Каждый день твой

      В тот день Лиза проспала почти до вечера, позволив телу нагнать все, чего оно недополучило в предыдущие месяцы. Пожертвовав завтраком и обедом, проснулась только к вечеру в состоянии полного нестояния. Неужели заболевала?       Девушка поужинала, приняла душ, все равно собрала вещи на следующее дежурство и снова провалилась в беспокойный сон. С работой в больнице ситуация обстояла точно так же, как и с парами в медицинском: для пропуска есть только одна уважительная причина – смерть. Очень было похоже по ощущениям, что Лиза уже одной ногой на стороне этой самой уважительной причины, но на смену собралась.       Кое-как доплелась в больницу следующим утром, буквально склеивая себя по кусочкам в пути. Дежурство в хирургии оказалось не менее загруженным, чем предыдущее в приемном отделении. С одним только отличием – Тальниковой довелось побывать в операционной, а это для нее было сродни медитации. Когда все заботы и мысли уходили на второй план. Не беспокоила ни жажда, ни усталость, а весь мир сужался до размеров операционного поля. Не было времени растекаться мыслями, переживать и раздумывать над вариантами. Вся усталость нагоняла потом. Так случилось и в этот раз.       Переодеваясь домой на следующее утро, Лиза все же отметила для себя, что нельзя все время только работать и спать. Нужно выходить в люди. Подумала о том, что неплохо было бы позвонить Тане и выбраться куда-нибудь с подругой.       Пока Тальникова собирала в сумку свои скромные пожитки, на глаза попалось небольшое зеркало, висящее над раковиной в углу ординаторской. Лиза бросила на себя беглый взгляд и ужаснулась – явно похудела за эти месяцы, лицо осунулось, налились мешки под глазами. Распущенные волосы после многих часов в операционной безжизненно прилипли к голове, и даже с помощью расчески не получалось уложить их в подобие прически.       Попрощавшись с теми несчастными, что заступили на смену с утра, Тальникова вышла из ординаторской и, стараясь не ступать по помытому, покинула отделение. Быстро спускалась по лестнице, обдумывая, куда бы сходить развеяться. У Тани наверняка будут для нее варианты. Нужно только позвонить ей до того, как ее сморит сном от усталости.       Проходя по холлу больницы, Лиза настолько сконцентрировалась на своих внезапных мыслях об одиночестве, что даже не сразу осознала, что ее зовут.       Обернулась на звук и увидела коллегу – Сашку Тюряева, с которым она довольно-таки часто бывала в операционных.       Александра знали в этой больнице все. Он был сыном заведующего неврологии, который в свою очередь держался на короткой ноге с начмедом. Подмазанный Тюряев оказался весьма посредственным хирургом, имел отношения с половиной медсестер учреждения и в целом производил впечатление довольно скользкого типа, несмотря на свою приятную внешность.       Удивительно, что такого важного ему могло понадобиться от Лизы, особенно если учесть, что свою смену хирург уже сдала.       Саша поравнялся с девушкой, улыбаясь во все тридцать два. Запихнул руки в карманы светло-голубой хирургички. Тянул время.       – Саш, что-то случилось с кем-то из пациентов? – поинтересовалась Лиза, теряя терпение. Перспектива возвращаться в отделение на неопределенный срок сейчас ей не улыбалась. К тому же, прежде чем уйти, Лиза, как и всегда, сделала обход пациентов отделения, и все были стабильны, а бумаги – написаны и подписаны. Воистину, сейчас она вернется, только если понадобится идти в операционную.       – Не-а, все в порядке. Я к тебе по личному вопросу.       У Лизы брови вопросительно взлетели вверх. Какие личные вопросы могли быть у Тюряева к ней?       - Саш, я очень устала. У меня было два сложных дежурства впритык, и завтра снова выходить. Отпусти меня домой. Давай все личные вопросы обсудим завтра? – Лиза двинулась в сторону выхода.       Саша, несмотря на то, что был без верхней одежды, а только в белом халате поверх хирургического костюма, увязался за девушкой следом на мороз. А ведь температура на улице явно стремилась к нулю по Цельсию. Вся территория больницы, за исключением главного входа и асфальтированной подъездной дорожки для скорых, была покрыта слоем снега.       