Игра любви и власти

Хосок и Дарси прибыли на новую базу, где царила напряжённая атмосфера. Вокруг ходили бойцы, кто-то перевязывал раны, кто-то охранял пленных. Дарси чувствовала холод, несмотря на тепло, исходящее от солнца, которое пробивалось сквозь облака. Хосок сразу направился к главному командующему базы, человеку средних лет с усталым, но решительным взглядом. — Как обстановка? — спросил Хосок, его голос был твёрдым. — Босс, мы захватили три позиции, — доложил командир. — У нас пленные, всё идёт по плану. Хосок кивнул, лицо его оставалось спокойным. — Отлично, — произнёс он, оглядываясь по сторонам. Дарси подошла ближе, её глаза выражали одновременно интерес и тревогу. — Что это значит? — тихо спросила она, чувствуя, как напряжение в воздухе нарастает. Хосок обернулся к ней, его взгляд был проницательным, но в голосе звучало что-то мягкое. — Сегодня будет алый закат, — ответил он. — А утром наступит рассвет. В мою честь… и в твою тоже. Дарси замерла, переваривая его слова. — Мы победили? — прошептала она, с надеждой глядя на него. Хосок слегка улыбнулся, но эта улыбка была горькой. — Практически да, — сказал он. — Остальное зависит от Намджуна и Юнги. Он сделал паузу, словно обдумывая, стоит ли говорить дальше, но всё же продолжил: — Мне пришли новости. Юнги взял под контроль самый важный объект. Но… Тэхён погиб. Эти слова ударили Дарси, как молния. Она застыла, затем медленно прикрыла лицо ладонями, стараясь сдержать слёзы. — Нет… — прошептала она. Её плечи сотрясались, а Хосок молча смотрел на неё. В его глазах читалась печаль, но он знал, что в этом аду нет места для слабости. — Мы несём большие потери в этой войне, Дарси, — сказал он тихо. — Но мы близки к победе. Мы сделаем всё, чтобы эти жертвы не были напрасны. Дарси убрала руки с лица, её глаза были покрасневшими, но в них появилась твёрдость. Она кивнула, понимая, что сейчас нельзя сломаться. — Что дальше? — спросила она, голосом, в котором смешались страх и решимость. — Дальше мы заканчиваем начатое, — ответил Хосок, бросая взгляд на горизонт, где медленно сгущались сумерки. — Алый закат… перед рассветом. *** Юнги прибыл к базе Намджуна, хромая и тяжело дыша. Боль от ран давала о себе знать, но он не обращал на неё внимания. Его лицо было мрачным, а взгляд — сосредоточенным. Едва он вышел из машины, как, пошатываясь, пробормотал: — Ещё немного… осталось чуть-чуть… Люди Намджуна заметили его и поспешили к нему навстречу. — Юнги-ши, мы проведём вас к командующему, — сказал один из них, протягивая руку, чтобы помочь. Юнги отмахнулся, стараясь идти самостоятельно, но всё же принял помощь, когда ноги чуть было не подкосились. Его ввели в штаб, где Намджун, окружённый картами и людьми, выглядел не менее измотанным. Намджун поднял взгляд, увидев Юнги, и подошёл ближе. — Юнги… — сказал он с облегчением. — Рад, что ты добрался. — Не теряй время на приветствия, — холодно ответил Юнги, опираясь на стол. — Рассказывай, что происходит. Намджун кивнул, указывая на карту, где был обозначен порт. — Мы не можем взять под контроль порт, — доложил он. — У них там слишком сильная оборона. Они держат важные поставки оружия и боеприпасов, и каждый раз, когда мы пытаемся прорваться, нас отбрасывают назад. Юнги нахмурился, изучая карту. — Сколько у нас людей? — Достаточно, чтобы удерживать позиции, но не хватает сил для штурма, — признал Намджун. Юнги выпрямился, стиснув зубы от боли. — Тогда нужно изменить тактику. Мы не будем атаковать в лоб. Пускай думают, что мы измотаны. У нас есть другой путь? — Есть старые туннели под портом, — сказал один из подчинённых Намджуна. — Но они давно не использовались. — Проверите их, — резко сказал Юнги. — Если они ведут к порту, то именно так мы и прорвёмся. Намджун кивнул, а затем посмотрел на Юнги с беспокойством. — Тебе нужно отдохнуть, — сказал он. — Отдохну, когда всё закончится, — коротко ответил Юнги. — Сейчас главное — порт. Мы его возьмём, даже если придётся идти до конца. Его слова прозвучали как обещание, и каждый в комнате понял: Юнги готов на всё ради победы. Когда им сообщили, что тоннель есть, но он аварийный, напряжение в воздухе стало ощутимым. Время на раздумья было ограничено, и каждый шаг теперь мог стать решающим. Тоннель вел в центр укреплений врага, но был в плохом состоянии, что могло сделать его опасным, особенно если бы они не успели добраться до конца до его полного разрушения. Юнги молчал, внимательно осматривая карты и тщательно анализируя ситуацию. Затем он обернулся к Намджуну, который стоял рядом с командой, поглощённой своим планом действий. — Намджун, — тихо сказал Юнги, — я предлагаю разделиться. Я возьму несколько человек и пойду через тоннель. Мы устроим засаду. Мы поднимем шум, уничтожим их коммуникации и будем контролировать их движение. Это отвлечёт внимание от основного удара. Намджун кивнул, его глаза были полны решимости. Он знал, что план Юнги рискован, но в сложившейся ситуации именно такие смелые решения могли решить исход всего сражения. — А кто пойдет с тобой? — спросил он, раздумывая о последствиях. — Я возьму Тео и Джима, — ответил Юнги. — Они смогут поддержать меня в тоннеле. Остальные пойдут с тобой через основные ворота. У нас будет мало времени, чтобы добраться до их командных пунктов, но если все пойдет как задумано, мы сможем дезориентировать их достаточно, чтобы вы могли нанести решающий удар. — Я беру остальную группу, — сказал Намджун, и