Fossa

      🩸🩸🩸

(Ivar's Revenge (Danish Viking Music) от Danheim)

      — Кое-кто очень хочет тебя увидеть, — рука Джина падает на плечо Нама и ведёт его вдоль улицы на их районе.       Намджун оглядывается вокруг и поражается тому, как за каких-то два года район преобразился. Там и тут между домами видны новые небольшие деревянные постройки. Джин называет их ларьками. В этих постройках полно всякого рода вкусностей, которые Нам сроду не видал. Батончики шоколада, разноцветные обёртки жевательной резинки, конфеты с иностранными надписями на них… диковинные лакомства. Разнообразие сигарет и напитков, как прохладительных, так и спиртных удивляло не меньше. Пару раз Джин передавал ему иностранный шоколад на зону, но Нам подумал, что Джин изловчился, чтобы достать такое лакомство, и не предполагал, что сможет это найти в свободном доступе на прилавке небольшого ларька. Лишь бы были деньги.       Кроме ларьков вдоль улицы, там и тут, на помещениях, где раньше располагались производственные сооружения, теперь сияли вывески на родном и иностранных языках. Странные названия, по которым Намджун не мог определить, что там теперь происходит.       — Куда мы идём, Джин? — поинтересовался Нам. — Ты же сказал, что ребята хотят увидеться. Разве нам не надо в гараж?       Джин улыбается другу и хватает его за предплечье. У него сюрприз для Нама. Теперь он и его ребята больше не собирались в гараже. Они отжали через своих людей в администрации города помещение, которое теперь называли своим офисом. Туда Джин и направлялся — в их офис, где он собрал всех ребят, что ждали возвращения альфы из тюрьмы, их «главного», как называл Намджуна Джин.       Если кто-то надеялся, что на Намджуна во время отсидки снизойдёт озарение, он станет законопослушным гражданином и отдых будет проводить за чашечкой английского чая и прочтением книги в библиотеке — они глубочайше ошибались. Этот мужчина был соткан из упрямства и веры в свою правду, желания добиться успеха и установить свою справедливость.       На своём до талого.       За время физического отсутствия на районе его имя звучало в устах каждого пацана, в каждой компашке, на каждой тусовке и уже в соседних районах. О том, как феерично он бежал от легавых, что проворачивал, сидя за решёткой. Помогал и поддерживал тех, кто нуждался в этом, давил тех, кто допускал беспредел. И всё это исполняли его ребята. Намджун оставался мозгом организации.              С помощью Джина и нескольких разделивших их правду жизни парней, с которыми они познакомились во времена занятий в старом добром спортивном зале ещё мальчишками и которые были введены ими в «свой» круг, Намджун пустил в ход влияние их банды на новых предпринимателей своего района и даже на некоторых за его пределами. И делал это вполне успешно. На очередном свидании друг передал Наму, что в Республике была запущена работа сразу нескольких мелких предприятий — «бизнесмены», занимающиеся в основном перепродажей товаров из-за границы, которым нужна «наша защита». На последних словах Джин ехидно улыбнулся, играя бровями. Нам всё понял без лишних слов. Быть воришками, обчищая чужие хаты, уже было не по их статусу. Пришло время расширить зону влияния.       Главным офисом, откуда поступали основные указания, стала тюрьма, совещаниями были свидания Джина и Намджуна. Намджун давал указания, ребята их с блеском исполняли. Со временем на районе не осталось ни одного дельца, крышеванием которого не занимались их пацаны. Рынок, все ларьки, все магазины, видеосалоны, шиномонтажки, мойки, даже ребята, что начали перегонять машины из-за границы, платили Джину в кассу, чтобы спокойно заниматься своим делом. Часть заработанного регулярно отправляли на зону. Часть выделяли на помощь нуждающимся, часть распределяли между собой, а часть оставляли в общаке — мало ли, что может случиться.       — Пацаны! Заглушите музон, бля! Вас слышно по всему коридору, — Джин распахнул дверь просторного помещения с аккуратным ремонтом, мягкими диванами, креслами и длинным столом, рядом с которым стояли крутящиеся широкие сиденья. Сокджин жестом пригласил Нама пройти внутрь и, немного помолчав, оглядывая вскочивших на ноги ребят, затем эпично произнёс: — Прошу любить и жаловать! Ким Намджун!       — Да ладно тебе, давай без официоза! — ухмыльнулся альфа и просканировал ребят. Привычка, выработанная в тюрьме.       — Ооооо, какие люди! — засуетились пацаны. Покидав на стол какие-то бумажки, они подошли ближе к вошедшим. — Мы долго ждали!       — Пахан вернулся!       — Мы ждали!       — Пахан? Бляя, пацаны! — захохотал Намджун. В глазах парней он увидел уважение к нему и Джину, что очень порадовало. Он не прочитал во взглядах соперничества, угрозы или страха. Так обычно славные ученики смотрят на своего наставника и лидера.       — Конечно! О тебе каждый уважаемый пацан на районе и за его пределами говорит. А Джин вообще столько всего нам рассказывал, — мельтешит рядом альфа, что на вид младше и энергичнее всех       — Даже так?! Если что, на всякий, я не такой мудозвон, как он вам рассказывал, — Нам кладёт ладонь на шею Джина, в дружеском жесте сжимая её и улыбаясь. По спине альфы бегут мурашки, но он старается держать лицо и не показывать этого.       — Конечно, конечно. Ты у нас Святая дева Мария! — скинув ладонь с шеи, Джин направляется к холодильнику с пивом и приглашает всех за стол.       — Я тоже рад вас видеть, парни, — расплылся в улыбке Нам, по очереди поздоровавшись и оглядев парней.       Все молодые, слишком рано повзрослевшие. Нахлебавшиеся горя и дерьма. Им бы гулять с омегами, беззаботно ухаживая за ними, мечтать о детях и семье, учиться, легкомысленно прожигая молодость, перебеситься, а потом выбрать свой путь. Стать достойным человеком, без всей этой хуеты. Но у жизни свои, сука, планы. Если бы да кабы… об этом размышлять у них нет возможности. Надо выживать.       Он действительно искренне рад был видеть их. С каждым был знаком уже давно. Сидя за решёткой, он тщательно продумывал и отбирал личность каждого пацана, с которым можно бы было вести дела, и выбрал самых искренних, честных и сильных.       Самому младшему было семнадцать. Кибом — на вид милый и прилежный школьник, на самом деле имел твёрдый внутренний стержень, в глазах которого читалась некая зрелость и сила духа.       Два родных брата, Досун и Дори, старше Кибома на добрых шесть лет, отличались не только силой духа, но и телосложением, присущим в старых легендах людям-великанам, имеющим нечеловеческую силу. Оба ростом под два метра. Руки в два раза больше стандартных человеческих, внушительных размеров, огромные и накачанные. Они чем-то были похожи на буйволов. Во время драки было достаточно одного удара, чтобы человек потерял сознание, ладони огромные и сильные. Таких свалить с ног было очень тяжело, и альфы этим отлично пользовались. Несмотря на суровый и угрожающий вид, у ребят было доброе сердце. Видели когда-нибудь, как два огромных бугая пытаются снять с дерева котёнка? Так вот, альфы как раз были такими — суровыми добряками.       — Нам! — на плечо опускается мужская рука. Четвёртый альфа как раз вовремя подоспел, встречая старого друга. — Как я рад тебя видеть! — Джуна слепит улыбка красавца во все 32 зуба, что, измазанный в машинном масле, лезет обниматься.       — Джигун! Чёрт ты эдакий! В какой жопе ты побывал? — смеётся альфа, намекая на внешний вид и, несмотря на это, принимая объятия.       — Не представляешь, Нам, в какой только жопе я не побывал за эти два года, — сверкает смешинками в синих глазах друг.       Офис взрывается смехом. Каждый из них поддерживает сказанное Джигуном во всех предполагаемых смыслах.       Каждого из них помотала жизнь, но всё это стало для них хорошим уроком.       Этот вечер они провели в рассказах о новостях, о людях — плохих и хороших, сильных и слабых, о помощи, что должны оказать тем, кто в ней искренне нуждается, и о том человеке, чьё имя было мерзко произносить вслух. «Ким Юсон» стало именем нарицательным в рассказах парней. Все присутствующие желали ему самой долгой и мучительной смерти. Мразь, ходившая спокойно по земле, должна сожрать много ложек говна из рук тех, чью жизнь он испортил и покалечил.       Намджун, с удовольствием выслушавший Кибома, Джигуна, братьев Досуна и Дори, вздохнув, приподнимается и шагает к окну, выходящему во внутренний двор. Во дворе толпа молодых альф, вход в офис которым был закрыт. Кто-то совсем молодой, а кто-то старше Намджуна, но ведь не в возрасте дело. Дело в силе духа. И человек может дожить до преклонных лет, так и не отыскав потенциала заставить кого-то себя слышать и слушать. Такому комфортнее быть служивым, не обременять себя принятием каких-либо решений, ответственности, просто исполнять приказы. «Собачья душа» — так называл подобных альф старик-сокамерник. «Они верные, как псы, Намджун, но им нужна железная рука лидера, иначе они разбегутся и превратятся в бродячих шавок». Возраст, статус, материальное положение — всё это в мире Намджуна основополагающего значения не имеет. Характер, сила воли, преданность, рассудительность и умение стратегически мыслить — вот качества, которые он действительно уважает.       Альфы кучками стоят во дворе, поглядывая наверх в окна офиса, сидят в машинах, переговаривариваются и подтрунивают друг над другом, ожидая указаний и решений главных. Их маленькая армия — понимает Намджун. Сейчас они вывозят числом. Они ещё слишком молоды, чтобы воротить огромные булыжники, решать серьёзные проблемы и вписываться в крупные дела. Но Нам всё сделает для того, чтобы с его именем считались не только пацаны на районе — он заставит себя уважать тех, кто сейчас у руля Республики, или сам встанет к штурвалу.       — Обо всём, что сказал каждый из вас, я думал несколько сотен раз. Почти каждую ночь перед сном я представлял, как сильно Ким Юсон пожалеет о своём появлении на этот свет. Я представлял, как он будет захлёбываться в собственной крови, пытаясь вымолить прощение за то, что сделал. Я представлял в его глазах страх, который он так сильно старался разглядеть в моих. Я хочу, чтобы он троекратно испытал то, что испытал каждый из нас. И у меня есть идея, как это сделать красиво… — повернувшись к притихшим парням, Нам расплылся в пугающей улыбке и прочитал во взглядах, направленных на него, искреннюю преданность, готовность и отклик на свои эмоции.       Спустя несколько часов обсуждений встреча давних друзей, что на все сто поддержали план Намджуна, превратилась в самую настоящую пьянку со всеми вытекающими последствиями. Пиво сменилось на дорогой виски. Ящик виски, если быть точнее. Досун и Дори, спустившись к ребятам вниз, раздали необходимые указания, и все отправились со двора по своим делам.       В офисе играла музыка, к альфам подтянулось ещё несколько друзей из спортзала, что были близки, но не настолько, чтобы Нам посвящал их в свои планы. Тусовка набирала обороты. Помимо альф в помещении начали мелькать смазливые лица омег. Кого-то уже успели зажать в углу, кто-то, сидя на коленях альфы, смачно целовал его, не стесняясь людей вокруг.

