Брось меня здесь.

«Без любви жить легче. Но без нее нет смысла.»

Л.Тостой

***

Это было так странно. Что же именно странно? Обо всём по порядку. Всë началось с переезда в другой район Токио. Сатору хотел развеяться, избавиться от угнетающего чувства давления воспоминаний, которые прятались на каждой улице, на каждом здании. Ежедневные попытки похоронить себя под горой смятых листов бумаги и сломанных карандашей начали порядком надоедать, а постоянное нахождение в четырех стенах зала медленно сводило с ума. Каждый вечер, в надежде отвлечься, Годжо включал новости, злился на дураков-репортеров за некачественные сюжеты и ужасную съемку, щелкал каналы, пытаясь найти что-то более интересное. Но из этого не выходило ровным счетом ничего. Кнопка пульта лишь оказывалась вдавленной большим пальцем, экран телевизора гас. Сатору со страдальческим стоном отбрасывал пульт в сторону, запрокинув голову и пустым взглядом уставившись на потолок. Каждый чертов вечер, каждый чертов день все эти однотипные события, которые неминуемо вели к тому, что Годжо не мог даже встать с кровати, не пролежав перед этим на ней добрые два часа. Сатору всегда пытался вновь провалиться в сон, закрывал шторы как можно плотнее, надевал маску для сна на глаза, укутывался в теплое одеяло и ждал. Ждал сна, чтобы не ощущать это режущее чувство скуки, однообразия. Вскоре начал пропадать даже сон. Бессонница – это не когда ты просто не можешь уснуть. Это когда ты засыпаешь на 30 минут, а затем вдруг просыпаешься и пытаешься уснуть ещё час. И так всю ночь напролет. Квартира начала зарастать обертками конфет, пылью и грязной одеждой. Когда у человека появляется много свободного времени, он начинает чувствовать себя одиноким. У Годжо этого времени было предостаточно. Ночью в тёмной квартире Сатору лежал без сна, глядя в потолок. Необъяснимая паника заставляла поджать губы, а руки трястись. В мыслях проносилось только одно:"как я могу быть одинок? У меня есть знакомые, коллеги по работе... Есть достаток, крыша над головой. Хотя черт... Как это связано? Наверное, я навязываю себе это. Всё ведь со временем проходит, правда? И у меня эти глупости пройдут." Самовнушение работает. Но не всегда. Попытки выходить на улицу увенчались успехом, что давало мотивацию прибраться дома, сесть за чертежи и закончить заказы. Всё рухнуло. Рухнул этот неокрепший мирок спокойствия, найденный в чертежах и компании друзей, тогда, когда Сатору понял, что у многих в его возрасте появилась не то что вторая половинка, а супруг или супруга. Годжо стоял часами перед зеркалом, часами думал, думал, думал... Думал почему у него никого нет? Время не пришло? Он устал ждать. Устал слепо доверять судьбе в том, что "его" человек найдется сам собой. Изнеможение от осознания, что ожидание слишком затянулось, заставляло лить горькие слезы перед зеркалом, спрашивая самого себя сдавленным тихим голосом "ну почему?". Каждый новый проведённый в одиночестве день наваливался на Сатору острым ощущением нехватки кого-нибудь рядом, острым ощущением потребности в любви. Всё сводилось к свиданиям на одну ночь. Это спасало, спасали эксперименты и с парнями, и с девушками. Такие яркие проблески событий раз в неделю были чем-то действительно правильным по мнению Сатору, чем-то очень желанным и вызывающим легкое чувство облегчения, почти трепета в груди, когда он вновь слушал комплимент в сторону своей внешности, когда вновь целовался с кем-то. Но когда наскучило даже это и никакого удовольствия Годжо получить без действительно сильной симпатии не мог... Он уже не выдержал. Это стало последней каплей в переполненный мыслями сосуд. Любая улица, где он проходил утром, шагая в очередную кофейню, где он мог найти сладкое, чтобы позавтракать, напоминала о том или ином свидании. Сатору лишь морщился, прибавляя шаг, лишь бы не вспоминать ни о чем. Ненависть к часто всплывающим воспоминаниям выработалась сама собой. А он, как на зло, помнил всё до малейших подробностей. Это вызывало отвращение. Но не к тем людям, с которыми Годжо встречался. Сатору знал, что они лишь тоже пытаются экспереминтировать и тем самым заглушить ноющее чувство