Fragile

      Жарко.        Жарко.        Жарко.        Горячими ладонями Джисон с усилием сжимал чужие бока, оседлав не менее расгоревшиеся бедра, чуть выше которых пылал заметный бугор, а ещё выше — ещё один. Джисона.        Джисон одним движением сбросил с себя чёрную рубашку и откинул её в сторону, за пределы кровати. Судя по звонкому цокнувшему звуку, она влетела прямо в металлическую ручку двери и повисла на ней. Но Джисону было плевать. Он может погладить её следующим утром.        Он пришёл сюда за другим.        — Ты не говорил, что у тебя есть татуха, киса, — протянул хриплым голосом мужчина. Джисон, кажется, впервые услышал его голос чётко, вне оглушающего шума колонок, за которыми сидел не самый талантливый диджей. Но Джисону было плевать.        — Посмотрим, кто из нас будет мяукать через пару минут, — Джисон и сам сильно понизил голос, переходя на бархатный, соблазнительный тон. Он навис над лицом мужчины, рассматривая его не самые аккуратные черты. — Поцелуи — моё табу, — прохрипел Джисон, с серьёзным, даже немного сердитым взглядом, когда мужчина потянулся вперёд, чтобы нагло вцепиться в его губы.        На самом деле, Джисон солгал. Он спокойно целовался почти со всеми, с кем спал. У него скорее было табу на курящих. От мужчины разило невыносимой горечью табака, особенно когда он выдыхал с усмешкой. Что он и сделал, стоило Джисону ему отказать.        — Киса у нас привередливая? — из него словно вышло облако дыма с этой дерзкой фразой.        Джисон с тихим фырканьем и недовольной улыбкой прикрыл ему рот, что, было видно по огоньку в глазах, мужчине было очень даже по душе.        От этого движения на оголённом запястье Джисона качнулся бумажный браслет зелёного цвета — обязательное правило клуба: "красные браслеты" не готовы к общению, "желтые браслеты" готовы общаться, но исключительно платонически, а "зелёные" подписывали свои сексуальные предпочтения маркером.        — Ты, кажется, интересовался моим браслетом, когда мы вместе пили Харрикейн, — дыхание Джисона наверняка обожгло щёку мужчины.        — Возможно, ты преувеличиваешь. Ты даже не заметил, что я пил Секс на Пляже? — в ответ тот стянул с задницы Джисона плотные, чёрные джинсы.        — В любом случае, я верхний. Всегда, — вновь фыркнул Джисон, не обращая внимания на действия мужчины. — Киса, — добавил он с издевательской усмешкой.        Они договорились о границах ещё до того, как впервые за вечер глотнули алкоголь. Это было железное, нерушимое правило Хан Джисона номер один: в баре всегда сначала обговаривай стоп-слова и аспекты согласия. Правило номер два — шли его нахуй, если он посмеялся над этим.        Правило номер три. Не забывай, что ты не умеешь драться. Ты всё ещё не бессмертный.        Ты не кошка. У тебя не девять жизней.        — Ох, киса выпускает коготочки, — муркнул под нос мужчина.       — Следи за своими, — напоследок выдавил из себя Джисон, прежде чем с остервенением расстегнуть и стянуть с мужчины штаны вместе с нижним бельём.        Выступления для него были более опьяняющим методом, чем алкоголь, но и то, и другое, бесспорно, разгоняло его кровь по венам и лишало всякого терпения. Ему хотелось больше, жарче, пылче.        Хотелось вцепиться в кожу, шевелить бедрами и чувствовать подобные слабому электрическому току волны наслаждения от ритмичного темпа, проходящие по телу.        А потом забыть об этом почти полностью, вернувшись домой. Утром выпить сделанный в домашних условиях напиток против похмелья, собраться на освежающую пробежку и сходить в душ. И всё. Отдыхать. Забыть навсегда лицо, запах, голос. Всё забыть. И лишь для того, чтобы найти ещё кого-то через каких-то две недели.         Стабильно, удобно и совесть не мучает.        — Ну как, ещё держишься? Киса, — с очередной соблазнительно-издевательской усмешкой спросил Джисон, вжимая мужчину животом в кровать этого богом забытого love-отеля. Для него было главным, чтобы это было недорого и не несло плесенью. Этот вполне подходил.        — Питер, с-с-сука, — мямлил он псевдоним Джисона — а он никогда не представлялся настоящим именем — в измятую, насквозь пропахшую порошком для стирки подушку.        Джисон почувствовал, как его тело разожглось изнутри — эпицентром уже привычно выступил низ живота, где, по ощущениям, что-то было готово взорваться. Что-то, что называлось как-то вроде "удовлетворение".        И… Хлопок.       Громкий такой. Больше похожий на взрыв. Но никакого даже флёра "удовлетворения" он не заметил.         И боли Джисон тоже не почувствовал. Лишь подскочил на месте, будто ожидая, что сейчас она его таки настигнет. И захлестнёт с головой. И заставит задохнуться, будто в подушку утыкали его самого. Под толщей воды, смешавшейся с пылью порошка для стирки.        Только через ещё несколько секунд он понял, что попросту уснул на парте, когда отвёл последнюю свою пару.        Точно… Учебный день не был чересчур насыщенным — всего три пары, — но, казалось, ментально он заново пробежал марафон по творчеству Достоевского, старые библиотечные версии книг которого были очень криво переведены. Голова трещала, как после бурной ночи.        Его заторможенное сознание начало понемногу приходить в рабочее состояние, лишь когда вбежавшие, как оказалось, в аудиторию девочки затараторили в унисон:       — Хан-сонсэнним! Хан-сонсэнним!Напишите нам, пожалуйста, уважительный отгул от пары математики! — их высокие, до дрожи искренние голоса подействовали на Джисона, как отрезвляющий напиток, так что ему рефлекторно пришлось проморгаться.        — Подождите, что?... — хрипловатым тоном, заспанным и неловким, пробормотал он, нащупав свои любимые аккуратные очки с тонкой круглой оправой.        Ему тяжело было сфокусировать ноющие глаза даже на поверхности стола, а уж осознать услышанное казалось совершенно невыполнимой задачей. Это было подобно набору звуков, нечто вроде лепетания его маленького племянника. Когда старший брат оставлял у него Сюань-Сюаня, то Джисону, "проповедующему литературу", самому бы не помешал словарь устаревших междометий. Особенно учитывая, что китайского он не знал. Как говорил его папа, "угораздило же Инсона взять в жёны китаянку".        Чуть пробудив сознание спутанными мыслями, он впервые взглянул на девушек, которых смог разглядеть только лишь через линзы. Холщовые сумки через плечо, все три с принтами милых простеньких лисичек; у всех разные стили одежды, но они каким-то образом сочетались между собой, составляя единое целое, словно дополняя друг друга. Выглядели как всегда очень мило, по-юношески светло. Единственное, что не радовало Джисона, — их перепуганные лица.        — Хан-сонсэнним! — было единственное, что он разобрал среди их разрозненных речей. В этот раз они не говорили отточенно и единогласно: все трое говорили вместе, но совершенно не одно и то же.        — Стоп-стоп-стоп-стоп-стоп… — вновь, уже более спокойно прохрипел он, покачивая головой и руками. — Пожалуйста, давайте по очереди.        Он остановил взгляд на самой обеспокоенной из них и постарался вспомнить её имя. Он работал здесь всего два месяца, и ему пока сложно давалось запоминать абсолютно каждого студента, но он прикладывал все усилия. Однако же, то, что он только что проснулся, ему на пользу сейчас, к сожалению, не шло.        Джисон вгляделся в её лицо, осмотрел одежду до плечей, не опуская глаз ниже, её причёску. Всё светлое, бежевое, карэ выкрашено в нежный блонд, на одной из прядей белый бантик. Она выглядела хрупкой и бледной, и Джисон тут же вспомнил имя.        Для остальных прошла лишь пара мгновений, зато Джисон успел перебрать в голове половину списка курируемой им группы.        — Ёнок, давай начнём с тебя. Что-то случилось? — его голос заметно смягчился: он старался подойти к этому всему аккуратно. Всё-таки он даже не знал причины такого их поведения — стоило для начала удостовериться, что ничего страшного не произошло.        — Хан-сонсенним, я не смогла сдать контрольную по математике! — её тонкий голос, казалось, стал ещё выше, когда она это сказала. Её лаковые туфельки начали неуверенно стучать по полу от того, как она переминалась с ноги на ногу.        — А… Я знаю, лучик, всё хорошо, — Джисон ответил ещё спокойней, а затем с небольшим, почти нечитаемым недоумением в тоне продолжил, — но ты ведь уже назначила пересдачу, да?        Замявшись, Ёнок опустила голову и стала ёрзать на месте ещё больше. Джисон, по правде говоря, не представлял, что могло заставить её так нервничать: когда он только взял эту группу под своё крыло два месяца назад, она показалась ему бойкой и бесстрашной, даже несмотря на большие проблемы со здоровьем.        — В том-то и дело, что нет, Хан-сонсэнним! — наконец, ответила за неё девушка, стоящая к ней вплотную и поддерживающая её за плечи.        Это была девушка чуть повыше, стиль одежды был достаточно похож, если не смотреть на противоположные, тёмные тона, но чуть более строг: на ней была мятая (отчего-то это не выглядело неряшливо или неуместно, а, как раз, наоборот, придавало ей шарма) не заправленная в брюки рубашка и буро-бежевый полукорсет. Кажется, Джисон как-то нечаянно подслушал, что этот корсет подарила как раз Ёнок. Они были сёстрами, погодками: Ёнок чуть старше, хотя и всегда стеснялась этого, будучи ниже и гораздо хрупче.        — Ёнсун, ты не могла бы, пожалуйста, сказать почему? — без давления спросил её Джисон. Он всегда старался быть более обходительным и осторожным, когда дело касалось человеческих чувств. А ещё ему просто очень не нравились преподаватели, лишённые всякого чувства такта — вот уж точно его ориентир в диаметрально противоположную сторону.        — Тут такое дело, Хан-сонсэнним… — пробормотала та, ещё ближе к груди прижимая сестру. Они упорно продолжали звать его почти с каждой фразой, что непривычно отзывалось в его голове: всё-таки действительно сонсэннимом, а не помощником, ассистентом или, прости господи, мальчиком на побегушках, он стал всего каких-то два месяца назад. Это обращение приятно щекотало его, как ему казалось, давно устоявшееся эго. Тяжело не сложить о себе хоть какое-то впечатление за двадцать девять лет.        — В общем, Ли-сонсэнним довольно жёстко обошёлся с Ёнок, хотя у неё была уважительная причина неявки на лекцию, так что мы втроём не можем уладить это дельце, — вмешалась третья. Джисон попытался вспомнить её имя, но это, сколько бы он не мучил память, у него не выходило. Даже когда он постарался незаметно для них вглядеться в её одежду, сделав вид, будто он заинтересовался задравшимся рукавом её мешковатого худи. Цвет, тёмно-лиловый, ей, к слову, очень шёл, и она явно была об этом осведомлена: приблизительно такого же оттенка были гетры и бантик убирающий её каштановую чёлку с одной стороны, подобный тому, который висел у Ёнок. В противовес ей, эта девушка была довольно полной, что, впрочем, совершенно не мешало ей быть не менее по-юношески милой.        — А что случилось? Я ни разу не видел Ли-сонсэннима, так что не могу даже предположить. Что-то серьёзное? — Джисон по-птичьи склонил голову набок, стараясь не подавать виду, что не представляет ещё и то, как зовут одну из них. Хотя, в принципе, его замешательство, отразившееся на лице, можно было легко списать на интерес к незнакомому ему преподавателю.        — Он довольно строгий, поэтому мы его немного побаиваемся, — продолжила Ёнсун. Их умение подхватывать диалог друг за другом не могло не удивлять Джисона. Удивлять, конечно, в приятном смысле. Звучит ужасно… Пожалуй, он ещё не успел до конца проснуться.        — Да, да! Как только Ёнок сказала о том, что она не знает тему и не сможет написать контрольную, он так задумался на секунд десять, что мы подумали, что у нас сердца остановятся! — пожалуй, эта интонация была достойна роли второго главного героя в каком-нибудь ужастике на Нэтфликсе, обычно именно это место занимают хоть сколько-нибудь стоящие актёры.       — Подождите, — спокойно прервал её Джисон, жестом прося её сделать глубокий вдох. За этим советом последовали все присутствующие, включая самого Джисона. — Давайте я схожу поговорю с ним, а вы сегодня отдохнёте и поможете Ёнок подготовиться к пересдаче контрольной?        — Есть проблемка… — пробормотала третья девушка, а затем тут же прервала себя, осознав то, с какой неформальной расстановкой она это сказала. Однако Джисона, к их общему счастью, это не смутило. — Есть нюанс.        — Какой?        — Он не приходит в университет, — с неловкой полу-улыбкой объяснила Ёнок, отводя взгляд в сторону. Насколько Джисон смог запомнить свою аудиторию, там был один из шкафов с литературными произведениями, входящими в программу курса.        Глаза Джисона в удивлении округлились, а брови взлетели. Глупее выглядеть он, казалось бы, уже не мог, но тут он вдруг понял, что ещё и приоткрыл рот. Он заставил себя тряхнуть головой, представляя, сколько примерно очков репутации он только что потерял перед ними.        — А… как?… — невольно спросил он, вновь покачивая тяжёлой после сна головой.       Да, он наверное потерял очки репутации ещё когда они только зашли в аудиторию, где он по-детски сопел. Его бывший как-то раз сказал, что он сопит, и с тех пор он не мог не напоминать себе об этом каждый раз, когда кто-то заставал его спящим.        