Непрощенный

      Минхо, заглянув в комнату Тэмина, застал их сидящими на полу: младший соскользнул с кровати и обнял Джонхена за плечи защитным, ограждающим жестом. Слезы хоть и перестали литься, но на грудь невыносимо давила куча трухи, мешая нормально дышать. Старший уткнулся лицом в плечо Тэмина и обнимал в ответ слабыми, почти парализованными руками. Сколько они так просидели, Джонг не смог бы ответить.       «Ох, ё… Накрыло все-таки», — пробормотал Минхо. От голоса Тэмин встрепенулся и убрал руки. Но Джонг не шелохнулся. Не все ли равно, как это выглядит?       — Гхм… Тэмин, ты это… хоть поесть его отведи. Я там чачжанмен намутил. Правда, соус взял готовый, от дошиков. Я же не могу готовить, как К… Тьфу… По ходу, самое веселое еще впереди… — Минхо вздыхает.       Младший угукает и снова обнимает одной рукой. Слышатся размеренные шаги Минхо — наверное, ушел обратно. Джонг даже думать о еде не может. Какой, к лешему, чачжанмен? Рука Тэмина скользит на спину. Она комнатной температуры. Кажется, впервые за сегодня младший остыл.       — Хен, поесть надо… — Джонг не шевелится. Он растерял остатки смысла, хотя его и так-то было не особо. Стихи, музыка, попытки влюбиться — вот и вся его жизнь… Джонг чувствует себя неудачником. Какой-то еле живой лоскут, оставшийся от души, даже умудряется удивиться, как много Кибом для него значит. Значил… Чертово прошедшее время. Рука Тэмина поднимается от лопаток и добирается до шеи. Пальцы начинают легонько ее разминать. Кожа теплеет. — Пойдем, Джонг…       Слово режет слух: младший обычно по-другому обращается. Хм, а одной его части даже приятно. В конце концов «хены» для Тэмина — вся группа, а сейчас было только его имя. Джонхен разжимает руки и наконец поднимает голову. Тэмин в коридорном свете выглядит непривычно бледным и очень серьезным. Но прическа по-прежнему взъерошена, а футболка как съехала на плечо, так и осталась. Он так сильно похож на того мальчишку, каким Джонхен его запомнил на одном из первых прогонов перед дебютом. Они все страшно переживали, но младший, как мог, не показывал вида. Изредка говорил, мол, все пройдет хорошо. Вот только когда прибегал утром на репетицию, на голове было точно такое же гнездо: он просто забывал причесаться. А иногда и позавтракать. Джонг по привычке приглаживает волосы младшего и так же автоматически поправляет футболку, прикрывая острое плечо. Тэмин резко вдыхает. Затем быстро облизывает губы, наклоняет голову влево, чуть щурится:       — Я, вообще-то, люблю чачжанмен. Не мори меня голодом.       Джонхен знает, что младший давит на совесть. Но это работает: он ведь должен хоть иногда и о донсэне подумать. Глубокий вдох помогает чуть сдвинуть труху с груди. Джонхен выразительно кивает, глядя на Тэмина. Тот по-прежнему щурится. Нужно как-то собраться и встать. Старший опирается на правую руку и с трудом поднимается. Ноги, вроде, держат. В голове неприятное пустовкусие. Тэмин встает следом и первым идет к двери. Джонг скользит взглядом вниз и сипит:       — П-прямо так пойдешь? — на языке привкус опилок.       Младший застывает и ойкает. Подбегает к столу и начинает перебирать кучу тряпок, лежащую на стуле.       — Где-то тут спортивки, сейчас…       Джонхен снова кивает, хотя младший его не видит. Потом кладет руку на шею и чуть наклоняет, потягиваясь. Смотрит на темный потолок, делает пару шагов к двери, скользит пальцами по плечу. Он ведь сам без футболки, а одевать свою грязную совершенно не хочется.       — Тэминни, я возьму твою майку? — голос все такой же сиплый и какой-то вялый. Будто Джонг долго болел гриппом и в первый раз встал с постели.       Младший уже влез в черные растянутые спортивки и подошел ближе. Хочется снова его обнять, но стыдно: даже двух минут не продержался один, выходит? Джонхен не двигается и ждет ответ. Тэмин вполголоса спрашивает:       — Зачем? Тебе тесновата будет, наверное…       — Одеться не во что, — Джонг прочищает горло. Голос постепенно крепнет. — А туда… я заходить не хочу. Не сегодня.       