Chavron Ocean

      Дружба принцессы и сына адмирала флота поддерживалась ещё некоторое время. Льюис Блад часто брал сына на разные встречи по своей работе и с радостью ознакамливал его со всеми тонкостями, и тем более обучал его жизнедеятельности на кораблях. В свои четырнадцать парень знал достаточно, чтобы отправиться в далёкое плавание без помощи опытного моряка, но такое мнение было лишь его личным, с присущим всем в таком возрасте подростковым максимализмом и бешеной уверенностью в своих силах.       Через некоторое время Питер перестал появляться во дворце. Принцессу Астрид это волновало, и нельзя сказать, что она могла назвать этого глупого и надоедливого мальчишку другом, и тем более ни в коем случае она не могла допустить мысли, что он ей понравился и тронул её девственную и хрупкую душу, но попытки разузнать, в чём же причина прекращения его посещений дворца, заканчивались не очень то и удачно. До тех пор, пока во дворце не поползли гаденькие слухи о государственной измене адмирала морского флота. Мать Астрид, Её Величество, лишь недовольно истерила и отмахивалась от таких расспросов дочери, впрочем, как и её отец. А посвящать в государственные слухи её тем более никто не собирался. Вот только сам император точно знал, что юная девица уже в курсе этих безобразных слухов.              — Ваше Высочество, к Вам пришёл император. — нервно говорит служанка, прошедшая в тихие покои принцессы и раскрывшая тяжёлые, тёмные шторы окон, пуская в комнату тёплые солнечные лучи. С утра Астрид соображает туго, но всё же собирается и приводит себя в порядок с помощью всё той же милой слуги. Не смотря на то, что она находится в своём доме и должна чувствовать себя в комфорте, платья с разнообразными вышивками и даже корсетами порой не дают сделать и глубокого вдоха свежего воздуха. Когда она готова, принцесса выходит в приёмную комнату своих покоев, оглядывая боязливо императора. Хорошо воспитанный ребёнок не должен был капризничать, но должен был беспрекословно подчиняться.       Лицо у этого высокого крепкого мужчины жёсткое и острое, взгляд въедчивый, а морщинки во внешних углах глаз придают лисьей хитрости. Всем своим видом показывает, что тирания и жестокое отношение к подчинённым — формула хорошего императора.       — Доброе утро, Астрид. — он явно кривит лицо, показывая, что не обязан был первым здороваться с той. В голове укладывается сразу, что это единождый уступок.       — Доброе утро, Ваше Величество. Вы хотели меня видеть? Что-то случилось? — играет дурочку и склоняет смиренно голову. Нет гарантии, что хотя бы собственную дочь не отправит на плаху.       — Сегодня к вечеру казнят адмирала Блада. Ты ведь сама знаешь об этом, верно? — мужчина потирает подбородок и улыбается, — Не хочешь поприсутствовать?       Это не предложение, это приказ. Астрид чувствует это мурашками, что пробегают по загривку. Спиной чувствует нервный холод. Она хочет отказаться, но права у неё на это нет. Ей не дали этого права.       Слухи об измене ей казались странными, вся ситуация — абсурдной. Ей вот-вот должно было исполниться четырнадцать, у неё нет опыта в имперских интригах и разборках. Её этому не учили, и не будут даже пытаться и стараться. Наверное, это называется «хочешь жить — умей вертеться». Она умалчивает своё мнение, не хочется обрушить на себя гнев императора Савьешу.       — Почту за честь. — цедит это сквозь зубы и натянуто улыбается. Вновь склоняет голову, а в голове мелькает мерзкая мысль: «когда стану императрицей, ни перед кем не склоню головы». В эту мысль хочет зубами вгрызться.

