Ich mag dich lieben

Концентрационный лагерь — это мир, где люди живут бок о бок постоянно, денно и нощно. Жестокость и насилие лишь второстепенная (и вовсе необязательная) его черта. Концентрационный лагерь — это полное уничтожение личной жизни. Маленький десятилетний мальчик неспеша шёл по улице Берлина, направляясь к себе домой. Погода была скверной, шёл дождь. Это не удивительно, ведь на улице ноябрь. Капли воды быстрыми движениями падали с серого неба на асфальт, образуя лужи под ногами. Сверстники мальчика бегут из школы со всех ног, спасаясь от шалости природы. Но юнцу сейчас не до дождя. Он думает. Винсент Нахтнебель очень любит думать, размышлять о том, о сем. Это может быть что угодно: наука, философия, любовь, дом, одноклассники, поваленное дерево у дома или новая книга, ждущая его дома. Мальчик на момент прерывается от своих мыслей, когда мимо пробежавшая девчушка случайно толкнула его в бок, чуть не сбив Винсента с ног. Незнакомка, как и все представительницы женского пола вокруг, была одета в форму союза немецких девушек. Такую же некогда носила его сестра. Мальчишки тоже не отстают, все в шортиках и рубашках, на локте, на ярко-красной повязке красуется эмблема свастики. Настоящие гитлерюгенцы. Винсент закусывает губу. «Неужели мне правда придётся носить это?» – думает он, тяжело вздыхая. Тело мальчика пробила дрожь при одной лишь мысли об этом. Он не любил новую Германию, хотя и прожил в ней не так долго. По улицам как обычно шагают молодые ССовцы в форме. Дети и юные девушки пускают восторженные взгляды на шествие, старики разочаровано качают головой, другие же просто не обращают внимания. Привыкли. И мальчик вместе с ними, ибо на дворе шёл 1938 год. Уже много времени ничего не меняется. Придя домой Винсент обнаружил лишь свою мать. Женщина средних лет с бледно-сероватой, как растопленный снег, кожей. Блондинистые волосы её уже давно не блестят, не развиваются на ветру. Они подстрижены до плеч и послушно заплетены в небольшую косу. Темно-зеленые глаза Анны (так звали мать мальчика) всё время уставшие, всем своим видом показывают, насколько тяжёлую ношу несёт на своих плечах женщина. От неё пахнет горьким кофе, который мать заваривала для себя по-нескольку раз на день. Винсенту определённо не нравился этот запах. Он ещё сам не понимал почему. То ли из-за неприязни к напитку, то ли потому что ненавидел саму женщину и всё, что ассоциировалось с ней. Увидев сына она криво улыбается и целует мальчика в лоб. Винсенту плевать. Ему нет дела до матери. Не имеет значения её поникший взгляд, дрожащие губы и новый синяк под глазом. Мальчик уходит в комнату, где достаёт из шкафа «Очарованную душу» Ромена Роллана и садится за чтение романа, пропитанного мыслями, которые осуждаются в нынешней Германии. От этого Винсенту становится ещё хуже. Его можно назвать ярым противником антисемитизма, хоть мальчик и скрывает от людей свое мировоззрение. Он далеко не глуп, ибо знает, что если не нацисты, то отец убьёт его в первую очередь за запрещённые взгляды. Под вечер дом наполняется знакомыми лицами. С работы приходит глава семьи – Франц фон Нахтнебель. Он занимает должность руководителя полка в СС. Поэтому наверное ставит личный и семейный статус в обществе превыше всего. Люди, которые напрямую связаны с политикой, вызывают много поводов для подозрений. Отец Винсента все время выглядит чересчур суровым, слишком правильным, чему свидетельствует даже его внешний вид: аккуратно сидящая серая форма, идеальная арийская внешность, в которую входили прямой нос, светлые волосы и голубые глаза, подходящие по мнению мальчика на морские волны. Такие же непредсказуемые и ужасающие, как и сам Франц. Вслед за ним возвращается со школы молодая девушка шестнадцати лет – Дорис, старшая и единственная сестра Винсента. Она, в отличии от брата, похожа на отца. Так сказал бы кто угодно, кроме мальчика, для него они абсолютно разные. Волосы девушки доходили до поясницы, напоминая высокие колоски пшеницы в полях. Глаза же ее были, по мнению Винсента, чище, светлее и приятнее на