(Fallingforyou от The 1975)

      Нам во главе стола, что ему накрыли пацаны в честь возвращения, наблюдал за всей этой вакханалией с лёгкой усмешкой. Отсидка в два года жёстко сказалась на его голоде. В штанах при виде полураздетых омег, откровенно танцующих среди возбуждённых альф, становилось тесно. Полувставший член от одного их вида гнал вцепиться в первого попавшегося и жёстко нагнуть, но сознание блокировало это желание. Для него все, кого он видел в этом офисе, выглядели слишком дёшево. После долгого воздержания — удивительно, но факт — не хотелось набрасываться на первого попавшегося, как животное на кусок мяса. Хотелось чего-то особенного, хотя каждый омега, что крутил здесь своим задом, кидал на лидера томные взгляды. Все хотят потрахаться с легендой района.       На стул рядом с ним приземлился Джин, чувствуя усилившийся запах кофе с нотками шоколадного ликёра альфы и понимая, что к чему.       — Воу, чувак, хватит свои феромоны пускать, тут задохнуться можно.       — Джин, мне нужен омега. Те, кого я вижу сейчас, мне не нравятся.       Джин усмехается, не совсем понимая.       — Дружище, тебе достаточно подойти к любому здесь, и он снимет для тебя трусики через пять минут, — ухмыляется, пытаясь держать позитивный настрой, голову склоняет к плечу, пытается показаться расслабленным. Чувствует, что нутро сжимает нечто, мешающее спокойно воспринимать чужое желание обладать особенным омегой. Злится. То ли на себя, то ли на судьбу, то ли на этого червя внутри, разрывающего душу.       — Не то, — хмыкает Нам. — Всё не то, я выйду покурить.       — Давай.       Джин хватает пачку сигарет и закуривает, провожая друга взглядом. Никакой свежий воздух ему не нужен. Ему бы задохнуться от этого мерзкого чувства. «Ревность? Не-не-не, Джин, это полнейшая хуйня», — крутится в голове. Но, сука, как же, блять, это невероятно бесит! Он вскакивает со стула, кинув сигарету в пепельницу, и идёт на импровизированный танцпол. Танцующие, заметив его, расступаются.       Он видит омегу, что совершенно не стесняясь, в коротеньких кожаных шортах и капроновых чёрных чулках танцует в середине толпы, вытворяя со своим телом невообразимое, показывая всем, насколько гибким оно может быть. Видит взгляды альф, что дико желают пригреться у завлекающего зада, совершенно этого не скрывая. Джин подходит ближе к омеге, прижимая его пятую точку к своему паху как можно теснее, чтобы тот почувствовал, как сильно альфа сейчас его желает. Его ли? Неважно. Омега разворачивается и улыбается ехидно, щуря глаза, флиртуя. Джин не танцует, поэтому он просто берёт омегу за руку и ведёт за собой в другую комнату — туда, где никто не услышит стонов этой сучки.       Намджун стоит, оперевшись одной ногой о стену здания, курит и смотрит на небо. То, на удивление, яркое, звёздное. Словно под ним на земле в данную минуту не происходит отвратительных вещей, резко контрастирующих с таким красивым, точно девственным небом.       — Намджун! — к альфе подходит Кибом, широко улыбаясь. Он уже достаточно пьян, чтобы процент хорошего настроения в сознании вырос до максимума. — Смари, кого привёл, — еле выговаривая, Кибом жестом указывает на нескольких омег, что шутя и смеясь, дружной компанией направляются к ним в офис. — Нам на потеху, — ухмыляется младший, играя бровями.       — Бля, мелкий, я надеюсь, они хотя бы совершеннолетние, — смеётся альфа, внимательно сканируя каждого из них.       — Ну, конечно, я ж помню, что ты там нам говорил. Трахаем только по согласию и тех, кому уже 18, — пьяно улыбнувшись, выдаёт Бом.       — Я когда тебе такое говорил? — округляет глаза Нам, а у самого во взгляде черти пляшут.       — Ты не помнишь, что ли? Мне тогда только 15 лет исполнилось, и вы решили посвятить меня во взрослую жизнь, — словно ученик наставнику выдаёт младший, ярко улыбаясь.       Намджун треплет его по макушке и, сосредоточив своё внимание на омегах, оглядывает их.       — Привет, пупсик, — здоровается с Намом один из них. Его волосы выкрашены в грязно-розовый. Колготки в сеточку просвечивают через дырки на джинсах. Топик открывает прекрасный вид на нежные ключицы и тонкую талию.       — Привет-привет, — улыбается в ответ альфа. Все красивые, как на подбор. Стройные и высокие. Нам сканирует каждого из них, похабно улыбаясь и выбирая себе жертву на эту ночь, словно на кастинге, пока взгляд не цепляет знакомое личико. У альфы чувство, будто он его где-то уже видел, только вот не может вспомнить, где… Где же, где…       — Чёрт…— альфу внезапно озаряет.       На него вживую смотрит омега невероятной красоты, сошедший с фотографии, что в своё время заставил всколыхнуть сознание молодого альфы. Это же….       — Муся? — в непонимании таращится альфа, сдвинув брови к переносице.       Омега, что ранее смотрел своими лисьими глазами, источая секс и желание, внезапно теряется. Глаза округляются, а зрачки бегают из стороны в сторону, пытаясь понять происходящее. Словно это прозвище неизвестно никому, кроме тех, кто оставил это нежное послание на фото: «Муся, мы скучаем». Но эту перемену в лице замечает только альфа. Омега быстро берёт себя в руки и вновь расплывается в хитрой улыбке.       — Для тебя буду кем угодно, — подмигивает и проходит мимо в здание офиса, словно ничего и не произошло.       Что это, блять, было? Намджун на сто процентов уверен, что это именно тот омега, что смотрел на него с фотографии в квартире очень богатых и состоятельных людей. Какого чёрта он забыл здесь? Намджун далеко не святой человек, и в полицию морали и нравов он точно не нанимался, однако ему становится дико интересно: что ребёнок состоятельных людей делает на такой вечеринке? Прежде ему казалось, что такие детишки зависают в дорогих ресторанах, а не в компании местных бандюганов, вертя перед ним задом.       Альфа проходит внутрь и находит омегу в той же компании. Он сидит на диване, закинув ногу на ногу, вертит в стакане с алкоголем трубочку, подмигивая альфе, что пытается к нему подкатить. Компания вновь прибывших омег держится, словно дорогие шлюхи. Сами не лезут, очаровывают красотой, изгибами изящного тела и ждут, пока их кто-то удивит — с тем и останутся этой ночью. Пока вокруг этой свиты кружат альфы, Нам садится напротив на стул, широко раскинув ноги, вертит в руках стакан с виски. Подобно хищнику, что охотится за своей жертвой, Нам наблюдает за тем омегой, что из всех его заинтересовал больше всего.       Накачанные бедра Намджуна обтягивают джинсы, мощные мышцы спины и рук — чёрная футболка, совершенно не скрывающая всей прелести мужского тела. Он смотрит исподлобья, сминая в руках стакан, и выжидает, пока птичка сама вспорхнёт и сядет к нему на колени, требуя ласки.       Омега, со смехом переговариваясь с друзьями, чувствует, как его выжигает чей-то пристальный взгляд. Он пытается отогнать это чувство, но оно преследует, словно сладкая вата, прилипая к каждому уголку тела. Внезапно становится жарко. Его друзья-омеги потихоньку разбредаются по разным углам с альфами. В конце концов из всей шумной компании он остаётся один, не найдя достойного кандидата на этот вечер. Он допивает какой-то химозный коктейль, что ему намешали из всего, что было на этой вечеринке, и смотрит слегка опьянённым взором на танцующую толпу. Чётко ощущаемый липкий взгляд со стороны не даёт покоя. Омега бегает глазами по всем присутствующим, старается не замечать, но натыкается на него… Невероятно сексуальный, тот самый альфа сидит, раскинувшись на стуле, и внимательно наблюдает. По спине бегут мурашки, он чувствует, как по стенкам начинает стекать смазка. Чёрт возьми, с ним никогда такого не было, чтобы просто от одного чёртового взгляда его тело давало такую реакцию… Он смотрит на альфу несколько секунд, заглядывая в глаза и рассчитывая на то, что тот подойдёт. Но Нам сидит, не двигаясь, лишь ухмыляется и бегает глазами по телу так, словно раздевает, такой взгляд можно сравнить с касанием, настолько он красноречив.       Омега не выдерживает и поднимается с диванчика, направляясь к альфе. Подходит ближе и наблюдает, как тот расставляет ноги шире, становится между ними, укладывая руки на крепкую шею.       — Прилетела птичка? —ухмыляется Нам.       — Птичка? — хихикает омега, усаживаясь на одно колено.       — Или тебе привычнее Муся? — нагло уперев взор, наблюдает за реакцией.       Омега снова меняется в лице. Нежное личико хмурится, а черты лица заостряются.       — Кто ты такой, чёрт возьми?! — пытается вырвать руки и встать с альфы, но тот не даёт пошевелиться, заглядывая в глаза.       — А ты не в курсе, к кому шёл в эту ночь и почему тут замутили тусовку? — Намджун прищуривает глаза, вскинув подбородок.       — А мне, собственно, всё равно, — томно закатывает глаза. — Мне сказали, что будет весело. А по какой причине собрание и кто ты такой, меня мало ебёт.       — Даже так? А мама с папой ругать не будут?       — А я уже взрослый мальчик. Сам решаю, как мне жить.       — И как? За деньги или по любви? — Намджун явно насмехается, омега это понимает и, надув губы, пытается отстраниться.       — Не за деньги, блять, и не по любви. Может, мне просто нравится трахаться, альфа, и чувствовать член в заднице. Нравится, — глаза полуприкрыты, подбородок вздёрнут, меж пухлых губ пошло показывается язычок, облизывая мягкую розовую поверхность и рисуя образы и варианты удовольствия, что эти губы могут подарить.       — И всё равно, чей член в твоей заднице? — Намджун не сводит смешливого взгляда, а омеге уже надоели эти унижающие его вопросики.       — Да кто ты такой, чтобы меня упрекать? Что ты обо мне знаешь?       — Сегодня я тот, кто сделает тебе очень приятно, — шепчет на ухо Нам и засасывает мочку уха, пуская мурашки по нежной шее.       Омега продолжает вырываться, но с каждым поцелуем всё больше и больше расслабляется в сильных руках. Пьяное сознание не даёт сопротивляться. Ему безумно нравится, как пахнет этот альфа. Запах его обволакивает полностью, дурманит и дико возбуждает. Всё ещё интересно, кто он такой и почему знает кличку, которой его называли только самые близкие люди. Но долго думать не получается, сознание захлёстывает возбуждение. Он поднимается с колена и седлает альфу, обвивая шею руками и прижимаясь задницей к чужому паху. Альфа берёт того за затылок и грубо впивается в пухлые губы. Он знал, что они мягкие и сладкие на вкус. Фото идеально отобразило нежность кожи, красоту лисьих глаз и сладость губ.       — Не здесь, — чувствуя свой крепкий стояк, альфа внезапно поднимается со стула, скинув омегу с колен, и направляется к выходу, обхватив последнего за запястье и утаскивая с собой. По пути на столе он видит ключи от машины Джина и цепляет их. Нам видел, как тот уже ушёл с кем-то, явно не намереваясь возвращаться, поэтому одолжить другу машину против не будет.       — Вау, крутая тачка! — омега прыгает на переднее сиденье, тут же опуская окно.       «Словно ни разу на таких не катался», — думает альфа и еле сдерживает себя, чтобы не озвучить это вслух. Может, даже с самим Джином.       — А куда мы едем? — интересуется омега.       — Туда, где тебе точно понравится, — ухмыляется Нам, кладя руку ему на коленку и сжимая её.       — Откуда ты знаешь, что мне понравится? — флиртует омега, подтягивая руку Нама выше, заставляя того прикоснуться к своей груди и прижимая пальцы альфы к соску.       — Поверь мне, я в этом более чем уверен, — альфа, в свою очередь, обхватывает руку чертёнка и мажет ею по своей возбудившейся и стоящей колом плоти.       — Ооо, мой размерчик, — выдыхает омега на ухо довольному бывшему заключённому, готовому тормознуть тут же на обочине и оттрахать красавца, не стесняясь проезжающих машин.       Добравшись до самой дорогой гостиницы, которую знал в городе, на фасаде которой красовалась новая вывеска «Отель», Намджун оплатил номер, благо, наличкой Джин его снабдил с утра.       Он сжимает омегу в крепких объятиях, несдержанно целует, терзая губы до ранок, пока они поднимаются на лифте на нужный этаж.       Окна отеля открывают вид на город. Любоваться особо нечем. Однотипные серые и грязно-бежевые пятиэтажки. Намджун больше не хочет тянуть. Он зверем накидывается на омегу, что стоит у окна, и валит того на кровать, тут же раздевая.       Лёгкая белая рубашка грубо стягивается с плеч, падает белым облаком на пол вместе с безжалостно оторванными от неё пуговицами. Джинсы летят туда же вместе с кружевными трусиками.       Резкий толчок, короткий вскрик от неожиданности, и омега на кровати. Смазка обильно стекает по стеночкам, впитываясь в постельное бельё. Альфа чувствует яркий аромат марципана. Слишком сладко, но терпимо на этот вечер. Он смотрит на абсолютно нагое, стройное тело. Оглядывает жадным похотливым взглядом. Тот действительно прекрасен. Изящная тонкая талия, округлые бёдра, хрупкие плечи, острые ключицы, милое личико и блядские пухлые губы, которые так и нарываются на грубые поцелуи. Альфа переворачивает омегу на живот и сжимает сочные пышные ягодицы в руках. Жёстко шлёпнув по полушарию, слышит стон, от которого срывает крышу. Он смазывает пальцы в стекающей по стройным бёдрам вязкой жидкости и проникает одним пальцем. Так легко и непринуждённо, словно тот…       — Я готовился, не надо, — стонет омега под ним.       «Шлюшка», — крутится в голове альфы. Омега не знал, с кем закончится этот вечер, но точно знал, чем. И сейчас это дико возбуждает. Намджун приказывает ему встать на колени.       — Открой для меня свою попку. Покажи, насколько ты прекрасен, —хрипит альфа.       Омега слушается, прогнувшись и выпятив попу, хватается руками за половинки, раскрывает для альфы себя полностью. Нам наблюдает за пульсирующей от дикого возбуждения дырочкой, истекающей смазкой, и поглаживает одну ягодицу, хвалит за подчинение:       — Послушный мальчик.       — В кармане джинсов презервативы, — голос омеги срывается, попу кверху ещё больше задирает — не терпится почувствовать альфу в себе, виляет ею плавно, зазывает, просит.       Намджун скидывает с себя джинсы с боксерами, высвобождая ноющий член, что сразу встаёт колом и прижимается к животу. Натягивает на член презерватив, ловко выудив его из кармана джинсов омеги, размазывает смазку по всей длине, получая удовольствие оттого, как хорошо сейчас чувствуется прикосновение, и входит головкой в горячее дрожащее тело, желая дать привыкнуть, но понимает, что необходимости в этом нет. У Нама срывает крышу, и он входит во всю свою длину сразу, резко и грубо, хватается руками за бёдра, царапая нежную кожу ногтями, и набирает темп, разгоняясь всё быстрее и быстрее. Омега под ним кричит и стонет после каждого резкого толчка всё громче. Извивается, не выдерживая натиска, руки ослабевают, ноги расползаются в стороны. Намджун выходит полностью под разочарованный стон и разворачивает омегу лицом к себе, широко раздвинув ноги, укладывается между ними и, направив пульсирующий член в дырочку, снова погружается в горячий омут. Трахает жадно, нетерпеливо, сбивается с ритма и рычит от удовольствия. Он так давно не наслаждался близостью, что думал, не выдержит и минуты — кончит, как только войдёт в податливое тело. Но выдерживает, хочет трахать снова и снова, наслаждается криком сошедшего с ума омеги:       — Да, альфа, твой огромный член идеален для меня, трахай меня ещё, дай мне кончить!       Он хватает омегу за шею и приподнимает, чтобы видеть наслаждение на его лице, что дико возбуждает. Остервенело врывается в тело, вгрызается в него зубами, оставляя следы на нежной коже. Чувствует, как омега скоро кончит. Тот сжимает стеночки, сдавливая его член, принося ещё большее наслаждение. Намджун увеличивает темп, задевает своим размером все чувствительные точки и слышит, как омега бурно кончает, выкрикивая обрывки слов наслаждения и размякая в руках альфы.       Почувствовав свою скорую разрядку, Нам выходит из омеги и приказывает ему лечь так, чтобы голова свисала с края кровати. Снимает презерватив с члена, пристраивается и хлопает головкой по губам, заставляя приоткрыть ротик. Омега, совершенно не смущаясь, послушно размыкает губы, высовывая язычок и пуская член альфы в себя. Намджун хочет резко и грубо. Он хватает омегу за голову и врывается сквозь плотно сжатые губы в самое горло, трахает, наблюдая за тем, как член скользит внутрь.       Охуительное чувство.       Замечает, как по щеке омеги стекает слюна, в глазах скапливаются слёзы, видит, что он почти задыхается, краснея. Это зрелище окончательно срывает крышу, и он обильно кончает в глотку омеги, на язык, на эти блядские губы, испачкав всё лицо.       Охуительная картина.       Омега не может пошевелиться. Так и лежит, довольный и измазанный в сперме, и похабно улыбается, проглотив всё, что альфа оставил во рту, и пытаясь слизать то, что на лице.       Намджун помогает омеге лечь на кровать и, проведя ладонью по щеке, снова хвалит:       — Хороший мальчик!       Смотрит на картину, сотворённую им самим, ещё пару секунд, наслаждаясь, и удаляется в ванную. Стоя под струями воды и намеренно смывая с себя чужой запах, альфа понимает, что ему категорически было мало. Двухлетнее отсутствие секса, вызывающее непомерный голод в мужском теле, одним разом не утолишь, даже если он был очень хорош.       Альфа, выйдя из душа абсолютно голым, застаёт омегу возле зеркала, рассматривающего следы на своём теле.       — Нравится? — ухмыляется Намджун, приблизившись к омеге со спины.       — Будь ты моим альфой, мне бы понравилось, а так — нет совершенно, — хмурится омега, кривя губы в недовольстве.       — Вот как! — смотрит в глаза через зеркало, не перестаёт нагло щуриться, задумывается. — Будь ты моим омегой, малыш, — обхватывает нежный подбородок омеги пальцами, заставляя поднять голову и посмотреть в глаза, — таких отметин на твоём теле я бы не оставил.       — Ах да, как же. Я забыл. Хорошие омежки не трахаются — они исключительно занимаются любовью. Валяются в постели своих мужей и исключительно мужей, словно бревно, и даже не знают порой, как выглядит их член — посмотреть стыдно. Альфе не перечат, в рот не берут и не кончают… Да-да-да…. — кривит красивое лицо, закатывая глаза. — Фу, как стрёмно, — ухмыляется, сверкая взглядом, и развернувшись, покачивая аппетитными бёдрами, уходит в ванную.       — Кончают, просто не в таких обстоятельствах, как ты, — уже себе под нос произносит Нам и наливает в бокал шампанское, любезно предоставленное отелем.       Отпив глоток, он направляется вслед за омегой. Великолепно! Как нельзя кстати, что у того, кто делит с ним эту ночь, именно такие взгляды. Ему это подходит. Сейчас ему не нужен скромный, стесняющийся омега. Он истязает тело, которое ему решили подарить так легко, заставив испытать множество оргазмов на всех поверхностях, что в его распоряжении сегодня. Честный обмен. Альфа хотел получить наслаждение — он его получает. Омега хотел — Намджун рад стараться, он не жадный.       Намджун пробирается в ванную, где омега принимает душ спиной к вошедшему, намыливая тело. По пышным, округлым ягодицам стекает пена. Волосы, что до этого были уложены в аккуратный пучок, теперь упали на плечи. Омега внезапно поворачивается лицом к Намджуну, совершенно не растерявшись от того, что за ним пристально наблюдают. Он прислоняется к прозрачной стенке душевой кабины, раскрывает ротик и, облизнув пухлые губы, оставляет поцелуй на стекле, отпечатав на нём своё горячее дыхание. Снова завлекает. Распаляет. Дразнит.       У Намджуна до дикого зуда чешутся руки прикоснуться к зазывающему телу, сжать его в руках, подчинить и снова жёстко трахнуть. Продвинувшись, он наматывает длинные волосы на кулак и впечатывает омегу в стену, заставив приподнять ногу.       — Чёрт… Презервативы забыл, — альфа отстраняется, собирается выйти из ванной, но его останавливают.       — Стой… — с придыханием. — Я пью таблетки, противозачаточные… И я чистый, клянусь. Проблем не будет. Мне проблемы тоже не нужны. Ты чист?       На тот момент это всё, что нужно было знать Наму. Он бешеным зверем по новой зажимает стройное тело под струями воды.       — Ещё как чист. Почти два года ни одного омеги, — долго и мучительно терзает, трахает нежное тело, готовое абсолютно на все эксперименты. А Намджуну сейчас именно это и надо.       Этой ночью им заснуть так и не удаётся. Они, словно кролики, не отлипают друг от друга, пробуя каждую поверхность, изучая их телами на предмет выдержки в процессе бешеного, животного секса.       Угомонив клокочущее желание уже под утро, они валятся на кровать совершенно без сил, желая уснуть крепким, сладким сном. И до Намджуна вдруг внезапно доходит.       — Я совсем забыл уточнить. Как тебя зовут? — спрашивает он, взглянув в усталые, слипающиеся в желании вырубиться сейчас же глаза.       — Ты очень вовремя об этом вспомнил, альфа, — мурлычет еле слышно. — Пак Минсок. А тебя?       — Ким Намджун. Приятно познакомиться.       До омеги внезапно доходит, с кем он провёл эту бурную ночь, и откуда тот знает его кличку. Мысли вихрем крутятся в голове, заставляя перестать дышать. К горлу подступает ком, омеге становится дико некомфортно. Он дожидается, пока альфа уснёт, и тихо сбегает из отеля. Пак Минсок всего лишь хотел развлечься. Ему нужны были острые ощущения. Ему не нужны такие проблемы, как Ким Намджун.

