Гарри Поттер: в поисках утраченного детства

            Осенним утром Гарри вышел на крыльцо. Хогвартс выглядел просто и уютно, и в свежем осеннем небе не было видно ни одного дирижабля. Недалеко от главного входа лежали куча мусора, которой давно уже никто не пользовался, сломанный черенок и небольшой предмет, похожий на допотопный вертолет. Гарри считал, что этот предмет — останки ласточкиного гнезда. В небе кружили два старых мага в мантиях с заплатами и печально глядели на Гарри. Он помахал им рукой, но они не ответили. Это утро оказалось ничем не примечательным — точно таким же, как все остальные. Гарри учился в Хогвартсе уже целых две недели, но в сущности почти ничего не понял. Его ни на минуту не покидала мысль о загадочном механизме вселенского зла, с помощью которого школа удерживала своих обитателей в своих стенах. Кроме всего прочего, он замечал, насколько далек Хогвардс от современных технологий. Не была здесь ни гигантских трансформаторов, ни безумных электросварщиков, не существовало даже дрожжей, не то что генетически модифицированных бактерий и конвейерных лент для пудинга. Единственное, в чем Хогварс действительно преуспел, это в ловле мух. Запасая мух в суповые наборы, Гарри постоянно удивлялся изобретательности и грандиозности замысла — не говоря уж об уме и таланте создателей. Емкости для хранения мух и сеть вдоль стен постепенно заполнялись с каждым днем. Каждая сумка весила килограммов по сто, а оставшиеся мухи обычно были легкодоступны. Иногда Гарри чувствовал себя неуютно. За три недели он съел уже столько мушиных личинок, сколько не едал за всю жизнь, и ему это надоело, потому что каждый раз приходилось перетряхивать желудок. Учителя были тоже странные: Снейп — профессор зельеварения, который лишь пару раз из-за голода выглядывал из своей комнаты, и то чаще всего затем, чтобы, увидев Гарри, снова исчезнуть за дверью; профессор МакГонагалл — иногда пробегала по школе, словно сквозняк, разбрасывая на ходу свои портреты, сделанные из скотча; директор школы — профессор Дамблдор — почти не говорил, только молча смотрел на происходящее своими большими грустными глазами, после чего прохаживался по двору, вглядываясь в серо-свинцовую поверхность озера, такого же унылого и древнего, как и он сам. Часто мимо окна пролетали дирижабли, поэтому Гарри часто тревожили странные звуки: хриплый мужской смех, крики, напоминающие боевой клич, грохот и вой дизелей, хлопанье огромных мокрых полотнищ и яростный птичий клекот. Вместо нормальной еды Гарри каждый день ел сушеную муку или наловленных птиц. Хуже всего была миссис Норрис, кошка- садистка, которая каждый вечер подолгу караулила его, пока он ел, прыгала на него и пыталась впиться в горло. Однажды она ухитрилась прокусить его толстовку и чудом не успела высосать ему свежую кровь. Как-то раз к его окну под покровом ночи пробилась группа хихикающих девочек и быстро рассадила мухоморы на подоконниках. Наутро они завоняли так, будто их месяц травили Чем-то Укропным, галлюциногеном и жареными мухами. Избавиться от мухоморов Гарри не удалось: они попросту размножились и заполнили весь первый этаж. В общем, жизнь в Хогвартсе проходила однообразно и скучновато. Гарри помахал рукой Рону и Гермионе. Они стояли у входа в замок и о чем-то переговаривались, злобно поглядывая на Гарри, но, заметив его махание, заулыбались и помахали в ответ. Рон нес в руках два гигантских грифона. Птицы были в идеальном состоянии. Вдруг Рон что-то вспомнил и выронил грифонов. Те со стуком упали на землю. Гермиона залилась веселым смехом. « Все, кому не лень, смеются надо мной, - подумал Гарри с ненавистью. - Чокнутые». Грифоны стали извиваться и щелкать клювами. Чтобы они успокоились, Рон подобрал их и погладил по бархатистым щекам. Один из грифов стал радостно жевать клок материи, другой громко зачирикал и стал тереться головой о плечо Рона. Вся сцена напомнила Гарри философов. « Правильно, ребята, надо жить весело, учить весь мир и радостно глядеть вперед», - подошёл Хагрид, взял Роновых грифонов и бережно посадил их на ветки ближайшего дерева. Грифоны тяжело хлопнули крыльями и устало повисли в ветвях. Хагрида унесло в чащу леса, где он принялся выкапывать коренья - он должен был, по его словам, перекопать и переработать за одну минуту всю подмосковную лесополосу. Гермиона повернулась к Гарри: « Мы с Роном решили пожениться, так что давай дружить». Гарри кивнул, сжал кулаки и сказал: «Я убью вас всех». Гермиона засмеялась и захлопала в ладоши. Близился обед. Обедать Гарри любил, однако его тарелка содержала одно-единственное желеобразное желатинообразие. А когда Рон принёс огромную тарелку, на которой колыхались крупные грибы, мясные пауки, жаркие свиньи, салаты, омлеты, сыры и тушеная баранина, Гарри завистливо сглотнул слюну. По ночам во сне он поедал мышей и лягушек, досыта наедаясь такой снеди. Но на деле в его тарелку попадало всего лишь желатиное месиво, сваренное на скорую руку из компонентов, которые, вероятно, варил тролль или демон, или то и другое вместе. После трех недель таких переживаний у Гарри началась аллергия на все составляющие этой желе. Особенно она обострилась после того, когда на