его голос был твёрд, как камень. — Ваша работа — делать шум, а наша — добраться до их главной силы. Мы не можем позволить им восстановить оборону. Юнги повернулся к своим людям. Каждый из них был готов, но это было видно не по лицам — здесь не было места эмоциям. Они уже привыкли к подобным операциям, но этот случай был особенно опасен. — Помните, — сказал Юнги, — если тоннель рухнет, мы теряем шанс. Если мы не успеем, значит, всё зависит от вас, Намджун. Сделайте так, чтобы они не смогли сосредоточиться. Намджун не сказал ничего, лишь жестом подтвердил, что понял. Всё шло по плану, но реальность была иной. Даже если один шаг будет неверным, всё может рухнуть. Они должны были быть быстрыми и безошибочными. Через час они начали движение. Юнги с Тэо и Джимом скрылись в тени, направляясь к тоннелю, который был настолько тесным, что их дыхание было слышно в каменных стенах. Тоннель начал сужаться, но они двигались вперёд, чувствуя каждый шаг как последний шанс. В это время, как и было предусмотрено, основная группа во главе с Намджуном начала атаку на главные ворота врага. Враги, ещё не ожидавшие такого манёвра, были застигнуты врасплох. Всё шло по плану… но было ли достаточно времени для того, чтобы отвлечь их внимание? Юнги молчал, прислушиваясь к каждому звуку. Вскоре они подошли к ключевому участку тоннеля. Он был аварийным, и трещины на стенах говорили о том, что они могут быть не в безопасности. Но сдаваться было поздно. — Мы почти на месте, — сказал Юнги. — Готовьтесь. Тэо и Джим обменялись взглядами, но не произнесли ни слова. Вскоре они должны были сделать своё дело. Юнги ворвался в порт с уверенностью, как если бы его жизни больше не было. С ним было несколько человек, и каждый из них нес на плечах пару килограммов взрывчатки. Время поджимало, и их план был рискованным, но другого выхода не было. Взрыв был их единственным шансом разрушить инфраструктуру врага. — Тэо, — сказал Юнги, останавливаясь перед ним и быстро оценивая ситуацию, — заложи взрывчатку и установи таймер на две минуты. Потом беги, не останавливайся. Тэо кивнул, зная, что в таких ситуациях важен каждый момент. Он быстро установил заряд и установил таймер. Через секунды Юнги уже вел его в сторону укрытия, и тот исчез в темных коридорах склада. — Джимми, — сказал Юнги, обращаясь к последнему из группы, — ты следующий. Не тяни. Джимми тоже установил заряд, а Юнги, вооружившись пистолетом, направился к складу с оружием. Его цель была ясна — уничтожить ресурсы врага. Он пробирался по темным, грязным коридорам, и каждый шаг был наполнен решимостью. Взрыв был неизбежен, и Юнги знал, что нужно действовать быстро. Когда он подошел к складу, сердце бешено колотилось. Юнги установил динамит в нужной точке, готовя его к взрыву. Он проверил таймер, и его руки двигались с механической точностью. Взрыв был неизбежен, но в этот момент дверь резко распахнулась. Юнги едва успел уворачиваться, но сразу же оказался под огнём. — Чёрт! — выругался он, пытаясь спрятаться за колонной, но пули ливались, как дождь. Он начал отстреливаться, но его пистолет был лишь временным барьером. Пуля врезалась в его руку, и боль пронзила его тело, заставив его стиснуть зубы. Он продолжал стрелять, но силы начали уходить. Враги рвались всё ближе. Он сделал шаг назад, а потом ещё один, скрываясь в тени, направляясь к тоннелю, который был их единственным шансом на спасение. Юнги схватил рацию, его голос был слабым, но решительным. — Намджун, — произнёс он с усилием, — уводи людей. Сейчас будет взрыв. На другом конце рации раздался голос Намджуна, полон напряжения и обеспокоенности. — Юнги, стой! Где ты? Ты не можешь просто так уйти! — его слова были полны страха, но Юнги не мог остановиться. — В процессе, — ответил он, не раздумывая, продолжая отступать, несмотря на боль, которая пульсировала в его руке. — Уходите. Юнги продолжал двигаться, и хотя его шаги стали медленнее, он знал, что не может останавливаться. Вдруг, как по команде, земля под ним задрожала. Взрыв был страшным, и он услышал грохот, когда тоннель вдалеке начал трещать. Огромный удар, и сразу всё поглотил темный поток разрушений. Юнги не успел сделать ни шага назад. Тоннель потрескался, а затем, словно его никогда и не было, он рухнул, поглощая всё на своем пути. Вода хлынула, поднимаясь и обрушиваясь везде. Юнги пытался не потерять сознание, пытаясь вырваться из воды, но сила взрыва была слишком велика. Он оказался под водой, его тело стало тяжёлым, а дыхание начинало теряться. В его голове царил хаос. Вспышка боли, перед глазами мелькали огонь и пыль. Всё вокруг терялось в темных водах. Но он всё ещё был жив. Юнги с трудом выбрался на берег, изо всех сил сражаясь с сильными волнами, что не отпускали его, словно желая поглотить навсегда. Его рёбра болели до ужаса, и каждое движение давалось с трудом, но, наконец, он взлетел на землю, вздохнув, когда его легкие наполнились воздухом. Вдалеке, среди густого черного дыма, поднимавшегося с порта, он увидел следы разрушений. Китайские войска. Они потеряли, но так и не смогли справиться с этим ударом. Он медленно двигался к бережку, вытирая мокрое лицо и ощущая, как его тело отказывается работать от усталости и боли. Через несколько секунд рядом с ним появился Намджун, бегущий с такой скоростью, как будто не верил своим глазам. — Ты в порядке? Я думал, ты погиб, — сказал Намджун, подбегая к Юнги с облегчением на лице. Юнги откашлялся, снова