🩸🩸🩸

(G.M.S.L.B — FRHAD)

      В тёмном помещении офиса сидели два молодых человека и тихо шептались о чём-то. С тех пор как Намджун вышел из тюрьмы, прошёл год. Год с ребятами в качестве крыши торговцев рынка, владельцев ларьков и магазинов, которые постепенно перешли в частные руки, мелкого производства одежды и спортивных костюмов. Намджуну тесно. Ему не хватает того, чем они занимаются. Он чувствует, что упускает что-то, чувствует, что мелко плавает, и ему необходим прогресс. Западные во главе с Филом раскрутились намного больше. Дорогие тачки, заграничная одежда, новые квартиры. А они — Вороны, как называли их все в городе, благодаря Наму — будто топчутся на месте.       — Слишком мелко плаваем, Джин, что-то не так делаем. Нужно двигаться дальше, что-то предпринимать. Мы как банда физкультурников или как частная охранная организация. Нам будто платят за сохранение своего имущества. Нужно мутить что-то своё, — Намджун недовольно морщит нос, постукивая костяшками пальцев по столу. Проводит ладонью по лицу, глубоко вздохнув.       — Половина города наша, Джуни, за этот год мы подмяли под себя половину города. Нам с тобой по сколько лет? — Сокджин, как всегда, источает оптимизм.       За это время после тюрьмы у них хоть и возникали разногласия, но они быстро находили компромисс. Джин не любил возвращаться домой и чаще ночевал в офисе, чем дома. Намджун всегда звал к себе, но не заставлял, когда слышал от друга категоричный отказ. Сокджин просто не мог. Потому что ночёвка у Нама оборачивалась для него бессонными часами с гулко бьющимся сердцем от близости крепкого тела альфы, запаха и неконтролируемого желания прикоснуться кончиками пальцев к кубикам пресса, что выглядывали из-под одеяла, что сползало с Намджуна, открывая всю красоту рельефов.       — Нам по двадцать два, Джини, но причём тут возраст?       — А ты покажи мне хоть одного альфу, кто в свои двадцать два добился того же, что и ты.       — Во-первых, не «ты», а «мы» добились. Во-вторых, ничего особенного мы и не добились, Джини. Что у нас есть? Играем мышцами и запугиваем сильно борзых? А что дальше? Что будет, когда ослабнем? Всю жизнь этим мордобоем заниматься будем? Не вижу я в этом развития. Я почему хотел поговорить с тобой. Помнишь, я рассказывал тебе о старике-сокамернике?       — Которого мы недавно встречали с тюрьмы? К которому ты ездил в Карне?       — Да, он. Он предлагал мне знакомство с большими дядечками. Спрашивал, могу ли я контролировать и обеспечить безопасный коридор через Фоссу для грузов из Монтэ, Феде и Тарта в Карне? Он говорил, что если я справлюсь, грузов будет больше. Уже с Вино и с Оро. И естественно, оплата за безопасность проезда грузов из других стран, нежели чем с других Республик, так будет больше.       — А что это за груз? Фуры? С чем фуры? Или им нужны железнодорожные пути? Что они будут перевозить?       — А вот это уже не наше дело, Джин. Наше дело обеспечить коридор.       — Мы бы смогли, Джун, тем более трасса и железнодорожный путь проходят по нашей части города. С районов Республики к нам никто не сунется, побоятся, да и Западные рыпаться не будут. Но ещё менты есть, с этим вопросом как? Мы будем отвечать только за наш участок дороги?       — Да, только за наш. На границе ребята из Тарта передают нам полномочия, и мы сопровождаем их до границы с Карне. Там груз уже встречают их ребята. Получаем деньги, как только машины или вагоны пересекают территорию Фоссы. По поводу ментов. Двоюродный брат Кибома работает в ментовке, так? Он начальник какого-то отдела Автоинспекции. Давай поговорим с ним, узнаем, есть ли возможность отстёгивать им бабки за то, что те не будут проверять наш груз. Предложим бабки, от которых их руководство отказаться не сможет. Они сейчас пашут за гроши в надежде на лучшее будущее, а будут получать неплохие деньги. С теми суммами, что старик озвучил, мы неплохо раскрутимся, Джин. Начнём вкладываться в то, что мы обговаривали. Наладим поставку и своих грузов. Бензин, спирт. Если мы сможем протаскивать их груз, то сможем протащить и свой. Разовьём эту тему. Помнишь, нам показывали новые навороченные бензоколонки? Построим несколько таких и будем бензин поставлять. Со спиртом отдельная история. Ты же помнишь о проблемах спиртовиков? Им поставляют его залётные. А мы лишь крышуем местное производство. А что, если им предложить спирт по более выгодной цене, по очень выгодной? А за крышу и поставку спирта потребовать долю в бизнесе? А потом уже можно думать о том, как поставить на ноги алюминиевый завод и вольфрамо-молибденовый. Сейчас ни один из заводов в Республике не работает, а мы запустим. И потом, ты видишь, как тот чел с минеральной водой раскрутился? Туда тоже нужно потихоньку вклиниваться. Предложить расширить производство до максимума. Вложиться и поставлять воду по всей стране.       — Ооо… Джуни, у тебя наполеоновские планы. Не боишься, что пытаясь схватить слишком много, уронишь всё? То, о чём ты говоришь, невозможно провернуть без людей с портфелем в правительстве. А может, тебя в президенты продвинем, Джун? — растягивает губы в лукавой улыбке Сокджин.       — Не-не, пусть президентом будет кто-то другой, — отшучивается альфа. — Я буду советником президента.

🩸🩸🩸

(Hefna — Danheim)

      В своих планах и их реализации Намджун был непреклонен и твёрд. За два года после знакомства с нужными людьми, благодаря старику, его влияние в Республике сильно возросло. За счёт перевозок из соседних Республик его имя стало известно и там. Если соседи говорили о Фоссе и решении какой-либо проблемы здесь — обязательно всплывало имя Намджуна и его Вороны. Они зарабатывали немаленькие деньги, организовав коридор на своей территории, и у Воронов появились свои люди практически во всех структурах власти. Как Намджун и планировал, они начали строительство четырёх бензоколонок — три на территории столицы, одну в районе Республики, и Намджун не думал на этом останавливаться. Со спиртовиками договориться не составило труда, тем более сырьё они могли поставлять им по очень выгодной цене. Сейчас это были небольшие цеха, но Намджун мечтал о том, что объединит эти мелкие предприятия в один большой винно-водочный завод.       — Неучи мы с тобой, Джини. А чем дальше, тем лучше я понимаю, что нам нужны люди не только с твёрдым духом и кулаком, но и с головой на плечах. Те, кому я смогу доверять, как тебе, Кибому, Джигуну, Дори и Досуну, кто-то близкий, — часто повторял Намджун, когда понимал, что вытягивает исключительно путём проб, ошибок, упорства и твёрдого характера, иногда тыкая не туда или долго разбираясь в документации.       Но, несмотря на это, за прошедшие два года к Воронам мечтал присоединиться каждый. Западные больше были похожи на банду мелкопробных разбойников по сравнению с ними. Были случаи, когда кто-то из западных просился к ним, но Джун с такими был строг и непреклонен. «Если он один раз смог предать, он сделает это и во второй раз», — хмуро цедил Лидер, с позором вышвыривая просящего из офиса. Фил всё ещё не лез в дела Нама и Джина и толком не отсвечивал. Менты, можно сказать, ели с руки лидера Воронов, и лишь один Ким Юсон никак не оставлял мечты засадить Намджуна за решётку, всё повторяя: «Этот мелкий сучонок всё равно вернётся туда, откуда выполз. Рождённый ползать летать не может».