пустоты в груди. Или просто хорошо провести ночь. Это вызывало отвращение к себе за никчемность. За то, что искал утешение в постели с другими людьми, а не пытался искать кого-то постоянного. Годжо больше не мог терпеть эту неизменную обстановку, этот шум, это фоновое нечто, которое льстивым голосочком нашептывало на ухо мысль встретиться с кем-нибудь ещё раз, когда голова рисовала ему красивую картинку о сладости совместной ночи. Было решено немедленно переехать подальше от этого "ужасного" района, который когда-то был для него родным. Сатору одним днем сгреб все свои пожитки в чемодан. Он сидел на своей кровати, рассеянно поглаживая ладонью голый матрас и пялился в окно. Сатору тяжело вздохнул, пожав губы, перевел взгляд на стоящий рядом чемодан, который едва застегнулся. Годжо медленно поднялся с кровати, провел кончиками пальцев по тумбочке, по изголовью кровати, стене. Тело на короткий миг сковала почти болезненная тоска. Всё это совсем новое, совсем чистое и незапачканное грязными, чересчур пошлыми воспоминаниями. Сатору побрел в зал, где обычно работал над очередным чертежом. Взгляд холодных голубых глаз упал на телевизор, скользнул к кофейному столику и дивану. Годжо прошел мимо него, проведя рукой по бархатной спинке. На стенах висели незамысловатые картины, которые он не захотел снимать. Пусть висят. Картины всегда свидетели всему, а стены всегда всё подслушивают. Сатору с тихим щелчком закрыл дверь в зал и очутился на залитой мягким светом вечернего солнца кухне. Такая уютная в рыжеватом освещении, но в то же время такая маленькая, тесная, что, казалось, воздуха на одного человека едва ли могло хватить. Здесь было столько разговоров с друзьями, столько отмеченных праздников, смеха и радости... У Годжо стиснуло грудь от резкой мысли "может, я погорячился?". Он лишь тряхнул головой. Нет, решено. Сатору не стал больше находиться на кухне. Вернувшись в спальню, он напоследок распахнул темные занавески, позволяя свету проникнуть через большое окно. В воздухе были видны небольшие желтоватые пылинки, словно плывущие в воздухе и оседающие на ковер. Годжо забрал чемодан с собой, вышел из спальни в прихожую, где обул удобные кроссовки. Сатору последний раз взглянул на родной коридор этой квартиры, вздохнул поглубже и вышел. Дверь захлопнулась за его спиной на этот раз навсегда. Годжо зажмурился, прислонившись спиной к холодному железу тяжёлой двери, кручивая в мыслях беглые воспоминания о том как впервые вошёл в эту дверь. Сатору судорожно вздохнул через рот и медленно выдохнул. Пора идти дальше. Станция метро сменялась одна за другой. Годжо решил позвонить друзьям, которые жили в районе, куда он собирался переехать. В телефоне послышались долгие гудки, а затем и знакомый, немного сонный голос Сугуру. — Да...? Я слушаю. — Хрипло сказал Гето, видимо, только что проснувшийся из-за звонка Сатору. Молодой человек не смог удержаться от смешка, на лице сразу появилась улыбка. — Уже спишь? Ещё даже 9 вечера нет. Стареешь, Сугуру. — Пошутил Годжо. Он не мог отчетливо слышать, но был почти уверен, что Гето раздражённо вздохнет. — Ха-ха. Говори уже, зачем звонил? — У тебя такая короткая память. Звоню, чтобы сказать, что я буду через полчаса. Повисло молчание, лишь шуршание на другом конце провода означало что Сугуру, скорее всего, сел на край кровати. О, да ладно, он вспомнил! Гето помолчал какое-то время, а затем сказал: — Хорошо. Я уже предупредил Шоко о том, что ты какое-то время поживешь у нас... Тебя встретить? Помнишь улицу, куда надо идти? Сатору с легкой улыбкой на губах кивнул, пусть Гето не мог этого видеть. — Да, я помню. Сам дойду. Хочу немного прогуляться, осмотреться. До скорого. Годжо сбросил звонок и убрал телефон в карман. Улыбка сама собой сменилась задумчивым выражением лица, рассеянный взгляд был устремлен вникуда. Сатору невольно задумался о том, что совершил импульсивный поступок, что в конце концов вернётся в свою квартиру, что так сгоряча нельзя действовать и всё такое. По крайней мере, ему так казалось. А казалось так из-за того, что в груди саднило из-за ощущения, словно чего-то не хватало. Нет, только не снова. Годжо