Звездочёт

      «Странные дни отыскали нас, но не стукнись рогами.        После отписок я притащил чемодан новостей, готовься.       Первое. Слышал, что Грозного Глаза поперли из аврората сразу после самовозгорания БЛ? Он, как обычно, разводил паранойю, типа вдруг это была не она, вдруг она жива. Хотел мобилизовать кучу отрядов. Разосрался с министром, и его выперли.       Вместо него поставили Коббса. Мерзкий тип, вечно докапывается до меня по поводу и без.       Второе. Нашему бледному другу лучше с каждым днем. Я теперь правда узнаю его! Упрямый бесячий сноб себе на уме — точь-в-точь как раньше. Странно писать такое, но я как будто счастлив. Трудно поверить, что всё удалось.       К слову. Прикинь, он снял проклятье с прихожей, где грязевая маман сидела. Оказалось, что паролем было сказать: «Я люблю тебя, мама». Как же я орал с этой фразы! Ты можешь себе представить. Крч, теперь можно прилетать к нам со стороны города, а не через сад — будет гораздо быстрее.       Утром этот домашний «вампир» нашел в аптечке отца снадобье для волос и отрастил новенькую шевелюру. Внешне его теперь не отличить от прежнего. Пижон до кончиков ушей! (нет, я всё еще рад)       Уговариваю его переехать из этого мавзолея, но он ни в какую. Якобы именно эти стены помогают ему восстанавливаться. Дичь и бред. Я не могу в этой гробнице безвылазно сидеть! Заглянул сегодня к аврорам в офис развеяться, а здесь такая подляна — Грюма нет, вместо него этот хмырь.       Сейчас полечу проведать Лу. Поднимем за тебя стакан сливочного.       «Спасибо» с вычурными эпитетами не передаст и доли моих чувств, но всё же. Спасибо, что поддержал,       Бр.»       Джеймс дочитал письмо с ухмылкой на губах. В некоторые слова ему приходилось вглядываться, как в ребусы. Почерк Сириуса был просто катастрофой. Он мог бы, конечно, использовать перо-самописец, как у журналистов, но отказывался, предпочитая магловские ручки. Это повелось еще со школы и было частью его бунта против чистокровности.       В любом случае Джеймс справился с испытанием и был теперь доволен собой. Само содержание письма — местами грустное, местами смешное — даже немного отошло на второй план по сравнению с ощущением победы от того, что каждый размашистый росчерк и каждая бесформенная загогулина встали на свое место и обрели смысл.       Вечерело, за окном накрапывал дождь. Гарри поднял голову от железной дороги, с которой играл, и изучающим взглядом посмотрел на письмо.        — Ну, папа! И что там? — настойчиво спросил он.       На улице Глициний, как всегда, всё шло мирно и спокойно. Иногда Джеймса накрывало по этому поводу необъяснимой тоской, и приходилось напоминать себе, что покой и безопасность — это хорошо.       Он пересел к Гарри и его игрушкам и запустил один из поездов.       — Это от дяди Сириуса, который подарил тебе эту железную дорогу.       — И Годрика! — Гарри указал на игрушечного льва, который восседал среди кучи других плюшевых зверей в ногах его кровати.       — Точно, — улыбнулся Джеймс.       Он играл с сыном, витая мыслями то там, то сям. Вообще, сегодняшнее письмо Сириуса было невероятно длинным. Неделю назад в пиццерии в Уайтчепеле они договорились, что Сириус будет писать каждый день. Взяв с друга это обещание, Джеймс хотел хоть как-то присматривать одновременно и за сыном, и за непутевым Мародером. Покуда Сириус пишет — значит, всё в порядке. И тот исправно писал, правда обычно односложно, в духе: «Жив-здоров. Бр.», «Нашел в подвале, с кем подраться. Всё отлично. Бр.», «Что нового? Гарри еще не сломал ЖД? Бр.», «Можно я выкину эльфа с крыши? Бр.».        