🩸🩸🩸

      — Нам, я не ебу, что происходит? Это не автоинспекция. Это, блядь, какой-то отдел полиции со столицы! — Джин, заполошно дыша и стараясь выровнять голос, пытался наспех объяснить ситуацию, пока у него из рук не выбили телефон, судя по доносившимся звукам.       Джин с Кибомом и несколькими Воронами отправились в район в сторону границы, потому что оттуда позвонили ребята и сообщили, что всю дорогу их преследовала машина, будто за ними установили слежку.       Возможность приобрести сотовые телефоны у ребят появилась совсем недавно, и это было пиздец как удобно. Намджун позаботился о том, чтобы каждый, кто выполняет важное поручение и каждый, кто в близком кругу Воронов, имел возможность связи, как только такие аппараты появились на рынке. Лидер вскочил с кресла и, меряя шагами кабинет офиса, набрал ребят из Тарта, тут же узнав, что они подъехали к границе, фуры готовы к переезду, но никого из Воронов на границе нет.       Проматерившись, объяснив ситуацию Тартовским и выпросив у них фору в пару часов, Намджун набрал своего человека из ментов, но тот через определённое время его заверил, что никаких специальных операций ни одним из его отделов не запланировано, и что в течении часа он узнает, в чём дело. Перезвонив, он заверил Намджуна, что никаких проблем нет, а для спокойствия Лидера он пообещал выслать с ними пару патрульных машин для сопровождения. Нам отправил ребят встретиться с патрулём и забрать с границы груз, а сам остался в офисе дожидаться Джина и Кибома с объяснениями о случившемся.       Но Джин ночью не вернулся. Не вернулся он и на рассвете. В десять часов утра Джун уже был твёрдо уверен, что произошла беда. Он поднял на уши всех Воронов, приказал привезти к нему ментов, которых он кормил, а после них, занимавших не особо высокие посты, решил поехать к их главному. Тот тоже был человеком Нама, но светиться им в их взаимосвязи было нельзя. После безрезультатных опросов нескольких человек в погонах в офис завалился Кибом с ребятами. Побитые, в разодранной одежде, они рассказали, что по пути их остановили сирены полицейских машин, но это были не дорожные инспекторы — их скрутили люди в масках и вывезли куда-то, скорее всего, на территорию западных, потому что началась перестрелка. Освободиться им помогли пацаны Фила. Но Джина не повезли вместе с ними. Его с самого начала забрали в другую машину.       — Я думаю, что это центр Т, Нам. Я звонил брату в ментовку — он сказал, что только они так могут. Им, блять, всё можно. И в столице, и в районах. Только им.       Побледневший Намджун вскочил с места и приказал найти ему две большие спортивные сумки. «Лишь бы был жив», — проносилось в его голове. «Лишь бы не геройствовал». Схватив две сумки, что альфы принесли ему, он направился в соседнюю комнату, больше похожую на подсобку, и вышел оттуда с чем-то наполненными до краёв сумками. Набрал по телефону кого-то и сдержанно, но жёстко произнёс:       — Это пиздец как важно. Я подъеду, куда скажешь. Да, если бы не так, я бы не звонил.       Спустя пару часов.       — Мне нужно, чтобы ты свёл меня с начальником Центра Т, — Намджун исподлобья буравил взглядом Министра внутренних дел Фоссы.       — А ещё что тебе, блять, нужно? — усмехнулся альфа, укладывая сцепленные руки на внушительных размеров животе. — Может, мне упасть на колени и отсосать тебе? А, Нами? Ты чё, вообще охуел? Центр Т мне не подчиняется! Он подчиняется столице. И что тебе, блять, мальчишке, делить с начальником Центра Т?       — Я не прошу тебя ни о чём криминальном. Просто знакомство. Мне больше ничего не надо. Дальше я сам.       Тряся вторым подбородком, мент вглядывался в глаза Намджуна своими маленькими глазками хорька. Намджун видел, как он ему неприятен, но так же точно знал, что ему приятно то, чем Вороны его кормят. Долго не раздумывая, резким движением крепкой руки альфа вытащил сумку из-под стола и водрузил её перед носом Министра внутренних дел.       — Это ускорит процесс?       Сидящий напротив своими пальцами-сардельками раскрыл медленно замок сумки и горящими глазами осмотрел гору наличных, сложенных в одинаковые аккуратные пачки и перевязанных банковской лентой. Глаза засверкали. Налились удовольствием — ощутимым, ярко выраженным. Нам был уверен, что этот боров за доли секунды уже продумал, каким образом потратит эти деньги.       — Хорошо. Я постараюсь всё устроить на этой неделе, — перетаскивая сумку ближе к себе, хрипит альфа.       — Нет. Пара часов. У меня только пара часов. Не больше. Это вопрос жизни и смерти.       — Устрою, — фыркает тот и, ухватившись за сумку, покидает помещение.       Как ему и обещали, Намджун получает звонок через пару часов и отправляется на встречу один. Разговор предстоит длинный, Нам понимает, что от него зависит жизнь друга, понимает все риски и возможности. На кону стоит его дальнейшая деятельность, но всё это не идёт ни в какое сравнение с жизнью Джина. Начальник Центра Т — поджарый, спортивного телосложения, подтянутый мужчина лет сорока. Полная противоположность Министра внутренних дел. Встречает Намджуна сдержанно, сканирует, словно под кожу забирается, к мыслям ближе быть хочет, разложить их по своему усмотрению хочет.       Намджун ставит сумку на стол между ними, как и в первом случае, но мужчина и бровью не ведёт, лишь уголки губ дёргаются в усмешке.       — Ты друга потерял, Ким Намджун?       Не давит насмешкой, не издевается. Будто сочувствует происходящему. Он по ту сторону, но чувство, что не хочет быть напротив, хочет быть рядом. Нет в его глазах грязной, похотливой жадности, не выглядит по-змеиному холодно. Будто генерал говорит со своим солдатом. Строго, но по-отечески.       — Потерял. Но готов на многое, чтобы он нашёлся. Скажу больше. Готов на всё. Мне, кроме него, терять нечего, — предупреждает. Даёт понять, что носом землю рыть будет, но своё не отдаст.       — А если твоя жизнь за его жизнь?       Нахрена сейчас эти высокопарные слова? Какого эпичного ответа от него ждут?       — Если вопрос стоит так, значит, обе жизни вам нахуй не сдались. Но перед этим я тебя на ту сторону провожу, повеселимся напоследок, — прямо смотрит на мужчину, не отводит взгляд, не моргает даже, поверить заставляет, давит сталью — каждым жестом, поворотом головы. Слышит взрыв смеха, но не расслабляется. Ждёт.              — Я с миром, Ким Намджун, расслабься. У нас твой друг. Есть некоторые условия, что мне поручили озвучить тебе из столицы. Примешь? Великолепно! Продолжай работать и жить на благо своей родины. Не примешь? Тоже твоё право. Но тогда не твоё место там, где ты уселся. Придётся освободить. Что касается меня лично, если тебе интересно, — сука, с таким добродушием смотрит, будто не о их жизни говорит, не угрожает сейчас, а сына уму разуму учит, — лично я бы хотел, чтобы ты сделал правильный выбор, Ким Намджун, ты мне симпатичен.       — И что столица хочет от меня?       — Столица хочет долю. Небольшую, Нам. Процент от прибыли. У столицы много детей, ты же понимаешь? Дети должны заботиться о своих родителях. Тем более родители видят, как их дети подросли. Без этого никак.       — А как родители будут заботиться о своих детях? — усмехается, фыркнув беззвучно.       — Родители уже сделали всё, что могли, Нам. Они произвели вас на свет, растили. Дальше ваша забота. Но, конечно, если с тобой что случится — какой родитель не будет переживать? Будет. Но ты уже взрослый парень, за свои решения отвечаешь сам. Не подводи, принимай правильные решения.       — То есть в случае чего — ни хрена столица для меня не сделает.       — Ну почему, Нам? Столица закроет глаза на твои небольшие шалости. Ты, главное, не увлекайся, не зарывайся, и всё будет хорошо. Ну? Как думаешь? Считаю, прекрасное предложение.       А какой выбор, собственно, есть у Намджуна? Переть против центра? Зачем? Можно было бы понять, если бы Нам выбрал путь полного отрицания власти. Но тогда ни о каком благополучии речи быть не может. Нам хочет свою империю — маленькую, но свою. Нам хочет зарабатывать, Намджун хочет право иметь.              — Договорились, — прерывается. Вновь пытливо изучает лицо напротив. — С Джином всё в порядке? Я хочу, чтобы его выпустили сегодня же. О вашем деле и всех подробностях мы поговорим позже. Мне нужен Джин.       — Он у нас не один. Мы взяли и его, и Фила. Они подозреваются в организации бандитской группировки.       — Доказательства есть?       — Есть, но косвенные. Мы рассчитывали на признание, — усмехается. — Они бы признались, уверяю.       Лидер тянет уголки губ.        — Я, конечно, не знаю насчёт Фила, но вы можете разорвать Джина на куски, однако он никогда вам ни в чём не признается. Ни он, ни один кусок, что вы от него оторвёте, не скажет вам ничего. Если доказательства только косвенные, значит, у вас есть все законные основания для его освобождения, предлагаю не терять времени. Мы договоримся. Процент, условия — всё обговорим, я не отказываюсь. Отпустите его.       Тот раздумывает не так долго, как ожидал Нам.       — Я не могу оставить Фила и отпустить Джина. Так не получится. Либо оба выходят, либо оба остаются.       — Тогда пусть выходят оба.       — И ещё… — прерывается. Мнётся. Даже как-то неестественно улавливать отблеск вины в этом твёрдом взгляде. — В моём отделе с недавних пор работает один местный. Оказался слишком ретивым работником. Я этого не одобряю, чтобы ты знал. Он своё получил. Но ты будь готов, — всё-таки цепляет сумку, что ранее предложил Намджун, и покидает собеседника.

🩸🩸🩸

(No More Excuses - Yung Drippy)

      Намджун выпускает густой поток дыма в небо, поглядывая в сторону тёмно-серого здания, огороженного практически трёхметровым забором и обнесённого вдоль него колючей проволокой. Уже час прошёл с назначенного времени. Он меряет широкими шагами подъезд к воротам, сплёвывая периодически горечь нервного напряжения и беспокойства. Почему так долго? Если его обманули — он просто-напросто протаранит этот забор с ребятами, что вереницей выстроились вдоль дороги на подъезде к Центру Т. Что примечательно, тут нет ни одного человека из Западных, только Вороны. Им что, плевать на своего лидера? Или это какая-то запланированная подстава? Фил как-то в этом замешан?       Его мысли прерывает скрежет раздвижных ворот. В калитке появляются двое. Один навалился на плечи второго и практически не касается ногами земли, второй его тащит на себе. В том, кого практически волокут вдоль дороги, Намджун узнает Джина и, сорвавшись с места, несётся на помощь. Тащит его на себе Фил.       В несколько шагов добежав до них и схватив друга на руки, Намджун подбегает к рванувшей к нему навстречу машине, но вспомнив, что Фил остался у ворот, а западные не подъезжали, даёт указание ребятам, чтобы Фила отвезли туда, куда он пожелает, их же срочно в больницу. Сука! Джин весь в крови. Лицо словно месиво из грязи, мяса и крови. Вещи разодраны, и огромная рваная рана вдоль груди, от ключиц до солнечного сплетения. Словно ему пытались вырезать сердце. Нам с животным страхом прижимает руку к кровоточащей уродливой полосе, уговаривает. Рвётся на части, рычит, словно зверь:       — Дыши, Джини, дыши. Кто это с тобой сделал? Это тот местный? Джин, не вздумай, нахуй, сдаваться! Я тебя там потом найду и уебу, блять, только посмей. Сука! Он что, сердце твоё вырезать хотел? Мразь, бля! — замечает, как трепещут ресницы, оглаживает лицо на своих коленях. Джин слабо улыбается. Словно уверяет, что всё будет хорошо.       — Ким Юсон… — тихо так, дрожащим голосом. Обхватывает руку на груди. — Сердце моё захотел забрать, пидорас, — потом так горестно, до мурашек отчаянно: — Но на нём твоё имя, Нам… Его хуй кто забрать сможет…