В свете уже почти обеденного солнца Александр представал весьма симпатичным – брюнет, крепкого телосложения, с приятными чертами лица. Вот только репутацию имел подмоченную.       – Лиз, у меня есть два билета в театр на послезавтра. Говорят, интересный спектакль. Составишь компанию?       Тальникова остановилась. Повернулась к коллеге, пытаясь понять, на полном ли серьезе тот зовет ее на свидание. И почему ее? Да, они пересекались в операционной, но их даже хорошими знакомыми назвать можно с большой натяжкой. При этом Саша источал полную уверенность в своих действиях, поэтому Лиза решила идти с козырей:       – Саш, думаю, твоя девушка из неврологии будет против, если я составлю тебе компанию.       – А все уже, нет никакой девушки, – Тюряев небрежно махнул ладонью. – Я свободен аки птица.       – Может, еще не все потеряно? – с надеждой спросила Лиза, кутаясь в пальто. Тальниковой Саша не был интересен ни как друг, ни как хирург, ни как мужчина в принципе. Те отношения, что у них были до сегодняшнего дня, ее вполне устраивали.       Тюряев категорично помотал головой. Обхватил себя крепкими ладонями за предплечья. Начинал замерзать.       – Там все. С концами, об этом не беспокойся. Так что, пойдем? – несмотря на холод, Сашка продолжал гнуть свою линию.       Лиза не хотела быть резкой, все-таки им еще работать вместе. Лишь прикусила губу, делая вид, что размышляет над предложением, хотя ответ уже знала заранее.       – Давай как-нибудь в другой раз? Не уверена, что смогу уйти из отделения вовремя.       – Ты же даже время не спросила, Лиз, – глаза Тюряева хищно сузились. Он начинал понимать, что Тальникова юлит.       Девушка выдохнула. Плавно не получилось, придется говорить как есть:       – Саш…       – Да все понятно с тобой, – резко прервал Тюряев. – Ты у нас только по блатным. Моего блата, видимо, недостаточно.       Лиза чуть не задохнулась от подобной наглости. Сделала два шага назад от мужчины. Вся его улыбчивость куда-то улетучилась.       – Что, прости? – все же уточнила Лиза. Может быть, не так поняла?       Тюряев вновь махнул рукой:       – Ой, да не строй из себя монашку! Половина больницы видела, кто и на каких тачках тебя катает.       Словно весь воздух за раз исчез из легких, настолько Лизе стало тяжело сделать вдох после слов Тюряева. Да она всего раз посидела с Витей на лавочке, а об этом уже вся больница гудит? И поэтому она Тюряева заинтересовала вдруг? Как подружка бандита?       Девушка приняла оборонительную позицию, не собиралась оправдываться. И уж тем более идти куда-либо с мужчиной, который позволяет себе такие слова в ее адрес.       – Это не твое дело, – развернулась и пошла к воротам больницы, не дожидаясь ответа коллеги.       Но Тюряев не отставал.       – Да ты погоди! Послушай, что я предложить могу. Может, у меня есть что получше тачек и золотых цепей? Я ж тебе с карьерным ростом подсобить могу, – его голос звучал вкрадчиво.       Лиза снова остановилась. Вообще не понимала, что происходит. За что ей весь этот фарс после и так нелегкого дежурства? Каким своим поведением она могла натолкнуть Сашу на мысль, что ее внимание можно купить?       – Ну я ж тебя насквозь вижу. Под бандюка за место в больнице легла. С Чиженко спишь за ставку в хирургии, только он что-то жмется. А я могу ускорить процесс, - Тюряев подмигнул, подходя к Лизе вплотную. Уже дрожал от холода, но не отступал. Это что же получается, именно таким образом он был в отношениях с доброй половиной женского коллектива больницы? С помощью угроз?       Лиза поморщилась, словно сказанные слова были осязаемыми и липкой грязью цеплялись к рукам. Захотелось искупаться в антисептике.       – Саш, ты совсем из ума выжил? Вернись в больницу, мозги отморозил, похоже, – злобно отбила Тальникова. Обвинения были настолько нелепыми и оторванными от реальности, что даже захотелось рассмеяться.       – А что такое? Бандитская подстилка и целку из себя строишь! – крикнул он довольно громко, когда Лиза стала отдаляться. Так, что случайные прохожие обернулись на крик. Мимо проходящая бабушка с осуждением смерила Лизу взглядом.       