Monster

      Когда они возвратились на поляну, часть раненых уже была уложена на носилки и готовились к отбытию в Юйледа. Отдельно стояли всадники и гвардейцы для сопровождения Командующего.       — Малахай, скажи, а ты знаешь пустынника по имени Рикард? – спросил Ник, помогая подтянуть упряжь на Пончике. — Возможно, он занимался охраной торговых обозов из Санкру. Он должен был появиться в клане до твоего Конклава.       — Не знал, что Рик один из твоих.       — Разведчик со второй группы внедрения, да. Так он в Санкру? – почти обрадовался Ник.       — Угу. Размазан тонким слоем пепла по дюнам. Рик был моим другом и чуть не стал моим первым мужчиной, если тебе интересно. Его убили трикру недалеко от тех мест, где мы были. Теперь там малолюдно.       — Сожалею, — выдавил из себя Ник, понимая, что последнюю искру надежды для Элвиса тоже придется погасить. – Как убили Реда? Что именно произошло. Для отчета.       Было видно, что Командующий не особо хотел ворошить болезненное прошлое. Особенно сейчас. Но Ник был настойчив. Любые сведения о практике упырей могли стать бесценными. Особенно когда они выслеживали и уничтожали группы внедрения.       — Так, значит, его звали Ред, — ответил Малахай и поднялся в седло, трогая коня неторопливым шагом. Гвардейцы поехали следом, а Ник пристроил свою лошадь на полшага позади, чтобы хорошо слышать Командующего. — Мне было двенадцать, когда он внезапно пришел в клан и сразу подрядился охранять караваны. Через какое-то время его пригласили обучать молодежь бою, хотя он был ненамного старше многих учеников. Его тактика несколько отличалась от привычной, но была эффективна. Я тоже проходил у него обучение. Мы, банда пустынников северо-западного округа, где я был самым младшим и главой, обожали Рика, а он часто проводил свободное время с нами в наших вылазках за пределы города. У него даже была своя раскопка в районе старой заправки. Ничего особенного. Он говорил, что раскопка его хобби, помогает не думать, а копать. Потом я начал сопровождать его с караванами и тем самым чаще появляться в Полисе, что приветствовалось Хранителями. Мы стали близки с Риком, когда мне исполнилось шестнадцать, но дальше невинных поцелуев и обнимашек у нас дело не зашло. Мне было некомфортно. Хотя он был весьма настойчив, и я уже готов был ему уступить, позволив большее. Для общего здоровья, конечно. Правда, потом я увидел, что он трахает девицу-торговку из Дельфикру, и мой подростковый романтизм совсем увял. И вовремя: умерла Командующая и произошел мой Конклав. Потом началась война. Рик стал моим кровником.       Весной на юге Трикру я ходил от деревни к деревне и принуждал жителей сдаваться, иначе убивал всех и сжигал их дома. Две – три сожжённые дотла деревни, и молва шла такая, что следующие десять вокруг сдавались. Обычно. Крупные поселения сопротивлялись как бесы, пока их гона не валились в крови и смерти. Потрепав трикру, я возвращался в Полис, но по пути решил разведать местность вдоль предгорья и повторной усрачки горцев для. Нужно держать новых членов Конгеда в тонусе. Но мне не хватало провизии: гона устали и не хотели охотиться в еще заснеженных горах. Тогда я послал Рика с отрядом назад, чтобы он забрал немного провизии у покоренной деревни. Она была за развилкой, что мы проехали полдня назад. Весна была сухая и теплая, а лето обещало быть длинным – провизии хватало. А нам много и не нужно было. Мы ждали посланный отряд до вечера следующего дня, но они не вернулись. Я до последнего отказывался верить в то, что произошло страшное. Ведь деревни были покорены, а жители преклонились, спасая свои жизни. Мне только предстояло узнать о вероломстве клана Трикру.       Ночью я выступил по следам Рика с разведкой. Деревня, в которую я его послал, была пуста. Все жители ушли совсем недавно: очаги в домах еще не остыли как следует. Я выслал разведку на поиски следов. И мы их нашли. Недалеко, среди пней вырубки, находились истерзанные тела людей, что были посланы с Риком. Самого Рика не было. Только его левая кисть нашлась наколотой на ветку и подвешенной к пню.       