Yasu(泰)

В гараже воняет машинным маслом и бензином, табачным дымом и пивом в холодильнике. Чан вертит гаечный ключ в руках, напряженно оглядывая старый сивик и убирая волосы с лица замазанными в мазуте ладонями. — Блять, тебе на металлолом пора, но я каким-то образом должен сделать так, чтобы ты протянул еще лет пять, — качает головой альфа. Он стаскивает перчатку зубами и включает телефон, проверяя время на экране. Тэхен опаздывает уже на полтора часа. Он резко поворачивается на оглушительный стук, открывая гараж и зависая на месте. Смотря расширенными глаза на избитое окровавленное лицо Тэхена и хватая его за плечи прежде, чем он обессилено падает. — Брат, — выдыхает дрогнувшим голосом Чан, обнимая его и помогая дойти до дивана. Тэхен откидывается на спину дивана, прикрывая тяжелые веки и надеясь вырубиться на пару дней. — Какого хрена? Кто тебя так? Альфа нарывает аптечку, готовя бинты и параллельно делая набор скорой. — Нет. Не звони, Чан. Я полежу здесь пару минут и пройдет, — Тэхен хмурится, челюсть слегка побаливает, мешая ему говорить. Крис глядит на него ошарашенно, поломанно, будто эти раны на своей же шкуре ощущает. — Нихуя не пройдет, Тэхен. Я вызову ебучую скорую, а если надо, отвезу сам к этим ебучим врачам. Ты здесь умирать не будешь, — с нажимом произносит альфа, теряя разум от тревоги, заполонившей сердце. Догадка простреливает его череп, долбя по вискам. — Ты ходил в особняк Исайа? Ты, ебать его, рехнулся? Я же предупреждал тебя не ходить одному, блять! Чан не может поверить, сжимая кулаки от накатившей ярости, норовящей растерзать его грудную клетку надвое. Он и не думал никогда, что видеть брата в собственной крови будет так больно колоть сердце. Тэхен молчит, издавая сдавленные хрипы и закрывая свинцовые веки. Чан промокает бинты, действуя быстро и пытаясь сохранять голову трезвой, чтобы помочь ему, но проваливается с треском. Он готов прямо сейчас пойти и расстрелять весь их клан к хуям. — Я бы никогда не втянул в это никого из вас. Это только между ними и мной. Аллен не должен пострадать. Просто подлатай меня немного, чтобы он не испугался, — отрывисто говорит Тэхен, тяжело прикрывая глаза от болезненных ощущений. Будто все тело перемолото, а кости раздроблены. Чан вытирает кровь с его лица, отмечая многочисленные синяки, вода и бинты приобретают пугающий алый оттенок. Чан сглатывает, чувствуя каждую его царапину, как свою собственную. Вот бы я смог забрать себе хоть половину твоей боли, брат. — Ты приехал в таком состоянии на додже? — поражено спрашивает он, пытаясь отвлечь Тэхена разговорами. Альфа коротко кивает, Чан промокает бинты и вытирает его шею и плечи. Мысленно нарекая его сумасшедшим, безумным психом, не заботящимся о сохранности своей же жизни. Он встает будто бы для того, чтобы сменить воду, и бегло пишет Минхо, чтобы вызывал скорую и ехал в гараж. — Чан, — Тэхен поджимает губы, собираясь с силами, чтобы снова заговорить: — Отправь кого-нибудь из парней к Аллену. Я подъезжал к нашему дому, чтобы проверить его, с ним вроде все хорошо. Он меня не видел, но я переживаю за него. Позвони Чанбину, Аллен его уже более менее знает, — просит альфа, и Чану хочется ударить его и обнять в то же время. — Почему сразу мне не позвонил? Почему ты, блять, ехал полгорода в таком состоянии, прежде чем позвать нас на помощь? Черт подери, — ругается вслух Крис, вытирая кровь и параллельно набирая Чанбину. Объясняя ему всю ситуацию и убирая телефон от уха, когда тот орет и грозится приехать сейчас же. — Нет, поезжай к Аллену, он один в квартире. Тэхен за него переживает. Потом все решим. Он уже едет, — улыбается Чан, и от его слов в грудной клетке разливается тепло. Тэхен усмехается краем разбитых губ, в своей треснутой надвое голове думая о том, как ему повезло иметь таких преданных людей рядом. И теперь ему еще сильнее хочется от проблем и опасности их отгородить. — Дай телефон, — он благодарно кивает, когда Чан передает ему его, и набирает номер братика. Крис напрягает желваки, оттирая его руки и прося задрать майку, пропитавшуюся кровью. Это заметно даже через черную ткань. Он сдерживает шокированный выдох, смотря на уродливое месиво вместо кожи на животе. — Сукины сыны, — цедит сквозь стиснутые зубы Чан, выжимая бинты. — Как ты там, родной? — улыбается с теплотой Тэхен, когда слышит веселый голос Аллена. Он прикрывает веки, готовый умереть со спокойствием после этого. — Я сегодня задержусь у Чана в гараже, тут срочный заказ на завтрашний заезд. С тобой сегодня будет Чанбин, я приеду рано утром и отвезу тебя в школу. Веди себя вежливо, понял? — он ловит тревогу в ответах братика и успокаивает его, обещая взять с собой на следующую гонку и усмехаясь на его радостные визги. — Ты лучший, братик, знаешь же? — орет ему на ухо Аллен, и Чан с короткой улыбкой переглядывается с таким же счастливым Тэхеном. — Давай делай уроки и не дерзи Чанбину, — Тэхен заканчивает вызов с ухмылкой, греющей ему сломанные ребра. Не слыша обеспокоенных криков Чана, не помня больше ничего, прежде чем закрыть глаза и не открыть их снова.

***

Тупая боль простреливает ребра. Они сломаны везде, где только можно. Тэхен видит в мутных кошмарах обрывки прошлого. Мягкие ладони папы, гладящие его щеки после тяжелых боев, объятия Аллена, бегущего за ним после школы с кипой учебников и рюкзаком. Гетто Лос-Анджелеса. Зеленые пальмы. Родные четыре стены и он сам, убитый в хлам. Папа учил, что за каждой тягостью следует облегчение. Но счастье Тэхена оборвалось с его дыханием. Надежды на лучшее завтра медленно угасали в нем. И если бы не Аллен, он бы заживо захоронил себя в яме. Сейчас его отдушина — это четыре пары рук, протянутые ему, пока он сломлен и подыхает в водосточной канаве, отчаянно скребя ногтями землю и моля очнуться. Без долгов отца. Без слез папы. Без избитого братика. И себя на дне. Он просыпается от вязких кошмаров в гараже, открывая свинцовые веки и вглядываясь в беспокойные, напуганные до дрожи лица своих пацанов и брата, сидящего рядом на полу и сжимающего его ладонь в своей. — Братик, — шепчет на выдохе Аллен, а в черных как ночь глазах его блестят слезы. Тэхен вырежет города и сядет навечно, лишь бы он никогда не плакал. Внутри Аллена разрывалось и обливалось кровью сердце, пока Тэхен лежал без сознания почти сутки, никак не приходя в себя. Он думал, что сгинет прямо следом за старшим братом, не раздумывая ни минуты, прежде чем покинуть эту вселенную. Без Тэхена мир-то и не мир вовсе. И жизни нет тоже. Чан и Джэхен стоят рядом, тревожно рассматривая его забинтованное, но спрятанное под длинным лонгсливом изувеченное тело. Минхо сидит на стуле сгорбившись и измеряет яростным взглядом пустоту, Чанбин за ним сжимает ящик с лекарствами и бинтами. — Не плачь, родной, со мной все хорошо, — улыбается с теплотой Тэхен, стирая слезы Аллена и немного приподнимаясь. Он не знает, сколько он провалялся здесь, на потертом кожаном диване, но по ощущениям — ебаную вечность. — Ты все-таки вызвал скорую? — он поджимает губы, тяжело посмотрев на Чана. И режется до артерий тревогой и болью в его глубоком взгляде. Лучше бы Тэхен выжег себе глазницы, чем ощущать его раны за себя. — Конечно, ебать тебя, вызвал. Сукин ты сын, хотел подохнуть прямо у порога? — гневно рычит Минхо, подскочив с места. Чан перехватывает его за грудки и не позволяет двинуться дальше. — Какого хуя ты пошел туда один? Разве мы не предупреждали тебя, что эти гиены никогда не играют честно? Они могли убить тебя, блять! — Хорош, успокойся, — говорит с нажимом Чан, слегка отталкивая его. — Иди голову проветри и вернись. Альфы впервые видят Криса настолько жестким и встревоженным, пугаясь его сжатой челюсти и пляшущих на дне зрачков дьяволов. — Больше никогда не иди на них в одиночку, — произносит с нажимом Джэхен, указав на все еще плачущего у коленях Тэхена Аллена. — У тебя есть брат. Ты должен защищать его, а не идти напролом против стаи бешеных псов. Позволь нам помочь. Мы никогда не позволим тебе сражаться одному. Тэхен окончательно садится, чувствуя уколы в боку, но сдерживает лицо, и тянет Аллена на себя, прижимая его к своей груди и гладя его по кудрявым волосам. Он прикрывает глаза, не понимая, как мог бы оставить его одинокого в этом жестоком мире. Тэхен и не собирался никогда. — Это должно было случиться. Если бы я не пошел к ним в особняк сам, они бы пришли к нам и досталось бы не только мне, но и Аллену. Я не позволю этим ублюдкам и на метр приблизиться к нему. Вас тоже втягивать не буду. Это слишком опасно, — он прожигает четверых ошарашенных альф проницательным, на самой глубине мягким и пекущимся о них взглядом. Он себе никогда не простит, если потеряет их, только обретя. — В Токио ходит молва о Ямакаси и его братьях, — Чан улыбается краем губ, подходя к нему и приобнимая за плечо. — Ямакаси перегрызет глотки каждому, кто тронет их. И его братья порвут любого на куски за него. Минхо, Чанбин и Джэхен окружают его, заключая в капкан из крепких объятий братьев, что обещают никогда не разомкнуться.

