Лекарство от здоровья

      Затхлый запах рвоты, забившийся так глубоко в глотку и нос. Ощущение холодного кафеля под лопатками. Слипшиеся губы, потрескавшиеся от сухости, кровоточили. Скопившиеся слезы в уголках глаз, из-за которых слипались ресницы. Упавшие неровные пряди волос на глаза. Я отползла от унитаза, отирая ладонью рот. Я не помнила, сколько прошло времени с того момента, как оказалась под крышей семейства Волгиных, но последствия отходняков и диких, просто убийственных ломок настигли меня. Я уже несколько часов корчилась от боли на полу в ванной комнате, заблевав, кажется, всё кругом. Не знаю, сколько во мне там еще было, а главное, откуда: я уже давно нормально не ела. Но позывы, из-за которых спазмами боли сводило мышцы живота, и желчь каждый раз обжигала глотку до слез. Мои кости стали стеклянными, отчего я всхлипывала каждый раз, когда стукалась коленями или локтями о твердый пол. Меня колотило не по-детски, зуб не попадал на зуб. Даже когда лежала на спине, мой затылок то и дело стукался о плитку, потому что мое тело сотрясало не хуже, чем во время землетрясения в девять баллов. В дверь очередной раз постучался Гриша. Судя по всему, Волгин старший приказал любимому сыночку присматривать за мной, иначе я не понимала, почему этот сосунок не отлипал от меня. Я с ним не общалась и не пыталась ни коим образом ничего узнать про его детство или об самом Андрее. Мне было глубоко плевать, но Гриша сам выдавал всю информацию, вызывая у меня еще более сильный рвотный рефлекс. — Иди нахуй! — рыкнула я, когда за ручку двери начали требовательно дергать. Сразу же поперхнулась желчью вперемешку с кровью, сплевывая всё это в унитаз. Конечно, я промазала, и часть осталась на ободке. С огромным усилием воли я поднялась на ноги, схватившись руками за тумбу. Казалось, что все мои конечности ослабли и вот-вот должны были отказать. Блять, я реально так сдохну в конечном итоге. Мне хоть бы анальгина дали... Врубив холодную воду, начала умывать лицо, убирая с него все последствия рвоты. Что-то уже засохло до твердой корочки и не смывалось, но я всё равно терла из последних сил, пока ноги не подкосились, и я не рухнула обратно на пол. — Сука... — прошептала я, четко осознавая, как мой взгляд становился расплывчатым, а темнота то и дело накатывала, как волны прибоя. Но сознания я не теряла. Дверь все же открыли. Наивно было полагать, что в этом доме мне удастся скрыться ото всех, в том числе и от себя самой. Меня приподняли за плечи, слегка встряхнули, и это спровоцировало новый рвотный порыв. Однако выходить из меня уже было нечему, и я только сплюнула вязкую кровавую слюну прямо на белоснежную рубашку Андрея Волгина. Его лицо плыло перед глазами, но даже так я четко улавливала нотки гнева в его зеленых глазах. В проходе стоял Гриша, пусть я и не могла увидеть его целиком, но краем глаза улавливала дорогие кроссовки парня. — Василиса, тебе нужна профессиональная помощь, — голос Волгина старшего отдавался запоздалым эхом, перекатываясь из правого уха в левое. — Мне от тебя н-ничего не нужно... — смогла прохрипеть в ответ. — Хочешь помереть? — Не исключено, — я высвободилась из его рук и отползла к стене, чтобы иметь опору под спиной. — Идиотка, — выдохнул мужчина. — Неужели ты настолько уже стала зависимой, что не видишь очевидного? Что с тобой стало, девочка? Я помню совершенно другого ребенка. — Ребенка? — я болезненно усмехнулась, стискивая зубы. Холодные капли пота скатывались по лицу, пряди волос липли ко лбу и щекам. — Мне пришлось повзрослеть, когда я поняла, что ты бросил меня. Это ты меня такой сделал, папочка. — Я жизнь тебе спас! — рявкнул Андрей. — Па, это правда?.. — подал голос Гриша. — Уйди отсюда, сын. Вон, я сказал! — сквозь упавшие на глаза пряди я видела, как Волгин старший прогнал мальчишку. Захлопнув дверь, мужчина какое-то время стоял ко мне спиной, и я прикрыла веки. В ванной комнате горел один бра, но даже от его света мне было больно. Наконец, услышала тяжелый вздох, шуршание одежды и скрип обуви о кафель. Поморщилась. — Ты была незапланированным ребенком, — послышался надо мной голос. Приоткрыв один глаз, увидела, что отец присел на край ванной, совсем близко ко мне. — Я был