Рокировка

Если прольется кровь, когда плоть и сталь станут одним целым,

Она высохнет, освещенная вечерним солнцем.

А завтрашний дождь смоет ее следы.

Но она навсегда оставит отпечаток в нашей памяти.

— Sting: Fragile

Из больницы Тсуна уезжать наотрез отказался — волнение за отца перевешивало весь здравый смысл, и он, испытывая упрямое желание дождаться пробуждения родителя, мертвой хваткой вцепился в его руку, не подпуская к себе ни друзей, ни врачей. Реборн уехал почти сразу, как Тсуна успокоился, он сам отослал мужчину домой, предупредив, что на занятия не придет до тех пор, пока не убедится, что жизни отца ничего не угрожает. Реборн пообещал устроить Ад на экзамене, пытаясь разрядить напряженную обстановку шуткой, и потрепал по волосам, уверяя, что сможет прожить пару дней без своего любимого студента. Тсуна слабо улыбнулся, благодарный за понимание, и почти вытолкнул мужчину из больницы: кому-то утром вставать на работу, а Тсуне не хотелось быть виноватым в его недосыпе. Следом Тсунаеши выпроводил и своих друзей, им тоже рано на занятия, да и стоило успокоить девочек: их в больницу никто не пустил, аргументируя тем, что рядом с Джотто находится и так слишком много людей и лучше им дождаться новостей дома, чем видеть главу семьи в таком состоянии. Эгоистичная попытка удержать их от боли, но Тсуна был благодарен хладнокровию Алауди — едва ли он смог бы вынести тихие всхлипы Хроме в углу и потерянный вид Ханы. Балансируя на тонкой грани перед истерикой, Тсунаеши не смог бы адекватно среагировать на чужое проявление эмоций, не смог бы подобрать слов, чтобы успокоить, и сделал бы только хуже. Ребята уехали только после того, как убедились, что с ним все в порядке. Хаято рвался остаться, желая в трудную минуту быть рядом с лучшим другом, но быстро сдался, понимая, что такую боль Тсуне нужно пережить одному. Деймон и Накл увезли детей домой, Джи, Алауди и Лампо тоже вскоре уехали, убедившись, что с ним будет все нормально. Тсуна пытался улыбаться, уверяя, что справится, но стоило двери закрыться за последним человеком, как улыбка сошла с лица, оставляя лишь горечь и усталость. Тсуна придвинул к кровати кресло с кем-то оставленным пледом, — он был уверен, что это дело рук заботливого Хаято и не смог сдержать слабую улыбку, — и взял отца за руку, нежно сжимая бледную ладонь. Из предплечья торчала иголка капельницы, Джотто глубоко спал, мерное дыхание тонуло в писке медицинских приборов. Тсуна перевел взгляд на кардиограф, зеленая и красная кривые колебались в норме, не было резких скачков или замедлений, что свидетельствовало о том, что жизни Джотто ничего не угрожает и скоро он проснется. Облегчение от осознания затопило с головой, приглушая тревогу, таившуюся в сердце. Тсуна мягко прижался к ладони губами и закрыл глаза. Сейчас, при тусклом свете ламп, под звуки ветра за окном и тихого писка приборов, он наконец-то смог немного успокоиться. С отцом все будет в порядке, рана не смертельная, и скоро он поправится. Будет снова улыбаться и трепать по волосам, посмеиваться и откровенно дразниться, вгоняя сына в краску, поддерживать и крепко обнимать, гладя по волосам. Скоро Джотто будет снова собой, любимым родителем и хорошим другом, справедливым главой семьи. Кризис миновал, шептала тихо интуиция, и Тсуна ей верил. Последний раз они все собирались в больнице, когда у Ламбо обнаружили аппендицит. Тогда тоже было страшно, но осознание, что воспаление выявили на ранней стадии и серьезный вред организму оно не принесло, быстро успокоило нервы. Напоминанием остался ровный шрам на животе и недовольство самого младшего, когда вместо любимой жареной курицы, ему подсовывали овощи или вареное мясо. На год раньше Джи попал в больницу с переутомлением, Тсуна помнил, как Хаято ругался и ворчал, а потом, думая, что никто не видит, обеспокоенно сжимал руку отца. Были и другие причины визитов в больницу: сломанная рука Рёхея во время тренировки, лихорадка Такеши, свалившая его на добрые две недели, выкидыш у Елены, погрузивший всю семью в траур на несколько месяцев, прочие серьезные, но не смертельные случаи. Каждый раз было страшно, каждый раз нервы натягивались до пика, заставляя сжимать до боли зубы и сбрасывать пар на первом встречном, но никогда еще Тсуне не было так страшно и больно одновременно. Осознание, что он мог потерять отца, единственного родителя, самого важного в жизни человека, заставляло сходить с ума. Впервые Тсуна осознал, как страшно было терять, и это