Как же у него скачут и путаются мысли. Он не может оставаться на одной теме: они тут же цепляются за другую, совершенно тупую и конечную. Нужно будет купить американо по пути к метро.        — Ли-сонсэнним, кажется, живёт в другом городе, — Ёнсун, вновь прижав сестру к груди крепче, пожала плечами. От этого с её плеча слегка съехала холщовая сумка, которую нежным движением поправила третья девушка.        Это уже не дело, Джисон надо будет потом заглянуть в досье их группы и найти её имя, а то это становится чересчур неловким.        — Вы не знаете где? — спросил, прежде чем подумать, Джисон. Захотелось хлопнуть себя по лбу: в преподавательской есть досье и на персонал.        Но несмотря на абсурдность вопроса, ему всё равно ответили:        — Нет, извините. Честно говоря, на его лекциях даже лишнее слово сказать страшно, не то что спросить.       Он ненамеренно нахмурился. Девушки описывали этого Ли-сонсэннима как какого-то подкроватного монстра. Вроде его под кроватью и нет, а спустить ноги и коснуться ковра до трясучки не хочется. Да, он не может не согласиться, что в этом университете хватало вредных, строгих профессоров, но не до такой же степени, чтобы его нужно было демонизировать прямо при другом преподавателе. Обычно, всё-таки, студенты обмывали косточки своим преподавателям только между собой, скрывая эти перешёптывания даже от людей, абсолютно не относящихся к их факультету и не знакомых с объектами обсуждения. Но никак не с другими преподавателями.        С другой стороны, Джисон ведь сам создал образ скорее старшего товарища, не ему винить бедных перепуганных первокурсниц, не правда ли? Да и не винит он их, он, как-никак, сам чертовски любил посплетничать о своих профессорах с другими студентами раньше.        — Ну-у… — протянул он, почёсывая затылок, длинные слегка завившиеся волосы щекотали его ладонь. — Я посмотрю, что можно сделать. Гляну в досье его номер телефона и позвоню, — пообещал Джисон.        Он почувствовал флёр благодарности в воздухе, глядя на всё такое же смущённое лицо Ёнок и просиявшее — Ёнсун. Затем он перевёл взгляд на третью девушку и поймал от неё сердечко из пальцев. Ему даже сначала подумалось, что это лишь недоразумение и ему показалось, но он смог лишь нервно ухмыльнуться и взять листочек.        — Ц-цветочек, — он произнёс буквально первое обращение, которое пришло ему в голову, когда ему понадобилось обратиться к девушке, чье имя так и не пришло ему на ум, — сможешь посетить пару за девушек и передать Ли-сонсэнниму, что у них есть официальное разрешение на отсутствие сегодня от меня?       — Конечно, Хан-сонсэнним, — легко ответила она, будто и не услышав обращения. Она приняла у него из рук наспех написанное заявление и лениво протянула его Ёнсун.        Теперь ему показалось, что она ему подмигнула. Ему снова пришлось дать себе мысленную пощёчину.        — Ну… тогда хорошо, девушки. Можете идти домой, я завтра-послезавтра скажу вам о результатах моих переговоров, — он не стал прерывать желание слегка помахать им вслед, когда они развернулись.        Всё ещё приобнимая сестру за плечи, Ёнсун что-то прошептала ей на ухо, заставив её нежно захихикать, к ним сразу присоединилась и третья девушка.        Стоило двери за ними захлопнуться, Джисон издал длинный, однако звучащий почти что отчаянно выдох облегчения.        — Господи, — на грани слышимости проныл он себе под нос, просовывая пальцы под стёкла очков и касаясь век отрезвляюще холодными подушечками. Его лицо внезапно загорелось, а тело, напротив, пробил озноб.        То, что предстало у него перед глазами, то, что ему привиделось, пока он беззаботно дремал, устроившись руками и головой на столе… Жуть. Мерзкое чувство узости в брюках окончательно добило его бинго образа, неподобающего преподавателю престижного университета. Мокро, жарко и противно.        Мысли путались, а по телу то и дело пробегали волны холодной дрожи, когда он пытался прийти в себя, не шевелясь, замерев будто статуя в этой жалкой позе.        — Господи, — повторился он, с небольшим давлением потерев глаза. Перед ними запрыгали разводы бензина. Только солнца не было.        Он уже давно не был в баре. С тех пор, как он получил письмо о рассмотрении его вакансии и приглашении на собеседование, он даже не думал о том, чтобы сбросить напряжение. Всю его голову заполняли лишь мысли о том, как семимильными шагами он приближался к своей заветной мечте. Стать профессиональным преподавателем в Сеуле.        И он её исполнил. Вот он, здесь, в этой аудитории, в его личной аудитории, которая официально закреплена за ним, практически ему принадлежит. На двери висит позолоченная табличка с его именем, в преподавательской лежит его полное досье. С фотографией, подписью, характеристикой — всё как полагается. Это до сих пор казалось невероятным, даже после этих двух месяцев отведённых пар. Даже после того как он получил разрешение украсить аудиторию в своём стиле и сделал это. Даже после того, как он познакомился со своей группой, после того, как познакомился с ближайшими к ним преподавателями. Это казалось чем-то невероятным — по-другому и не сказать.        И всё равно он не вернулся в свой до того привычный, годами выточенный образ жизни. Не было никаких новых песен, гитары он в принципе не касался все эти три месяца с рассмотрения его вакансии университетом. Никакого алкоголя, никакого бара. И никакого секса. Пожалуй, этот сон можно было рассматривать как какой-то колокольчик. Хотя Джисон бы назвал это красным флажком для быка под названием "одиночка". Как будто ему вообще не суждено было найти себе партнёра. Даже во сне он, чёрт возьми, трахался с каким-то мужиком в баре, без лица.        "Мерзость", — прошептал он самому себе, вновь ёжась от ощущения неприятной липкости и тесноты в брюках.        Надо было явно думать о чём-то, что не понравится его внутреннему завитку мозга, который отвечал за сексуальность и влечение.        О женитьбе.        Он неловко хихикнул сам себе под нос от этого секундного ответа его уставшего самосознания.        Не так давно Чан женился на девушке из Мельбурна, с которой познакомился в приложении для знакомств, пока заезжал к семье во время отпуска. Джисон совершенно точно не завидовал, но ему в приложениях для знакомств либо писали странные ходячие кинки-грубияны, которых он не переваривал, либо слали противные фотки членов, снятые на мыльницу. Ну, либо сочетание и того, и другого, способное заставить его со всех ног искать уборную. Ядерное сочетание.        