Вспомнив сегодняшнее письмо, Джеймс вдруг испытал неясную тоску, никак не связанную с отставкой Грюма. Его почему-то царапали фразы о том, что Регулус всё больше похож на прежнего себя. «Странно писать такое, но я как будто счастлив». Джеймс хотел радоваться за друга, но было что-то несправедливое в том, что мертвый брат вернулся к нему, а к Джеймсу…       Он сдержал горький вздох, потому что рядом играл Гарри.       Вот оно и встало на свои места. Ясно. Он завидовал Сириусу. Сам того не осознавая, он безмолвно спрашивал вселенную: почему Регулус, а не Лили?        Разумеется, он знал ответ. Было бы абсурдом допустить хоть мысль о том, что Лили создала крестраж. Ее нельзя вернуть — Джеймс это знал. Более того, он искренне верил, что ее душе сейчас несравнимо лучше, нежели несчастному Блэку. Этот парень… Джеймс бы никому не пожелал его участи. И всё же Регулус восстал из мертвых, и Сириус теперь снова может общаться с ним. Может спросить всё, что не успел прежде. Может наладить отношения, испорченные давным-давно. Такой шанс — это чудо.       — Если бы ты видела нашего малыша… — беззвучно обратился Джеймс к Лили, чуть шевеля губами. — Я надеюсь, что ты видишь его сейчас, милая. Я надеюсь, что ты довольна…        На глаза навернулись слёзы. Джеймс поднял очки и промакнул ресницы кулаком. И странным образом узел тоскливой зависти в его груди расслабился. Достаточно было признаться самому себе в этом чувстве, и стало легче. Да, он хотел бы, безумно хотел, чтобы Лили вернулась. Но братья Блэк тут ни при чём. Вот и всё.       — Папа, не отвлекайся! — потребовал Гарри с ноткой обиды.        Джеймс сфокусировался на железной дороге. На станциях, ближайших к нему, игрушечные пассажиры уже бастовали, требуя немедленной отправки поезда, а другой поезд, ждущий в очереди, пыхтел красным дымом.       — Прости, львенок, — сказал Джеймс и вернулся в игру.       За окном постепенно темнело, и пришла пора укладывать ребенка спать. Прочитав ему главу из сказки (магловской, потому что Джеймс был уверен, что Лили бы читала сыну в том числе магловские книги), он поцеловал Гарри на ночь, прикрыл дверь детской и пошел писать ответное письмо. Но сказать было особо нечего. Даже про бабулю Эванс и про мерзкого Дурсля, который опять кидался оскорблениями, рассказывать было нельзя, чтобы не скомпрометировать укрытие. В итоге он просто описал игру Гарри с железной дорогой — вроде бы Сириуса радовало, что его подарок пришелся по вкусу. Наложив на сову чары невидимости, Джеймс отправил письмо и со скуки пошел на кухню перекусить парой бутербродов.       Когда он вернулся, на карнизе за окном виднелись мокрые совиные отпечатки, и невидимый клюв застенчиво постукивал по стеклу. Джеймс впустил птицу, привычно снял записку с когтистой лапки и развернул. Но первый же взгляд на текст заставил его сердце ухнуть вниз и забиться быстро и гулко. Это был не размашистый почерк Сириуса, а незнакомый — острый и аккуратный. Изящные буквы, начертанные пером, складывались в небольшие строки:       «Жду тебя в особняке. Срочно. Иначе может пострадать С.       Путь через город свободен, аппарируй.        Р.А.Б.»       Несколько секунд Джеймс смотрел на пугающие слова почти неверяще. Далекая фиолетовая молния высветила прямоугольник окна. Джеймс стиснул записку в кулаке и сдвинул брови. Ах, значит, «Эр-А-Бэ»? Ну сейчас этот Эр-А-Бэ поплатится!       ***       Поместье Блэков выглядело почти призрачным под завесой серого предосеннего дождя. И без того темный песчаник почернел и покрылся мокрыми разводами. Острия башенок грозно блестели под потоками воды.        Очки Джеймса были зачарованы так, чтобы капли дождя не налипали и не текли по ним, поэтому он без труда мог всё это разобрать.       Искать мистера Р.