От очередного оскорбления девушка опешила. Одно дело, когда Тюряев двусмысленно намекал, другое – когда говорил гадости прямо в лицо.       Вдох. Выдох.       Лиза сжала руки в кулаки, крепко впиваясь коротко подстриженными ногтями в кожу ладоней. До ужаса хотелось залепить пощечину этому самодовольному мудаку.       Но враз улыбка с лица Тюряева слетела, сменившись замешательством. Мимо Лизы мазнула знакомая фигура, и в следующий миг Сашка оказался на коленях с заломленной за спиной рукой. А над ним стоял Пчелкин, разъяренный как бык.       Лиза только и успела, что отскочить в сторону, настолько быстро все произошло. И откуда он только взялся? Ведь был же где-то поблизости, раз расслышал слова Тюряева.       – Ты че щас сказал? – несмотря на плеск чистой ярости в глазах, Витя говорил железным, спокойным голосом.       Саша застонал, его рука неестественно вывернулась. Еще немного и послышится треск костей. Второй рукой парень упирался в сугроб. Тонкие хирургические штаны потемнели от подтаявшего снега. Тюряев дрожал. То ли от холода, то ли от страха перед Пчелкиным.       – Моя рука… – проблеял Саша, почти заикаясь. И куда только делся весь гонор? Пчелкин пнул его ногой в кожаной туфле.       – Спасибо скажи, что не башка за такой базар, – но руку не отпускал.       Лиза, словно по щелчку пальцев, отошла от наваждения и бросилась разнимать мужчин.       – Витя, отпусти его! Он же хирург, ты ему руку сейчас сломаешь, – к тому же, они привлекали внимание случайных прохожих. Сейчас еще кто-то особенно сердобольный вызовет наряд милиции. Придется объяснять, почему бандит с подружкой обижают приличного молодого человека в белом халате. А ведь именно так все и выглядело.       – И еще язык отрежу за гнилой гон, – Пчелкин посмотрел в глаза Лизе с явным непониманием. Наверняка ожидал, что та ему на шею бросится за очередное спасение и будет благодарить.       Тюряев же даже не пытался вывернуться, словно понимал, что это абсолютно бесполезно. Пчелкин знал, что делал.       – Отпусти его, – твердо повторила Лиза, но Виктор проигнорировал ее слова, сильнее сжав руку Саши. Наклонился к нему и спокойно проговорил:       – Еще раз подойдешь к Тальниковой ближе, чем на десять метров, я тебя по мешкам раскидаю. В Битцевском будешь червей кормить, понял? И папка-зав не поможет.       Глаза Тюряева расширились не только от боли, но и от осознания, насколько велико влияние Пчелкина в этой больнице. Затем он быстро и порывисто закивал.       Пчелкин ослабил хватку и отпихнул Тюряева от себя, словно мусор. Тот упал в снег, а затем стал с усердием тереть травмированную руку. Виктор явно оказался королем положения и был на своем месте, в привычной ему атмосфере. Властный, спокойный, без тени сомнения в правильности своего поступка.       Лиза не стала ничего говорить. В ней закипала злость, которую разжег Саша, а теперь подпитал Виктор. Круто развернувшись на невысоких каблуках сапог, девушка пошла к воротам больницы быстрым шагом. Гори оно все синим пламенем.       – Тальникова! Лиза, мать твою! – окликнул Витя, догоняя ее.       Лиза не останавливалась, только ускоряя шаг. Под ногами хрустел снег, пока девушка, не жалея сапоги, пробиралась к выходу с территории больницы.       – Ну чего тебе, Пчелкин? Еще проблем подкинуть хочешь? – зло бросила Лиза, когда мужчина ее все-таки нагнал. Пчелкин выглядел слегка удивленным и искренне не понимал, почему Тальникова сердится.       – Какие проблемы? Поблагодарить за помощь хотел.       – Какие проблемы?! – в тон Вите возмутилась Лиза. – Ты серьезно? Ты зачем вмешался? Я тебя просила? Да я теперь новую работу искать должна с твоей подачи! Во второй раз, между прочим! – Лиза сыпала обвинениями, не скупясь на выражения. Словно хотела выговориться еще за события лета, которые пришлось молча проглотить.       Что до Тюряева, то ситуация и без Пчелкина виделась сомнительной, но после его вмешательства все стало схоже катастрофе.       Виктор ухмыльнулся:       – Не будет у тебя проблем. Из-за этого утырка тем более.       