чувство еще долго будет колотить кошмарами и заставлять замирать, пристально присматриваться к отцу и друзьям. Он уснул незаметно для себя, уставший организм дал о себе знать, и Тсуна провалился в сон, сжимая руку Джотто в своей. Кресло не подходящее место, но уходить в комнату ожидания он отказывался наотрез, боясь пропустить момент пробуждения. И все равно пропустил: чужие голоса проникали в сознание, тихие и спокойные, и Тсуну толчком вырвало из сна. Он сонно осмотрелся: Джотто полусидел на кровати, облокотившись на высокие подушки, простынь сползла к ногам, обнажая бинты, датчики и трубки были сняты, и лишь капельница тянулась к руке. Он больше не выглядел таким бледным, следы усталости сделали родное лицо острее, глубокие тени залегли под газами, но кожа приобрела здоровый оттенок, напитавшись жизнью, и это успокаивало, прогоняло тревогу. С другой стороны кровати сидел Джи, мужчины о чем-то негромко переговаривались, пахло апельсинами и еще чем-то пока неясным, Тсуна нашел на тумбочке букет белых цветов, кажется, лилии. Очень похожи на них, по крайней мере. — С пробуждением, Тсуна, — он повернулся на мягкий голос отца, встретился с ласковой улыбкой и теплотой в голубых глазах, и прикусил губу, чувствуя подступающие слезы. Одна, вторая, и перед глазами снова мутная пелена, Тсуна крепко сжал руку родителя и уткнулся лицом в живот, беззастенчиво пропитывая слезами простынь. Он рыдал несдержанно и громко, выпуская всю боль и тревогу, клубившиеся в нем, отпуская переживания и страх, засевшие в мыслях. Джотто пытался сначала успокоить, что-то сказать, но быстро понял, что Тсуне нужно выплакаться и отпустить негативные эмоции, и просто гладил ребенка по голове, мягко улыбаясь. В конце концов, Тсуна впервые столкнулся с темным миром, его потрясение было понятно. Джи тактично вышел, хотя мог бы остаться: он считался семьей и был вправе видеть слезы, но решил, что оставить отца и сына лучше наедине. Он обещал подождать в коридоре, и Джотто только благодарно улыбнулся. — Я думал, что потерял тебя, — тихо прошептал Тсуна, когда истерика миновала. Он все так же обнимал отца за пояс, уткнувшись лицом в живот, и не хотел отстраняться. Не хотел показывать опухшее от слез лицо. — Больше не пугай меня так. — Прости, Тсуна, — Джотто ласково погладил сына по голове, — я чувствовал опасность, но не смог понять откуда. Он мог бы пообещать, что такое больше не повторится, мог бы соврать, сказав, что это был единичный случай, мог бы отмахнуться стандартными обещаниями, но понимал, что не стоит. Не та ситуация, когда можно просто спустить все на случайность и плыть по течению, потому что случайностью нападение не было. Четко спланированная миссия, в одном лишь он соврал: о снайпере он знал и отослал Оливьеро раньше, уберегая от опасности. Пуля предназначалась ему и предназначалась в сердце, лишь интуиция спасла Джотто от смерти, она же и шептала об опасности весь день. Соврать сыну сейчас означало продолжать держать его в неведении, оградить от грязи теневого мира, но уже слишком поздно: Тсуна, сам того не ведая, влез в мир мафии и крепко с ним обручился. Джотто как мог уберегал сына от опасности, однако пришло время раскрыть все карты. Вонгола сейчас находится на пике влияния и силы, самое время объявить о наследнике. Но сначала нужно разобраться с Реборном и заключить альянс с семьей Джессо. — Интуиция сводила меня с ума весь день, — Тсуна крепче обнял отца, — я знал, что должно что-то произойти, но не понял. — Интуиция сильное оружие, но нужно научиться им пользоваться — Джотто зарылся пальцами в волосы сына, мягко перебирая прядки, — у тебя еще будет время. Тсуна, я должен рассказать тебе кое-что, когда выпишусь из больницы. — Голос стал серьезнее, Тсуна вздрогнул и отстранился, чтобы посмотреть в спокойные глаза родителя, легко различая на дне зрачков решительную серьезность. Он кивнул, понимая, что разговор ему не понравится, интуиция шепнула в подтверждении, и Тсуна вздохнул. — Я буду ждать, — он смог заставить себя улыбнуться и вытер остатки слез с щек. Джотто нежно улыбнулся, и на дне глаз промелькнуло облегчение. — Поезжай домой с Джи, отдохни. Завтра я уже буду дома. Тсуна согласно кивнул и, аккуратно обняв отца на последок, вышел из палаты. Джи ждал на лавочке у двери и кивнул, заметив наследника. В палату тут же вошли врач и пара медсестер, видимо, удерживаемые Арчери. Тсуна проводил их взглядом и вздохнул, только сейчас осознав как же сильно он устал за эти сутки.