молод и глуп. Связался с девушкой... легкого поведения. — Так и скажи, — откашлявшись, выдавила я. — Со шлюхой. — Да, со шлюхой, — немного помолчав, согласился мужчина. — Но я влюбился в нее и думал, что это взаимно. Оказалось, нет. Ее интересовали только деньги. А когда она забеременела, то шантажировала меня. Я сомневался, что это мой ребенок, поэтому сделал тест. Ты моя дочь. — Я счастлива... — У твоей матери хватило ума трепаться везде, где только можно, о том, что она залетела от Волгина. На тот момент бизнес моей семьи был нелегальным, и врагов у нас было слишком много. Ты стала помехой. Лиза... твоя мать, бросила тебя, а сама исчезла. — Она умерла? — Да. Ее убили. Я не смог ей помочь. Но я мог уберечь тебя, отказавшись от тебя и спрятав в тот приют. Понимаешь? — Нет. Детская обида была слишком велика во мне, росла все то время, до сего дня. А разум был затуманен болью и непреодолимым желанием чем-нибудь закинуться, поэтому я ни черта не понимала. Слышала слова, но смысл не доходил. Возможно, позже, когда я буду хоть немного в себе и смогу возродить в памяти этот разговор, я все пойму. Но точно не сейчас. Я подтянула колени к себе. Мне было холодно, но в ту же секунду и жарко. Зубы стучали так громко, что уже эхом ударялись о плитку и возвращались болезненными ударами в мои виски. Мне хотелось пить, но в то же время я не могла удержать в себе жидкость. Мне хотелось спать, но глухая, тупая боль во всем теле не позволяла расслабиться ни на секунду. Кажется, отец говорил еще что-то, но за гулом от ударов собственного сердца я не слышала ничего. В моей голове был дикий рой несвязанных мыслей, мое состояние напоминало пьяного человека, который был еще не совсем пьян, но и не до конца трезв. Я балансировала между этими состояниями, точно танцуя на лезвии ножа. Но упасть никак не могла, лишь продолжала резать себя, истязать. Сжала кулаки так, чтобы вонзиться ногтями в кожу ладоней, стиснула зубы до скользкого скрипа, то песочного треска, до боли в челюсти. Дышала через раз, сильно раздувая ноздри, до панического приступа, но не в силах была закричать. Я не помню, как все это закончилось, но это закончилось. Вероятнее всего, мое сознание сказало: «До свидания!», и я отключилась, но ощущения прошедшего времени не было. Меня словно выдернули из ванной комнаты и просто уложили в кровать, подключив к капельнице. Наверное, благодаря ей мой разум немного протрезвел, избавился от навязчивых мыслей и странных голосов. Только в глазах все еще был туман и застывшие слезы, которые холодной росой скатывались по вискам, неприятно проникая в уши. Мне казалось, что я стала одним сплошным нервом, и отчетливо слышала, как шумела кровь в венах, протекая по всему организму, задерживаясь в ногах и снова возвращалась к мозгу. Сейчас бы оказаться где-нибудь далеко. На берегу моря, например. Черт возьми, я никогда не была на море, никогда не видела его бескрайность и глубину, шумящих волн, кричащих чаек и лазурного песка. Никогда. А увижу ли?.. Если перестанешь совать в себя всякое дерьмо, то увидишь Я слабо улыбнулась, прикрывая глаза. Окончательно сошла с ума, если слышу голос Дена в своей голове. Он уже умер не так давно. Точно. Умер из-за моей нерасторопности и жадности. Наверное, это мое наказание теперь. Личный палач? Сдалась ты мне, мучить тебя. Тебе просто так легче, Вась. Ты сама меня проецируешь Кожа на лице неприятно натянулась, ранки на губах закололись, трескаясь в новых местах. Я улыбалась. — Привет. Из неспокойной дремы меня выдернуло всего лишь одно слово. Или я и не спала вовсе, а бездумно, невидящим взглядом пялилась в потолок? Не знаю. — Знаю, что ты злишься на меня, но я беспокоюсь, кошка. Ты слышишь меня? Я слегка дернула головой в сторону, чтобы увидеть Сашу. Он сидел на стуле подле кровати, к которой я была прикована уже неизвестно сколько. Я будто бы находилась в каком-то вакууме вне времени и пространства. Заметила лишь, что капельницы уже не было. И когда ее убрали?.. — Ты... — прохрипела еле слышно. Я давно ни с кем не разговаривала, из-за чего голос совсем ослаб, как и в целом все мое тело. — Выглядишь уже получше. Я приходил пару дней назад, помнишь? Я отрицательно качнула головой, но этого