В ожидании тепла

Взгляд твой чистый согревал И своей открытостью ласкал Мое изломанное сердце; Разжигая пламя в мертвой топи, Ты меня к жизни возвращал.

***       Было холодно, но что-то едва уловимо изменилось. За приоткрытым окном начинал моросить холодный, осенний дождь, что игриво отбивал приятную, сонливую мелодию по конькам крыш. Из-за ставней вплывал внутрь ледяной ветер, что плотной пленкой окутывал ютящихся в укромных комнатках людей. Возможно, стоило бы закрыть окна, дабы не промерзнуть, но отчего-то не хотелось этого делать. Создавалось впечатление, что сидящим подле него мужчинам был чужд осенний холод, а они сами горели изнутри, такими разными, но в какой-то степени схожими, огнями. Было по-своему уютно и комфортно.       Вей Усянь, доселе покачивающий наполненную наполовину вином фарфоровую чарку, в холодном, игривом недоумении приподнял бровь. А после на его лицо выплыла шаловливая, лисья, но даже в какой-то степени искренняя, улыбка. Он глумливо переспросил: - «Выпьешь?»       Лицо Лань Ванцзи нисколько не изменилось, а он сам ровно произнёс, убеждая в твердости своего решения: - «Выпью.»       Вей Усянь ехидно хихикнул и поспешил наполнить чарку Лань Ванцзи. По окончании он поставил ее перед ним и сделал приглашающий жест рукой, всё также ухмыляясь: - «Милости просим.»       Вей Усянь долил вина в свою чарку и поднял ее перед собой: - «Просто пить – неинтересно. Нужен тост…Дай-ка подумать…» - он в напускной задумчивости опустил глаза и принадул губы, постукивая пальцем по подбородку.       Искорка холодной шалости мелькнула в обычно равнодушном взгляде. Вей Усянь вскинул глаза и ехидно цокнул: «Ай-яй, Лань Чжань, ты так изменился. Раньше ты был совершенно другим.» - он по-птичьи склонил голову, смотря на человека напротив взглядом пустых блюдец, что вглядывался в самую душу, пытаясь вытянуть что-то необходимое ему, затем равнодушно протянул, словно говоря о погоде. – «Да и я когда-то был совсем другим.»       Лань Ванцзи едва уловимо вздрогнул и заметно погрустнел. Вей Усянь, не заметивший никаких перемен – или не пожелавший замечать – в своем спутнике, приподнял чарку в знак тоста: - «За изменения в нас, Лань Чжань. Неважно какие.»       Лань Ванцзи сделался совсем печальным, но тем не менее чарку поднял. В уютной тишине лавки прозвучал легкий стук двух чарок друг о друга. Вей Усянь легким залпом осушил содержимое. К его вящему удивлению, Лань Ванцзи также не отстал от него по скорости. Забавно, даже не поморщился. Превосходно, особенно, для непьющего человека. Он не преминул отпустить по этому случаю колкость: - «Как ты шустро пьёшь, Ханьгуан-Цзюнь. Смотри-ка. Даже не поморщился.» - на его остроту Лань Ванцзи ответил лишь немигающим взглядом.       Вей Усянь цокнул и уставился на Лань Ванцзи глазами полными лисьего ехидства из-под ресниц. Он подумал о чем-то и протянул: - «Лань Чжань, как так вышло, что когда-то ты меня убить был готов за приконченный сосуд «Улыбки Императора» на твоих глазах, а теперь хранишь целый погреб алкоголя в своих покоях?»       Лань Ванцзи смерил его бесцветным взглядом и невнятным тоном пробубнил: - «Я не трогал «Улыбку Императора».»       Вей Усянь, слыша это невнятное бормотание, ещё шире, по-дьявольски улыбнулся. Он тихо, четко поставил чарку на стол и быстрыми, легкими движениями сложил руки перед собой, подперев ими подбородок. В его глазах так и читалось лисье предвкушение. Не каждый день увидишь, как адепт самого консервативного Ордена распивает алкоголь и пьянеет! Разумеется, Вей Усянь желал увидеть хмельного Лань Ванцзи.       Он внимательно, не мигая, вглядывался в лицо человека напротив, стараясь подметить малейшие изменения во внешнем облике Лань Ванцзи. Но сколько бы ни смотрел, увидеть их было нельзя. Его спутник был всё также по аристократичному бледен и невозмутим. Вей Усянь разочарованно надул губы и отстранился, прислоняясь к деревянной стене позади себя. Он хотел было подбить его на ещё одну чарочку, для закрепления эффекта, но, на удивление, Лань Ванцзи спустя секунду легко нахмурился и помассировал акупунктурную точку меж бровей.       Его взгляд покрылся пьяной пеленой, а он сам, потихоньку прикрывая глаза, чуть склонил голову и замер.       Вей Усянь пару раз ошалело моргнул и даже чуть приоткрыл рот в удивлении. «Неужто он заснул?!»       Обычные люди хмелеют, а потом засыпают, но Лань Ванцзи умудрился перескочить эту стадию опьянения и сразу уснул!       Вей Усянь в сильном разочаровании скрипнул зубами, заломил брови, скривил губы, а после подкрепил свое возмущение легким хлопком ладонью по гладкой поверхности стола.       А ему ведь так хотелось посмотреть на пьяного Лань Ванцзи! Он уже давно чего-то при своем существовании так не хотел! А тут впервые за долгое время появилось шаловливое настроение и интерес к чему-то. Ну так неинтересно…       Вей Усянь легонько вздохнул и нетерпеливо помахал рукой перед все таким же беспристрастным, даже строгим, лицом Лань Ванцзи. Несмотря на то что он крепко спал, его выражение не теряло присущей ему атмосферы возвышенности и неумолимости.       Вей Усянь обиженно цыкнул и досадливо скрипнул зубами. Вот уж нежданно-негаданно оказалось, что Лань Ванцзи является человеком, падающим от одной чарки!       Он на некоторое время задумался, придирчиво оглядывая мерно посапывающего мужчину по другую сторону, и, плавно выскользнув из-за стола, остановился, возвышаясь грозной и угрюмой тучей над ничего не ведающим Лань Ванцзи.       Вей Усянь в отвращении скривился и нагнулся, сначала вытаскивая из-под стола ноги Лань Ванцзи, а после закидывая его сильную руку себе на плечо. Несмотря на то что мужчина находился без сознания и это все равно, что нести обычный груз на себе, при ощущении чужого теплого мужского тела его собственное донельзя напряглось и уподобилось крепко натянутой струне.       При попытке сделать шаг назад Вей Усянь слегка споткнулся и щека Лань Ванцзи коснулась его. Он застыл и, казалось, даже задержал дыхание от резко опалившего левую ланиту тепла. Вей Усянь, не мигая, уставился на расслабленное мирным сном лицо, что тем не менее сохраняло некую холодную строгость. Оно оказалось так близко, благодаря чему можно было пересчитать каждую длинную ресничку на плавно очерченных веках.       Вей Усянь пару раз моргнул и резко отпрянул, будто ошпарившись, заставляя голову Лань Ванцзи бесцельно болтаться. Он растерянно кашлянул, осознав, что засмотрелся на точеные, прекрасные черты другого мужчины, и в омерзении от самого себя, а в большей степени от Лань Ванцзи, передернулся, сбрасывая возникшее наваждение.       Решив не заострять на этом внимание, Вей Усянь отправился прочь, на поиски постоялого двора, продолжая придерживать на своем плече бессознательного Лань Ванцзи со всем доступным ему чувством отвращения. ***       Расплатившись похищенными у Лань Ванцзи деньгами и сняв комнату в третьем по счету за ночь постоялом дворе, он взял самодельную флейту и растворился в ночи.       Уже довольно долгое время из-за неусыпно бдящего у него над ухом Лань Ванцзи ему не удавалось призвать Вень Нина и разгадать причину его существования.       Прогуливаясь по темным переулкам и крутя флейту меж пальцев, Вей Усянь насвистывал незатейливый мотив, подыскивая укромный закуток для призыва.       