ощущая острую боль в груди, но при этом с улыбкой ответил: — Всё нормально. Мы победили. Право на мир мы вернули. Намджун облегчённо вздохнул, и на его лице появилась усталая, но искренняя улыбка. — Это конец. Миссия выполнена, — сказал он. Юнги замолчал на мгновение, его взгляд потемнел. Что-то изменилось в его внутреннем мире, и он знал, что всё это, возможно, был его последний шаг. Внезапно он сказал тихим голосом: — Тэхён погиб в результате взрыва… Чонгук заменировал это авто… и всё. Намджун, казалось, на мгновение не понял. Он замер, пытаясь осмыслить слова Юнги, но тот продолжил, его голос стал более мягким, но твердым: — Знаешь, Намджун, моё время тоже пришло. Мы спасли власть, Хосока теперь в безопасности, и теперь я думаю, я готов… — Юнги, нет, ты не можешь… — произнес Намджун, сжав его плечо, не веря своим ушам. Юнги посмотрел ему в глаза, и в его взгляде было что-то, что заставило Намджуна на секунду замолчать. Он понял. — Мне в тягость жить, — сказал Юнги, его слова были спокойными, но полными решимости. — Я сделал всё, что мог. Поэтому прошу тебя, это мой выбор. Я добровольно готов уйти. Намджун замолчал, тяжело сглотнув. Он не знал, что ответить. Юнги был его другом, братом, и мысли о том, что его не будет рядом, разрывали его сердце. Он подошёл ближе и обнял Юнги, крепко, как никогда. — Спасибо за годы дружбы. Ты лучший, — прошептал он, чувствуя, как слёзы почти перехватывают дыхание. — Я хочу, чтобы ты знал, что я и Сувон теперь вместе. Я хочу попробовать создать семью… Я хочу, чтобы всё было иначе, но ты сделал всё, что мог. Ты смелый, Юнги. Ты сделал это. Юнги почувствовал, как сердце его друга бьётся рядом, и его глаза слегка заполнили слёзы. — Ты молодец, Джун, — ответил он, его голос звучал сдержанно, но искренне. — Ты был моим другом, и это было важно. Я рад, что ты нашёл свой путь. С этими словами Юнги отошёл немного назад, чувствуя, как его тело, истощённое и побеждённое временем, наконец готово сдаться. Он сделал всё, что мог. И теперь пришло его время. Намджун помог Юнги встать, его рука была сильной, поддерживающей. Он видел, как тот с трудом держится на ногах, но гордость и стойкость не позволяли ему сдаться. Намджун взглянул на своих людей, и с жестом приказал охране принести Юнги чистую, сухую одежду. Юнги переоделся, но его глаза оставались холодными и отстранёнными. Он знал, что это был последний момент, когда он мог быть рядом с Намджуном и его командой. Мир был спасён, но с каждым шагом, с каждым вдохом, он всё больше чувствовал, как его время подходит к концу. — Куда ты теперь, Юнги? — спросил Намджун, пытаясь понять, что было дальше, но зная, что этот момент может быть решающим. Юнги посмотрел в сторону, его взгляд был усталым, но определённым. — Наверное, мы больше никогда не увидимся, — ответил он, его голос тихий, как шепот. Намджун, несмотря на все попытки быть сильным, не смог сдержать эмоций. Он крепче прижал Юнги, пытаясь унять боль, которую не мог скрыть. — Мы три мушкетёра, ты, я и Тэхён, — сказал он, едва сдерживая слёзы. — Однажды встретимся на небе, где уже не будет войн и разрушений. Мы будем вместе, как всегда. Юнги молчал несколько секунд, его глаза пронзительно смотрели в темное небо. Он знал, что всё это — прощание. Он не мог оставаться. — Может, останешься? — спросил Намджун, надеясь, что хоть что-то изменится, что он сможет его убедить. Юнги покачал головой, его взгляд был решителен, а в голосе звучала боль: — Нет, больше не могу… Прости. — Он замолчал, и его сердце сжалось. — Я не могу больше жить так, как раньше. Моё место здесь завершилось. Намджун не мог сказать ничего больше. Он обнял Юнги в последний раз, его рука дрожала, а сердце тяжело билось. Это было прощание, которое они оба знали, что будет последним. Когда они разжали объятия, Намджун остался стоять, провожая Юнги взглядом. Слёзы катились по его щекам, как дождь, которого не было в этот вечер. Он знал, что теряет самого важного человека в своей жизни, но, несмотря на боль, он понимал — Юнги был готов. Юнги отошёл, и его фигура растворилась в тумане. Намджун стоял неподвижно, не в силах отвести взгляд. Он знал, что это была его последняя встреча с другом. Всё, что он мог сделать, — это помнить и надеяться, что когда-нибудь они встретятся снова, где не будет боли, страха и войны. Но сейчас, он остался один. Хосок стоял среди своих людей, его сердце било в унисон с их восторженными криками. Победа была их, и новость о том, что Намджун и Юнги взяли под контроль порт, была настолько важной, что все вокруг словно на мгновение замерли от счастья и облегчения. Это был момент, когда они выиграли не только битву, но и уверенность в завтрашнем дне. — Это победа! — воскликнул Хосок, его голос звучал громко, и его люди отозвались так, как только они могли — яркими и страстными криками, аплодисментами, радостными возгласами. Они были с ним, они верили в успех. Дарси стояла рядом, её лицо отражало гордость и поддержку. Она улыбалась, хлопая в ладоши, но в её глазах скрывалось что-то ещё, что она не могла скрыть. Она радовалась победе, но её чувства к Хосоку были более глубокими, чем просто коллеги и друзья. Когда волна эмоций немного утихла, Хосок подошёл к Дарси, его взгляд стал серьёзным, а шаги уверенными. Он сделал несколько шагов вперёд, и, собрав всю свою смелость, остановился перед ней. — Дарси, — сказал он тихо, но уверенно, — мы прошли через многое вместе. Ты всегда