Нет, он правда не завидовал: его не привлекали женщины. Ну, точнее как, привлекали, но только совсем чуть-чуть, да и то в подростковые годы. Как только ему стукнуло двадцать и его гормоны немного подуспокоились, на женщин его тянуть перестало, типа, совсем. Осталась только тяга к мужчинам. Если раньше он уверенно заявлял новым знакомым (которых предварительно проверил на отсутствие кислотной гомофобии, конечно), что он бисексуал, то сейчас уже с той же уверенностью говорит простое "гей". К двадцати девяти он убедился в этом сполна.        Дебора Дейли была хорошей девушкой, он не сомневался, да и Чан светлился на свадьбе не хуже звёзд (свадьба проходила ночью), но она всё-таки была девушкой. Джисон ещё к двадцати трём смирился, что свадьбы у него никогда не будет. Тогда-то это, конечно, било по его детским представлениям о любви, но смириться всё-таки пришлось: с тогдашним, да и нынешним, уровнем повсеместной гомофобии в стране ему явно ничего не светило. Конечно, по большей части, причина его переезда в столицу являлась Ёнсэ, — но более лояльное население ощущалось как приятный бонус. Нет, он не мог бы назвать Инчон, в котором родился и провёл девятнадцать лет своей жизни, консервативным городом, просто Сеул, как идеализированная картинка в его голове, выглядел привлекательней. Хотя, в целом, по прошествии последних десяти, представление его чуть изменилось: если бы не Ёнсэ, то он бы с радостью вернулся в Инчон.        — Надо собираться, а то преподавательскую закроют на уборку, — прошептал сам себе он, когда напряжение чуть спало. Джисон откинулся на спинку, лениво потягиваясь с невольным мычанием.  — Не хочу выпрашивать клю-юч, — простонал он под нос, продолжая тянуться.        Перед глазами даже слегка потемнело, чёрные, чуть мигающие пятнышки на пару секунд задержались, ограничивая взгляд.        — Да что ты будешь делать, — Джисон с тихим шипением выдохнул, откидываясь обратно на спинку. Расслабившись, он почти расплылся по креслу.        После того жара, которым его тело буквально сочилось после чересчур подробного, мерзкого сна, прохлада аудитории, в которой он всегда чуть приоткрывал на проветривание несколько окон по окончании пар, неприятно забиралась под кожу. Это даже заставило его рефлекторно содрогнуться, что вызвало лишь разочарованный полусмешок. Ему совсем было не по душе положение вещей.        Всё ведь было в порядке: ему очень нравилось здесь, к тому же переезд из общежития, где всегда в первую очередь царствовали пауки и спёртый воздух, сильно изменил его душевное состояние, да и сама профессия ему была не в тягость (Чан как-то предположил, что скоро эта "конфетно-букетная фаза отношений с работой" пройдёт). Просто иногда отчего-то он ненамеренно задумывался о своей жизни, и этот пункт "я буду одинок" ему не давал покоя следующие пару дней, а то и больше. Просто так, без причины. Просто брал и занимал все мысли: каждая приводила к закономерному выводу "А если бы у меня был парень…". Как будто бы парень мог бы заменить ему закончившуюся фунчозу и пустоту в желудке своим присутствием. Хотя… парень ведь мог бы сгонять в ближайший круглосуточный за него…        Джисон вновь через силу встряхнул голову. Ну вот опять. Этого ему не хватало.        Обычно за такими мыслями следовало рассуждение "А почему я не могу найти себе парня?", почти всегда одинаковое. Джисон, следуя этому выточенному сценарию, захотел побыстрее избавиться от будущей головной боли и прогнать всё по-быстрому.        Почему? Всё просто. Почти всегда ему попадались ищущие секса на одну ночь (ну, либо вместо этого предлагающие секс без обязательств слэш "не-друзья, но с привилегиями", как однажды выразился один из таких мужчин). Сайты знакомств не вариант, Джисон уже устал самому себе повторять каждый раз, как ему приходила такая мысль, что за причины у него на мгновенный отказ от идеи: фрики и дик-пики. Да и мучить своё ментальное здоровье этими red-флажками тоже не рассматривается.        Был бы он помладше, скажем, двадцать один или двадцать два года, он бы, может, и попробовал переубедить какого-нибудь "не-друга с привилегиями", что, мол, а разве ты не хочешь быть со мной ближе, но сейчас Джисону это кажется дуростью и абсолютным неуважением к человеку. Это же нарушение границ, которые тот выставляет. Да, не очень аккуратно сказано, но кто из тех, кто ищет секс без обязательств вообще задумывался о чувствах другого? Вероятно, только сам Джисон. И это тоже было причиной в копилку "Почему я один?".        После такой минутки философии напряжение окончательно отступило, и Джисон смог, наконец, встать. Он торопливо пробежался по длине аудитории, закрывая окна и занавешивая их. Казалось, он настолько начинает приживаться в этом месте, что начинает ненароком сравнивать его со своим домом. Дома он ведь тоже никогда не может спать, пока не занавесит все окна.        Как бы проверяя состояние аудитории, чтобы не пришлось делать этого завтрашним утром, он поверхностно промчался глазами меж рядов, по стенам, по растениям, которые он бережно полил перед последней парой, на всякий случай, чтобы точно не забыть. Ему показалось, что всё в порядке, да и под ложечкой не сосало, так что он лишний раз уверился, что студенты тоже начинают потихоньку привыкать к нему и даже самые отпетые ленивцы и "мстительные обиженки" (это всё Хёнджин, Джисон их так не обзывал! хотя в голове это вросло как их определение) уже не оставляют ему грубых записок.        Тот же Хёнджин как-то даже поругал его за его мягкость к студентам:        "Ты слишком обходителен с ними! Если продолжишь в подобном духе, они тебя так и не начнут во что-то ставить", — разгневанно распалялся он, когда они в очередной раз вместе сидели в Дискорде, уставшие после работы.        Хёнджин тогда только нашёл себе новую, но и Чан, и Джисон, оба понимали, что скоро его и оттуда сместят — такая уж плохая у него была судьба. Ему почему-то почти всегда не удавалось продержаться на новом месте больше двух месяцев. Когда они все были ещё студентами, они даже ставили, за сколько дней (тогда его карма была ещё того хуже) его сместят. Хёнджин, просто к слову, тоже ставил, это его нисколько не обижало. Его обижало только отношение к нему работодателей.        Став чуть старше, Чан и Джисон стали подозревать что-то неладное, и это перестало их смешить. Любое кафе (ему отчего-то нравилось работать официантом или бариста, хотя для большинства (особенно имеющих высшее образование, как и он сам), людей за двадцать это видится крайним вариантом), в которое устраивался в своём районе Хёнджин, через какое-то время без объяснения причин выставляло его на улицу с крохотным авансом за отработанные часы, что никогда не перерастут в зарплату. Единственным вариантом был один богатенький парень, родители которого имели какой-никакой вес в ресторанном бизнесе, но это звучало как какой-то конспирологический бред. Не хватало ещё им начать носить шапочки из фольги, чтобы отвлечь от себя небесные порядки. Хёнджин просто когда-то ему отказал, потому что ему не нравились высокомерные выскочки. Возможно, потому что он эту стадию перерос в подростковом возрасте, и теперь такие люди напоминали ему себя прошлого, а это, в свою очередь, не могло не раздражать. Да и, будем честны, высокомерные богатенькие коронованные детки никому не нравятся.        