Наконец, такое место отыскалось, и Вей Усянь поднёс инструмент к губам, приготовившись просвистеть призывной сигнал, но его прервал низкий голос, что по звучанию был похож на бархатистое мурчание. - «Не думал, что в «отпуске» ты будешь шариться по богами забытым трущобам, Сусу.»       Вей Усянь застыл, а после медленно чуть опустил флейту, оглядываясь через плечо: - «Как ты меня нашел?»       Таинственный мужской силуэт мурчаще усмехнулся и вышел под лунный свет, позволяя себя увидеть. Каждый шаг сопровождался тихим позвякиванием колокольчиков на высоких черных сапогах, мягко обтягивающими стройные ноги.       Мужчина цокнул и, выгнув бровь, со скрещенными на груди руками протянул: - «Неужто для тебя это тайна?»       Вей Усянь равнодушно цыкнул: - «Юй.» — это был даже не вопрос, а не утверждение. Мужчина развел руки, словно говоря: «ну а что спрашиваешь тогда, раз знаешь.» Вей Усянь полностью обернулся к нему и, отняв флейту от губ, вновь принялся покручивать её.       Загадочный мужчина, потревоживший его уединение и расстроивший планы, был весьма прекрасной наружности. Бледная, подобно самому благородному нефриту, кожа сияла в лунном свете. Иссиня-черные волосы, что пребывали в легком беспорядке, таинственно блестели в ночи. Несмотря на ярко-красные одежды и сверкающие серебряные украшения, мужчина не выделялся в ночном мраке, оставаясь по своему желанию незамеченным. Внимательный кроваво-красный глаз рассматривал собеседника с явным любопытством и вместе с тем с недовольством.       Вей Усянь цокнул и выгнул бровь: - «А что, завал дел в Призрачном Городе уже не столь велик, раз позволяешь себе ночные беспечные прогулки, Ченчжу?» - он изобразил трагичное «О», прижав руку к лицу. – «Отчего ты в гордом одиночестве? Его Высочество не составил тебе компанию?»       Хуа Чен цокнул и принялся покручивать меж пальцев вплетенную в тонкую косу бусину, попутно в своеобразном проявлении дружелюбия ощерившись: - «Чего язвишь с порога, меховушка? Между прочим, я тебе сделал одолжение, придя в это захолустье. А ведь я мог преспокойно нежиться в объятиях гэгэ.»       Вей Усянь фыркнул и ехидно протянул: - «Да ну? И чем же я заслужил столь велико оказанную честь?»       Хуа Чен в тон ему весомо промурчал: - «Тяжкими стараниями прошлых жизней.»       Вей Усянь хохотнул: - «Вот уж действительно удача!»       Отсмеявшись, Хуа Чен посерьёзнел и легкомысленная улыбка сошла с его изящных губ: - «А если серьезно. Сусу. Что произошло? Как ты оказался в теле смертного? Что пошло не так? Почему ты не вернулся? Не можешь?»       Его голос был полон строгости и напускного равнодушия, но за ними тщательно скрывалось дружеское волнение. Лицо обычно пренебрежительное и не блещущее участием ко всем, кроме своего гэгэ, сейчас изображало беспокойство за, пожалуй, единственного человека за все его годы, которого про себя искренне называл другом. Он сыпал вопрос за вопросом, на что Вей Усянь поднял руки, отрешенно капитулируя: - «Воу. Легче, Ченчжу. По порядку.» - он откашлялся. – «Я уже почти закончил иши*, но этот смертный провел ритуал призыва. И вот я здесь.»       Хуа Чен глубоко нахмурился, безмолвно требуя подробных пояснений. Аура недовольства стала более яркой. Вей Усянь тягостно вздохнул, понимая, что ему придется ответить на все интересующие Ченчжу вопросы, иначе тот самолично вытрясет его душу из тела Мо Сюаньюя, и продолжил: - «При проведении иши исполняющий находится в уязвимом состоянии, это ты сам итак знаешь. Так уж вышло, что случилось невероятное совпадение, по которому этот смертный призвал мою душу в свое тело, пока я не мог защититься.» - Вей Усянь замахал руками, когда Хуа Чен хотел было вставить свой едкий комментарий. – «Да-да, я знаю, что ты скажешь. Это проклятие высшего порядка и призывает особенно злых духов. Если учесть мою ослабшую защиту и дьявольский нрав, то не стоит удивляться подобному исходу. Это не больше, чем совпадение.» - он развел руки. – «Со мной всё в относительном порядке, и я держу все под контролем.       Хуа Чен выгнул бровь: - «Тогда почему ты не в пристани? Между прочим Яньли нам все мозги вынесла из-за твоего исчезновения.»       Вей Усянь ехидно заметил, по-лисьи щурясь: - «Неужто ты примчался сюда сам всего лишь из-за вынесенных А-Ли мозгов?»       Тот лишь отмахнулся, словно от назойливой мухи: - «Цыц, язва.» - Вей Усянь показал язык, словно говоря «кто бы говорил». – «Так что? Почему ты не в пристани?» - «Кому-то понадобилось мое присутствие здесь. Я пытаюсь выяснить кому. Дело достаточно запутанное и не терпит отлагательств.»       Хуа Чен посерьезнел: - «Разве кому-то из заклинателей так захотелось тебя увидеть? Ты точно в порядке? Разве не безопасней было бы выйти из этого тела? Так ты только себя ограничиваешь и есть вероятность пострадать.»       Вей Усянь развел руки: - «Так, это застопорит расследование и закроет доступ в некоторые места. Смертное тело полно недостатков, но не лишено преимуществ. Но, по чесноку, мне придется самоубиться, дабы смочь выйти наружу, а это не самое приятное занятие. Умереть один раз мне хватило с лихвой. Пожалуй, оставлю этот план на потом.»       Хуа Чен выгнул бровь в немом, напряженном вопросе, а Вей Усянь тяжело вздохнул, объясняя тонкости темных ритуалов, ибо Ченчжу за все свои тысячу прожитых лет** не особо преуспел на заклинательском поприще, – не было нужды – а уж в практиках темного пути и подавно: - «Если бы я сам занял его тело, то не было бы никаких проблем с тем, чтобы выйти. Но меня поймало заклинание призыва. Только смерть вместилища освободит меня.»       Хуа Чен цыкнул, скрещивая руки: - «Понятно.» - он помолчал, а после напряженно предложил, впрочем, силясь сделать так, чтобы голос звучал как можно безучастней. – «У тебя точно все под контролем? Не нужна помощь?»       Вей Усянь отмахнулся: - «Не нужна. Всё, действительно, в порядке. К тому же, не хотелось бы оказаться тебе должным. Под обалденные проценты запишешь же!» - Хуа Чен в легком раздражении закатил глаза, а он сам помолчал с минуту. А после холодно ухмыльнулся и протянул: «Но все равно спасибо. Лучше пригляди за А-Ли. Наверняка улизнет, когда окажется без присмотра.»       Хуа Чен клацнул челюстями, резко притихнув. Вей Усянь заметил столь странную реакцию и глухим, ледяным тоном прогудел: - «Что?» - «Тут такое дело.»       Он выдохнул, закатывая глаза: - «Так вот чё ты пришел... Вот ведь несносный ребенок.»       Хуа Чен дернул бровь и весомо заметил: - «Какой отец - такая дочь.» -он хихикнул. - «А вообще... Она уже не маленькая. Сама вернется. Ты лучше сейчас как можно скорее завершай дела и возвращайся в пристань.»       Вей Усянь остудил пыл и ехидно протянул, щурясь: - «Ой, а что, соскучился что-ли?» Хуа Чен выгнул бровь: - «Ещё чего. Нам с карасем просто не с кем пить и в карты играть.»       Вей Усянь понимающе вздохнул: - «Ааа, не у кого отыграться. Да, проблема.» - на эти слова Хуа Чен недовольно цыкнул, очевидно припомнив исход их последней партии.       Вей Усянь перевел взгляд внезапно задумавшихся глаз на небо и промычал: - «Надо бы быстрее разобраться кое с чем.» - «С чем?» - «Помнишь я тебе рассказывал о лютом мертвеце, в котором пробудил сознание?» - кивок. – «Так вот, он должен был быть обращен в прах ещё около пятнадцати лет назад, но недавно оказалось, что это не так. Я хочу исследовать его и выяснить причину.»       