***

Выписку Джотто отпраздновали с размахом: девочки отыгрались за то, что их не пустили в больницу, помогая на кухне готовить любимые блюда виновника торжества, из школы вырвались Ламбо и Ипин, наперебой крутящиеся вокруг главы семейства и рассказывая истории про любимых и не очень преподавателей, из Китая прилетел Фонг и вместе с ним в особняк прибыла Лар Милч. Асари еще в день нападения первым же рейсом прибыл в Италию, оставив дела японского филиала на доверенных лиц. Мужчина предпочитал большую часть времени жить в стране восходящего солнца и приезжал по праздникам и на каникулы, чтобы провести время с сыном. Вся их большая и дружная семья собралась за столом и для полноты картины не хватало только Дино с отцом, но Каваллоне лично занялись нападением и искали заказчика, так что их ждать не приходилось. Джотто сидел во главе стола, Тсуна по правую руку, с виноватой улыбкой заняв привычное место Джи, но он, если и был недоволен, то ничего не сказал — в памяти еще было живо побелевшее лицо наследника и громкий, полный боли и отчаяния, плач. Тсуна старался держаться как можно ближе к отцу, окутывая заботой и следя за состоянием, врачи отпустили из больницы только после того, как их заверили, что семейный врач Вонголы сможет проследить за здоровьем и оказать необходимую помощь, если понадобится. Джотто запрещалось много ходить, тревожить руку и рекомендовался постельный режим, который он беспечно проигнорировал. Но игнорировать пристальный взгляд сына и недовольство, плескавшееся в нем, выходило неважно, поэтому до ужина он был усажен на диван, усыпанный подушками, а в здоровую руку была вручена чашка чая, периодически подливаемого Лоренцо. Долгожданный и столь необходимый отдых после полугода постоянного напряжения и непрерывной работы был просто необходим, даже если вызван столь неприятным фактором, как пулевое ранение. Но Джотто не расстраивался, нет, смотрел на суету, созданную детьми, и мягко улыбался, понимая, что словил бы еще хоть с десяток пуль, если его семья будет в безопасности. Ужин прошел оживленно и в домашней обстановке, не было необходимости носить маску строгого главы мафии, не было необходимости следить за каждым, бояться удара или появления врагов семьи, взрослые позволили себе расслабиться и отдохнуть. Они задушили переворот, подчинили своим правилам большую часть сильнейших мира сего, на пути к заключению альянса с Джессо и смогли найти общий язык с Варией, которая вошла в состав Вонголы. Джотто не стал просить Занзаса принести клятву верности, он был гордым и независимым человеком, человеком, который чтит традиции и правила, и хоть Вария была известна, как крайне жестокая и жесткая организация, они сумели успокоить их пыл и направить в нужную сторону — на уничтожение тех, кто не хотел сдаваться и продолжал заниматься работорговлей и сексуальным принуждением детей. Этих ублюдков Вария уничтожала с особым удовольствием, стирая с лица земли целые семьи, не давая и шанса на помилование. Не в этой жизни, с такими грехами не живут. И сейчас, находясь среди смеха и веселья семьи, каждый из старшего поколения чувствовал, что все было не зря. После ужина Джотто, недовольно вздыхая, ушел на перевязку, а Алауди попросил детей собраться в кабинете главы. Они, кроме Кёи, Мукуро и Хаято, удивленно переглянулись, но спрашивать ничего не стали. Тсуна не очень любил это место, в нем ничего не оставалось от Джотто — любящего ласкового родителя, и был только Джотто ди Вонгола — уверенный, серьезный, жесткий человек, контролирующий огромного финансового монстра. Идти туда не хотелось, интуиция тихо шептала о том, что разговор ничем хорошим не закончится, но Тсуна не мог не прийти — он еще в больнице сказал, что будет ждать. Он выслушает все, что захочет рассказать ему Джотто, но не ожидал, что остальные тоже нужны там. Немного нервничая больше из-за шепота интуиции, Тсуна вошел в кабинет, Кёя, Мукуро и Хаято уже стояли рядом со своими отцами, и даже Елена была здесь. Фонг удобно устроился у подоконника, рядом с ним, облокотившись о