Иллюминации. Черновик 1

Кровавое месиво выдавливается, словно сливочный крем из кондитерского мешка. Тело дёргается, пытается вырваться из крепкой хватки тощих рук. Перед глазами что-то постоянно мелькает, а по ушам медленно стекает смола из гула мушиного роя. Даже пространство вокруг, такое тесное, душное, давящее, пульсирует в такт конвульсиям бездыханной массы, из которой порционно вырываются сгустки алого месива. Всё это волнами ходило и дрожало, потрескивая иногда, и тело множилось, и жило, и дрожало… и распадалось навсегда. Мак резко проснулся, словно окатанный ледяной водой, отчего он чуть ли не вскочил с кровати. Благо, Севу это не разбудило: круглолицый усач всё мирно спал, слегка посапывая. Несмотря на закономерно наполненную темнотой комнату, Мак всё же мог худо-бедно рассмотреть силуэт любимого: волосы того подрастрепались за ночь, так что Мак протянул свою тонкую руку к голове Севы и погладил его, будто пытаясь хоть немного причесать. На душе сразу стало легче. Он даже почти забыл, что проснулся так рано и так вынужденно. Мак встал с кровати и пошёл умываться. Дабы не тревожить своё всё же сонное состояние, он не стал зажигать свет. Всё равно ему хватает естественного света, чтобы ориентироваться в тёмно-сером окружающем пространстве утренней темени. Но зеркало в умывальне не отразило его уставшее лицо. Вместо лица в тёмной рамке Мак увидел лишь два бледных огонька серо-лазурного цвета. Значит, Сева всё-таки не шутил?.. Лохмач зажёг свечу и поднёс прямо к глазам, приблизившись при этом к зеркалу. Свечение отразилось от радужки, и тут же перекрыло бледную лазурь своей желтизной. Теперь зеркало отдавало Маку обычные его глаза, без всяких побочных иллюминаций. Может, всё-таки морок? Мак сплюнул остатки раствора для чистки зубов, вытер мокрое свежевыбритое лицо и пошёл одеваться. Без свечи не было видно ни зги. Он застёгивал жилет на ходу одной рукой, когда зашёл в тёмную гостиную. Дабы скоротать время, Мак уселся за стол и подтянул к себе вчерашнюю газетку. «Три сотни единиц военной техники, наконец, готовы к отправке на фронт…» «Пропал земский начальник *** Петергофского уезда…» «Градоначальник представил планы по строительству новой трамвайной линии…» Мак сложил газету и положил на прежнее место, после чего встал и направился в гардероб приготовить сегодняшние одеяния адвоката. Когда дело было сделано, и лохмач вошёл в комнату, он застал Севу уже сидящим на краю кровати и довольно потягивающимся. — Чего же ты так рано встал, солнце моё? — сонно протянул тот, немного жмурясь от мерцания свечи. — Дурной сон, — пожал плечами Мак. Вскоре он одел адвоката, все дружно позавтракали, после чего хозяин жилплощади закономерно собрался на работу. В конторе ему было необязательно присутствие камердинера, так что у Мака теперь вся неделя свободна. Он крепко поцеловал Севу, и тот с улыбкой пошёл на работу, прямо на пороге вспомнив, однако, что на завтра у Мака назначен приём у врача. И уже после этого адвокат закрыл за собой дверь. Лохмач сделал всё, что требовалось по долгу его всё ещё новой службы, и, не дожидаясь обеденной трапезы, ушёл на прогулку. Пора уже было заглянуть к друзьям театралам, ибо вчерашним днём Сева повёл его в филармонию, до похода в которую они… не важно. Только он подошёл к дверям уже почти родного здания, как увидел табличку, возвещавшую о временном прекращении работы — до конца текущей недели. Мак толкнул незапертую дверь и вошёл внутрь. — Друзья, как же так? Что успело произойти? В вестибюле ему встретились слегка суетящиеся актёры, музыканты и Аполлинария. — Здравствуй, Мак! — рыжеволосая барышня в два лёгких шага