Хуа Чен сделал приглашающий жест рукой: - «Вызывай. А я посмотрю, что за мертвец такой. Хоть начну понимать, что ты имеешь в виду. У вас, заклинателей, постоянно термины меняются.»       Вей Усянь отстраненно кивнул и, поднеся флейту к губам, просвистел краткую мелодию, что разрезала ночную тишину. Притаившиеся на отшибе демоны в ожидании замолчали. Через некоторое время послышалось знакомое звяканье цепей и из окутывающих городскую стену теней вышел неровной походкой силуэт.       Его одежды были черны и сливались с окружающим мраком, лишь глаза сверкали хищным белым светом.       Вей Усянь заложил руки за спину и лениво обошел Вень Нина, не обращая внимания на внимательно наблюдающего в стороне Хуа Чена.       Вень Нин зарычал и дернулся было в его сторону, видимо почуяв исходящую ауру зла, но был остановлен кратким ледяным: - «Стоять.»       Под таким властным напором мертвец не посмел воспротивиться и послушно замер. Его лицо, что на секунду озарилось пламенем животной жестокости, разгладилось и окрасилось в печальные тона. - «Руку.»       Вень Нин покорно протянул руку. Вей Усянь крепко схватил ее, отчего кандалы, опоясывающие бледные запястья, звонко клацнули.       Это были далеко не обычные цепи. Когда Вень Нин приходил в бешенство, его мало, что могло удержать. Похоже, кандалы были созданы специально для него. Обратили в прах?       Кое-кто душу был готов положить за то, чтобы восстановить уничтоженную половину печати, и, само собой разумеется, также пускал слюни на знаменитого Призрачного Генерала. Разве они решились бы обратить его в прах?       Ох уж эти ублюдки клана Цзинь…       Ядовито усмехнувшись, Вей Усянь обошел Вень Нина и замер за его спиной, взглядом позволив Хуа Чену подойти посмотреть поближе. Тот поспешил воспользоваться предложением и замер подле Вень Нина, внимательно рассматривая его лицо; после чего равнодушно пожал плечами, мол, ничего удивительного. Обычный мертвец.       Вей Усянь более не обращал на него внимание, принявшись после непродолжительных размышлений ощупывать чужой череп с определенным нажимом. Державшие его в заточении, должно быть, желали подавить способность Вень Нина здраво мыслить и сопротивляться. Стало быть, что-то внедрили в голову.       И в самом деле, скоро подушечками пальцев он нащупал выступ, напоминающий угольное ушко аккурат на акупунктурной точке с правой стороны головы Вень Нина. Вей Усянь симметрично занес руку и обнаружил идентичный выступ по левую сторону. Он крепко ухватился за них и вытянул из черепа два длинных черных гвоздя.       Гвозди, глубоко вбитые в череп Вень Нина оказались длинной в цунь и толщиной с нить для яшмовой подвески. Едва штыри покинули череп Вень Нина, он слегка вздрогнул, и черные изломанные линии, похожие на прожилки крови, прорезали белки его глаз. Казалось, Вень Нин изо всех сил пытается терпеть боль.       Удивительно, как он, будучи мертвым, все ещё был способен страдать.       Хуа Чен, пристально следивший за действиями Вей Усяня и, будучи непосвященным в практики темного пути, но жаждущим это исправить, с интересом спросил: - «Гвозди, контролирующее сознание? И сейчас ты его ему вернул. Любопытно.» - Хуа Чен задумчиво помолчал, покачивая меж пальцев бусину, а после ехидно усмехнулся: «Интересно, на Ци Жуна подействует?»       Серьезный до этой фразы Вей Усянь, не сдержавшись, хохотнул и мотнул головой: - «Вполне вероятно. Он всего лишь свирепый.» - он повертел перед глазами гвоздь, внимательно осматривая. – «Они сделаны из довольно необычного материала. Так, с первого взгляда и не скажешь, какой именно. Но все же, думаю, проблем с контролем разума Ци Жуна возникнуть не должно.» - он предвкушающе подбросил гвозди, попутно злорадно хихикая. – «Зато никаких хлопот доставлять не будет и Призрачный Город с Пристанью хоть вздохнут спокойно.»       Он и Хуа Чен переглянулись, а после одновременно зловеще захихикали. В этот момент они были похожи на две заливающихся ехидным смехом лисы.       Отсмеявшись, Вей Усянь попытался вернуться в рабочее русло: - «Вот блин, черт, сбил меня.» - он в напускной злости зыркнул на него, на что получил тихое едкое хихиканье. – «Так.» - Вей Усянь легонько хлопнул в ладоши. – «Надо избавиться бы от этих кандалов.» - он обвел глазами окружение и остановился на мирно покоившемся на бедре Хуа Чена Эмине. Вей Усянь указал двумя пальцами на ятаган. – «Думаю, Эмин с ними справится.»       Хуа Чен выгнул бровь: - «А кто сказал, что я тебе его выделю?»       Вей Усянь упер руки в бока: - «А почему нет? Ты предлагал мне помощь? Ну вот, самое время ее оказать!»       Тот не остался в долгу и резонно заметил: - «А ты мою помощь отверг. Я тебе ничего не должен.»       Вей Усянь цыкнул: - «Вот ты язва.» - «От язвы слышу.»       Вей Усянь фыркнул, скрещивая руки: - «Ну и ладно. Не делишься, так не надо. Бичень у Лань Чжаня возьму.» Хуа Чен в изумлении и разгоревшемся любопытстве выгнул бровь, скаля зубы в почуявшей сплетни улыбке: - «Что за Лань Чжань?» - «Спутник мой. Вместе расследуем дело.»       Хуа Чен задумчиво, с ноткой игривости протянул: - «Всего лишь «спутник»? Ты же всё время работаешь в одиночку? Отчего ты с ним…»       Вей Усянь угрожающе выставил в его сторону палец, попутно чеканя каждое слово: - «А ну. цыц. Он – мой спутник, потому что его присутствие рядом помогает решать некоторые проблемы. И все. Ты же знаешь, как я ко всему этому отношусь.»       Хуа Чен в напускном удивлении округлил глаза и поднял руки: - «Тогда чего оправдываешься?»       Лицо Вей Усяня, казалось, треснуло и на нем проступила ребяческая злость, что проглядывала лишь в некоторые моменты жизни и лишь с некоторыми личностями: - «Я не оправдываюсь!» - «Нда?» - «Нда.» - передразнил его Вей Усянь.       Хуа Чен язвительно хихикнул и хотел было что-то сказать, но резко замер, вглядываясь в мрачные тени позади Вей Усяня. Тот тоже застыл, а его какая бы то ни была живость эмоций утихла, уступая обычной холодности и равнодушию. - «Что там?»       Хуа Чен не ответил, продолжив тем же непроницаемым взглядом таращиться в темноту. Вей Усянь не выдержал его молчания и резко обернулся, наткнувшись на притаившегося в темноте Лань Ванцзи, а после от неожиданности ощерился, очевидно вспомнив с кем находится.       Резко оглянувшись за спину, Вей Усянь хотел намекнуть Хуа Чену, дабы тот тактично испарился, но оказалось, что он сам прекрасно все понял и на его месте красовалась обычная пустота.       Вей Усянь едва уловимо облегченно выдохнул, уповая на то, что Ченчжу не дал себя обнаружить и что он всё это время был скрыт заклинанием от глаз смертных. А если даже и нет, то можно всё свести к проблемам со зрением. Оставалась одна проблема в лице Вень Нина.       В голове Вей Усяня роились тысячи лихорадочных мыслей. Как долго Лань Ванцзи там стоял? Неужели он лишь притворился, что уснул от опьянения, дабы поймать его за призывом Вень Нина? Как много он слышал? Как много он видел? Почему ни он, ни Ченчжу не почувствовали чужое присутствие? Бред. Если его чутье в данный момент притуплено, то Ченчжу точно держал ухо востро.       Чем больше Вей Усянь на эту тему думал, тем сильнее ужесточался его взгляд.       Замерший напротив Лань Ванцзи тоже был в не самом лучшем расположении духа. Он сцепил руки перед собой в замок, зажимая Бичень, и не молвил и слова, хотя лицо было максимально отрешенным и равнодушным. Вей Усянь, кашлянув, ядовито и холодно протянул: - «Что, Ханьгуан-Цзюнь, выспались? Прекрасная погодка, не находите?»       