хватило, чтобы получить головокружение и ком в горле. Кажется, кровь полностью отхлынула от моего лица, поскольку Котов подался вперед, прикладывая ладонь к щеке. Я вздрогнула всем своим естеством, вдруг ощутив кожей чужое прикосновение. Его шершавая ладонь была столь теплой, что я буквально ощутила, насколько мне было холодно. Кожа тут же стала гусиной, и я прикрыла глаза, стараясь всеми силами запомнить это чувство. — Тише-тише, — прошептал мужчина совсем рядом с моим лицом. Его дыхание коснулось волос и кончика уха, побуждая меня зажать в кулак одеяло. — Помнишь Нику? Я попросил ее, она попробует тебе помочь. Твой отец хочет отправить тебя в рехаб, но я знаю, что ты не захочешь. Ведь так, кошка? Я приоткрыла губы в немом протесте, но те отдались болью незаживших трещинок. Поморщилась, смогла снова повернуть голову в сторону Саши, открыла глаза и отыскала его взгляд: стальной, холодный, пугающий меня еще с той самой первой встречи в клубе. Черт, это я запомнила крепко, возможно, на всю жизнь. Почему-то я продолжала цепляться за эти моменты в своей голове, не позволяя им утонуть в той пучине отчаяния и разрушения, что съедали меня изнутри. В этой кутерьме гибла моя память день изо дня. — Иди нахрен, — выдавила я, не отводя от него глаз. — Придурок. Котов дернул щекой, но слабая улыбка все же проскользнула. Он устало вздохнул и приложился губами к моему лбу, заставив меня буквально задохнуться на секунду. — Я уже начал переживать, что потерял тебя, кошка. Но ты все еще здесь.

***

      Вероника действительно занялась мною, но, судя по всему, ей пришлось переступить через себя несколько раз. Уж не знаю, что в итоге ее заставило: деньги Волгина или преданность Котову, но вот девушка мельтешила передо мной. Не могу отрицать того, что мне стало легче, и я хоть немного начала воспринимать все окружающее вокруг, а самое главное, ко мне вернулось ощущение времени. Словно Ника со своими волшебными пилюлями открыла ту самую крышку купола и выпустила меня из бесконечного вакуума, в котором я застряла. Навязчивые мысли все еще не отпускали меня, как и дрожь в руках, которая стала уже чем-то привычным. Только мое тело стало меня подводить, я ослабла так, если бы внезапно состарилась лет на шестьдесят сходу. Мне было тяжело держать полный стакан воды в одной руке, приходилось помогать себе обеими конечностями. Мне было сложно долго стоять, сразу же начинала кружиться голова и подкатывала рвота. Про бег и ходьбу по лестнице вообще промолчу. Отец не поскупился, организовал мне сиделку и приобрел инвалидное кресло. Но и то — все это были временные меры, лишь немного отодвигая момент того, чтобы засунуть меня в рехаб. Не знаю, каким образом Котову удалось уговорить Волгина пока что притормозить мою якобы реабилитацию в специальном учреждении и доверить мое состояние Веронике, но ему удалось. И этого было достаточно, чтобы перестать злиться на Сашу. Он навещал меня чаще, чем отец. Гришу я не видела, кажется, с тех самых пор, как в последний раз блевала в туалете. Может быть, успела нагрубить парнишке, и он обиделся. Не помню. — На сегодня твоя порция, — Вероника протягивает мне пластиковый контейнер, полностью наполненный таблетками. В нем девять отделений, и в каждой ячейке лежит по три штуки разноцветных пилюль. — Помнишь, да? Каждый час. Я слабо киваю, без особой радости принимая первую горсть таблеток. Раньше я с удовольствием глотала розовые колеса, теперь же мне приходилось через силу заставлять себя принимать лекарства. Они помогали, буквально вытащили меня из полумертвого состояния, но Ника откровенно мне говорила, что это лишь блокаторы: они не вылечат меня, только приглушают ощущение ломки, поэтому отказ от них равен смерти. Из крайности в крайность, потрясающе. — Спасибо, — с усилием проглотив пилюлю, поблагодарила я девушку. — Ты мне все еще не нравишься, — напомнила она мне. — Но я надеюсь, что ты справишься, Василиса. И если я в силах помочь, то я сделаю все от меня зависящее. Но только если ты сама того захочешь. Понимаешь? — Почему? — М? Что: «Почему»? — выгнула бровь девушка. Вероника распустила из хвоста свои темно-русые волосы, которые собирала, пока работала с иголками и капельницей. Те рассыпались