вид, как спокойное небо весенним утром. До ужина всё члены семьи растекаются по своим комнатам. Все, кроме отца. У него нет отдельной территории, он владеет всем домом и имеет право тревожить других, когда ему вздумается. Сегодня он этого не делает. Время для членов семьи пролетает быстро, как обычно и бывает дома. К слову, Нахтнебели обладали ухоженным и дорогим жильем. Двухэтажное здание в центре Берлина с небольшим земельным участком в придачу, перешедшее главе семьи в наследство от покойного отца Франца. Внутри дома всё ещё лучше, чем снаружи. Высокие расписные потоки с шикарными люстрами, семь комнат, каждая из которых обставлена дорогой заграничной мебелью. Сами жильцы показывали всем своим видом, насколько они хороши. В основном такими были Франц и маленькая Дорис, выступавшие в роли «лица» семьи. Винсент не любит ужины. Обычно, все завтракают и обедают либо в разное время, либо вне дома, когда никто ни с кем не пересекается. Однако, вечерний приём пищи всегда является тяжким испытанием. Стол у семьи довольно большой, ибо служит также для гостей, кои часто посещают Нахтнебелей. Все четверо сидят по разные стороны друг от друга. Винсент напротив отца, как и мать напротив дочери. Лицо одного отличается от другого. Дорис, выпрямив спину, с лёгкой улыбкой принимает трапезу. Вид её спокоен, тело расслаблено, сама фигурка старшей дочери будто так и говорит мягким голосом, что волноваться нечего, если к тебе нет претензий. А к ней претензий нет никогда. Дори гордо глядит на мать, мысленно высмеивая её, когда Франц делает замечания жене. Неважно по какому поводу, будь то неправильное расположение столовых приборов или пересоленная еда. Глава семьи с авторитарной властью любит раскидываться обвинениями ко всем, кто его не устраивает, больше всего достаётся Анне, и так поникшую от страха. Взгляд матери направлен в скатерть, она не смеет поднимать глаза. Руки слегка подрагивают, из-за чего женщина путается, что провоцирует новую порцию унижений от Франца в сторону жены. Винсент не рад, но его удовлетворяет такой расклад событий. Ему меньше достанется. Не то чтобы мальчик желал матери зла, нет. Он никогда не посмел бы причинить вред кому-либо из-за обиды или ненависти к человеку. Винсент просто понимал правила так называемой «игры». Если отец раздражён, а таким он бывает почти всегда, ни в коем случаи нельзя беспокоить его. Да, глава семьи в любом случае одарит тебя вниманием, в привычной для себя манере указав на ошибку, однако, этот исход намного лучше порки. Ещё лучше, когда Франц уже выбрал для себя жертву на вечер, больше шансов, что ты сможешь спокойно проскользнуть мимо грозного взора мужчины. Первым доедает отец, а вслед за ним со стола встаёт Дорис. Когда они оба покидает комнату, мать с облегчением выдыхает. Она быстро заканчивает приём пищи, никак не обращая внимания на сына, будто его и нет. А Винсент и не против, он остаётся один, когда Анна покидает кухню, перед этим убрав со стола всю грязную посуду. Работниц в доме не было никогда, ибо Франц больше всего ценил традиционные семейные ценности. Мать выполняла всю работу, от готовки до уборки, поэтому всегда была занята. Отца нет, какое счастье! Больше не будет никаких косых взглядов и вечной ругани, для Винсента подобное сравнимо с райской жизнью. Через полчаса мальчик так же покидает комнату. Пройдя по коридору он слышит негромкие звуки музыки, доносящиеся из комнаты сестры. Зайдя внутрь, Винсент видит привычную картину. Дори, слегка прикрывая глаза касается своими аккуратными, тоненькими пальцами до клавиш на фортепьяно, образуя отдельные звуки в настоящую музыку. Девушка играет размерено и неторопливо, в настоящее время она уже никогда не допускает ошибок в любимом деле, которым занимается с пяти лет. Помимо музыки, Дорис так же была обучена испанскому и итальянскому языкам. Девушка - второй по образованности человек в семье после отца. Своими умениями она может похвастаться даже перед матерью, ибо школьную программу проходила более углубленно. С детства девочка была погружена в тему