Секреты и Маски | Secrets and Masks

23 февраля  Гермиона не видела Малфоя несколько дней после «инцидента». Он превратился в призрака, после того как, пошатываясь, поднялся с залитой кровью травы и отказался от её помощи.  Она не видела его ни разу: ни белокурых прядей, метавшихся по поместью, ни проблесков чёрных рогов его маски, которую он всегда носил с гордостью. Гермиона ожидала перерыва в занятиях легилименцией на несколько дней – Салазар знал, что ему это нужно. Легилименция – это нагрузка не только на субъекта, длительное использование сказывалось и на заклинателе, хотя и не так серьёзно. Учитывая количество потерянной крови, она рассчитывала на перерыв в день или два. Первый день прошёл без единой жалобы со стороны Гермионы. Второй тоже. Но два дня свободы превратились в три, потом в четыре, пять, а к шестому дню она начала волноваться.  Возможно, его раны оказались серьёзнее, чем она предполагала? Что, если было ещё и внутреннее кровотечение, которое она не смогла остановить?  Нет, с ним всё должно быть в порядке. Он должен быть в порядке, потому что она же в порядке. У неё даже как будто стало больше сил. Нет, он точно жив.  Слаб? Может быть.  Его гордость уязвлена? Скорее всего.  Он избегает её? Определённо. 1 марта Несмотря на то, что Малфой избегал её как чуму, Гермиона могла поклясться, что чувствует его запах везде. Всё ещё ощущает его призрачное присутствие: запах крови, земли, мяты и свежего пергамента. Такой неповторимый, присущий только Малфою аромат, что голова идёт кругом.  Но это ничто по сравнению с его глазами.  Они преследовали её сильнее, чем что-либо другое. Гермиона не могла перестать думать о них: острые, красивые, бездонные голубые глаза были везде, даже если Малфоя не было рядом.  Его отсутствие подарило Гермионе намного больше свободного времени, чем она могла использовать. Поэтому вся энергия была направлена на работу над фреской. Грейнджер и не подозревала, что слишком увлеклась, пока не отступила назад, чтобы полюбоваться. Она нарисовала цветок – пион – того самого голубого оттенка его глаз. Она даже не помнит, как смешивала краски, чтобы найти тот самый идеальный оттенок.  Гермиона уничтожила цветок одним яростным мазком белой краски и выбежала на улицу.  Так она оказалась у скамейки под цветущей вишней.  Всё утро она провела на улице, с закрытыми глазами греясь в лучах редкого мартовского солнца. На прошлой неделе было холодно, и хотя она всё ещё носила кардиган, необходимости кутаться в него, чтобы согреться, как несколько дней назад, не было.   Гермиона прислушивалась к щебетанию маленьких птичек где-то неподалёку. Она сделала глубокий вдох и слегка улыбнулась, когда почувствовала, что солнце согрело её щёки.  Птицы перестали петь, всё тепло тут же исчезло с лица. Каждый мускул в теле напрягся. Не нужно было открывать глаза или слышать знакомое хлопанье крыльев, чтобы понять, что нависло над её головой и неуклонно приближалось всё ближе и ближе.  И если Чёрная Тень здесь, Малфой наверняка тоже.  Гермиона не знала, почему мысль о том, что она снова увидит его, мгновенно заставила напрячься, а от перспективы встречи с этими невероятными голубыми глазами закололо в животе. Это нервозность? Или волнение? Что бы это ни было, она старалась отогнать это чувство.  Гермиона держала глаза плотно закрытыми и боролась с желанием сжать кулаки, когда созданный драконихой ветер разметал локоны по лицу. Она знала: дракониха уже близко – но всё равно не удержалась и подпрыгнула, когда её задние лапы коснулись земли, а скамейка неистово затряслась. Передние когти драконихи ударились о землю, и Гермиона открыла глаза и увидела, как зверь медленно опускает шею и плечо на землю.  Малфой соскользнул со спины, его колени мягко подогнулись во время приземления. На мгновение он задержался рядом с драконихой и провёл рукой в перчатке по чешуе на её плече. Сердце Гермионы подпрыгнуло, когда он повернулся к ней. На нём была мантия Пожирателя смерти, чёрная маска демона надёжно скрывала выражение лица. Она постаралась сохранить лицо, сделать его как можно более бесстрастным, нейтральным и не выдавать себя, но, когда дракониха резко повернула голову в её сторону, дыхание всё равно перехватило. Она вскочила на ноги, когда Чёрная Тень медленно и хищно шагнула к ней.  Дракониха склонила голову, приближаясь. Из её груди раздался низкий ворчливый звук, когда зубы сомкнулись на уровне туловища Гермионы.  