была рядом, поддерживала меня. Ты — мой друг, моя опора. И я хочу, чтобы ты была со мной всегда. Я не могу представить свою жизнь без тебя. Дарси, стань моей женой. Хосок с любящей и искренней улыбкой достал кольцо и протянул его Дарси. Это было красивое кольцо, символ их будущего, их единства, чего-то большего, чем просто победа. Он ожидал увидеть радость на её лице, но что-то в её выражении показалось ему странным. Дарси замерла, её глаза встретились с его, но не было той привычной искренней радости, которую она всегда показывала. Её взгляд стал несколько замкнутым, и она сделала шаг назад. — Хосок, — её голос был тихим, но решительным, — я… я не могу. Он замер, не понимая её слов. Казалось, он не слышал их, не мог осознать, что она сказала. — Дарси, — произнёс он с облегчением, надеясь, что она пошутила, — ты не говоришь серьёзно, правда? Но она лишь покачала головой, её глаза наполнились грустью. — Я не могу стать твоей женой, Хосок. Ты заслуживаешь кого-то, кто будет готова идти с тобой по этому пути. Я… я не могу быть той, кто будет рядом с тобой всю жизнь. Хосок стоял в немом потрясении. Он не знал, что сказать, не мог понять, как реагировать на этот отказ. В его груди что-то сжалось, но он попытался скрыть свою боль, не показывая Дарси, что это действительно его ранило. — Дарси, — сказал он тихо, — я всегда думал, что ты будешь рядом. Почему? Дарси вздохнула, и её голос стал мягче. — Я не готова, Хосок. Я не могу быть тем, что ты ждёшь. Ты заслуживаешь больше. Он молчал, просто смотрел на неё. Он понимал, что это решение было непростым для неё, но его сердце всё равно болело. Он ещё раз посмотрел на неё и сдержанно кивнул. Это была не та радость, на которую он рассчитывал, но, возможно, в этом был и другой урок. — Я понял, — сказал он, в его голосе звучала тишина, но сдержанная горечь. — Спасибо за всё, Дарси. Он развернулся и пошёл прочь, оставив её одну на мгновение, пока толпа продолжала праздновать победу. Но для Хосока эта победа была уже не такой сладкой. Хосок двигался быстро, его шаги были твердыми и быстрыми, но в голове царил полный хаос. Он не мог понять, как так получилось. Он только что предложил Дарси всё — любовь, поддержку, жизнь. А она отказалась. Почему? Внезапно он услышал быстрые шаги за собой. Ощущение тяжести в груди стало ещё более явным, когда он понял, что это Дарси догоняет его. Он не хотел поворачивать, не хотел видеть её, но её голос всё равно достиг его: — Хосок, подожди! Хосок, пожалуйста, послушай меня! Она была рядом, её рука касалась его плеча, но в её глазах не было того прежнего тепла, которое всегда согревало его. Он развернулся к ней, его лицо было напряжённым, и, несмотря на то, что он хотел быть сдержанным, боль внутри всё же прорвалась наружу. — Почему, Дарси? Почему ты отказалась стать моей женой? Ты разлюбила меня? — его голос был полон страха и растерянности, он не мог понять, что произошло. Этот отказ не укладывался у него в голове. Дарси замерла, её глаза наполнились слезами, но она не могла скрыть своей решимости. — Нет, Хосок, я не разлюбила тебя, — сказала она, её голос был тихим, но твердым. — Я… я не готова. Я не могу быть тем, что ты хочешь, тем, кто будет рядом всегда. Это не из-за тебя, это из-за меня. Её слова были тихими, но точными. Они резали Хосока, как нож. Он не мог понять, почему она так сказала, почему её чувства не могли совпасть с его. — Ты не готова? — повторил он с болью в голосе. — Мы пережили так много, мы были вместе через всё. Ты была рядом, когда я этого нуждался, и теперь ты говоришь, что не готова? Что значит «не готова»? Он поднял руку и, в порыве эмоций, ударил её по лицу. Это был не жест ярости, скорее, это был момент, когда боль, отчаяние и разочарование вырвались наружу, потому что Хосок не мог понять, почему его любовь не была достаточно сильной для неё. Дарси отшатнулась, её лицо слегка покраснело от удара, но она не стала отступать. Она встречалась с его взглядом, несмотря на слёзы, которые начинали заполнять её глаза. — Я не могу быть рядом с тобой, Хосок, потому что я боюсь. Я боюсь, что, если я останусь, то буду разрушать тебя. Я не могу дать тебе то, что ты хочешь, и ты заслуживаешь лучшего. Хосок остановился, его рука опустилась, и он почувствовал, как его сердце разрывается на части. Он не знал, что сказать, и что делать с этими чувствами. Он чувствовал, что что-то разрушилось, и это было не только между ними — это было что-то гораздо большее. — Ты заслуживаешь счастья, Хосок, — сказала Дарси, её голос был уже почти без силы. — Но я не могу быть тем, кто это тебе даст. Она сделала шаг назад, её глаза не могли скрыть ту боль, которую она тоже ощущала. Хосок, несмотря на всю боль, не мог позволить себе отпустить Дарси. Он ощущал, как внутри него зреет нечто сильное, нечто разрушительное. Всё, что происходило сейчас, казалось каким-то кошмаром, который не хотел заканчиваться. Он не мог понять, почему она отказывается от него, от того, что они пережили вместе. Это было слишком тяжело для его сердца. Он резко схватил её за руку, его пальцы сжались, как стальные цепи, и взгляд стал таким, как будто он был готов на всё, чтобы удержать её рядом с собой. — Я никогда тебя не отпущу, слышишь? — его голос был глухим и жестким, почти угрожающим. Он не позволял себе думать о последствиях. Он не хотел, чтобы она уходила. Его губы вцепились в её, целуя её так, как если бы это была последняя возможность. Дарси