Тэмин мягко кладет ладонь на плечо. Его кожа почти одной температуры со старшим. Только теперь Джонг начинает снова улавливать лимонный аромат.       — Хочешь, заберу что-нибудь оттуда? — голос младшего звучит нежно, но «оттуда» слишком царапается.       Старший мотает головой. Нет сил думать об этом, а еще… не хочется отпускать Тэмина. Опять донсэн о нем заботится, да так, что без него есть риск распасться не на лоскуты — на атомы. Хреновый из него хен, все-таки.       — Нет, — говорит Джонг. — Позже... пока сложно, — рука на плече чуть сжимается, а потом исчезает.       — Выбирай, что хочешь, хен, — Тэмин указывает на ту же кучу вещей, в которой рылся сам, и идет к двери. Джонхен запускает руку наугад и вытаскивает ярко-желтую футболку. Влезает в нее без труда, но она оказывается действительно в обтяжку. Джонг приглаживает свои еще влажные волосы, механическим шагом выходит в коридор мимо Тэмина, но тот говорит:       — Хен, подожди, — подходит ближе, цепляет за футболку край и тянет вверх. — Наизнанку, — в голосе слышатся хриплые нотки. Джонхен покорно поднимает руки, а затем отбирает майку и выворачивает. Когда он снова одевается, замечает выражение глаз Тэмина: в зрачках сверкает что-то… жадное. Кажется, младший сглотнул, глядя на него? Хм, или показалось. Тэмин снова берет его руку и тянет за собой. Видимо, такая у него карма: идти вслед за младшим, грея ладонь и рассеянно глядя под сторонам.

***

      Минхо уже вовсю ужинал, а, увидев старшего, поперхнулся. Когда запил водой и отдышался, спросил, откуда майка. Услышав ответ Тэмина, спросил еще: «Ты из него канарейку сделать решил? Нашел время прикалываться». Джонхен чуть усмехнулся уголками губ и молча сел за стол. Чачжанмен на вкус оказался, как бумага с соевым соусом. Но судя по тому, как уплетал младший, еда была нормальная. Значит, снова дело в нем. Постоянно сегодня во рту гадость. То кислота, то пепел, то горечь, то опилки… Но все-таки лапша придала сил. Джонг не прислушивался к разговору. Минхо что-то говорил младшему касательно хоряги, или вокала, или стаффа… Пару раз Тэмин толкал локтем, мол, скажи что-нибудь, но старший просто мотал головой и сосредоточенно жевал. Минхо что-то бурчал Тэмину, может, уговаривал лишнего не приставать. Или наоборот, — расшевелить… Если бы Джонхена спросили, чем запивает лапшу, ответить он бы не смог.       После ужина Джонхен механически благодарит Минхо (тот только кивает) и достает телефон. Деревянными пальцами набирает короткое сообщение Кибому: «Ночевать не буду. Все объясню завтра», — и отключает мобильник. Тэмин аккуратно проводит ладонью по его плечу и говорит:       — Разборки будут… — Джонг кивает и смотрит в пустую тарелку. — А что делать, если Кибом кому-то из нас решит позвонить?       Старший смотрит на Минхо: напряженный немой вопрос застыл в глазах. Он поясняет:       — Я сегодня у Тэмина останусь. А звонок… — Джонг горько усмехается и поворачивается к младшему. — Маловероятно. Он сильно занят. Но если вдруг… не скрывайте. Еще не хватало шифроваться в нашей же квартире.       Минхо недовольно вздыхает:       — Опять выспаться не дадут такими темпами…       — Не нравится — взял бы да съехал! — от сурового голоса Тэмина даже мурашки бегут. Злой ежик проснулся и сверлит глазами Минхо. Тот хмыкает и поднимает ладони, мол, сдаюсь. У Джонхена даже хватает сил удивиться. Но почему младший такой милый, когда показывает иголки?.. Хочется потрепать по макушке, но старший не шевелится. Еще не хватало: деревянные пальцы к нему в волосы…       В замке поворачивается ключ — у Джонга втягивается живот, а по позвоночнику бежит разряд тока. Спина резко выпрямляется. Он не готов, нет-нет, только не сейчас, он не может видеть Кибома.       — Я дома! — звонко произносит Онью, и в кухне слышится хоровой выдох. Минхо и Тэмин хихикают, а Джонг сутулится и смотрит в окно. Он не знает, как себя вести. Объяснять ли что-то? А как такое объяснишь, если даже озвучить ничего не в силах?..       