Ужас пробрал до костей. Она подняла руки и сделала шаг вправо, пытаясь уйти с пути Чёрной Тени, но когда хотела сделать ещё один, Малфой поднял руку вверх. Гермиона уставилась на него, наблюдая, как он быстро стягивает с лица маску демона и качает головой, призывая её остановиться. Он выглядел так же нервно, как и она. Глаза сужены, губы сжаты в плотную линию.  Земля под ногами Гермионы дрожала, когда Чёрная Тень последовала к ней. Когда дракониха остановилась перед ней, Грейнджер в панике уставилась на Малфоя, умоляя приказать питомцу остановиться, но тот лишь покачал головой.  Его рука в перчатке была поднята, ладонь – по-прежнему обращена к Гермионе.  — Не двигайся, — медленно проговорил он. — Не двигайся. Гермиона затаила дыхание и невольно зажмурила глаза, когда рептилия придвинулась ещё ближе. От чешуйчатого тела исходило почти удушающее тепло, горячее и сухое, словно от открытого огня. Гермиона удивилась, как Малфой выдерживает это. Чёрная Тень обвила девушку своим телом, прижалась чешуйчатой щекой к её груди и притянула к себе.  Мышцы заболели, когда она изо всех сил сжала их, пытаясь не двигаться. Дракониха обвилась вокруг её тела ещё крепче, почти как питон, но это не причиняло боли, выбивая воздух из груди, как этого ожидала Грейнджер. Гермиона снова посмотрела на Малфоя, умоляя его прекратить это, сделать хоть что-то и не позволить зверю загрызть её. Он в долгу перед ней. Спасение его жизни – пусть она сделала это из корыстных мотивов – определённо заслуживало более приятной смерти, чем эта, правда? Жар продолжал нарастать, а Чёрная Тень всё теснее прижималась к телу Гермионы. Её руки взметнулись вверх, она прижала их к щеке дракона и попыталась оттолкнуть её. Чешуя Чёрной Тени оказалась тёплой и шершавой, словно кусок угля, который несколько минут назад выскочил из огня и уже остывал. Глаза Малфоя расширились от бешенства. Он сделал шаг вперёд, и, казалось, он вот-вот откроет рот, чтобы отдать приказ любимому питомцу, но остановился.  Потому что дракониха сделала то, чего не ожидали ни Гермиона, ни Малфой.  Она замурлыкала.  Сначала Гермиона подумала, что ей показалось. Наверное, так и было. Дракониха пыталась раздавить её, так с чего бы ей мурлыкать? Но затем Чёрная Тень повторила это снова, звук стал более отчётливым, и Гермиона навострила уши. Дракониха даже прижалась тёплой щекой ко всё ещё открытой руке Гермионы, крепко обвив её своим телом, и, только когда Малфой вскинул брови, Гермиона поняла, что происходит.  Дракониха не пыталась её задушить – она вообще не хотел причинить ей вреда. Она пыталась по-своему утешить Гермиону. Пыталась отблагодарить за спасение жизни Малфоя.  Двигаясь до смешного медленно, Гермиона погладила ладонью её голову. Она была уверена: существо могло почувствовать, как дрожат её руки, но не сделало ни малейшего движения. Более того, дракониха, казалось, заурчала от прикосновения, как кошка, и из горла раздался тихий рокочущий звук.  Прошло несколько минут, прежде чем зверь осторожно отпустил Гермиону и пошёл прочь. Малфой задумчиво наблюдал, как дракониха проходит мимо него и ищет участок травы, чтобы свернуться в клубок и отдохнуть. То, как она лежала: обернув хвост вокруг тела и спрятав морду под крылья – очень напомнило Гермионе Живоглота. — Ты выглядел обеспокоенным, — тихо сказала Гермиона, наблюдая за тем, как между бровей Малфоя образовалась небольшая складка. — Я думала, ты позволишь ей съесть меня. Малфой медленно покачал головой, не сводя глаз с драконихи, которая грела свою чешую в лучах солнца.  — Она никогда не делала этого раньше. — Чего не делала? — Этого, — сказал он, указывая на Гермиону. — Не ласкалась ни с кем, кроме меня. Она не позволяет никому даже прикасаться к себе.  — Ты серьёзно? — нахмурилась Гермиона.  — Ну да, — фыркнул Малфой. — Даже Тёмный Лорд не может подойти к ней. Сначала я думал, что ей просто не нравятся Пожиратели смерти, но она ко всем относится одинаково. Она терпит Асторию, но даже это не даёт ей возможности подойти к моему дракону без риска потерять палец.  Он снова покачал головой, и, казалось, недоумение немного спало.  Малфой сел на скамейку и достал из мантии пачку сигарет. Прикурив, он прикрыл глаза и сделал длинную затяжку, затем поднял голову к небу и медленно выдохнул, выпуская густую струю дыма.  От этого вида у Гермионы пересохло во рту. Когда Малфой снова посмотрел на неё, он похлопал по пустому месту на скамейке рядом с собой. Сначала она колебалась, думала, что это какой-то трюк, но, когда он зажёг вторую сигарету и протянул ей, вся сдержанность исчезла.  Она почти бегом бросилась к скамейке. Села как можно дальше от него и жадно взяла сигарету.  