пыталась вырваться, её сопротивление было сильным, но Хосок не отпускал. Он чувствовал её боль, её страх, но не мог остановиться. — Отпусти, ты не в себе! — кричала она, её слова звучали как крик души. — Мы пережили столько… кровь, смерть, потери. Как ты можешь думать, что я смогу быть счастливой с тобой после всего, что случилось? Но его ответ был прост и неумолим. — Всё равно не пущу, — сказал Хосок, его голос был полон решимости. — Если понадобится, я силой потащу тебя к алтарю, и ты будешь моей. Её глаза наполнились ужасом и яростью. Она оттолкнула его, но Хосок не отступил. Он не мог представить себе жизнь без неё, и это чувство захлестывало его. Он поднял руку, его глаза были полны боли и отчаяния. Он ударил её по лицу, её кожа отозвалась лёгким покраснением, но этого было достаточно, чтобы разжечь в Дарси настоящий огонь. Её взгляд стал яростным. Она не могла понять, как он мог быть таким жестоким, как он мог игнорировать её чувства, её решение. В сердце Дарси поднялась волна гнева, и она не смогла сдержаться. С дикой яростью она ответила — сильным ударом прямо по его лицу. Это было не просто физическое наказание, это был её ответ на его действия. В её глазах были слёзы, но это не была боль — это была ярость. Она не могла позволить ему так обращаться с собой. — Не смей повторять этого! — её голос был полон решимости. — Ты не имеешь права так поступать со мной! Мы оба знаем, что это не любовь, Хосок! Это собственничество и контроль! Хосок отшатнулся от удара, его лицо побледнело от неожиданности, но его глаза всё ещё горели, полные боли и гнева. Он почувствовал, как его мир снова рушится, но одновременно в его душе просыпалась холодная решимость. — Ты ведь всё равно не сможешь уйти от меня, Дарси, — прошептал он с болью в голосе. — Я не отпущу тебя. Но теперь, в её глазах, он видел, что она не была больше тем человеком, который готов был подчиняться ему. Всё изменилось. Тишина, повисшая между ними, была гнетущей. В глазах Хосока было что-то дикое, но и беспомощное, как будто он уже сам не мог разобраться в том, что происходит. Он не ожидал таких обвинений, таких слов. Он всегда считал себя правильным, всегда верил, что действовал ради чего-то великого, но то, что сказала Дарси, всколыхнуло в нем давно забытые вопросы. Дарси стояла напротив него, её лицо было искажено не только болью, но и злостью, которая не могла быть скрыта. Её слова обрушивались на Хосока, как град камней, и каждое было как удар, проникающий в самую душу. — Когда я тебя полюбила, я и представить не могла, на что ты готов пойти ради власти, — её голос дрожал, но был полон силы. — Только потом я поняла, что ты использовал Тэхёна, который погиб, защищая тебя. Ты его предал. Потом Марли… её тело, которое ты осквернил, ты принес его Юнги и обвинил его в том, чего он не совершал. Ты пытал его на моих глазах, Хосок! И Лори… ты насиловал её и издевался над ней! А Ивин… её застрелили твои люди! Сколько ещё будет жертв, Хосок? Ответь мне! С каждым словом, произнесённым Дарси, Хосок как будто всё больше терял своё обличие. Он чувствовал, как внутри него рушится всё, во что он верил. Боль и отчаяние, которые вырвались из её груди, заставили его усомниться в себе. Она рассказывала о вещах, о которых он пытался забыть, оправдывая свои действия, пытаясь убедить себя, что всё, что он делал, было для большего блага. Но теперь, когда она говорила это вслух, он не мог не услышать правду. Тэхён… Марли… Лори… Ивин. Их имена звучали как приговор. Он знал, что их смерти были неизбежными последствиями его решений. Он видел это, знал, но закрывал глаза, считая, что делает всё ради своей цели. — Ты… Ты не понимаешь, Дарси, — пробормотал Хосок, его голос был пустым, как будто он сам не верил в свои слова. — Я делал всё ради власти, ради того, чтобы наша жизнь была лучше… Я думал, что так будет правильно. Но слова Дарси ударяли по нему, как острые ножи, каждый из которых вонзался всё глубже. — Ты был слеп, Хосок! Ты думал, что это всё оправдано, что эта власть имеет значение, но ты не видел, сколько людей ты погубил на своём пути. Тэхён погиб, потому что ты не смог защитить его. Ты использовал людей, как пешки, и теперь смотри, что ты сделал… Ты стал тем, кого когда-то ненавидел. Ты становишься монстром, Хосок. Её слова звучали как правда, которая рушила его, как дом, построенный на песке. Он не знал, как ответить, потому что не мог оправдать свою жестокость. Он стоял, поглощённый внутренним разладом, не зная, как ответить на её вопрос. Он просто не знал, сколько ещё жертв потребует его стремление к власти. Тишина снова охватила их. Хосок стоял, стиснув зубы, а Дарси, вздохнув, отступила назад, её глаза полны боли и горечи. Это была не просто схватка между ними. Это было столкновение двух миров, двух судеб, и, возможно, их окончательное расставание. Дарси стояла перед ним, её лицо было выражением полного отчаяния, а в руках она держала кусок стекла, найденный на земле. Она не колебалась, её движения были решительными, как будто, наконец, осознавая всю безысходность ситуации. Хосок смотрел на неё, его сердце сжалось, и он даже не успел вмешаться, как она резко приложила стекло к своей груди. В тот момент время как будто замедлилось. Стекло вонзилось в её кожу, и Хосок почувствовал, как его собственное сердце застыло. Она порезала себя в области груди, и кровь моментально начала выступать. Это было страшно и необратимо. Она