по плечам и спине, переливаясь в свете солнца, проникал тонкой линией в комнату из-за задернутых штор. Мне все еще было тяжело переносить яркий свет. Кажется, я только сейчас начинала воспринимать девушку как реально существующего человека. Возможно потому, что именно в этот момент мой взгляд и сознание были трезвыми, и я видела в ней точеную фигуру, явно говорящую о том, что девушка занималась каким-то спортом. — Что ты, что Саша, — слабо пожала плечами. — Боретесь за меня. Ладно Котов, он... Не знаю, что ему в голову взбрело, но с ним я знакома чуть подольше, чем с тобой. Тебя я видела от силы раза три, и то... Не особо помню. Я не понимаю просто ваше желание помочь мне. Ника стрельнула в меня медово-карими глазами, вздохнула, собирая свой медицинский чемоданчик. Она приходила с ним каждый раз, нося с собой кучу шприцов, банок-склянок, пробирок и прочих непонятных мне предметов. — У нас с Котовым был очень близкий человек, которого тоже погубили наркотики. Разница лишь в том, — она повертела вентиль на капельнице, и жидкость по трубке, что входила мне в вену, побежала быстрее, — что ты еще жива, и мы в силах это остановить. — Кто это был? — Брат Саши, Юра, — она вздохнула и опустилась на край кровати. — Я чуть замуж за него не вышла, но вся эта синтетика вскружила ему голову. Саша и Юра из очень влиятельной и богатой семьи, им было дозволено многое, но Котов всегда был намного сдержаннее, нежели Юра. Ему в какой-то момент просто голову снесло, а мы и понять не успели, как его не стало. Он разбился на мотоцикле. — Мне жаль, — тихо пролепетала я. — Поэтому ты мне и не нравишься, Василиса. Это не личное, это профессиональное. Ты в силах сама все это прекратить, да, это тяжело и больно, но достаточно лишь желания. Пока я вижу в тебе лишь временное смирение. Ты не хочешь выздоравливать, ведь так? Она была права. Я пока что позволяла им делать все это: и отцу, и Котову, и Нике. Делать вид, что все под контролем, и я будто бы исцеляюсь, избавляюсь от зависимости и становлюсь нормальной. Но это всего лишь фикция. Я подчинялась правилам игры лишь для того, чтобы окрепнуть, набраться сил и сбежать, а затем продолжить убивать себя своими розовыми таблетками. Это уже стало смыслом, нет... Это и есть моя жизнь — таблетки и отходняки. Я не умела по-другому, и это уже никак не лечилось и не исправлялось, невозможно было изменить саму суть моего существования. Легче было только покончить с собой. То, что я молчала и опустила глаза вниз, дало Нике понять, что она была абсолютно права. — Что ж, я не в праве тебя судить и, тем более, заставлять. Я убрала боль, сделала всё, что смогла. А дальше тебе уже решать, Василиса. И я надеюсь, что ты сделаешь правильный выбор, — произнеся это, она вышла из спальни, прикрыв за собой дверь. Я лишь откинулась спиной на подушку и подняла глаза на капельницу. Нужно еще немного потерпеть. Я должна набраться сил прежде, чем меня засунут в рехаб, где я и останусь навсегда. Я успела задремать, когда дверь в спальню в очередной раз открылась. Я уже была готова отослать сиделку, милую пожилую даму, которая в последнее время ухаживала за мной: помогала ходить до ванной комнаты, выводила на свежий воздух, переодевала и даже кормила меня с ложечки. Однако в комнату вошел Котов, и я невольно напряглась. В основном я не особо помнила его визиты, потому что он появлялся лишь тогда, когда я была под препаратами, которые снимали боль, но вводили в состояние полусна, буквально держа на краю сознания. Он разговаривал со мной, но все это для меня превращалось в усыпляющий шелест. — Привет, — поздоровался он, присаживаясь на стул подле кровати. — Ну, привет, — сухо отозвалась я. Саша заметил, что капельница уже была пустой, поэтому молча отсоединил трубку от катетера, но его с руки снимать не стал. Мне приходилось пока что существовать с этой штукой на конечности постоянно. — Как ты? — Так же, как и выгляжу, — без энтузиазма отозвалась я. Я не понимала, как себя вести с ним на трезвую голову, ведь в основном я была под действием розовых таблеток. Я помнила те моменты, когда мне сносило крышу и я лезла к Котову, а он, собственно, и не был против. Помнила, как мы спали в его постели, и его