Был чертовски спокоен, как скала, а Лизе хотелось кричать и рыдать одновременно. Она устала, выслушала о себе кучу мерзостей – необоснованных, надо сказать. А теперь еще и Пчелкин со своими благодарностями, которые девушке абсолютно никуда не уперлись.       Тальникова сделала глубокий вдох, пытаясь подавить волну ярости.       – Витя.       – Чего? – мощная фигура Пчелкина в черном плаще – сколько их у него, этих плащей-то? – преградила Лизе проход за ворота больницы. Он словно играл с ней, подкидывая поленья в костер негодования. Если бы девушка могла прожигать взглядом, она бы точно испепелила Пчелкина. Дотла.       – Отойди, – глаза девушки все равно пытались просверлить в мужчине дыру. А вдруг получится?        Но Пчелкин самодовольно улыбнулся, не обращая никакого внимания на негодование Лизы. Совсем не был похож на того растерянного парня на лавке, которому хотелось сочувствовать и помогать. Этому хотелось только влепить пощечину. И не одну.       – Ты чё такая язва? Не выспалась?       – А ты что, гастроэнтеролог? Или сомнолог, может? – парировала Тальникова, подходя к Пчелкину ближе. Смотрела на него снизу вверх. И снова эта беспечная кривоватая улыбочка.       – Могу стать, если нужно. Для тебя – все что угодно, – в отличие от позавчерашнего дня, бандит пребывал явно в хорошем расположении духа. А Лиза слишком вымоталась, чтобы играть с ним в непонятные игры. К тому же, после сегодняшней его выходки она снова безработная. Тюряев наверняка уже докладывает папочке о случившемся.       Ну почему? Почему Пчелкин не мог сначала подумать, а потом уже чесать свои кулаки о лицо Саши? Но вместо риторических вопросов Лиза спросила что-то более конкретное:       – Боже, Пчелкин... Ты зачем здесь? – ярость, столь быстро вспыхнувшая, так же молниеносно утихала. На ее место приходила вселенская усталость. Все равно Лиза не могла ничего изменить в случившемся. И как бы ни злило, что ее жизнью играются властные мужчины по своему желанию, приходилось принимать поражение и в этот раз. В этот очередной раз.       Она запихнула руки в карманы пальто, пытаясь согреться. И чтобы не было соблазна ударить Витю. Кто знает, как он отреагирует на такую выходку.       – За тобой приехал. Отблагодарить хотел, правда, – слова Пчелкина вырвали Лизу из раздумий. Она кивнула. Даже быстрее, чем хотелось бы.       – Принято. Не за что. Теперь я могу домой пойти? – Лиза снова попыталась обойти Витю, но тот так и остался стоять в проходе.       – Лиз, если ты об этом мудле паришься… – поняв, к чему Пчелкин клонит, Тальникова даже не дала ему договорить фразу:       – Даже не смей к нему прикасаться, слышишь?!       Один черт знает, на что был способен Витя. Но Лиза не сомневалась, что слова про Битцевский лес были брошены не просто так. Пчелкин вообще слов на ветер не бросал.       На ее повышенный тон бандит только ухмыльнулся снова:       – Да не стану я руки марать. Хотя за такие слова…       – Это просто слова, – устало проговорила Лиза. – А ты своими действиями только их подтвердил. Теперь все в больнице будут считать, что я в отношениях с бандитом.       – А тебе не похрен, кто что подумает? – прищурился Пчелкин.       – Не похрен, Вить. Тебе ли не знать, что такое репутация, – уже абсолютно спокойно заметила Тальникова. Спокойно, но с твердой уверенностью. Пчелкин выдохнул.       – Так. Ладно, Лиз, остынь. Мы оба знаем, что урюк получил меньше, чем заслужил.       Тальникова была согласна, но Виктору этого знать не обязательно. Сложила руки на груди, отгораживаясь от бандита. В принципе, если действовать быстро, она могла бы оббежать Витю и проскочить за ворота. Да только не хотела показаться еще более смешной. А на прямую конфронтацию идти было бесполезно.       – Только теперь меня уволят, и ставки в хирургии мне не видать, – напомнила Лиза очевидное. А ведь придется снова начинать с нуля.       – Хочешь…       – Не хочу, Вить. Сама разберусь. Ты уже достаточно помог, спасибо. Отпусти меня домой. Не будь как этот, – Лиза махнула рукой в сторону больницы, где недавно состоялась стычка с Тяряевым, на что Витя крепко сжал челюсть, а голубые глаза потемнели от ярости. Ему не нравились такие сравнения, но сейчас Пчелкин поступал ничуть не лучше. Пользовался тем, что был сильнее.       – Лиз, ты драматизируешь, – он все же отошел от ворот, пропуская девушку. – Давай подброшу домой, заодно и обсудим.       Тальникова крепче прижала сумку к плечу, получив такую долгожданную свободу. Обернулась на Витю, смерив его взглядом.       – Нечего обсуждать.       – Лукавишь ты, Тальникова. Я твои глаза там, на балконе, помню, – Витя тоже пошел с козырей. Похоже, за короткое знакомство они оба уже знали, как уколоть другого в нужную точку.       На секунду Лиза даже сбавила шаг от воспоминаний о своем дне рождения. Она тоже помнила взгляд Виктора, освещаемый только огоньком тлеющей сигареты. И искру, что успела пробежать между ними на пьяную голову.       – Ты бы еще вспомнил мои глаза в операционной полгода назад, когда я под дулом пистолета шила Космоса, – все же проговорила Лиза, почти выплюнув очевидное Пчелкину в лицо.       Сейчас, когда они вышли к проспекту, людей вдоль дороги становилось больше, и мужчине уже сложнее было идти вровень с Тальниковой. Постоянно приходилось пропускать встречных прохожих.       – Не было там дула пистолета, – Пчелкин все же не сдержал привычной ухмылки.       – То, что ты его не доставал, как Леха, угрожая прострелить мне голову, не значит, что я его, этот самый пистолет, не видела, Вить, – теперь уже Лиза недвусмысленно намекала на схожесть Виктора и Лехи. И их подходов к делу. Тело словно свело судорогой от воспоминаний про события лета. Тальникова силой заставила себя не останавливаться.       – Не сравнивай хуй с пальцем, – брякнул Пчелкин со злостью. Лиза ругательство пропустила мимо ушей.       – Я понимаю, к чему ты клонишь. Но ты и я – это очень плохая идея, – девушка заглянула бандиту в небесно-голубые глаза в надежде увидеть там понимание. Но вместо этого мужчина лишь покачал головой. Не сбавлял темпа.       – Ты не права. Никогда не знаешь, пока не попробуешь.              – Мы не пара друг другу, – Лиза продолжала гнуть свою линию. Поскорее бы дойти до метро – очень надеялась, что хоть туда мужчина за ней не пойдет.       Пчелкин склонил голову набок. Достал из кармана помятую пачку "Camel" и отточенным движением извлек оттуда сигарету – Лиза поняла, что он теряет терпение. Наверняка не привык к отказам, да еще и в такой грубой форме.       – С чего такие поспешные выводы? – выдохнув струйку дыма, удивительно спокойно поинтересовался Виктор.       Лиза набрала побольше воздуха в грудь, чтобы выложить все, что у нее было на уме. Мороз защипал слизистую носа от резкого вдоха, отчего на глаза навернулись слезы. Рефлексы, чтоб их.       – Мы от отношений разного хотим, давай будем честны, – Лиза снова заглянула в глаза спутнику. – Я хочу покоя, уверенности в завтрашнем дне. А ты… Ты посмотри, какой жизнью живешь! Пушки, кулаки, кровь, рэкет. Ты не спрашиваешь, ты сразу бьешь, пистолетом машешь, словно так и нужно. Будто он к твоей руке, как родной, прирос. Да и, Боже… О чем мы говорим? Я для тебя просто очередной трофей. Не нужно мне это все. Рестораны твои, машина, деньги. Я покоя хочу. По-ко-я.       Проговаривая последние слова по слогам, Лиза почти что ткнула тонким пальцем Витю в грудь. Брови его удивленно взлетели вверх, зрачки расширились. Тальникова была уверена, что давненько Пчелкин о себе правды не слышал, раз так удивляется. Неужели все девушки до этого ему только мед в уши лили?       – Ох ни фига себе. Быстро же ты выводы про меня сделала. Столько нового о себе узнал.       – На леопардах пятна никогда не исчезают, Пчелкин, – бросила Лиза. Призадумалась на мгновение и добавила: – Меня пожалей, а? Что от меня останется, когда ты наиграешься? Я и так по осколкам свою жизнь собираю после того, как решила вам помочь. И да, Вить. Я бы все равно вам помогла. Потому что я – врач, и это мой долг. Я… Вить, не в духе я сейчас. Но думаю, что пора расставить все точки по этому вопросу, раз уж нам придется видеться так или иначе. Между нами ничего нет и не будет. Просто друзья.       