Очевидно, Лань Ванцзи не был настроен на праздные беседы и всё также продолжал смотреть на него пристальным безучастным взглядом. Несмотря на царствующее в глазах равнодушие, не оставалось сомнений в том, что их глубины были полны раздражения и укоризны.       Вей Усянь продолжал с холодным раздражением смотреть прямо на Лань Ванцзи, а тот – на него. Он студено хмыкнул и начал подносить флейту к губам, намереваясь отослать Вень Нина прочь.       По тому, как Лань Ванцзи глубоко нахмурился и поджал губы, крепче сжимая Бичень, можно было сделать вывод, что данное действие ему очень не понравилось и вызвало ещё большее раздражение. Он опустил Бичень и в два шага приблизился к замершему Вей Усяню.       Видя, что Лань Ванцзи бодро и угрожающе приближается с Биченем наперевес, в Вей Усяне вспыхнула ледяная злость. Он прошипел: - «Не смей. Если навредишь ему – пожалеешь.»       Но тот, очевидно, проигнорировал его и занес руку. Вей Усянь хотел было ударить Лань Ванцзи, но пораженно замер, когда увидел, что тот собрался сделать. И сделал. Он шлепнул Вень Нина по лбу. … Он сделал – что?       Несмотря на то что удар вышел звонким, реальной силы не имел: Вень Нин лишь покачнулся, немного просеменил назад и, ещё пару раз шатнувшись, восстановил равновесие и вновь встал прямо, сохраняя всё то же бездумное лицо.       К счастью, Вень Нин не был таким вспыльчивым как в былые времена, но всё же по-прежнему был весьма крутого нрава. Не останови Вей Усянь его на горе Дафань, то тот непременно растёр бы в пыль всех заклинателей. Но сейчас, несмотря на откровенную агрессию Лань Ванцзи, Вень Нин стоял спокойно, словно не осмеливался сопротивляться.       Вей Усянь про себя цыкнул и отстраненно подумал, что лучше бы Вень Нин дал сдачи. Хотя бы было не так обидно, что Лань Ванцзи их прервал.       Тем временем Лань Ванцзи, словно ему было недостаточно одного удара, со всей мощью кипящего внутри негодования отпихнул Вень Нина на несколько метров назад.       Он капризно нахмурился и досадливо пробурчал: - «Ступай прочь.»       Вей Усянь слегка выгнул бровь, смотря на необычную сценку перед собой и на «слегка» необычное поведение Лань Ванцзи. Отстраненно выскочила ассоциация с поведением капризного ребенка. Он пару раз моргнул и про себя хохотнул. Параллель весьма точная и забавная.       Тем временем Лань Ванцзи ещё раз оттолкнул Вень Нина, словно желал, чтобы тот стоял как можно дальше от них.       Вей Усянь с нарастающим любопытством скрестил руки на груди. На губах заиграла искренняя, шаловливая ухмылка, почуявшая что-то забавное.       Всё, начиная от мимики, жестов до шлепка, толчка и речи удивительным образом напоминали капризного ребенка и были далеки от образа идеального Второго Нефрита, светоча Ордена Гусу Лань.       Наконец, Лань Ванцзи видимо счёл удовлетворительным расстояние, на котором оказался Вень Нин, довольно вздернул подбородок и обернулся к любопытно наблюдающему Вей Усяню, с чувством выполненного долга отряхнув руки.       Вей Усянь по-птичьи склонил голову и сощурился. Совсем как жестокий ученый, когда его подопытная зверушка начала показывать изменения и развитие эксперимента.       Выражение лица Лань Ванцзи не выдавало ничего странного. Напротив, он выглядел ещё более строго и недовольно. Но всё же это был всё тот же великий и прославленный Ханьгуан-Цзюнь.       Однако, посмотрев вниз, Вей Усянь на секунду пораженно замер, а после легкие укололо сдерживаемым хохотом.       Вей Усянь терпеть не мог грязь. Он был чистюлей, каких поискать. Или «чистоблюй», как его окрестила за глаза А-Ли. Не всегда так было, конечно. Если бы его пятнадцатилетняя версия узнала о его отношении к порядку, то знатно обомлела бы. Маленький он вечно оставлял после себя хаос. Много хаоса. Сейчас же наоборот, Вей Усянь скрупулезно собирал и ставил вещи по своим местам, да настолько педантично, что даже Лань Ванцзи и адепты его ордена удавились бы от зависти. Ни складочки, ни пятнышка, ни ниточки. Всё одинаково безукоризненно.       Его тошнило от любой грязи. У себя на одежде, коже или в доме. Только один ее вид заставлял в злой досаде и отвращении скривить губы, ощущая на пальцах, ладонях фантомную мерзость и липкость.       Именно поэтому когда Вей Усянь как попало притащил Лань Ванцзи и как можно скорее скинул того на кровать, то не удержался от того, чтобы снять сапоги с бессознательного мужчины.       Что теперь, лечь в чистую кровать в пыльных сапогах?       Поэтому, скривив губы, он кончиками пальцев снял сапоги с чужих ног и отбросил в сторону от себя, после чего тщательно вымыл руки, стирая до красных пятен кожу в кипятке.       И вот сейчас, перед ним стоял безукоризненный, неумолимый Лань Ванцзи с неправильно надетыми сапогами. Правый красовался на левой ноге, а левый – на правой.       Уморительно.       Догадка озарила сознание Вей Усяня и заставила его улыбнуться ещё более широкой, горящей предвкушением, хищной улыбкой. Он в холодной глумливости, едко, но в то же время сладко, словно патока, и певуче, словно песнопение соловья, протянул, по-лисьи щурясь: - «Ханьгуан-Цзюнь, солнышко, какое это число?» - он показал два пальца, а после издевательски покачал ими на манер «заячьих ушек».       Лань Ванцзи ничего не сказал, завороженно смотря на них. Видимо ему надоело созерцать издалека, посему он бодрым шагом приблизился и оказался почти вплотную к Вей Усяню, тем не менее, оставляя между ними дистанцию в половину чи. Его руки дернулись к верху, а пальцы растопырились, будто хотели схватить что-то, но после резко застыли, напоследок дернувшись. Они медленно опустились, чуть подрагивая, и сжались в кулаки, будто пытались сдержать себя.       Обычно ровный и безучастный взгляд Лань Ванцзи сейчас, в лунном свете, выглядел донельзя странно. Он выглядел словно загипнотизированный неведомым чудом путник, что не мог отвести глаз ни на миг, потому держал их открытыми.       Вей Усянь вздернул бровь и вкрадчиво прошептал: - «Что такое, Ханьгуан-Цзюнь?» - он снова покачал пальцами. Глаза Лань Ванцзи неотрывно следовали за их траекторией, не отставая ни на шаг. Вей Усянь кратко усмехнулся. – «Нравятся мои пальцы?»       Лань Ванцзи не ответил, продолжая всё также смотреть. Кулаки подрагивали мелкой дрожью, словно они жаждали стрелой взвиться и ухватиться за желаемое, но не могли, оттого томились в снедаемом вожделении.       Они стояли близко, но в то же время достаточно далеко. Идеально выверенное расстояние, чтобы превосходно видеть каждую ресничку собеседника, но не чувствовать дискомфорта от присутствия в своем поле другого человека.       Вей Усянь с циничным интересом рассматривал Лань Ванцзи, словно тот был его подопытным кроликом. Но где-то в глубине глаз, за всем ледяным цинизмом и равнодушием, тонкой, всё норовящей потухнуть искоркой возгоралось неясное любопытство, желание рассмотреть, потрогать, изучить, растормошить, подергать, покрутить. И ещё разорвать в клочья. И ещё. Ещё, ещё, ещё, ещё. Это непонятное жгучее любопытство и желание сломать, раскрошить, заглянуть внутрь, как в самый сложный механизм; выудить шестеренки и под ярким светом лампы рассмотреть, а после вставить по собственному хотению. Сколько странных, из ниоткуда взявшихся эмоций, что опаляли грудь и плавили сознание, заставляя думать совершенно не о том.       