***

      По улицам с барабаном ходили глашатаи и зачитывали указ о предстоящей казни на главной, центральной площади прямо перед дворцом: народ созывают на чуть ли не на самое запоминающееся зрелище в их жизни, казнь. Глашатаи — вестники власти.       Правительство всегда так поступает с целью научить народ на чужом примере, как делать не стоит, как не стоит изменять своему императору и империи, как не стоит убивать и заниматься особо жестокими вещами. Императору было не важно, что его политика тирании сама по себе приходит к деспотии и произволу: в его глазах виноваты все, кроме него самого.        Питер обычно такие мероприятия не посещал. Возможно, он слышал о таком краем уха или видел лишь совсем издалека, но его родители принципиально просили его держаться подальше от подобных жестоких зрелищ. К его сожалению и несчастию, сегодня Блад рвётся в первые ряды сквозь толпу взрослых людей, перешёптывающихся о происходящем представлении. По улицам раздаётся «казнь адмирала Блада», а матерь ещё с утра куда-то ушла из поместья, даже не предупредив сына.       От вида отца захватывает сердце и дух. Правильно говорят, что так людей позорят: руки да ноги связанные, вид уставший, даже если мужчина пытается показывать последние нотки чести и гордости. Блад отчаянно опускает руки, когда пробивается в первый ряд, и парализовано глядит отцу в глаза. Рядом с виселицей стоит прокурор, прислуга со стражей и его мать в стороне. Контраст на лицо: его отец в простой потрепанной рубахе, пыльных рваных на коленях штанах, а вокруг — хорошая форма и дорогие наряды высшей знати.       Прокурор произносит какую-то важную и поучительную речь под тихий гул толпы. Питер рвётся к лестнице виселицы в каком-то обезумевшем состоянии, совершенно не слыша, о чём говорит представитель власти. Прямо сейчас на шее самого дорогого человека в его жизни накинута верёвка, а мужчина глядит на сына с сожалением своими невыспанными глазами.       — Нет! Отец! Остановитесь все, немедленно, Вы! Отец! Папа! — голос ребёнка в переходном возрасте ломается и срывается в обезумевшем крике, а стража ловко подхватывает мальца под руки и уводит дальше, к его матери, но не отпускает, а заставляет смотреть за судьбой своего родителя.        Питер рвётся, его начинает переполнять бешенство и отчаяние, особенно когда видит отрицательный мах головой отца. Ему не верится, что сейчас произойдёт неизбежное: начинает вырываться изо всех сил, кусает чужие руки, от чего на помощь приходит ещё один стражник, чтобы сдержать неукротимый пыл адреналина.       Длится это всё не долго: после речи прокурора напыщенный мужчина в возрасте, с явным старческим пузом, скрытым мантией, отходит в сторону и махает рукой, от чего стоящий на нужном месте стражник опускает рычаг и пол под ногами мужчины.       В ушах звон, в глазах мгновенная темнота. Ноги подкашиваются от бессилия и следующие минут пять, пока его не отпустили, парень чувствует себя так, словно это ему перекрыли доступ к кислороду. Бездыханное тело спокойно покачивается на крепкой верёвке. Младший Блад падает на земь и пустыми, стеклянными глазами глядит на мужчину.       Его отец мёртв.       Никаких больше рассказов о море, кораблях, плавании и путешествиях.       Его отец мёртв.       Не будет больше приятных вечерних посиделок вместе за книгами и картами о мире.       Его отец мёртв.       Крепкая отеческая рука не даст подзатыльник за какие-то забавные проделки, тяжёлый голос не накажет за непослушание, справедливая частица души не рассудит деяния Питера, а главное, нет больше человека, научившего его жизни, что понимал его больше всех, что доверил и передал ему всё своё мировоззрение, характер, знания и душу.       Его отец мёртв.              Астрид стояла рядом с Его Величеством, глотая комок слёз, что нарывался где-то в горле. Смотреть на смерть и отчаяние было больно. Для неё — невыносимо. Картину, что перед ней предстала в этот день, она запомнит на всю жизнь.       «Когда я стану императрицей…»… А когда? Станет ли? Астрид нервно кидает взгляд на отца. Тот стоит гордо, со своим вечным непонятливо-лисьим выражением лица. Он доволен своей работой, доволен представлением, что устроил мальчишка, доволен лицами людей. И неизвестно, что на уме у этого человека, и кем будет следующий человек, отправленный на гильотину. Ненависть к нему бурлит где-то в грудине. Но он её отец. Главное, что Астрид — не её родители, она будет другой.       Питеру было немыслимо тяжело, он ведь все ещё ребёнок, подросток, и не может выдержать такого. Каждую ночь мысли шатенки явно будут возвращаться к этой сцене, её даже начнут сниться кошмары.       Гадостнее был тот факт, что, как заметила принцесса, юноша любил своего отца. И, честно, это вызывало зависть — в императорской семье любовь является непозволительной роскошью.       Питер видел здесь свою до поры до времени «приятельницу». Раз император отдал такой приказ, значит и его дочурка такого же мнения. Он видел её не раз, такая напыщенная профурсетка могла вырасти только у такого же напыщенного индюка. И эти люди стояли и смотрели на его отца как на какое-то весёлое представление, словно бы это премьера в большом театре. Эти люди настолько глупы, тупы, что мальчика сейчас словно разорвёт на части. И империя вся такая же, все слуги и подчинённые императору просто невыносимы! Теперь понятно, почему отец не хотел, чтобы он связывался с этой имперской семьёй. У этого есть множество причин, но одна из них — безмозглость.       Сразу после того, как тело позволило ему двигаться и освободиться от такого болевого шока, как он рванул в обратную сторону от зрелища, дабы спрятаться где-нибудь, при этом пару раз спотыкаясь о высокую траву. Он не может больше этого видеть, его отца, которого прямо сейчас оскорбили и опозорили на глазах у огромной толпы, у всего города, и даже если наказание было неизбежно, то оно не должно было происходить именно так. Его отец был достоин лучшего, даже если это касается смерти или казни.       Внутри невыносимая боль и злоба. Мальчишка как забрался на одинокий стог сена где-то у края полей, засаженных урожаем, так и просидел на нём весь день, даже не обратив внимания на густо собравшиеся грозовые тучи и внезапно пролившейся дождь.       Он вырастит и обязательно отомстит этим болванам! И прокурору со стражей, и этому императору, ещё бы его дочери разукрасить личико и хорошенько отомстить было бы неплохо. Чтобы знала, как поступать не стоит. В душе, в груди, в сердце, собирается немыслимый комок ненависти к империи. Жажда мести растёт с каждой секундой.       Когда на небе виднеется яркий, малиновый, красивейший закат, его снова пробивает на отчаянные слезы. Редко такой виднеется, в последний раз он наблюдал его с отцом стоя на палубе одного крупного нового корабля. Мальчишка смотрит какое-то время в небо и набирается последних сил, чтобы подняться и направиться домой, к наверняка такой же сильно горюющей матери. До ночи здесь находиться не стоит, да и будут волноваться ещё и за него. А сейчас и без этого тяжесть висит грузом на плечах.