поморщился, хмуря брови, и попытался отогнать эти мысли. Он сменил их принудительным утешением, что теперь вместе с новым районом придет и новая глава его жизни, новые люди, знакомства. В этом была доля правды. Сатору вышел из метро, на улице к этому моменту совсем стемнело. Молодой человек вдохнул полной грудью приятный ночной воздух, стиснув ручку чемодана и собираясь с мыслями. Годжо сунул одну руку в карман джинсов, а затем пошагал по улице, мыча под нос незамысловатый мотивчик. Красивые неоновые вывески, мчащиеся мимо машины и мотоциклы, гул прохожих, чей стук каблуков ботинок и туфель сливался воедино, мягкий свет забегаловок, вход которых был обозначен приятной глазу вывеской пастельного цвета и двумя фонариками на длинной веревке круглой формы по бокам... Годжо почувствовал как на душе теплилось ощущение давно позабытого умиротворения. Притупленная боль прошла, сменившись чем-то необыкновенно теплым, что заставляло плечи расслабиться. Сатору начал думать, что всё не так уж плохо, раз он здесь, сейчас увидится с лучшим другом и хорошей подругой, сможет на время отвлечься. Стоя на пешеходном переходе, Годжо держал в одной руке телефон, быстро печатая большим пальцем подпись под забавной фоткой, прежде чем скинуть её Сугуру. Сатору прекрасно знал, что Гето никогда не отвечает сразу, а сейчас – тем более. Ну и ладно. Молодой человек вздохнул, подняв взгляд на красный свет светофора. Годжо оглянулся на стоящих рядом людей с легким любопытством. Все такие уставшие после работы, не обращающие ни на что внимание и жаждущие побыстрее вернуться домой. Годжо прекрасно их понимал. Нет ничего лучше чем после тяжелого рабочего дня упасть на постель, укрыться теплым одеялом до самого носа и расслабиться. Сатору мечтательно улыбнулся про себя, закрыв глаза на мгновение. Вскоре мечты о теплой постели сбылись. Но в чужом доме. Годжо вышел из лифта, увлекая за собой чемодан и подошел прямо к двери квартиры Сугуру. Резко выдохнув, а затем набрав полную грудь воздуха, Сатору пару раз позвонил в звонок, прислушиваясь к звукам за дверью. Быстрые шаги, и через пару секунд дверь отворилась. Молодой человек моргнул, а затем крепко обнял Гето. — Сугуру! Мне кажется мы не виделись целую вечность. — От радости встречи воскликнул Сатору. Сугуру похлопал его по спине, улыбнувшись. — Тоже рад встрече. Но только потише, хорошо? Шоко недавно уложила сына спать. Годжо замер на мгновение, а затем отстранился ровно настолько, чтобы глянуть Гето в глаза. — И ты ничего мне не сказал? Я возмущен. Сугуру немного неловко усмехнулся, почесав затылок и оглянувшись на коридор квартиры. — Я планировал сказать тебе, но немного позже. В общем, это был такой сюрприз. Сатору лишь закатил глаза на слова лучшего друга и прошел внутрь квартиры, заставив Гето отойти немного в сторону. Годжо скинул обувь, тихо прошел на кухню за Сугуру. По привычке он развернул стул так, чтобы сидеть задом наперёд, и положил локти на спинку стула, а на них — голову. Сатору наблюдал за Гето, который заваривал себе чай, а затем не выдержал этого молчания, сгорая от любопытства. — Расскажи мне как сына назвали? И давно родился? Сугуру, мне нужны ответы на все вопросы. Желательно как можно подробнее. — Какой ты любопытный. — Буркнул Гето, развернулся лицом к Годжо, делая небольшой глоток дымящегося, приятно пахнущего какими-то травами чая, после чего неторопливо начал говорить. — На самом деле, недавно. Семнадцатого декабря. Решили назвать Мегуми. Вообще, это была инициатива Шоко. Поверь, она никогда не была такой настойчивой как тогда, когда мы думали над именем. Ну, я настаивать на своём не стал и согласился с ней. Ладно, признаться честно, у меня даже не было мыслей как можно назвать сына, так что, можно сказать, я очень охотно согласился... Не смотри на меня так. Сатору сидел с перекошенным от притворной злобы лицом, глядя на лучшего друга как на предателя, а затем зачастил: — Ты навозный жук, Сугуру. Я имел полное право знать обо всем в первый же день, но ты, любитель устроить неумелый сюрприз, так не считаешь, да? Ясно, конечно. Уверен, ты бы потом просто забыл, что ничего не сказал мне. Как