Кто сделал это с Чон Юнхо?

      Стоило только детективу покинуть место преступления, как Сынри, оставшийся там за главного, тут же приказал оперативной группе сделать перерыв. Они уже порядка семи часов безустанно по миллиметру собирают в доме всё, подходящее под описание «может быть важно для расследования». Одних отпечатков пальцев уже насчитывалось более девяноста комплектов, что уж говорить о пробирках крови, пылинках, нитках и прочих неприметных мелочах. Несомненно, всё это было чрезвычайно важно. Никогда не узнаешь, что именно может оказаться той самой зацепкой, вокруг которой будет строиться основная позиция обвинения. Но перерыв есть перерыв. Нужен был свежий взгляд.              Инспектор Ли как раз курил неподалеку от огражденной желтой лентой подъездной дорожки, как со стороны соседнего дома в его сторону направилась женщина. На вид она была пожилой, но не совсем древней старушкой. Стандартная бойкая бабуля, каких в Корее множество. Такие или отжигают с подружками по круизам и пятизвездочным отелям, или остаются в излюбленном районе, в котором им всегда и до всего есть дело. Теперь Сынри гадал: она идет расспрашивать, что тут случилось, или же отчитать его, представителя полиции, за курение в неположенном месте. Однако после увиденного в доме ему нужно было сделать перекур, чтобы успокоить нервы. Уж лучше он заплатит штраф.              Женщина кланяется полицейскому в знак приветствия, а после удрученно качает головой.              — Уже весь район судачит об этом. Уму непостижимо, какая страшная трагедия.              — И не говорите. Даже в собственном доме страшно оставаться, — инспектор кивает для поддержания диалога, а сам удивленно обрабатывает мысли о том, насколько быстро распространяются слухи в пригородах. — Извините, госпожа…              — Госпожа Со, — женщина перебивает и еще раз склоняет голову.              — Госпожа Со, если вы хотите подробностей, то, к сожалению, я не смогу вам их предоставить. Сами понимаете, не положено.              — Батюшки, совсем нет! Что вы, у меня муж в прошлом военный, я прекрасно понимаю, что если просочатся такие сведения, то это может помешать раскрытию дела.              Сынри удивленно покачивает головой. На своей практике он такое повиновение встречает впервые. Обычно зеваки пытаются всеми правдами и неправдами выведать детали. Они словно самые матерые следователи. Таких устроить в органы, и работа закипела бы, глядишь, даже от холодных дел поизбавлялись.              — Я к вам по делу, офицер.              Переведя на женщину удивленный взгляд, инспектор тушит о подошву своего ботинка уже совсем затлевшую сигарету и складывает её в пачку фильтром вверх. Потом выбросит, когда урна подвернется. Ему действительно интересно, какое дело может быть к нему у этой дамы.              — Какое же дело, госпожа Со?              — Дело в том, что у нас по району уже несколько месяцев шляется какой-то бродяга.              Инспектор еле сдержался, чтобы не цокнуть языком. И вот опять двадцать пять – стоит выехать на место в составе оперативной группы, как сразу на него автоматически свешиваются все дела в районе. Кошку с дерева сними, почему мусор не вывозят, реши, дебоширов из соседней квартиры проверь. Еще за бомжами ему бегать не хватало.              — Вы же знаете, наше правительство организовало сеть приютов для таких людей. Нагуляется у вас и, когда совсем похолодает, уйдет туда. Не стоит переживать лишний раз.              — Дослушайте меня, молодой человек, — голос женщины становится звонким и командным. Сразу видно, что у нее муж бывший военный. Нахваталась у него приказной прыти в тоне. — Сказать честно, нам всем кажется, что у него с головой не в порядке. Больно странный он. Еще и разговаривает так… Необычно. Обычно они просто побираются и пьют соджу на тротуарах. А у этого глаза дикие, зрачки узкие, как у хищника. Мало того, что по помойкам роется и в окна заглядывает, так еще и пристает ко всем со странными расспросами.              — И что же выспрашивает этот странный бомж?              — Ерунду всякую. Начиная от прогноза погоды и вопросов о политике, заканчивает своим бессвязным потоком мыслей. А потом замирает резко, как по голове ударенный, да заводится выспрашивать «где моя любовь?», да «куда же подевалась Джиён?». Тьфу, надоел нам всем.              Разум Сынри цепляется за что-то мутное. Словно блеснувшая песчинка в прибое: мелкое, но захватывается в фокус сознания на доли секунд. Он вытягивает зажатую в подмышке папку и раскрывает где-то в середине, пробегаясь глазами по написанному. Потом листает, выискивая, и, наконец, снова цепляется за такое же маленькое упоминание.              «Младшая дочь — Чон Джиён. 8 лет».              Он тут же поднимает взгляд на женщину и удивленно захлопал глазами.              — То есть вы предполагаете?              — Да, господин офицер, — женщина кивает ему. — Я понимаю, что это может быть простым совпадением, стечением обстоятельств. Но то, что случилось в доме сегодня, не дает мне покоя. Уж лучше я расскажу, и все посчитают меня старой дурой, чем останусь в стороне.              — Вы правы, госпожа Со. Сейчас для следствия важна любая информация.              На самом деле это было неплохой версией. Записав все показания и составив примерный фоторобот искомого человека, Сынри распрощался с женщиной и бодрым шагом вернулся к ожидающим у дома сослуживцам.              Был организован патруль. Полицейские рассредоточились по всему району в поисках бродяги. Пусть это казалось совершенно дикой затеей, но проверить стоило каждую зацепку. Сынри не сомневался в версии детектива Тона о причастности семьи, но совпадение действительно казалось странным.              Искомый мужчина обнаружился спящим на одном из задних дворов. Дом был выставлен на продажу и поэтому являлся лакомым кусочком для таких бродяжек. Тут никто не беспокоит, патрульные не гоняют, можно проводить время в свое удовольствие. Судя по сооружениям из веток, картона и другого мусора, он обосновался здесь давно и даже успел устроить какой-никакой быт. Как и говорили местные жители, мужчина выглядел пугающе. С одной стороны, Сынри казалось, что он представитель эпатажной молодёжи из Каннама, настолько его внешний вид был схож с теми прожигателями жизни. Но как-то не сходился факт того, что он бомжевал и жрал в мусорках, с торчащими в разные стороны фиолетовыми волосами, татуировками и, пусть и разорванными, грязными, но дизайнерскими шмотками.              — Эй, мужик, — полицейский из отряда Сынри тычет укрытого какой-то плащевкой спящего бродягу. — Ты живой вообще?              На такое обращение тот реагирует недовольным сонным бухтением и отмахивается от палки ладонью.              — Sorry, boy, но я предпочитаю дрыхнуть на этом дворе. Свали, пока зубы в мешочек не сложил, — он даже глаза не открыл, переворачиваясь на другой бок и плотнее заворачиваясь в тряпку, служившую одеялом.              Он не был пьян, характерного запаха алкоголя не наблюдалось. Сынри недовольно посмотрел на бродягу и громко, четко вычеканивая каждую букву, проговорил:              — Инспектор полиции Кояна, моё имя Ли Сынхён. Вы обязаны встать и проследовать с нами в участок для немедленной дачи показаний.              — А? — спящий немного повернул голову, но тут же тряхнул рукой, словно отмахиваясь от Сынри, как от надоедливой мошки. — Я ничё не делал, офицер. Гуляйте отсюда.              — Он меня достал, — цокнув языком, инспектор указывает пальцем на бродягу и кивает остальным участникам его розыскной группы. — В наручники его и в участок. Там допросим.              Сопротивляющегося и орущего матом мужчину насильно погрузили в патрульную машину, пристегнув его к ручке над дверью. Он действительно был странный, как и говорила соседка. Но природу его поведения инспектору только предстояло выяснить.              