Сквозь мглу

Мелкий дождь давно насквозь промочил капюшон худи и теперь, кажется, стучит непосредственно по макушке. Волосы кривыми полосками прилипли к лицу. Цвет куртки стал более серым и грязным, ботинки слились с размокшей землей. В таком виде я не очень-то вписываюсь в атмосферу помпезных похорон Агнии. Вокруг смесь из знакомых лиц, на которые падают уродливые тени от черных острых зонтов. Большинство из присутствующих вырядились в свои лучшие траурные наряды, чтобы соответствовать мистеру Доусону, произносящему сейчас слишком пафосную речь у сверкающего гроба дочери. Часы на его руке стоят больше годовой зарплаты практически всех, кто обступил мужчину своими искусственными соболезнованиями. Эти кретины готовы прыгнуть в свежевырытую могилу и сверху себя землей посыпать ради его благосклонности. Но ему так же плевать, как и было плевать на Агнию все время, что я ее знала. Не то чтобы я сильно от них отличаюсь, нет, меня не особо трогает произошедшая трагедия, и пришла я сюда только из-за настырности Дии, которая даже в церкви не уставала шептать мне на ухо новые сплетни об окружающих. В таких глухих и забытых городах, как Кемфилд, любое событие или поступок рискует стать центром бурных обсуждений. Все знают все обо всех и даже больше. Так и с Агнией — местные в курсе, как владелец лесопилки выгонял дочь из дома в январские морозы за посещение вечеринок в школе; как решил за нее дальнейшую судьбу и запретил уезжать из этой дыры, чтобы она в будущем унаследовала семейный бизнес; как избил до полусмерти, найдя в сумочке несколько таблеток экстази. Поговаривают, что и в бездыханном теле нашли следы каких-то наркотических веществ. Наверное, мне жаль девушку, с которой мы проводили много времени вместе в школьные годы. Но после моего возвращения в прошлом году я видела ее лишь несколько раз, и разговоры наши длились не более нескольких минут. Ни я, ни она не горели желанием возобновлять общение. Теперь же, когда миссис Доусон, сияя бриллиантами на шее, рассказывает о славной и любимой всеми девочке, во мне нет ни единой эмоции. Пожалуй, мне должно быть стыдно, ведь банальное человеческое сочувствие к чужому горю я обязана испытывать. Но вся моя человечность покоится в нескольких десятках метров отсюда — в могиле моей матери. Больше полугода прошло, а я так и осталась в безразмерной пустоте, не выпускающей из своих тисков ни на шаг. Может, и сама не хочу выбираться из эмоционального вакуума. Зачем? Я напиталась болью, которой хватит жизней на девять, нет смысла ее приумножать. Гроб медленно опускается в глубокую яму под всеобщее молчание. В глянцевой поверхности вижу свое отражение: некогда загорелая кожа сливается с серым небом, на бледных губах поселились темные трещины, а поостревшие скулы могут порезать любого, кто ко мне подойдет. Люди по очереди бросают в могилу горстки земли, после чего рабочие стремительно орудуют лопатами. Вот и все. Надеюсь, хотя бы кладбище подарит Агнии долгожданное успокоение. — Поехали? — обращаюсь к Дие, которая выискивает кого-то глазами в расходящейся толпе. — Подожди. Ты не видишь Питера? — она задумчиво оборачивается ко мне, спрашивая о бармене, который в силах споить любого за четверть часа. — Дия, ты хочешь склеить кого-то на похоронах? — говорю с пренебрежением и тащу подругу к ее же машине. — Они уже закончились, — врезаюсь в нее раздраженным взглядом, от чего та сдаётся и садится за руль. — Ну ты и зануда, Эва. — Оберегаю покойников от твоего беспощадного флирта. — Агния бы оценила, — с долей грусти произносит Дия. — Вот с ней можно было нормально повеселиться. Помнишь, как мы историка в кабинете заперли и забыли? — Ага, хотели от отработки избавиться, а в итоге нас Реммао до конца года после уроков оставлял, — вспоминаю грозное лицо учителя, которого почему-то все звали по имени. — Не понимаю, чего он так разозлился? И без нас из кабинета не вылезал. Подумаешь, заночевал в школе разок. Дия тихо посмеивается, продолжая раскидываться воспоминаниями. Я не комментирую истории о школьных пьянках и ее многочисленных возлюбленных. Смотрю, как дворники развозят по