обычно! Типа, "пусть Сатору остается в блаженном неведении"? Хитро, не поспоришь. Гето, казалось, потерялся в обвинениях Годжо, раз выглядел таким рассеянным и удивленным. Он отвел виноватый взгляд на кружку с чаем, повесив нос. — Сатору, прекращай. Честное слово, я бы обо всём тебе рассказал. Сатору лишь фыркнул, небрежно отмахнувшись от Сугуру. — Да, так я тебе и поверил. — Годжо помолчал, чувствуя в воздухе легкое напряжение и недосказанность, но забил на это. Он устало помассировал виски пальцами, а затем с мрачноватым видом добавил, — ладно... Лучше покажи мне где я буду спать. Так вымотался, ты не представляешь! Сугуру странно посмотрел на Сатору, скользнув удивительно липким взглядом от головы до ног, но промолчал. Гето кивком сказал Годжо идти за ним. Он охотно поднялся со стула и, следуя примеру лучшего друга, на цыпочках прошел мимо определенной запертой двери вдоль по коридору, повернул налево, сделал пару шагов и, вуаля, вот она комната. Точнее, это была относительно просторная гостиная, в которой по бокам от большого дивана угловатой и какой-то чересчур широкой формой буквы "п" стояло два белых кресла, а перед ними — низкие пуфики серого цвета, чтобы создать, как подумал Сатору, некоторый контраст, пусть и слабый. На стене позади дивана висели три картины с незамысловатыми круглыми пятнами черного цвета и белыми линиями. По бокам две небольшие, напоминающие тонкие прямоугольники, а по центру самая широкая и длинная, словно намеренно привлекающая к себе внимание, вызывающая непреодолимое желание потрогать холст руками. На потолке висела ничем непримечательная круглая, но плоская люстра, заливающая гостиную мягким бежево-желтоватым светом. В самом углу, в этом крохотном расстоянии между диваном и окном, стоял большой горшок с деревцем. Это были несколько тотеньких веток, растущих в форме полукруга, с толстыми тёмно-зелёными листьями на кончиках, которые казались такими тяжелыми, что ещё немного и сломают эти веточки. Но какая разница, если выглядело это очень уместно? Сатору вырвало из оценивания гостиной то, что Гето пихнул плечом, негрдующе спросив что-то, что Годжо случайно пропустил мимо ушей. Молодой человек посмотрел на Сугуру, а затем первый вошел в гостиную. И сразу на диван. Сатору плюхнулся на него, кряхтя потягиваясь с блаженной улыбкой на губах. — Боги, я будто на самом мягком облаке... — Пробормотал Годжо. Гето улыбнулся, кивнув. — Я рад. Ну, чувствуй себя как дома. Если что-то понадобится, то можешь брать сам. Располагайся. Сугуру прикрыл дверь в гостиную, оставив Сатору одного, чтобы тот мог заняться своими делами. Годжо этим временем охотно воспользовался и начал раскладывать самые необходимые вещи. Самое необходимое это пока что зарядка и телефон. Так, что ж, Сатору и так и так только на временном проживании у Гето и Шоко, так что надо как можно побыстрее найти квартиру. Деньги-то имелись, сумма была не принципиальна, а вот расположение и вид из окна — очень принципиальны. Годжо хотел где-нибудь около центра, но не совсем там, чтобы был красивый вид, но не было шума, чтобы довольно высоко, но не под самой крышей, и чтобы соседи были адекватные. Астрономические запросы, не правда ли? Вот именно поэтому он будет долго искать подходящий вариант. Но что ж, кто ищет тот всегда найдет, да? Сатору был того же мнения. За первый час поисков удалось найти только два более-менее подходящих варианта, да и эти не совсем соответствовали требованиям. Годжо создал у себя в голове прекрасную картинку того жилища "мечты", в котором он хотел бы жить. А ведь теперь надо ещё найти эту самую мечту. Сатору вздохнул, выключил телефон и положил его экраном вниз на диван рядом с лицом, уставившись на простенький чехол — удивительно. Молодой человек выбил для себя отпуск на работе, точнее, достаточно было поставить перед фактом, и теперь у него как минимим половина месяца будет свободная. Планы на это время были просто грандиозными. Во-первых, первостепенное дело — это найти жилье; а во-вторых, попробовать познакомиться с кем-нибудь, походить по, например, клубам и барам. Вдруг повезет? Сатору улыбнулся сам себе, мечтательно закрыл глаза