Его же должно было пугать и отвращать не совсем обычное внимание к себе? Вей Усянь с того момента всегда сторонился любого проявления такого интереса к себе. Даже если это был наивный девичий взгляд. Ему вместо невинной влюбленности виделась порочная похоть, что обтягивала второй липкой кожей каждый фэнь его тела, не давая возможности сделать и вдоха.       Он не любил, когда его рассматривали. Не любил, когда его рассматривали так. Пусть уж лучше тебя прожигают ненавистью и жаждой убийства. Это понятно. Это естественно. Это не тот взгляд. Не тот взгляд, от которого начинает сводить тошнотворной судорогой желудок. Не тот взгляд, от которого начинают трястись ноги и руки, холодеть нутро и исчезать мысли, уступая место животному страху и этой…невыносимой грязи, что не вымыть из костей и мышц, подобно извечному могильному холоду.       Грязь и мертвый мороз прочно вросли в его душу и отказывались оставлять и на миг. Они последовали за ним и в это тело. Они были теми, кто всегда и везде мог его достать.       Так почему же сейчас, когда Лань Ванцзи смотрит так на его пальцы, этого чувства нет? Почему нет жгучего животного страха, что заставил бы стрелой выставить руку и сломать Лань Ванцзи шею?       О, его взгляд... Такой сосредоточенный. Такой…пристальный и внимательный. Словно не существовало ничего, кроме его пальцев. Словно весь мир исчез и для него были нефритово-бледные длинные тонкие пальцы, издевательски подергивающиеся на манер «ушек».       Его взгляд был буквально осязаем. Словно им можно было почувствовать настоящее трепетное касание подушечек пальцев Лань Ванцзи, мягко обводящее его фалангу, поднимающееся выше, гладящее его подушечку, сбегающее на тыльную сторону и плывущее к костяшкам.       Он обволакивал мягкой волной и невесомым перышком гладил его сияющую в лунном свете руку.       Этот взгляд не был невинным, но не был и порочным. Он желал, но сгорал в огне страсти сам, а не топил в нем и его. Правда, от этого Вей Усянь начинал возгораться сам. Что-то снова треснуло.       Почему когда Лань Ванцзи смотрит так, то нет желания вырвать его глаза? Почему есть только порочный, игривый огонь, заставляющий загореться и как в самом страстном весеннем сне желать, чтобы он продолжал так смотреть?       Почему хотелось, чтобы этот взгляд стал откровеннее? Почему хотелось, чтобы этот взгляд заскользил ниже, на запястья?       Сам не ведая, что делает, Вей Усянь опустил руку, провожаемую глазами Лань Ванцзи, и склонился на несколько цуней ближе, опаляя своим терпким, томным дыханием нефритовую кожу.       Лисьи щелки, полыхающие озорным огоньком, шаловливо выглядывали из-под ресниц и манили своей греховностью.       Вей Усянь сладко прошептал: - «Ханьгуан-Цзюнь, ты пьян?»       Глаза Лань Ванцзи чуть съехались и одурманенным, вожделенным огнем горели под коркой льда. Он смотрел прямо на него и всё также ощупывал каждый фэнь его лица. Гладил щеки и скулы, с легким нажимом проводил по пухлым алым губам. Останавливался на подбородке и соскальзывал на хрупкую шею. А после, словно одергивая себя, возвращался к манящим серым глазам.       Лань Ванцзи сделал прерывистый томный вдох и тихонько прошептал: - «Да.»       Вей Усянь весело ухмыльнулся. Странно. Обычно пьяные люди не признаются в собственном опьянении. Правда, к сожалению или к счастью, Вей Усянь так и не узнал, что Лань Ванцзи имел в виду: "Я опьянен тобой."       Вей Усянь по-птичьи склонил голову и резко отпрянул, покидая Лань Ванцзи и оставляя его в недоуменном одиночестве, но всё ещё прикованным к хитрым щелкам.       Вей Усянь заправил выбившуюся прядь за ухо и, отвернувшись, посмотрел на луну, вдыхая морозный ночной воздух и остывая.       Обычно люди сначала хмелеют, а потом спят. Но Лань Ванцзи наоборот: сначала поспал, а потом уже опьянел. К тому же, хмельной Лань Чжань в принципе не отличался от своего обычного состояния, поэтому заметить его опьянение было сложно.       В прошлом Вей Усянь не жаловался на количество собутыльников. В настоящем, Сюань Су тоже не жаловался на их отсутствие.       Кто-то горько рыдал и стенал, кто-то глупо хихикал без причины, кто-то хулиганил и грубил всем подряд, кто-то засыпал прямо на месте, кто-то рьяно искал собственной смерти, а кто-то, плача, умолял не оставлять его.       А кто-то…становился довольно жутким и требовал возмездия. В голове отстраненно пронесся образ пьяного Черновода, что взглядом готовил Ченчжу мучительную вторую смерть за новый повешенный карточный долг. Но не важно.       Лань Ванцзи же был весьма необычен. Он не галдел, не скандалил и выглядел благопристойно, но всё же творил несвойственные для себя вещи.       Свежие воспоминания опалили румянцем щеки Вей Усяня и заставили зачесаться от фантомных прикосновений пальцы. Уголки его губ дрогнули вниз, а он сам сделал глубокий вдох. «Хо-хо». – пропел многозначительный выдох в его голове. Щеки загорелись ярче, а Вей Усянь подавился воздухом. «Че хохочешь? Что за многозначительное "хо-хо"?!» «Так вот, кто этот Лань Чжань. Любопытная и необычная личность. Что ж ты нас не познакомил, Сусу?»       Нежданный мужской голос ехидно мурчал в его голове, заставляя Вей Усяня хмуриться.       Вей Усянь цыкнул: «Нечего вас знакомить, Ченчжу! Расследуем это дело и расстанемся. Так что нечего здесь хохотать! И вообще, почему ты ещё здесь? Тебя гэгэ не ждет?» «Ждет. Но разве мог я пропустить это дивное зрелище! Нечасто увидишь твоих…исключительных друзей – о, нет – спутников и помощников из Среднего мира.»       Вей Усянь послал злой взгляд в пустоту, надеясь, что сквозь мысленный поток до адресата дойдет его негодование. И судя по всему, дошло ведь спустя секунду зазвучал низкий бархатистый смех: «Не бурчи. Ухожу. И да, Сусу, раз уж Юй и Яньли не в пристани, то я сделаю тебе одолжение и пригляжу за всем там. А то мало ли, Ци Жун? Но вот тебе лучше быть готовым к появлению бушующей дочери.» Он помолчал. «Спиши мне два проигрыша, и мы в расчете.»       Вей Усянь чуть выгнул бровь: «Почему это два?»       Прозвучал убежденный в своей правоте ответ: «Я предупредил тебя о твоем «Небесном Бедствии» и помогу с пристанью в твое отсутствие. Все честно?»       Вей Усянь хмыкнул и отмахнулся: «Ладно. Хер с тобой. Спасибо. А теперь – скройся. Не мозоль глаза. Не боишься, что Его Высочество замерзнет в постели без тебя?» «Резонно. Но разве ты не знаешь, что демоны весьма холодные? По идее его Высочество со мной замерзнет...Но я сделаю всё, что в моих силах, дабы предотвратить это!»       Вей Усянь закатил глаза и слегка покачал головой.       Голос затих, и Вей Усянь подумал, что его обладатель уже ушел, но тот зазвучал снова: «И да, Сусу, я всё пойму и приму. Не смущайся. Быть с смертным – не зазорно!» Вей Усянь вспыхнул: «Кретин!» - так вот, что за "хо-хо"!! «Хо-хо»       Многозначительное «хо-хо» эхом прокатилось по черепной коробке и растаяло в дурманном тумане.       Вей Усянь кашлянул и подобрал лежащий без дела на земле Бичень. Когда он, наконец, отмер от разговора с давним другом, оказалось, что Лань Ванцзи всё это время наблюдал за ним.       Точнее, любовался утонченной, изящной фигурой, чей мягкий стан светился божественным светом под осенней луной.       Но тот, конечно, об этом не узнает.       