стену, стояла Лар Милч. Джотто сидел во главе стола в деловом костюме в мелкую полоску, позади него в шеренгу выстроились остальные основатели Вонголы. Тсуна непонимающе посмотрел на отца и сел между Такеши и Рёхеем. — Я хотел рассказать тебе кое-что важное, — Джотто мягко улыбнулся, но глаза его оставались серьезными. — Вам всем, вы должны узнать правду про Вонголу. Тсуна удивленно переглянулся с таким же удивленным Такеши и нахмурился. Что хочет рассказать отец? Ему совсем не нравилась серьезность, с которой Джотто начал разговор, ему не нравились непроницаемые лица старших и не нравилось присутствие Ханы и Хроме. Все указывало на то, что разговор не будет простым, и Тсуна неосознанно сел ровно и расправил плечи, напрягся. Интуиция зашептала громче, намекая сосредоточиться, и Тсуна весь обратился в слух. — Изначально Вонгола создавалась как небольшая социальная организация Виджеланте. Мы только выпустились из приюта и брались за любую работу, чтобы выжить. Постепенно организация приобрела статус защитников мирных жителей от мафии. Мы помогали вдовам, оставшимся с детьми, старикам, что потеряли сыновей, детям, оставшимся без родителей. Затем к нам начали обращаться те, кто хотел бежать из мафии, и мы решили помочь: отправляли в Японию и Китай целые корабли с людьми, которые хотели лучшей жизни. И вскоре привлекли внимание мафии, — Джотто замолчал, позволяя детям осмыслить услышанное. Они знали, что их отцы были сиротами, но не знали ничего про Виджеланте. Было решено не посвящать детей до определенного возраста, желая оградить и дать нормальное детство, которого у них самих не было. — На нас объявили охоту, мы смогли выдержать год, а затем бежали в Японию. Омерта не позволяла мафии вести дела за пределами Италии, в Японии была своя мафия — якудза, которая не терпела чужаков на своей территории. Два года мы прожили в Японии, но понимали, что нужно вернуться и дать отпор. Тогда появилась Вонгола — сильнейшая семья мира мафии. — Разве Вонгола не финансовая компания? — Тсуна шокировано уставился на отца, не веря в то, что услышал. — Легальная часть бизнеса связана с финансами, — Джотто согласно кивнул, — но есть другая сторона монеты. Мафия. Если бы мы не влезли в темный мир, мы бы не смогли дать отпор и выжить. Пришлось принимать правила чужой игры и постепенно устанавливать новые. — Поэтому в один момент Вонгола начала расти, как на дрожжах, занимая свободные ниши и укрепляясь на рынке. — Рёхей скрестил руки на груди, задумчиво смотря на своего родителя. — И поэтому мы все занимались с дядей Фонгом, чтобы уметь за себя постоять и, по крайней мере, уметь сбежать от мафии. — Ты прав, — Джотто вновь кивнул, — когда мы закрепились, как средняя, но сильная семья, мы поняли, что нужно иметь что-то еще, чтобы удержаться. Тогда появилась Вонгола как финансовая компания. Стараясь усидеть на двух стульях одновременно, мы начали заключать контракты с мафией и правительством, работая сразу на два фронта. Сейчас Вонгола является Королевской Семьей и имеет крепкую связь с полицией. — Что значит Королевская семья? — спросил Тсуна, не зная, хочет ли он знать правду. — Это значит, — голос Джотто стал тверже, — что Вонгола возглавляет мафию и является сильнейшим представителем Альянса. Тсуна вздрогнул и отвел взгляд от серьезного лица отца. Мафия, альянсы, Королевская семья, все это не укладывалось в голове. Вчера он был обычным студентом, наследником вполне себе легальной финансовой компании, а сегодня оказался внезапно сыном мафиозного Дона, сильнейшего человека в стране. Эту мысль он принял относительно спокойно, возможно потому что знал отца и доверял ему, был уверен, что он не плохой человек. Или потому что решил раскрыть правду сам после того, как попал в опасность и осознал риски оставить семью без главы. Оставить Тсуну без отца. Это подкупало и заставляло успокоиться и взять себя в руку. Тсуна был уверен, что, что бы не делал Джотто, он делал это ради семьи. Такой уж он человек. — Чем занимается Вонгола? — Мы продолжаем действовать как Виджеланте, — Джотто