на мгновение, после чего неохотно поднялся с дивана, дабы выключить свет и лечь спать. Утро вечера мудренее. Ох, чего греха таить, Годжо всю ночь промучался. Нет, черт, не из-за кошмарных снов или бессонницы, а из-за плачущего ребёнка. На что он расчитывал? И на что расчитывал Сугуру, когда соглашался? Вот Сатору в очередной раз просыпается, с явным раздражением выдыхает, хмуря брови и прислушиваясь. Кажется, встала Шоко. Тихие шаги босых ног по полу за дверью в сторону той закрытой двери, мимо которой на цыпочках прокрался тогда Годжо вместе с Гето. Шоко на самом деле была прелестной женщиной и матерью. Пусть внешне прекрасная Иейри не была столь примечательна и милое её личико отличала лишь аккуратная родинка под глазом, но характер у неё был божественный. Ответственная, кроткая, не обделенная умом и даром любить Сугуру до того пламенно, что замирало сердце. Прелесть Шоко была в каждой клеточке её тела, в каждом её томимом любовью взгляде блестящих, глубоких, как само море, карих глаз, брошенном на Гето из-под густых черных ресниц, полным тайных слов, обещаний, надежд; в каждом её не слишком изящном жесте, в каждом её невинном поцелуе в лоб, в её заливистом смехе или тихой усмешке, каждой чарующей улыбке. Она была наделена нежностью лани, романтичной вдумчивостью и большим сердцем. Усталый вид после рождения ребёнка, оставивший на её лице темные круги под глазами, заставлял сердце Сугуру сжаться до боли от желания осыпать всеми ласками мира свою милую Шоко. Поцеловать её губы, шею, острые ключицы и округлые плечи, обнаженные из-за сползающих лямок шёлковой ночнушки, прижать к себе и согреть в крепких объятиях. Зарыться носом в растрёпанные волосы, отросшие ниже плеч, тоненькие и не самые шелковистые, но по-прежнему любимые и родные. Ах, прелестная Иейри! Но это лишь для Сугуру Шоко отрылась именно с такой своей нежной стороны. Для Сатору она была просто подругой, если не меньше. Конечно, она была хороша, забавная и понимающая, но чтобы полюбить её столь же сильно, как Гето... Для Годжо это было, мягко говоря, странно. Возможно, роль здесь играла его искушенность или хотя бы то, что влечение к девушкам он ощущал гораздо меньше, чем к парням. Впрочем, он был рад, что Сугуру нашел свою страсть в Шоко и искренне желал им двоим всего самого лучшего. Плач ребёнка к этому моменту стих, а Сатору принял решение как можно скорее купить квартиру. На крайний случай снимать. Иначе ему придется попрощаться со сном, а делать этого не хотелось до жути. На следующий день Годжо, весь помятый и растрепанный, зевая, застал на кухне Иейри, которая клевала носом, автоматическими движениями заваривая кофе, а между тонких бледных губ уже красовалась дымящаяся сигарета. Сатору невольно усмехнулся, здороваясь с легкой осторожностью, словно опасался напугать Шоко. — Доброе утро, дивизия кофе и сигарет. Надеюсь, ты не слишком устала бегать к ребенку ночью? Иейри даже не вздрогнула, уголки губ поползли вверх, а карие глаза с удивительной добротой теперь были прикованы к Годжо. Мягкий голос Шоко поприветствовал Сатору, словно ласковым прикосновением тонких пальцев к ушам. — Доброе. — Кивнула она, а затем добавила, — Пока ещё не устала. Прости, конечно, если будила тебя ночью. Сатору сразу позабыл всю ту накатившую ночью злобу из-за постоянного плача ребенка. Он лишь ободряюще улыбнулся. — Всё в порядке. Да и за что ты извиняешься? Это же дети! Пусть плачет. Иейри, казалось, облегченно вздохнула, плечи плавно опустились, а сигарета оказалась затушена о пепельницу, стоявшую рядом с раковиной. В ненапряженном молчании Шоко выпила кружку кофе, ополоснула водой, после чего, не сказав ни слова, ушла в комнату малыша. Годжо проводил её взглядом, а затем сосредоточился на своих делах. Ну, то есть отрыл у Сугуру сладенькое, им же позавтракал, затем бегло умылся, сделав все необходимые утренние процедуры и всё такое. Уже через полчаса Сатору свеженький шагал по малознакомым улицам района, со сквозящем во взгляде любопытством осматриваясь и сверяясь с маршрутом, ведущему к первому жилищу, которое молодой человек приметил ещё вчера. Привычная расслабленность, легкая