оказалась рядом с лохмачом и чмокнула того в щёку, малость задев своей щекой небольшие бакенбарды. — Вы уже приехали, значит? Передавай привет Всеволоду Акимовичу, хотя лучше оба заходите по вечерам! — чуть ли не с задором пролепетала девушка. — А это вот добровольческие инициативы. Помогаем восстанавливаться пострадавшим от вчерашнего погрома, — добавила Аполлинария уже не так весело. — Какой такой погром? — Вчера какие-то супостаты в еврейском квартале невесть что натворили. Так что вот всякие неравнодушные — мы в том числе — решили помочь, чем можем. Если хочешь, то от твоей помощи совсем не откажемся! — Я… Я обязательно сообщу об этом Севе. Ему такое знать будет полезно, если не сказать — необходимо… А пока я пойду, пожалуй. Не буду мешать. — Что ты, разве ты мешаешь? Впрочем, как хочешь. И кстати, неплохо выглядишь с бакенбардами. — Спасибо… Дариушу привет передавай, что ли. — Конечно! Мак чмокнул Аполлинарию в щёку и пошёл обратно на улицу. Он бродил бесцельно, засунув руки в карманы сюртука. Светлый лёгкий шарф защищал от нечастых порывов не ветерка. Цилиндр на голове, в свою очередь, дал возможность Маку не волноваться об обнаружении его личности из-за волос. Мыслей как таковых в голове у него не было. Точнее, не было чего-то конкретного, что могло бы послужить пищей для размышлений. Шум из образов, конечно, занимал его внимание, но Мыслями это назвать затруднительно. Задумчивый и мрачноватый, новоиспечённый франт прошёл мимо очередной доски объявлений, что словно на крюк насадила его рассеянное внимание и заставила вернуться в реальность, хотя бы на мгновение. Из центра объявленческой инсталляции на Мака грозно смотрел уже знакомый суровый взгляд здоровяка в маске. В его отношениях с правоохранителями, похоже, был прогресс: «Особо опасен!», буквально кричали крупные буквы под рисованным силуэтом здоровяка. Доска объявлений была рядом с воротами завода, дым из труб которого, казалось, всё силился внести свою лепту в и без того вечно облачное небо. Со внутренней стороны закрытых ворот стояло несколько полицейских. Мак сделал вид, что продолжает рассматривать рекламу и всякое агитационное, но всё же через минуту подошёл к воротам. — Господа, позвольте поинтересоваться: что же достопочтенная полиция делает за закрытыми воротами завода? Неужто что случилось? — Сударь, ничего не случилось, по крайней мере конкретно здесь, — слегка улыбнулся некий офицер. Городовые лишь окинули Мака скучающими взглядами. — Вышестоящие так решили, что для соблюдения порядка теперь необходимы меры сверх обыкновенных. По правде сказать, мы и сами не в восторге, но что поделать, такова воля начальства. — И то верно. Прошу прощения за беспокойство, — кивнул Мак, и под лёгкую улыбку офицера неторопливо пошёл дальше, продолжая свои странствия по городу. «Рисковый был шаг, но не признали, ведь так? Вот и всё.» И чем дальше он заходил, тем чаще видел людей, что пытались выжить прямо на улице, буквально в палатках. Конечно, от крупных проспектов они были подальше, но всё же в черте города, как-никак. Мак смотрел на лица других праздных обывателей, что шагали мимо палаточников, и сердце его сжималось. Многие лица выражали сочувствие, но источавшие брезгливость и презрение бросались в глаза больше первых. Мак свернул в ближайшую подворотню. Уже пошёл снег? Белёсая пелена медленно спускалась с небес и словно отделяла антизвуковым барьером улицы и дворы. Мак пошёл по узкому проулку в надежде, что в оконцовке выйдет на набережную канала. Хотя он уже вообще был без понятия, где находится, будто не бывал здесь ни разу, несмотря на вроде как знакомые по архитектуре дома. — Нет, я