Тальникова не была склонна к тому, чтобы просить о жалости к себе. Не просила, когда ее тащили куда-то посреди ночи, не просила, когда угрожали изнасиловать и убить. Но с Пчелкиным все иные варианты она уже попробовала. Может быть, хотя бы в этот раз он сможет, пусть и из жалости, понять ее? Отпустить.       Виктор докурил и выбросил бычок в урну. Задумался, словно взвешивал варианты.       – А мы друзья? – наконец, спросил, улыбаясь. Лиза решительно кивнула в ответ:       – Очень похоже на то. Буду считать, что ты меня по-дружески защитил. Тюряев действительно мудак, но моего отношения к тебе это не меняет. Будет нужна помощь с мамой, я всегда готова, но на большее не рассчитывай, – на выдохе проговорила Тальникова.       Впереди показалась спасительная вывеска метро. Пчелкин заметил, куда устремился взгляд девушки. Ухмыльнулся. Снова.       – Твое последнее слово? – на что она качнула головой.       – Да.       – Понял, не дурак, – он потер запястье с золотыми часами. – Дурак бы не понял. Давай хоть домой подброшу. По-дружески, – Витя подмигнул.       Улыбался, словно это не он только что выслушал кучу неприятного о себе. И Лиза тоже улыбнулась. Надеялась, что эта тема действительно теперь закрыта навсегда.       – Нет, Вить, сегодня я на метро, – Пчелкин кивнул, замедляя шаг. Действительно не собирался спускаться в метро за Тальниковой.       – Ну что ж, подруга, увидимся тогда на свадьбе Холмогоровых.       Лиза улыбнулась одним только краем губ и помахала рукой своему другу. Ведь другу же?       Ускорила шаг и спустилась в подземку, все еще ощущая спиной взгляд Виктора, что каким-то удивительным образом забирался ей под самую кожу.       Запах приближающегося по тоннелю метро ударил в лицо. Лиза воровато обернулась назад, сама не зная зачем. Пчелкина в толпе уже не было. Девушка выдохнула. Вот только с облегчением ли? *       Лиза бросила короткий взгляд через небольшое окошко передоперационной и поморщилась. Немигающим взглядом она видела, как Чиженко разговаривает с родственниками пациента. Как пожилая женщина – скорее всего, мать, – падает на колени и просит хирурга сделать невозможное. Воскресить ее ребенка. Лиза видит, как мужчина – судя по всему, отец, – отходит к стенке. Совсем никакой реакции на рыдающую жену. Чиженко поднимает женщину и что-то ей говорит, а та плачет. Все выглядит словно нарезка из немого кино.       Отвернувшись, Лиза переглядывается с Павлом, первым ассистентом на этой операции. Они оба молча размываются, не спешат выходить к родственникам. Может быть, это и было низко, недостойно врача, но у обоих стоял ком в горле, и даже какие-то банальные и дежурные фразы выдавливались с трудом.       Хирурги сделали все, что могли и даже больше. Это знал каждый в операционной. И все же они не боги. Если молодому парню суждено было умереть от кровотечения, то как бы быстро ни привезла его скорая, как бы молниеносно его ни подняли в операционную из приемного, как бы быстро ни стали шить сосуды, лить кровь литрами, как бы долго ни реанимировали, он бы все равно умер. Хоть ты в лепешку расшибись. А они пытались, честное слово, пытались. И от собственного бессилия даже дышать было сложно.       Размывшись первым, Паша похлопал Лизу по плечу и вышел, оставляя девушку одну. Все разошлись, только в операционной санитарочка мыла пол, уже готовила помещение к следующему пациенту. Что происходит в больнице после смерти? Перестилают белье и кладут на место умершего следующего человека, чью судьбу наверняка не предскажет ни один врач. Таков закон жизни.       Тальникова стянула шапочку и хлопковый операционный фартук, бросила все в специальное ведро. Вымыла руки. Хотелось тереть их до самых костей за то, что подвели. Что не работали так быстро, как это нужно было для спасения жизни. А впрочем, быстрее уже было некуда.       Лиза вышла из передоперационной и покинула оперблок. Мысленно поблагодарила вселенную, что родственники парня куда-то ушли. Уверена, стоило бы ей поймать прямой взгляд на себе, как тут же расплакалась бы.       Идя по длинному коридору, Тальниковой не хотелось возвращаться в ординаторскую. Не хотелось слушать ободряющую речь от Чиженко. Вместо этого девушка пошла на балкон между этажами, который два отделения использовали как курилку. Хотелось просто посидеть пять минут в тишине.       