Мою ярость и отчаяние было не передать словами. Да, я всё еще надеялся, что Рик жив, и что кисть – это послание. Его будут пытать, может запросят выкуп. Знаешь, Ник, какое самое страшное чувство? Не страх и даже не любовь. А надежда. Она даёт веру. И с этой иступленной верой, что он жив, я шел по следам, оставляемым для меня предателями. Следам из расчленённого Рика. Я не мог их догнать, потому что гнал войско туда, куда они хотели, чтобы я шел. Там была засада. Я всё понимал, Пламя кричало мне об этом, но я не мог остановиться. Мой следопыт говорил мне, что части тела от уже умершего несколько дней назад человека, и я должен прекратить это безрассудство. Ведь я вел их на смерть, по следам смерти. И тогда я сам стал Смертью. Я лично пристрелил тех, кто решил повернуть назад, и мне уже еле удавалось сохранять дисциплину в отрядах. Ведь моё безумие стало очевидным.       Засада была устроена по всем правилам: ты знаешь, что трикру в этом мастера. В центре укрепленного форта, чтобы я мог хорошо видеть, они водрузили половину тела и голову Рика на шест. Тогда во мне что-то сломалось, и мой океан ярости больше не вздымался волнами, уносившими меня в пучину отчаяния или вознося с надеждой. Он просто ровно и спокойно топил всех в крови. Их форт я свалил в лобовой атаке. Ничто не могло меня остановить. Защитников вырезал; раненых, тех, кто сдался, и прячущиеся по подвалам семьи – сжег заживо. Рика я похоронил, согласно традиции клана Санкру, в большом костре из побежденных врагов. Его бой был окончен.       Дальше они ехали молча. Смерть Реда Громова могла быть случайностью, последовательным нагромождением обстоятельств, приведших к трагическому финалу его жизни. Или упырь Регус тоже наложил сюда свою лапу, подстроив убийство Рика в деревне — теперь уже не выяснить. Из пепла уже никого не вернуть. Стало ясно одно — миссия разведки в этом мире провалена. Упырь-хозяин, обращенные и основные силы инферналов — ликвидированы. Оставшиеся — в разработке и тоже скоро будут уничтожены. Позже куратор примет третью группу. Ник решил не заканчивать командировку и остаться до тех пор, пока не убедится в полной очистке мира от влияния извне.

***

      Вечер в Полисе встречал их мокрым снегом, покрывавшим все крыши и выступы белым одеялом, с капелью таявшего с кромок. Темная кладка центральной улицы блестела от стекающих ручьев. В воде дрожали редкие оранжевые огни освещения. Люди попрятались в своих домах и совершенно не заметили прибытия Командующего. Единственным, кто верно ждал его возвращения, даже в лютую непогоду, был Титус. Малахай заранее послал гвардейца, чтобы его предупредили.       Хранитель решительно забрал Командующего в храм, даже не дав толком попрощаться с кхалом. Скорее всего, Титус посчитал, что у них было достаточно времени всё обговорить до ворот Полиса. Ник со своими гвардейцами заняли одну из теплых таверн возле посольства Ингранрона, которая чаще всего посещалась лошадниками. Там он и встретил сопровождающих с товаром, которые ждали его для отправки в клан.       Гвардейцы Командующего уныло остались охранять вход в храм. Других распоряжений им не давали. Из-за дверей слышалась ругань на повышенных тонах.       Титус знал о провале и знал о потерях. И знал, кто в этом виноват, и что его побудило, и каковы могли быть последствия. Он отчитывал Малахая, как мальчишку, не стесняясь в выражениях. Командующий понимал, что Хранитель прав, и особо не сопротивлялся, даже когда его ощутимо приложили лбом в спасательную капсулу, в которой прилетела Бекка Промхеда, чтобы проверить сохранность Пламени. Словесный разнос закончился через тридцать минут. Титус тяжело упал на колени перед алтарем и устало обхватил лысую голову руками, раскачиваясь взад-вперед. Малахай тихо опустился рядом.       — Я больше не буду воевать, обещаю, — сказал он и прислонился плечом к Хранителю. — Я буду в Полисе. Теперь всегда.       Хранитель развернулся к нему и, дернув на себя, крепко обнял так, что у Малахая кости затрещали.       — Еще ни один Командующий не рисковал так своей жизнью.       — И всё равно, все до единого умерли страшной смертью.       — Но Пламя сохранило их дух!       — Тебе только это и важно, Хранитель, — Малахай мягко отстранился от него и, долго посмотрев в серые глаза, поднялся, оглядываясь по сторонам. Титус не мог ему ответить отрицательно: личные отношения между Хранителем и Командующим строго запрещены. Если с Кирой их удалось сохранить в тайне из-за того, что они были пусть дальними, но родственниками, то с Малахаем всё сложнее. Даже быть просто другом опасно. Фаворитство приводило к расколам между кланами. Да и Хранитель должен быть нейтрален: ведь, как верно подметил Малахай, все Командующие умирают, и далеко не от старости. Даже любимая всеми Кира ком Трикру, и та умерла в мучениях из-за него.       — Ты должен ограничить своё общение с кхалом Ником, — предупредил Титус и, предвидя ожидаемый протест, добавил: — И не спрашивай почему. Это опасно. Прежде всего для тебя.       — А ему, значит, не опасно?       — Ингранрона быстро выберут себе нового кхала.       — Кажется, это были мои слова!       — Это всем известно. Не передергивай, Малахай. Твои преемники не готовы к Конклаву, и ты должен думать о своей безопасности прежде всего. Даже в Полисе.       — Ага, то есть, когда будут готовы, я смогу снова езжать куда глаз глядит и убиваться всласть? Отлично! Пусть растут быстрее: на радость мне, на страх соседке.       Титус не стал ему отвечать. Иногда нужно просто дать время выбеситься, и тогда Хеда снова будет готов для конструктивного диалога.       Командующий шастал среди реликвий храма, всё время оставаясь в поле зрения Хранителя. Пустынник мог и утянуть что-нибудь. Правда, потом, вдоволь наковырявшись с паяльником, он всегда возвращал штуки на место. Иногда даже в рабочем состоянии.       — Не выделяй кхала Ника среди других глав кланов. Это становится заметно, — продолжил Титус.       — И кто воняет?       — Я.       Малахай не нашел, что сказать, и просто слишком резко развел руками, смахивая с пыльного банкомата давно сдохший смартфон. Ругнувшись, Хранитель бросился подбирать обломки. А Командующий закатил глаз и нарочито громко цыкнул языком.       В прошлом собирательство и почитание всякого хлама, связанного с технологичной эпохой великих предков, называлось каргокульт. Теперь это официальная религия Пламенепоклонников. За порчу барахла они могли даже убить! Хотя в том же Санкру всякого паленого железа полная мусорка. Он подозревал и не удивился бы, что часть этого добра каким-то образом перекочевала оттуда сюда.       Кое-как соединив части древнего смартфона в единое сооружение, чтобы не разваливался от дыхания, Титус настоятельно вытолкал Малахая из храма, хотя тот упорно предлагал помощь.       — Я распорядился о горячей ванне для Командующего, — нашел чем отвлечь его от посягательств на бесценные реликвии Хранитель. – Отдохни с дороги. Мне нужно закончить молитвы, а потом я займусь отварами и лекарствами для вас, Heda. Проводите его в Башню.       Мысль о том, чтобы наконец скинуть с себя грязные доспехи, помыться и завалиться в мягкую постель в тихой спальне, была настолько сладостной, что Малахай бросил попытки надоесть Титусу и ушел с сопровождением от храма к Башне.       В этот раз лифт довез его до верхних этажей довольно резво: чувствовалось, что подъемный механизм отремонтировали и смазали в его отсутствие. Он подумал о том, что теперь можно будет кататься чаще.       С экипировкой ему помогли приставленные гвардейцы: пропитавшись кровью, потом и грязью, она стала тяжелее, а ткань присохла к коже так, что её пришлось отмачивать, прежде чем снять. Кое-какие элементы придется заново ремонтировать, а нижнее белье вообще сжечь. Отчаявшись справиться с распутыванием волос Командующего, встающих колом, пригласили девчонок с кухни. Что ж, война и грязь идут рука об руку.       Воду в ванной меняли четыре раза, прежде чем Малахай стал снова похож на человека, а не на черта. Правда, черных пятен-синяков на нем было больше, чем белой кожи. Отпаренные, свежие порезы тоже подтекали. Скоро они станут новыми шрамами.       Пришедший через пару часов Хранитель заботливо осмотрел повреждения и принялся их зашивать, пока растянувшийся на столе Малахай проваливался в глубокий сон без сновидений.       Закончил Титус далеко за полночь, и, не желая будить мирно спящего Хеда, поднял его на руки, осторожно перекладывая на расстеленную кровать и накрывая меховым одеялом. Пока Малахай спит зубами к стенке, он безопасен для окружающих, и его можно оставить до утра. Покои освещались десятками толстых свечей, и колеблющийся мягкий свет в окнах самого высокого жилого этажа Башни давал понять всем, что Командующий вернулся в Полис. Хранитель закрыл за собой двери в покои и тихо отдал последние распоряжения гвардейцам, оставленным дежурить снаружи.