Принц, который всех спасет (The Prince to Save Them All)

***

      Деймона позабавило, с какой легкостью повстанцы бросили оружие перед лицом неминуемой смерти от драконьего огня: Караксес внушил им страх перед Четырнадцатью своими огромными размерами и леденящим душу ревом. После этого овладеть Харренхолом не составило труда: главных мятежников — а это были, что неудивительно, Воинствующая вера — бросили в подземелья дожидаться казни. Кастелян лорда Лионеля встретил его тепло и с немалой долей облегчения провел в его соляр. Внутри они разложили на столе карты и изучили их, подтвердив, что мятежники заняли свои позиции.       Вскоре после взятия Харренхолла Деймон с облегчением услышал рев возвращающейся Сиракс. Затем, заставив его сердце заколотиться, он услышал громкий, яростный траурный рев Солнечного огня. Схватив Темную сестру, Деймон выскочил из соляра и бросился в лишайник, где приземлилась Сиракс. На стене замка сидел Солнечный огонь с пустым седлом, по ноге которого стекала черная кровь. Эйгона нигде не было видно.       Рейнира неуклюже слезла с седла и поспешила к нему. Ее глаза были красными, опухшими и пылали от ярости.       — Ланнистеры захватили Эйгона, — объявила она.       Деймон застыл на месте, сердце прочно застряло в горле.       — Что?       — У них были скорпионы, и они выстрелили в Солнечного огня, чья чешуя не такая твердая, как у Сиракс. Он не смог удержаться в воздухе и вынужден был приземлиться. Эйгон слез на землю, чтобы вытащить болт, но он был схвачен людьми Ланнистеров. Скорпион был нацелен в голову Солнечного огня. Они были слишком близко к Эйгону, чтобы я могла их сжечь. — На глаза Рейниры навернулись слезы, и Деймон обнял ее, крепко прижимая к себе. — Мы должны вернуть его, Деймон.       — Вернем. Мы должны написать Визерису, — пробормотал он. — Пойдем. — Деймон знал, что его брат не простит это, и, возможно, королевство наконец увидит дракона, которым его брат был на самом деле.       Он не мог дождаться.

***

      Письмо было смято в руках Визериса, пергамент громко хрустнул в смертельной тишине, наступившей после его прочтения. Его советники сидели, потрясенные и бледные от известия о том, что принц Эйгон попал в плен, а его дракон ранен.       — Мой король… — начал Меллос, голос его звучал нервно.       — На это нужно ответить силой, мой король, — перебила Рейнис, ее лицо было настолько каменным, что казалось высеченным из гранита. — Принц взят в заложники.       Визерис медленно встал, оставив письмо лежать на столе. Его сердце яростно заколотилось, в ушах застучала кровь — или, возможно, это был Вермитор, который явственно чувствовал его и поднялся в небо, питаясь гневом самого Визериса.       — Они могут причинить вред принцу… — начал Меллос, покачав головой.       — Принц Эйгон — их главный приоритет. — Заговорил лорд Лионель поверх мейстера, который выглядел все более сердитым из-за того, что его прервали. — Они не посмеют причинить ему вред. Они попытаются использовать его, да, но не причинят ему вреда. Неужели Солнечный Огонь не чувствует, куда его везут?       — Солнечный огонь был ранен, — пояснила Рейнис, поджав губы. — Он молодой дракон и должен оправиться от раны, прежде чем сможет летать. Он поправится быстро, как и все драконы, но на это уйдет не меньше двух недель.       Визерис поднял глаза от письма и посмотрел на своих советников.       — Я не позволю оставить это без ответа. У них мой сын.       — Разумеется, Ваша милость, — кивнула Рейнис. — Как вы хотите поступить?       — Рейнис, — сказал Визерис, выпрямляя позвоночник. — Ты управляешь королевством.       Рейнис твердо кивнула.       — Да, Ваша милость.       — Ваша милость, вы не можете… — зашипел Меллос.       — Молчи, — прорычал Визерис, прислонившись рукой к столу. Меллос побелел, особенно когда над замком с ревом пронесся Вермитор. — Моего сына похитили, мое дитя, Меллос. Я понимаю, что у тебя нет детей и ты не сможешь понять, но ты будешь молчать. Я — твой король, и я решил, как ответить на эту измену. Настал момент, когда ты говоришь «да, Ваша милость» и подчиняешься.       Меллос вздрогнул и прошептал:       — Да, Ваша милость.       Рейнис выглядела гордой и впечатленной.       — Мы с Мелеис будем охранять столицу, Ваша милость. Лейна и Вхагар также будут бдительны.       Визерис твердо кивнул и, выпрямившись, вышел из комнаты; его рука слабо дрожала от ярости, бурлившей в его жилах. Он вернет своего сына, чего бы ему это ни стоило.

***

Первая неделя плена       Эйгону завязали глаза сразу же, как только Рейнира улетела, а Солнечный огонь едва удержался в воздухе. Повязка на глазах оставалась боги знают сколько времени, и он внутренне кипел от злости, когда его толкали и пихали, как куклу, фыркая от того, как эти люди обращаются со своим так называемым «избранным наследником».       Он не замечал, как проходит время. Его кормили, поили водой, которую, как он вскоре обнаружил, подмешивали маковое молочко, чтобы он был послушным и спал большую часть времени, и держали с завязанными глазами и кляпом во рту. То, как Тайланд обращался с ним, было постыдно, но в то же время предсказуемо. Он постоянно задавался вопросом, куда его везут, когда у него не было туманной головы от мака.       Эйгон знал, что это далеко, ведь связь, которую он разделял с Солнечным огнем, становилась все крепче и крепче, чем дальше они удалялись от его дракона. Он знал, что его семья будет искать его, но найти его, пока он находится под действием наркотика, будет трудно, так как он размывает его связь с драконом. При каждом удобном случае он сосредоточивался на этой связи, уговаривая своего мальчика пока держаться подальше; он чувствовал слабое неодобрение со стороны раздражительного дракона, и улыбался сквозь кляп.       Эйгон не удивился, когда после нескольких дней, проведенных на лошади, его втащили на корабль. Он слышал шумные звуки города, чувствовал запах моря; Ланниспорт. Но куда его везли? Очевидно, на юг, поскольку именно там находилось большинство сторонников его деда. Они везли его в Старомест? Нет, это было слишком очевидно.       Но куда?       Ему никогда не нравились морские путешествия. Его сразу укачало, что стало ясно его похитителям, хотя это и давало дополнительную пользу — очищало организм от макового молочка. Он чувствовал себя яснее, чем в последние дни, что позволило ему прислушиваться к их тихим словам. Они постоянно пытались заставить его говорить, но он упорно молчал, что явно раздражало Тайланда Ланнистера, но ему так и не причинили вреда, что было небольшим облегчением. Он знал, что это ненадолго, особенно если его везут к матери и деду.