🩸🩸🩸

7:30 утра

      Трое альф стоят у подъезда ранним утром, пытаясь взбодриться и не окоченеть до смерти. На улице холодно, сыро и туманно. Деревья скинули свои золотые листья и обнажили ветки, больше напоминающие уродливые кривые статуи за пеленой молочного тумана. Общественный транспорт изредка появляется на остановке, в окнах которого можно разглядеть всю человеческую ненависть к ранним подъёмам в такую погоду. У каждого лицо кислое и смурное. В тон окружающей картины.       Пронизывающий холодный ветер пробирается под полы ветровки и заставляет дрожать альфу. Кибом натягивает капюшон сильнее на глаза, пытаясь согреться.       — Тебя не учили одеваться теплее? — ворчит Досун, а сам стоит в одном свитере, и по нему совершенно незаметно, что холодный ветер старается укусить побольнее.       Досуна с братом-двойняшкой жизнь приучила к холодной погоде и тонкой одежде за неимением тёплых вещей ещё в раннем детстве.       — Учить было некому, —ухмыляется Кибом, пиная камень под кроссовками.       — Напомните мне план ещё раз, мне стрёмно что-то, — переминается с ноги на ногу Джигун.       — Бля, сто раз же обсудили, — ворчит Досун, так и не проснувшись до конца.       — Ну, давай в сто первый обсудим. Мы не мешок с картошкой крадём, а ребёнка, блять, — возмущается Джигун.       — Бля, ладно. Вот по этой дороге, — Досун указывает на узенькую дорожку между ограждением школы и жилого дома, — в 7:50 должен пройти омега с сыном. Омегу ты берёшь на себя, Джигун, сына воруем. Сыном займёшься ты, Кибом. Я на стрёме. По этой дороге обычно никто не проходит, главный вход в школу с другой стороны, просто супруг Ким Юсона предпочитает уединение.       — С таким мужем я бы предпочёл вскрыть вены, — шутит Кибом, морщась. — Фу, бля, с этой гнидой же ещё кто-то трахается.       — Бля, Боми, я с утра ни кофе не выпил, ни вздохнуть, ни пёрнуть не успел. Будь добр, не трави душу ещё больше, — морщится Джигун.       — В 7:55 Дури должен подъехать на фургоне. Омегу надо заткнуть, чтобы не орал на весь район, но чтоб детально всё видел. Как упакуемся вместе с ребёнком, то отпустим и будем ждать, — в злорадной улыбке расплывается Досун.       — Тот естественно побежит рассказывать всё супругу, — вслух размышляет Кибом.       — Именно. На это и расчёт. Мальчишку ни в коем случае не трогаем. Он панику словит, но Намджун организовал нам хату на окраине, где наши омеги будут развлекать мелкого, чтобы не рыдал у нас под ухом. Наша основная задача — вывести из себя Юсона.       — Я просто представил, как он свинкой носится, пытаясь напрячь всех и вся, — смеётся Джигун.       — Этот долбоёб на прямой разговор не пойдет, будет искать возможность нас через кого-то достать, — Кибом разминает плечи в воздухе.       — Всех наших мы попрятали. Кого куда. Папа и отец Нама ещё вчера уехали на дачу. Мои тоже свалили к дяде в другой город. Я теперь ему должен буду, — ухмыляется альфа. — Вас легавые не видели и не знают, — Досун достаёт из кармана пачку Мальборо и закуривает сигарету, делясь с другими.       — Заебись.

7:40

      — Я тут о чём подумал. А вдруг омега сегодня не отведёт мелкого в школу? — озаряет Джигуна.       — Ну, тогда всё, пизда нам, уходим, блять, в мужской монастырь и становимся верующими праведниками. Джигун, молю, не души мой больной мозг лишними вопросами.       — Да хуле лишними? Мы тут скоро яйца отморозим, вдруг они тупо не придут и решат дома остаться?!       — Ну, так сложи яйца в мешочек, чтобы не замёрзли, бля, — уже бесится Досун.       — Пацаны, идут! — но альфы не слышат, глубоко погрузившись в спор о том, кому и что следует сделать со своими яйцами. — Пацаны, БЛЯ! Идут, говорю! — уже шипит на них мелкий, всем своим видом напоминая светящийся знак стрелки, указывающий на омегу и маленького альфу.       — Балаклавы натянули, резко, чтобы только глаза было видно. Погнали, пацаны, — командует Джигун.       По узенькой дорожке, прикрывая сына от дождя зонтом, идёт молодой омега, укутанный в уродский серый шарф, который отлично подойдёт, чтобы перевязать им поясницу, когда та ноет, но никак не идёт ему. Он выглядит дико уставшим и замученным, на лицо ему не больше 25 лет, но сгорбленная спина и отчаянный взгляд с поволокой печали накидывают годы стройному молодому омеге. Рядом с ним топает, перебирая маленькими ножками, худенький альфа, которому около восьми-девяти. На мальчишке яркая жёлтая курточка и в цвет куртке ботинки, в которых малыш прыгает по лужам, что-то активно рассказывая своему папе. Омегу хватают из-за спины, прикрывая тому рот, и выхватывают из рук маленького сына. Малыш в шоке молчит и не произносит ни слова. Сознание маленького человечка привыкло к постоянным потрясениям, что создаёт его отец дома на регулярной основе, поэтому детское сознание на такие события ставит блок, ребёнок цепенеет и не может проронить ни слова.       Кибом, спрятав ребёнка от дождя, бежит в очень вовремя подъехавший фургон и скрывается там. Джигун держит в руках омегу, что брыкается и пытается вырваться. Молодой папа громко плачет, наблюдая за тем, как его единственную кровиночку забирают и прячут в тонированной машине.       Джигун чувствует, как омегу начинает трясти и буквально лихорадить. Из машины выглядывает Досун и кричит, чтобы быстрее расправились с проблемой.       Услышав это, омега начинает плакать ещё больше. «Он чё, подумал, что мы убьём его?» — проносится в голове альфы. Несмотря на риски и страшную дозу адреналина, что сейчас магмой бежит по венам, воплем напоминая о том, что пора смываться, Джигун резко разворачивает омегу лицом к себе. Тот ничего не слышит и не видит, захлебываясь в слезах. На красивом лице появляется маска диких страданий, и сердце альфы не выдерживает. Дав отрезвляющую пощёчину, что в секунду приводит омегу в чувство, альфа хватает того за плечи, трясёт его слегка и заставляет взглянуть на себя.       — Послушай! Подними глаза и выслушай меня!       Омега, словно побитый котёнок в клетке, поднимает глаза, полные страха и слёз, и слушает, всматриваясь в иссиня-голубые глаза альфы — единственное, что видно через полоску чёрной маски на лице.       — Мы наказываем не тебя, а твоего мужа. Клянусь всем, что у меня есть в этой жизни — твой сын останется цел и невредим. А чтобы не случилось ничего другого — пойди к мужу и расскажи, что сына украли, а лиц ты не разглядел. Понял меня? — альфа вновь смотрит в испуганные глаза напротив и в их глубине видит согласие со сказанным.       — Понял, — хрипит омега.       — С сыном всё будет хорошо, мы о нём позаботимся, я даю своё слово, но для этого мне надо, чтобы ты пришёл домой и рассказал своему супругу, как всё было. Всё, кроме этого разговора.       Несмотря на то, что эти слова исходят из уст похитителя, на душе омеги становится чуть легче, появляется крохотная надежда на то, что эти добрые голубые глаза говорят правду. Он сильнее кутается в свой уродский шарф, чувствуя, что его больше не удерживают, и бежит домой, забыв в грязной луже свой зонт.       Альфа его подбирает и прыгает в машину, оглядываясь на удаляющуюся спину несущегося прочь омеги.       — Вы решили обсудить погоду и новости на сегодняшний день? — орёт Досун.       — Я его немного успокоил, — оправдывается альфа.       — Да нахуя?! Нам такой эффект и нужен был! Чтобы он в истерике вернулся домой и всё рассказал!       — До, при всём уважении, но не сделай я этого, и омега свалился бы с инсультом там, где я его оставил. Судя по всему, жизнь его и так каждый день испытывает — он живёт с Ким Юсоном, а тот, судя по огромным синякам, что я увидел на шее омеги, не брезгует бить своего супруга. Поверь, даже при том, что я его чуть успокоил, он и так в истерике. А учитывая, какой человек Ким Юсон, омегу, скорее всего, он и обвинит во всём. Мерзкий маленький человечек! — выплёвывает Джигун.       — Джигун прав, — отзывается Дори, выруливая на шоссе. — Омега не раз пытался обратиться за помощью в полицию, но тут всё и без переводчика понятно: его заявление, скорее всего, так и не рассмотрели.       За то время, что они ехали за город, где их уже ждали Намджун и Джин, ребёнок не проронил ни слова. Он забился в угол и, теребя выбившуюся ниточку, разглядывал свои пальцы, боясь взглянуть на мужчин.       Кибом, увидев трясущуюся нижнюю губу и услышав тихие, еле слышимые всхлипы, уселся рядом с мальчиком, придвигаясь поближе, достал из кармана кубик с наклеенными по его рёбрам разноцветными квадратиками и начал крутить его на глазах у пацана.       — Ну и что за хрень ты ему показываешь? — обернулся на них Джигун, когда гробовую тишину разрезал детский восхищённый выдох.       — Ты ничего не понимаешь, это Кубик Рубика, — закатив глаза, Боми отмахнулся от непонимания старшего и продолжил наблюдать за малышом. А тот оторвал взгляд от ниточки, перестал её теребить в руках и словно исподтишка начал следить за быстрыми движениями альфы.       — Какого ещё Рубика, бля, кто он такой? Среди наших пацанов, что ли? И нахуя ему этот кубик?       Маленький альфа сначала с интересом глянул на старшего так, будто он глупый взрослый, а потом уставился на Кибома, заинтересованно наблюдая за его отточенными движениями.       — О, ты что, тоже знаешь эту игру? — заметив, что маленькие плечи младшего немного расслабились, спросил у него Бом. Альфочка поднял на него свои большие глаза, мокрые от слёз, и слегка кивнул.       — Отлично, давай тогда вместе посмотрим, а то эти дураки не понимают эту игру, — расплылся в улыбке альфа и заметил, как младший придвинулся к нему ближе.       Кибом прекрасно знает это чувство, когда тебя окружают незнакомые люди, которых ты боишься и которым не в силах дать отпор, если они тебя обидят. Разница в том, что за этого альфочку будет биться до последнего его папа и даже горе-отец, а вот в своей жизни Бому приходилось защищаться не только от незнакомых взрослых, что постоянно его обижали, но и от наглухо отбитых и вечно бухих родителей. Бом знает, каково это, когда ты и твои чувства нахрен никому не сдались, и не хочет, чтобы ни в чём неповинный ребёнок чувствовал то же самое.       К концу поездки малыш уже сидел на коленях старшего, чтобы ему было лучше видно, и даже обсуждал с ним методы и хитрости сборки всех цветов, что-то рассказывая взахлёб. Остальные из присутствующих этому диалогу не мешали.       Доехав до назначенной точки, альфы расположились в двухэтажном доме, что реально был на таком отшибе, что без точной геолокации хрен найдёшь. Бом занёс в дом на руках спящего малыша и уложил его в постель, выходя в зал, где и был общий сбор.       Простор гостиной поражал. Судя по слою пыли на мебели, здесь давно уже никто не жил, но дом стабильно топили, иначе такое количество резного дерева в доме давно бы превратилось в гниющее нечто. Большие узорчатые люстры украшали и озаряли тёплым светом, белоснежные шторы прикрывали окна, что выходили в сад с высоким забором, обвитым плющом. Дом больше походил на поместье местного Дракулы.       — Хорошо потрудились, парни, — закуривая, похвалил их Нам и закинул в стакан побольше льда, усаживаясь на кресло с резными деревянными ножками. — Вас кто-нибудь видел?       — Нет, — отвечает До, — мы были в масках.       — Единственное…. — чешет затылок Джигун. — Я поговорил с омегой….       — С каким ещё омегой? — приподнимается с кресла Джин, тоже затягиваясь сигаретой.       — Бля, я думал, этот омега там с приступом на землю ляжет, и головы наши не из-за похищения полетят, а из-за смерти этого… нежного… — пытаясь найти себе оправдание, бормотал Джигун.       — Нежного? Джигун, ты втюрился, что ли? — смеясь, Бом приземлился рядом с Намом, но, посмотрев на него, получил тяжёлый взгляд от старшего, вставший комом у горла.       — Дословно. Что сказал ему? — посмотрев исподлобья, Нам задал вопрос, и всем в комнате стало немного дурно от тона, каким он его произнёс. Тон был спокойный, весьма сдержанный, но в каждой его нотке ощущалась нехуёвая угроза.       — Ну, я это… — слегка растерянно начал Джигун. — Я сказал, что с сыном всё нормально будет, что не тронем его, чтобы он муженьку своему пошёл и доложил всё.       — Лицо увидел? — спокойно спросил Нам.       — Нет, только глаза было видно, — резко подняв эти самые глаза и посмотрев на Нама, ответил Джигун.       — Это меня и беспокоит, — скорее себе произнёс Джин, вглядываясь в синеву глаз напротив. Такое явление редко. Глаза Джигуна отливают синим морем, пугающим своими глубинами.       — В ближайшее время нигде не появишься. Если омега расскажет Юсону обо всех деталях вашей встречи, мы спалимся на раз-два. Пусть он первое время не знает, кто конкретно стоит за этим всем, а мы подготовимся, — приказывает Нам.       Ещё около часа они сидят в гостиной, обсуждая ближайшие планы и тактику их работы. В итоге каждый решает остаться на эту ночь в доме и переждать сегодня тут. Нам, закончив с распределением обязанностей, выходит на балкон вдохнуть свежего воздуха и затянуться ещё одной сигареткой. Как абсурдно, но очень интересно. За ним выходит и Джин.       — Как думаешь, как скоро он начнёт его искать? — спрашивает Джин друга.       — Думаю, что уже, — отвечает Нам, вглядываясь в свет фонаря.