***

В квартире стоит запах горьких сигарет, вареной еды и терпкого кофе. Тэхен сидит на мягком диване, подпирая голову кулаком и сильно хмурясь. Отчаянно пытаясь вдумываться в объяснения Джэхена, что сидит за столом рядом с Алленом и уже полчаса рассказывает, как решить тест по японскому. Аллен кивает болванчиком, но делает одни и те же ошибки, и Джэхен терпеливо улыбается, трепля его по волосам и начиная все заново. — Этот японский просто отстой. Неужели им в кайф составлять такие сложные тесты? — альфа громко вздыхает, жалея о каждом своем жизненном выборе. Джэхен усмехается, сложив локти вместе и внимательно смотря на то, как Аллен выводит иероглифы неровным почерком. Тэхен старается вникнуть тоже, но дается с трудом. Он благодарно глядит на своего друга, так трепетно относящегося и к нему, и к его младшему брату, и проникается к нему самыми теплыми чувствами. Джэхен зашел к ним с полным пакетом традиционной еды и сезонных фруктов. Аллену он понравился настолько, что он не соглашается отпускать его и даже просит остаться на ночь. — Чанбин тебе не понравился? — усмехается по-доброму Тэхен, весело смотря на кислую рожицу брата. — Он пробует на мне свои дешманские приемы. И шутки у него старческие, — пожимает плечами Аллен, и альфы взрываются смехом. — Не торопись. Выводи аккуратно, — говорит Джэхен, указав на ошибку в иероглифе. Аллен устало мычит и плюхается лицом на стол. — Помогите, я хочу обратно в ЛА, — он накрывает лицо руками, едва не воя от досады. — Если докончишь этот тест, я покажу тебе свою тачку, — заходит по-другому Джэхен, довольно усмехаясь, когда Аллен воодушевленно вскакивает и принимается усердно писать. Он удивленно переглядывается с улыбающимся Тэхеном, качающим головой. — Твоего малого так легко мотивировать. — У него гемоглобин даже скачет, как только рев мотора слышит, — хмыкает Тэхен, откинувшись на спину дивана и прикрыв глаза. В боку слегка покалывает, но он не подает вида, чтобы не пугать Аллена еще больше, но тот будто бы всегда чувствует его состояние, подняв на него беспокойный взгляд. — Сильно болит, брат? Тэхен с теплотой смотрит в его налитые тревогой большие глаза и умиляется: — Нет, родной, все хорошо. Продолжай. Джэхен наблюдает за их взаимодействием с мягкой улыбкой, осматривает их маленькую, но до боли уютную квартиру, в которой хочется остаться если не навсегда, то надолго. В его огромном пентхаусе невозможно найти душу. Он остается в четырех стенах один на один с собой и своими мыслями, грызущими изнутри, как голодные звери. Здесь же пахнет жизнью. — Минхо писал в общий чат, что они все заедут сегодня после работы, — говорит Джэхен, посмотрев на притихшего Тэхена. Альфа раскрывает тяжелые веки и молча кивает. Благодарный пацанам за трепетное отношение и заботу, которую они проявляют о нем каждый день. Он обязательно ответит тем же, как только им понадобится подставить плечо. Тэхен думает о том, что в этом и есть смысл жизни. Пара рук, протянутых тебе, пока ты в яме. — У вас и общий чат уже есть? И что вы там обсуждаете? — Аллен вновь отвлекается и дергает бровями. Тэхен в шутку замахивается на него и смеется: — Что один пацан по имени Аллен Ким не попадет на гонки на выходных, если тесты завалит. Младший братик уязвленно смотрит на него и перекривляется, продолжая писать. Джэхен усмехается краем рта, следя за тем, как Аллен аккуратно дописывает последнее предложение и с гордостью сжимает его плечо. — Да ты хорош, малой. Немного концентрации и будешь знать японский лучше, чем все твои одноклассники, — подбадривает он, но Аллен особенно и не рад этому заявлению, желая поскорее отделаться от надоедливой домашки. Стук в дверь заставляет напрячься Тэхена, он чувствует примесь стали на языке в мускулах. Он готов вытащить пистолет прямо сейчас и прострелить череп каждому, кто заявится к нему с татуировкой клана Исайа. Альфы не успевают среагировать, как Аллен вскакивает с места и бежит открывать. Тэхен подрывается за ним, замирая за спиной брата и стеклянными глазами впиваясь в стоящего напротив Чонгука. Видеть его на пороге своей квартиры все еще кажется до боли неправильным. Будто бы он заблудился. Будто бы он и не должен был никогда появляться в районах, пропахших грязью и бедностью. Ему подходят роскошные особняки, в чьих бассейнах он плескается подобно русалке, рассекая теплые голубые воды под сенью зеленых пальм. Чонгук смотрит на него своими бездонными глазами. Они похожи на мерцание звезд на черничном полотне неба Токио. Чонгук приносит с собой аромат сладких фиалок, цветущей сакуры и весен. Тэхен тонет в этом глубоком взгляде и плавать не умеет. Оставаясь на черничном дне, покуда люди зовут его сумасшедшим. Чонгук сжимает в ладонях свою миниатюрную сумку из кожи, альфа читает на ней название "chanel", как и на белых туфлях с жемчугом. На нем молочная рубашка, синий костюм из бархата с коротким пиджаком и галстуком. Его брюки облегают стройные ноги и тонкую талию, заставляя фантазию улетать в полет. Вместе с этими ебанными чулками, показывающими его изящные лодыжки всему городу. Тэхен уверен, что если бы он шел сюда пешком, они бы точно не встретились. — Привет, — Чонгук склоняет голову набок и улыбается так невинно, что альфе хочется прижать его к себе и поцеловать в губы. Блестящие от вишневого блеска. Ты не можешь быть настолько ангелом, насколько и сукой, бэйба. Аллен впивается в него разъяренным взглядом, словно ударит без лишних раздумий, и цедит сквозь стиснутые зубы: — Проваливай отсюда и больше не приходи. Он хочет захлопнуть перед ошарашенным омегой дверь, но Тэхен выступает вперед и удерживает ее, строго посмотрев на младшего брата. Чонгук прикусывает нижнюю губу, не уводя пристального взора с профиля альфы. Когда он злится, черты его приобретают некую грубость и суровость, заставляющую коленки дрожать. — Разве так я тебя учил обращаться с гостями? Иди и продолжай делать уроки, — Тэхен ловит протест в подернутых яростью и болью глазах братика. И он знает, почему. — Из-за него тебя чуть не убили, а я должен молчать и радоваться, когда он заявляется к нам домой, будто ничего и не было? — кипит Аллен, сжимая челюсть и с ненавистью оглядываясь на омегу. Чонгук усмехается, насмешливо осматривая его: — Я не к тебе пришел, ребенок. Тэхен поджимает губы и тяжело смотрит теперь на Чонгука, без слов осекая его. — Тебе семнадцать. Ты старше меня всего на два года, кого ты ребенком называешь? — Аллен резко оборачивается на него, и нахмуренные брови придают ему несколько лет сверху. Чонгук закатывает глаза, все еще стоя на пороге и чувствуя себя так паршиво, как никогда раньше. В животе скручивает жгутом, к глотке катит тошнота, хоть он и не завтракал. В этом доме все напоминает ему о том дне, когда Тэхен сидел напротив него и улыбался так тепло, что под ребрами норовило разбиться вдребезги. Ты не можешь быть таким хорошим со мной даже после того, как мой старший брат приказал избить тебя во дворе нашего же дома. — Аллен, пожалуйста, не заставляй меня повторять, — мягче говорит Тэхен, настойчиво ожидая, когда он послушается. Джэхен подходит к ним с широкой улыбкой и сгребает Аллена в объятия, трепля его по волосам. Он здоровается с Чонгуком, что заинтересованно осматривает его с головы до пят и кивает в ответ. — Пойдем со мной, малой, покажу тебе свою тачку, — Джэхен тащит за собой все еще недовольного Аллена, проходя мимо замершего омеги и смеясь на визг, когда альфа видит его серый спорткар. — Извини за это. Проходи, — Тэхен открывает для Чонгука дверь, отходя в сторону и встречаясь с его глазами, затягивающими в чернично-синий омут. Он невольно втягивает аромат фиалок, пока омега оказывается так близко к нему и идет вглубь квартиры. Тэхен закрывает за ним дверь, и в висках обоих загорается красным «опасно». Чонгук разглядывает все с интересом, как в первый раз, его маленькую кухню с едой на плите, антрацитовую мебель, незаправленную кровать и диван с белым столиком, забитым учебниками. — Я принес тебе кое-что, рэйдзи. Надеюсь, ты скоро приучишься к японской кухне, — Чонгук ставит на столик небольшую коробку, перевязанную сиреневой лентой, и поворачивается к Тэхену с улыбкой. Альфа застывает посреди своей же квартиры, пытаясь разгадать мотивы его поведения и то, что прячется