мысленно выдохнул, сбрасывая напряжение, скопившееся в плечах. Он ожидал слез и страха, но Тсуна отреагировал на удивление спокойно. — Наши руки по локоть в крови, мы мафия в самом ее традиционном проявлении, врать не буду, — увидев благодарность во взгляде сына, он продолжил. — Каждый из нас убивал и отнимал жизнь. — Основатели Вонголы согласно кивнули, вместо с ними кивнули и Кёя, Мукуро и Хаято под изумленными взглядами друзей. — Вонгола сильно изменила мир мафии, сделала его безопаснее. Мы приучили мафиози решать вопросы разговорами, мы собрали в Альянс сильнейшие семьи и убрали почти весь нелегальный бизнес, почти полностью искоренили на территории Италии торговлю людьми и сексуальное рабство, продажу органов на черном рынке. Снизили поставки наркотиков и оружия, все происходит под нашим четким контролем. Искоренить полностью зло невозможно, поэтому мы взяли его под контроль и загнали в рамки. Тех, кто не хочет подчиняться, мы уничтожаем. — Почему ты не рассказал раньше? — тихо спросил Тсуна, поднимая задумчивый взгляд на герб Вонголы на стене над столом отца. — Мы хотели дать вам нормальное детство, хотели, чтобы вы насладились мирной жизнью, прежде чем принять кровавое наследство. — Ты хочешь, чтобы мы стали мафией? — Тсуна недоверчиво прищурился. Одно дело возглавить Вонголу как финансовую организацию, другое дело — как мафиозную семью. — Вы не сможете избежать мафии, Тсуна, — Джотто мягко назвал его имя, — с тех самых пор, как вы родились, вы уже жили в мире мафии. — Отсюда тренировки с дядей Фонгом, — тот согласно кивнул, — изучение иностранных языков и умение оказать первую помощь и распознавать яды. Ты хотел, чтобы мы обучились стрелять, но почему-то отказался от этой затеи. Все для того, чтобы быть готовыми столкнуться с мафией. — Лучше знать, что делать при встрече с врагом, чем погибнуть. Тсуна хмыкнул и покачал головой, даже умея драться, он не был готов столкнуться лицом к лицу с убийцами и испугался. Он бы не сидел сейчас здесь, в кабинете отца, и не слушал про мафию, если бы Реборн не вытащил его из перестрелки и не спас жизнь. Тактика мало оправдывала свое. К мафии невозможно подготовиться, и, даже умея защитить свою жизнь, он оказался беспомощен при столкновении с убийцами. — Поэтому за нами всюду ходят ваши люди, — догадался Такеши, большую часть разговора он молчал, внимательно вслушиваясь. — Кроме Мукуро, Кёи и Хаято. Они знают? — Я столкнулся с мафией в пятнадцать, — спокойно заявил Кёя, — смог уложить двух, на помощь пришли телохранители, и отец решил мне все рассказать. С тех пор я работаю с ним. — Я узнал не так давно, — Хаято сунул руки в карманы брюк, заметно расслабляясь, — заметил в пиджаке отца пистолет и заставил мне все рассказать. — А мне просто мама все рассказала, когда отец пропал на месяц, — Мукуро весело присвистнул, — малышка Хроме познакомила меня с сетью информаторов, и с тех пор мы работаем на отца вместе. Тсуна удивленно уставился на Хроме, что застенчиво улыбнулась и отвела взгляд. Кто бы мог подумать, что эта скромная тихоня окажется мафиози и информатором? Этот мир сошел с ума. — Я тоже знаю, — флегматично заявил Ламбо, — к Ипин приставали, я заступился, но случайно приложил одного головой о стену слишком сильно и убил. Этот человек, — он указал на отца, — приехал в тот же день и заставил меня взять ответственность за поступок. Так мы с Ипин влезли в это дело. Три пары глаз укоризненно посмотрели на Лампо, что скучающе сверлил взглядом потолок. Своей вины он не чувствовал и выглядел максимально незаинтересованным в происходящем. — Этому сопляку надо было повзрослеть, — безразлично пожал плечами Лампо, — ты его слишком разбаловал, Джотто. — Ему всего восемнадцать, дядя. — Недовольно заметил Тсуна. — Я в восемнадцать уже руководил отделом. — Я тоже знала, — тихо, несколько застенчиво вмешалась Хана, прерывая начавшийся спор, и Тсуна не знал, чем больше был удивлен: тем, что и она оказалась замешана, или тем, как звучал ее голос. — Дядя Накл выкупил меня из борделя, куда меня продала