стояла, не глядя на него, с выражением боли на лице, но в её глазах не было страха. — Я даже не человек, Хосок, — сказала она, её голос был безжизненным и холодным. — Я стала просто ещё одной жертвой твоей игры. Ты погубил не только врагов, но и друзей, и меня, представь… Я всего лишь пешка. А теперь посмотри на себя и на нас всех. Она подняла глаза, и в её взгляде было не только отчаяние, но и какая-то неизбежная обреченность. Стекло всё ещё оставалось в её руке, но она больше не пыталась продолжить свою боль. Всё, что она хотела, это дать понять ему, что его действия не только разрушили других — они разрушили и её, и всех, кто был рядом. — Вот она цена твоего триумфа, Хосок, — произнесла она, и её слова звучали как приговор. — Ты оставил за собой след из жертв. Ты всё разрушил, а теперь ты остаёшься с этим, с тем, что сделал. Ты забрал у нас жизнь, но что взамен? Только пустое великое «я», которое уже не существует. Хосок смотрел на неё, его дыхание сбивалось. Он чувствовал, как горечь и стыд поглощают его. Он не знал, как реагировать на её слова, как исправить всё, что произошло. Он хотел что-то сказать, но в этот момент его взгляд упал на её рану. Мгновенно, почти как чудо, Хосок увидел, как её рана начала заживать прямо на глазах. Кровь постепенно перестала течь, а кожа закрылась, оставив лишь тонкую белую линию, которая быстро исчезала. Он был потрясён. Неужели это было настоящим чудом? Или она была просто настолько разрушена, что её тело теперь быстро восстанавливалось? Его мысли сбились с толку. — Дарси… — пробормотал он, подойдя к ней, но слова застряли у него в горле. Он не знал, что сказать, как извиниться. Он не мог понять, как её рана заживает так быстро. Это было нереально. Она не отвечала ему, просто стояла, наблюдая за тем, как её тело восстанавливается. Она не пыталась прятать свою боль — она приняла её. И, возможно, это было её последним актом протеста. — Ты не сможешь исправить то, что ты сделал, — сказала она, теперь её голос был более спокойным, но всё же полным боли. — Всё, что ты сделал, — это создать мир, где такие, как мы, обречены быть жертвами. Слёзы, как дождь, текли по лицу Дарси, и каждое её слово звучало, как приговор, отрывающий Хосока от той иллюзии, в которой он жил. Он стоял, словно парализованный, наблюдая, как её глаза наполняются болью, отчаянием и горечью. Эти слёзы были его собственной виной, и он не мог избежать этого. — Марли… Лори… Ивин… Юнги… Тэхён… Намджун… — её слова звучали как тирада, в которой каждое имя было призраком, каждым образом разрушенной жизни. — Ты всех нас разрушил, Хосок… и меня тоже. Её голос дрожал, но она не сдерживалась. Боль была видна в её глазах, и каждое слово било его в самое сердце. Она не кричала, не злословила, но её слова были полны такой боли, что Хосок чувствовал, как внутри него рушится всё. — Между нами всё кончено, забудь, отпусти меня, — продолжала она, её голос становился всё тише, а в её глазах горела пустота. — Я уже давно мертва, как и несчастная Марли. У тебя есть твоя любимая власть, Хосок. Её тебе вернули, как ты и хотел… хотя и такой ценой. Каждое слово, произнесённое ею, было как удар в его душу. Власть… Она была единственным, что он когда-то хотел. Но цена этой власти была слишком велика. Он потерял не только её, не только своих людей, но и себя. Он не знал, как это исправить, и может быть, уже не было смысла исправлять. Дарси, не оглядываясь, сделала шаг назад, а затем повернулась и ушла. Шаги её звучали как эхо в его сердце, которое теперь было пустым и полным только сожалений. Хосок молча стоял, его глаза следили за её фигурой, исчезающей в темноте. Он не мог идти за ней, не мог остановить её. Всё, что осталось, — это ощущение одиночества и катастрофического упадка. Он был один. В своей власти, в своей победе, но теперь без всего остального, что когда-то было ему дорого. Он не знал, сколько времени он ещё стоял, когда в голове звучала одна мысль: я разрушил всё. Дарси встала на пороге нового начала. Она не могла больше оставаться в том мире, в котором её жизнь была связана с Хосоком, с его тиранией, с его жестокой властью. Слишком много было потеряно, слишком много людей разрушено. И теперь, после всего, что случилось, ей не было пути назад. Она подошла к машине, которая стояла рядом, влезла в салон и взглянула на водителя, который выглянул из окна. Его лицо выражало сомнение, когда она подняла оружие. — Приятель, выходи из машины, — сказала она тихо, но уверенно, направляя ствол на его грудь. — Дальше я поеду сама. — Но мисс… — он пытался возразить, но Дарси не давала ему шанса. — Не нужно мне перечить, выходи. Я поведу сама. Без единого слова он послушался, быстро вылез из машины и сдался перед её решимостью. Дарси ловко заняла место водителя, завела мотор, и с ревом двигателя она тронулась в путь. В дороге её мысли блуждали, и желание найти ответы становилось всё сильнее. Она попыталась дозвониться до Намджуна, но каждый раз слышала «Абонент не доступен». Это нервировало её. Что-то случилось? Почему он не отвечает? Чувство тревоги росло с каждым километром. Наконец, в пути телефон снова зазвонил. На экране появился номер Намджуна. — Где вы? — его голос был напряжённым. — Я на пути, скоро буду. Где вы? — ответила Дарси, стараясь не показывать тревоги в голосе. Намджун кратко сообщил, что они скоро будут на базе, и затем, словно собираясь с силами, сказал: — Как Юнги? Немного помолчав, он