лобовому стеклу мутную дождевую воду, сквозь которую практически не виден унылый пейзаж. — Поня-я-ятно, в программе опять Эва-молчунья. Иду с козырей, — она ненадолго поворачивается ко мне с хитрым прищуром и продолжает. — Что насчет твоих приставаний к моему брату? — Только не это, давай лучше обсудим, кто спился из футбольной команды, — я закатываю глаза в полном нежелании слушать о самых постыдных страницах своей биографии. — Не-а, хочу в красках представить, как ты оставляла в комнате Тизиана не особо приличные записочки. Дие трудно сдержать смех, и я ее прекрасно понимаю. Я вела себя почти неадекватно в выпускных классах. Тизиан тогда закончил учебу, вернулся в родительский дом и работал в полицейском участке, где их отец и теперь служит шерифом. Я же просто прохода парню не давала: напрашивалась на ночевки к подруге, прожигала его взглядом при каждом появлении, даже из дома нарочно сбежала, чтобы он меня поймал. В итоге просидела полночи в кабинете его отца и выслушала тонну историй про неблагополучных подростков тире будущих преступников, пока мама не приехала. — Это все гормоны. Вздыхаю и прогоняю веселые моменты подальше от себя. Все-таки паршиво на душе от видов кладбища и от странной смерти бывшей подруги. Кому помешала несчастная девушка? Зачем издеваться над ней так, чтобы хоронить тело пришлось в закрытом гробу? В нашей глуши и ограбления редкость, не говоря об убийствах. — Так включи свои гормоны снова. Я же говорила, что брат о тебе стабильно спрашивает раз в неделю. — А я говорила, что мне это неинтересно. — Начинается. Тебе все неинтересно. Сколько ты будешь безвылазно в своей берлоге сидеть, Эва? Пора уже жить нормально и не убиваться из-за… Мое тело каменеет от напряжения, что замечает Дия и не спешит договаривать. Я не хочу на ней срываться. Дия — единственный человек, который был рядом, когда я приехала сюда из-за болезни матери. Помогала за ней ухаживать, ставила капельницы, дежурила по ночам около её постели, чтобы я поспала несколько часов. Может, она и создает впечатление ветреной и легкомысленной девушки, но это не так. Она работает медсестрой и действительно горит желанием помогать людям. К тому же, терпит мой отвратительный характер. Наша дружба выжила только благодаря ей и ее безграничной вере в то, что в меня можно вдохнуть жизнь снова. — Прости. — Все хорошо, — слабо улыбаюсь и сбегаю от темы. — Как думаешь, что произошло с Агнией? — Ох, мне кажется, это как-то связано с делом ее отца. — Месть конкурентов? — Возможно. Тиз говорил, что с телом что-то невероятное вытворили. Из органов только сердце на месте осталось. Может быть, это некое послание? — Тогда больше похоже на отвергнутого ухажера. Оставить сердце довольно символично. Убедился, что оно у нее есть. — Фу, мерзость какая. Ты звучишь очень цинично, — Дия морщит лицо, видимо, представляя, скольким парням оставляла фальшивые номера. — Не похоже на неразделенную любовь. Для чего тогда подвешивать труп на стене здания лесопилки? — Что? В плане «подвешивать»? — Веревками, на гвозди. Не захотел ее папаша с кем-нибудь договор подписывать, вот и результат. Висит прямо у входа. — Это я еще циничная? — Согласна, перебор. Ладно, приехали уже, — я хватаюсь за ручку, но останавливаюсь. — Не хочешь подругу в гости позвать? — Извини, давай в другой раз, вымотала меня вся эта процессия. — Стоп, — Дия блокирует двери и прищуривается, — я это уже слышала. Давай поконкретнее. Когда и где «в другой раз»? — Завтра, достанем самого смазливого бармена в «Пещере», — называю беспроигрышный вариант. — По рукам, — она практически подпрыгивает на месте в предвкушении. — Но, если завтра ты придумаешь новую отговорку, я буду все твои обещания записывать на диктофон и обращаться в полицию. У меня там связи. — Да с вами опасно иметь дело. Прощаюсь с Дией и иду по каменной дорожке к небольшому дому. Он как будто выцвел на солнце. Раньше ярко-желтая побелка виднелась за километр. Мама любила этот цвет. Нужно собраться и привести жилище в адекватное состояние. О том же я думаю, проходясь по гостиной, в которой на слое пыли рисунки выводить можно.