По прибытию в полицейский участок с бродягой провели все те же махинации, что и ранее с членами семьи Чон. И, по действительно счастливой случайности, его отпечатки оказались в базе.              Бродягой оказался двадцати восьмилетний Чхве Сынхён, уже не единожды привлекавшийся за мелкое хулиганство и хранение психотропных веществ. Из его послужного списка: пьяные драки, дебош, несколько разбитых стекол в машинах и домах. Также этот парень отсидел десятимесячный срок за продажу метамфетамина. В заключении проявлял себя странно, потому был перенаправлен в психиатрическое лечебное заведение закрытого типа для установления корня его деструктивного поведения. Там сотрудники поставили Сынхёну совершенно неутешительный диагноз – параноидальная шизофрения.              Ко всему этому у него была совершенно нормальная семья. Родители вложили в Сынхёна достаточно, дав престижное образование и даже устроив на работу, но, по всей видимости, из-за прогрессировавшей болезни, он не задержался на должности и был уволен. С тех пор вёл будни типичного сынка богатого папы. Клубы, бренды, дорогие тачки и, как прилагающееся, алкоголь и наркотики. Психоактивные вещества не сыграли положительную роль в жизни Сынхёна, и рецидивы болезни лишь участились.              Из записей показаний его матери по делу о продаже наркотиков Сынри узнал, что в моменты просветления Сынхён возвращался в дом к родителям. Он много плакал, рассуждая о своей, как он говорил, «жалкой и конченной» жизни, обещал исправиться. Несколько дней действительно казалось, что он взял себя в руки и начинает становиться на «путь истинный», если не учитывать постоянные рассуждения о самоубийстве. Но после снова наступал рецидив. И Сынхён пропадал, шатаясь по улицам, гонимый желанием найти свою первую и единственную любовь. Мать в показаниях также рассказывала, что сын с самого детства проявлял гомосексуальные наклонности и называл «единственным» своего одноклассника по имени Джиён. Женщина была даже не уверена, что знала о таком ученике из классе сына, но подробности душевных терзаний «неправильного чада» пропускала сквозь уши и никогда не запоминала.              Причастность Сынхёна действительно была под сомнением, но проведение допроса потенциального подозреваемого – обязательная часть ведения расследования. Сынри не воспринимал его кандидатуру всерьез настолько, что даже не взял с собой в допросную комнату камеру на штативе для видеозаписи показаний.              Чхве Сынхён метался по допросной, словно загнанный в клетку дикий зверь. Его одежду забрали на экспертизу, как и все найденные при нем вещи. Список был невелик: менее трех тысяч вон монетами и купюрами, обертка мятного леденца от кашля, часть фантика от сникерса и два спичечных коробка. Соскобы из-под ногтей и анализ крови также были проведены в соответствии с регламентом. Визуально все изъятое было чистым. Странно, что явно пренебрегающий гигиеной человек мог выйти из кровавой бани без единого пятна на одежде.              Инспектор садится за стол в допросной и неторопливо начинает:              — Чхве Сынхён, Вы задержаны по подозрению в причастности к убийству, совершенному сегодняшней ночью в доме семьи Чон. Показания против Вас дали соседи и… Господин Чхве, сядьте уже! Я провожу допрос!              Мужчина резко замирает и, не моргая смотря на Сынри, роняет голову набок. У него пустые глаза с суженными зрачками, тело хаотично подергивается. Видимо, у него проявляется первая стадия ломки. Сынри не впервой иметь дело с наркоманами, поэтому он остается предельно спокойным.              — Ааа, опять эта fucking бабка. Господин полицейский, она не даёт мне никакого житья!              Сынхён рухнул на стул и тут же схватился за голову, раскачиваясь из стороны в сторону и причитая. Он совершенно проигнорировал слова инспектора, будто бы тот не говорил об убийстве вовсе.              — Oh, man, поймите правильно, — он попытался пригладить торчащие в разные стороны фиолетовые волосы, что, естественно, не увенчалось успехом, и с предельной честностью посмотрел на офицера. — Я не изгой, я pretty boy и в душе герой, пусть бабка не смущает вас своей чепухой.              — Говори нормально, Чхве!              — Damn, boy! Мы же с тобой как best friends, поэтому называй меня T.O.P, — он на обоих руках показывает жест мира, а руки перекрещивает, стараясь выглядеть как крутой. Но выглядел он как идиот.              — Хорошо, — инспектор вообще решил обойтись без обращений в таком случае. — Что у вас случилось с «этой бабкой»? Конфликты?              — Вы поймите, мистер policeman, я не преступник. Assassination не мой образ жизни. Я просто путешествовал по району и просил у kindness граждан немного еды. Вот и в её дом постучался. Говорю, мол, уважаемая бабка, can you покормить меня, пожалуйста? А она вообще не шарит, походу. Стала орать на меня и бросила в меня тапок! You know, блин! Вот это несправедливость!              Сынри кажется, что у него сейчас случится нервный срыв. По крайней мере нижнее веко уже хаотично подергивалось от словесных оборотов этого шизофреника. Но в целом произошедшее ему было понятно. Не зря начал подтягивать английский язык месяц назад.              — Так значит, у вас конфликт с госпожой Со на почве двусторонней неприязни?              — Of course, my friend. Я ж не знал, что она пиздапротивная старуха, — Сынхён перекрещивает руки на груди.              — Эй! Не выражаться! Что за молодежь пошла, никакого уважения к старшим, — на такое замечание бродяга только ладони поднимает в капитулирующем жесте. — Ладно. Семью Чон знаешь?              — Это у которых sweet children’s? Еще бы. С ними бабуля живет классная, она всегда дает мне что-то вкусненькое. Вот я к ним как раз заглядывал вчера, думал, может, перепадет немного. Но они, походу, спали все.              — Так, — Сынри делает несколько пометок. — А потом что делал?              — Пошел sleep в my best home. Откуда вы меня и притащили.              — Во сколько это было, думаю, спрашивать бесполезно? Ну да, конечно, откуда у тебя часы. Около их дома ничего странного не видел?              — Sorry, ничего не видел. Всё как обычно, ничего extraordinary.              — А что насчет… — Сынри не успевает закончить вопрос.              Сынхён роняет голову на стол и глухо стукается о него лбом, складывая руки в умоляющем жесте:              — Уважаемый коп, отпусти меня уже. Эта fucking old бабка во мне ошиблась. Я же не какой-то red флаг, просто lonely boy на этой road of life.              Инспектор Ли с психом закрывает папку и поднимается с места.              — Всё, катись отсюда. Заманал, сил никаких нет.              Бродяга заметно оживился и засеменил за уходящим из допросной детективом.              — На выходе тебе выдадут новую одежду и талон, по которому потом заберешь старую, понял? Она может еще пригодиться для расследования.              — Oh no, bro! А как же я пойду искать своего sweetheart не в парадном костюме?! Так не пойдет, возвращай.              — Слыш, — Сынри замахивается на Чхве, и тот резко присаживается на корточки, чтобы избежать удара. — Не выпендривайся, а то прикрою в обезьяннике на пятнадцать суток. Госпожа Со рассказала, что ты докапываешься до местных.              — Да я не подойду к ней больше, promise!              Выписав Сынхёну талон и выдав спортивный костюм, его выпроводили в привычную среду обитания, пригрозив еще несколькими отсидками за неповиновение закону.              .С детективом Ёнбэ Сынри встречается на кухне участка. Тот как раз наливает себе кофе в большую чашку.              — Детектив, ну как оно?              — Бляха, напугал, — Ёнбэ вздергивается и чуть было не обливает себя кофе. — Внезапный, как понос.              — Виноват, — Сынри проходит в кухню и тоже пристраивается с кружкой к кофеварке. — Мы тут типа одного допросили. Бомжует в том районе, на него соседка пожаловалась. Он странный до опизденения, конечно, но я не о том. Короче, ночью к Чонам он стучался. Их бабуля его подкармливает, вот он и приходил поживиться.              