за этой красивой улыбкой. За фарфоровыми чертами лица и бледной кожей, мерцающей на майском солнце. — Спасибо. Но тебе не стоило беспокоиться и приезжать сюда, — Тэхен добивает его спокойствием в каждом произнесенном слове. Он его ни в чем не винит. Не упрекает, не злится, не материт. Не называет лживой сукой. Чонгук не думал, что ему станет настолько больно от мягкости и теплоты в его взгляде. Омега осматривает его свысока, вмещая в свой взор всю стервозность и презрение, и плавно присаживается на кровать. Смятые простыни все еще хранят в себе аромат ментола и шоколада. Чонгук закидывает ногу на ногу, выпрямляя идеально спину и замирая в ожидании. Когда альфа сядет и окутает его в свой запах покоя. Тэхен его намек понимает и присаживается рядом, внимательно смотря на него. Места для двоих становится катастрофически мало, и Чонгук ощущает мурашки, катящиеся вдоль позвонков. Ему вдруг нечем дышать, и звуки вселенной затихают. В ней остаются только трепет его ресниц и нежный взгляд Тэхена, скользящий по его туфлям шанель, белым чулкам, бархату синего костюма, галстуку, затянутому на шее. Омега задирает подбородок, но пальцы предательски колет от дрожи, тронувшей кожу. Альфа опирается плечом о стенку кровати, продолжая смущающе смотреть на него и не думая отворачиваться. Чонгук теряет всю спесь от такого напора в черных зрачках, лезущих словно в вены. Раскрывающих его аорту и обживающих органы. Чонгук осматривает ссадины и синяки на его смуглом лице, шее, сбитые костяшки, заметные под темным лонгсливом бинты, опоясывающие крепкий торс. Под ребрами начинает ныть. Он не должен, но чувствует его боль, как свою собственную. И залечить ее не может. — Сегодня не предложишь накормить меня, рэйдзи? — усмехается с горечью Чонгук, глядя в его проникновенные глаза и задыхаясь. Тэхен напрягает желваки, сцепив руки в замок и даже не слыша его. Он не различает его слов, слушая чарующий голос, рассматривая вьющиеся пряди, густые ресницы, пухлые губы. Оттенка спелых вишен. Пропасть на дне его глаз, в которой альфа находит свой приют. Чонгук пододвигается к нему, оставляя между ними ничтожные сантиметры. Он льнет ближе, как кошечка, обдавая ароматом сладких фиалок. Тэхен безотрывно глядит на него и не дышит, пока его тонкие бледные пальцы касаются синяков вдоль его висков. Он ощущает прохладу и мягкость его кожи. Будто крылья бабочки щекочут лицо. Чонгук наклоняет голову вбок, трогая пальцами его скулы, челюсть, и словно исцеляет болючие раны. Касаясь уголка его разбитых губ и улыбаясь так поломано, что в грудной клетке Тэхена сердцебиение умирает. Без единого шанса на воскрешение. — Больно? — шепчет Чонгук, смотря на него омутом цвета черники и пропасти. — Когда трогаешь ты, не больно, — произносит Тэхен, а внутри омеги обрывается жизнь. Возрождаясь через мгновение. На улице слышится рев заведенного мотора. — Откажись от борьбы, Тэхен. Клан Исайа никогда не позволит тебе спокойно дышать с нами под одним небом, — омега впервые произносит его имя, и оно ощущается словно медовая патока на языке. Альфа чувствует его дорогой запах, смотрит на его одеяние и украшения, стоящие больше, чем он сможет заработать за несколько лет, даже если будет упахиваться до смерти. И прямо сейчас этот омега, избалованный судьбой, не принимающий кинутые к его ногам богатства и души бедных пацанов, отдающих ему всего себя. За один его покорный взгляд. Прямо сейчас он сидит непозволительно близко к нему и касается фарфоровыми пальцами его скулы. Залечивая, исцеляя. Заставляя забыть о шрамах и печали прошлого. Тэхену хочется завыть раненным волком, лишенным своей пары. Он разбит надвое этой нежностью, плещущейся на дне черничных глаз омеги. — Неужели ты всех губишь так, русалка, завлекая в глубину? — выдыхает Тэхен, глядя на него с горечью. Чонгук раскрывает губы, так ласково гладя его лицо, что альфа готов разрушать горы и заново собирать их. Только бы он продолжал так мягко касаться. — Ты сам виноват, рэйдзи. Тебе не выстоять против якудза. Стань частью нашей семьи. Я обещаю, что никто и никогда не тронет ни тебя, ни тех, кто тебе дорог. Тэхен играет желваками и усмехается, теряя волшебство момента в тот же миг, как Чонгук упоминает близких. Он нашел его слабое место и искусно дергает за ниточки, обволакивая томным шепотом и утягивая на дно своих очаровательных глаз. Альфа отстраняется, и чонгуковы пальцы замирают в воздухе. Ставшим вдруг таким пустым. — Тебе не нужно давать мне таких обещаний. Потому что я сам этого не позволю. Твой брат может избить меня еще сотни, тысячи раз, но он не добьется того, чего так отчаянно хочет, — Тэхен смеряет его тяжелым взглядом и поднимается с места, делая напряженный вдох. Этот омега наделен особым даром выбивать его из колеи. Чонгук встает следом, подходя к нему развязной походкой и застывая за его спиной. Его за ней и не видно. Он смотрит на мышцы альфы, натягивающие тонкий лонгслив, и прикрывает ресницы, вдыхая запах ментола и шоколада. Больше всего на свете он бы хотел прижаться к его спине щекой и остаться так надолго. Навечно. Зависнуть вдвоем посередине жизни. Медная кожа альфы оказалась такой теплой, и теперь омеге необходимо вновь ощутить ее. Вдохнуть, коснуться, почувствовать защиту и покой рядом с ним. Чонгук решил играться с ним по-хитрому, используя нежность вместо угроз. И Тэхен едва не повелся, ведомый его сладкими речами и ароматом. На секунду он позволил себе представить, как у них могло быть. По-нормальному. Взаимно. Но реальность окатывает его ледяной водой. И в реальности этой Чонгук — младший брат его врага. Он по другую сторону баррикад. И всегда там будет. Аллен забегает со счастливой улыбкой обратно в квартиру, подходя к Тэхену и переставая улыбаться, когда видит омегу. — Я думал, ты уже свалил отсюда. Сейчас самое время сделать это, — хмыкает Аллен, враждебно осматривая Чонгука, что приближается со стервозной улыбкой, сложив руки на груди. — Лучше думай о том, как не вылететь из школы спустя два дня. Не то, как я понимаю, дела у тебя не очень. В нашей стране не любят глупых детей, — омега усмехается на его разъяренный взгляд, идя на выход и виляя бедрами. Тэхен поджимает губы и мрачно глядит ему вслед, без слов говоря возмущенному Аллену молчать. Он провожает Чонгука до выхода, вдыхая аромат весенних улиц доя-гаи. Такси бизнес класса уже поджидает омегу. — Take your shit away, — Аллен вылетает за ними и бросает его коробку в стоящий у дома мусорный бак. — Блядь, — ругается под нос Тэхен, смеряя младшего брата почерневшим взглядом. Чонгук тянет ухмылку на кукольное лицо, а внутри взрываются гейзеры. — Не приходи сюда больше. И к брату моему не подходи, — Аллен порывается вперед, но Тэхен хватает его за грудки и давяще смотрит в глаза. Вынуждая слушаться и успокоиться. — Иди в дом и жди меня там, мы с тобой поговорим, как надо вести себя, — с нажимом произносит Тэхен, качая головой, когда брат пытается вырваться. — Аллен. Альфа надувается, но из любви к старшему брату уходит, слыша язвительное чонгуково вслед: — Удачи с японским, наглец. И на бешенство провериться не забудь. — Чонгук, — осекает его Тэхен, смотря напористо и властно. От его грубого тона омеге хочется встать на колени и глядеть на него из-под ресниц послушным, кротким мальчиком. Но пока что он может только сучно улыбаться и гордо задирать подбородок. Тэхен подходит к баку и вытаскивает оттуда его коробку, слегка отряхивая ее и прижимая к себе. Из-за этого трогательного жеста в груди Чонгука рождается рой бабочек, залетая в трахею и побуждая задыхаться. — Спасибо, я обязательно попробую, — Тэхен вновь с теплотой смотрит, а под ребрами омеги растекаются моря, мурлыча и грея его нутро прибоями. Он подходит к водителю такси и пожимает ему руку, расплачиваясь картой за Чонгука и открывая для него заднюю дверцу. Омега прикусывает нижнюю губу до крови, наблюдая за его действиями и чувствуя, как глубоко Тэхен просачивается в его сердце. Он по-хозяйски зажигает свет в его внутренностях, ставит себе стул и смотрит своими мягкими глазами. Называя родным и прося поделиться тем, что на душе. Тэхен вдыхает запах пряных фиалок, когда Чонгук проходит мимо него слишком близко, на миг заглядывая в глаза, прежде чем сесть в такси. Роя яму для них обоих.