🩸🩸🩸

      — МРАЗЬ! ТЫ ТАКАЯ ТВАРЬ БЕСПОМОЩНАЯ! ПОЧЕМУ ТЫ ТАКОЙ НЕМОЩНЫЙ, БЛЯДЬ!       Омега чувствует, как десятый удар ремнём по его телу отдаётся дичайшей болью.       Юсон бросает ремень на пол и, расхаживая по комнате из угла в угол, громко ругается и матерится. Его обуревает неконтролируемая злость, он всё никак не может уложить в голове, что кто-то посмел тронуть то, что принадлежит ему и, не найдя в своей голове ответа, возвращается к лежащему на холодной плитке мужу и пару раз бьёт его ногой в живот.       — КОГДА Я ЖЕНИЛСЯ НА ТЕБЕ, Я НЕ ДУМАЛ, ЧТО ТЫ ПРЕВРАТИШЬСЯ В ТАКУЮ НИЧТОЖНУЮ ПОЛОВУЮ ТРЯПКУ! — орёт альфа, снимая с себя ботинок и кидая его в лицо мужа. Тот не успевает прикрыться, либо все чувства настолько притупились, что он не видит, не слышит и уже даже не чувствует. Ботинок приземляется в лицо, а омега всё больше скукоживается, лёжа на полу их гостиной.       — Скажи спасибо, что я не могу убить тебя, конченая ты тварь. Ни второго ребёнка мне родить не можешь, ни первого, сука, в безопасности сохранить. Какой толк от тебя! Тебя даже ебать уже неинтересно, лежишь, как мясо, на кровати и не двигаешься. Гибридный, блять! — выплёвывает альфа и, громко хлопнув дверью, покидает дом, параллельно набирая кому-то.       Омега, чья кровь размазана по всему белому кафелю, не может и с места сдвинуться. На его руках и ногах синеют гематомы, нос и губы разбиты в кровь. Спина горит от ударов, а живот тянет, ноет и режет острой болью. Из затылка течёт кровь, что алыми разводами создаёт свою картину на белоснежном холсте кафеля. Он понимает, что должен подняться и вызвать себе хотя бы скорую, но сил нет ни на что. Он сжимает в руках свой шарф, что всегда спасает его в таких ситуациях и служит кляпом в рот, чтобы не откусить себе язык от боли, и смотрит в стену напротив. Слёз уже нет, чувств тоже. Никаких, кроме боли и страха. Он крутит слова незнакомого альфы в голове о том, что его мальчик, его крохотное солнышко будет в порядке, что его не тронут, и вспоминает синие глаза, в которых читалось только доброе. Он издаёт всхлип и отключается, так и не сумев подняться.       Юсон, выкуривая десятую за последние пять минут сигарету, сидел в своём кабинете в окружении своих шавок и строил догадки. Он быстро смекнул, что это банальное похищение, и вот-вот появятся те, кто захотят за его сына либо деньги, либо условия. За столько лет работы он нажил себе немало врагов. В том, что работал он грязно, себе он никогда не признается. В его мире это было справедливо. Грязное отродье, как он считал, должно оставаться в грязи, он не мог позволить им вырваться оттуда. Признаться честно, будь это похищение ребёнка любого из сидящих сейчас рядом с ним — он бы и пальцем не шевельнул. Но тронули то, что принадлежит ему. Каким бы говнюком он ни был — своего ребёнка считал своей ответственностью. И это не любовь к сыну — это чувство собственности и гнев, что покусились на его. Навредить сыну — значит унизить самого альфу в глазах всех его окружавших. А такого он позволить не мог.       Были опрошены все возможные свидетели, но толку от них не было. Директора школы он довёл до инсульта, но ничего дельного тот ему так и не сказал. От супруга никакой нужной информации не услышал. Тот просто забежал в истерике в дом, что-то бессвязно крича, а после его слов о том, что сына похитили, альфа ничего не слышал — кровь хлынула в голову, и он просто приложил его головой о ближайшую стену. Он мог бы спросить у него повторно о случившемся, но тот уже сутки был в отключке. От мужа, как обычно, ничего полезного ждать не пришлось. Его напарники и коллеги предложили ему целый список возможных подозреваемых, и каждый из этого списка вполне мог бы это сделать. В списке этом он увидел имя Намджуна, отчего гнев захлестнул с новой силой. До кипящей в мозгу крови, до кроваво-красных глаз и тошноты от ненависти.       — Серьёзно? Ким Намджун? Вы реально считаете, что этот сопляк мог такое сделать? Да он, как помойная крыса, спрятался в своём ублюдочном районе с наркошами и шлюхами, как только вышел. Строит из себя героя, блять, решала недоделанный. А у самого молоко ещё на губах не обсохло. Представляю, как сильно имели его в зад, пока он в санатории за колючей проволокой отвисал! — отшвырнув бумагу, Юсон в истерике начал крыть матом тех, кто за это время так и не смог найти для него важную информацию. Сотрудники полиции, что работали с ним, лишь молчали, сжимая челюсти и кулаки под столом. Ни разу не побывав дома с момента известия о похищении, они часами напролёт занимались поисками, но так ничего и никого не обнаружили.       — Я точно что-то упускаю, — шепча себе под нос, альфа растирал лицо руками, когда тишину разорвал телефонный звонок.       — Слушаю, — ответил Юсон.       — Ты просчитался, — смеясь в трубку, начал мужской голос. — Ты думал, что твоя власть здесь безгранична, но ты так сильно проебался!       — Кто? — слегка дав петуха, выкрикнул Юсон.       — Тот, чьё имя будет всегда в твоей гнилой душонке, конченый ты ублюдок. Твой сын у нас, — альфа на том конце ухмылялся, Юсон чувствовал всем телом эту ухмылку, что заставляла кипеть кровь.       — Мразота, только скажи, где ты находишься, и я натяну твой зад тебе на голову!       — Я предпочитаю другие плотские утехи, — снова смешок. — А теперь слушай сюда, — перейдя на серьёзный тон. — Ты приедешь завтра в 21:00 к психиатрической больнице, что на окраине Республики. Всего-то 2 часа езды от Столицы. Приедешь один, а будешь со своими шавками, то получишь своего сыночка траншами. Сначала я привезу тебе его милые ручки, а потом ножки.       — Не смей трогать моего сына, ублюдок! Назови своё имя!       — О, поверь, ты его больше никогда не забудешь, — снова ухмылка и длинные гудки в динамике телефона.       — Он приедет не один, — стоя за спиной Нама, говорит Джин.       — Я это прекрасно знаю, и мы уже продумали, что будем делать в таком случае.       — Дядя Намджун! — в комнату следом за Кибомом влетает маленький альфа и визжит от смеха.       — Что такое, ураганчик ты мелкий?! — опускается на корточки Нам, с улыбкой заглядывая в шкодливое лицо. — Боми, тебе повезло, что мелкий залетел в комнату до того, как я скинул трубку, — мрачнея за секунду, Нам укоризненно смотрит на альфу.       — Прости, он просто носится по дому от меня. Мы играем в игру «кто вонючка», — расплывшись в улыбке, выдаёт Бом.       — Какие у тебя высокоинтеллектуальные игры, нашёл, чему ребёнка учить, — бурчит Джин, растормошив ребёнку волосы.       Альфочка хохочет, от Намджуна далеко не отходит, дразнит Бома. Уже сообразил, кто в этом доме главный и перед кем другие рыпаться не будут. Как ни странно, но ребёнок в окружении этих совершенно чужих ему альф чувствует себя намного лучше, чем в доме с отцом. Правда, по папе очень скучает, но дядя Кибом и дядя Джигун, который тоже не смог устоять и растаял перед детской непосредственностью, обещали, что малыш скоро вернётся к папе и у них всё будет хорошо. Как ни странно, альфам даже не понадобилась помощь омег, чтобы ребёнку было комфортно в доме, а они очень об этом заботились. Они смогли ему подарить несколько самых счастливых дней в его крохотной жизни.       Юсон, вооружившись поддержкой, нацепив на себя бронежилет и напичкав себя оружием с головы до ног, направился к указанному адресу. Отчасти он был спокоен, потому как знал, что в случае чего его команда придёт к нему на помощь. Условия грабителей он, конечно же, выполнять не стал. Он был уверен, что раз те не потребовали сумму выкупа, значит, потребуют что-то иное, что абсолютно точно не понравится Юсону, и ему нужна будет поддержка.       Сев в бронированную тачку, он раздал указания следовать за ним, но сделать это так, чтобы никто не понял, что с ним есть ещё люди. По мере приближения к назначенному адресу, всё больше отдаляясь от цивилизации, Юсон понял, что скрывать от грабителей кортеж в таком районе будет задачей не из лёгких — вокруг лишь редко встречающиеся фонари на дороге и глухой лес. Почти добравшись до места назначения, альфа услышал позади себя оглушающий взрыв и звуки пистолетной очереди. Ребят, что были за ним и его машиной, разделили. Послышался треск автоматной очереди. Ублюдки рассчитывали, что он приедет не один, но он думал, что его ребята смогут остаться незамеченными, оставив свои машины за километр до места назначения и пробираясь ближе к пункту на своих двоих, до зубов вооружившись. В ночи они бы точно остались незамеченными, но кто-то всё изначально продумал и не зря выбрал место в лесном массиве.       Досун и Дори, что скрывались в тени деревьев, сработали оперативно. Убрав хвост Юсона, они направились на указанное Намом место и стали выжидать.       Юсон, которому ничего не оставалось делать, кроме как поехать одному, прибыл ровно в указанное время. Он не отличался отвагой и смелостью в общепринятом смысле. Его храбрость носила шизоидный характер. Трусливое сердце тряслось, но его подстёгивало больное нежелание опозориться, почувствовать себя униженным какой-то сворой ублюдков. Доехав до старой, давно заброшенной психушки, у главного входа он увидел две наглухо тонированные машины. Выйти он не решался. Так и не заглушив мотор, он сидел в машине и ждал, пока кто-то появится. Сына он никогда особо не любил, но чувствовал необходимость в его спасении, а иначе как же он будет уважаем, если позволит кому-то отнять своё? Всё завязано на самом маленьком человечке — Ким Юсоне. Сын, муж, дом, работа, желание бороться с бандитами — всё это имеет основу больного восприятия внутреннего трясущегося существа альфы. Ему необходимо всегда казаться. Быть ему не позволяет его убогий внутренний мир. Вот он и старается.       