток. А Саша просто не хотела быть одинокой, желала быть защищенной и понятой хоть кем-то. Люба её понимала. Влияние конечно оказывала дурное, но Саша так не считала. Именно она поспособствовала тому, что в двенадцать лет Саша закурила. Вместе девчонки сбегали из интерната, щекотя нервы воспитателям. — Как там колония? Процветает? — спросила Люба. — Понятия не имею, — отмахнулась Саша, — я сейчас в квартире отца живу. — Неплохо устроилась, Шурка, — закуривая сигарету, сказала тёмноволосая. — Я рассказать тебе кое-что хотела, я беременна, — тепло улыбнувшись, заявила Люба. — Как? А муж? — Объелся груш, сама выращу, ты поможешь. Ты ведь не бросишь меня, а Шур? — Подожди, мы с тобой сегодня ноль пять водки на двоих выпили, а сейчас ты куришь. Ты же беременная, ты что творишь то? — Ты что учить меня будешь, Шур? — спросила Люба. — Да, буду. Посмотри на себя? Мы же ненавидели наших матерей алкоголичек, а теперь что? Ты такой же стала, что не видишь чтоли? Подруга Саши мгновенно поменялась в лице. — Ну ты и мразь, Шура, и это после всего того хорошего, что я для тебя сделала. Видеть тебя не хочу, ты потеряла последнего любящего тебя человека. Больше ты никому не нужна. Так и сдохнешь в одиночестве, ты поняла меня? — кричала Люба. Глаза Саши наливались слезами. Она пыталась успокоить истерику подруги, но та лишь оттолкнула её. — Не трогай меня, я думала мы родня, а ты такая же, как все. Вали отсюда. Обидные слова встали комом в горле Саши, ей ничего не оставалось кроме как молча уйти. — Я для тебя умерла, ты поняла меня? — крикнула в след Люба. Веселая посиделка с подругой обернулась громкой ссорой. Александрина и в правду лишилась последнего родного сердцу человека. Не подруга. Сестра сказала ей, что та сдохнет в одиночестве. В голове крутилось: Это ложь, это ложь, это ложь. Я достойна любви, я заслуживаю быть нужной. Подходя ко двору многоэтажки, она достала из пачки последнюю тоненькую сигарету и стала искать в кармане плаща зажигалку. — Я же её, — она тяжело выдохнула. — Любке дала. У одного из подъездов остановилось такси. Высокий мужчина вышел из машины и, взглянув в правое боковое зеркало автомобиля, поправил пшеничного цвета волосы. Он протянул купюру водителю и достал из кармана сигарету. — Огоньку не найдётся? — окликнула мужчину Саша.