Малфой молчал, когда она делала первую затяжку, но Гермиона чувствовала его взгляд. Она повторила за ним: затянулась и подняла голову к небу. Вкус сигареты ещё никогда не доставлял Гермионе такое наслаждение. Не хотелось даже выдыхать этот ядовитый дым. Гермиона тихо застонала, выдыхая, и ей показалось – она не была уверена, что в этот момент Малфой облизал губы. Первый опьяняющий глоток никотина дурманил, поэтому, возможно, ей показалось. Гермиона закрыла глаза и сделала ещё одну глубокую затяжку, наслаждаясь давней зависимостью. Сигарета почти догорела, и Грейнджер наконец-то смогла оторваться и снова заговорить: — Как твои раны? Молчание длилось несколько секунд, прежде чем он ответил: — Они в порядке. — Малфой прочистил горло, и Гермиона готова была поклясться, что ему было не по себе. Может, он даже нервничал. — Спасибо... за то, что ты сделала.  Гермиона кивнула и снова поднесла сигарету к губам. Она не открывала глаза, чтобы проверить, но могла поклясться, что всё ещё чувствовала его прожигающий взгляд.  Всё закончилось слишком быстро. Как раз в тот момент, когда в висках зародился гул, сигарета закончилась. Гермиона, раздавив окурок сапогом, постаралась не выдать своего разочарования и ужаса. От волнения она начала постукивать ногой по гравию. Ей нужно было отвлечься, чтобы не думать о тёмном волшебнике, который всё ещё курил рядом. Теперь, когда её собственное облако дыма рассеялось и она больше не могла прятаться, присутствие Малфоя стало ощущаться особенно остро. Его близость, запах. Земля. Дым. Мята. Свежий пергамент. Ей нужно отвлечься. Сейчас. — И часто ты получаешь травмы? — спросила она, сама не зная почему.  Краем уха она услышала, как он фыркнул, и увидела волну серого дыма, выходящую из его рта. — Нет, я не привык к этому.  Гермиона кивнула. Её нога снова начала стучать по гравию. Видя её жалкую потребность отвлечься, Малфой продолжил:  — Я уже давно не получал травмы на поле боя, особенно когда нахожусь там со своим драконом. — Он сделал паузу для ещё одной затяжки лишь на секунду. — Она всегда защищает меня, и я обычно достаточно быстро ставлю щит или отражаю пули, которые используют ваши друзья магглы. Гермиона снова кивнула и придвинулась к нему чуть ближе, пытаясь вдыхать загадочные клубы дыма.  — Миссия проходила очень хорошо, — продолжал он, — но я понял, что что-то не так, как только взглянул на этих солдат. Оружие было другим, пули – тем более. Какие бы чары я ни накладывал, они не поддавались. Они просто неслись на нас, и я ничего не мог сделать, чтобы остановить это. Гермиону внезапно осенило. Она повернулась к нему лицом, закинула ноги на скамейку и скрестила их, прежде чем спросить:  — Чем отличалось оружие?  Малфой вскинул бровь, заметив, как изменилась её поза и как близко она сидит. Её согнутое колено почти касалось его бедра.  — Они были больше и, кажется, сделаны из другого типа металла.  Гермиона кивнула. Она неосознанно прикусила губу, чтобы не сказать лишнего, но тут же отпустила её. Малфой заметил это и, кажется, всё понял. Она почти видела, как шестерёнки крутятся в его голове. Его губы дёрнулись: — Пули и оружие были зачарованы.  Гермиона ничего не сказала, да и не нужно было. Недоумённое выражение его лица само по себе было достаточной наградой.  — Твоих рук дело? — его глаза мерцали.   — Я работала над этим, пока ты не утащил меня, — Гермиона пыталась сдержать ухмылку. Малфой смотрел на неё ещё несколько мгновений, а потом рассмеялся. Настоящим, неподдельным смехом, тихим и практических беззвучным. Его глаза заслезились, а щёки окрасил лёгкий румянец.  — Если это не карма, то я не знаю, что это. — Он покачал головой, продолжая смеяться. — Моя первая серьёзная травма на поле боя за почти два года, и в этом каким-то образом виновата ты.  Гермиона не смогла сдержать смех, пусть даже это длилось всего несколько секунд. — Чёрт возьми, ты заперта здесь, а всё равно умудряешься быть занозой в заднице на поле боя. Как такое вообще возможно, Грейнджер?  Прежде чем Гермиона успела ответить, её внимание привлёк хриплый звук – шум исходил от драконихи. У неё был открыт один глаз, и она рычала, пока Квинзел, топая своими маленькими ножками и бормоча что-то себе под нос, занималась травой, которая пострадала при посадке. — Она прекрасна, — призналась Гермиона. — Я никогда раньше не задумывалась о том, чтобы оценить её. Наверное, из-за страха трудно увидеть всю красоту.  Малфой ничего не ответил – просто положил руку на спинку скамьи и повернулся лицом к драконихе. — Вообще, мне неловко признавать, но я мало что знаю о драконах. — Есть что-то, чего ты не знаешь? — язвительно спросил Малфой. — Вот уж фраза, которую я никогда не думал услышать. — Какой она породы?   — Скандинавский Огнерог. Она последняя, насколько мне известно, — Малфой с нежностью посмотрел на питомца. — Они были смертоносной расой, поэтому викинги разводили и выращивали их. Поразительно быстрые. Почти неуязвимы во взрослом возрасте. Они считались самыми умными.  Его голос был таким низким и мягким, гораздо нежнее, чем Гермиона когда-либо слышала. Ей до смерти хотелось засыпать его вопросами, снова окунуться в изучение новой темы с головой, но она сдерживалась. Гермиона не хотела прерывать Малфоя.  — Они очень упрямый вид, настолько упрямый, что это почти привело к вымиранию. — Сигарета в его руках наконец-то догорела, он раздавил её сапогом и продолжил: — Когда они вылупляются, то связываются с одним наездником на всю жизнь. Как я уже говорил, они были выведены викингами. Всё, что они знают, – это сила и власть, их тянет к этому. Поэтому, естественно, они стремятся связаться только с самыми сильными воинами. — В этом есть смысл, это как инстинкт выживания. Естественный отбор. Сила притягивает силу, — Гермиона задумчиво кивнула. Малфой кивнул: — Именно так. Однако когда они не могут найти нужную силу, яйца останавливаются в развитии. Её яйцо хранилось в моей семье около четырёхсот лет. Все думали, что оно давно умерло, поэтому и стало своего рода семейной реликвией, — он начал крутить одно из серебряных колец с семейным гербом на указательном пальце. — Моя мать всегда настаивала на том, что яйцо всё ещё живое, просто спит и ждёт подходящего воина, — он тихо хихикнул. — Она каждый вечер рассказывала мне сказки на ночь о драконах и полётах. Отец, конечно, терпеть этого не мог. Говорил, что она забивает мне голову всякой ерундой и отвлекает от учёбы.  Он сменил кольцо, принявшись крутить самое маленькое на мизинце: — Но она никогда не разрешала мне прикасаться к яйцу. Всегда настаивала, чтобы я оставил его в покое. Она даже положила его на самую высокую полку в поместье, чтобы я не мог до него добраться. Перед самой смертью она сказала мне, что время пришло и я готов. Малфой сделал паузу и наклонил голову, чтобы посмотреть на Гермиону. Убедившись, что она всё ещё слушает, а в её глазах, вероятно, было восхищение, он продолжил: — Итак, после того как они... умерли, я сразу же направился к яйцу. Как только я прикоснулся к нему, я почувствовал, как моя магия просачивается сквозь скорлупу. Оно словно испытывало меня, проверяло, достаточно ли я силён. Через несколько секунд она вылупилась.  Гермиона не знала, что на это ответить. Она просто наблюдала за тем, как дракон медленно укладывается спать, а в мыслях представляла голубоглазого ребёнка, который тянется, чтобы схватить драконье яйцо, оказавшееся совсем рядом. Волнение продолжало расти с каждой секундой. Она сжала руки в кулаки и снова начала постукивать ногой. Малфой рядом зашевелился и, когда она посмотрела на него, протянул ещё одну, уже зажжённую сигарету.  Она попыталась взять сигарету, но, прежде чем она успела схватить её пальцами, он отдёрнул руку так, что Гермиона уже не могла дотянуться.  — Я поделюсь, — медленно произнёс он, глядя ей в глаза. Его голос, мягкий и бархатистый, посылал по коже мурашки. — Если ты ответишь на один вопрос. — Давай, — Гермиона поспешила ответить. — Почему ты спасла меня? Выражение её лица рефлекторно превратилось в неприятную гримасу.  — Не то чтобы у меня был выбор, — прошипела она чуть резче, чем собиралась. — Если бы я позволила тебе умереть, я бы тоже умерла. Малфой пристально смотрел на неё несколько мгновений, и Гермиона не могла отвести взгляд. Хотя его глаза были в основном серыми, по их краям проскальзывала маленькая капелька голубого океана. Это была мелочь, которую она могла бы упустить, если бы не смотрела так пристально.  Малфой провёл языком по внутренней стороне щеки, а затем глубоко вздохнул. Он закрыл глаза, а когда через несколько секунд открыл их, крошечный отблеск синего исчез. Стены его окклюменции стали надёжны, как никогда прежде.  Он молча протянул ей сигарету, несмотря на то, что её ответ был явно не таким, как ему хотелось. Малфой, насколько позволяло небольшое пространство, откинулся на спинку скамьи и уставился на своего питомца. — Я думала об этом. О том, чтобы позволить тебе умереть, — Гермиона была не уверена, врёт она сейчас или говорит правду. — В тот момент, когда ты лежал там, истекал кровью и был так чертовски близок к смерти, я поняла, что могла бы. Я могла бы просто отойти и позволить этому случиться. Она увидела, как сжалась его челюсть. — Не то чтобы ты этого не заслуживал. Ты тысячу раз заслужил такую смерть. Малфой сердито крутанул кольцо, но не сказал ни слова.  — Но потом я поняла, что не могу. Я не могу позволить тебе умереть вот так. И когда Чёрная Тень... — Что такое Чёрная Тень? — Малфой резко повернулся и посмотрел на неё через плечо. — Это имя, которое Орден дал твоему дракону, — уточнила она, решив, что не стоит скрывать эту крошечную деталь. — Чёрная Тень.  В глазах Малфоя снова что-то промелькнуло, какая-то эмоция, которую Гермиона не смогла определить. Она вспыхнула по краям и также быстро угасла. Малфой снова посмотрел на зверя, и выражение его лица резко стало отстранённым. Он сделал глубокий вдох: — Это Нарцисса. — Что ты только что сказал? — у Гермионы что-то сжалось в груди. — Её имя, — Малфой указал подбородком в сторону спящего зверя. — Моего дракона зовут Нарцисса.  2 марта Какой-то шум вывел Гермиону из транса. Странный, гортанный звук, словно кто-то задыхался или тонул. Она обернулась, всё ещё держа в руке дымящуюся чашку чая, и осмотрела тёмный коридор позади.  В позднее время суток здесь очень мало света. Или это раннее утро? Она не могла понять: на стенах нет часов.  Гермиона напряглась, пытаясь по полоскам серебристого лунного света, просачивающегося сквозь щели в занавесках, уловить очертания кого-то, идущего позади, но ничего. Насколько она могла судить, кроме неё здесь никого нет.  Несколько долгих минут в коридоре стояла тишина. Каждый мускул Гермионы напрягся, пока она прислушивалась ко всем окружающим звукам. Она уже собиралась сдаться и вернуться в свою комнату, как снова услышала что-то. Во второй раз звук был громче, более яростный и хриплый, как будто объект пытался сделать вдох.  Инстинкты подсказывали, что нужно развернуться, бегом вернуться в свою комнату и закрыть дверь. В её клетке было немного безопаснее. Человек, издававший этот странный звук, не мог напасть на неё внезапно. По крайней мере, она сможет заметить, как он приближается.  Гермиона обдумывала этот вариант, действительно обдумывала. Примерно три секунды. Она поставила кружку на подоконник и медленно пошла на звук. В результате она оказалась около уборной на первом этаже поместья. По сравнению с другими комнатами, эта была меньше: это гостевая ванная, которую мать Малфоя использовала во время торжественных мероприятий.  Несмотря на более маленький размер, ванная была не менее величественной. В ней всё так же стояла дорогая мебель, краны из чистого серебра отполированы до блеска, как и всё остальное в поместье, а пол и стены выложены чёрной мраморной плиткой.  Заглянув за угол в небольшую туалетную комнату, Гермиона увидела склонившуюся над унитазом копну светлых волос.  Астория стояла на коленях спиной к Гермионе. Её пальцы скрючились у основания унитаза, а сама она блевала в чашу. Забини присел позади неё, одной рукой поглаживая по спине, а другой сжимая в кулак волосы, убирая их от лица. Астория зажмурилась, когда из её горла вырвалась очередная рвотная масса. — Всё в порядке, дорогая, — руки Забини ласково переместились на плечи жены и ободряюще сжали трясущуюся Асторию. — Всё в порядке. Дыши, дорогая. Дыши. Астория отчаянно втянула воздух и начала задыхаться. У неё перехватило дыхание, она как будто не могла набрать воздух в лёгкие, несмотря на все старания. Когда она задрожала, Забини быстро снял свой пиджак глубокого изумрудного цвета и накинул ей на плечи. Гермиона зачарованно наблюдала за тем, как Забини возится с Асторией. Он был так деликатен с ней: каждое прикосновение было осторожным и нежным, словно малейшее давление могло сломать его любимую жену. Выражение его лица ожесточилось, когда Астория снова начала постанывать. Уголки его губ искривились и он поморщился, когда она захныкала от боли.  Приступ закончился и Астория откинулась назад. Забини спешно подхватил её. Он прислонился к стене напротив двери, за которой наблюдала Гермиона, и потянул Асторию за собой. Парень крепко прижал её к себе, одной рукой обхватив её маленькое личико, а другой – талию. Он осыпал поцелуями её лоб, шептал обещания и ласки, которые Гермиона не могла расслышать, а Астория тряслась в его руках.  Астория повернулась лицом к дверному проёму, и Гермиона разглядела ужас на её лице. Подбородок и челюсть залиты кровью: густая, поразительно багровая кровь стекала изо рта.  Асторию не просто тошнило. Её рвало кровью. Выворачивало.  Гермиона начала отступать, супруги должны остаться наедине, но на втором шаге расшатанная половица скрипнула под её весом. Глаза Астории и Забини метнулись вверх. В ту же секунду Блейз вскочил на ноги, на его лице читалось искреннее желание убивать, в карих глазах пылала ярость.  