Видимо, Паше хотелось того же. Он задумчиво курил, восседая на каталке. Кинул беглый взгляд на Тальникову, кивнул, приветствуя, словно всего полчаса назад не они стояли лицом к лицу у операционного стола.       – Не знал, что ты куришь, – Паша выдохнул облачко дыма прямо перед собой. Лиза покачала головой, присаживаясь на каталку рядом с коллегой.       – Я и не курю, – она подобрала колени к груди, обхватила их руками. Лениво уронила подбородок на коленные чашечки. Но такая поза оказалась неудобной – странной болью отзывалась застывшая в напряжении спина после нескольких часов в операционной. Тальникова попыталась кое-как расслабить мышцы, оперлась спиной и затылком о прохладную стену.       Ветер из открытого окна заставлял тело дрожать от холода. Но самой прохлады Лиза не ощущала.       – Это ты зря, – разрывая тишину, изрек Паша. – В нашем деле без сигаретки или стакана можно сойти с ума.       Он тоже откинулся затылком к стене. Лиза развернула к мужчине уставший взгляд.       – Можно еще не принимать все близко к сердцу.       – И как, получается? – беззлобно подначил Павел и потянулся за пепельницей, сделанной из банки из-под кофе. Стряхнул пепел коротким резким движением. Тлеющие хлопья упали на дно жестянки, набитой окурками почти доверху.       Наблюдая за ритуалом Паши, Лиза не стала лукавить. Только слепой не увидел бы, как плохо ей было сейчас. Пожала плечами:       – Не особо. Пока.       Паша весь подобрался, словно она сказала какую-то глупость. Натурально отлепился от стены. Помахал рукой с сигаретой у девушки перед лицом в запрещающем жесте:       – Не-не-не. Даже не думай, Лиз. Как только очерствеешь, не место тебе в медицине. Тут и без этого дерьма полно, – Тальникову такие слова коллеги удивили. Ведь медицина, словно мясорубка, перемалывала персонал до самых костей. Остаться человеком было крайне сложно. Или сходить с ума, или абстрагироваться. Черстветь.       – Но и нельзя же все пропускать через себя. Сколько таких парней еще будет, – возразила Лиза очевидное.       Паша кивнул, делая крайнюю затяжку. Затем потушил бычок. Какое-то время молча смотрел куда-то вдаль, за окно.       – Тут ты права. Держи, покури, – мужчина протянул свою пачку сигарет. Дешевых, не таких, какие она курила с Пчелкиным. Но Лиза-таки взяла сигарету из пачки. Задумчиво покрутила ее между тонких пальцев, как бы взвешивая все "за" и "против". Вспомнила, как после затяжки ее разум прояснялся тогда, на балконе. Как терял над ней свою власть Виктор. Может, в этот раз тоже сработает?       Тальникова щелкнула Пашиной зажигалкой, поджигая табак, и затянулась. Царапающий гортань дым опустился до самых легких. По телу сразу пробежалось облегчение, расслабление.       Паша довольно улыбнулся, словно обратил девушку в свою веру. Лиза же почему-то подумала о Пчелкине, который действительно больше не караулил ее у больницы. Думала о том, что зря наговорила ему всяких гадостей. Играла с огнем, сравнивала его с другими, опасно балансируя на грани. А Витя слушал и даже ухом не вел.       – Что там у тебя за история с Саньком? – внезапный вопрос вырвал Лизу из раздумий. Паша все еще был здесь.       – Ммм? – Тальникова вопросительно выгнула бровь, выпуская сизый дым изо рта. Павел улыбнулся, потянувшись.       – Он не то что на «план», он с тобой даже на ургенцию в операционную вместе не заходит. Поводы придумывает. Ты чем его так напугала? – коллега сощурил глаза, словно пытаясь разглядеть в Лизе рога и хвост. Тальникова хохотнула.       – Ты об этом, – вдох. Выдох. – Нечего вообще-то рассказывать.       Паша рассмеялся на такую откровенную ложь.       – Все отделение уже судачит про твое "нечего рассказывать".       Лиза снова устало повернула голову к коллеге. Серьезно? Именно сейчас, после неудачной операции, он хочет говорить про Тюряева?       Тальникова пожала плечами. Неспешно затянулась сигаретным дымом.       – Если все знаешь, почему спрашиваешь?       