***

oxy ft my$tik(prod. airavata) — jaylen rose

Красный макларен рассекает подвесной радужный мост, горящий оранжевыми и салатовыми неонами, играющими на сапфировых водах Токийского залива. Ночное небо переливается лиловыми и синими оттенками, нависая над стеклянными высотками. Спорткар заезжает в пустынные кварталы с разноцветными вывесками, лавками, низкими ветхими домами и гаражами, останавливаясь у одного из них. Дверные шарниры автоматически открываются, омега выходит из тачки, ежась от прохладного ветра, дующего с заснеженных вершин Фудзиямы, и потерянно оглядываясь вокруг. Раньше ему здесь был знаком каждый шорох. Каждое дыхание маленьких кошек, бродящих по улицам без крова. Чонин теперь один из них, словно чужак осматривает дом Чана, его приоткрытый гараж и бампер черного мерса. Этот до боли родной номер. Омега смотрит на него и прошлое окатывает его с головой, как цунами. 42 CB97. Неужели ты не помнишь, как мы были счастливы тогда? Неужели только я один брожу потерянным во тьме без тебя? Чонин прикрывает ресницы и сглатывает, дрожащими ногами подходя ближе и набираясь смелости постучать. В глотке сидит противный ком. Ведь ему никогда не нужно было приглашение прийти к нему. Чан всегда его ждал, растягивая свою широкую улыбку на лице. Омеге тогда казалось, что в его глубоких ямочках есть приют. Открывающий двери только для него. Чан протирает тряпкой кузов мерса, его измазанные в мазуте пальцы и бледная кожа с крупными венами спирает дыхание. Чонин проходит без разрешения, замирая посреди забитого инструментами и запчастями гаража. Он обводит потемневшим взглядом плечевые мышцы и бицепсы альфы, что напрягаются с каждым движением, его черную майку и потертые джинсы. Белизну кожи слегка оттеняет приглушенный свет лампы. И звуки затихают в мгновение. Чан резко поворачивается к нему, хмурясь и поджимая губы. Чонин прикусывает внутреннюю сторону щеки, не решаясь сказать и слова из распирающих глотку. Они в нем умирают и засыпаются холодной землей. — Зачем приехал? Тебе небезопасно приезжать в этот район так поздно, — отрезает отрешено Чан, бросая тряпку в сторону и вставая. Он ощущает скулой проникновенный взгляд омеги, и под ребрами не должно, но предательски шевелится. Он даже не может позволить себе посмотреть на Чонина еще раз и задохнуться. Рыжие пряди омеги идеально выпрямлены и слегка закрывают его глаза. Лисьи, хитрые, сучные. Но сейчас в них так много боли и отчаяния, что альфа ощущает его переживания в собственных сухожилиях. На нем кожаные майка с воротником и штаны, массивные ботинки с цепями и тонкий черный чокер на шее. Чан подходит к стеллажу с шинами и вытаскивает одну, чтобы заменить их на сивике, стараясь не обращать внимания на присутствие омеги. Но проваливается с треском. Аромат дамасской розы и ириса неправильно и абсурдно смешивается с запахами машинного масла. Чонину не место в таких богом забытых районах. Чану любовь туманила разум и зрение настолько, что он понял это лишь после расставания. Как и всегда — слишком поздно. В этой жизни все так неправильно. В его сердце глубокая черная дыра, засасывающая каждый выдох. Он соткан из тупых мыслей, преследующих по ночам тревогой и обрывками прошлого. В своих снах он помнит, как был счастлив. Чан переживает о Тэхене, о пушках, наставленных на их затылки кланом Исайа, о возможных потерях, ожидающих их впереди. В череде беспокойных дней Чан думает о Чонине, потому что он, блять, никогда и не вылезал из его головы. Вот только омеге его преданность нахрен не сдалась. — Здесь ничего не поменялось за полгода, — усмехается с горечью Чонин, оглядывая старый диван, столик и стоящие на нем пепельницу, бутылки пива и смятую пачку «севен старс». В этой вселенной не поменялось ничего, кроме тебя и меня, держащихся за руки. И в этой самой вселенной не осталось смысла. — Прости за тот раз на Сибуя. Я не должен был так грубо вести себя с тобой, — искренность в тоне Чана делает надрезы на его коже. Омега вспоминает позор, накрывший его с тех пор, как проклятый Чонгук врубил видеоролик с ним на всю парковку, и слова людей о том, что Чан зверски избил альфу, с которым он засветился на этом видео. Слабая надежда тлеет под его ребрами. — Почему ты избил его? Чонин смотрит со вскрытыми ранами на Чана, застывающего у капота сивика, и обжигается о его тяжелый взгляд. Горючий. — Наверное, мне до сих пор крышу сносит, когда вижу кого-то рядом с тобой. Чонин прикрывает ресницы, чувствуя на них капельки соли. Его болючие слова расцветают шрамами на ключицах. — Тогда почему ты не дал мне шанса все объяснить? — спрашивает омега. Ненавидя, как дрожит голос. Чан усмехается краем губ, и болью в его карих глазах можно топить города. Чонин слегка задирает подбородок, когда он медленно приближается, бросив по пути шину и встав напротив. Обдав ароматом табака и теплого какао, и омега невольно втягивает его в пропащие легкие. — Я видел все сам, Чонин. Я сам тебя вытаскивал из этой постели с другим. Что еще ты хочешь объяснить? — Чан глядит в его налитые слезами зрачки и не дышит. Лучше бы он задохнулся прямо сейчас, чем видеть сожаление в лисьих глазах, что были мира дороже. Потому что в такие моменты раскаяния выдержка Чана норовит треснуть по швам. А его сердце давно уже вдребезги. С тех пор, как ты перестал быть частью моей жизни, неоны в Токио погасли. Знал ли ты, что в Токио всегда горят огни? — Ты ничего не знаешь. Ты ни разу не поговорил со мной. Ты слушал и верил всем, но не мне, — губы омеги предательски дрожат, словно он вот-вот заплачет или закричит. Чонин бы выбрал последнее. Потому что слезы как будто закончились в его организме. Он выплакал все, что могло быть, когда дверь за Чаном захлопнулась. Альфа подходит к нему вплотную и смотрит так проникновенно и глубоко, что в глотке Чонина обрывается жизнь. Кости оплетают горечь и отчаяние. — Пожалуйста, перестань, Чонин. Перестань причинять боль нам обоим. Омега закрывает веки, пока он проходит мимо него. Поворачиваясь к нему спиной и замирая. Чан протяжно и бесшумно вдыхает, но ощущает лишь запах дамасской розы и ириса. Он в его внутренностях обитает и вылезать не хочет. На телефон приходит сообщение, чтобы он скорее приезжал в квартиру Тэхена, и Чан вроде бы и спешит уйти, но запах омеги позади раздирает его нервную систему на части. Чонин поворачивается к нему, сглатывая вязкую тошноту и печаль. Мой мир сгинет, если ты не вернешься ко мне. Нам двоим раздельно быть невозможно. Так же невозможно, как и смех нас покинувших. Он приближается к нему лисьими шагами, застывая за его широкой спиной с перекатом крепких мышц. Чан перестает дышать, когда его длинные изящные пальцы касаются сначала его кисти, ведя дорожку вверх к предплечьям. Бледная кожа альфы покрывается мелкими мурашками от его прохладных касаний. Но таких до блядства знакомых. Чонин рвано дышит в его затылок, прикрыв ресницы и ощущая трепет в каждой артерии. Его поры забивает напряженный выдох альфы. Он ласково трогает его руки, не замечая сжатых кулаков, прижимается к его спине и почти касается щекой его шеи. Чан не понимает, почему этот омега всегда испытывает его терпение. Видимо, он ловит от этого скрытый кайф. Он резко отстраняется, заставляя Чонина обнимать накаленный воздух и задохнуться. — Будь осторожен на дороге, сегодня обещали дождь, — говорит он словно не своим покалеченным голосом, обернувшись с теплой улыбкой на замершего в неверии омегу. Он позволит ему оставаться в этом гараже сколько угодно, не проронив ни слова против, но сам подыхает от урагана эмоций, распирающих грудную клетку на части, когда он стоит так близко. Рядом с Чонином органы перестают нормально функционировать. И почему ты продолжаешь терзать сердце, моя кицунэ? Неужели тебе не хватило клада из уже разбитых? Коллекционируешь их так, словно это твое хобби. Чан заводит мотор черного мерса, выезжая с гаража и освещая фарами заспанные кварталы ночного Токио. В городе скорости никогда не гаснут неоны. Но в их душах они захоронены заживо.

***

На перекрестке Сибуя витают оглушительные биты из колонок и рев тачек, проезжающих в заносе под мостовой развязкой. Токио загорается фиолетовыми и сиреневыми иероглифами, синими неонами, отражающимися на черном полотне неба и розовых стенах клуба «каннабис». Тэхен сидит на капоте доджа, куря мальборо блэк со вкусом ментола и пуская серый дым в сторону. Рядом слышны радостные визги Аллена, с восторгом осматривающего тачки его банды. Чан показывает ему свой мерседес бенц с измененной трансмиссией, объясняя, как сменить автомат на мкпп. — Разве машина не тормозит после этого? — удивляется Аллен, большими любопытными глазами смотря на Чана, что треплет его по волосам с мягкой улыбкой. — Как ты вообще решился сменить трансмиссию? Этот мерс, видно, дорогой, он не для дрифта и даже не для уличных покатушек. — Дрифт — это зрелище для толпы. Каждый дебил может сесть за руль и стирать шины об асфальт. Он может делать это и на переднеприводных машинах, и на роботизированной кпп. В настоящем дрифте главное — техника вождения и чувства машины. Ты должен ощущать свою тачку, как свои руки и ноги, — поясняет Тэхен, сжимая фильтр сигареты и кивая знакомым пацанам, подходящим поздороваться. Позади слышится смех Чанбина, что болтает с двумя симпатичными омегами у своего мустанга. Он выпячивает свои бицепсы, задрав футболку и усмехаясь на восхищенные выдохи. — Это была тачка отца. Он мне отдал ее, когда сам уже перестал водить. Честно говоря, я мог себе позволить, но не хотел другую. Поэтому решил немного поработать над ее настройками и гонять так. Ощущение, будто отец сидит на переднем и смотрит на то, как я вожу, — признается Чан, с гордостью осматривая свой черный мерс. Он будто его ребенок, самый дорогой, самый любимый. — Ты хороший сын, — улыбается с теплотой Тэхен. — А где твои родители? — интересуется Аллен, с разрешения садясь в кожаный салон мерса и рассматривая коробку передач. — Они в городе Кобе. С младшими братьями живут. Никак не могу убедить их в столицу переехать, — Чан усмехается на счастливые визги малого, опираясь локтем о дверцу тачки. — Возможно, им спокойнее вдалеке от шума. Токио — самый суетливый город из всех, где я побывал, — Тэхен делает последнюю затяжку, заполняя легкие никотином. Спасает. Дикий рокот шин наполняет уголки сердца, заставляя его биться быстрее. Тэхен с прищуром осматривает синий лотус, рассекающий перекресток и заходящий в дрифт с заносом всех четырех колес. — Неплохо, — с ухмылкой комментирует он, оборачиваясь на Чана. — Чья тачка? Крис не успевает ему ответить, отвлекаясь на подъехавший астон мартин. Спорткар с матовым серым покрытием нагоняет дыма, привлекая внимание омег в округе, подбегающих рассмотреть его поближе. Минхо вылезает из переднего с бледным лицом, будто бы его переехал танк и засыпал сверху землей. В его черных зрачках пляшет напряжение. Джэхен выходит из пассажирского и хлопает по его плечу, сочувственно осматривая друга. Тэхен хмурится и спрыгивает с капота. — В чем дело, брат? Выглядишь так, словно голубь насрал тебе в кепку, — Чанбин приближается к нему с провокационной улыбкой, но замечает, что Минхо расстроен не по-детски, и ошарашено замолкает. — Лучше не подстрекай его сейчас, — советует Джэхен, приобнимая слегка разъяренного альфу. Следом за ними под развязку моста заезжает оранжевая ламборгини ревуэльта, сверкая блестящим покрытием и яркими фарами. И настроение Минхо портится на глазах, как только он слышит знакомый звук выхлопа. Теперь он его не скоро забудет. И омегу на пассажирском — тоже. Его образ красивой феи обретает жизнь под веками. — Дело пахнет разбитым сердцем, — тянет с улыбкой Чан, перекидывая руку через плечо все еще молчащего Минхо. Впервые видя его таким серьезным и опечаленным.