добавил: — Юнги решил покончить со всем. Его битва закончилась. Он больше не может нести этот груз. Он не нашёл смысла жить дальше, не смог пережить всех потерь — Лори, друзей, столько боли… Дарси почувствовала, как холодок пробежал по её спине. Она не могла поверить, что Юнги, этот сильный и непокорённый человек, дошёл до такой точки. — Где он? — спросила она с усиливающимся беспокойством. Намджун с паузой ответил: — Не знаю. Есть два возможных места. Либо пляж на пристани, либо озеро… помнишь, где мы с ним встретились в парке? Дарси не ответила сразу. Сердце её сжалось от боли и ужаса. Юнги… Если он решил закончить всё, она должна была его найти. Она не могла допустить, чтобы он ушёл так, без надежды на спасение. — Хорошо, — наконец сказала она, сжимающая руль. — Я найду его. С её решимостью на лице появилось тёмное выражение, и она ускорила скорость, зная, что ей предстоит найти своего друга и попытаться вернуть его из этой пропасти. Как только она закончила разговор, её глаза потемнели от решимости. В голове проносились мысли, как она снова видит Юнги. Он не мог уйти, не мог оставить их всех так. Но её сердце болело, зная, какой тягостной была его боль. Дарси выдавила слёзы, сжала глазки, резко повернула на угол и сделала все возможное, чтобы выполнить последнюю просьбу, в глубине надеясь, что ещё есть шанс вернуть его. *** Юнги медленно подошёл к воде, его шаги были тяжёлыми и неуверенными. Он хромал, и каждый шаг давался ему всё тяжелее. Когда он наконец опустился на песок, он почувствовал, как сила уходит из его тела. Он почувствовал, как его жизнь, как песок между пальцами, уходит в бездну. Закат окрашивал небо в огненно-красный цвет, как кровь, пролившуюся на поле битвы, и небо, кажется, становилось таким же тяжёлым, как его собственная душа. — Я так устал… — шептал он себе под нос, пытаясь удержать слёзы, но они всё равно текли. — Нет больше сил. Он опустил голову, а мысли, как тёмные тучи, начали накрывать его. Воспоминания начали всплывать, как яркие, болезненные образы, которых он не мог забыть, несмотря на всё время, которое прошло. Первое лицо, которое возникло перед ним, было Марли — его тихая, весёлая, всегда поддерживающая жена. Вспоминая её, он чувствовал, как боль в сердце становилась всё глубже. Но эта боль была не только от потери её, но и от осознания, что он не смог дать ей того счастья, которого она заслуживала. Она ушла, а он остался, поглощённый своими внутренними демонами и борьбой, которая не оставила ему ни времени, ни силы для любви. Затем в его мыслях появилась Лори — его былое пламя, его сильная, независимая любовь. Он мог бы забыть её, он мог бы найти утешение в других женщинах, но Лори оставалась его вечной болью. Она была женщиной, которую он любил, но так и не смог удержать. В её глазах он видел недосягаемость, её взгляд был всегда полон тоски, потому что она выбрала другого, а не его. Он не мог забыть этот взгляд, её взгляд, который сказал ему всё, не произнеся ни слова. — Она замужем, выбрала другого, а ты, Юнги, дурак, — говорил он себе, теряя веру в себя и в свои способности что-либо изменить. — Какой же я наивный… Каждое слово резало его душу. Он чувствовал, как этот яд, который он сам себе выпустил, проникал в его кровь. Он потерял её, и это было его собственной виной. Но несмотря на всё это, он не мог забыть её, как бы ни пытался. Лори была его огнём, и даже сейчас, спустя столько лет, он всё ещё помнил её. Время не смогло стереть её из его памяти, она оставалась частью его сущности. — Лори… — прошептал он, как будто её имя было заклинанием, которое могло вернуть всё, что он потерял. Он вынул из кармана ампулу. Она была синяя, как бескрайнее море, как мир, который он так и не смог понять. Это было его окончательное решение. В его руках она была тяжёлой, как сама смерть. Он смотрел на неё, и глаза его заполнились слезами, которые он не мог больше удерживать. — Вот он, мой вечный покой, — сказал он, глядя на ампулу, как будто это был последний шанс обрести мир. Слёзы начали течь по его щекам. Он не сдерживал их, они были частью его — частицы боли, страха и сожалений. Столько борьбы, столько потерь, столько крови. И ради чего? Он взглянул на горизонт, на закат, как на последний шанс, и его душа кричала о помощи, но никто не мог его услышать. — Не смог никого по-настоящему полюбить, — проговорил он, каждый слово отравляло его внутренность. — Я только сражался, как ненормальный, чтобы выжить. Он выпил ампулу, и в этот момент его тело словно ощутило тяжёлую тишину. Его сознание начало исчезать, растворяться, но его душа не могла найти покой. Он почувствовал, как боль отступает, как его тело теряет вес, но боль в душе оставалась. Не было мира, не было утешения. Шум волн, их неумолимый ритм, казался ему знакомым и страшным одновременно. Он был всего лишь частью этого мира, частью бескрайних волн, которые не остановятся никогда. Птицы, летящие над ним, оставляли за собой следы, как тени, которые он не мог отпустить. Закат, словно прощание с ним, был прекрасным и трагичным финалом его жизни. Юнги сделал последний вздох, и его глаза закрылись, поглощённые темнотой. Его тело расслабилось, и он был один. Только море, только звук волн оставался с ним в этот момент. Это был его конец, и мир, в котором он так и не нашёл счастья, поглотил его в своих бескрайних просторах. Юнги лежал на песке, его дыхание стало тяжёлым, а грудная клетка словно сдавливала