Хёнджин же, что чересчур удивляло Чана и что встречало небольшое понимание со стороны Джисона, действительно верил, что малину ему портит именно тот "напыщенный индюк", до сих пор обиженный на отказ. Возможно, поэтому-то Хёнджин и говорил об "обиженках" в группе Джисона.        "Ты знаешь, я вообще-то помню, как в универе ты ненавидел необходительных преподавателей — ты их материл", — напоминал ему тогда справедливо Чан.       "Зато уважал!"        "Нет", — в унисон ему отвечали оба и так же синхронно захихикали. Никто бы не поверил, что так мило могут хихикать университетский преподаватель и школьный учитель. Если бы Хёнджин пошёл работать по профессии, то он мог бы присоединиться к их клубу "на работе я другой человек", а так — менее обаятельным, чем в неформальной обстановке, в кафе он не становился. Да и какая вообще формальная обстановка может быть в кафе? Даже если этим кафе вертит во все стороны тот самый коронованный индюк. Или как бы там ни было.        Устало покачав головой, Джисон быстрыми короткими шагами направился к двери. По пути он сделал небольшую петлю, чтобы на ходу подхватить чёрную сумку через плечо. Ещё давно, в студенчество посаженные на ней значки приятно брякнули, и Джисон неосознанно улыбнулся.        Когда он закрывал аудиторию на ключ, мимо прошёл какой-то знакомый мужчина начала средних лет, но Джисону так быстро узнать его снова оказалось чересчур тяжело, поэтому он лишь бегло окинул его взглядом и кивнул в знак приветствия. Мужчина сразу исчез за поворотом, однако Джисон его так и не узнал. Это, пожалуй, можно было назвать вторым подзатыльником от судьбы за сегодняшний день: он до сих пор не даже не думал заучивать имена местного контингента.        Шаги в полупустых коридорах его корпуса ощущались так странно: никакого лишнего шума — только звук дыхания и иногда вибрация телефонов нескольких оставшихся студентов, никой спешки,  — а обычно в разгар дня тут не протолкнуться. Всё такое спокойное, что даже недостаточно яркий для хорошего обзора свет (основную его часть уже погасили: день сегодня у большинства короткий) не вызывал никакого раздражения. Как раз наоборот: это выглядело по-своему уютно.        Да даже те подозрительные взгляды, которые студенты поднимали на него, когда он проходил рядом, хоть и не выглядели излишне дружелюбно, абсолютно не нарушали душевной организации Джисона. Они поднимали глаза и почти сразу опускали, такое можно и не заметить.        Светлые тона вокруг, не теряющие своей мягкости даже в тени (окна коридора крыла, в котором была аудитория Джисона, выходили на солнечную сторону, так что к началу вечера оно сюда уже не заглядывало) разбавляли витающую вокруг атмосферу, в которой так и читалось "сегодня ведь сокращённый день, почему мой факультатив не отменили". Джисон бы мог им посочувствовать, если бы сам сейчас не шёл рыться в бумажках какого-то, судя по всему, вредного и противного преподавателя. Тот факт, что он уже сам дослужился до той же ступени, не делал его более снисходительным в плане характеристик его новых коллег. Вредный и противный преподаватель не станет внезапно лучше, если в голове его назвать суровым вместо этого вполне чёткого описания.        Шагая по извилистым коридорам, крытым переходам между корпусами и довольно просторным холлам со скамейками и диванчиками, Джисон всё больше готовил себя к этому высасывающему энергию, которой и без того осталось немного после прерванного сна (ещё и такого изматывающе подробного), разговору. Ему что, правда придётся разбираться с человеком, которого он даже в лицо увидеть не сможет? На ум прямо сразу и приходят эти "уморительные" сценки горячий споров по телефону. Крайне глупых. Может, даже за звание правильного преподавателя. Всё-таки, скорее всего, это будет какой-нибудь старик или хотя бы мужчина за сорок, постоянно ко всему живому лезущий со своим "я, с высоты своего многолетнего опыта, лучше знаю, чем какой-то молодой выскочка".        "Кто же тогда из нас выскочка, павлин?" — закатив глаза, сам для себя пробубнил Джисон, уже подходя к двери в преподавательскую.        Только плавным движением открыв дверь и войдя, он понял, что забыл постучаться. Да и в принципе он забыл, что тут кто-то обитает. Да, в целом, для этого мужчины можно было бы назвать преподавательскую обиталищем: несмотря на своё законное членство в деканате, он предпочитал той отдельной аудитории деканата, где всегда кто-то да был, почти постоянно пустующую преподавательскую. Да и когда сюда люди всё-таки заходили, то были настолько уставшими, что не сильно мешали ему. Он сбегал сюда упиваться любимым фундучным кофе и тишиной. Хоть он и был младшим сотрудником деканата, руководство ему это позволяло, а всё потому, что от него требовались только вовремя тщательно заполненные бумаги — в преподавательской он делал это эффективнее.        Это всё Джисон смог сказать по одному значку на его груди, рядом с карманом неглаженной рубашки. Это был значок с символом университета, но, в отличие от суверенирных, которые свободно продавали студентам, позолоченный, — у тех они были серебристыми. Ладно, ещё он вспомнил подслушанный, когда он ещё только устраивался сюда, разговор двух других членов. В любом случае это было всем, что он знал об этом мужчине.        А ещё этот был он — тот, кто прошёл мимо него пару минут назад. Вдвойне неловко.        — Здравствуйте, — вежливо сказал Джисон и слегка поклонился. Мужчина поднял на него серьёзный, однако более расслабленный, чем обычно у него бывал, взгляд и кивнул. Он вернул своё внимание к бумагам на столе и продолжил о чём-то думать.        Это было… дерзко. Особенно учитывая, что этот мужчина старше Джисона лишь на полгода или около того (тоже подслушано из разговора старших коллег). Ну да ладно, Джисон никогда не был очень придирчивым к манерам.        