rosalia ft travis scott — tkn

Чонгук сидит на капоте своей тойоты, болтая ногами в молочно-розовых джорданах. Он становится первым после Ямакаси, кто начинает носить джорданы на перекрестке Сибуя. И омега уверен, что мода скоро охватит пол Токио, и каждый будет носить их под цвет своей тачки. Потому что влияние Ямакаси растет с каждым днем, и хаширия по всему городу приезжают сюда, чтобы посмотреть на его дрифт и, если хватит душка, бросить ему вызов. Банды Японии слышат о нем восхищенную молву и решают попробовать свои силы. Они поднимут себе авторитет до небес, если смогут обогнать короля на фиолетовом додже. Вот только Чонгук сомневается, что в Токио есть гонщик, способный обогнать Тэхена. Кроме Сатоши Рэйского. Но пока он в армии, слава о Тэхене разрастается, словно паутина окутывая каждую провинцию. Чонгук жует клубничную жвачку, надувая ее и с интересом наблюдая за новыми спорткарами, заполняющими парковку. На нем розовые джоггеры с карманами и малиновая майка с надписью “bitch”. Будто ему надо лишний раз доказать это. Его кудрявые чернильные волосы слегка треплет легкий ветер, гуляющий под развязкой моста из-за тачек, гоняющих по округе и напускающих клубы дыма. — Сегодня будет заезд? — интересуется он у своих друзей, болтающих с альфами. Они его не слышат, и он вздергивает бровь, стервозно посмотрев на них в ожидании ответа. — Никто не знает пока что, — говорит вместо омег один из альф, перекинув руку через хрупкое плечо Чонгука и усмехнувшись в опасной близости от его лица. — Хотел бы погонять со мной? Я поддамся, обещаю. Чонгук надувает лиловый пузырь и лопает его, продолжая жевать с хитрой улыбкой: — Ты думаешь, я буду стирать шины своей малышки, чтобы гоняться с таким лохом, как ты? Альфа теряет всю спесь и мрачно смотрит на него. — Ну и сука же ты, Чонгук. Предпочитаешь таких крутых, как Ямакаси? Ты в курсе, что ты в дрифт зайти не успеешь, как он уже пересечет финишную черту? — кидает с наглой ухмылкой альфа, наблюдая за сменой эмоций на кукольном лице омеги. — Иди нахуй ты и твои умозаключения, о которых я не спрашивал. Спасибо, — Чонгук наигранно улыбается, когда он отходит и качает головой пацанам, ржущим с него. — Я же тебе говорил, эта детка тебе не по силам. Чонгук слушает слова кучки альф и задирает подбородок, снова отвлекаясь на линию старта. Он ловит краем уха знакомый звук мотора и поворачивает голову в сторону, где среди цветастых спорткаров паркуется ядерно-красный макларен. — Эй, Чонин, я слышал, ты умеешь вытворять невообразимое своим ртом. Свистки и пошлые комплименты альф преследуют Чонина, что выходит из переднего макларена и смеряет их презрительным взглядом. Таким пронзительным и холодным, что пацаны шугаются. — Лучше бы вам заткнуться, иначе Юнги от вас и костей не оставит, — заступается за Чонина один из его друзей-омег. Альфы переглядываются с ноткой страха, живущего в них уже давно, с упоминания братьев Исайа, и понятливо уходят, но все же оборачиваясь на него. За ними приходит другая толпа пацанов, явно уже набуханных и окуренных, показывая Чонину жесты минета и окружая его. Чонгук довольно усмехается, добившись того, чего хотел. Месть — его самое любимое ремесло, которым он искусно владеет. — Потерялись нахуй отсюда, — Чанбин проходит мимо кучки альф и прожигает их тяжелым взглядом. Заслоняя замершего Чонина собой и в моменте приобретая угрожающие, суровые черты. Омега удивленно смотрит на его сжатую челюсть, напряженные мышцы и кулаки, готовые разбить чьи-то рыла. — Ябэй, он из банды Ямакаси, — нетрезвые мозги альф все же узнают Чанбина, что злится еще сильнее и наступает на них. — Что, блять, непонятно? Я откручу вам глотки, если еще раз увижу рядом с ним, — цедит он сквозь стиснутые зубы, уже замахиваясь кулаком. Альфы поднимают ладони в примирительном жесте, резко растворяясь в толпе. Чанбин с беспокойством в темных глазах осматривает Чонина, не мигая глядящего на него в ответ. — С тобой все нормально? Они тебя не тронули? — в его переживающем голосе омега ловит жесткие нотки, готовые убивать, и с интересом склоняет голову набок. — Тебе, блять, какая разница? Зачем ты вообще лезешь не в свое дело? — Чонин надменно осматривает его и вскидывает подбородок, проходя мимо ошалевшего от такой сучности альфы и намеренно задевая его плечом. Чанбин сжимает челюсть, измеряя отрешенным взглядом пустоту и оглядываясь на рыжего омегу через плечо. Он не хотел быть дохуя рыцарем в его глазах, но никогда бы не пришел мимо такого неподобающего, неуважительного отношения к омеге. И благодарности от него бы никогда не ждал и не требовал, но от подобного стервозного тона под ребрами становится ощутимо неприятно, ноет. Он теперь понимает Чана. Так вот почему о тебе ходит дурная молва, кицунэ? Ты умеешь делать надрезы на сердце отчаянных парней одним высокомерным взором. Чонгук надувает пузырь, с хитрой усмешкой следя за тем, как альфа уходит в другой конец парковки, и только его сгорбленные плечи выдают весь укол от ситуации. Еще надолго отпечатавшейся в висках. Да что там виски, у Чанбина в грудной клетке надрывно тянет. Потому что невольно признается самому себе — этот омега уже несколько дней из его головы не вылезает. — Еще один хренов защитник, — закатывает глаза Чонгук, жуя жвачку. — Жалкое зрелище. Кажется, Ямакаси отбирает себе людей в банду только после того, как они поклянутся на бусидо. — Неужели они и правда следуют кодексу чести самурая? — выдыхает восхищенно один из омег рядом с ним. Чонгук усмехается и надувает пузырь, лопая его: — Конечно, еще и харакири совершают по пятницам. — А почему не по субботам? — строит задумчивое выражение омега, и Чонгук закатывает глаза еще раз, но уже разочарованно. — Потому что по субботам они соблюдают шаббат, блять. Какого черта ты такой тупой? — он театрально цокает, пока альфы взрываются диким смехом. Омега так и не выкупает его сарказм, глупо хлопая ресницами. Чонгук сжимает вишневые губы в тонкую полоску, искренне не понимая, почему он вынужден существовать с такими недалекими людьми на одной планете. К нему подбегают двое его лучших друзей-омег, главных сплетников и доносчиков на районе, и по их восторженным лицам он понимает, что сегодняшняя ночь обещает быть очень веселой. — Чонгук, ты слышал? — они стараются перекричать друг друга, говоря в унисон, и омега