Вей Усянь обернулся и смерил спокойным взглядом застывшего Лань Ванцзи. - «Ладно, давай вернемся на постоялый двор.»       Нечего пьяному Лань Ванцзи расхаживать по улицам. Кто знает, что тот способен учудить.       Удивительно, но Лань Ванцзи проявил немыслимую для него сговорчивость и покорно – но тем не менее, утонченно и с достоинством – кивнул, и мужчины двинулись в путь.       Вень Нин молча следовал за ними, и едва Вей Усянь сделал вдох, собравшись обратиться к Лань Ванцзи, как тот развернулся и всей пятерней гневно шлепнул Призрачного Генерала, на этот раз по голове.       От удара голова Вень Нина сильнее откинулась. Хотя черты его лица навечно застыли и не могли выражать чувств, а белесые глаза светились безразличием, по какой-то неведомой причине он показался несправедливо обиженным.       На удивление, в Вей Усяне не загорелась привычная ледяная злость и не возникло желания вырвать чужую наглую руку. Вместо этого он ровно, но с проклюнувшей ноткой любопытства поинтересовался: - «За что ты его бьешь?»       Лань Ванцзи сильно нахмурился, изображая явное неудовольствие, и с угрозой в голосе прогрохотал: - «Ступай прочь!» - он никогда бы себе не позволил такого, будучи трезвым.       Вей Усянь спокойно моргнул и, сложив руки за спиной, рассудил, что спорить с пьяными людьми – себе дороже; даже хуже, чем вступать в полемику с Ченчжу, поэтому отстраненно протянул: - «Хорошо. Как скажешь. Я его прогоню.» - на эти слова, казалось, Вень Нин изобразил на окоченевшем лице искреннюю обиду и печаль.       Вей Усянь поднёс к губам флейту, а рука Лань Ванцзи дернулась в его сторону, но была одернута самим хозяином и в гневе сжата.       Лань Ванцзи капризно скрипнул зубами: - «Не играй для него.»       В обычное время Вей Усянь с холодной ирритацией отмахнулся бы от назойливого раздражителя либо заткнул заклинанием, либо уронил на пол, либо подверг болевому заклинанию, а в особо незадачливые дни – убил на месте.       Но в этот раз почему-то захотелось спустить с рук этому смертному его пьяные капризы.       В совершенно обычную осеннюю ночь, в совершенно обычном городке среднего мира, с совершенно обычным смертным не захотелось быть жестоким. Захотелось быть искренним и показаться таким, каким он был.       И Вей Усянь был. Безразличный взгляд, на глубине которого искрилось легкое веселье, бегал по искаженному в ребяческом, злом капризе благородному лицу и, казалось, даже смеялся. - «Чего буянишь?» - в противовес клубящемуся в глазах смеху, голос звучал безразлично, но с едва проскальзывающим смешком.       Лань Ванцзи обратил на него свой горящий возмущением взор, поджатые в негодовании губы и, видимо посчитав это проявление своих эмоций недостаточным, топнул ногой: - «Не играй для него!»       Вей Усянь смешливо вздернул бровь, а уголки губ дрогнули в проступающей улыбке.       Лань Ванцзи никогда не отличался особой любовью к разговорам. Но вот уже в который раз за последнее время, он говорит.       Говорит много. То убеждает Вей Усяня поверить ему и в его искренность. То возмущается игре на флейте.       Честно говоря, нет ничего удивительного в протесте Лань Ванцзи. Он никогда не приветствовал «темный путь». Разумеется, гордость дяди ни за что не примет «путь отступника» и «кривую дорожку». Когда Вей Усянь был Старейшиной Илин, то использовал обычную флейту "Ченьцин"***, дабы управлять мертвецами. Так контролировать их было проще, чем без нее. Но что самое важное – она не давала заиграться и разгореться клокотавшей в груди жажде крови, не давала сорваться и потерять рассудок.       Заклинательство с помощью флейты в мире «бессмертных» теперь навсегда ассоциировалась лишь с ним.       Неудивительно, что Лань Ванцзи взбунтовался против его игры на флейте. Вей Усянь по-птичьи склонил голову и сощурился. Лучше было погладить Лань Ванцзи по шерстке и не распалять. Поэтому он детальнее осмыслил претензию и, осознав ключевой смысл фразы, заговорщически предложил: - «Ладненько. Тогда давай я сыграю для тебя?» - и снова потянул флейту к губам, на что Лань Ванцзи гневно сощурился и сжал дрожащие кулаки. Спустя секунду, когда Вей Усянь хотел сыграть первую ноту, Лань Ванцзи не выдержал и схватился за конец инструмента подле его руки, тем не менее, не касаясь кожи.       Их взгляды встретились. Лань Ванцзи отчеканил, не отрывая глаз: - «Не играй.» - и слегка потянул на себя флейту. – «Отдай.»       Вей Усянь вздернул бровь: - «Зачем тебе моя флейта? Поиграть захотел? Но ты же не умеешь! Мне нужнее.»       Лань Ванцзи ничего не ответил, продолжая сверлить Вей Усяня пристальным взглядом и тянуть флейту на себя.       Вей Усяню показалось это достаточно забавным, посему решил не отказывать презабавному смертному в его маленьком капризе и отпустил инструмент, легко разжав ладони и сохраняя по-холодному спокойное выражения лица.       Лань Ванцзи немного постоял и оторопело поморгал, словно не поверил в исполнение его маленькой прихоти, а после принялся с тщательно скрываемым, но оттого не менее видным детским удовлетворением. Он выглядел как ребенок, получивший требуемую игрушку. Несмотря на свой серьезный образ, будучи в состоянии опьянения, ему было, мягко говоря, плевать на то, как выглядит со стороны, посему принялся увлеченно пытаться покручивать флейту меж пальцев на манер Вей Усяня.       Лань Ванцзи был, безусловно, превосходным мастером мира заклинателей, имел множество талантов и умений, но вот в искусстве покручивания флейты явно уступал Вей Усяню, потому как инструмент всё норовил выпасть из-под нефритовых музыкальных пальцев.       Вей Усянь скрестил за спиной руки, продолжая наблюдать с проскальзывающей смесью цинизма, любопытства и легкого ледяного веселья. Правда, в конце концов ему это надоело и он отстраненно свистнул Вень Нину: - «Продолжай скрываться. Не дай никому себя отыскать.»       Вень Нин напоследок задержал на Вей Усяне замутненный, но всё же явно обиженный и побитый взгляд, пусть всё-таки сделал, что было велено, и скрылся в тенях ночных переулков, звеня кандалами. Вей Усянь проводил ускальзывающие во тьму цепи, мысленно делая себе пометку при следующей их встрече уничтожить их.       Вей Усянь вновь вернул свое внимание на полностью погруженного в свое занятие Лань Ванцзи, что, казалось, не замечал ничего и никого вокруг. Он медленно проплыл с всё также сложенными за спиной руками и остановился подле занятого мужчины.       Вей Усянь тягучим взглядом смерил белоснежный силуэт снизу-вверх и остановился на точеном прекрасном лице. Он равнодушно цокнул: - «Лань Чжань, как так вышло, что ты пьян, но твое лицо ни капли не покраснело? Насколько ж ты хорош в контроле собственных эмоций?»       Лань Ванцзи, наконец, отвлекся от флейты и медленно поднял на него задумчивый, подернутый хмельной пеленой взгляд. Он на несколько мгновений замер, словно о чём-то размышляя, после аккуратно спрятал в один из своих широких рукавов флейту и в раздумьях сложил руки перед собой, потупившись.       Лань Ванцзи, помявшись, робко вскинул исподлобья изучающие глаза. Они прошлись легким перышком по миловидному, но в то же время по-дьявольски опасному и соблазнительному, словно дикая роза, лицу напротив. Мужчина то открывал, то закрывал рот, не решаясь ответить, но всё же в конце концов смог тихонько выдавить: - «Можно?» - и аккуратно, будто страшась спугнуть, протянул вперед руку ладонью вверх, сим жестом обещая безопасность и уверяя в принятии его любого решения: отказа иль согласия.       