уверенность, вызывающая приятную улыбку и робкие взгляды симпатичных студенток, которые спешили на учёбу. Сатору улыбался каждой девушке, опускал темные солнцезащитные очки на кончик носа и подмигивал, а затем с усмешкой поправлял обратно к переносице. Ну чем не ловелас? Да всем. По-настоящему Годжо никто из этих симпатичных студенточек не привлекал. Он лишь игрался. Что ж, приступим к просмотру этой несчастной, немного захудалой квартиры, которая всем своим говорила о многолетней истории и как минимум тремя сменившимися жильцами. Первое, что бросилось Годжо в глаза после того, как он, словно гость, оглядел приличную парадную настороженным взглядом голубых глаз, так это довольно резкое освещение из-за которого казалось, что в квартире, наоборот, полутьма. Сатору сощурился, поморщив нос, а затем поспешно пошел вслед за риелтором, любезно показывающей каждую комнату и объясняющей некоторые тонкие нюансы, необходимые в случае если молодой человек согласится покупать квартиру. Первая была ванная. С очаровательной, но явно скованной улыбкой девушка в деловом костюме и туго затянутыми в хвост волосами на затылке отворила дверь в ванную. Механическим жестом она, чуть наклонившись вперед, приложив одну ладонь к солнечному сплетению, а второй указывая на, непосредственно, само крохотное помещение, пригласила Сатору пройти внутрь и оглядеться поближе. Годжо скомканно кивнул и одним размашистым шагом ступил на кафель ванной. Он едва не поскользнулся из-за на славу вымытого пола. "Обычно с такой же тщательностью вычищают места преступления", — пронеслось в голове Сатору, но он сразу же переключился на разглядывание дешевого на вид интерьера, с критическим взглядом придираясь к каждому углу. А придирок было много. Первостепенно Сатору смутил сам выбор цветов. Да, казалось бы, такой бред, но наш герой остро ощутил себя словно в душевой комнате какой-нибудь психушки. Бирюзовая плитка стен, между сравнительно большими прямоугольниками которой были какого-то черта белые полосы, совершенно никоим образом не подходящие хотя бы к самому бирюзовому цвету. Хмуря брови, Годжо зорким взглядом увидел ещё и то, что некоторая плитка лежала ну просто ужасно криво. Создавалось впечатление того, что хозяин, который укладывал всё, либо чихнул, либо просто больше не хотел заморачиваться и плюнул. А думал Сатору так потому, что кривая плитка становилась в основном около углов, куда покупатель, наверняка, будет обращать меньше всего внимания. Годжо хмыкнул, мысленно сделав пометку насчет этого места, а затем скользнул взглядом дальше. На пол он даже смотреть не хотел, чтобы не ужаснуться ещё больше. Он обратил свой взор на потолок, из-за чего брови поползли на лоб. Что за кошмар! На потолке вместо нормальных лампочек была обычная лампа накаливания, подвешенная на какой-то хилый шнур, некоторые места которого, явно съеденные мышами, были оголены и для всего мира красовались три провода. Как обычно красный, синеватый и ещё третий, однако Годжо не мог его увидеть, да, впрочем, не очень-то хотел. Больше его внимание привлекло какое-то странное коричневатое пятно на, черт, белом потолке. Оно стелилось прямо от начала правой стены, прямо рядом с которой стояла сама ванная. Цвет был какой-то кофейно-кирпичный, вызывающий отвращение, что и заставило Сатору скривиться в кислом представлении как, должно быть, могло вонять это нечто в первые дни как появилось. Годжо больше не хотел смотреть интерьер ванной и повернулся к риелтору, скрестив руки на груди. Девушка что-то бубнила себе под нос какое-то время, не обращая внимания на пристальный взгляд Сатору, а затем, как заметила, сконфузилась. Она пару секунд смущенно смотрела куда-то в сторону от своего потенциального покупателя, а затем всё же подняла на него глаза и тихо, так, что Годжо едва услышал, сказала: — У Вас есть какие-то вопросы? — Я ещё подумаю над покупкой. До свидания. Сатору не дал сказать ей и слова, сразу же уходя прочь из квартиры. Пока она быстро спускался вниз по лестнице, то задумался. Странно, когда вчера он смотрел эту квартиру в объявлениях на продажу, то, казалось, фотографии были несколько иными. Дурное впечатление