едва различает их голоса наперебой. — Прикинь, Юкио вернулся. Чонгук удивленно раскрывает рот и театрально прикрывает его пальцами, с провокационной улыбкой поворачиваясь в сторону, где стоит красный макларен, и произнося: — Пиздец тебе, Чонин. Омеги со всего перекрестка Сибуя окружают макларен, у капота которого сидит Чонин, и раздражают его слух перезвоном ошеломленных голосов. И он ловит одну единственную фразу, переворачивающую его мир наизнанку: — Юкио вернулся. В его аспидных лисьих глазах загорается огонь преисподней. Он тянет красивые губы в усмешке, способной сломать чьи-то кости, и прямо сейчас он собирается сделать именно это. Чонин срывается с места, не слушая крики и просьбы остановиться от друзей, бегущих за ним. Он проталкивается сквозь толпу беснующихся на танцполе подростков, задевая их плечами и просто посылая нахрен. — Он пожалеет, что когда-то вообще вылез из утробы, — выдыхает он гневно себе под нос, приближаясь разъяренной фурией к банде Рэйского и находя глазами нужную тачку. Омега со светлыми, словно французская ваниль, волосами, модельного телосложения и с острыми чертами лица смеется в компании альф, пожимающих ему по-дружески руки. На нем белые свободные джинсы с бирюзовым градиентом, висящие на немыслимо узкой талии, и топ в аквамариново-серых оттенках. Чонин щурит лисьи глаза, ни разу не веря его наигранным милым улыбкам. В нем столько фальши, что можно нырнуть в его гниль внутри и не вылезти обратно. Юкио разрушил его жизнь тем, что полез не в свое дело. Чонин смотрит на его точеный профиль и режется воспоминаниями. Крики, маты, слезы, кровь, сбитые костяшки Чана, когда он застает его с другим в постели. Чонин думал, что никто из них троих не выживет в этот день: он, Чан, и тот альфа, с которым он ему изменил. И именно Юкио, что так радостно смеется сейчас в компании своих друзей-гонщиков, привел Чана в тот день в этот сраный отель. Он вернулся спустя несколько месяцев, проведенных на показе новой коллекции в Таиланде. Этот проклятый омега работает моделью и разрушителем чужих судеб. Чонин ему никогда своего потерянного счастья не простит. Он ему отомстить не успел, но обязательно сделает это, покуда он наконец вернулся в Токио. — Посмотри сюда, сука! — кричит Чонин, привлекая внимание всех гонщиков и зрителей в округе. Омеги сразу же понимают в чем дело и расступаются перед ним, зажимая рты ладонями и смотря широко раскрытыми глазами на то, как Чонин подлетает к банде Рэйского и отвешивает обернувшемуся Юкио смачную пощечину. Со всей дури и со всей ненавистью, скопившейся в нем за столько времени. Омега отшатывается и держится за горящую, как от кипятка, щеку, с ужасом посмотрев на Чонина. Усмехающегося с сучной улыбкой. — Как ты посмел поднять на меня руку, шлюха? — шипит, словно ядовитая змея, Юкио, в рывок оказываясь рядом с ним и хватая Чонина за рыжие пряди. К ним подбегают Мураками и Итан, пытаясь разнять их в стороны, но омеги отчаянно вырываются и снова набрасываются друг на друга. Чонин уворачивается от прямого удара Юкио и царапает ногтями его лицо и шею, слушая его болезненный визг и получая нездоровое наслаждение. Парковка под развязкой моста погружается в свистки альф и испуганные вскрики омег. Чонгук проходит к эпицентру событий со своей свитой, сложив руки на груди и со стервозной усмешкой наблюдая за кровавым представлением. — Ставлю на Юкио, — хмыкает один из его друзей за спиной. — Ты недооцениваешь того, в ком течет кровь Исайа. Мразь Чонин может проиграть только мне, — самодовольно изрекает Чонгук, усмехнувшись. Итан перехватывает бьющегося и яростно сопротивляющегося Чонина, сжимая его талию и оттаскивая подальше. — Я отправлю эту сучку в Ад. Там, где ей самое место! — истерично кричит он, колошматя Итана по крепкой груди и вырываясь. — Отпусти меня, придурок! Почему ты вообще доебался до меня? Он орет прямо на ухо альфе, что слегка морщится от громких звуков, не самых приятных в его жизни, но все равно удерживает омегу и мягко смотрит ему прямо в глаза. — Успокойся, Чонин, все хорошо, ладно? — его звонкий голос и детские черты лица контрастируют с жесткой хваткой и уверенностью, с которой он не позволяет ему двинуться дальше. — Отвали от меня, — Чонин вцепляется ногтями в его обнаженные плечи шоколадного цвета. Глядит в теплые карамельные глаза, искрящиеся покоем. Чонин злобно щурится, и его восточный разрез опасно западает Итану в самую душу. Эта кицунэ источает запах сучности, дамасской розы и истерии. Парадоксом затягивая всех пацанов в округе в свой лисий омут. Мураками обнимает Юкио, крепко прижимая к себе и прося успокоиться. Юкио бьется в его руках, как пойманная в сети ласточка. — Я покажу этому психованному его место! — кричит он, оборачиваясь на такого же зло дышащего Чонина. — Угомонитесь уже оба, — так же спокойно произносит Мураками, пряча родного брата в своих объятиях. Юкио приехал только полчаса назад, а уже оказался в самой худшей из ситуаций: гнев младших из якудзы. — Тебе надо было в Таиланде не по подиуму ходить, а органы свои на донорство сдать. Это было бы самое полезное, что ты сделал в своей жалкой жизни, фальшивая сука. Я не дам тебе свободно дышать под небом Токио. Ни одного дня. Я клянусь. Чонин выговаривает каждое слово с нажимом, смеряя застывшего во взаимной ненависти Юкио презрительным взглядом с примесью отвращения. Он грубо отталкивает ни в чем не повинного Итана, что озадаченно глядит ему вслед. Альфа гадает, кто из младших Исайа хуже на самом деле. Чонин материт и расталкивает собравшихся вокруг зевак, за ним бегут его друзья, приобнимая и пытаясь утешить. Он сбрасывает с себя их руки и посылает их тоже нахрен, разблокировав дверцы макларена и резко вырулив в противоположную от перекрестка сторону. В его груди бомбят города. Разрушаются уже умершие руины. Без единого шанса на уцеление. Все, что поможет ему не сойти с ума, его единственное спасение — это бешеная на грани безумия скорость, с которой он рассекает ночные горящие сотнями неонов улицы. Иероглифы алых и зеленых тонов слепят его глаза, наливающиеся влагой. Он молит жестокое небо только об одном. Оказаться в мягких объятиях Чана и выплакать ему всю боль, что глотку изнутри дерет. С тех пор, как ты перестал быть частью моей жизни, неоны в Токио погасли. Знал ли ты, что в Токио всегда горят огни?

