Monster

      Наутро третьего дня Командующий поднялся со своего ложа на ноги и впервые, после ранения, неокрепшим шагом вышел к гонакру из-под навеса телеги. Прикрывая ладонью глаз, Малахай огляделся, морщась от яркого света. Он предстал перед встревоженными ожиданием гона страшно исхудавшим, еще более бледным, но от этого еще более устрашающим. Шейдхеду боялась даже смерть.       Позади, как необъявленный заложник, стоял кхал Ник, гордо держа подбородок и смотря перед собой прямым, строгим взглядом. Все знали, что именно он приложил руку к выздоровлению раненого Командующего, но как это произошло за столь короткое время, никто не понимал. Поползли слухи о том, что кхал лошадников — колдун. Будто кто-то ночью видел, как ветром одернуло полог телеги, где лежал Хеда, и глаза кхала светились красным. Были даже мысли организовать слежку, подкараулить выходившего по естественной нужде кхала и убить его. Но тяжелый, костяной кулак кровника Хеды — Сиона, сунутый под нос, остужал слишком инициативных гона.       — Кхал Ник ком Ингранрона-кру? — обратился к нему Малахай и Ник вышел вперед, повернувшись лицом к Командующему. — Согласно правилам поединка, вы, как глава своего клана, несете ответственность за его грубое нарушение. Скажите всем то, что сказали мне, об участи виновных.       — Из организовавших провокацию десяти кровников, четверо были убиты здесь, пятеро жестоко наказаны мной — одного из них я убил. О судьбе еще одного, мне ничего не известно.       Кто-то из толпы гона со смехом и грязным ругательством кинул ему в ноги обезображенную голову человека с прической кочевников. Ник носком ботинка остановил катящуюся по земле голову, посмотрел вниз и ответил:       — Они перестали быть моими кровниками, как только задумали это, — он поднял глаза на Командующего. Малахай спокойно смотрел на него. Никакой вражды. — Я сожалею о случившемся и признаю вашу победу в поединке. В любом случае, я готов понести заслуженное наказание, Heda.       Гона перестали галдеть и перетаптываться. Затихли даже кочевники, тревожно наблюдавшие со стен за переговорами. Их кхал ушел три дня назад и вот он стоит перед живым Шейдхедой. Каждый затаив дыхание с надеждой ждал развязки. Командующий еще раз осмотрел кхала Ника с ног до головы, и требовательно произнёс:       — Kneel, — бескомпромиссно. Другого выбора он не оставил. Малахай снял ладонь с рукоятки кинжала, что означало только одно — благодарность за жизнь.       Помни и цени это Ник.       Сохраняя достоинство гона, кхал Ник медленно опустился на одно колено и почтительно склонил голову. Сквозь промороженный ночной стужей прозрачный воздух начал раздаваться перестук. Черное гонакру молча отбивало ритм оружием. Одиннадцатый клан присоединился к Конгеда.

***

      Ворота цитадели клана Всадников равнин отъехали в сторону и больше не закрывались. На страшной кляче, которую потеряла из виду смерть, в город въехал тот, кто нес смерть в своих руках все три страшных года. Тяжелый, красный шлейф Командующего, очерненный пятнами крови, подхватил и рвал за его спиной холодный ветер. Молодое лицо Шейдхеды было глубоко скрыто накинутым на голову капюшоном, что еще больше усиливало страх тех, кто мог его видеть вживую. Колючий взгляд тысячами игл пронзал его путь через толпу.       Кочевники негодующим шёпотом встречали гонакру победителей в своих стенах. По обычаю побежденного, последним въехал кхал Ник и голоса негодования тут же смолкли.       Город оказался лишь частично разрушен, и огромных жертв удалось избежать только потому, что лидер Ингранрона вовремя принял правильное, пусть и не популярное решение — сдаться. За глазами многих остались сутки борьбы за жизнь Командующего, что держался в сознании только на собственной воле и упрямстве. Если бы он погиб, то степной народ встретил сейчас последний рассвет.       Когда Хеда спешился на главной площади и осмотрелся куда б податься отдохнуть, подошедший Ник услужливо предложил ему разместиться в своём доме, что находится неподалеку и, к счастью, не был разрушен обстрелами онагра.       — О, я под крышей впервые за месяц, — с достоинством оценил он гостеприимство Ника и, скинув накидку с наплечниками на пол, повалился спиной на кровать из шкур. — А на настоящей, большой кровати и того больше!       — Что вам приготовить вкусного? — заметив, что Малахай расслабился, Ник решил зайти с козырей. Экзотическая пища кочевников должна была прийтись по вкусу Командующему.       — Прикажи сделать пирог с ягодами, холодного молока и вареного мяса. Я так понимаю, из мяса у вас конина? — он поморщился, разглядывая потолок комнаты.       — Степи Ингранрона богаты травой и лошадьми. Люди траву не едят. Молоко с утреннего надоя сейчас принесут, а пирог и гуляш из конины я сделаю сам, Heda.       Ответом ему была машущая с кровати рука. Перевернувшись набок и подтянув к себе пушистую шкуру лисицы, Малахай засыпал, безмятежно расслабившись. Он доверял свой сон тому, кто три дня назад, готов был переломать ему все кости или убить. А еще он, верно, расставил приоритеты: кхал рейдеров не станет убивать того, кто связан с ним даром жизни. Ник улыбнулся своим мыслям и вышел, прикрыв за собой дверь, чтобы не мешать шумом стряпни.       А он не такой уж и страшный в домашней обстановке, — подумал Ник, спускаясь на первый этаж, но потом вспомнил то, на что способен Шейдхеда и зарекся никогда не забывать об этом. И особенно не недооценивать его злого гения. Не зря говорят, что в тихом омуте черти водятся.       После полудня за столом, когда выспавшийся Командующий с аппетитом выхлебал жирный гуляш и закинул в пасть горсть кислых ягод, Ник решил, что сейчас располагающее время завести разговор об откупе. Начав намекать о голодной зиме. Ведь сожжённое сено уже не вырастет на мерзлой земле. Хеда выпил студеного молока, вытер рукавом растрескавшиеся губы и задумчиво посмотрел в окно на шумную улицу, размышляя. Ник терпеливо ждал.       Малахай огладил себя по волосам, поправляя вплетенные украшения. Пошкрябал паучьими пальцами где-то на затылке; Ник мог поклясться, что видел, как оттуда полетела пыль. И, ответил, четко разделяя каждое предложение, паузой.       — Мы оставим тебе наш фураж и скотину. На обратном пути они будут нас только тормозить. Выжившим деревням Дельфи-кру я настоятельно посоветую поделиться с западными соседями сеном. Они всегда заготавливают с избытком в расчёте на обмен с вами, или козлопасами из Тришананкру. Худо-бедно, но продержитесь до зеленой травы.       Такой договор был более, чем справедлив, чтобы отказываться, но Ник понимал, что Хеда не заговорил о главном. Чтобы поймать удачу за хвост, пока она в хорошем настроении, нужно зайти с другой стороны. И Ник рискнул:       — Тогда Дельфи-кру должны как можно быстрее пригнать обозы с сеном к реке, откуда мы их заберем. Времени в обрез, Heda. Скоро все дороги заметет снегом.       — Мечтаешь поскорее от меня избавиться, кхал Ник? — резко спросил Малахай с прищуром. Из самой глубины намеков — достать суть. Кормить полуторатысячное гонакру в почти разоренном городе, накануне зимы, было проблемно. Ник дотянулся до кувшина и налил ему еще молока.       — Sha, Heda, — не стал он отрицать очевидного.       Командующий посмеялся.       — А ты мне нравишься, — сказал он. — Мало кто смеет дерзить мне, без страха обосраться.       — Рад, что потешил, — продолжил Ник, пододвигая разрезанный на части теплый пирог ближе к Командующему. — Причина, чтобы гонакру покинуло город, как можно скорее, не только в том, что мне вас нечем кормить. Мне нужно восстанавливать город — это раз. Два, и вы это прекрасно понимаете: не все приняли сдачу, многие раздосадованы, и я опасаюсь провокаций в сторону ваших людей. Ингранрона-кру — воинственный клан. Нужно время, чтобы они успокоились, всё поняли и приняли. Несогласных мне придется переубедить другими способами.       — Понимаю… Но есть один момент, кхал Ник. Ваши люди — теперь мои люди, и общие законы Конгеда распространяются и до этих земель. Вы можете судить и наказывать своих людей за мелкие проступки, но спорные моменты, а особенно смертная казнь должна проводиться в Полисе, при моём согласовании с Советом старейшин кланов и Хранителем. Власть вождей кланов теперь не безгранична. Таковы правила нового мира.       Нику не особо понравилось это нововведение. Обычно с преступниками он расправлялся сам: когда быстро и без шума, а когда и показательно на площади, тем самым подтверждая свою власть кхала. Теперь же, власть в руках Командующего. И с этим придется смириться. Или воспользоваться, возмутившись:       — Мне что теперь каждого несогласного или убийцу на веревке тащить в Полис, Heda?       — Именно так. Потому что я буду решать степень их вины и качество наказания.       — Это может занять очень долгое время. Путь не близкий. Тем более — пешком, Heda, — контрольный.       — Аха, — отозвался Командующий, поняв, куда завел своими разговорами Ник. Он залпом допил молоко, отставил в сторону кружку и, сложив руки замком перед собой, наклонился к кхалу. — Что ж, не буду тебя томить. Весь этот разговор о лошадях. Сколько у вас осталось?       — Меньше пятисот, Heda, — посуровел Ник. За лошадей он готов был бороться и любым способом продавить Командующего на уступки. — Это те, что под седлом. Племенных жеребцов, кобыл и жеребят я не считаю.       — А сколько за год под седло новых лошадей?       — Обычно, около двух ста. Но я потерял лучших жеребцов в той бойне в Дельфи. — Посетовал Ник и выжидательно посмотрел ему в глаз. — Кочевник без лошади, что птица без крыльев, Heda.       Малахай перевел взгляд с Ника на свои сцепленные пальцы. Летний поход на Трой срывался так и так. Если бы не дурацкая провокация тех дурней навозников, сейчас у кхала было бы достаточно лошадей для откупа. А у Командующего армия с конницей.       — Боже, боже, боже, и что же мне с тобой делать? — почти провыл он, качая головой и после паузы, сказал. — Хорошо: я забираю двести лошадей сейчас. И каждый год, осенью, ты приводишь мне по пятьдесят новых. Ты восстановишь полную численность рабочего табуна за четыре года. Остальных можешь продавать, когда и где вздумается, налогов я не беру, а торговые пути в сезон будут открыты.       — Это длинный срок, Heda.       И тогда, Ник мгновенно понял, что перегнул, раздразнив змею палкой, но было поздно. Малахай, только что не шипел, перемежая слова тригедасленга с диалектом пустынников. В ярости он был страшен.       — Милость победителя нужно заслужить, кхал Ник, а пока ты накормил меня своими отбросами и сладкими речами, но не убедил в искренности. Однажды, судьба давала тебе шанс, когда ты свалился с коня мне в ноги. Не нужно было вставать с колен. А если бы тщательнее выбирал сторону куда воевать, глядишь — и лошадей сейчас было бы больше на пол тысячи. Боги благосклонны к тебе: в первый раз ты выжил в мясорубке, возле деревни. Второй раз избежал участи быть убитым в осадном городе, и в третий раз выжил в поединке со мной. Везение ходит с тобой одной дорогой, но ты должен оглядываться и по сторонам, ведь за обочиной на тебя смотрят чудовища.       — Это был жестокий урок и спасибо за напоминание, Heda.       — Всегда пожалуйста. Завтра утром я отбываю от вашей навозной кучи. По пути договорюсь с Дельфи, чтобы тебе прислали обозы. Подготовь мне лошадей для перегона в Тондиси, это Трикру. И чтобы не одна ни сдохла. Спрошу с тебя трижды.       Ник вздохнул. Боги, как же было с ним сложно! Малахай был крайне жестким и подозрительным лидером, разговаривать с ним было очень тяжело из-за постоянно меняющегося хода мыслей и разных выводов. Хотя, — подумал Ник — я сам не лучше. Спровоцировал грубостью. Он посмотрел на него: Командующий, поджав губы в тонкую линию, не мигая смотрел в окно. Как рассерженная змея.       И Ник сделал то, о чем бы никогда не осмелился, будь он смертным: потянувшись вперед, он накрыл своей ладонью пальцы Шейдхеды и легонько сжал. Возможно, эта была последняя глупость, совершенная им в этой жизни.       Вздрогнув, Малахай посмотрел на руку и медленно поднял взгляд убийцы на Ника.       — Растопить баньку, помоетесь на дорожку, Heda?       И тут Ник мог наблюдать редкое природное явление: мелкая судорога свела лицо Малахая. Обычно так, атрофированные мышцы вспоминали забытое движение. Он прикрыл страшный глаз и счастливо улыбнулся.       — И погорячее, чтобы растопить моё сердечко!       — Если оно у вас есть, Heda, то я его обязательно растоплю, — сказал Ник, а потом понял, что сморозил очередную дурь, но было поздно. Малахай посмотрел на него с обычным выражением и грозно сказал, прибавляя шипящих:       — И спинку потрешь.       Ник расхохотался в голос. Ну хоть с юмором у Командующего всё было отлично. А потом приказал топить баню, чтоб поленья трещали.