***

Ближе к вечеру закрываю ноутбук с недописанной статьей и спускаюсь на кухню. Ужинать нормально я давно разучилась, поэтому разогреваю полуфабрикат, упаковка которого утверждает, что передо мной лазанья. Холодные слои фарша смешиваются во рту с горячими и окончательно отбивают аппетит. Я собираюсь вернуться в свою комнату и в сотый раз изучать трещинки и нитки паутины на потолке, лёжа на кровати, но вспоминаю о мыслях об уборке. — Вспомнила, так делай, — бубню под нос и ищу глазами веник. Он точно где-то здесь. Поиски ни к чему не приводят. — Образцовая хозяйка, ничего не скажешь. Усмехаюсь и иду в гараж. В нем стоит разбитый мной старенький автомобиль, который я никак не могу отвезти в мастерскую, и кучи хлама. Если начну его разбирать, то до утра отсюда не вылезу. Замечаю в углу заржавевшие грабли. Что ж, порядок не мешает навести и снаружи. Сгребаю старую, возможно, прошлогоднюю листву минут двадцать. Дело неблагодарное — половина разлетается на прежние места. Но ждать более благоприятной погоды глупо, потому что неизвестно, когда ещё меня ужалит инициативность. Поэтому продолжаю свое бессмысленное занятие, пока не слышу рычание мотора около дома на противоположной стороне улицы. Останавливаюсь. Там давно никто не живет. Из здорового черного автомобиля выбирается не менее здоровый человек. На улице достаточно темно, поэтому я вижу только расплывчатый силуэт, который достаёт из багажника несколько спортивных сумок и скрывается внутри заброшенного дома. Ну за что? Я прекрасно живу с бабулей Гвен по соседству, которую вижу раз в месяц, когда она выбирается за почтой. А теперь напротив будет какой-то незнакомец, наверняка, с женой и оравой детей, достающей всё живое и неживое. Мне так хорошо в тишине и запустении, но, нет, надо же испортить идиллию! Я агрессивно машу граблями, представляя семейку Аддамс, которая будет выводить меня одним своим существованием. — Не поздно для уборки листвы? — от громкого мужского голоса за спиной я дергаюсь и роняю грабли. — Зачем так пугать? — с инструментом наперевес иду к деревянному забору, за которым стоит очень высокий мужчина. — А зачем ночью по двору ходить? — хриплый тон проходится по мне волнами мурашек. — Мой двор, где хочу, там и хожу, — отвечаю и всматриваюсь в его лицо, кажущееся знакомым. На глаза и высокий лоб падают светлые пряди, прямой нос немного краснеет от холода, под скулами залегают глубокие тени. — Амен? — спрашиваю несколько громче, чем рассчитывала. — Мы знакомы? — удивлённо уточняет он. Да ты совсем охренел? Мы с Дией так часто в детстве крутились вокруг него и Тизиана, что Амен просто не мог меня не узнать. — Можно и так сказать, — я выпрямляюсь и облокачиваюсь рукой на грабли. — Я подруга Дии, — он приподнимает густые белые брови, — сестры Тизиана. — Вот как, смутно, но припоминаю. И как зовут подругу Дии, сестры Тизиана? Он кладет локти на забор, который едва достает ему до груди, и скрещивает пальцы в замок с мимолетной усмешкой. Все ты помнишь, я же вижу! — У них и спроси, — разворачиваюсь от его самодовольной морды и иду к крыльцу. — Эва, — оборачиваюсь на ступеньках. — Вспомнил, — я поднимаю большой палец вверх, изо всех сил стараясь скрыть улыбку. — До встречи, соседка, — он бесшумно скрывается в ночной темноте. И что это было? Я стягиваю ботинки, плохо справляясь со шнуровкой. Какой важный! Припоминает он, видите ли, смутно. Надо было сделать вид, что тоже его не узнала. Кидаю ключи на тумбу под зеркалом и шарахаюсь от него. Теперь все ясно: я стояла перед ним в порванной на плече куртке, из которой выглядывает смятый синтепон, и в шапке, что старше меня вдвое. В волосах запутались куски листьев, а на щеках остались разводы пыли и грязи, больше похожие на боевой раскрас в каком-нибудь индейском племени. Кикимора вылезла из болота в поисках добычи, не иначе. Зачем я к нему подошла вообще? Поздравляю, произвела впечатление! Я долго и нудно прокручиваю в голове встречу с соседом, сидя на диване перед выключенным телеком, пока не прихожу к очевидной мысли: какая разница? Он просто мой сосед, может, я и видеть его особо не буду с моим-то образом жизни в стиле «Закончились продукты? Выберусь за ними на следующей неделе». Точно-точно, стоит просто забить на неловкость ситуации и продолжать не обращать внимание на всё и всех вокруг.