Чтобы не мешать ему, Джисон молча, стараясь наступать на пол бесшумно, подошёл к одной из широких картотек (хотя в сравнении с картотеками студентов, занимающих практически всё немаленькое помещение по кругу, эта казалось крошечной). Он совершенно ничего в этом "упорядоченном" аду не понимал, из-за чего, лишь бы не задеть чувства этого мужчины, который, наверняка, собственноручно сортировал их, стал вглядываться в красивым почерком записанные фамилии на каждом отделении. В этот момент он поймал себя на мысли, что едва не забыл фамилию этого преподавателя.        Как только он разглядел эти "Ли" мелким почерком среди множества табличек, а нашёл он целых три рядом стоящих ящика с упоминанием этой фамилии — преподавателей с ней было много. Тихо тяжело вздохнув, он открыл первый из ящичков, его глаза тут же в удивлении раскрылись от того, что там лежали не просто тоненькие файлики с самым минимумом, которые он ожидал увидеть, а целые папки. Именные, на каждой по наклейке с категорией квалификации. А ещё их было много. Очень много.        Джисон по какой-то непонятной причине забыл, что конкретно эта преподавательская находится в главном здании площадки университета. Здесь, при желании, можно было бы пересчитать абсолютно всех людей, находящихся в базе данных на начало каждого симестра.        А преподавателей здесь немеренно. Особенно с такой распространённой фамилией как Ли.        А ещё Джисон знал исключительно фамилию и сферу преподавания. И это было загвоздкой.        В том-то и дело, что только сферу: у разных отраслей одной науки в столь престижном университете как Ёнсе были разные преподаватели.        Джисон неловко обернулся окинув сосредоточенного мужчину шустрым взглядом: чуть примятая рукой рубашка была заправлена в строгие брюки только в одном месте, а в остальных свободно свисала вниз со стула; брови сдвинуты к центру так, что образовалась маленькая складочка, глаза уставшие, расфокусированные, однако Джисон бы не мог с уверенностью сказать, что этот мужчина сердит — просто вымотан; в руке мастерски вертит карандаш, эффект, надо сказать, гипнотизирующий. Как только мужчина поднял на него эти глубокие глаза, ощутив на себе затянувшееся внимание, Джисон тут же вернулся к разглядыванию содержимого картотеки.        Он, правда, не знал, чем себя занять. В смысле… С чего начать? Тут по меньшей мере с пару десятков папок преподавателей с фамилией Ли, а их специальности не были вынесены на корешках, по всей видимости, за ненадобностью для местного секретаря — члена деканата за его спиной. То есть Джисону нужно каждую папочку открыть, пролистать ненужные для него закрытые степлером внутри мультифлор (их что, воровали что ли, что они стали их так закреплять?) листы с сертификатами, рекомендательными письмами, аттестатами… Ну, по крайней мере, папка Джисона выглядела именно так, когда он в последний раз держал её в руках.        Всё ещё чувствуя на себе взгляд, Джисон с тяжёлым вздохом взялся за первую папку.        Первый лист, разумеется, прицепленный степлером древний-древний аттестат на китайском в мультифлоре. Пожелтевший, совсем не поблёскивающий в свету потолочных ламп, как тот новенький у Джисона. Ну как новенький: свой аттестат об окончании бакалавриата "преподаватель базового курса литературы" он получил уже почти шесть лет назад — в двадцать четыре года. А потом по инерции пошёл в магистратуру, чтобы углубить квалификацию. А потом пошёл работать в школу, где был Чан. Тоже, видимо, по инерции.        На самом деле, Джисон не мог бы с уверенностью сказать, что он точно знал, что делает. Всё-таки многие люди могут согласиться, что когда очень долго чем-то занимаешься, в какой-то момент полностью растворяешься в этом деле. Джисон тоже растворился в учёбе, а то и не удивительно: если сложить все те годы, что он из стремления к мечте, провёл в беспрерывном обучении и повышении квалификации, то получится поразительное число — десять лет.        Целых десять лет он, не прекращая, протаптывал себе дорогу сквозь метель всех, кто говорил, что попасть в престижный университет, будучи молодым, невозможно. Люди вокруг него приходили и уходили, разочаровывались или, наоборот, поражались его терпению и усердию. Но он знал, он чувствовал, что может это сделать.        Он буквально горел этой мечтой с тех пор, как ему исполнилось пятнадцать и он впервые увидел по телевизору репортаж про университет Ёнсе. Его покорило это место, с самого первого взгляда он в него влюбился. Если бы это только было обычное, скучное (по меркам Джисона-подростка) здание, то он бы просто пролистал этот канал, но то, как весь его корпус оплетали растения… Это заворожило его, и до сих пор завораживает. Это величественное, старое место, университет, который известен на всю страну, но Джисон до того никогда его не видел. И вид, который ему представился, был в тысячи раз лучше того, что описывали жители Сеула.        Особенно когда Джисон сам оказался там, ещё на втором курсе бакалавриата. Он не мог оторвать глаз от этого сада перед главным корпусом, от этих статуй, от того, как это всё освещалось закатным солнцем.        Ему хотелось удостовериться, что его мечта, спустя пять лет, не стала ему ненужной, не стала посредственной, что он правда этого хотел. Он не сомневался, что хочет быть преподавателем в университете, но всегда предполагал, что таким университетом для него станет какой-нибудь не самый уважаемый, где-нибудь в пригороде. Он думал, что не справится с нагрузкой и ответственностью, которая на него свалится, если он попадёт в один из главных университетов страны. Что было бы, если бы он опустил руки? И он захотел сам себе доказать, что готов стараться ради своей цели.        Он стал приезжать погулять по окрестностям каждые полгода, чтобы зарядиться энергией на последующий семестр. Энергией, которую он будто бы сам для себя консервировал среди этих благородных фигурных кустарников, чтобы дать себе понять, что всё в его силах. Даже когда листва с фасада краснела и опадала, даже когда она отдавала все соки жизни в землю под ней, Джисон продолжал чувствовать витающую в воздухе поддержку.        Ему попросту здесь нравилось. Атмосфера была совсем другой — совсем не похожей на атмосферу любых других университетов. Даже эти классические каменные плиты с выгравированными именами основателей и символами университета, — казалось бы, обязательно присутствующие у каждого из учебных заведений, — и те не казались ему скучными. Да, они не выглядели как-то по-особенному, однако всё равно вписывались в эту волшебную атмосферу.        В первый раз Джисону показалось, что он попал в средневековый замок, в его окрестности, в сад для особ высшего слоя. Будто прямо сейчас из-за угла должен выйти какой-нибудь кавалер, одетый с иголочки, а рядом должен гордо и изящно вышагивать искусно подстриженный пудель.        — Вы что-то не торопитесь, — лениво прозвучало из-за спины, что заставило Джисона аж подпрыгнуть на месте.        