мать. Тсуна нащупал руку Рёхея своей и сжал, не позволяя старшему взорваться. Рёхей относился к Хане, как к младшей сестре, которой у него никогда не было, и старался, как мог, оберегать ее от всяких подонков и проблем взрослой жизни, с которой предстояло столкнуться молодой девушке. Откровение Ханы вызвало в нем бурю эмоций: от гнева до искренней благодарности отцу. Теперь стала понятна пугливость и недоверчивость шестилетнего ребенка, которого Накл привел в дом. Одним лишь богам известно, что успели с ней сделать в борделе, но сомневаться в том, что ничего хорошего, не приходилось. — Если вы боретесь с такими ублюдками, — тихо начал Рёхей, с силой сжимая кулаки, — то я готов присоединиться к вам прямо сейчас. — Правильный настрой, сын, — Накл гордо сверкнул глазами, — но еще слишком рано, ты не готов. — Никогда нельзя быть готовым к мафии, Накл, — Джи покачал головой. — Никто из вас не присоединится сейчас, — Джотто улыбнулся, прекращая готовый начаться спор, — сначала вы должны осознать, что мафия — не игра и не шутка, это постоянный риск и опасность. Каждый день может стать последним, — Джотто поднялся из-за стола, заканчивая формальную часть разговора, — хорошенько подумайте обо всем. Двадцать пятого декабря вы будете представлены, как наследники Вонголы. Прости, сын, но выбора у тебя нет. Тсуна недовольно поджал губы, подарок на предстоящее Рождество ему не нравился уже сейчас. Мужчины вскоре ушли, каждому было о чем поговорить с детьми, ответить на вопросы и в чем-то оправдаться, а он остался в кабинете отца, более свободно устроившись на диване. — Почему из всех не знали только я, Рёхей и Такеши? — Тсуна посмотрел прямо на отца, — почему ты не сказал мне раньше? — Ламбо и Ипин тоже не должны был знать, — Джотто зарылся пальцами здоровой руки в волосы, растрепав наспех сделанную укладку и окончательно превратившись из мафиози в отца: ласкового и любящего. — Лампо стоит устроить взбучку, — он проворчал и сел напротив сына, — я не хотел, чтобы ты погружался в мафию с ранних лет, Тсуна. Все, что я когда-либо хотел, это чтобы у тебя было нормальное, счастливое детство. Я обещал твоей матери, что буду беречь тебя. Джотто отвел взгляд, в его голосе прозвучала затаенная боль. После смерти мамы, о которой Тсуна почти ничего не знал, он так и не встретил никого, с кем бы хотел провести жизнь. Теперь Тсуна отчасти понимал почему: не хотел вмешивать гражданских в мафию, не был уверен, что сможет уберечь от тайн и пороков темного мира. Никто не захочет пачкать любимого человека грязью, от которой не отмыться, ни у кого из основателей Вонголы не было больше партнера с тех пор, как погибли их супруги. Они искали поддержки друг в друге и становились ближе день ото дня. — У меня было хорошее детство, пап, — Тсуна пересел на диван к отцу и взял за руку, успокаивая, — и я благодарен тебе за то, что ты всегда позволял мне жить так, как я хочу, и не взваливал ответственность за Вонголу. Тсуна осторожно обнял родителя, боясь потревожить руку, и устроил голову на плече, прикрывая глаза. Джотто прижался щекой к макушке сына и расслабил плечи: все это время он был слишком напряжен. — Если ты хочешь, чтобы я возглавил Вонголу, я это сделаю, — решительно добавил Тсуна, — я не уверен, что готов столкнуться с мафией лицом к лицу, но со мной ведь будешь ты, правда? Дяди и братья, — Тсуна нашел руку отца и сжал своей, — я хочу быть частью твоего мира, помогать тебе и защищать. — Спасибо, — Джотто сжал руку сына в ответ и коснулся макушки поцелуем, — спасибо за понимание, Тсунаеши. Тсуна молча закрыл глаза и кивнул. Он еще не знал, во что ввязывается и окончательно не разобрался в себе, он еще не знал, что чувствовать и как жить в новой реальности, но интуиция тихо мурлыкала о том, что он сделал правильный выбор. Позже, уже ночью, лежа в своей кровати, он будет захлебываться тихими рыданиями и замирать от страха, наконец, осознав с чем столкнулся в полной мере, но это потом. Сейчас Тсунаеши ди Вонгола уверен, что решение принять грех Вонголы было правильным.