не вернусь туда. Я там был, но больше уж точно не будет. Мне и так хватило. В конце концов, я не могу потерять Севу. Не могу… Он бубнил себе под нос, будто боялся, что его кто-то услышит. Да даже если бы и услышал, какое кому дело? Где-то впереди послышались глухие удары, будто кто-то весьма неторопливо выбивал пыль из плотного половика. Мак осторожно пошёл на звуки, а когда выглянул из-за угла дома во двор-колодец, увидел несколько человек, поочерёдно пинавших какого-то мальчишку, свернувшегося в калачик. Мак застыл на месте. Он совершенно ясно осознавал, что мальчугану необходима его помощь, и ему было совершенно ясно, что против четырёх (или вообще пяти?) человек силы Мака находятся в проигрышной позиции. Он всё это осознавал и хотел броситься на помощь, но… Тело застыло на месте. Он стоял и безотрывно смотрел, как мальца медленно, будто даже отрешённо избивает группа неизвестных. Время попало в петлю? Ничего не менялось, они просто по очереди наносили удар, раз в несколько секунд, почти как какой-то механизм. А малец лежал и не шевелился, лишь его тело содрогалось от ударов, но не более. Будто он сам был частью этого механизма. Порыв сильного и холодного ветра выбил Мака из оцепенения. А избивающих, кажется, вырвал из цикла избиений, отчего они всей группой убежали куда-то в дверной проём. Мак подбежал к мальчугану. Это был уже окоченевший труп ребёнка лет двенадцати. Лицо его посинело и в принципе было разбито, хотя Мак и не видел, чтобы того били по лицу. Тем не менее, несмотря на затруднительность опознавания лица, Маку всё равно показались знакомыми те черты, что он всё-таки мог рассмотреть. И волосы — они были растрёпаны и лохматые, словно мальчуган когда-то увидел самого Мака и решил устроить себе такой же беспорядок на голове, только длины самих волос пока не хватало. Одет тот был простовато, но всё равно как-то знакомо. Только где Мак мог встретить этого мальчугана раньше? Вот и он не мог понять. В пустом дверном проёме, куда ранее умыкнули избивавшие, донёсся грохот. Мак резко обернулся на шум, и теперь решил не медлить. Он забежал во тьму узкой парадной (которую и парадной сложно было назвать), и после лестничного пролёта оказался в каком-то слишком длинном еле освещённом кривом и донельзя узком коридоре. Впереди метрах в десяти, прямо около закрытой двери какой-то человек избивал лежачего. Что избивающий, что избиваемый были крайне похожи по телосложению, однако тот, что в позиции «силы», был одет в тёмный полицейский мундир. А лежачий, казалось, чуть ли не полностью скопировал самого Мака. Он не мог хорошо рассмотреть их лица, ибо лежачий закрывал своё руками, а у пинающего на голове уселась фуражка, не дававшая тусклой лампе осветить его лик. Мак, остановившийся на мгновение рассмотреть это безобразное действо, на этот раз был полон злобы, и вновь разогнался, чтобы смести мундированного с ног. Но тот услышал стремительно приближающиеся шаги и повернулся к Маку лицом. Он увидел, что этим мундированным был сам Мак. За мгновение до их столкновения свет погас, и Мак прыгнул в чёрную пустоту. Когда он, наконец, очнулся, то нашёл себя сидящим прямо на снегу, уткнувшимся спиной в стену дома. Рядом стояла палатка, из которой на него смотрело две пары детских глаз. Мак посмотрел на них, пошарил во внутреннем кармане сюртука, достал те деньги, что Сева ему давал на всякие расходы, и протянул дрожащей от холода ребятне. — Это всё, чем я могу сейчас помочь. После чего неуклюже встал на ноги, держась за раскалывающуюся голову, и, слегка шатаясь, побрёл домой. Он даже не сразу понял, что цилиндра на голове нет. «Да и хрен бы с ним».