руки, ласкающие мое тело, касающиеся клитора сквозь ткань белья. И совместный душ. Неужели это все было наиграно, и ему приходилось терпеть меня только лишь потому, что мой отец заплатил ему? А сейчас он здесь был по какой причине? И все те разы до этого. Блять, я окончательно запуталась. — Скажи мне честно, — я начала говорить как раз в тот момент, когда Котов и сам открыл рот, но тут же замолчал, позволяя продолжить мне: — Всё, что я помню: твои прикосновенья и забота — это ложь, потому что тебе приходилось, или была хоть капля... чего-то искреннего? — Ни капля, — отозвался он, наклоняясь вперед и упираясь локтями в колени. — Там было целое море, кошка. Я на секунду растерялась, пробуя беззвучно прогнать во рту это слово — «море». Моя несбыточная мечта, всего лишь какая-то кроха жидкости в этом огромном мире, недоступная для меня. Значит, весь тот трип, через который я приходила, вводила Котова в ярость, но при этом получала его заботу и нежность, — это море? Такое бескрайнее, глубокое, но при этом непредсказуемое, волнующееся и опасное. Ведь были не только касания, от которых бежали приятные мурашки вверх по рукам, были и жгучие пощечины. Саша выглядел уставшим, таким, словно он не спал несколько ночей подряд. Я отчетливо видела тени под его красивыми глазами, и из-за этого казалось, что те стали сидеть глубже, буквально впадали в глазницы. Обычно аккуратно уложенные кудряшки сейчас растрепались, лихорадочно свисая со лба, дотрагиваясь до самого кончика его идеального носа. И щетина, что прорезалась на его лице, придавала мужчине чересчур смурное и жестокое выражение. — Море... — все же выдохнула я. — Ты был на море? — Был, — утвердительно кивнул он. — Завидую, — я прикрыла глаза. — Мой мир заканчивается этим городком. — Я могу расширить этот мир, кошка, — я услышала шелест одежды, скрип стула, а затем матрас подо мной прогнулся еще сильнее. Я увидела лицо Котова прямо над собой. Мужчина пересел ко мне, перекинул одну руку через мое тело и уперся ею в кровать, тем самым нависнув сверху. Носоглотку сразу же захватил терпкий запах табака, терпкого машинного масла и хвои. Словно я на секунду оказалась в салоне автомобиля, едущего сквозь лесной массив по длинной-длинной трассе. — Ты испытываешь ко мне жалость из-за своего погибшего брата, ведь так? Всего пару слов, но этого было достаточно, чтобы уловить, как у Котова дернулась щека, словно я дала ему звонкую пощечину. Он отстранился, выпрямился, но остался сидеть рядом. — Ника? — Да. — Я не сравниваю вас, но мне действительно хочется помочь тебе, потому что я не смог ничего сделать для него. Думаешь, это плохо? — Я не знаю, что мне думать. Я лишь знаю, что никогда не увижу море, а эта спальня лишь временная клетка, потому что позже Волгин засунет меня в рехаб. — Давай заключим сделку, Ася. Я хочу, но в то же время и не хочу, чтобы ты отправлялась в клинику, но я могу повлиять на твоего отца. — Мне уже не нравится, — я отвернулась от Саши, перевернувшись на бок. — Я отвезу тебя на море, а ты поддашься лечению и поедешь в клинику, хорошо? — А если я откажусь? Я услышала его вздох, затем шелест. Не удержалась, повернула голову, увидела, что он провел рукой по волосам, устраивая еще больший беспорядок на своей голове. — Тц, как я могу тебя заставить?.. — это, скорее всего, было даже не мне адресовано, но я все равно услышала. Конечно, это было очень соблазнительно. Я сама показала ему свое слабое, уязвимое место, и Котов тут же этим воспользовался, якобы на мое же благо. Обменять море на заключение в рехабе? Возможно, еще бы месяц назад я бы послала его на хуй и закинулась бы своими розовыми таблетками, а сейчас... Я села на колени и обняла Сашу со спины, обвивая руками его корпус, смыкая ладони на его животе. Я ощутила, как напрягся пресс мужчины, как заиграли мышцы на спине, но стоило прижаться к нему посильнее, как он начал расслабляться. Столь невинное действие, от которого у меня самой слегка закружилась голова. Мне не хватало чего-то такого... естественно-неестественно простого и милого. Котов накрыл мои ладони, слегка повернул голову в мою сторону, но я спрятала от него лицо, вжимаясь щекой в лопатку. — Хорошо, — прошептала я ему куда-то в спину.