***

Звонок в дверь раздался внезапно, Реборн напрягся: он никого не ждал. Холодный металл обжег кожу, щелкнул предохранитель, Реборн бесшумно пробрался к двери, избегая открытого пространства на случай стрельбы, и посмотрел в глазок: на лестничной клетке неловко переминаясь с ноги на ногу, стоял Тсунаеши ди Вонгола. Реборн тихо выругался, спрятал пистолет за край брюк за спиной, натянул на лицо удивленное выражение и открыл дверь. — Тсунаеши, — он осмотрел парня с ног до головы и удовлетворенно хмыкнул, не найдя ничего странного, — что ты здесь делаешь? — Привет, — Тсуна неловко поднял коробку с пиццей и вымученно улыбнулся, — был рядом и решил заглянуть в гости. Реборн скосил взгляд на настенные часы в коридоре: стрелка замерла на начале второго ночи, и скептически хмыкнул. Мальчишка выглядел, мягко говоря, неважно: лицо осунулось, под глазами пролегли глубокие тени, полопались капилляры в уголках, окрашивая склеру болезненно красным, плечи едва заметно дрожали под тонким пальто. Не так должен выглядеть человек, отец которого выжил в перестрелке, так выглядят люди, которым открыли глаза на страшную правду, так выглядят люди, которых столкнули в пучину бездны, оставив один на один со страшными демонами. — Проходи, — Реборн затянул мальчишку в квартиру и закрыл дверь, скрываясь от любопытных глаз соседей. Тсуна неловко потоптался на месте, словно не зная куда себя деть, словно не понимая, где оказался. Опустил коробку с пиццей на пол и снял ботинки, наступив на пятки, рассеянно осмотрелся в поисках вешалки и сжал дрожащие пальцы на воротнике пальто. Реборн не спешил вмешиваться, внимательно наблюдал за ним, оценивая реакцию и общее состояние. Даже в тот вечер, пару дней назад, Тсуна не выглядел таким потерянным и разбитым, а сейчас словно не осознавал, где находится и что нужно делать. Что успело произойти за те два дня, что Вонгола не появлялся в университете? — Тсунаеши, — мальчишка вздрогнул, сжался под мягким голосом, заставляя Реборна нахмуриться, — ты в порядке? — Мужчина приблизился, осторожно, чтобы не спугнуть, положил руки на плечи и помог снять пальто и шарф, взял за руку, почти нежно сжимая запястье, и повел в гостиную. Там, в свете желтой лампы светильника, на диване лежал бесформенной кучей плед, на подлокотнике тихо урчал Леон, греясь под теплом искусственного света, на столе остывала так и не начатая чашка кофе и обложкой вверх лежала открытая книга. Реборн усадил Тсуну на диван, понимая, что ждать ответа сейчас бесполезно, накинул на плечи плед и ушел на кухню. Отдаленно зашумела вода из крана, зазвенела посуда, Тсунаеши забрался на диван с ногами, обхватывая колени, и прикрыл глаза. В окружении мягких подушек и желтого света, с урчанием Леона, которого он все еще боялся, на фоне, с шумом из кухни и со знакомым запахом, пропитавшим всю квартиру, он внезапно почувствовал себя спокойно. Тсуна плавно выполз из плена пледа, вздрогнул, касаясь ногами в разных носках холодного пола без какого-либо коврового покрытия, и прошел на кухню, оперся плечом о дверной косяк, наблюдая за мужчиной. Реборн ловко смешивал крупные листья чая с какими-то травами, Тсуна по запаху узнал шалфей и мелиссу, призванные успокоить расшатанные нервы, ему бы как раз не помешало сейчас. — Прости, — Тсуна виновато улыбнулся, хоть Реборн и не видел, и уткнулся лбом между лопаток мужчины, осторожно, несколько робко обнимая за пояс. — За что ты извиняешься, Тсунаеши? — Реборн коротко сжал сцепленные в замок руки своей и залил кипятком из подоспевшего чайника чашку. Насыщенный запах шалфея и свежей мелиссы наполнил небольшую кухню, прогоняя скопившееся в плечах напряжение. — За то, что приехал так поздно, — Тсуна вновь улыбнулся, теперь зная, что Реборн почувствует, — на самом деле я не был рядом, я просто хотел тебя увидеть. — Я не спал, — Реборн развернулся в слабых объятиях и накрыл щеки ладонями, — но был бы признателен, позвони ты мне заранее. Мало ли кто приходит в гости по ночам. Реборн усмехнулся, заставляя Тсуну смущенно пробормотать что-то виновато, и наклонился к лицу, касаясь легким поцелуем уголка губ. — Иди в гостиную, я принесу чай. Тсуна нехотя отстранился, явно надеясь еще понежится в теплых объятиях мужчины, и вернулся на диван, вновь забираясь с ногами и утопая в многочисленных подушках и пледе. Леон со стола довольно щелкнул языком и переполз на спинку дивана, устраиваясь рядом с головой гостя. Рептилия смотрела своими невозможно умными глазами, в которых отражалась вековая мудрость и понимание всего на свете. Тсуна замер, не желая спугнуть животное, страх перед которым заставлял его сжаться на месте, замереть и бояться сделать даже вдох. Он читал, что хамелеоны могут напасть, если почувствуют угрозу. Едва ли от Тсуны исходила хоть какая-то угроза, но он предусмотрительно боялся и не шевелился, не зная, как среагирует рептилия. — Он не кусается, — хамелеон