Онью заходит с усталым выражением. На лице заметен грим, тональник отпечатался на воротнике белой рубашки. Лидер оглядывает друзей. Взгляд задерживается на Джонхене, Джинки расплывается в улыбке:       — Выбрал на Хеллоуин костюм лимона и решил проверить, как смотришься? Надо быть потолще, поешь гамбургеров, что ли…       Джонг слабо улыбается и поправляет:       — Я же не стану готовиться за полгода. Это… гхм, Тэмина, — он одергивает футболку.       Онью садится, пока младший накладывает ему порцию лапши.       — Что-то случилось? — вот оно. Джонг не знает, какими словами описать сегодняшний вечер. Да и день, что уж там… Он чешет чуть влажный затылок и вздыхает. «Понимаешь, Джинки, парень мне изменяет, донсэн в меня влюбился и, кажется, я ни разу не против. Потому что сам — сплошная развалина. Ума не приложу, как дальше жить. Чаю хочешь?» Рот наполняется опилками, сказать что-то сложно. Толку было это все запивать… Он смотрит на младшего: губы плотно сжаты, упорно глядит в тарелку, накладывает аккуратно и медленно. Тянет время. Зато у Минхо взгляд спокойный и грустный, он просто ждет, что Джонг заговорит. Старший вдыхает и прочищает горло.       — Я в свою к-комнату пока не хочу заходить, — язык с трудом ворочается. — Уз-знал тут…       — Всё, — перебивает Минхо. Джонг благодарно смотрит на него и кивает.       Онью хмурится, даже не говорит «спасибо» донсэну, когда тот с коротким стуком ставит перед ним тарелку. Лидер звучит сухо и деловито:       — Ну, ляпнул Минхо тебе… Что, любым слухам верить теперь?       Джонг сильно сжимает челюсти, берет наугад стоящий на столе стакан, махом запивает всю кучу опилок (кажется, простой минералкой) и с громким стуком ставит обратно. Лицо и уши горят:       — А как насчет глаз? Мне, блять, показалось, что он ей руки облизывает прямо в ресторане? Или я бухой был, по-твоему? — высокие и жесткие ноты в голосе пугают его самого. Онью расстроенно смотрит и молчит. В голове тупая боль, Джонг сжимает кулаки, ногти впиваются в ладони. Когда на колено вдруг ложится теплая рука, он вздрагивает.       — Джонг… — осторожно говорит Тэмин, и старший громко, рвано выдыхает. Сознание цепляется за голос, Джонхен разжимает правую руку и накрывает ею ладонь младшего.       — Ничего, Тэминни, — старший слегка хрипит. Под его рукой большой палец донсэна поглаживает ногу. Джонхен выдыхает и смотрит на лидера. — Прости, Онью. Я… черт, да ничего я не знаю, дайте хоть очухаться немного.       Джинки с задумчивым видом поджимает губы, кивает и ровным тоном говорит:       — Меня на интервью забросали вопросами про заглавку…       Остальные слушают и что-то отвечают про музыку, но Тэмин так и не убирает руку с колена Джонга. Старший чувствует тепло ладони и поглаживания. Гнев испарился, забрав и головную боль. Щеки перестали гореть. Джонхен молча глядит в окно. Болтовня друзей воспринимается, как белый шум. Судя по интонациям, интервью прошло хорошо, а если были какие-то интересные детали, можно потом спросить.       Старший смотрит на свет фонарей и соседние окна: там живут и суетятся люди, и ни у кого мир не разрушился сегодня. Где-то, наверное, есть кто-то в еще худшем положении, чем он, но точно не в доме напротив. Свет слишком будничный. А разрушенная жизнь обычно подразумевает темноту. По крайней мере, Джонхену так кажется. И сломать все можно резко, одним взмахом. Достаточно дня. Всего одного. Возможно, одного вводящего в ступор поцелуя — он смотрит на донсэна и чуть сжимает теплую руку на своем колене. Ладонь уже влажная, но на это наплевать. Джонг еле слышно хмыкает: все-таки странно, что рядом сейчас именно Тэмин, и это после утреннего фортеля. Он смотрит на профиль младшего: тот наклонил голову вправо, слушает Онью. Взгляд скользит по губам, подбородку, кадыку — Джонг сглатывает. Секунда, за которую проносится мысль: «А что, если…» — колет булавкой в висок. В животе мгновенно скручивается узел. Джонг убирает взмокшую ладонь с руки Тэмина, выдыхает и прикрывает глаза. Нельзя так… Не уподобляться же… бывшему. Пора привыкать к этому слову, получается. Несмотря на то, что никаких точек пока не расставил.