Говори

      — Тоха! — запыхавшийся и раскрасневшийся от волнения Пятифан возбужденно маячит перед Антоном, иногда сжимая ладонями его тощие плечи — Я тебя очень прошу, постой на шухере.       Рома выглядел ужасно виноватым. И если бы Антон мог, он бы сказал, что все в порядке. Обычно они с Бяшей всегда берут его с собой, какая бы разборка не была запланирована. А в этот раз брюнет просит его просто покараулить возле входа и ведет себя при этом так, словно идет на поножовщину всей своей жизни.       — Хор-рошо? — Пятифанов обеспокоенно хмурит брови и начинает оправдываться.       — Просто, знаешь, там все очень серьёзно — правая ладонь сжимается сильнее, и блондину даже становится немного больно.       Он медленно поднимает руку и накрывает тыльную сторону ладони брюнета своей. Они часто так делали, когда оставались наедине. Но сейчас он мог проигнорировать даже Будаева, ошивающегося возле разваливающийся пристройки позади Ромы. Сегодня Пятифанов был ему нужен, как никто другой.       Рома успокаивается, и хватка его становится слабее. Пухлые губы растягиваются в легкой улыбке. Петров знает брюнету стало легче, а сам закусывает щеку изнутри, лишь бы не разрыдаться посередине улицы.       Сегодня утром его родители сказали, что разводятся. Их когда-то счастливая и дружная семья из-за бесконечных ссор треснула по швам. И может, Петров бы и обрадовался такому стечению обстоятельств, но они забрали Олю.       — Ром…       Антон всегда рассказывал ему о том, что происходит в семье. В какой-то степени брюнет и был частью его семьи. И именно сейчас его в ней не хватало больше всего.       — Мне нужно тебе кое-что сказать.       Брюнет убирает руку с чужого плеча, но не отстраняется, а бережно переплетает их пальцы вместе. Петров опускает голову и смотрит на то, как идеально темная кожа констатирует с его светлой. Чужая шероховатость греет ладонь лучше сентябрьского солнца. Рома должен знать, что Оля уехала и больше не вернется, Иначе Петров просто сойдет с ума.       — Это важно — глубоко вдыхает он, чтобы собраться с силами — О…       — Мы можем потом поговорить? — резко спрашивает Пятифанов и кидает нетерпеливые взгляды в сторону пристройки. Но от Антона не отходит, а наоборот, смотрит виновато и начинает поглаживать большим пальцем чувствительную кожу — Или…       — Ромыч, ну ты там че, на? — нетерпеливо спрашивает Бяша за его спиной.       Пятифанов нервно закусывает нижнюю губу, пока Антон непонимающе смотрит в искрящиеся ожиданием карие глаза. Потом? Когда потом? Оля уехала уже сегодня.       — Давай, Тох — Рома разнимает их пальцы, сжав сильнее напоследок, и дружески хлопает Антона по плечу — Перетрем, как закончу. Хорошо?       Антон ничего не отвечает. Пятифанов убегает прежде чем он вообще успевает опомниться. Сердце неприятно жжет кожу изнутри. Петров действительно не в состоянии прождать еще какое-то время.       На ватных ногах он подходит к заброшенному дому, куда еще недавно убежали Бяша и Пятифанов. Чтобы отвлечься, он иногда проводит по блондинистой макушке рукой, параллельно проверяя, не нагрелась ли та слишком сильно. Может, сегодняшний день ему просто снится?       Петров останавливается у прохода внутрь и закрывает происходящее спиной. Ногти сами начинают ковырять тонкую кожу на пальцах, а предплечья ноют. Хочется сломать руки о любой бетонный косяк этого здания.       — Ну здорово, на — слышится злобный голос Бяши за спиной.       Антон вспоминает, как проснулся сегодня утром и увидел плачущую мать на кухне. Он тогда сильно испугался, думал отец снова поднял на нее руку.       — Дохуя борзый? — громко проговаривает Пятифанов.       Антон вспоминает, как после маминых слов «Они уехали» зашел в Олину комнату и увидел пустоту. Ни ее любимых старых игрушек, ни учебников, ни маленькой девчачьей одежды, ни альбома с рисунками, которые та иногда так любила пересматривать в его присутствии. Вообще ничего. Только пустой телевизор без ее черно-белых но одновременно и красочных кассет.       — Блять, да мы же договаривались! — опасливо выкрикивает Рома.       Блондин не обращает на этот голос никакого внимания. Перед глазами плывет, а руки не слушаются и, хватаясь за широкие брюки, сжимаются, игнорируя тремор.       — Блять! — громко кричит Бяша.       Антон, вытирая скатившиеся по щекам слезы, оборачивается на крик. Внутри здания, в центре разрушенной бетонной комнаты стоят его друзья и три незнакомых Петрову парня. У одного из них в руках так полюбившийся ему когда-то нож-бабочка. И он четко направлен в сторону Ромы.       Что было дальше, Антон помнит с трудом. Голова кружилась настолько, что стоило ему дернуться, ноги подкосились, и он чуть не свалился на землю. Петрову было страшно. Страшно из-за того, что тот остался совсем один. Страшно за маму и ее наверняка покосившееся здоровье. Страшно видеть, как на Пятифанова идут с ножом и как один из незнакомцев валит Будаева на бетонный пыльный пол садясь сверху.       Антон, переполненный множеством разных эмоций, бросил друзей и побежал в первый попавшийся на пути дом. Руки, что до этого выкручивало на изнанку, долбили деревянную шаткую дверь настолько сильно, что пару заноз наверняка впилось ему в кожу. Открыла Петрову пожилая высокая женщина.       — П-помогите — запинался Антон, схватившись за дверной косяк, как за единственную опору — Там напали. Нужно позвонить в милицию.       И она позвонила. Тихонов прибыл к заброшенному дому через какие-то несчастные пару минут, а Антон сразу же убежал домой. Зачем он это сделал? Наверное, ему в какой-то степени стало обидно. Все происходящее выглядело так, как будто Рома променял важный разговор с Антоном на бойню с даже незнакомыми ему людьми. Еще этот страх за чужую жизнь. Что было бы, останься Антон совершенно один? Даже если это звучит довольно эгоистично с его стороны, он не готов был лишаться еще и Ромы.       После случившегося друзья отсидели у Тихонова в участке несколько суток. Петров точно не знал, сколько, они ему так и не сказали. А когда вышли, и вовсе обвинили в том, что Антон бросил их, оставив вход в здание без присмотра. Рома думал, что Тихонов просто проезжал мимо и услышал их крики. А предупредить парней о шухере тогда было уже не кому. Пятифанов много раз спрашивал у Антона, почему он бросил их, но блондин не смог сказать и слова.