***

Тэхен сидит на переднем доджа, рассказывая Аллену основы быстрого вхождения в повороты и мягко улыбаясь на искорки в глазах младшего братика. Он может слышать, как сердце его бешено в грудной клетке стучит. Его банда тусуется в небольшом гараже, пока он немного позволяет Аллену кататься на додже. — Сегодня здесь больше людей, чем обычно, — замечает он, хмуро осматривая толпы подростков и пьяных альф на танцполе, жмущихся к таким же накуренным омегам. Он не слышит происходящей в другом конце парковки потасовки, уделяя все свое внимание братику. — То есть, если износить шины до спуска, дрифт не получится? — переспрашивает Аллен, внимательно разглядывая передачу. — Получится, но не такой хороший. Шины потеряют сцепление, и скорость входа тоже уменьшится, — объясняет Тэхен, трепля его по волосам. На нем кожаные свободные штаны, бомбер из кожи с нашивкой и любимые фиолетовые джорданы. Он достает из кармана пачку мальборо и прикуривает, обводя пристальным взглядом парковку и натыкаясь на черничный омут. Он его затягивает без шансов на уцеление. Чонгук проходит мимо в разношерстной компашке друзей, смеясь на их шутки и вдруг переводя проникновенный взор на него. Смотрит в самую душу и наизнанку ее выворачивает. Пропускает через мясорубку и швыряет обратно к ногам. Тэхен оценивает его ядерно-розовый прикид и улыбается с теплотой, когда видит его джорданы. Чонгук задирает подбородок и оставляет своих друзей на полуслове, даже не дослушав их и идя прямиком к нему под аккомпанемент любопытных взглядов. Омега виляет бедрами, кошачьей походкой приближаясь к нему и надувая лиловую жвачку. Тэхен непозволительно долго залипает на то, как она лопается между его вишневыми губами, и переводит ласковый взгляд на его кукольное лицо. Он клянется себе, что Чонгук становится все красивее с каждой их встречей. И понимает, что попал. — Привет, рэйдзи, — усмехается омега, невинно склонив голову вбок. — Здравствуй, родной, — отвечает в той же манере Тэхен, опершись локтем о дверцу доджа. Аллен выскакивает из тачки и прожигает радостного Чонгука яростными зрачками. — Малой, ты почему уроки не делаешь? — Чонгук стервозно осматривает альфу и улыбается с вызовом, жуя жвачку. — Завтра суббота, little monkey. Если бы ты хоть иногда появлялся в школе, может, и знал бы, по каким дням нормальные люди ходят на учебу, — тянет ухмылку Аллен, с удовольствием наблюдая за сменой эмоций на фарфоровом лице. — Ты только что назвал меня обезьянкой? — закипает Чонгук, опасливо наступая на него. Тэхен с тихим смешком перехватывает его за талию и не дает двинуться дальше. — Тебе бы больше подошло ведьма, но я испугался, что ты нашлешь на меня проклятие. Кто знает, что в голове у таких истеричек, как ты, — продолжает угорать Аллен, кайфуя с пляшущих на дне глаз омеги огоньков. Чонгук готов расцарапать глотку ему прямо сейчас. Но Тэхен закрывает его своим крепким телом, и омега невольно втягивает запах теплоты, ментола и шоколада с его медной кожи. Он его моментально успокаивает, действуя как панацея на нервную систему. — Успокойся, родной, он шутит, — улыбается Тэхен, заглядывая в его черничные глаза с мягкостью, граничащей с безграничной нежностью. Он окатывает омегу, словно медовая патока, разливаясь по позвонкам и ребрам, проходя к сердцу и грея его. В моей душе так светло, когда ты так бережно держишь меня. Чонгук смотрит зачарованно в его карамельные глаза и погибает. Звуки вселенной затихают в момент, когда Тэхен стоит так близко и дышит в его раскрытые губы. — Я, наверное, отойду на пару минут, — хмыкает Аллен, с подозрением наблюдая за ними и сомневаясь, что хоть кто-то из них его услышал. — Куда? — опоминается Тэхен и отпускает Чонгука, осторожно убирая ладони с его узкой талии. Идеально помещающейся в его руках. Мысли об этом заполняют виски так неправильно. Он беспокойно оборачивается на младшего братика, что указывает в сторону кучки подростков, зовущих его к себе и с которыми он успел скентоваться. — Недолго. Мы скоро вернемся к пацанам. — Как скажешь, братик, — усмехается Аллен и поднимает большие пальцы вверх, состроив рожицу Чонгуку. Омега кривит губы в ответ и показывает ему фак. — Как грубо, солнце, — качает головой Тэхен, засунув ладони в карманы кожаных штанов и с интересом наблюдая за ним. Его невыкуренная сигарета дотлевает на сером асфальте. Трек в каннабисе сменяется на более динамичный, в знакомом американском стиле, а глаза Чонгука приобретают завораживающие обсидиановые оттенки с синими нотками. Чонгук глядит так, словно пойдет за ним на край ебаного света. И Тэхена убивает догадка, что он искусно губит всех парней, готовых лечь ему под ноги за одно невесомое касание. Он втягивает глубоко в легкие аромат сладких фиалок и желает дышать ими каждую секунду оставшейся ему жизни. — Ты знаешь, как будет «солнце» на японском? — с кокетливой улыбкой Чонгук обходит его, касаясь тонкими пальцами воротника его бомбера и будто поправляя его. Тэхен оборачивается на его розовый силуэт, куда бы он ни пошел вокруг него, ведомый шлейфом его цветочного запаха. Чонгук залезает на капот доджа и призывно разводит колени в стороны, опираясь ладонями позади себя и склоняя голову набок. Эта чертовка опасно играется с ним, дергая за ниточки и заставляя следовать за собой. Тэхен признает поражение в затеянной им войне и подходит ближе, вставая между его ногами и кладя руки по бокам от его бедер. Чонгук вскидывает подбородок и чувствует свое превосходство, сучно глядя из-под ресниц и томно прикусывая нижнюю губу. Тэхен наклоняется к нему, сокращая расстояние между ними до горящего в висках запретным красным. Они в зоне риска, глаза в глаза, сочащиеся взаимным притяжением. Ощутимым на кончиках пальцев. Под ребрами омеги взрываются гейзеры и натягиваются словно канат мышцы. Дрожь в коленках норовит сломать его пополам, когда Тэхен рвано дышит в его лицо и обдает запахом ментола и темного шоколада. Чонгук видит себя раздетым на дне его черных зрачков. Зацелованным, обнятым, заласканным. Названным своим. — Ничи? — усмехается Тэхен, щелкнув его по подбородку. Он ведь не железный, чтобы так близко стоять к нему и бороться со своими же зверями внутри. Они всегда на привязи, всегда заперты в клетку. За уважение, пересиливающее желание коснуться вьющихся волос, бледной кожи и лица, как у фарфоровых кукол. Интересно, какому дьяволу Чонгук отдал душу за такую губительную красоту? В грудной клетке омеги трепещут сотни бабочек с мерцающими крылышками. Они обживают трахею и легкие. Еще никто и никогда не называл его так нежно, ласково, трогательно. И он попадает в пропасть по имени Ямакаси по новой. — Я хочу, чтобы ты звал меня теперь только так, — капризно произносит Чонгук, смотря своими невъебенно большими глазами цвета черники и звезд, устилающих небосводы Токио. И кто Тэхен такой, чтобы отказать ему? Чонгук давит порыв добавить, что он труп, если посмеет назвать так кого-то другого. Он привык быть особенным. И на меньшее ни за что не согласится. Альфа не отрывает от него своего пристального, лезущего в вены взгляда, замечая легкий трепет ресниц и румянец, покрывший щеки омеги. Тэхен ловит эти розовые оттенки на бледноте кожи с широкой улыбкой, думая о том, чтобы мог бы зависнуть так надолго, просто наблюдая за тем, как дрожат его веки. В сияющих сиреневых блестках. Его отвлекает серьезный голос Мураками, раздавшийся позади. Тэхен отходит от омеги, все еще сидящего на капоте доджа и не рассматривающего вариант слезть оттуда. Он бы ему позволил сидеть там столько, сколько он захочет. Тэхен пожимает руку Мураками и слегка хлопает его по плечу. — В чем дело? — произносит он, только сейчас ощутив сотни любопытных взглядов, следивших за ним и Чонгуком все это время. Но Мураками явно пришел не спросить подробности их отношений. — Один из членов нашей банды хочет погоняться с Ямакаси. Он уверен в том, что сможет отнять у тебя первенство. Думаю, ты сам понимаешь, что права отказаться у тебя нет. Тогда мы заберем себе наше звание лидеров автоматически. Поэтому просто подъезжай к старту, он уже ждет тебя там, — выдает с уверенной ухмылкой Мураками, указывая на линию старта. Тэхен тяжело заглядывает в его непоколебимые глаза и сдерживается, чтобы не послать его далеко и счастливо нахуй. Но и возразить не может — Мураками прав. Пиздецки. Теперь он гоняет не только ради денег, что помогут ему выжить с братиком на новом месте, но и за честь его банды, верящей в него и признавшей своим лидером. Он их никогда не подведет, покуда хватит сил. — Хорошо, сейчас подъеду, — после его слов Мураками коротко кивает и отходит обратно к своей банде Рэйского, окружившей синий лотус на линии. Зрители восторженно кричат и собираются у старта, ожидая его выхода. Тэхен поджимает губы и подходит к Чонгуку, что смеряет его провокационным взглядом и усмехается краем губ. — Слезай, — говорит Тэхен, терпеливо ожидая, когда он послушается, но омега лишь прикусывает нижнюю губу и с вызовом смотрит из-под густых ресниц: — И что ты сделаешь, если не слезу? Тэхен искренне не понимает, почему Чонгук ловит кайф с того, что испытывает его выдержку и терпение. Он медленно приближается к нему, держа под прицелом своих почерневших глаз и вставая вплотную. Чонгук задирает голову и выдыхает с дрожью, когда Тэхент бережно кладет ладонь на его талию, в опасной близости от поясницы, и стаскивает его с капота одной рукой, прижимая к своей неровно вздымающейся груди. Омега тянет его в чернично-синий омут. Прекрасно зная о своем влиянии и растягивая вишневые губы в улыбке, едва не сталкиваясь с ним лбами. Чернильные пряди щекочут его лицо, но Тэхен не отстраняется, держа его за талию так, словно имеет на нее законное право. И никому больше не позволено прикасаться к фарфору его кожи. Тэхен бы, наверное, слетел с катушек и сел на пожизненное, если бы у него был хоть один шанс назвать его своим. Потому что за Чонгуком идет толпа сотен таких же пропавших как он сам пацанов. Тэхен ни одного из них не покалеченным не оставил бы. — Я ни разу не сомневаюсь в том, что и в этом заезде ты выйдешь победителем, — шепчет одними губами Чонгук, с долей нежности смотря в его налитые пропастью и безумием глаза. Чонгук довольно улыбается и выпутывается из его объятий легко, словно русалка из сетей, охотящихся на нее. Он виляет бедрами и уходит обратно к кучке своих друзей, ждущих его на трибунах. Тэхен оборачивается вслед аромату сладких фиалок, протяжно вдыхая его. Фортуна может и не быть на его стороне после веры Чонгука. Ее хватит с лихвой для того, чтобы оправдать огонек надежды в его черничных глазах. Тэхен садится за руль фиолетового доджа под сумасшедшие крики толпы и омег, бегущих за его тачкой с табличками, надписями с признаниями в любви, на ходу сдирая свои топики и кидая их под его шины. Он сжимает челюсть, плавно подъезжая к линии старта и вставая наравне с синим лотусом. За тонированными окнами он не видит ее водителя, но изучает внешние признаки машины пару секунд и отворачивается, сделав для себя нужные выводы. Его банда проталкивается через толпу беснующихся парней, окруживших старт так, что не осталось ни единого лишнего места. Зрители прибывают на своих авто и забивают обочины дорог, чтобы не упустить вхождение тачек в поворот. Банда Рэйского стоит у синего лотуса, Тэхен пересекается мрачным взглядом с Мураками в кругу остальных членов банды и кивает ему.