Пару раз моргнув, он стыдливо обернулся — он почему-то почувствовал себя нашкодившим ребёнком под серьёзным взглядом мужчины.        — Говорю, вы что-то не торопитесь, — повторил он, понимая, что витавший ещё мгновение назад Джисон вряд ли может быстро реагировать в таком состоянии. Казалось, ещё чуть-чуть и у него бы волосы на загривке встали дыбом.        — А-а, я… — промямлил он, его глаза забегали между папками, а одну — самую первую — он до сих пор сжимал в руках в открытом виде. Захотелось провалиться под землю.        — Вы ищите чьё-то досье? — вновь обратил на себя его внимание мужчина. Джисон поднял на него глаза и как-то рефлекторно слегка съёжился: мужчина был значительно его выше, ростом где-то около Хёнджина или, может, даже чуть выше. Не то чтобы его беспокоили высокие люди, просто на фоне его и Чана относительно низковатого роста они все выглядели гигантами. Особенно когда стояли настолько же близко, как стоял сейчас к Джисону этот мужчина.       — А, да… — всё так же коротко и скованно ответил Джисон.        — Ну-ка посмотрим-ка… — мужчина без лишних прелюдий выхватил у него из рук папку, да так быстро, что Джисон даже не успел отреагировать. — Ли Гуй Ин… — прочитал он, чуть зажмурившись. Похоже, очки остались на столе. Джисон даже не знал, что тот носит очки. — Преподаватель математической статистики что ли?        Мужчина перестал хмурится, а вместо этого поднял брови — теперь грозно он совсем не выглядел, да и глаза стали чуть более сияющими, как только он сменил ту позу "мыслителя" на что-то более расслабленное. Хотя, что по нему тоже было очевидно, он ясно был в недоумении: зачем молодому преподавателю-новичку из сферы литературы понадобился пожилой профессор. Профессор статистики.        — Нет, извините, мне нужен не он, — Джисон сделал уважительный полупоклон, — я ищу другого преподавателя с фамилией Ли.        — У-у-у… — мрачно протянул мужчина, пробегая взглядом по трем открытым ящикам с папками. — Ну-у, вы тут до вечера. Боюсь, что мой кофе вам не придётся по вкусу, однако могу предложить поискать в аудитории деканата коробку с чаем, а может там имбирное печение ещё осталось, мистер Хан.        Услышав свою фамилию, Джисон, как бы невзначай, прикусил губу, отводя взгляд. Этот мужчина, черт возьми, запомнил его. Когда заполнял папку? Когда видел его на собеседовании? Когда?        А Джисон, сколько бы не думал, точно бы не вспомнил в ответ имя этого мужчины. В этот момент провалиться сквозь землю захотелось вдвойне. Да поглубже.        Словно почувствовав повисший в небе вопрос, мужчина представился более дружелюбным и лёгким голосом:        — Меня зовут Ким Сынмин, младший сотрудник деканата по вопросам документации, — он протянул большую ладонь Джисону, и тот сразу принял её, чувствуя свою обязанность этому мужчине. Ладонь оказалась тёплой и чуть шероховатой от того количества заполняемых в день документов и отчётов. Приятное чувство.        — Я Хан Джисон, с недавнего времени преподаватель литературы, — пока Джисон это медленно произносил, невпопад издавая неловкие смешки, он отчётливо ощущал, как его щёки горят всё жарче.        — Знаю, — Сынмин махнул рукой, вновь оглядывая ящички. Он скрестил руки на груди и продолжил. — Слушайте, да, я заполнял приличную часть из этих папок, но я уж точно не запомнил и четверти из них. Вряд ли я смогу вам чем-то помочь, если вы хотели попросить меня.        Теперь у Джисона покраснели ещё и уши. Неужели он выглядел, будто хотел, чтобы ему помогли… Он думал заглянуть всего на пару минут.        Видя плачевный вид Джисона, Сынмин явно вновь почувствовал обязанность хоть как-то повлиять на ситуацию. Покачав головой, он вернул взгляд на Джисона, его голос зазвучал чуть мягче:        — Как её зовут? — он слегка игриво приподнял уголок губ. Звучало… даже чересчур фамильярно.        — Э-э, на самом деле я ищу мужчину, — поправил он, его тембр стал на тон выше, по всей видимости, от смущения.        — О-о-о, так вы у нас ибан, — его брови вновь приподнялись, но Джисон увидел это лишь краем глаза.       Потому что его мысли были заняты другим. С этой секунды провалиться сквозь землю захотелось в три раза сильнее. И не потому что его не так поняли, а потому что он оказался прав. Пусть и частично.        Джисон так и замер на месте, не смея пошевелиться, в его взгляде читалось бескрайнее море стыда, в котором он наверняка не прочь был бы утопиться. Прямо сейчас.        — Я же вас, новеньких, знаю — всегда, как выходите на новую работу, влюбляетесь, а потом ищите тут досье на объект воздыхания. По-хорошему мне бы вас выгонять, да вот не хочу мешать купидонам выполнять свою работу, — продолжил Сынмин, и да, Джисон не ошибся: фамильярно. Сынмин ухмыльнулся. — Ну так что? Как зовут? Вряд ли вы заинтересованны в пожилом математике.        — Я здесь для иных целей, мистер Ким, — он кое-как смог выдавить из себя, покачивая руками в воздухе. — Мне нужно связаться с одним преподавателем, у моих студентов с ним конфликты.       Судя по выражению лица, Сынмин явно ожидал не этого и поначалу даже не поверил. Вероятно, ему показалось, что Джисон просто искал оправдания, но видя его искреннюю серьёзность в этом вопросе, Сынмин всё же оставил попытки шутить и дальше.        — Какие конфликты? Кому-то неуд что ли поставили? — уже более заинтересованно спросил он.        — Да, но тут дело не в этом. Девушка, которой его поставили, в этот момент была в больнице по состоянию здоровья, так что пропустила не по своей воле, и…       — Послушайте, я понимаю, вы молоды, у вас обострённое чувство справедливости и всё такое, — остановил его Сынмин, словно забыв что разницы между ними почти нет, — но технически он прав: отсутствие на лекции не освобождает от ответственности за усвоение материала учащимся.         — Я понимаю, мистер Ким, я всё понимаю, я не об этом хочу с ним поговорить.        — А о чём же тогда? — он точно был в замешательстве.        — Чтобы он был помягче со студентами. Они ведь ещё дети, а он, судя по тому, что мне успели рассказать, относится к ним чересчур чопорно.        — Пф-ф, дети они или не дети, а ведут себя совершенно неподобающе зачастую. Вы ведь, наверняка, уже и на себе это прочувствовали, не правда ли? — Сынмин намеренно выделил последние пару слов интонационно, чтобы заставить Джисона рефлекторно вспомнить хотя бы несколько инцидентов, которые случались в первое время (а на самом деле такое случалось и по сей день, только немного реже) его работы здесь.        