***

Следующий день я потратила на редактирование статьи. Как обычно, результат меня не устроил, но я отправила окончательный вариант, чтобы уложиться в сроки. Писала я медленнее обычного, потому что смотрела не на экран с плывущими строчками, а преимущественно в окно. Из моей комнаты, оказывается, неплохой вид на обветшалый дом, из которого с утра уехал Амен. Теперь понимаю бабуль, которые всë свободное время посвящают слежке за соседями. Что-то вроде просмотра ситкома. Только вот в моем случае у режиссера своеобразное видение: ничего не происходит уже который час. Мне остаётся лишь обследовать заросший двор и величественное деревянное строение. Когда нам с Дией было лет по тринадцать, мы пересмотрели фильмов ужасов и решили, что в заброшенном доме точно поселились все призраки округи. Даже проникнуть туда пытались с одноклассниками, но не вышло — окна и двери были заколочены. Сейчас прибитых досок не вижу, наверное, новый жилец недавно от них избавился. Я со своим безразличием вообще ничего не замечаю, и почему-то сейчас это дико раздражает. Хочется узнать, по какой причине Амен оказался в нашей глуши. Понятия не имею, из-за чего во мне проснулось любопытство. Вероятно, его разбудило задетое самолюбие и добило абсолютное ничего, которым наполнена моя жизнь. Дия права, затворничество ни к чему хорошему не приведёт. Я так в сталкера превращусь, причём без конкретной цели и мотива. Просто потому что скучно. Серо. Безысходно. Так, Эвтида, прекращай! Бери себя в руки и собирайся на попойку. Иногда у нас с Дией получается нормально отдохнуть, несмотря на мою кислую мину. Она мёртвого заставит смеяться над глупыми шутками так, что челюсть придерживать придется, чтобы та не отвалилась. Надеюсь на неунывающую подругу и теперь, когда завязываю непослушные волосы в высокий хвост и подкрашиваю полузасохшей тушью ресницы. До определённого момента я любила возиться с макияжем, выводить острые стрелки, наносить на губы яркие оттенки помад. Но только до определённого момента, о котором вспоминать не хочу ни сегодня, ни в любой другой день. Теперь и не знаю, где лежит большая часть косметики, как и одежды, которая когда-то была любимой. Поэтому натягиваю на себя темно-зеленую водолазку и светлые джинсы, потертости на которых явно не были задуманы изначально. Парадный образ готов. Кто-то и в магазин в таком не выйдет, но мне же лучше — меньше шансов поймать на себе пьяные взгляды завсегдатаев бара. С Дией мы договорились встретиться ровно в пять, а значит, в полшестого пора выходить. Идти до бара минут двадцать, поэтому я не спеша надеваю пальто, проверяю содержимое сумочки и выдвигаюсь навстречу дешёвому алкоголю. На улице непривычно светло. Мягкий красный свет туманом стелется по округе, спускаясь с пиков гор, обступающих город. Живописное местечко, если ты не наблюдаешь эту картину каждый день с самого детства. Глаз быстро привыкает к изменчивому ландшафту, густым лесам и резким закатам. Вот бы мне новые глаза, которые радовались бы каждому причудливому лучу солнца. Новые легкие, в которых смешивались бы запах сосновой коры и холодный воздух горной реки. Мне бы жизнь новую. Мечтания обрываются звуком стирающихся о старый асфальт шин. Амен. Очень вовремя. Поздороваться или пройти мимо? Выбор испаряется в густом тумане, когда новоиспеченный сосед заговаривает первым, стоя на противоположной стороне улицы: — Здравствуй, Эва, — он нарочно делает акцент на имени. — Привет, — быстро говорю я, собираясь уходить, — точнее, пока, — зачем я это сказала? — Извини, я спешу. — Куда? — Амен без проблем догоняет меня на тропинке, протянувшейся