lil uzi vert ft. quavo — go off

Три. Трек в каннабисе снова сменяется, розовые стены клуба разрываются, как и глотки орущих гонщиков. Трибуны заполняются новыми людьми, приехавшими с разных провинций для лицезрения дрифта Ямакаси. Два. Тэхен зажигает мотор, не слыша криков Чана, пытающегося протолкнуться через толпу и сказать ему о том, кто сидит за рулем. Омега в рваных джинсах выходит в центр, поднимая два фиолетовых и синих флага. Альфа коротко усмехается, предполагая, что еще много увлекательного ожидает их на следующих заездах. Один. Флаги опускаются в тот момент, когда тачки срываются с места с одинаковой скоростью. Под оглушительные визги толпы и бегущих вдогонку пацанов, завороженных грозным рыком мотора доджа. Синий лотус набирает темп и отрывается на прямой, петляя по зависшим на трассе машинам и проезжая перекресток Сибуя без единой проблемы. Тэхен слегка сбавляет скорость и просто следует за тачкой, отмечая некий непостоянный стиль вождения и пытаясь понять, какой человек за ее рулем. Он сильно сомневается в том, что за рулем — альфа, но решает проверить свои догадки и переключает передачу. — Какого хрена он творит? — злится Минхо, в недоумении следя за гонкой на экранах. Чан в напряжении наблюдает за доджем, рассекаюющим ночные улицы Токио, словно он родился на этих землях и скоростью их пропитался. — Почему он замедлился? Он хочет всю гонку палить на зад этого лотуса? Чанбин и Джэхен молча переглядываются, не понимания мотивов действия Тэхена. — Я уверен, у него есть план, — говорит Джэхен, перекинув руку через плечо задумчивого Чана. — Видимо, ему надоело выигрывать. Решил сыграть в ебаного альтруиста и позволить другим насладиться победой. Иначе у меня нет других объяснений тому, что Тэхен сейчас облажается, — цедит Минхо, сжав кулаки. — Он не знает, кто сидит за рулем, — произносит Чан, и альфы удивленно смотрят на него. — Почему? Ты разве не предупредил его? — спрашивает Чанбин, и друг отрицательно мотает головой. — Не успел. Думаю, он будет в ахуе, когда увидит водителя, — усмехается невесело Чан. — Понятно, что Тэхен специально замедлился. Все выглядит так, словно он может догнать его в любой момент. Он что-то замышляет. Чан в их лидере не сомневается ни разу. Но и синий лотус славится тем, что входит и выходит из поворота, словно призрачный зверь. Его не уловить. — Лотус слишком легко отрывается от него на прямой. Он использует хороший мощный двигатель. Если Тэхен упустит момент и оставит такой большой разрыв между ними, он не сможет догнать его на поворотах, — беспокойно мыслит вслух Джэхен, поджав губы и глянув в сторону ликующей банды Рэйского. Чан прослеживает за его взором и натыкается на проникновенный взгляд Нори, стоящего в окружении Мураками и Итана. Омега улыбается ему краем губ, хоть они и находятся по разные стороны баррикад. И прямо сейчас Ямакаси отстаивает их честь в гонке с членом их банды. Фиолетовый додж держится на хвосте лотуса, проносящегося молнией по заспанным районам города. Тачки залетают в поворот на одинаковой сумасшедшей скорости, вызывая восторженные вскрики зрителей у обочин и на трибунах. Серые клубы дыма растворяются в пропитанном безумием и загадками воздухе. Фары слепят длинные неровные трассы, по которым первым проезжает лотус, оставляя додж далеко позади. Тэхен давит газ в пол, начиная набирать бóльшую скорость и нагонять. Он внимательно наблюдает за тем, как лотус начинает резко поворачивать, скорее всего, чтобы поднять темп и оторваться от доджа, следующего за ним по пятам. Он приходит к окончательному выводу, что за рулем сидит омега. Хоть и с агрессивным стилем вождения, но очень неявным и непродуманным. — Если ты будешь так выделываться до спуска, твои шины точно потеряют сцепление, бэйба, — с ухмылкой бросает в пустоту Тэхен, начиная водить по-настоящему. Спорткары залетают в новый поворот под крики альф, отбегающих подальше от обочины дороги, когда тачки входят в дрифт с заносом. — Черт, он не рассчитывает скорость, с которой входит в поворот, — тревога поселяется в глазах Мураками, пока он смотрит на сумасшедшее вождение лотуса. — С такой агрессией он может полететь в обрыв, если потеряет управление на JH-770, — таким же беспокойным тоном говорит Итан. Мураками не хочет представлять такого исхода гонки, даже если им придется позорно проиграть во второй раз, аварии произойти не должно. — Lotus Exige едет впереди, но разрыв минимален. Очевидно, король дрифта Ямакаси дает ему фору. Но почему? — заговорщически тянет оценщик дрифта, его слышно со всех колонок под развязкой моста. — Действительно, ебать тебя в рот, почему? — с сарказмом повторяет Минхо, замечая радостно подбегающего к ним Аллена. — Малой скоро ссать от счастья будет. Объясни нам, почему твой братишка решил повыебываться сегодня? Он приобнимает Аллена и прижимает его к себе за плечи, безотрывно глядя на экраны с гонкой. Самой непонятной за все время на перекрестке Сибуя. — Он бережет шины для спуска, — просто кидает Аллен, и альфы впиваются в него ошарашенными взглядами. — Вот вы факапы, это же так очевидно. Брат всегда говорит, что стирать резину — опасно. Лучше замедлиться в начале, чем проиграть в конце. — Блять, — выдыхает Чан, разочарованный в самом себе, что не догадался сразу. — Лотус отрывается на выходе, хоть Тэхен и медленнее, но он едет очень плавно, это разительно отличается от резкой езды лотуса. Альфы понятливо кивают, теперь до конца поняв план действий Ямакаси. — Ебать, как в груди колет, — тянет гласные Минхо, завороженно глядя на то, как тачки залетают в новый поворот. Он принюхивается к смеющемуся Аллену, уловив запах текилы и усмехнувшись: — Малой, Тэхен с тебя шкурку сдерет, если узнает. — А ты доносчик нахрен? — возмущается Аллен, и Минхо зловеще смеется, сжав его мягкие щеки. — Конечно, я с удовольствием посмотрю, как он тебя отхерачит. Чирик-пиздык-куку. — Не пугай ребенка, — улыбается успокаивающе Джэхен, вырвав Аллена из захвата насмешливо ржущего альфы и прижав к себе. — Выдохни, малой, это он так шутит. — Мотал я шутки этого старикашки, — злобно бухтит Аллен, чувствуя себя в полной безопасности в руках смеющегося Джэхена. — Мне всего двадцать два, — уязвлено заявляет Минхо, выпятив грудь и опасно настигая малого. Чанбин хватает его за грудки и шутливо бьет по шапке. — Малой сказал, что ты поеденный молью старикашка, значит, так и есть, — он громко ржет с убийственного взгляда Минхо и отходит назад. Но успокаивается сразу же и становится жестким, когда комментаторы объявляют поворот JH-770. Чан сжимает челюсть, обводя тяжелым взором экраны и не смея даже моргнуть. Синий лотус едет с отрывом на прямой на бешеной скорости, додж преследует его, как озабоченный маньяк, сокращая расстояние между ними в ошеломительно короткие сроки. Тэхен давит газ в пол, нагоняя его за считанные секунды под восторженные свистки альф на обочинах и повисая прямо у него на хвосте. Оставляя между их тачками жалкие два сантиметра. — Это сумасшествие! Ямакаси скребет передом своего доджа задний бампер лотуса! На такой скорости они не смогут войти в дрифт! Если он не отъедет, они оба разобьются насмерть о скалы! Банда Ямакаси зависает в гробовой тишине, с дрожью в конечностях и венах смотря на экраны. До поворота остаются ничтожные метры. Над ними дерут глотку омеги, сидя на плечах альф и крича имя Тэхена. Те, кто все еще остается болеть за банду Рэйского, орут имя водителя лотуса. Чонгук замирает на трибунах, словно мраморная статуя, впиваясь ногтями в подушечки пальцев. Он верит в Ямакаси всем своим сердцем. Потому что иначе и быть не может. Но прямо сейчас он боится до боли, что авария неизбежна, если он не сбавит скорость. Лотус с ревом шин отрывается, стирая их об асфальт и набирая еще большую скорость. Тэхен газует сильнее и разгоняется до дикой скорости, равняясь с лотусом и езжая вплотную к тачке к смертельному повороту. — Что он делает, блять? Этот поворот слишком узкий, они не смогут войти в него вдвоем! Они столкнутся и свалятся нахуй в обрыв! — разъяренно кричит Минхо, беспокойно выступая вперед. Лотус не может оторваться, делает резкие повороты, пока фиолетовый додж едет наравне, оставляя жалкое расстояние в два сантиметра и почти скребя покрытие его передней дверцей своей. Зрители у последнего поворота застывают в ожидании зрелищного дрифта, определяющего исход гонки. Сердце покидает грудную клетку и начинает биться в глотке. Долбя кувалдой по связкам и разрывая их на маленькие кусочки. Кроны изумрудного леса уходят высоко в полотно сиреневого неба, устланного мириадами звезд и голубым диском опечаленной луны. Стрелка на спидометре переваливает за двести шестьдесят пять, турба горит предупреждающим красным. Яркие оранжевые фары фиолетового доджа озаряют синее покрытие лотуса, Тэхен залетает в дрифт и пускает зад в занос. Обгоняя его по внутренней траектории и с заносом всех четырех колес проходя поворот на бешеной скорости. — Это невозможно! — кричат пацаны у обочины, мимо которых фиолетовым монстром проносится додж, нагоняя крупные клубы дыма. — У меня мурашки по коже от его прохода, — альфы хватаются за место под левой ключицей, ошарашенно смотря на то, как Тэхен пролетает мимо них на той же сумасшедшей скорости, на которой залетел в поворот. — Хорош! — орет Минхо вместе с остальными членами банды, подпрыгивая на месте от урагана эмоций, распирающих нутро изнутри. Синий лотус не может войти в дрифт на такой же скорости, что и Тэхен, вырвавшийся далеко вперед в заносе в смертельном повороте JH-770. Комментаторы оглушают развязку под мостом через колонки. Без единого слова признавая совершеннную технику дрифта Ямакаси. Чонгук с гордостью задирает подборок, не заметив, как подскочил вместе с сотнями других людей с его именем на устах. В его черничных глазах пляшет восхищение. Тэхену остается проехать небольшой отрезок прямой до финиша, но он не проезжает его и резко тормозит у рельс безопасности, становясь к ним боком. — Бля, почему он остановился? — рычит Чанбин, ошалело, как и все другие зрители смотря на плохо освещенный участок дороги через экраны. — Он поставил свою тачку в параллели, — задумчиво произносит Чан, и слух его режет полный боли крик Мураками: — Нет, Юкио! — Черт, он потерял управление и летит в обрыв, — догоняет Джэхен, широко раскрытыми глазами смотря на то, как синий лотус кружит без контроля на узкой пустой трассе. Мураками залезает в свою тачку и с ревом газует, направляясь в сторону поворота на бешеной скорости. Члены банды Рэйского беспокойно переглядываются, Итан заводит спорткар и едет следом за другом. — Тэхен его спасет, — без тени неверия произносит Чан, с надеждой всматриваясь в экраны. Додж челленджер снова зажигается и едет прямо на синий лотус, слепя его капот светом фар и проезжая параллельно крутящейся на бешеной скорости тачке. В невозможной по реальным меркам близости и скребя ее дверцы. Додж оставляет царапины на покрытии, но вонзает шины в серый асфальт и тормозит лотус, предотвращая его столкновение о рельсы и дальнейший полет в обрыв. Лотус резко останавливается, фары остаются зажженными прямо вплотную к фарам доджа. Тэхен спешно вылезает из салона, забив на заведенный мотор, и с тревогой в почерневших глазах осматривает синий спорткар. Передняя дверца открывается, и из спорткара еле дыша выходит омега со светлыми как небо в июньский вечер волосами. Треплемые прохладным ночным ветром Токио. Тэхен видит пугающую дрожь в его коленях, в ослабших руках, висящих вдоль худого стройного тела, опасно наклоняющегося вбок. Альфа в рывок приближается к нему и обнимает перед тем, как он падает без сознания в его руки. Тэхен хмурит брови и беспокойно разглядывает его неестественно бледную кожу и дергающиеся будто в приступе конечности. В последнюю секунду заслоняя Юкио своим телом, как их отбрасывает на несколько метров от взрыва синего лотуса.