Взгляд Вей Усяня покрылся ледяной коркой и напряженно остановился на протянутой ладони. Он бесцветно и морозно цокнул: - «Что ты собрался делать?» - «Хочу показать.» - «Что?»       В лунном свете стало слегка видно покрасневшие мочки Лань Ванцзи. Он легко и робко поджал губы, сильнее потупившись: - «Кое-что. Позволишь?»       Вей Усянь пристально вглядывался в смущенное нефритовое лицо. Забавно. Ему доселе не удавалось видеть смущенного Лань Ванцзи. Тот всегда был идеален и неумолим. Единственные проскальзывающие при нем ранее эмоции были только печалью и праведной злостью. Вей Усянь медленно протянул: - «Отчего спрашиваешь? Я ведь могу отказать и расстроить твою задумку.» - «В таком случае, я приму это и предприму с учетом твоих пожеланий действия.»       Вей Усянь ядовито вздернул бровь: - «А если я вновь откажу?»       Лань Ванцзи чуть приподнял подбородок и твердо отчеканил: - «Тогда я вновь придумаю что-нибудь другое.»       Вей Усянь с минуту рассматривал его лицо в попытках уличить во лжи. В любой. Иногда человек может считать и говорить так, но на деле всё может оказаться по-другому. Язык тела никогда не лжет и выдает все истинные, подсознательные намерения. Взгляд ледяной бездны блуждал по робкому лицу и не находил того, что намеревался найти.       Когда он осознал их отсутствие и искренность Лань Ванцзи, то корка льда резко треснула, как раскалывается замерзшая поверхность водной глади при резком потеплении, и обнажила плещущуюся на глубинах некую спокойную растерянность.       Вей Усянь цокнул, метнул взгляд сначала на пол, а после вернул к застывшей в ожидании ладони и ярко-золотым глазам, похожим на цветное стекло. Он помедлил, решаясь на что-то, а после донельзя медленно потянул свою руку к чужой.       Кончики ледяных пальцев нерешительно коснулись мягкой горячей распростертой ладони, что терпеливо ждала его решения, каким бы то ни было, и стремительно отпрянули. Лицо Вей Усяня по-прежнему было холодно и непроницаемо, но протянутая дрожащая в сдерживаемом волнении рука явно выдавала накрывшие своего обладателя эмоции с головой.       Помедлив, они вернулись на основание чужих пальцев едва-едва соприкасаясь с полыхающей внутренним огнем кожи. Пусть они касались «едва-едва», но исходящий от нее жар ярко опалял заледеневшие подушечки, укалывая тонкой иглой по самую кость.       Он вновь слегка отпрянул, но всё же спустя секунду уже смелее вернулся и замер, не делая более и шага ни вперед, ни назад, словно привыкая к добровольному прикосновению голой кожи к коже. Вей Усянь прерывисто вздохнул, как будто собираясь погрузиться в омут с головой, и, боясь передумать, накрыл чужую ладонь своей и крепко сжал.       Стояла ночная тишина. Не было слышно ни уханья сов, ни сопения спящих в своих домах жителей городка, ни прочих посторонних звуков. Были только они вдвоем. Два застывших друг напротив друга силуэта, таких разных, но таких похожих, что смотрели на сцепленные между ними руки.       В их глазах плескался бушующий океан эмоций и чувств. Расплавленное яркое золото сияло яростным желанием поделиться внутренним огнем и защитить, вплавить другого человека в свое сердце и никуда не отпускать.       Ледяная бездна выплывала из берегов, накрывая и сметая все на своем пути. Она обволакивала сцепленные руки студеными мокрыми щупальцами, словно стараясь запомнить каждый фэнь их кожи или, возможно, впитать исходящий чужой жар. Неясная растерянность, боязливость, непонимание – вот, что чувствовали они.       Вей Усянь отнял взгляд от рук и уставился темной, непроницаемой бездной на Лань Ванцзи. Он медленно потянул чужую руку на себя, к своей голове, и остановился чуть выше скулы, прислоняя раскрытую горячу ладонь к ней. На мгновение замер, а после собственная рука тяжело отнялась и опустилась безвольной плетью вдоль тела.       Вей Усянь прерывисто вздохнул от опалившего правую щеку тепла и прошептал: - «Только здесь. Нигде больше.»       Золотая гладь треснула от нахлынувших чувств, но само белоснежное лицо осталось неизменно холодным. Ладонь действительно не сдвинулась ни на фэнь дальше положенного, лишь слегка потянула на себя, давая понять о собственных намерениях. Вей Усянь, действительно, понял и послушно наклонился вперед, ведомый чужой дланью.       Лань Ванцзи аккуратно прижал Вей Усяня ухом к своей груди аккурат над сердцем и прошептал: - «Сердце.»       Вей Усянь моргнул: - «Что?» - «Мое лицо ничего не скажет. Слушай мое сердце. Оно поет для тебя.»       Столь откровенные слова заставили Вей Усяня на секунду забыть, как дышать, и прислушаться. Действительно, живое сердце быстро ухало взволнованной дробью ему в ухо и отдавало эхом в мозг, рассыпаясь красочным фейерверком в сознании. «Оно поет для тебя»       Вей Усянь тихонько прикрыл глаза, наслаждаясь песнью горячо бьющегося сердца и внимая ее смыслу.       Почему ты так добр ко мне? Почему столь участлив и аккуратен со мной? Зачем ты это делаешь? Какие помыслы хранишь?       Кто я для тебя, если, несмотря ни на что ты стоишь сейчас, во мраке холодной ночи, со мной?       Ты же ненавидишь меня, Лань Чжань. Всегда ненавидел. Одно лишь мое присутствие раздражало тебя. Ярко-золотые глаза всегда опаляли своей жгучей ненавистью и презрением. Отчего же сейчас, наоборот, словно всеми доступными силами пытаются согреть? Кто я для тебя?       Просто случайный неприятный знакомый? Второстепенный персонаж на страницах твоей истории? Или может, тот самый главный злодей? Кто я для тебя?       Ты узнал меня ещё на горе Дафань. Почему защитил? Терпел все мои выходки, но не выказал и капли возмущения или недовольства. Ты раньше таким не был. Отчего ты изменился? Кто я для тебя?       Вей Усянь почувствовал, что стало не хватать воздуха. Он спешно открыл глаза и неловко отстранился. Покоившаяся на его лице рука Лань Ванцзи тотчас послушно отнялась, провожаемая неоднозначным серым взглядом.       Вей Усянь отошёл на чи и отвернулся, крепко обняв себя, будто пытаясь раздавить собственные кости.       Он всегда старался сторониться людей, что могли полюбить его как мужчину. Подобное проявление интереса пугало. Где есть романтическая любовь, там есть и…влечение.       Лишь мысль, что кто-то может хотеть его, пускала по позвоночнику дрожь и сушила полость рта. Кто я для тебя, Лань Чжань?       Подкованный ум услужливо ответил ему на этот вопрос, по крайней мере, подсознательно, Вей Усянь уже знал, кто.       Но знаете, когда человек во что-то искренне не хочет верить, то всеми силами будет игнорировать лежащие перед глазами явные признаки чего-то. Если даже помахать этими знаками на манер ярко-красного флага у него перед носом, то тот все равно демонстративно закроет глаза и сделает вид, что ничего не видел.       Вот и сейчас, то же самое сделал и Вей Усянь.       Если бы он заподозрил подобное от другого, то не стал отрицать очевидное и они бы тотчас расстались, больше никогда не встретившись.       Но почему-то, в случае Лань Ванцзи…отчего-то не хотелось, чтобы это не было так. Хотелось, чтобы нашлось какое-то другое разумное объяснение. Оно обязательно найдется. Нужно только подождать. Или…сделать вид, что ничего не было. Это же – благородный Ханьгуан-Цзюнь! Второй Нефрит Ордена Гусу Лань. Он не может быть…Да, точно не может. Хотелось, чтобы Лань Ванцзи остался с ним, хотя бы на время расследования. Ведь...