антисемитизма, ибо больше всего времени проводила с отцом. Она посещала выступления политиков, присутствовала на лекциях об истории Германии, изучала немецкие теории расового превосходства и в целом, благодаря Францу, стала одной из самых посвященных девушек Берлина, чем Дорис очень гордилась. Во всём девочка слушалась отца, мечтая в один день стать точной его копией. Не сказать, что она метила в профессиональную армию, скорее хотела стать известной, быть лучшей во всём, что ей нравилось: музыка, политика, искусство и философия. Музыка Вагнера, что играет сестра, Винсенту была хорошо знакома, её часто можно услышать на важных мероприятиях или праздниках. Мальчик часто задумывался на тему того, почему Дорис никогда не пробовала написать свою мелодию, на что та лишь отвечала, что «не наделена умениями придумывать свое», и если возьмётся все-таки за это дело, то её музыка будет чересчур похожа на уже существующие произведения. – Спокойной ночи, Fraulein. – Тихо говорит Винсент, дабы не отвлекать сестру. Однако, Дорис остановила процесс музицирования и подошла к брату. Несмотря на разницу в возрасте, мальчик был почти одного роста с сестрой, ибо с детства он отличался тем, что явно был выше своих сверстников на сантиметров десять или даже больше, всё зависело от возраста. Винсента часто водили по врачам, но те лишь пожимали плечами. Сестра обняла мальчика, поцеловав его в лоб. – Доброй ночи. – Говорит она, после чего снова садится за музыкальный инструмент. Мальчик покидает комнату девушки. Была б его воля, Винсент остался там ещё на долгое время. Комната сестры была пропитана запахом горячего шоколада, в ней всегда брат чувствовал себя более расслабленным, более свободным (Антисемитские плакаты, конечно не радовали взгляд юнца, однако, мальчик не смел ненавидеть сестру за её взгляды, которые навесило Дорис гнилое нацистское общество). Разве можно назвать свободой то, где нет любимого человека? Винсент так не считал. Для него, в первую очередь, было важно присутствие Дорис, к которой мальчик с детства был привязан до безумия. Вместе с маленькой девочкой он ощущал себя тем, кем является на самом деле. Только рядом с ней, с его единственной и горячо любимой сестрой Винсент мог улыбаться, рассказывать вслух о своих мыслях, плакать и увлечённо говорить обо всём на свете. Через пару минут мальчик добирается до своей комнаты. Больше всего ему сейчас хотелось спать, закрыть глаза и проснуться через лет двадцать, когда время новой Германии пройдёт, и всё вернётся на круги своя. Уж очень не хотелось верить, что величественный Третий Рейх должен прожить тысячу лет. Винсент еле как прожил пять, а тут в пару сотен раз дольше. Мальчик кидает взгляд на комод у кровати, на котором лежат исписанные листы, а рядом стоит фотография в рамочке. На ней вся семья, такая с виду добродушная и милая. Снимок был запечатлён год назад. Дорис с гордо поднятой головой восседает на кресле, отец стоит сзади спинки сидения, он держит обе руки на плечах девушки, улыбаясь ей. Сразу видно, что они довольно близки. Винсент стоит рядом, держит в кулачке ткань платья сестры. Мальчик старается быть ближе к Дори, но при этом не желает коммуницировать с Францем. Мать на шаг отдалена от основной части семьи, она скромно держит руку сына, дабы хоть как-то влиться в среду. Даже на черно-белой фотографии Винсент чётко выделяет свои тёмные волнистые волосы. При малейшей видимости обращает внимание на нос с горбинкой. Ни у кого в семье нет настолько ярких признаков еврейского лица. Не будь у него маминых зелёных глаз, то тот час же был убит. Нет, власть ещё не дошла до того, чтобы убивать людей за их внешнее отличие от арийской расы (хотя, по слухам такие практики уже проводились), вместо них мальчика бы застрелил отец. Уж он-то точно не смирился бы с пребыванием в доме возможного еврея. Винсент сам ещё не понял, стыдится ли он своих особенностей или нет. Эмоции и неординарные чувства бушевали в душе маленького мальчика, который ещё слишком юн, дабы осознать всё и принять то, что ему на самом деле нужно.