Чудовище

      Сегодня в министерстве было людно.       Мягкий свет волшебных огоньков освещал атриум, в честь праздника сменивший мрачные расцветки на беж и золото. В центре стояла роскошная елка. Она была гораздо больше той, что приносил под Новый год в Большой зал Хагрид, она блестела и переливалась, шевелила лапами, заставляя пузатых снеговиков перепрыгивать с ветки на ветку.       Невдалеке особо почетным гостям улыбался Бруствер, а непосредственное начальство уже краснело щеками за одним из столиков и подливало себе пятую, как успел насчитать Гарри, порцию огневиски.       Гарри усмехнулся. Главный аврор Джонсон ценил старый добрый огден, и не знать об этом мог, разве что, слепой и глухой Билли из Лютного. И то вряд ли. Только бы не заметил скучающего у одной из колонн Гарри…       — Поттер!       Гарри незаметно вздохнул и направился к Джонсону.       — С наступающим Новым годом, главный аврор! — не поздравил, а отрапортовал Поттер и, следуя начальственной отмашке, присел за круглый стол.       Топорща седые моржовые усы, Джонсон пододвинул к нему рокс и наполнил его огневиски.       — И тебя, с наступающим, герой! И не кривись, а учись принимать заслуженную похвалу… А где жена твоя?       Гарри отвел взгляд.       — В Болгарии.       Взгляд главного аврора сделался уж слишком понимающим. В этот момент Гарри его почти ненавидел.       — Понял… Ладно. Лучше выпей-ка со мной за процветание Британии.       Пить до прихода друзей в планы Поттера, конечно, не входило, однако когда непосредственное начальство просит тебя поддержать тост за страну, варианты отказаться не то чтобы существуют.       Он поднял стакан и тепло улыбнулся собеседнику.       — Конечно, сэр. За Британию!       Однако огненная терпкость не успела обжечь губы.       — Гарри! Гарри!       А вот и первая опоздунья.       Он обернулся… и замер.       По коридору из схлынувших с ее пути людей летела Гермиона.       Я помню чудное мгновенье…       Бордо и золото, зелень и беж в отражении кристаллов на ее светлом газовом подоле.       Передо мной явилась ты.       Кудри не забраны. Она свободна и свежа, она молода, и нужно быть слепым Билли из Лютного, чтобы не признать — развод пошел ей на пользу.       Как мимолетное виденье…       — Знаешь, что, Гарри… — отвлек его голос начальника.       Он обернулся. Джонсон смотрел куда-то в сторону, и, проследив за его взглядом, Гарри увидел Теодора, стоящего в тени колонны с бокалом виски.       Как гений чистой красоты.       — Зря ты тогда сказал ему это.       Гарри нахмурился.       — Что вы имеете… — он осекся, увидев, что Нотт сделал шаг назад и скрылся за одной из дверей, ведущих в сторону казематов. — Простите, сэр, мне нужно отойти!       Он поднялся из-за стола, сделал шаг… и оказался в своем кабинете.       И сердце бьется в упоенье…       По своей излюбленной привычке Теодор стоял перед окном, сунув руки в карманы брюк, и смотрел на летний Лондон. Он стоял полубоком. Закатный розовый лег на его скулу, наложив на кожу акварельный румянец.       И для него воскресли вновь…       Первое лето после того, как четырехлетний путь к должности главного аврора был завершен, понял Гарри. Его отношения с Джинни начали восстанавливаться, а общение с друзьями свелось к минимуму, и оттого моменты, когда можно было неспешно поделиться с ними мыслями, стали еще ценнее.       