если это будет так, то они будут вынуждены расстаться. Никак иначе.       Они с несколько мгновений постояли так, молча и в абсолютной тишине, что не нарушалась ничем. Вей Усянь, наконец, справившись с накатившими эмоциями и заперев их глубоко на замок внутри, кашлянул и, оглянувшись через плечо, отстраненно бросил: - «Уже поздно. Мы потратили довольно много времени. Нужно вернуться на постоялый двор и отдохнуть. А завтра продолжим работать.»       И не дожидаясь ответа, устремился прочь. А Лань Ванцзи не отстал. ***       Вернувшись на постоялый двор, Вей Усянь, сам того от себя не ожидав, самолично решил снять с Лань Ванцзи неправильно надетые сапоги, ибо тот зашатался и чуть не упал, когда попытался их с себя стащить, запутавшись в завязках и полах одежд. Вей Усянь оправдал свой порыв снисходительной жалостью к попавшему в глупую передрягу смертному.       Он усадил незадачливого пьяницу на кровать, пока сам присел подле его ног на корточки и принялся стягивать сапоги. Все его непоколебимые действия сопровождались пристальным, но в то же время робким взглядом сверху. Вей Усянь не мог не заметить его, посему, закончив, порывисто поднялся и, отвернувшись, холодно бросил: - «Тебе бы следовало умыться перед сном. Я принесу для тебя горячую воду, а ты сними лобную ленту и убери волосы, дабы не намочить их. Считай это неземным милосердием и заботливостью с моей стороны и цени, но не следует злоупотреблять ею.» - «Мгм.» - ответ звучал лаконично и искренне.       Вей Усянь сжал зубы и вышел. ***       Уже вернувшись, он обнаружил сидящего в подобающей позе Лань Ванцзи, с убранными волосами и без лобной ленты. Как и было наказано. Вей Усянь смерил его критичным взглядом, но промолчал и слегка резко поставил таз на стул подле Лань Ванцзи. Выпрямившись, он отрезал: - «Думаю, ты сам в состоянии умыться. Вот, полотенце тебе принес ещё.» - и швырнул бедное махровое полотенце на кровать. Честно говоря, выглядело как пренебрежительная подачка, но Лань Ванцзи не выказал недовольства. Вообще, он не удостоил тряпку и взглядом, продолжая пристально рассматривать возвышающегося над ним Вей Усяня, если присмотреться, в некотором роде, благоговейным взглядом.       Щеки Вей Усяня опалило, а губы едва заметно дернулись. Он сжал руки в кулаки и, отпрянув, натянул маску ледяной безучастности, резко возжелав остаться в одиночестве.       Кашлянув, отрывисто бросил, с нарочитой властностью, словно разговаривал с одним из своих провинившихся подчиненных, хотя тон не вязался с неожиданным приглашением: - «Умоешься – если будет желание – приходи. Я буду пить чай.»       Не дожидаясь какой-либо реакции, резко развернулся на пятках и скрылся за расписной ширмой, оставляя Лань Ванцзи в гордом одиночестве наедине с тазом, который тот смерил бесцветным взглядом. ***       Вей Усянь порывисто пил свежезаваренный чай. Полость рта, язык и горло опаляло кипятком, но, казалось, он не обращал на это внимание ведь голова была относительно пуста, а взгляд устремлен в никуда, и, возможно, в этом «никуда» пытался найти ответы на интересующие его вопросы и некое успокоение.       Его уединение нарушило тяжелое плюханье чьей-то тушки рядом с собой. Вей Усянь едва заметно вздрогнул и метнул свой пустой взор на нарушителя своего одиночества.       Лань Ванцзи сидел в благопристойной позе и с непроницаемым выражением умытого лица. Хотя у Вей Усяня создалось впечатление, что тот был смущен, угрюм, опечален, растерян и был похож на одинокого ребенка, что тянется к заветному теплу в виде своего самого близкого человека. Все эти чувства не отражались на лице Лань Ванцзи, но ясно ощущались на уровне инстинктов Вей Усянем.       Он пару раз моргнул, и ему отчего-то захотелось узнать, что тот планирует делать дальше.       Лань Ванцзи спокойно, как подобает человеку с превосходными манерами, протянул руку вперед за одинокой чашкой и неспешно наполнил ее чаем, после поставив возле себя.       Но тем не менее, наполнив чашку, не стал пить. Он оставил ее, исходящую ароматным паром, остывать на столе, а сам потупился.       Вей Усянь уже в открытую рассматривал его. Все подозрения и переживания ушли на второй план и уступили место отчужденному, ненавязчивому, легкому любопытству.       Лань Ванцзи, наконец, отмер. Он сцепил руки в замок и занес в противоположную сторону от Вей Усяня, устроив подле своего бедра. Тем самым, наверное, демонстративно показав, где находятся его руки, дабы убедить, что от них проблем не будет. А сам, чуть помедлив, быстро уронил голову на худое плечо Вей Усяня, заставив последнего вздрогнуть и испуганной ящерицей замереть.       Вей Усянь заморгал, пораженно уставившись на пристроившегося на его плече Лань Ванцзи. Горло свело судорогой, и от шока он не смог вымолвить и слова.       Лань Ванцзи потерся щекой о чужое плечо, устраивая голову поудобнее, и прикрыл глаза. После чего горько и печально, надломленно и просяще прошептал: - «Не прогоняй меня.» - его слова эхом пронеслись в голове Вей Усяня, а после упали, вонзаясь, в самое сердце, заставив пораженно округлить глаза. – «Позволь мне побыть с тобой. Я тихонько. Я не коснусь тебя ладонями. Мои руки в противоположной стороне от тебя…я…я...» - он помолчал, а последующая фраза прозвучала настолько горько, настолько чувственно и печально, что заставила ледяное сердце Вей Усяня дрогнуть. – «Молю…Не прогоняй меня.» И затих.       А у Вей Усяня не хватило духу прогнать его. Насколько бы грубым и жестоким он ни являлся, скинуть аккуратно пристроенную на своем плече голову был не в силах. Его неоднозначный взгляд вперился в блаженно прикрывшего глаза Лань Ванцзи, что, казалось, даже не дышал, дабы его не прогнали взашей.       Мягко очерченные губы тихонько, но для возникшей гробовой тишины слишком громко, пробормотали: - «Не прогоняй меня…»       Вей Усянь тяжело вздохнул и так и не выдохнул, также замерев. Он сглотнул и махнул рукой, гася основной свет и отворачивая голову к столу.       Освещаемые лишь теплый пламенем пары свеч, в сонном полумраке на одной циновке прижимаясь друг к другу расположились два силуэта. Убаюканный яркими событиями дня и ночи Лань Ванцзи сладко посапывал на чужом плече. Вей Усянь рассматривал его разглаженное прекрасное лицо, кажущееся в уютной тишине и мягком свете свечи еще более возвышенным и невероятным.       Совсем скоро, неожиданно, он слегка согрелся. Для отвыкшего от чувства тепла Вей Усяня этого «слегка» было более чем достаточно; решив, что это из-за горячего чая, расслабился, уже привыкнув к ощущению веса чужой головы на плече. Уютная тишина и полумрак разморили Вей Усяня, и его вслед за Лань Ванцзи поклонило в сон. Он чуть помедлил, но все же тихонько, стараясь не потревожить чужой сон, прислонил свою голову на его. Оказалось, при определенных условиях, даже сидя можно спокойно заснуть.       Сегодня определенно было много различных событий, новых откровений и вопросов, на которые они непременно найдут ответ.       Вей Усянь и Лань Ванцзи спокойно спали, прижимаясь друг к другу, сидя на одной тесной циновке. Оставленные без внимания чашки с горячим чаем постепенно остывали.       Окна были закрыты, оттого морозный ночной воздух не смел посетить разомлевших молодых господ.       Было хорошо и…тепло.