Вопросом на вопрос. Так Лизе было легче. Совсем не хотелось растекаться словами о том, какой Тюряев мудак и как Пчелкин криво-косо пытался отстоять ее честь.       Паша же почему-то посерьезнел. Размял кисти, собираясь с мыслями.       – Лиз, я не брат тебе. И товарищами нас сложно назвать, но ты... Ты бы поаккуратнее с такими парнями, как твой друг. Его ребята наверняка с Тюряевым беседу тет-а-тет провели. И со старшим тоже, если он все на тормозах спустил, – хирург смотрел на Лизу проницательным взглядом. А Лиза все это и без него уже знала. Догадывалась, почему к ней не было никаких вопросов за всю прошедшую неделю. Только один Пашка решился. Да еще и момент какой выбрал.       Лиза снова пожала плечами:       – Паш, все под контролем, правда. Спасибо за заботу.       А было ли все под контролем? Когда дело касалось Пчелкина, ни о каком контроле и речи даже идти не могло. Но видимость создавать приходилось.       Павел понял, что Лиза больше сказанного уже не расскажет. Да и не нужны были ему подробности.       – Ну смотри мне. Если что-то…       – Паш, – Тальникова бросила недовольный взгляд на коллегу, прерывая его тираду. Не об этом она сейчас хотела говорить. Если вообще хотела. Да и что-то защитников в ее жизни стало слишком много. От защиты которых положение дел всегда становилось только хуже.       Поняв все без слов, Павел поднял руки ладонями вверх, сдаваясь.       – Все, молчу. Уверен, Санек все равно получил за дело.       Лиза улыбнулась, стряхивая пепел в банку.       Хорошим парнем оказался Павел. Жаль только, что уже семейный. Всех хороших мужчин, видимо, разбирали еще с пеленок. Может, и правда стоило согласиться на предложение Тани и сходить на свидание с ее двадцатилетним однокурсником? Тальникова покачала головой, отмахиваясь от собственных сумасшедших мыслей.       Остаток времени они с Павлом сидели молча, дымили по второй, задумавшись каждый о своем. Не разрывали наэлектризованную тишину. И Лизе казалось, что вот-вот и она перестанет думать о той операции, забивая голову мыслями про всякую ерунду. Ведь заболтал ее Паша на минуту, и вот она уже размышляет об отвлеченном. Но хмурые мысли все равно одолевали.       Даже после того, как Чиженко похвалил их с Пашей, когда сказал, что они все сделали правильно, Лиза все равно продолжала прокручивать разные сценарии, и в конце каждого молодой пациент все равно возвращался не в отделение, а в морг. Лиза обязательно пойдет завтра на вскрытие. Вдруг они все-таки что-то упустили.       Тальникова думала весь вечер, половину ночи, не могла уснуть. Мысли хаотично прыгали с неудачной операции на разговор с Пчелкиным. Несколько раз Лиза даже порывалась набрать его, чтобы извиниться. Но останавливала себя, даже не успев дотянуться до телефонной трубки. В конце концов, пусть даже грубо, но она добилась своего – Пчелкин из ее жизни исчез.       Он оказался прав, когда говорил, что после случившегося у Лизы проблем не будет. На нее подозрительно поглядывали, шептались, но никто, кроме Павла, тему Тюряева не поднимал. А сам Санек действительно обходил Лизу десятой дорогой. И пускай девушка не была в восторге от того, что над ней теперь маячила табличка «под бандитской крышей», она продолжала работать и заниматься любимым делом вместо того, чтобы снова искать вакансии и начинать все с нуля.       Наконец, убедившись, что уснуть у нее не получится, Тальникова решила пройтись. Оделась и вышла на морозную улицу. Знала, что гулять в такое время небезопасно, но оставаться дома наедине с собственными мыслями просто не могла.       Проходя мимо круглосуточного ларька, Лиза прикупила себе пачку каких-то тоненьких женских сигарет с ментолом и невзрачную зажигалку. Не совсем в этом разбиралась. Положилась на совет сонной продавщицы, которую девушка явно разбудила.              Тальникова шла домой и курила. Гоняла дым туда-сюда по бронхам, замерзшими руками сжимая тонкую сигарету. Еще какое-то время постояла у подъезда, прежде чем вернуться в пустую квартиру. Кого пыталась разглядеть в темноте? Сама не понимала.       Только под утро вернулась домой и таки заснула на полтора часа, прежде чем прозвонил будильник, оповещающий, что пора вставать на работу.