И божество, и вдохновенье…       Тео качнул головой. Склонив ее к плечу, глянул искоса, не поворачивая корпус.       В закатном освещении его глаза были совсем светлыми, и невозможно было не признать, что в этот момент он был особенно красив.       — Поздравляю, Гарри, — мягко улыбнулся Нотт, — это был долгий путь, но ты справился. Я счастлив дружить с тобой.       Так он сказал тогда и повторил сейчас, а Гарри вдруг вспомнил, как два года спустя, буквально в прошлом году, они в очередной раз отправятся кутить в Красный.       Весь день Тео ходил как сам не свой, а вечером, когда они уже распили бутылку нового сорта блишена в кабинете, зачем-то потащил его через проулок, в котором находился бордель мадам Тиффани. Тот самый, про который писали сегодня в Пророке.       Обычно Гарри никак не комментировал услуги, предоставляемые подобными заведениями, а тут не удержался.       — Пиздец блять, ну вот как так, объясни мне, Тео… — начал он, выхватив у него только что прикуренную вишневую безвкусицу на полпути ко рту. С наслаждением затянулся сам. — Вот объясни, как можно трахаться с другим мужиком? Тьфу, блять!       Упав на брусчатку, едва начатая сигарета сразу превратилась в месиво из табака и грязи. В тот момент даже подошвы ботинок у Гарри были возмущены.       И жизнь, и слезы, и любовь.       Теодор хмыкнул и опустил глаза. Он ничего тогда не ответил, и они отправились дальше.       Больше эту тему они не поднимали.       — Мистер Поттер! — донеслось как через вату.       — Мистер Поттер… Мистер Поттер! — крикнул кто-то в самое ухо, и Гарри рывком выбросило из сна.       — Ты че орешь? — хрипло гаркнул он, подскочив на жесткой койке, и уставился на отпрыгнувшего Винтера.       На сознание обрушились все события вчерашнего дня: допрос, воспоминания в омуте памяти, анализ доказательств, ложь Теодора, следственный эксперимент…       Точно.       В какой именно момент его вырубило, Гарри не знал, но в целом, оно и неудивительно, если учесть, какую нагрузку за вчера перенесли его мозг и психика. Снабдить бодрящим его, разумеется, никто не посчитал нужным.       Тяжелый взгляд пригвоздил Августа к месту.       — Что было ночью, Винтер? Гермиона… хотела меня убить?       Выражение бледного лица было скорбным. Еще до того, как аврор открыл рот для ответа, Гарри все понял.       — Нет, сэр… ночью было тихо, а я… простите, мистер Поттер…       Винтер поджал губы. Казалось, что он изо всех сил сдерживается, чтобы не сбежать.       — Меня отправили к вам, потому что у мисс Грейнджер больше нет никого, кто мог проводить ее в Азкабан. Вы… ее близкий друг.       — А что Нотт?       — Никто не знает, где он.       Гарри опустил голову. Кажется, он только что получил известие о том, что проиграл самую важную битву в своей жизни.       — И сучий потрох Бёрдмэн не желает признавать, что результат нельзя считать достоверным.       — Да, сэр… сегодня вышел Пророк с новостью о казни, и… мне жаль, мистер Поттер, — голос Винтера дрогнул. — Мне так жаль…       Кто бы еще знал, как жаль Гарри Поттеру. Только что он потерял все: людей, что стали ему семьей. Веру. Надежду.       Эмоции вдруг выщелкнуло — как на тумблер нажали.       И жизнь, и слезы, и любовь.