Перед глазами промчалась диорама разнообразных пакостей, которыми злоупотребляли некоторые из его студентов. Чаще всего это были записки нелестного содержания на задних рядах аудиторий, но временами ему что-то высказывали и в лицо, прямо во время лекций. На ум сразу пришли многочисленные случаи, когда подростки, родившиеся с серебряными ложками во рту, позволяли себе шутить, иногда даже шутить про самого Джисона, его внешность, запинки или особенности. Такие студенты имели некоторый иммунитет — они кормили своим присутствием университет, так что избавиться от них было бы непросто, поэтому приходилось терпеть. Максимумом, который Джисон избирал в качестве самоуспокоения, было сказать самому себе "благодаря нему у меня высокая зарплата" и махнуть рукой.        Таких моментов, на самом деле, было много, пусть Джисон и не хотел этого признавать.        Он понимал, что Сынмин был прав, и это вновь ударяло по его собранности. Хотя, от собранности тут было одно лишь название.        — Но это ведь не повод рявкать на них без причины, — неуверенно возразил он.        — А вы уверены, что он делает это без причины? Или что он вообще это делает? — резонно парировал Сынмин, и это заставило Джисона задуматься. — Знаете, что я вам скажу, мистер Хан: студенты очень любят привирать, и вы не представляете насколько. Даже самые приличные нередко преувеличивают.        Сынмин победно улыбнулся, не услышав и слова против, пускай в его глазах и отразилось смятение Джисона, витающее в воздухе отдельной, тяжёлой сущностью. Оно сгущало воздух вокруг.        Джисону не хотелось верить, что Ёнок, её сестра и подруга, такие хорошие девушки, могли приврать. Ему легко было представить, как это делает кто-угодно другой, но не эти девушки.        Однако и возразить ему на это было нечего — он ведь и сам совсем недавно был студентом. Он знает их натуру, он знает, о чём они говорят и о чём сплетничают. И уж тем более, имея в друзьях такую королеву драм-кружка как Хёнджин, он знает, как студенты любят привирать и преувеличивать. Только вот думать об этом в ключе свои студентов, большая часть которых казалась ему прилежными и приличными, ощущалось как преступление против них.        — Ай-ну, да ладно, — бросил Сынмин, возвращая, наконец, папку профессора на место. — Так кто вам нужен-то? Их тут, конечно, пруд пруди, но, может, я услышу какое-нибудь знакомое имя.        — Э-э, тут такое дело… — Джисон, с лица которого ещё не успел сойти прошлый румянец, почувствовал новую волну жара у щёк.        — Какое такое? — в недоумении спросил Сынмин. В его глазах мелькнуло любопытство.        — Я не знаю его имени…        Повисшая тишина тоже не запамятовала нанести ему удар в спину, рассекая уверенность в тоне на корню. Его сердце с грохотом, отдающим в уши, забилось в темпе канарейки.        — Э-э, ну, хорошо. Тогда внешность? Или вы его не видели? — поинтересовался он, и только следом понял, что тогда бы Джисон не просил его контактных данных, а просто зашёл к нему в личную аудиторию. — Вам нужен номер его аудитории, так?        — Нет, мне нужен номер телефона, — поправил Джисон, не поднимая взгляда с папок. Их количество всё ещё пугало, хотя где-то глубоко внутри у него вертелось предчувствие, что перебирать их не придётся.        — Как-то неуважительно будет звонить в рабочее время, не думаете? Да и в нерабочее тоже, — Сынмин, судя по звуку, почесал затылок. Сейчас он больше не казался таким пугающе отстранённым: по всей видимости, расслабился, поняв, что Джисон не отстаивает более формальную обстановку. А с другой стороны, кто из них начал с неуважительного тона?        — Не думаю, что у меня есть какой-то выбор: этот преподаватель живёт за пределами Сеула, — припомнил он слова девушек.        — А где, в пригороде?        — Если честно, я ничего об этом не знаю. Единственное, что мне известно, так это то, что он совсем не появляется в стенах университета, — он пожал плечами.        Ещё где-то с полминуты Сынмин стоял в глубоких раздумьях, будто что-то дало ему крохотную зацепку, по которой можно было бы размотать путанный клубок загадки. Джисону вдруг показалось, что ему бы очень понравилось читать детективы, да и по атмосфере, которую он сам вокруг себя создавал, можно было бы сказать то же самое.        — Вспомнил! — наконец воскликнул тот, его лицо буквально просияло. — У нас в целом много таких преподавателей, но среди однофамильцев Ли только двое: обществовед и математик. Вам какой нужен? — с энтузиазмом проговорил он. Когда он был так заряжен, он более походил на взбудораженного игрой щенка, чем на тридцатилетнего мужчину. Сознание Джисона так и рвалось приравнять его к "парню" даже с учётом того, что он был слегка старше.        — Математик, — с облегчением выдохнул Джисон. С его души будто спал груз.        — Хо-ро-шо-о, — протянул по слогам Сынмин и шустро разглядел в картотеке нужную папку. Он легко, с доверием вложил её в руки Джисону. — Понимаете, мне гораздо легче отдавать досье вам со знанием, что вы будете заниматься делом, а не дрочить на его фотки.        — А что, и такое бывало? — у него даже губы не сомкнулись, в такое       поверить было ещё тяжелее.        — Да, приходилось всё делать заново, новое, я бы ни за что не поместил провонявшее досье в мою картотеку, — он снова стал выглядеть устало, энтузиазм улетучился вместе с разгаданным ребусом, оказавшимся в руках Джисона.        Лицо Джисона рефлекторно скривилось в омерзении, но Сынмин, понимающе, не стал заострять на этом внимания.        — Не волнуйтесь, я добился их увольнения, — сказал он, кивнув на дверь.         Бережно уложив папку в своей чёрной сумке, чтобы та не помялась, Джисон направился к двери. Там, уже положив ладонь на ручку, он низко поклонился в знак благодарности, и уже собирался выйти, как Сынмин его остановил.        — Подождите, — он дождался пока Джисон обернётся. — Вы только не давите на него, ладно? Он очень хороший человек, я виделся с ним один раз вне работы. Он особенный, вы сразу поймёте. Сделайте на это скидку, окей?        Джисон чуть нахмурился, пусть и не специально, а затем едва заметно кивнул и покинул преподавательскую.        Особенный. Что может быть особенного в обыкновенном строгом преподавателе? Детские травмы? Не смешите, они есть у большинства. Это не означает, что ты должен шипеть на каждого встречного.  Особенный. Ну ничего, Джисон ещё успеет обсудить с Хёнджином (Чана отрывать от жены по такому пустяку он не собирался) то, как тот относится к тому, что предстоит Джисону.  Особенный. Посмотрим, кто окажется особенным. Хёнджин точно обзовёт так именно Джисона. За то, что он всё ещё собирался избегать конфликта всеми способами.  Особенный. А Джисону хочется узнать, что Сынмин назвал особенным.