от первой же комнаты было способно испортить Годжо представление обо всей квартире в целом. Даже если она была в остальном неплохой, то Сатору всё равно не хотел бы жить там. Ну, во-первых, ему нужно не просто "неплохо", ему нужно "отлично", а это понятия очень разные. Особенно для такого человека, как он. Настроение окончательно испоганил дождь, а Годжо, как назло, не взял с собой зонт. Вот он и был вынужден бежать по быстро образовавшимся лужам, запачкав штаны грязью до самых колен. Кроссовки промокли насквозь, волосы неприятно прилипли ко лбу и щекам какими-то мерзкими осменожьими щупальцами. Единственное, что осталось чуть более сухим — это белая толстовка на молнии с черной футболкой под низом. С хмурым видом он стоял под козырьком подъезда, изредка ежась от дуновений ветра, пробирающих до костей. Сатору натянул на мокрую голову капюшон, поджимая губы, чтобы не стучать зубами, и переминаясь с ноги на ногу. Именно под козырьком он встал потому, что это было самое близкое укрытие от дождя. От прошлого подъезда до начала дождя он успел отойти действительно довольно далеко, перешёл пешеходный переход и всё такое. Годжо надеялся не заболеть, поскольку это было бы чертовски невовремя. В первую очередь ему не хотелось заразить Сугуру, а уж тем более Шоко. Она и без того выглядит болезненно бледной, особенно с недосыпом из-за ребенка, а тут ещё Годжо притащит холеру им домой... Сатору тяжело вздохнул, немного выглянув из-под козырька, чтобы посмотреть долго ли ещё будет этот дурацкий дождь, переросший за время раздумий в ливень. Крупная капля упала прямо на нос Годжо, заставив дернуться и моргнуть. На стеклах очков красовались небольшие капельки, из-за чего Сатору пришлось снимать их и вытирать краем футболки. Он попятился обратно под козырёк, прислонился к стене и со стоном выдохнул, страдальчески выгнув брови и закрыв глаза. — Что же за день сегодня такой дурацкий? — Спросил он сам себя, словно действительно хотел знать ответ. Погруженный в собственное эгоистичное горе насчет грязной одежды и мокрых волос, Сатору не заметил как по ступенькам под козырек подъезда поднялся другой человек и начал, чертыхаясь, рыться в карманах в поисках ключей. Годжо сразу же выпрямился, как услышал грубый, явно охрипший из-за сигарет голос слева от себя. Он с удивлением посмотрел на человека рядом, не понимая как мог не услышать шагов. Сатору задержал взгляд явно дольше, чем было нужно, изучая липким взглядом внешность незнакомца. Действительно было на что посмотреть. Первым делом Годжо начал с ног. Жесткие даже на вид, угловатые сапоги на тугой шнуровке с небольшой подошвой, выше щиколоток и облегающие икры ног. Джинсы темного цвета, неплотно сидящие на явно мускулистых ногах и небрежно заправленные в сапоги. Едва заметный кожаный ремень с серебристой бляшкой, который скрывала довольно свободная футболка из плотного материала. На этой футболке всë также темного цвета был изображен какой-то странный рисунок и написан неразборчивый красный текст. Точнее, Сатору своим рассеянным взглядом не мог уцепиться хотя бы за одно слово, продолжая пялиться. Особое внимание Годжо уделил рукам. Одна из них, метающаяся по карманам в поисках ключей, по всей видимости обзора, то есть от конца рукава футболки до самого запястья, была забита узорами татуировок, которые Годжо, опять же, разобрать не смог, хоть и пытался присмотреться. Черные чернила татуировок так хорошо подходили всему этому черствому, довольно сухому на цвета образу, что Сатору едва смог заметить, как сердце в грудной клетке ударило чуть сильнее, а мысли быстро спутались, столкнулись, превратились в кашу из чепухи. На запястье красовалось два браслета. Один довольно широкий, возможно, импровизированный из какой-то ленты. Или же кожи. По крайней мере Годжо прикинул так лишь на вид. А второй был простой ниткой всё также темного цвета. Сатору даже улыбнулся, что, казалось бы, такой суровый образ, такие сильные руки, а на запястье красуется тоненькая ниточка. Молодой человек за своими мечтами и откровенным разглядыванием не увидел, что незнамец повернулся к нему лицом, с легкой, но ощутимой надменностью