Гермиона побежала. Она едва ли смогла добежать до конца коридора, когда Забини поймал её.  Он схватил её за плечо, развернув лицом к себе, и толкнул в стену. Одной рукой он прижал её к стене, а другой потянулся за палочкой.  Гермиона била кулаками по рукам Забини, пытаясь освободиться. Он снова толкнул её, ударив головой о стену позади с такой силой, что у неё зазвенело в ушах, а комната поплыла в разные стороны. Она смутно ощущала чужие крики, стук каблуков о деревянный пол и неистовые просьбы отпустить её, но наверняка расслышать не могла из-за гула крови в ушах. Она знала, что Забини рычит на неё, его глаза сверкали яростью, когда он прижимал её к стене. Но головокружение было настолько сильным, что Гермиона едва могла сосредоточиться на происходящем.   Она почувствовала, как что-то тонкое и острое прижалось ко лбу, прямо между глаз, но прежде чем Забини успел произнести заклинание, что-то остановило его.  Крепкая хватка, прижимающая Гермиону к стене, не ослабла, но комната и голоса постепенно начали обретать чёткость. — Блейз! — закричала Астория. Когда зрение прояснилось, Гермиона увидела, что блондинка пытается вклиниться между ней и её мужем, выхватывая палочку из рук Забини. — Оставь её в покое! — Она слишком много видела, Тори, — прорычал Забини, сильнее вдавливая палочку в лоб Гермионы. — Она должна забыть об этом! Гермиона почувствовала покалывание в том месте, где палочка Забини соприкасалась с её кожей, – знак скопления магии. Заклинание уже формировалось.  — Обливи... — НЕТ! — Астория подпрыгнула и схватила руками палочку Забини, пытаясь опустить её. — Нет, не делай ей больно! Нельзя так поступать! — Так нужно, — возразил Забини. Пусть его руки были напряжены, у Гермионы сложилось впечатление, что сила его жены не шла ни в какое сравнение с его собственной. Он пытался успокоить её, вероятно, не хотел отталкивать и повредить и без того хрупкое тело. — Кто угодно может рыться у неё в голове. Тёмный Лорд, Рудольфус, Барти! Если она покажет им то, что только что видела...  — Она не покажет! — умоляла Астория. — Я знаю, что не покажет! Если она будет знать о последствиях, то спрячет это так же глубоко, как и другие воспоминания!  Забини снова поднёс свою палочку к виску Гермионы.  — Я не могу так рисковать. Она грязнокровка, ей нельзя доверять! — Нет, можно! — Астория снова вскочила, обхватила руками бицепс мужа и с помощью своего веса потянула его руку вниз. — Просто позволь мне объяснить ей! Забини глубоко вдохнул через нос. Его ноздри раздувались, когда он смотрел на свою жену. — Пожалуйста, — мягко добавила Астория. Она взяла его лицо в ладони и провела большими пальцами по скулам. — Пожалуйста, позволь мне поговорить с ней. Если она узнает, что происходит, то никому не покажет. Она сохранит наш секрет, я знаю.  Глаза Забини снова метнулись к Гермионе. Она приготовилась к удару, проклятию, заклинанию, чему угодно. На удивление, он отпустил её. — Встретимся через тридцать минут в малой гостиной напротив. — Забини повернулся и стал уводить жену. — Надеюсь, ты знаешь дорогу? Но ответа дожидаться не стал.  Полчаса спустя Гермиона стояла в дверях «малой» гостиной, с замиранием сердца наблюдая за тем, как Забини суетится вокруг жены.  Астория сидела в углу тёмного кожаного дивана, занимавшего большую часть комнаты, настолько близко к камину, насколько могла без риска обжечься. Горящие угли освещали глубокие впадины под глазами и резкий угол скулы, делая Асторию ещё более хрупкой и ранимой. Несмотря на тепло и толстую мантию, Забини продолжал укутывать её одеялами. Он набросил одно ей на плечи, другое, словно ребёнку, подоткнул под бёдра и попытался накинуть на плечи ещё одно, более пушистое, но Астория раздражённо отмахнулась. Увидев Гермиону у входа, её выражение лица смягчилось, она мило улыбнулась и взяла кружку из рук Забини. Астория понюхала содержимое и с отвращением скривилась.  — Что это? — Травяной чай, — мягко ответил он. — В нём есть...  Астория подняла руку, прерывая его, кольцо сверкнуло в свете камина. Почему Гермиона никогда не замечала, что оно совсем не по размеру? Она уверена, что несколько дней назад оно смотрелось не так.  — Забери, — проворчала Астория, возвращая кружку в руки мужа. — И не возвращайся, пока не принесёшь нам с Гермионой что-нибудь подходящее.  Забини несколько секунд пристально смотрел на Асторию. Сжав губы в плотную линию, он вздохнул и кивнул.  Гермиона вошла в комнату, но у выхода Забини схватил её за руку и прижал к себе. Он осмотрел её сверху внизу горящими от злости глазами, раздувая ноздри. — Если ты хоть слово донесёшь кому-то, кто не живёт в этом доме, я тебя прикончу.  