его глазах Рон съел жареного в кляре жирного лобстера, а ему дали самую крохотную порцию желатиновой смерти. Гарри ничего не оставалось, кроме как пойти к Хагриду и попросить у него какой-нибудь вареный каштан. На тарелке Гермионы лежало желтое желейное ягодно-кисло-фруктообразно-салатное волокно. Она выглядела счастливой, хотя ее лицо покрывал толстый слой косметики, скрывающий эмоции. « Я тебя отравила»,- сказала она, смеясь. « Не может быть»,– сказал Гарри и улыбнулся. Рон надел праздничный венок из оранжевых ягод на голову, с которого свисали длинные зеленые листья, похожие на лианы. Гигантские обезьяны жевали с его тарелки бифштекс с почками, бегемоты издавали грустные звуки, окутывая надушенные ноздри чем-то похожим на туман, снятый с болота, из которого тянет влажным холодом и грибами, лев жевал с тарелки Рона гигантскую муху, верблюд терся шеей о корневище мандрагоры, улитка дремала. Верхом на ревущем вепре с елкой на голове в Большом зале появился Дамблдор. Он был одет в роскошный черный плащ, оттеняющий его худобу, и страшно напоминал собравшимся Великого Инквизитора. Директор слез с вепря, снял плащ и надел его на коня. Сильный порыв ветра сорвал с головы Дамблдора войлочную шапочку- колпак и унес ее в лес. «Кушайте и радуйтесь жизни, дети мои, – сказал Дамблидор, взмахнув волшебной палочкой, отчего сотни крошечных мотыльков, усеявших дубовые листья над столами, слетели на еду, роняя блестящие капельки дерьма на тарелки. – Аминь». Гости завизжали от удовольствия и принялись за еду. Только Гарри обратил внимание, что многие ученики, как и он, почему-то оказались совсем без еды – они ели только желейные составляющие желитина. После обеда все разбрелись по классам. По расписанию стояло Зельеварение. На уроке нужно было сварить антидот к лимонным долькам. Профессор Снейп прятался за своей мантией-сюртуком и делал вид, что его нет и голос его доносится из-за ширмы. За ним маячил мрачный демон и злобно вращал глазами, наблюдая за работой учеников. Задание показалось Гарри непростым: лимонные дольки очень опасны, потому что они пронизаны сильными алкалоидами и способны вызвать практически мгновенный паралич внутренней мускулатуры, сопровождающийся мучительной болью. Сможет ли он сварить действительно хороший противоядие? Гарри боялся, поэтому он медленно сосал большой палец и бубнил себе под нос: «… мармон пил малакод и х’глие… сииеб… гвот, гвон, два хуарек…» Ученики поглядывали на него с жалостью. Да, это определенно была трудная задача. Тем не менее прошло совсем немного времени, и Гарри смог, наконец, выдавить из себя правильный рецепт: смешать в равных долях кровь и квашеную капусту. Он тут же передал свой антидот профессору Снейпу, который колдовал над гигантскими мухами над своей тарелкой. « Отлично, Поттер, только вы забыли добавить наш национальный секрет: маленькую вишенку», – прошипел профессор и показал ему черный от злости палец. Вместе с остальными учениками Гарри вышел из класса. Демон вслед им крикнул:« Вы еще пожалеете о том, что останетесь в живых». Урок был закончен. Рон и Гермиона так быстро пошли по коридору, словно за ними гнался огромный троллем, но от Гарри не укрылись. « Ребята, подождите»,,- крикнул он и кинулся вдогонку. Гермиона побежала, Рон споткнулся и упал. В эту секунду в коридоре появился директор с длинным раздвоенным языком, растущим из вытянутой нижней челюсти. Дамблдор вытащил изо рта раздвоенный язык и сделал им движение по лицу Гарри, чем довел того до слез. Потом директор протянул раздвоенную морду к лицу Гарри и сказал: «Грязнокровка. Остерегись со мной связываться, мальчик». Реакция ГАРРИ была крайне бурной. Вместо того чтобы бежать прочь, он поднял руки вверх и заговорил: «Пипец тебе, Дамблдон». Он принялся произносить самые сильные проклятия из своего богатого словарного запаса, среди которых были такие: жаба, порождение Мордора, даун, кретин, долбаный набоб, курицын сын, талиб, тыква, навозный червь, шелудивый попугай, драный аист. Его речь, полная переливов и переливающихся в свете факелов магических слов, была похожа на волшебную балладу, которую исполняли певцы в гареме султана. Но директор вдруг отпрянул назад, опустил свои грустные глаза и быстро исчез в темном коридоре, кинув вслед три заклинания: червяк, радиоактивная тварь и мешок говна. Гарри хотел броситься за ним, чтобы дать ему еще один урок уважения к старшим, но в этот момент увидел, что Рон и Гермиона пытаются уйти от него. « Вас никто не держит», гордо бросил им Гарри и заплакал. Оплакивая свою погубленную жизнь, Гарри побрел по опустевшему коридору в сторону Большого зала, по дороге вляпавшись в одну из ядовитых мух и обдирая ладонь о ее острый выступ. Мимо медленно прошел профессор Страунс, сжимая в руках маленький серый овощ. От его лысины исходило мягкое зеленоватое сияние. Увидев Гарри в плачущем состоянии, профессор чуть не выронил свой овощ на пол. Выдавив из пересохшей гортани слезу, Страунс участливо произнес:«Какое у тебя, Поттер, трудное детство. Плохо тебе живется, а?» И уже направился дальше, когда Гарри окрысился на его слова и грубо ответил:«… да!!!…» Он сел на осла и покатил по погружающемуся в сумрак коридору.