вдоль немногочисленных домов. — А по какому поводу допрос? Ты не коп случайно? — говорю, что первое в голову приходит, и мельком осматриваю его сбоку. Останавливаюсь, когда замечаю нашивку на бомбере с надписью «ФБР». — Ой. — Почти угадала. Пошли? — Ты же не знаешь, куда я иду. — В бар, — уверенно отвечает он, от чего мой ступор усиливается. — Откуда ты… — Когда выходила из дома, ты писала сообщение. Короткое. Что-то вроде «Выхожу» или «Скоро буду». Вечер прохладный, а одета ты легко, значит, не на прогулку собралась. Идешь в сторону окраины, где из заведений только «Пещера» и закусочная, которая скоро закроется, — в ответ я только глазами глупо хлопаю. — Да расслабься, меня Тизиан позвал с вами посидеть, поэтому и знаю. — Ого, никогда бы не подумала, что у служителей закона настолько отвратительный юмор, — отвечаю и ускоряю шаг. Придурок. С чего он взял, что может надо мной шутить? — Какой есть, — он снова идёт рядом и теряет всякий интерес к диалогу. — Иди по другой дороге, — огрызаюсь я, скрещивая руки на груди. — Для чего? — Чтобы Дия с Тизианом не подумали, что мы пришли вместе. — Тебя это смущает? — в низком тоне слышны насмешливые нотки. — Нет, но я не хочу пересказывать, как ты убого за мной увязался. — Где тебя научили хамить старшим? — Там же, где тебя учили пользоваться возрастом в качестве аргумента. Перекидывание колкостями закончилось, когда мы вошли внутрь бара. Дии с братом я не увидела, зато почувствовала, как все окружающие обратили на нас свое внимание. Я вжала голову в плечи, сделав маленький шаг назад. Спокойно, ты знаешь почти каждого посетителя, они ничего тебе не сделают. — Куда делась твоя смелость? — тихий голос Амена послышался у самого уха. Он направился к свободному столику, игнорируя любопытные взгляды, а я прошмыгнула за ним, попутно набирая Дие сообщение. — Они будут через пару минут. Зачем-то машу перед ним телефоном с перепиской, на что тот кивает и снимает бомбер, подходя ко мне со спины. Он помогает избавиться от верхней одежды и касается плеч, от чего я чуть ли не отпрыгиваю в сторону. Ловлю странный взгляд блондина и скорее пролезаю к кожаному дивану, на котором царапины копятся не первое десятилетие. Амен спрашивает, что я буду, и отходит к барной стойке. Мне остаётся лишь оглядывать знакомую обстановку: вокруг поломанного рояля, который служит в качестве столика, собралась шумная компания подростков; работники автомастерской играют в бильярд, на зелёном поле которого не достаёт, по крайней мере, половины шаров; за стойкой на своём законном месте сидит старик Дженкинс, а в метре от него вываливают грудь на лакированный стол подвыпившие девушки на несколько лет старше меня. Одна из них, кажется, Хлоя что-то говорит Амену, заражая подруг противным смехом. Они замолкают, стоит мужчине ответить. Какой серьёзный стал, вы посмотрите! — Приветики, — внезапно появившаяся Дия целует меня в щеку и присаживается рядом. Тизиан неловко машет рукой и приветствует подошедшего Амена. — Ого, Амен, да тебя не узнать! — Не сказал бы, — он косится на меня, передавая пивной бокал. — Подумать только, я сто лет тебя не видела! — Дия говорит так, будто они старые друзья. Забавно, когда Амен заканчивал школу, нам было лет по девять. Иногда им с Тизианом приходилось присматривать за нами по просьбе родителей. Мы доставали их просьбами научить играть в приставку или погулять с нами, и это максимум. Понятно, что подростки не горели желанием тратить драгоценное время на посиделки с мелкими. — Как дела в Вашингтоне? — вот сорока, успела выведать у брата, где пропадал Амен. — Неплохо, — сухо отвечает