У Гермионы перехватило дыхание, когда его ладонь сжала её руку.  — Моя жена значит для меня больше, чем всё остальное в этом мире. Она моя жизнь, причина моего существования. Если ты сделаешь хоть что-то, что может причинить ей вред или раскрыть её состояние, я убью тебя, — он наклонился и впился ногтями в её кожу. — Мне плевать, что Тёмный Лорд считает тебя ценной. Если ты предашь её доверие, если с ней что-нибудь случится, я буду пытать тебя так, что сам дьявол будет в шоке. Гермиона нервно сглотнула.  — Ты понимаешь?  — Да, — быстро ответила она. Когда Забини отпустил её и вышел из комнаты, она испустила долгий, дрожащий выдох.  Астория улыбнулась и похлопала по пустому месту на диване рядом с собой.  Гермиона заколебалась, но, когда Астория приподняла одно из одеял и подвинулась, села рядом.  Блондинка накинула одеяло на колени Гермионы, стоило ей только усесться. — Забавно, правда? — тихо спросила она, глядя на дверной проём, в котором исчез её муж. — Как Золотая Маска, один из самых смертоносных убийц Волдеморта, может подчиняться кому-то такому маленькому и хрупкому, как я? Гермиона улыбнулась в ответ: она ничего не могла с собой поделать. Астория, казалось, влияла так на всех: её тепло всегда растапливало холод и враждебность окружающих.  — Он обожает тебя. Астория опустила глаза на свои руки и стала ковырять ногти.  — Мне ужасно обидно, что ему приходится терпеть меня, убирать за мной и заботиться. Конечно, он не жалуется. Он всю жизнь делал то же самое для себя, видимо, это его вторая натура.  — Что ты имеешь в виду? — Гермиона нахмурилась. — Сколько ты знаешь о семье Забини? — Астория подняла голову.  Прежде чем Гермиона успела ответить, Забини вернулся с бутылкой красного вина и двумя бокалами. Он вытащил пробку, затем поставил бокалы и бутылку на журнальный столик. Бокал с трещиной на дне Забини специально поставил перед Гермионой.  Он ушёл не сразу. Забини шаркал ногами, поправлял и без того идеально симметричные картины на стенах и возился с безделушками над камином.  Астория молча наблюдала за ним, сузив глаза. Когда Блейз понял, что жена не собирается говорить при нём, он хмыкнул, поцеловал её в лоб и медленно вышел из комнаты. Девушка закатила глаза и одним взмахом палочки заделала трещину в бокале Гермионы.  — Прости его. Он воспитывался в ненависти к магглорождённым. — А ты нет? — не удержавшись, прямо спросила Гермиона. Астория осторожно наполнила оба бокала и протянула один девушке. Она сделала два крупных глотка, прежде чем сказать:  — У Блейза было очень своеобразное воспитание. Отец умер, когда он был совсем маленьким, а мать была невероятно красивой женщиной, которая... удачно вышла замуж. Семь раз.  Гермиона молча наблюдала за Асторией поверх бокала, пока делала первый глоток вина. Вкус был фантастический, фруктовый и земляной. Сразу видно, что вино было дорогое.   — На людях она обожала всех своих мужей, не чаяла в них души и дарила им гораздо больше ласки, чем Блейзу. Что касается её личной жизни, то никто, кроме Блейза, ничего не знает, но и он особо не делится. Однако все знают, что каждый из её мужей умер внезапно при странных обстоятельствах. — Думаешь, она... — Гермиона сделала ещё один глоток.  — Нет никаких доказательств, но все они были бездетными и неприлично богатыми. Его мать унаследовала всё их состояние.  Гермиона не понимала, почему Астория рассказывает ей всё это. Неужели раскрытие таких личных подробностей жизни её мужа кажется ей настолько необходимым.  — Понимаешь, — продолжила Астория. Она придвинулась ближе к Гермионе и свободную руку закинула на спинку дивана. — Блейза воспитывали с мыслью, что кровь – это сила. Его мать выходила замуж за волшебников из-за статуса крови и выгоды, которую эта кровь могла дать после их смерти. Его учили, что кровь не только определяет статус, но и является валютой, в тысячу раз дороже золота. Он считал, что чем чище кровь, тем человек здоровее, что чистокровные лучше и превосходят других. Он искренне верил, что магглорождённые слабы и грязны из-за крови. Именно поэтому моё состояние так сильно влияет на него. Он просто долгое время не мог осознать всё. Гермиона потягивала вино. Ей нужно сделать что-то, что помешает протянуть руку и утешить ведьму рядом. — Неважно, что моя семья входит в число священных двадцати восьми и что моя кровь поразительно «чиста». Всё это не имеет значения, я всё равно больна. Золото и чистота крови не помогут. Блейз не может меня исправить. Его это убивает, — глаза Астории заблестели, а голос охрип. Гермиона пришла к мысли, что, возможно, она пытается не заплакать. — У меня проклятие крови. Оно наследственное и неизлечимое. С этим ничего нельзя поделать. В горле образовался комок, а в груди завязался узел.  — Возможно, я не доживу до пятидесяти, и это прекрасно, — быстро добавила Астория. — Я смирилась с этим, вроде как. Разве это справедливо? Как это вообще может быть справедливо? Астория не сделала ничего плохого. Она никого не убивала, она даже мухи не обидит. Как так получилось, что такой милый и добрый человек вынужден страдать, а кто-то вроде Волдеморта, который желает только смерти и страданий, может жить вечно без всяких проблем? — Именно из-за этого все мальчишки суетятся и витают вокруг меня. Они обращаются со мной так, будто я сделана из стекла. — Астория сделала паузу, чтобы отпить вино, и терпеливо ждала, пока Гермиона сделает то же самое. Как будто та нуждалась в утешении не меньше, чем она. — Мы с Блейзом много лет занимались исследованиями, и есть зелья, которые помогают скрыть мои симптомы. Всё встало на свои места. Здание для хранения зелий, в котором Забини и Астория, казалось, находились часами. Странно пахнущие эликсиры, которые они варили каждый день и которые Гермиона никак не могла распознать.  «Особые зелья миссис Забини», — говорила Роми.  — У меня бывают хорошие и плохие дни, — продолжала Астория тихим голосом. — Сегодня был особенно плохой. Большую часть времени ты бы и не заподозрила, что со мной что-то не так, но, когда моё состояние обостряется, я слабею. Честно, в некоторые дни я с трудом встаю с постели, но всё равно настаиваю на прогулке. Дафна говорила, что лучшие лекарства – это прогулка и свежий воздух. Иногда я думаю, что она была права. Мужчины ежедневно сопровождали Асторию, держа её так крепко, словно она могла разбиться в любой момент. Малфой всегда настаивал на том, чтобы помочь ей подняться со стула или провести по лестнице. Они делали это потому, что Астория была слаба. Потому что она умирала.  Астория наклонилась вперёд и взяла Гермиону за руку.  — Но, пожалуйста, пожалуйста, Гермиона, никто не должен узнать. Грейнджер открыла рот, чтобы ответить, успокоить, заверить, но не смогла. Ком встал посреди горла, отчего она не могла произнести и звука. — Если Тёмный Лорд узнает о моём состоянии, он убьёт меня, — Астория крепко сжала руку Гермионы, умоляя. — Он ценит жизненную силу и мощь превыше всего. Моё состояние – это всё то, что он презирает. Он решит, что я испорчена, — из уголков её глаз потекли слёзы. — Он убьёт меня и Блейза в ту же секунду. Возможно, будет пытать Теодора и Драко за то, что они помогли сохранить тайну. — Я... я ничего не скажу, — тихо вздохнула Гермиона. Она почувствовала, как грудь болезненно сжалась, стоило ей встретиться взглядом с Асторией. — Обещаю, я не скажу ни слова. Улыбка Астории вернулась. Она с облегчением закрыла глаза.  — Спасибо. Я знала, что могу доверять тебе. В голове Гермионы пронеслось всё, что она знала о кровных проклятиях, наследственных заболеваниях, вызывающих кровопотерю и ослабление организма, как у Астории, и ничего. Она не могла вспомнить ни одной травы, которая могла бы унять боль, ни одного заклинания, которое могло бы облегчить симптомы. От этого Гермиона чувствовала себя более бесполезной, чем за все последние годы.  — Я... Мне так жаль, Астория, — прошептала она. — Я... не знаю, что сказать. Астория вытерла лицо тыльной стороной ладони: — Тебе не нужно ничего говорить. Я давно смирилась с этим, но мальчики... они всё ещё борются. После того что случилось с Дафной, Драко поклялся, что сделает всё возможное, чтобы защитить меня, чтобы защитить всех нас. Мы не просто группа друзей, которые живут вместе, мы семья. Не найдя слов, Гермиона выразила своё сочувствие единственным доступным ей способом. Она крепко сжала руку Астории, понемногу успокаивая её, когда в глазах ведьмы начали собираться слёзы.  — Я знаю, что Драко совершал ужасные поступки с начала войны, — тихо сказала Астория. — Он стольким пожертвовал ради нас. Он думает, что проклял себя и лишился души, но я в это не верю. Всё это было ради защиты нашей семьи. Он потерял одну семью и не хочет потерять другую. Астория закрыла глаза и крепко сжала руку Гермионы, медленно и с содроганием выдохнув. Когда она снова открыла глаза, взгляд Гермионы встретил её убитое горем выражение лица. — Может, он и демон, но я отказываюсь верить, что человек, который оторвал свои крылья только для того, чтобы использовать их как щит для своей семьи, на самом деле может быть бездушным.