А.Б. долго не пришлось: он ждал во дворе. Как и писал Сириус, теперь ревенант пугающе походил на прежнего Регулуса Блэка. Короткие черные волосы были старомодно уложены с боковым пробором. Он полусидел, прислонившись к остову колонны, с опущенной палочкой в руках. Дождь лился вокруг, но невидимый купол укрывал ревенанта, и его откутюрный костюм оставался сухим и чистым. У ног юноши лежал мертвый заяц.       — Где Сириус? — грозно спросил Джеймс без приветствий, направляя на Регулуса палочку.       — Он не отчитывается передо мной, — шелестящий ответ почти растаял в шуме дождя. — А перед тобой? — уточнил юноша с каплей яда в голосе и добавил: — Удобно называть другом человека, который выполнит любой твой приказ, не так ли? Что-то мне это напоминает.       Джеймс сверлил его взглядом, игнорируя колкости. Блэк продолжил:       — Если ты хочешь достать последний крестраж Темного Лорда, Поттер, придется довериться мне.       — Где Сириус? — повторил Джеймс, по-оленьи грозно наклонив голову.        — Улетел в город по каким-то делам. Именно поэтому мы должны отправиться за крестражем прямо сейчас, пока он не вернулся.        Регулус выглядел расслабленным и спокойным, несмотря на то что Джеймс целился в него. Ему совершенно не нравилось, что ревенант тоже вооружен.       — Откуда взял палочку?       — Нашел в кабинете отца.       Блэк опустил взгляд на оружие и покрутил в пальцах.       — Если ты дорожишь Сириусом, — продолжил он бесстрастно, и страх за друга скрутил Джеймсу нутро, — то тоже не хочешь, чтобы он отправился с нами. А зная его, можно не сомневаться, что одних нас он не отпустит, если будет знать правду.        — Что ты задумал, Блэк? Куда ты меня зовешь? Если в самом деле за крестражем, то такие дела не делаются без подготовки!       — О, я долго к этому готовился. Слишком долго. И не переживай: там не придется ни с кем сражаться. Мы аппарируем в пещеру. Там один из нас должен будет выпить зелье, а другой этому поспособствовать. На дне чаши с зельем и будет крестраж. Никаких секретов.       Джеймс нахмурился. Ему совсем не улыбалось отправляться куда-то с этим мутным типом. Он наконец присмотрелся к оружию Блэка и убедился, что это не палочка Сириуса: витые бледные изгибы вместо черно-эбеновых углов.         — Что за пещера? Где она?       — Не знаю. Я был там, поэтому могу туда аппарировать. Но где она расположена, не знаю.       — И почему ты зовешь именно меня?       — Не хочу впутывать Сириуса. Кикимер без руки потерял магию. А других вариантов у меня нет. Кроме того, — он усмехнулся, — я уверен, что наша взаимная неприязнь только сыграет на руку в этом деле.       Джеймс с сомнением взвесил предложение.       — Выпить зелье, и крестраж наш? Слишком просто, Блэк. Сразу видно, что ты в этой охоте новичок.        — Это не будет просто, — многозначительно заметил Регулус. — Речь про Напиток отчаяния. Так что? Решайся, Поттер. Вот-вот нагрянет Сириус и полезет пить зелье сам. Я этого не хочу. А ты?       Название зелья было красноречивым, поэтому да, Джеймс тоже не хотел, чтобы  Сириус угощался им. Однако прыгать в омут сломя голову было нельзя, ведь от поступков Джеймса зависела безопасность Гарри. А сыном он не собирался рисковать ни в коем случае.       Смерив Регулуса хмурым взглядом, Джеймс свистом призвал сычика. Накидав быструю записку, он прицепил ее к лапке птицы и отправил в полет. Миссис Эванс всё поймет.       Регулус наблюдал за его приготовлениями без комментариев, словно бы даже с пониманием.       — Будь ты проклят, если это ловушка, Блэк, — бросил Джеймс, подходя к ревенанту и враждебно протягивая руку.       — Я уже проклят, — прошелестел тот в ответ. — Но как тебе угодно.       