Кто хочет быть с пенсионером?

Мы сидим в квартире у Достоевского. Передо мной стакан с щедрой порцией чего-то мутного. Не уверен, что это можно пить. Незаметно кошусь на Чую. Этот всё сожрёт, что ни подай. Но Накахара тоже сидит на попе смирно. Я даже не могу определиться, удивляет меня это или беспокоит. Беспокоит то, что ещё от самого дома пьяный Огай уже схлебал половину стакана. Мне жалко его печень. Вот у Достоевского всё прекрасно, это сразу видно. Я толком не вслушиваюсь в разговор, потому что не знаю, зачем меня сюда притащили. Но уши всё равно улавливают этот натянуто-вежливый тон. Фёдор как будто с дебилушкой разговаривает. Хотя может так и есть, пьяный Мори в натуре балбес. Хотя бы этот фокус с пистолетом. Даже если бы Огай захотел подырявить Достоевского, он бы просто не попал. Руки у нашего несомненного лидера дрожат как у алкаша. Вообще пистолет в руках нетрезвых граждан очень опасная штука. Чтобы чем-то себя занять, я разглядываю комнату. Меня душит жаба. Тут всё такое дорогое и красивое. Хоть тот же диван, на котором мы сидим. Узорчатая оббивка, пружины не скрипят. Если на наш диван сесть неосторожно, то пружина выстрелит тебе в задницу. Я думаю о том, откуда у Фёдора такие деньги. А ещё меня беспокоит вопрос о том, где Гоголь. По моим начальным предположениям, он должен был просто с ума сходить. Точнее, с ума он уже сошёл. Наверное, даже хорошо, что этого бешеного нет рядом. Пока я отмывал нашу входную дверь, вместо тряпки представлял лицо Николая. Это, конечно, не то чтобы эротично, но минимальное злорадство я испытал. Мучаюсь окончательно, хочу отсюда уйти. Мне дико стыдно за Огая. Чем больше он в себя вливает, тем большей мразью становится. Теперь уже кажется, что Достоевский - городской интеллигент, а Мори - провинциальный бомж. Я беру стакан в руки, гранённые стенки приятно холодят пальцы. Мне почему-то захотелось выпить. Я же знаю свою меру, сделаю пару глоточков и остановлюсь, когда пойму, что уже пора. Первый глоток меня практически убивает. Такое ощущение, что мне в носоглотку залили кислоту. Глаза начинают слезиться, и комната плывёт куда-то в бок. Я настолько перепугался, что уже хотел орать, не взирая на любые рамки приличия, которых и не было. Но уже через пару минут я почувствовал странное облегчение. Может быть я всё же умер, и теперь за мной пришёл архангел Михаил. Или какой-нибудь другой архангел, я ведь не разбираюсь. Всё вокруг мгновенно повеселело. Не совсем понимаю, как я это определил, но атмосфера в комнате вдруг показалась мне очень дружелюбной. Со стороны, скорее всего, я выглядел как дурачок. Разговор ушёл на самый дальний план. Я посмотрел на Чую. Долго изучал его лицо. Отчего-то Накахара показался мне симпатичным. Таким миловидным, с голубыми блестящими глазами, таким бледненьким. Чуя с любопытством пялится на меня в ответ и тоже выпивает. Наверное, заинтересован, чем же меня так вштырило. У меня появляется уникальная возможность посмотреть, как выглядел я сам пару минут назад. Накахара резко корчится, его лицо приобретает насыщенный клубничный оттенок. Он зажимает рот рукой как при рвотном позыве. В таком положении он сидит до тех пор, пока его не отпускает. И вот мы уже вдвоём смотрим друг на друга влюблёнными глазами. На лице у Чуи такая же широкая улыбка, как тогда, когда он засунул мне в кроссовки уже попользованные Loveis'ки. Я, к слову, такого признания не заценил. Но основная проблема не столько в Накахаре, сколько во мне, точнее даже, в конкретной части меня. Узкие джинсы с рынка начинают мне жать. Я знаю причину, но глаза не опускаю. То ли Чуя настолько хорош, то ли мне стыдно. Даже в нетрезвом, мягко говоря, состоянии я хочу скрыть конфуз. Смотрю на Мори. Подмечаю, что он мне не нравится даже сейчас. Ну дед и дед. В любом случае, Огай уже держит Достоевского за руку и истерично докапывается, повторяя одни и те же реплики. Я стараюсь аккуратно положить ногу на ногу, но дешёвый шов останавливает меня поскрипыванием. Джинсы были мне малы, крайне дешманские, куплены у какой-то цыганки, поэтому я не удивился. Мне надо разрядиться, иначе я сейчас окочурюсь. Неловко пытаюсь выйти из-за стола и натыкаюсь на колено Накахары. Этот придурок даже не подумал подвинуться! Я нервно стучу ему по ноге, мол, пропусти. Чуя качает головой. Я сжимаю коленки, чтобы хоть как-то себя контролировать. Самое тупое, мир мне всё ещё весел, а Накахара - всё ещё красив. Не удивлюсь, если сейчас по обоям покажут мультики. Я даже специально начинаю в них вглядываться. Пришла белочка или нет? Пришёл Чуя. Он вытолкал меня из-за стола, и мы куда-то пошли. Где-то оказалось туалетом. Или ванной. Всё вместе короче. Я попытался войти туда бочком один, а заперся уже с Накахарой. Кажется, мне настолько плохо, что я не в состоянии отслеживать события вокруг меня. И тут со мной случилась истерика. Началась она с того, что пальцы не слушались, так что я даже штаны не мог снять самостоятельно. Так ещё и Чуя решил романтишно приобнять меня сзади. Точнее, ему так казалось, на деле же, он тупо повис на мне всем своим весом. Чертыхаясь, я наконец разобрался с ремнём. Закончил за меня уже Накахара, с пыхтением стянул джинсы до коленок. Меня как будто стреножили, я не мог и шагу сделать. Чуя вообще сегодня был очень услужливым. Он настолько хотел мне помочь, что через несколько мгновений его руки каким-то образом уже трогали мой член. Руки Накахары были холодными. Не знаю, где его такому научили, но я разрядился практически мгновенно. Джинсы, трусы, мои ноги, его кроссовки - всё покрылось белыми подтёками. Всё это время Чуя лепетал мне на ухо пьяный бред. Но вместо ответа или, господи прости, стона, я начал икать. Прям громко. Кафельные стены отражали этот звук. Я чуть не заплакал от обиды. Или заплакал. Накахара засмеялся, ему подумалось, что это слёзы счастья. Мне стало страшно, я вдруг решил, что нас слышно. Сейчас придёт Фёдор. Или Мори. Или оба. Тогда меня с позором выгонят из дома. Нет, Огай меня сразу расстреляет. Это даже не самоубийство, я не так хотел. Вообще, разве парни в моём вкусе? Я же вроде презираю такое, разве нет? Я попытался отодвинуться, но в итоге просто упал на колени. Судя по восторженному посвистыванию Чуи, он понял меня как-то по-своему. Теперь мир уже не был весёлым. Я испугался. -Отвали, сексуальный маньяк! - икая, пробормотал я. В голове пронеслась мысль о том, что пить с Накахарой я больше не буду. От него пьяного шарахаться надо больше, чем от Огая. Я уже мысленно приготовился ко всему, что только можно, когда дверь открылась. Наверное, будучи в угаре я так её и не закрыл. На пороге стоял Гоголь.