он, отпивая виски. — Не скромничай, Тизиан рассказывал о твоих успехах по службе, — класс, лучше бы меня просвятил, что его друг по-соседству поселится. — Вот как, — Амен оглядывает притихшего парня. — Что ещё поведал? — Что ты будешь сотрудничать с нашими полисменами при расследований убийства Агнии по просьбе мистера Доусона, — Тизиан безуспешно шикает на сестру, чтобы та его не выдавала. Умилительное зрелище. Чтобы скрыть свое веселье, я сосредотачиваюсь на хмельном напитке и тут же давлюсь. — Ты что мне взял?! — я посылаю претензию в адрес Амена, вытирая с губ кислую пену. — Безалкогольные пиво, — невозмутимо отвечает он. — Тут такое есть? — в один голос удивляемся с Дией. — Как видите. — Вот и пей эту гадость сам, — я прокатываю бокал к Амену и тянусь к рифленому стакану в его руке. — Честный бартер. — Не могу смотреть, как девочка, которую Тизиан учил кататься на велосипеде, пьет что-то крепче сока, — я не могу разжать холодные пальцы Амена и прекращаю попытки. — Девочке двадцать три, и она перепьет любого за этим столом, — шиплю в ответ и встаю. — Вовремя же у тебя память активизировалась, — я ухожу к барной стойке, возвращаясь с человеческим напитком под недовольный взгляд светлых глаз. Весь вечер слышно в основном Дию. Она бросила попытки разговорить Амена и начала перебирать забавные случаи, происходившие в городе в последнее время. Со мной несколько раз старался заговорить Тизиан, но диалог я не развивала. Вдруг он правда думает, что до сих пор мне нравится. — Тебя проводить? — обращается ко мне Тизиан, когда мы покидаем прокуренное помещение. — Без тебя справимся, друг, — отвечает за меня Амен, за что я благодарно на него смотрю. — А-а-а, вы же теперь на одной улице живёте, — слышу весёлый голос Дии за спиной. — Плюс один повод заглядывать к Эве почаще, да, Тиз? — Точно, — отвечает парень сестре, вызывая такси. Попрощавшись с ребятами, мы отправляемся к нашим домам в тишине. Мой подвыпивший разум молчание, конечно же, не устраивает. — А как вышло, что ты теперь живёшь напротив? — Я перевёз отца в Вашингтон три года назад, дом продал. Гостиниц, как ты знаешь, в Кемфилде нет, поэтому мне смогли предложить только это жилище. — У него разве нет владельцев? — я говорю медленно, скрывая икоту. — Прежние жильцы давно умерли, здание числится за мэрией, — я хочу ответить, но спотыкаюсь. — Аккуратнее, — Амен во время ловит мой локоть. — Не стоило, у меня отличная коордита-, координанц-, черт, ну ты понял, — посмеиваюсь и избавляюсь от его руки. — Понял-понял. Ты или говори, или иди. — Не очень-то и хотелось, — лениво показываю язык и понимаю, что порядочно перепила. Лучше действительно помолчать. Мы чудом преодолеваем оставшуюся часть пути. — До крыльца меня вести необязательно, — говорю, но он не спешит отходить. — Не уверен. — На чай звать не буду, у меня его нет, — я, как мне кажется, тактично намекаю на то, что продолжения вечера ждать не стоит. — Я бы и не согласился, — хмыкает Амен, холодно осматривая моё лицо. — Я бы и не предложила, — гордо взмахиваю головой, после чего все вокруг начинает кружиться. — Хорошо, — спокойно произносит светловолосый. — Хорошо! — повторяю громче я. — Дверь открывай, — Амен кивает на замочную скважину. — Думаешь, я настолько пьяная, что с ключами не справлюсь? Принимаю вызов и достаю из сумочки звенящую связку, которую перебираю несколько раз. Я никак не могу попасть ключом в нужное отверстие, поэтому за меня это делает Амен. В ответ я цокаю и скрываюсь за дверью. — Закрыть не забудь, — слышу глухое наставление снаружи. — Свалился же на мою голову, — причитаю я, засыпая на диване.