Рокх'ленн'сар

Джулиан знает, что Гарак не простит ему это. Пусть операция прошла успешно, устройство деактивировано и больше никак не сможет вмешаться в его жизнь, Гарак всё равно не простит. Возможно, он просто не знаком с концепцией прощения. В кардассианской литературе она тоже не встречается, по крайней мере в тех произведениях, что они успели обсудить. В медотсеке тихо, они здесь вдвоём, остальной персонал отсутствует — Джулиан отпустил всех, заверив, что не нуждается в помощи. В тишине и полумраке он ждёт. Гарак под сильным наркозом, но Джулиан пока не знает, как именно препараты работают на него и когда он сумеет пробудиться, подняться из черноты сонного небытия. Джулиан объясняет в отчёте, что остаётся рядом с пациентом именно поэтому. Он готов целый доклад написать о важности наблюдений для полевой медицины в разрезе контакта с расами, которые не желают или не могут предоставить нужную информацию, если это потребуется, но сидит у биокровати вовсе не поэтому. Для себя он обозначает это одним словом — волнение. Так проще, чем действительно разбираться, какие чувства им владеют и почему. «Я запрещаю вам умирать, Гарак», — думает Джулиан, хоть показатели, которые постоянно у него перед глазами, не дают шанса предположить, что кардассианец действительно не переживёт этой ночи. Закрывая глаза на мгновение, Джулиан видит себя под водой, а Гарака — немногим ниже, погружающимся в чёрно-синюю бездну. Глаза закрыты, и лишь тонкая струйка пузырьков намекает, что он ещё жив. Мысленно Джулиан делает усилие, но пусть это только воображение, грудь сдавливает так, точно он действительно на огромной глубине. Он отчаянно жаждет спасти, и в этой океанской пучине прижимается губами к губам Гарака, чтобы вдохнуть ему воздух… Или чтобы поцеловать? Джулиан резко раскрывает глаза, тут же поднимая голову к экрану над биокроватью. Сбоев нет, Гарак дышит, его сердце бьётся размеренно и давление в норме. Ему не нужна даже повязка, потому что регенератор ткани уже справился с этим. Это просто долгий сон, не смерть. Одним неловким движением Джулиан чуть ослабляет воротник формы. Прежде он как будто бы не давил так на горло. Это всё непонятное беспокойство, невыносимое, пробирающееся прямо под кожей… Отчего оно?.. Гарак ни за что не простит его — снова эта мысль. *** Когда Гарак приходит в себя, некоторое время он безучастно смотрит в потолок. Выражение его лица нечитаемо, и Джулиан медлит, прежде чем задать вопрос: — Как вы себя чувствуете? В медотсеке всё ещё никого, но смена медсестры Джабары начинается через полтора часа, а сам Джулиан не спал, кажется, уже часов двадцать семь… или тридцать? Не то чтобы он сбился со счёта или каким-то образом мог забыть о течении времени, но информация не всплывает так быстро, как должна бы. Он действительно очень устал. — Мой дорогой… — отзывается Гарак, он не прибавляет доктор, но эти два слова всё равно не звучат как нежность, — что вы с собой сделали? Вам определённо нужен сон. — Возможно, — не спорит Джулиан. — Но вы не ответили на мой вопрос. Гарак на мгновение закрывает глаза — прислушивается к себе? Джулиан не может в точности представить, как это ощущается — вот имплант, который долго был неотъемлемой частью и в какой-то момент стал личным пыточным инструментом, перестаёт давать о себе знать. Как это? Каково это? — Вы… — Гарак замолкает, а затем неожиданно садится. Предполагалось, что он ещё не будет способен на что-то подобное, и Джулиан, с одной стороны, удивлён, с другой — помечает это в памяти, как весьма важный момент. — Вы едва не убили меня. Джулиан усмехается, но не может от усталости сдержаться, потому даже смеётся — долго, так, точно этот смех должен перейти в рыдания, а не оборваться. Гарак сначала настороженно смотрит на него, а потом — иронично улыбается. — Но не убил, — наконец говорит Джулиан. — Действительно, — кивает Гарак, — это я успел заметить. — Что-то ещё? — осведомляется Джулиан будничным тоном. — Полагаю, ваши когнитивный функции должны прийти в норму. И ваша память… Гарак смотрит на него так пристально, что становится ясно — Джулиан был прав в своих предположениях, этот кардассианец никогда не страдал от потери памяти… Только от потери контроля над собственной жизнью. Получилось ли его вернуть, или это то, что Джулиан Гараку дать не в силах? — Дорогой, — Гарак продолжает улыбаться, теперь немного мечтательно, — вам нужно отдохнуть. Ваше здоровье для этой станции куда важнее, чем моё. Спорить с этим невозможно, но Джулиан всё равно сначала придирчиво изучает все показатели, составляет чёткие инструкции для медсестры Джабары, прежде чем оставить Гарака в боксе и отправиться отдыхать. Когда он говорит Гараку, что придёт через несколько часов, тот только чуть качает головой и берёт с тумбочки падд, в память которого загружена кардассианская литература. В его движениях, мимике, в том, как он располагается на биокровати, больше нет чего-то уязвимого, надрывного, резкого… Чего-то отчаянного, что так бросалось в глаза прежде. *** Джулиан не идёт сразу в собственные апартаменты в жилом кольце. Прежде он приходит в оранжерею Кейко. Сейчас здесь никого нет — не хватает специалистов, и Кейко приходится заботиться обо всём самой, но доступа Джулиана достаточно, чтобы войти и без неё. Он проходит прямо к рокх’ленн‘сар. Всё то же силовое поле