Дверь машин напротив распахнулась, оттуда вышли двое мужчин в чёрных балаклавах и с дубинками в руках.       «Глупцы, — подумал Юсон. — Они реально думают, что их дубинки меня напугают? Я привёз с собой кое-что поинтереснее», — вынув из бардачка Smith & Wesson 44-го калибра, альфа готовился выйти из машины, но стоило ему приоткрыть дверь, как её начали обстреливать.       Резко закрыв её и опустив голову к ногам, он спрятался от пуль, нервно крича, что это нечестно.       Досун, до которого доходит крик мужчины, лишь хохочет. Он, притаившись на верхнем этаже больницы, и не намеревался прикончить уродца, лишь припугнуть, чтобы тот остался в машине, пока альфы, облачённые во всё чёрное, не дойдут до него и не выволокут за шкирку.       — Ну, нахуй вас, — кричит Юсон и намеревается уехать, как сзади него паркуется машина, что блокирует выезд.       — Ну что, придурок, вот мы и встретились, — альфа, что на первый взгляд поменьше второго, раскрывает дверь машины и за шкирку вытаскивает Юсона наружу, грубо повалив того на землю. — Давно не виделись, гнида.       — Да кто вы такие, мать твою! — вопит Юсон, пытаясь вытащить нож из кармана, но его бьют тяжёлым ботинком по лопатке, заставляя грудью упасть на землю, и придавливают руку ногой, что облачена в тяжёлые берцы.       — Больно, блять! — визжит Юсон.       — О, правда больно? — придавливая сильнее руку с земле, смеётся похититель.       — В камеру его, — приказывает второй альфа, что всё это время стоит и наблюдает.       Юсону кажется этот голос знакомым, но он всё никак не может понять, кто это.       Притащив мужчину в одну из камер, где когда-то наблюдались самые тяжёлые больные, альфу усаживают на стул и привязывают к нему, запихнув в рот грязную тряпку, что валялась на земле. Джин посчитал, что так будет забавнее наблюдать за его реакцией.       Пока Юсон брыкался, пытаясь вырваться, Намджун наблюдал и упивался в наслаждении. Так и не сняв маску, он произнёс:       — Тебе наверняка интересно, зачем тебя сюда притащили. Согласись, прекрасное место. Я долго думал, где же ты отлично впишешься, и на ум пришло только это.       Альфа, не имея возможности говорить, сидит и просто молча наблюдает за этим человеком. Его голос, глаза и даже манера походки напоминают ему кого-то, сердце вздрагивает от мысли, что грызёт с самого начала похищения…       — Ты спрашивал, кто я и что мне от тебя надо, но об этом потом. Давай по порядку. Я тебе сказал, чтобы ты приехал один. Но ты, маленькая трусливая сучка, притащил с собой целый кортеж непонятно кого. К сожалению, кто был с тобой, мы так и не узнаем, потому что нам похуй. Они разбежались.       Нам присел на стул, что стоял напротив привязанного альфы, вытащил тряпку у того изо рта, сложил руки на колени и, сцепив их в замок, продолжил:       — Мало того, что ты трусливая гнида, ты ещё и мерзкий ублюдок, который нахуевертил столько гадостей людям, что этого не заслуживали. Зачем ты так поступал? — Намджуну откровенно похуй на все ответы, что даст ему Юсон, просто нутро требует немного позабавиться с тем, кого он ненавидит всем своим сердцем.       — Они все заслуживали! Все! Кто ты такой?! Где мой сын?! Чё тебе надо? — вопит Юсон, наблюдая за тем, как второй альфа за его спиной что-то раскладывает на железном столе.       Нам и Джин выглядят откровенно пугающе. Облачённые во всё чёрное, с закрытыми лицами, они походят на карателей. Тех, кто высосут душу человека, потягивая её трубочкой для дорогого коктейля. Альфа вновь заглядывает за спину того, кто сидит напротив, и видит, как тот другой точит лезвие ножа. Юсону становится дурно. Это ещё чё за приколы?!       — На меня смотри, с ним ты ещё познакомишься, — Юсон не видит улыбки, но он её чувствует. — Единственный человек, который заслуживает самой тяжёлой кары — это ты, ублюдок. Эта ночь станет началом конца твоего мерзкого существования, как того, кто портил жизнь людям, тебя окружавшим. Отныне ты не Ким Юсон, отныне ты — пустое место. Твоё слово не будет значить ничего, ты сам отныне просто тело, существующее на этой Земле. Приятно вновь познакомиться, — альфа снимает с головы балаклаву и улыбается хищной, слегка сумасшедшей улыбкой. — Ким Намджун.       — Ах ты, мелкий гадёныш! Ты думаешь, тебе это сойдёт с рук?! Ты ничтожество! Мразь! Отпусти меня, и я тебя не стану убивать!       Пустая комната с облезлыми грязными стенами наполняется громким смехом. Намджун хохочет, ослепляя улыбкой, а в глазах горит дикий огонь.       Эту ночь Юсон действительно запоминит надолго. Альфы не брезгуют и пытают ублюдка своими руками, не позволив в это вмешиваться другим парням. Ни один участок тела альфы не остаётся нетронутым. Каждый отдаёт страшной, невыносимой болью. В качестве кульминации Юсона лишают чести не только морально, но и физически. Отрезанный член валяется в углу, сморщившись к концу всех пыток. То было обещание Намджуна, данное брату Кисона. Намджун стал единственным альфой, которому омега смог доверить свой секрет о той ночи. Он рассказал, как его пустили по кругу и что руководил всем Юсон, как били и измывались над ним и его честью. Нам запомнил каждое слово омеги, запомнил и слова альфы, чей папа слёг с инсультом, после того как его сына избили, запомнил, как он теперь прикован к нему, потому что родитель не может сам даже сходить в туалет. Намджун запомнил слова всех, чью жизнь сломал и разрушил альфа, сейчас больше напоминающий груду окровавленного мяса. Нам так же вспомнил и ту белоснежную статуэтку, измаравшуюся в грязи со сломанными крыльями. Она стояла перед его глазами, когда там, в камере, Ким Юсон избивал его, после того как по нему прошлись сапоги всех в отделе, избивал до кроваво-красных всполохов в глазах, снова и снова заливающих белоснежные крылья статуэтки. Она стала олицетворением не только его жизни, но и жизни всех тех, кого настиг Ким Юсон. Намджун отомстил за каждого.       — Отныне ты лишён всего, маленький человечек, — Намджун опустился одним коленом на землю, где валялся альфа, схватил его за шкирку и приподнял истекающее слюной и кровью лицо так, чтобы тот смотрел ему прямо в глаза. — Ты больше не работаешь там, где всегда мечтал, потому что иск о твоей некомпетентности в работе со всеми прилегающими доказательствами направлен в верхушку, а заявление об увольнении по собственному желанию, распечатанное твоим начальством, уже лежит на твоём рабочем столе. Отныне у тебя нет семьи, потому что мы бы не стали возвращать невинного ребёнка в твои руки. Твой омега после твоих побоев будет проходить курс терапии у лучших врачей, а после вместе с малышом отправится туда, где ты их никогда не найдёшь. У тебя больше нет друзей, потому каждый из них получил на почту смс-ку о том, как ты гадил за их спиной и подставлял их. Отныне ты даже не альфа — твой член сожрут мои голодные псы и сделают это с большим удовольствием. Если ещё хотя бы раз я услышу твоё имя от тех, кто пострадал из-за тебя, то и твоего несчастного тела больше никогда не найдут. Ты меня понял? — испепеляя ненавистью, Нам сжимает в руках его волосы и требует ответа.       Но слышит лишь болезненное мычание.       — Я приму это за положительный ответ, — Нам выпускает его голову из рук, и тот валится на землю мешком с костями.       Альфы выезжают из заброшенной психушки уже на рассвете. Всё, о чём сказал Намджун — чистая правда, он исполнил обещание всем. Кибом и Джигун, пока разбирались с Ким Юсоном и его шакалами, привезли ребёнка в дом альфы и обнаружили омегу в таком же состоянии, в каком его оставил так называемый супруг. Парни не планровали спасать омегу, не думали, что найдут его в таком состоянии. Они первым же делом набрали Нама, описали ему всю ситуацию, и тот решил, что омегу надо спасать вместе с малышом. Если он не успел спасти тех, чья жизнь уже была поломана из-за этого человека — он спасёт эту маленькую семью. Как только альфы отъехали на приличное расстояние от заброшенной больницы, с неизвестного номера поступил звонок в скорую помощь. Доложили о том, что там находится человек в крайне тяжёлом состоянии и ему нужна медицинская помощь. Бригада пролетела мимо парней, что уже заезжали в город.       — Ну и зачем ты это сделал? Сдох бы там, как крыса, так ему и надо! — повернулся Джин, что вёл машину, пытаясь заглянуть в лицо друга, и резко отвернулся. Отчего-то было некомфортно.       — Пусть он и мразь, но я не хочу брать его смерть на свою душу. Более того, как только он придёт в себя, смерть ему покажется куда слаще того, что я ему уготовил в жизни.       Намджун глубоко затягивается сигаретой, докуривая её одной затяжкой, и немигающим вгзлядом смотрит на проезжающие мимо машины. Джин, больше не желая вести разговор, тоже курит и смотрит только вперёд, следя за дорогой.       Им тяжело.       То, что произошло этой ночью, для них впервые. Они не первый раз видели сломанные конечности, участвовали в драках, где кто-то умирал от побоев или ножевых, пулевых ранений, они видели кровь и ощущали её на своих руках, но такое они делали впервые. Альфы чувствовали, словно вся боль, что проживали люди, пострадавшие от рук Юсона, скопилась в их телах и душах и разом вылилась на виновного во всём человека. Они не упивались его болью, смакуя стоны отчаяния, вовсе нет, но они покарали его так, как он того заслуживал. Воздали ему за каждую сломанную судьбу и душу. Именно так, по их мнению, можно было добиться справедливости. Именно так было достойно наказать этого человека. Его крики, как бы то ни было, ещё долго будут звенеть в ушах Джина и Намджуна, но они справятся с этой своей чертой человеческой натуры, доказывая себе, что поступили правильно.