и чувства превосходства из-за, судя по всему, раздутого до масштаба Вселенной эго, смотрит на него своим колючим взглядом. Сатору опомнился лишь тогда, когда холодный тон голоса полоснул стальным лезвием по ушам. — Нравится пялиться? Годжо стиснуло грудь от какого-то необъяснимого смущения поднять взгляд на лицо незнакомца после такого явного позора. Молодой человек на мгновение поджал губы, собираясь с мыслями, которые так и остались безвольной кашицей, а затем заставил себя ухмыльнуться как можно увереннее. Вся уверенность растворилась, когда Сатору встретился с ним взглядом и больше не мог оторваться. Он смотрел в эти, казалось, красные глаза, прищуренные в красноречивом презрении. Сердце едва в пятки не ушло. Не из-за страха, скорее... Из-за легкого трепета и стука крови в висках. Годжо долго молчал, затем, насильно выдернув себя из этого болота, когда взгляд незнакомца стал более нетерпеливым, сглотнул и дрогнувшим в самом начале голосом сказал. — А тебе жалко? Незнамец хмыкнул, выражение его лица не изменилось, губы даже не думали дрогнуть хотя бы в маленькой ухмылке. — Не язви мне. Сатору не заметил как начал лукаво ухмыляться, скрестив руки на груди и наклонив голову чуть набок. — Я не язвил. Что-то ты какой-то нервный для того, с кем я вижусь впервые. Возможно, тебе стоило бы пригласить меня для начала на чай, а уже потом упрекнуть, что я "пялился". Незнамец оставался стоять с холодным выражением лица, лишь слегка нахмурив брови, взгляд стал напряженнее. — Чтобы я притащил какого-то доходягу к себе домой? Мечтай. Годжо намеренно обиженно ахнул, похлопав глазами и приложив руку к груди, прежде чем отшатнуться на один шаг назад. — Впервые вижу такую бездушность. Хотя что ещё мне следовало ожидать от... тебя? — Сатору специально сделал акцент на последнем слове, как бы намекая, что вместо "тебя" там непременно должно быть имя этого незнакомца. Молодой человек усмехнулся, провел рукой по волосам и как бы невзначай сказал, — Я Годжо Сатору. Незнамец едва не скривился на такую жалкую попытку познакомиться. И, судя по его кислому выражению лица, ему хотелось поскорее отделаться от Сатору. Он вновь повернулся к двери подъезда и начал ощупывать карманы заново. — С такими как ты не знакомлюсь. Годжо был, казалось, искренне удивлен и начал липнуть к незнакомцу только сильнее, жалобно выпрашивая рассказать причины что не так. Увидев, как тот раздраженно резко выдохнул и недовольно нахмурил брови, Сатору приготовился выслушать как минимум причины. — Ты мне уже осточертел, гребаный говнюк. Рëмен Сукуна. Доволен? Катись откуда к черту на куличики, чтобы я не видел тебя через пять секунд. Годжо моргнул, а затем расплылся в улыбке, прислонившись спиной к стене и явно не торопясь идти куда-то. Дождь, конечно, уже кончился за этой занимательной беседой, однако Сатору позабыл про все свои недавние "неудачи". Он повторил это имя, словно пробуя на вкус новый десерт и наслаждаясь тем, как тот резанул по языку черствостью. — Ах, так значит, Рëмен Сукуна, да? Что ж, раз тенперь мы знакомы, Сукуна, то, думаю, можно обменяться номерами. Годжо улыбнулся Рëмену, какими-то неосознанно ласковыми и поблескивающими глазами глянув на нового знакомого. Сукуна на это лишь поморщился, сжимая в ладони до боли ключи от подъезда. Сатору не отпускал его ровно до того момента, пока не добился своего. То есть, соцсетей и номера телефона. Нсли ему надо с кем-то познакомиться, то он обязательно будет липнуть до тех пор, пока не добьется своего. После этого Годжо всё же дал Сукуне уйти, а затем, едва не прыгая до неба от счастья, с отличным настроением пошел домой. Точнее, в квартиру Гето. Что ж, это была довольно странная встреча. Будучи уже непосредственно в квартире, Сатору даже не обращал внимания на плач ребенка, его крики и попытки Шоко утихомирить сына. Годжо, мечтательно вздыхая, закрывая глаза время от времени думал о своём. Во всём потоке мыслей иногда появлялся всё ещё яркий образ Рëмена, но в основном Сатору пытался сосредоточиться на предвкушении завтрашнего дня. А завтра предстоит смотреть уже вторую квартиру. Наверное, всё начинает потихоньку налаживаться.