Город утонувших кораблей

Ночь опускалась в море стеной. Высокая и ветхая, она рассекала волны стойкими глыбами – пена собиралась у её порогов, накатывала и отступала, намывая до матового блеска. Звезды колюще-режущим просыпались по адовой той черноте – осветили с неба ветхий корабль в центре смолистого штиля. В темноте было видно плохо, и, если не всматриваться, складывалось впечатление, что паруса натянуты на каркас из костей, а флаг изорван неведомыми когтями. Темнота смазывала очертания предметов, тишину нарушал тихий всплеск волн – удивительно ясная, звёздная летняя ночь. Штильное блаженство было редкостью для серых берегов Англии, и в воздухе, как никогда, чувствовалось не волшебство – таинство мистической силы, что можно было ощутить тыльной стороной ладоней. Прилив волны брызгами разбился о трюм корабля, ночь наполнила свои лёгкие тишиной – и воздух внезапно сотрясся хриплым резким воплем.      - Недолго музыка играла, - осматривающий горизонт с кормы, Жан Кирштайн лениво оторвался от телескопа и раздражённо вздохнул. – Что там уже, черти собачьи бы его побрали?     - У капитана опять закончилось вино, или что? – Конни Спрингер, шаркая ногами в подкатанных штанинах, катастрофически не подходящих по росту, вприпрыжку подскочил к перилам и опасно подтянулся на руках, оторвав ступни от земли. Высматривал во мраке воды нечто, будто мог что-то там разглядеть.     - И что ты там выискиваешь? Вино капитана? Боюсь, для этого лучше заглянуть ему в рот… - осёкся, навострил слух. Вопль повторился снова, уже ближе, будто его источник стремительно приближался к палубе – и матросы мигом вытянулись по струнке, как бравые солдаты, будто не стояли сейчас на сгнившей палубе в обносках. Конни подмигнул Жану – и тот страшно закатил глаза, не сдержавшись напоследок.       В кабинете капитана послышался звон, будто кто ногами пинал пустые бутылки, затем пинок – дверь каюты дёрнулась от удара сапога и с оглушительным грохотом ударилась о тонкую стену:     - Я ещё раз повторяю, мелкий ты ублюдок!!! – Спрингер и Кирштайн застыли. Капитан раскорячился на пороге, расставив ноги, как плохой вратарь – торчащая в зубах сигарета дымела так, будто готова была сжечь их отсыревший корабль дотла. – Ты будешь выполнять мои указания, даже если для этого тебе нужно будет усраться и не стирать свои штаны неделю! Неделю, я сказал!!!     Доски под их ногами задрожали – громоподобный голос прокатился по палубе и отправил по воде рябь. Конни пугливо поморщился. Жан сдержался, но под коленками – затрясло. Капитан загремел каблуками сапог, яростно топая по палубе – драная шляпа в его руке сотрясалась с такой силой, что пыль хлопьями полетела в тусклом свете на недавно мытый пол. Следом за Кенни Аккерманом, второй выступил из дверей каюты, и Конни совсем побелел. Тихой, чёткой поступью:     - Козёл ты слабоумный, Кенни. Мать твою.      Жан задержал дыхание. Знал каждый не понаслышке – лучше бы сам капитан подорвал к херам весь их флот на порохе, перестрелял их из огнестрела по ногам, станцевал чечётку с демонами Ада, ушёл в двухмесячный запой, чем наблюдать… Как его племянник, не повышая голоса, вступает с ним открытый конфликт. Самую настоящую схватку:     - Ублюдский ты сын шлюхи! Я не обязан объяснять причину, которая и так ясна. Не согласен, мне до жопы – это приказ!!! – визгливый голос сорвался на самой высокой ноте, но горящий взгляд прожёг грудь оппонента насквозь, не уступая ни на вдох – и в темноте будто посыпались искры.     - Я закрыл глаза на условия и согласился выполнять все пункты бесоёбского плана, который придумала твоя шиза… - Леви Аккерман вышел под звёздное небо, крадучись, растягивая движения, будто прощупывал почву – оттого, наверное, оставаясь невредимым, в каких бы заварушках не был эпицентром сражения, – и посмотрел на капитана снизу вверх так, будто возвышался на десяток дюймов. – Но заложников на этом корабле не было. И не будет.     Корабль покачнуло на волнах. Конни шмыгнул носом. Жан мечтал слиться с ветром, но быть свидетелем действа с каждым мигом становилось интереснее во сто крат. Капитан Кенни Аккерман будил воплями округу каждый день, от злости или счастья, причины было не нужно, но его племянник, раз в пять лет подающий голос – в последний раз был так зол, когда они с Йегером расквасили друг другу носы и помыли юшкой только отмытый пол. Не до смеха тогда было. Сейчас – даже немножко хотелось плакать. Что такого задумал капитан, что прямой подчинённый решил взбунтоваться? Великий Леви Аккерман не шёл против приказов – таково было его правило. Что в этот раз пошло не так, было неясно.     - Вы, матросики! Чего уши развесили, будто мы тут цирк на ножках?! – Жан отмер и сфокусировал взгляд. Конни встал по струнке, будто не стоял только, прислушавшись к ссоре, словно мелкий воришка – таким и был, чего уж греха таить. – Команду на палубу, быстро! А ты…     Костлявый палец с неестественно длинным ногтем вперился в грудь заместителя капитана, словно дуло пистолета – и закаменел, дрожа от злости:     - А ты проследишь за тем, чтобы добыча, живая и нет, была доставлена твоими идиотами на корабль в целости и сохранности, чтобы папочка был доволен, и больше не было надобности пиздить тебя ногами, - капитан хватил воздуха, чтобы отдышаться, но споткнулся о собственный смех и, обнажив гнилые зубы – раскатисто закашлялся, мешая хрипы с дьявольским хохотом.      - Хрен с тобой, демоническое ты отродье. Тебе что говори, что нет – мозгов нет, и дело с концом, - Леви Аккерман сложил руки на груди и мрачно сплюнул за борт – пообещав себе, что следующий когда-то точно прилетит дядюшке в лицо.       Ночь бледнела, блекла. Застоявшийся летний воздух, пахнувший цветами и прибрежным ветром, сковало заморозками, и от воды тонко потянуло инеем. Самый холодный час – перед рассветом. Звёзды гасли, и рассветная зеленца подсвечивала небо глубоким, густым тёмно-голубым. Через несколько часов они должны были начинать. Капитан и командир ждали матросов на корме – первый пританцовывал с ноги на ногу, предвкушая громкую речь, второй навалился на перила с низко опущенной головой, словно ему осточертел факт собственного существования, но в принципе… Всё было как обычно. Жан и Конни встали в стороне. По противоположную сторону из кают подтянулся сонный Эрен Йегер, инженер Армин Арлерт, Эрд, Гюнтер, Райнер Браун – и даже новенький повар Никколо, испуганно хлопающий круглыми ошалелыми глазами. Постепенно палуба заполнилась людьми – и первый луч утреннего солнца почти ослепил их. Капитан вздёрнул руки – озарившись невиннейшей из своего арсенала улыбкой. Леви Аккерман буркнул что-то вроде: «Не затягивай с этим дерьмом», – и тяжело вытянулся на руках.     - Доброго утра, имбецилы! Как вы знаете, несколько месяцев мы вынашивали план по облаве города Дартмут, с целью обезоружить армию нашего врага, командира военного флота Эрвина Смита! Человека лицемерного и холёного, погрязшего в деньгах, лжи и коррупции. Говорю сейчас – и сводит зубы, ну ей богу! План таков: в разгар летнего фестиваля, ближе к обеду, когда все будут на празднике, и даже главный смотровой захочет опрокинуть стопку настойки, мы зайдём в порт на лодках, а позже вплавь доберёмся до берега. Мы совершим разбойное нападение на дома и хозяйство, пока большинство дурачков будет отмечать в центре города, и оставим после себя только выжженные земли. Мой дорогой племянник тайно проникнет в дом ублюдка Смита и вынесет все драгоценности, до которых только сможет дотянуться, пока вы будете отрываться на улицах города. Мы планируем взять заложника – так как детей у командира нет, сойдёт его молодая жена, - на этом моменте Кенни с придыханием застыл – и торжественно оскалился. – Тот, кто найдёт её и сможет схватить, получит премию в размере, который ни разу не попадал ему в руки за всю его жалкую бродячую жизнь! Дальше всё просто – назад мы отчалим на одном из военных кораблей порта, уничтожая на своём пути всех, кто нам помешает. Раненых – не спасаем, мёртвых – не хороним.      Кенни застыл на мгновение – и тяжко перевёл дыхание:     - Вы услышали меня?! Чего воды в рот набрали, я что со стенкой разговариваю?!..           Члены экипажа набрали в грудь воздуха – и наперебой освистали палубу одобрением. Ночь опускалась в море стеной. И медленно растворялась в дымке рассвета.                   ***                 Эрвин распахнул двойные двери и вошёл в просторную столовую. Сквозь натёртые панорамные окна пробивался мягкий рассвет, купался в бутонах цветов на столе, растекаясь мёдом по дорогому кленовому паркету. Длинный стол, накрытый белой скатертью, пестрил разнообразностью еды и лепестками хризантем в простой хрустальной вазе. Ханджи уже была здесь – сидела к нему спиной, подогнув ногу на стул, читала газету с таким интересом, с каким обычно женщина читает сборники поэзий. Эрвин улыбнулся – увлечённая, она и не заметила его присутствие.     - Задирать ногу за столом – это что-то новенькое, миссис Смит. Моя матушка себе такого не позволяла, - он улыбнулся шире, мягко проведя по её плечу кончиками пальцев, и она вздрогнула на секунду, тут же разворачивая к нему озарённое улыбкой лицо.     - К её же сожалению, дорогой. Завтракать в такой позе – отдельный вид удовольствия, - она наставительно вздёрнула палец и деловито закивала – выглядела комично в своей полосатой пижаме, обставленная чашками из-под кофе и стаканами с апельсиновым соком, но… Эрвину нравилось. Просто загляденье было.     Неспешно он прошёл к столу, мягким жестом разрешая служанке не обслуживать его за столом. Ханджи этого не любила – неспешность слуг не вписывалась в бурный ритм её жизни, да и в принципе простота её нрава не позволяла чувствовать себя комфортно тогда, когда ей накладывали на тарелку яичницу. «Официанты в ресторане, дома и у меня найдутся руки», - говорила. Эрвин не спорил.  Он привык так жить с детства, она же была из менее именитого рода, и когда отец её загорелся мечтой женить её на сыне Смитов, думал о погашении долгов больше, чем о счастье дочери. В конце концов, им обоим повезло. Дружеская привязанность с детства, переросла в большое чувство в первые месяцы помолвки – и Эрвин был рад, что он оказался её первым серьёзным влечением. