Однажды и я стану чьим-то счастьем

Восемь часов до полудня в этот день решительно не желали походить на утро. В течение нескольких минут после пробуждения Эмма просто лежала, бессмысленно вглядываясь в туманный свет за окном. Погода была полна той серой неопределенности, что угнетала обычно сильнее дождя — но, в конце концов, имеет ли состояние природы хоть какое-то значение, если она просыпается рядом с ней? Эмма прикрыла глаза, с улыбкой скользнув рукой чуть в сторону, зная, что кончики пальцев вот-вот коснутся руки королевы. Но этого не произошло. Девушка резко обернулась, и вид пустой половины кровати в мгновение ока привёл её в чувство. Впервые этот дом показался ей по-настоящему ледяным. Выйдя из спальни, она прошла по коридору, а затем — вниз по мраморным ступеням, холод которых почти обжигал босые ноги. — Реджина? — не выдержав давления тишины, позвала Эмма. Но тишина не ответила — лишь поглотила её голос, вновь воцаряясь в теперь уже несомненно пустом особняке. Реджины нет. Ушла в офис? Нет, она бы определённо оставила записку, да и зачем ей идти туда в такую рань? Возможно, решила чуть раньше забрать Генри у Прекрасных? Вряд ли, в свете последних событий она не стала бы приходить к ним по собственной инициативе… Но как ещё можно объяснить то, что её кровать и её дом пустуют в этот час? Непонятная тревога никак не желала покидать её сердце. Медленными шагами она вновь поднялась на второй этаж и вернулась в спальню. Свежий взгляд лишь теперь заметил некоторые детали, ускользнувшие от неё сразу после пробуждения. Шкаф с одеждой приоткрыт, одна из вешалок лежит на кресле, как если бы госпожа мэр слишком спешила покинуть эту комнату, чтобы устранить эти маленькие последствия сборов — это на неё совсем не похоже… Лишь теперь в голову Эммы с запозданием пришла мысль о том, что она могла бы просто позвонить ей. Ведь должно же быть внезапному исчезновению Реджины какое-то простое и логичное объяснение, услышав которое Свон наверняка лишь улыбнётся собственной недогадливости. Девушка вытащила телефон из оставленных вчера на кресле джинс и набрала её номер, готовясь услышать мелодичный голос, что развеет все её опасения. Но голоса не было. Всё, что услышала Эмма — негромкая вибрация мобильного, одиноко лежащего на прикроватной тумбе…

***

Первое, что она ощутила — запах. Недостаточно острый, чтобы вызвать отвращение, но вполне определенный запах рыбы. Дальше вернулось зрение — картинка перед ней словно «выплыла» из той темноты, в которой она находилась до сих пор. Это была небольшая комнатка, чем-то напоминающая подвал. Здесь не было окон, единственным источником освещения служила неяркая лампа, почему-то напомнившая Реджине прожектор. Она долго смотрела прямо в её центр, затем закрыла глаза, всё ещё видя её зеленоватый отпечаток на сетчатке — словно само её существование зависело сейчас лишь от этого холодного белого света… Она связана. Это простое осознание пришло само собой, кажется, ещё до того, как ей удалось почувствовать путы на собственных конечностях и кожаную полоску — вокруг рёбер. Понемногу начинала возвращаться осознанность, а вместе с нею родился и страх… Она могла дёрнуть руками в попытке освободиться. Могла начать сопротивляться браслетам, стянувшим запястья, но это значило просто так потратить силы ещё до начала каких-либо действий. Да, Реджина хорошо знала, что будет дальше. Всё начиналось именно так, как она начинала обыкновенно ещё будучи Злой Королевой. Нужно истощить волю жертвы. Нужно заставить её измучить себя морально ещё до начала мук физических. Реджина помнила сколь приятно было наблюдать за тем, как сторонники Белоснежки осознают, что обречены, вырываются из оков, начинают умолять высшие силы спасти их от её чёрного сердца. Порой она упивалась этими минутами ещё больше, чем самой пыткой — ведь под плетью палача о пощаде молят чаще, чем наедине с собственным отчаянием… Поэтому она не доставит своим палачам удовольствия созерцать своё отчаяние. Взгляд упёрся в потолок. Она знала, что эти минуты будут мучительны, и всё же они закончатся намного быстрее, если она не покажет страха. Просто не думать. Просто дышать глубоко и спокойно, несмотря на страх, кожаную полоску на груди и отвратительный запах сардин. Наконец впервые за всю эту маленькую бесконечность послышался скрип дверных петель. Реджина не шевельнулась, даже не повернула голову, чтобы увидеть вошедшего, пока тот сам не появился в поле её зрения. — Доброе утро, Ваше Величество, — губы мужчины скривились в некое подобие улыбки. Реджина молчала, оглядывая привезённый им прибор, стараясь при этом не думать о том, для чего он предназначен. — Наверняка вы задаётесь вопросом — что нужно мне от вас, коль я решился просить вас об этом столь… — он проследил за тем, куда был направлен её взгляд, — Настойчиво. Кажется, он ожидал вопроса. Или может быть угроз, проклятий, но ничего не последовало. И в молчании королевы отчётливее, чем в любых словах слышно было презрение — словно она всё ещё способна одним мановением руки нейтрализовать Грега Менделла, лишь поджидает подходящего момента… Но мужчина знал, что это невозможно. Потому и чувствовал полную свободу и безнаказанность, когда навис над ней со всё той же безумной, противной улыбкой на лице. — Прошло двадцать восемь лет, — прошептал он ей в лицо. — Не было и дня, чтобы я не думал об этом моменте. Эта вещь, — он кивнул на машину, обвешанную тонкими проводками, — причинит вам боль. Сильную боль. Но мне необязательно к ней прибегать, просто скажите: где мой отец? Оуэн. Мальчишка, совсем недавно потерявший мать — и вот он смотрит на неё спустя годы, и он готов причинить боль, как всё тот же ребёнок, в чьих руках оказалась слишком опасная игрушка. Она не станет отвечать на его вопросы, никак, даже злорадством. Но её молчание, кажется, выводит его из себя сильнее, чем любые слова… Его лицо покрывается красными пятнами ярости, на мгновение ей кажется, что он вот-вот ударит её, но Грег лишь отошёл к машине, по очереди снимая с неё провода с зажимами разных размеров и форм. Прелюдии конец. Вот оно — начало действия. Реджина спокойно следила за его движениями, позволяя один за другим цеплять зажимы на разные части своего тела. Да, она позволяла, что, кажется, привело Грега в ещё большую ярость. В конце концов, она не в том положении, чтобы открыто издеваться над ним! Зацепив последний зажим, он отступил назад, любуясь своим творением. Он и подумать не мог, сколь приятным окажется это мгновение. Пусть сейчас она молчит, пусть лицо её спокойно и насмешливо, всё изменится совсем скоро… Машина завибрировала от напряжения, когда он включил её, выжидающе глядя на реакцию королевы. Она не подаёт признаков страха, но ему нравится думать о том, как быстро пульсирует артерия на её шее… Резкое движение руки заставило машину пустить электричество по тонким проводам. Её спина выгнулась дугой настолько, насколько только позволяли путы. Он отчаянно желал услышать её крик, как самый сладостный звук, но он так и не вырвался из-за плотно сжатых губ. Лишь едва различимый стон долетел до его ушей, тут же сменившись сбитым дыханием, когда он свёл напряжение на нет. Но Грегу хватило и этого. Этот звук был точно приятнее тишины…

***

— Эмма, — Дэвид улыбнулся, увидев на пороге дочь, но улыбка тут же угасла, стоило ему заметить её мертвенную бледность. — Что такое? Всё хорошо? — Нет, — тихо ответила Свон. — Её нигде нет. — Кого? — мужчина впустил её внутрь пустой квартирки. — Реджины, — Эмма упала на стул, неподвижно глядя перед собой. — Я искала её везде: её нет ни дома, ни в офисе, ни в склепе… — Что совершенно необязательно значит, что с ней случилось что-то плохое, — попытался успокоить её Дэвид. — Просто так она бы не пропала — как ещё это объяснить? — она вскочила со стула и стала расхаживать по комнате. — Почему я не проснулась, когда она уходила? Почему она меня не разбудила — тогда всё было бы хорошо! — Но всё будет хорошо, — Дэвид положил руки ей на плечи, твёрдо глядя в глаза. — Мы её найдём, слышишь? И я знаю, кто нам в этом поможет…

***

— И с чего, интересно, я должен вам помогать? — мистер Голд глядел на пришедших с усмешкой. — Лично я к ней нежных чувств не питаю. — За что вы её ненавидите? — прошептала Эмма. — Настолько, чтобы бросить в беде? — Ненависть и здравый смысл — разные вещи, мисс Свон. Стану помогать кому попало — останусь у разбитого корыта. Более очевидного намёка представить было нельзя. Ну конечно — Румпельштильцхен никогда не помогает задаром. И, когда речь идёт о выгоде, даже королева становилась «кем попало». — Назначьте любую цену, — тихо произнесла Эмма, понимая, что лишь эти слова способны его убедить. — Не думаю, что это необходимо, — вмешался Дэвид. — Мэри Маргарет спасла вам жизнь, о чём, поверьте, пожалела уже не раз. Реджина из-за вас потеряла мать. Думаю, справедливо просить от лица их обеих помочь нам — и ваш долг спишется. А Румпельштильцхен не очень-то любит ходить в должниках, не правда ли? В течение нескольких секунд в лавке была абсолютная тишина. Голд пытливо смотрел прямо в глаза Принца, словно стараясь найти в них сомнение — однако тот был абсолютно уверен в своей правоте, а потому встречал его взгляд без колебаний. Наконец Тёмный отвёл глаза, словно вытянув из мужчины всё, что было необходимо. Трость застучала в направлении подсобки, откуда Голд вернулся полминуты спустя с небольшим стеклянным пузырьком в руке. На первый взгляд тот казался пустым, лишь на самом дне было совсем немного прозрачной жидкости. — Слеза Реджины, — он поставил сосуд на прилавок. — Но нужна ещё одна. Слеза отчаяния, к которому близко теперь и вы. Эмма знала, что требуется от неё. Голд выжидающе смотрел на неё, но до чего сложно было просто взять и заплакать, переступив через гордость воина, у него на глазах. Однако сейчас сделать это необходимо — коль скоро от этого зависит теперь, возможно, судьба Реджины. Господи, где она и что с ней? Почему каждый раз, стоит им хоть на дюйм приблизиться к своему счастью, вмешивается рок и относит их на мили назад? Она закусила губу, плотно сжимая челюсти. Она всегда сдерживала слёзы. Всегда сглатывала тот «ком», что вставал в горле, усилием воли заставляла глаза высохнуть, но сейчас ещё большее усилие потребовалось, чтобы не предпринять ничего и позволить одной из капель скатиться по щеке и упасть в поднесённый Голдом флакон. — Вот и всё, мисс Свон, — он удовлетворенно рассматривал полученную смесь. — Одна капля в глаза — и вы увидите, услышите и почувствуете всё то, что видит, слышит и чувствует она.

***

— Желание поговорить не появилось? — уже привычным жестом отключив напряжение, Грег вновь подошёл к ней. — Хочу напомнить: я никуда не тороплюсь, но вам следовало бы. Руки упёрлись в края стола, к которому была привязана женщина, по обе стороны от неё. Она тяжело дышала, от краешков глаз к вискам тянулись дорожки слёз — она продолжала смотреть высокомерно и холодно. — Где мой отец? — в который раз повторил свой вопрос Грег. — Покинул город, — спокойно произнесла Реджина. — За дальнейшую его судьбу я не отвечаю. Мужчина отступил от неё, дыша почти так же тяжело. — Значит ответишь. Новая волна боли оказалась сильнее предыдущих. На секунду Грегу показалось, что она вот-вот закричит, но крик, готовый вырваться наружу, так и остался лишь сдавленным стоном. Он отпустил напряжение и, наблюдая за тем, как она готовится к новому удару, подумал: а прекратил бы он на самом деле пытку, расскажи она ему правду об отце? Смог бы отказать себе в мечте о мести ради скорой встречи с ним? Сейчас об этом хотелось думать меньше всего, однако он всё ещё верил, что делает это лишь ради него, ради Курта. — Знаете, что мы обнаружили в ваших карманах? — заговорил он, доставая из собственного небольшое фото и демонстрируя его женщине. — Вы хотели, чтобы мы с отцом остались в вашем городе. Почему? Реджина молча смотрела на фотографию, и в это мгновение во взгляде её будто промелькнула некая смесь сожаления и даже нежности. Но Грег быстро отогнал эту мысль. Эти глаза — глаза, полные Тьмы — неспособны выражать подобные чувства. — Ты был необычным мальчиком, — негромко произнесла Реджина, впервые с начала пытки ответив правду. — Оуэн. — Не смей! — вдруг выкрикнул он, вновь вдавливая рычаг до упора и пуская электричество сквозь её тело на несколько мгновений. — Не смей, — тяжело дыша, но уже спокойнее произнёс он. — Не смей называть меня этим именем. — Это почему же? — голос слегка дрожал от недавнего приступа боли, но тон был всё так же твёрд. — Я буду называть тебя именем того, кого знала. — Того, кого вы знали, не стало из-за вас же, — рот искривила ухмылка, скорее напоминающая болезненную гримасу. — Я двадцать восемь лет был не только сиротой, но и психом. Никто не верил в то, о чём я говорил… Почти никто. — Почти? — хрипло переспросила Реджина. — Да, — мужчина подошёл ближе. — Те, кто думали иначе, нашли меня. Они же помогли добраться до вас теперь, когда заклятье пало. — Помогли просто так, без какой-либо выгоды для себя? — через силу усмехнулась Реджина. — Верится с трудом. — Думаете, вы — наша миссия и цель? — Грег засмеялся тихо и зловеще. — Ваше Величество, вы переоцениваете свою значимость. Вы нужны мне, однако им до вас дела нет. Мы здесь за тем, чтобы уничтожить магию вместе с самим этим городом. Сказочной нечисти не место среди людей. Но, могу вас обрадовать, среди прочих погибнут не только те, кто вам дорог, но также ваши враги. — Ничего не выйдет, — с ледяным спокойствием возразила королева. — Кучке фанатиков не победить их и уж точно не уничтожить магию. Грег ничего не сказал на это. Полумечтательная-полубезумная улыбка всё ещё была на его лице, когда он дотронулся до рычага, готовясь вновь привести машину в действие. — Посмотрим, — произнёс он. Но Реджина не услышала. Кровь вновь запульсировала в ушах, замещая прочие звуки, руки задрожали, непроизвольно цепляясь за собственные путы, и вскрик, негромкий, но болезненный, наконец долетел до ушей торжествующего мучителя…

***

— Мэри Маргарет с Генри вернутся через несколько минут, — Дэвид отложил мобильный, присаживаясь напротив дочери. — Готова? Эмма кивнула, садясь чуть ровнее. Она старалась убедить себя в том, что волноваться не о чем, на деле же боялась того, что может увидеть и почувствовать. Но страха быть не может. Эмма должна сосредоточиться — она должна запомнить каждую мельчайшую деталь; всё, что угодно, может привести её к Реджине. На несколько мгновений повисла полная тишина. Дэвид поднёс бутылёк к её лицу и, осторожно придерживая дочь за подбородок, залил слёзы ей в глаза. Сначала Эмма не почувствовала ничего. У неё мелькнула было мысль, что фокус не сработал, и она вопросительно взглянула на не менее растерянного Дэвида. Когда внезапно боль, пронзительная, почти слепящая, пронзила каждую клеточку её тела. На мгновение она успела увидеть ужас на лице отца, но затем он растворился в недолгой темноте, из которой тут же выплыла другая картина. Она видела человека, и этот человек был знаком ей, но сейчас она не могла вспомнить, откуда. Всё, что имело сейчас значение — эта боль. И эти крики — она не понимала, кричит ли она сама или Реджина — крики разрывали её изнутри, не давая возможности их сдержать. Всё оборвалось внезапно, словно на мгновение у неё отобрали все органы чувств. Затем она поняла, что полулежит на полу, в гостиной Дэвида, почти что на его руках. Она не могла поверить в то, что только что увидела и почувствовала, как если бы приняла за кошмар страшную реальность. — Эмма, — голос Принца охрип — кажется, он звал её не в первый раз. Эмма никак не дала понять, что слышит его. В одно мгновение осознание пришло к ней, заставляя не заплакать, не закричать или задохнуться — просто окаменеть от ужаса. Она чувствовала, как Дэвид прижимает её к себе, пытается успокоить, ведь теперь её собственное тело дрожало так же, как дрожало только что тело Реджины. В голове всё ещё звучал её крик. Перед глазами всё ещё плавало алое море боли, за которым, как в бреду, трудно было различить истинную картину происходящего. И мысль, одна-единственная мысль, занимала теперь безраздельно её сознание… Не о том, как покарать того, кто причиняет королеве адскую боль. Лишь бы только она жила. Лишь бы только её удалось спасти. Теперь Эмма пожертвовала бы всем, что имеет, и даже большим, чтобы только знать — с Реджиной всё будет хорошо, пусть бы даже это было последним, что она услышит…