оберегает изящный цветок, один из бутонов которого вот-вот готов распуститься. Джулиан долго смотрит на него, забыв про ощущение песка в глазах и необходимость отдыха. Ему даже хочется подойти и отключить силовое поле, в конце концов тут ничего сложного, генератор — аналог медицинского, который иногда приходится настраивать вокруг биокроватей пациентов с особенно опасными заболеваниями, но это было бы… сродни вандализму. А ещё это никак не поможет освободить Гарака из плена его собственных представлений. Джулиан вздыхает и отправляется прочь. Всё тело ломит, отчаянно хочется спать. *** Проходит несколько дней, и становится ясно, что Гараку тесен медотсек. Что он слишком здоров, чтобы оставаться пациентом. — Чем бы вы хотели заниматься на станции? — уточняет Джулиан во время ланча. Ланчи плавно прибавились к ужинам, и из-за того, что Гарак постоянно присутствует в одном и том же пространстве с Джулианом, у него уже возникает фантомное ощущение, будто они… живут вместе. — Интересный вопрос, — Гарак чуть наклоняет голову к плечу. — Боюсь, то, что мне интересно, неизменно вызовет вопросы или… неодобрение со стороны Баджора. — Знаете, Гарак, мне сначала показалось, что вы увлечены садоводством, — вспоминает Джулиан. Они смотрят друг другу в глаза, и часть разговора остаётся за кадром. Они оба понимают, что сказали бы, но не произносят ни слова. — Действительно, — наконец откликается Гарак вслух. — На самом деле некогда я… был садовником. — Так, может, вам стоит уделить внимание оранжерее? — Джулиан чуть понижает голос. — Кейко О’Брайен — совсем не баджорка. Гарак улыбается уголком губ, медленно делит стейк на кусочки и отправляет один в рот. В глазах его мелькает что-то хищное, но, быть может, это был только отблеск света. Холодный блик слишком ярких ламп. *** Проходит месяц. Кейко привыкла к Гараку и считает его другом — к вечному ворчанию супруга. Джулиан рад за бывшего пациента. Несколько проверок подряд показывают одно и то же — имплант полностью отключён, здоровье и психика Гарака вне опасности. Казалось бы, теперь нет нужды ни в совместных ланчах, ни в ужинах, но отказаться от этой привычки Джулиан не в силах. На вопрос Джадзии он говорит, что они с Гараком «всего лишь друзья», но себе не собирается лгать. Просто это чувство, выросшее в его сердце, совершенно неуместное. Жизнь на станции течёт размеренно, и даже если случается что-то из ряда вон, проблема исчезает быстро. Совсем не так Джулиан представлял собой полевую медицину на пограничных территориях. …Срочный вызов поступает неожиданно — что совершенно логично, тревогу вызывает только то, откуда он поступает. Оранжерея Кейко. *** Первое, что видит Джулиан, — разбитый генератор силового поля. Создаётся ощущение, что им в кого-то швырнули. Среди нескольких сломанных кустов находится и тот, кто, совершенно очевидно, получил этим генератором прямо в лицо. Это кардассианец, но — не Гарак. Джулиану он не знаком, а ещё он в форме. Гарак же стоит рядом с ним с очень странным выражением лица. — Он пытался вас убить, не так ли? — Джулиан склоняется над незнакомым кардассианцем, чтобы убедиться — признаков жизни нет. — Кажется, вы… немного превысили границы необходимой самообороны. Гарак пожимает плечами. — Нисколько, мой дорогой доктор, я только бросил в него генератором. От этого вряд ли можно умереть. Да, на самом деле у мёртвого только немного стёсана кожа на лбу, совсем рядом с каплеобразным пересечением гребней. Это не похоже на смертельную травму. При падении сломал шею? Но разве у кардассианцев такие травмы не очень редки в силу особенностей физиологии? И только чуть позже Джулиан сознаёт, что увядшие листья и почерневшие лепестки цветка — это рокх'ленн'сар. Гарак подтверждает: — Ему не повезло упасть на цветок… токсин попал в открытую рану, боюсь, именно это причина смерти. Джулиан смотрит Гараку прямо в глаза. Он понимает, что видит сцену утончённого убийства. Как врач, как тот, кто спасает чужие жизни, он должен уличить Гарака. Ни в коем случае не оправдывать его. Он ещё раз смотрит на погибшую вместе с незнакомым кардассианцем орхидею и внезапно понимает, как странно выглядят её корни. Они словно изо всех сил впиваются в нечто, сильно напоминающее кость. Легко представить, как такой цветок опутывает череп и расцветает, выпивая последние соки из того, что когда-то было живым. — В каком-то смысле, эти цветы — падальщики, — вкрадчивым тоном добавляет Гарак. — И их сложно выращивать в оранжереях и из-за особенностей субстрата. Эту деталь, как мне кажется, Кейко пока не поняла до конца. Джулиан чувствует, как его сердце опутывают точно такие же корни непостижимого чувства, о котором он совсем не хочет говорить. Или пока не хочет. Он только улыбается и, прежде чем активировать коммуникатор и пригласить помощь, говорит: — Некоторых просто преследуют неудачи, верно?.. Гарак многозначительно кивает. Джулиан понимает — это не первое и не последнее покушение, Джулиан знает, что Гарак будет жесток с теми, кто за ним придёт. Джулиан уверен, что придётся постараться, чтобы скрыть от въедливого Одо обстоятельства совершённого убийства. И, может, не одного. Но его рокх'ленн'сар совершенно точно не должен погибнуть так глупо, как этот бедный цветок из оранжереи Кейко. Он сделает всё, что от него зависит, чтобы такого никогда не случилось.