лениво приоткрыл глаз на звук голоса хозяина и вильнул хвостом, словно подтверждая сказанное, — максимум, устроит из волос гнездо. — Не обнадеживает, — Тсуна покосился на умиротворенное животное и отсел на десяток сантиметров в бок: служить местом сна для подобного существа как-то не очень хотелось. Реборн опустился рядом, и Тсуна, пользуясь возможностью и правом, тут же нырнул под бок, устроился под рукой удобно и прижался ближе, прикрывая глаза и игнорируя сорвавшийся с чужих губ смешок. Он получил то, ради чего ехал из самого Поместья Роз посреди ночи, и не собирался лишать себя удовольствия вдыхать полюбившийся запах одеколона и наслаждаться. Тишина, воцарившаяся между ними, не напрягала, Тсуна чувствовал ее мягкое влияние, как он сам расслабляется, как напряжение уходит из плеч, оставляя взамен усталость, как из мыслей уходит тревога, заменяясь спокойствием и уютом. С Реборном рядом было хорошо и спокойно, он неторопливо перебирал волосы на затылке, изредка касаясь теплыми пальцами шеи, и не торопил. Тсуна понимал, что придется все рассказать, поделиться тем, что тревожит взамен на позволение остаться рядом, но был искренне благодарен за то, что его не торопили. Нужно было собраться с мыслями, нужно было сформировать то, что он хотел рассказать, понять, о чем можно поведать, а что лучше сохранить в тайне, какие факты преуменьшить, а какие выложить так, как они есть: голая правда и ничего больше. Едва ли мужчина обрадуется, узнав, что его молодой любовник не просто богатенький наследник, а будущий глава сильнейшей мафиозной семьи. Едва ли вообще кто-то обрадуется такому открытию. И хоть у Реборна были свои тайны, хоть он и не рассказывал о себе многое, надеяться на то, что он отреагирует нормально — наивная роскошь, которой у него больше не было. — Отец хочет объявить меня наследником на Рождество, — собравшись с мыслями, начал Тсуна, — раньше я знал, что смогу спокойно закончить университет, путешествовать и немного пожить для себя, а сейчас даже не уверен, смогу ли получить высшее образование по специальности, которую выбрал сам. — Принятие наследования не обязывает тебя сесть в кресло босса и забыть про жизнь вне кабинета. — Я знаю, но, — Тсуна замолчал ненадолго, — я чувствую, что если официально стану наследником, то моя жизнь больше не будет принадлежать мне. — Твой отец еще молод, — заметил Реборн, — он не уйдет, пока ты не будешь готов взять ответственность за компанию. — Я не уверен, что когда-нибудь вообще буду готов, — тихо признался Тсуна, — я не могу нормально нести ответственность даже за себя, что говорить про огромную компанию с тысячью сотрудников? Я не справлюсь. — Ты не узнаешь, пока не попробуешь. Не поймешь, пока не совершишь ошибки и не найдешь способ исправить их. — Реборн зарылся пальцами в лохматые волосы, потягивая у корней. — Ты слишком много думаешь, Тсунаеши, еще ничего не свершилось. Ты даже официально не наследник, но уже переживаешь о том, что на данный момент не зависит от тебя. — Но. — Никаких но, Вонгола, — Реборн усмехнулся, — выдохни, твоя привычка взваливать на себя ответственность за все, что ты не можешь контролировать, сведет тебя с ума. — Мне не по себе, когда ты резко называешь меня по фамилии, — ворчливо пожаловался Тсуна, с облегчением понимая, что нервозность отступила. Не ушла полностью, не растворилась в темноте ночи, но отпустила шею, сдвинула камень с груди, позволяя снова дышать. — В такие моменты ты вспоминаешь, что я не только твой любовник, но и преподаватель, — Реборн усмехнулся, — и донести до тебя мысль становится немного проще. — Ты подлый! — Тсуна возмущенно фыркнул, понимая, что все это время его водили за нос, а он и велся довольно, только хвостиком не вилял от радости. Впрочем, каждый раз мужчине удавалось успокоить его и приглушить панику, так что, может быть, только может быть, Тсунаеши был ему немного благодарен за столь грязный способ вернуть ему шаткое равновесие. — Цель оправдывает средство, — философски процитировал Реборн католического священника Игнатиа Де Лойола*, намеренно опустив вторую часть ставшей крылатой фразы. — Тогда, — Тсуна прищурился лукаво, перенимая манеру поведения Реборна, — может быть, синьор Синклер преподаст мне еще один урок? — И какой же? — Реборн заинтересованно повел плечом. — Расскажет, почему нельзя врываться в дом к свободному мужчине посреди ночи, — Тсуна, невесть откуда набравшись смелости, перекинул ногу через бедра Реборна и опустил руки на плечи, приближаясь. — Или, лучше, покажет? На практике я запоминаю лучше. — Хм, — мужчина задумчиво скользнул взглядом по груди и шеи мальчишки и усмехнулся, столкнувшись с чуть смущенным взглядом, так противоречащим действиям, — думаю, я смогу преподать тебе хороший урок. Реборн очертил ладонями бедра и сжал ягодицы. На столе остывал нетронутый чай, в коридоре осталась забытая пицца, о никаком спасении души речи и не шло.