Тон слушает внимательно, немного нахмурившись. И нахера Сынри бомжа опрашивал? Ясно же, что убийца был в доме, а не пришел с улицы.              — Распаляешься на чепуху, инспектор.              — Проверить стоило, — он пожимает плечами. — Вещи на экспертизу взяли, может, кровь найдется или типа того.              Сначала они пьют кофе в тишине, а после болтают на темы отвлеченные. Спорт, семья, политика. После такого долгого дня очень хотелось отвлечься хоть на что-то позитивное. Когда кружки опустели, детектив Ёнбэ понимает, что некуда уже время тянуть.              — Ладно, пойду. Мне в морг еще за результатами вскрытия.              Снова видеть тело пацана не хотелось. У Ёнбэ по нему странно болит душа, хотя тот был ему совсем незнаком. Говорят, что эмпатия сильнее, когда ты сам можешь представить себя в шкуре пострадавшего, чаще всего из-за того, что совпадают исходные данные. У детектива Ёнбэ была семья – жена и дочь пяти лет. Он часто думал во время допросов, что сам чувствовал бы, если бы с его ребенком случилось подобное. Такие мысли не должны влиять на расследование. Но эта история настолько западает в сердце, что быть равнодушным не получается.              Двери морга неприятно скрипят и открываются с тяжестью, поэтому склонившийся над документами патологоанатом тут же обнаруживает гостя.              — Детектив Тон, доброй ночи.              — Доброй, — он дежурно кивает эксперту и проходит мимо холодильников, стараясь игнорировать навязчивый запах хлорки. — Готов отчет?              — Да, — мужчина отодвигает некоторые бумаги, чтобы добраться до необходимых документов. — Так.              Он встает с места и подходит к железному столу, на котором, укрытое простыней, лежит тело. Стянув ткань до пояса, врач показывает уже полностью омытого и подготовленного к погребению Юнхо. Даже несмотря на все махинации, проведенные патологоанатомом, зрелище неприглядное.              — На теле девять ножевых ранений, — гнусаво и буднично начинает эксперт. — Все локализованы в верхней части туловища. Убийца целился в шею, грудь и лицо.              — Свидетельствует о личной неприязни, верно?              — Да, детектив. Убийца будто пытался стереть лицо парню, даже по касательной срезал несколько мягких тканей на щеках и на носу. Я характеризую смертельными только два удара. Здесь и вот здесь, — мужчина указывает на разрыв от проникающего ранения в заднюю часть правого плеча и переднюю левую сторону грудной клетки. — Лезвие проникло в тело на тринадцать сантиметров и повредило крупные кровеносные сосуды. Думаю, убитый в этот момент впал в состояние геморрагического шока, что приводит к беспамятству, и просто умер от обильной потери крови, не приходя в сознание.              Характер преступления наверняка носил личную неприязнь. Когда жертва и убийца не знакомы, то последний старается попадать только в жизненно важные органы. Наносит четкие, выверенные удары и не делает их много. Обычно достаточно одного или двух. В этой ситуации целились в лицо, наносили удары хаотично, будто в приступе гнева или от неприязни. Теперь сомнений не было. Все версии о сексуальном мотиве или цели наживы можно было официально исключить из списка.              — Что насчет орудия убийства?              — О, здесь тоже очень интересно. Смотрите, — демонстрируя очередной раневой канал, врач обводит его закрытой ручкой по кругу. — Нож изогнутый, с гардой. Лезвие не очень длинное. Совершенно не похож на кухонный или перочинный, скорее что-то из арсенала охотника или коллекционера. По моему скромному мнению, найти такой труда не составит. Особенно если это что-то вычурное.              Детектив Тон кивает головой. Стоило сосредоточиться на поиске ножа, ведь обнаружение такой важной улики наверняка прольет свет на все произошедшее и даст ответ на главный вопрос: кто стал убийцей Юнхо.