Ледяные пальцы клешней сомкнулись на запястье Джеймса, Регулус очертил палочкой спираль, и мир перекувыркнулся в скачке аппарации.       ***       Диктор в телевизоре монотонно бубнил, играло радио, похрапывала прикорнувшая за столом бабуля Эванс, а Петунья в соседней комнате громко трепалась по телефону с подругой. Сквозь этот гам Вернон Дурсль, который пытался читать вечернюю газету, далеко не сразу расслышал мерзкий стук птичьего клюва в окно. Сначала это было просто назойливое пощелкивание, словно дождь перешел в град. Потом звук стал вызывать въедливое беспокойство. Наконец он заставил мистера Дурсля оторвать взгляд от колонки про курс валют и покоситься на окно.        Чертова птица Поттера. Почему этот фрик никак не оставит их семью в покое?        Некоторое время мистер Дурсль пытался делать вид, что птицы за окном не существуют. Он прибавил громкости телевизору и зашуршал газетой. Но теперь его не покидало ощущение, что сыч сверлит его неотрывным взглядом. Сосредоточиться на газете не получалось.       Недовольно кряхтя, Вернон поднялся из кресла, подошел к окну и задернул штору. Довольный таким простым и изящным решением, он вернулся к чтению. Но не прошло и минуты, как странное копошение раздалось возле входной двери. Бурча себе под нос, Вернон снова встал и, покачивая выпирающим животом, направился в прихожую.        Мелкая птица пыталась протиснуться в прорезь для газет. Вернон брезгливо поморщился. Ну неужели нельзя отправлять письма через почтальона, как нормальные люди? Почему всё надо делать с каким-то чудаческим выкрутасом? Эта черта Поттера безумно бесила мистера Дурсля.       Изготовившись, он навис над птицей и стал ждать. Когда большая часть тушки протиснулась в узкую щель, он резким движением схватил пернатую нахалку. Та вдруг развернула голову на сто восемьдесят градусов и вцепилась Вернону в палец. Он заверещал, но хватку не разжал. Подняв птицу над головой, он присмотрелся к ее лапам и увидел прикрученную записку. Да, он не впервые сталкивался с этой Поттеровской корреспонденцией и знал, что птица не уймется, пока не доставит послание. Поэтому, мужественно терпя атаки совиного клюва, он грубо стащил бумажку с лапы и только потом отбросил птицу.        — Видишь?! Видишь?! — рявкнул он, потрясая запиской перед птицей, словно та что-то понимала. — Я забрал писанину! Пшла прочь! — Вернон распахнул дверь.       Оклемавшись после удара об стену, сыч расправил крылья, взлетел, но, вместо того чтобы убраться из дома, метнулся в гостиную. Вернон бросился следом.        Взъерошенная птица приземлилась дремлющей миссис Эванс на голову и пронзительно ухнула. Бабуля распахнула глаза и оторопело воскликнула: «Батюшки!». Она подставила птице руку, и та пересела женщине на пальцы.       — В чём дело, малыш? — спросила она, сюсюкая и поглаживая сыча по маленькой голове.       Пока на него не смотрели, Вернон поддался порыву едкой вредности: он быстро скомкал записку в потный катышек, незаметно закинул в рот и проглотил.       Тем временем бабуля Эванс осмотрела лапы птицы, но ничего, конечно, не обнаружила.        — Вернон, она принесла что-нибудь? — спросила она обеспокоенно.       — Нет! Эта сумасшедшая курица просто ворвалась в мой дом и набросилась на меня! — Он взмахнул окровавленной рукой. — Так продолжаться не может, миссис Эванс! Скажите своему второму зятю, чтоб прекращал этот беспредел немедленно! Я такого не потерплю больше! Я!..       Он продолжал кричать, плюясь слюной, пока в комнату не ворвалась Петунья и не завизжала:       — Вы разбудили Дадлика!        После чего начался полный кавардак, и о записке все окончательно забыли.