***

      За свою практически восьмилетнюю карьеру «поцелуев» Гарри успел повидать немало. К этому главного аврора обязывал протокол: представитель аврората в обязательном порядке должен был проследить за исполнением приговора суда, а затем расписаться в подтверждающем акте.       Порой эту пренеприятную обязанность выполнял за него Теодор. Реже — Гермиона.       Все же, как бы золотая девочка не стремилась залезть в самые грязные дебри их общей работы, Поттер и Нотт, следуя негласной договоренности, как могли оберегали ее от самых неприглядных вещей.       Получалось, откровенно говоря, из рук вон плохо. Пусть и нельзя сказать, что они не старались.       Гарри никогда не рассказывал Гермионе о том, сколько конкретно раз при передаче материалов дела в Визенгамот ему доводилось вписывать в графу «Рекомендуемая мера наказания» слово «Высшая» и ставить под ней свою подпись.       Будучи главным аврором, Гарри не мог позволить себе поступать иначе. На то было множество причин, начиная от обвинений в отступлении от буквы закона и заканчивая необходимостью в наличии инструмента для сдерживания маргинального Лютного. Однако это не значит, что он делал это с легким сердцем.       Сколько раз его отпаивал Теодор, и не сосчитать. Конечно же, Гермиона знала о том, как ему непросто, и пусть не могла поддерживать его повсеместно, именно она стояла у истоков создания петиции о моратории на изъятие души.       Серьезное изменение для общества магической Британии, все еще помнящего пламя войны с Волдемортом. Дело шло не быстро.       Они не успели.       А теперь Гарри сидел в мерно покачивающейся посреди Северного моря лодке, отупело смотрел на стекающие по защитному куполу брызги и почти видел, как разбиваются о него острые порывы ветра.       Здесь не было ничего, кроме них, серого неба, сливающегося с горизонтом, редко летящего крупного снега и ледяных графитных волн.       По правому борту качало шлюпку, где в окружении красных и синих мантий сидела Гермиона. Кудрявая голова была низко опущена, да и все равно ее взгляд было бы трудно поймать за спинами авроров и безопасников. Охраны у нее было так много, что впору было подумать, будто с ограничителями она может сделать что-то, кроме как утопиться. Но тут уж Бёрдмэн настоял.       Видимо, впечатления от наведенных на него десятков волшебных палочек все еще были свежи, а потому старый хрыч решил позвать представителей службы безопасности Визенгамота. Даже удивительно, что в одну лодку с Гарри и министром он сел всего с двумя.       С другой стороны, красных мантий здесь не было: судя по всему, Бёрдмэн посчитал, что втроем с одним Бруствером они точно справятся, а Поттер в ограничителях — это не то чтобы боевая единица.       Хотя, несмотря на охватившую его апатию, Гарри был бы рад начистить председателю морду.       Без магии. По-магловски. Кроваво и грязно.       Возможно, до смерти.       «Покойся с миром, мудак», — так сказал бы ему Гарри и обязательно плюнул в разбитое лицо.       Картина вышла такой… полной справедливого возмездия и оттого невероятно упоительной, что за ярким образом он не сразу заметил, как слева его окатило волной тепла.       Под удивленными взглядами судейских — Бруствер не то дремал, не то медитировал — Поттер потянулся к нагрудному карману, запоздало вспоминая, что так и не разобрался со свитком, который Мелисса нашла в доме Теодора.       — Что у вас там? — каркнул Бёрдмэн, напряженно наблюдая за Гарри.       Безопасники тоже подобрались и потянулись за волшебными палочками.       Сидящий рядом с председателем Бруствер на мгновение приоткрыл глаза и, устало вздохнув, с нажимом произнес:       — Председатель… я, конечно, понимаю ваше беспокойство, но вы же лично присутствовали при досмотре мистера Поттера.       Скептически приподняв брови и поджав губы, Кингсли уставился на старика. Весь его вид даже не говорил — кричал: «Ты совсем, что ли, ёбнулся со своей паранойей? Права качаешь, влез в дела министерства, еще и это. Совсем охерел»       Неизвестно, что в итоге одержало верх: здравый смысл или нежелание терять перед Бруствером лицо, но старческие морщины разгладились — по крайней мере, насколько в его ситуации это было возможно — и Бёрдмэн кивнул.       Синие мантии тут же расслабились, но продолжили цепко наблюдать за тем, как Гарри вытаскивает из кармана пергамент. Отвернулись они только тогда, когда убедились, что это просто кусок бумаги, не несущий в себе ничего, кроме чернильной вязи.       В том, что сообщение попало к адресату, Гарри не сомневался.