боль. Кровь начала медленно вытекать из носа, и каждый вдох приносил невыносимую боль в области сердца. Он чувствовал, как давление нарастает, а его тело реагировало на это слабыми судорогами. Всё было затуманено, и его зрение расплывалось. Он попытался выровнять дыхание, но это было бесполезно. Всё, что он мог почувствовать, — это боль, это конец. Он не сомневался в своём решении. Ампула, которую он выпил, не была случайным выбором. Он знал, что это будет его последним шагом. Но даже несмотря на это, его сознание пронизывал болезненный парадокс: он не сожалел о своём решении, хотя понимал, что мир не был готов его отпустить. Словно вся жизнь, вся борьба, всё, что он пережил, теперь сводилось к этому моменту. И хотя в голове возникали воспоминания, эти образцы прошлого не могли дать ему утешения. Внезапно его тело откликнулось на боль, он потерял равновесие, его голова тяжело упала на песок, и дыхание становилось всё более прерывистым, хриплым. Его горло пересохло, и, чувствуя металлический вкус во рту, он почти не осознавал, что это кровь. Его руки дрожали, когда он повернулся на бок, выплёвывая кровь, которая сочилась из его рта. Боль становилась невыносимой, и он ощущал, как его тело больше не подчиняется ему. Адские минуты, которые казались целой вечностью, продолжались. Зрение окончательно исчезло. Всё стало чёрным, как пустота, из которой нет выхода. «Юнги!» — крик разорвал молчание. Он не мог ответить, не мог отозваться. Его мир поглотила тьма. Дарси бежала к нему, не видя, что её ноги подкашиваются от страха и отчаяния. Она споткнулась и покатилась с холма, но это не остановило её. Всё, что она могла думать — это он, Юнги. Когда она добралась до него, её сердце остановилось от ужаса. Он был невыразимо слаб. Без сил. Он был уже на грани. Она перевернула его на спину, но он не реагировал. Его глаза были закрыты, и его дыхание было едва слышно. Она осмотрела его тело в поисках признаков жизни, и, заметив ампулу, её сердце сжалось. «Боже, нет… Юнги, нет!» — она крикнула, и слёзы, как река, покатились по её щекам. Она не могла понять, что заставило его сделать такой шаг. Почему он так поступил? Почему всё это так трагично? Зачем? Зачем всё это? Она обняла его, чувствуя, как его холодное тело, которое раньше было полным жизни и силы, теперь стало только пустым, мёртвым грузом. Не теряя надежды, Дарси взяла его руку, нащупав вены, и с отчаянием, не думая о боли, вцепилась в них, сжимая, покопалась в глубине его вен, сжимая до крови. Это было безумно, это было рискованно, но ей нужно было его спасти, нужно было вернуть его, даже если это стоило её жизни. — Пей, Юнги, это как живая вода, я могу тебя спасти, — шептала она, прикладывая руку к его губам, несмотря на кровь, которая текла по его коже. Он не реагировал. Он был мёртв внутри. Но она не могла остановиться, не могла позволить ему уйти так, как он этого хотел. Боль в её груди стала настолько невыносимой, что она не замечала её. Она продолжала, и каждое её движение, каждый крик в пустоту был просьбой, отчаянной мольбой. Но его тело не отзывалось. Юнги не реагировал. Слёзы, кровь, отчаяние — она была готова сражаться за него до последнего, но ничто не могло вернуть его. Дарси не замечала, как её кровь капала в его рот. Всё, что ей было важно — это спасти его, вернуть его из этой тьмы. Она кусала себе руки, вновь и вновь поднося их к его губам, пытаясь дать ему хоть малую надежду. Каждое её движение было полным отчаяния, полной безнадёжности, но она продолжала, не в силах остановиться. Её дрожь усиливалась, её тело уже не слушалось. Слёзы, смешиваясь с кровью, текли по её лицу, а в сердце бушевала боль потери, потому что она уже понимала, что, возможно, слишком поздно. Она не могла простить себе, что не успела вовремя. С каждым её словом, с каждым попыткой вернуть его, она чувствовала, как её силы убывают. Но она не могла отказаться. Он был её жизнью, её последней целью. — Не уходи, Юнги… Не оставляй меня, — прошептала она, почти теряя голос. — Я здесь ради тебя. Если у тебя нет причин жить… Услышь меня. Даже если мир против тебя… Я с тобой, я твоя причина жить. С каждым её словом её сердце сжималось, её боль усиливалась. Она взяла кровь с руки, и, не думая о последствиях, прильнула к его губам, давая ему несколько глотков. Она не заметила, как Юнги пошевелился, не почувствовала его движения. Она была поглощена своей скорбью, в её глазах была только тьма. Но потом… что-то изменилось. Юнги, с трудом, пошевелил губами. Он не мог понять, что происходит. В его голове было слишком темно, слишком тяжело. Он не мог найти силы в себе, чтобы бороться. Но что-то в её голосе… её словах… касалось его души. Может быть, ещё не всё потеряно? Однако, Дарси не заметила этого. Она схватилась за грудь, почувствовав, как её силы покидают её, как воздух исчезает из лёгких. Головокружение охватило её, и она почувствовала, как её мир расплывается. Всё вокруг стало туманным, и затем её сознание поглотила пустота. Она рухнула в обморок, её тело бессильно коснулось песка рядом с Юнги. Юнги, слабо пытаясь двигаться, лежал рядом с ней. Он не мог понять, что происходило. Сил не было. Он был в тени, среди боли и потерянных надежд. Закат, который ещё несколько минут назад освещал их мир, сменился на полную темноту. Всё вокруг поглотила ночь. И в этой тьме, в этой бескрайности, они оба были оставлены один на один с собой, с тем, что уже нельзя было изменить.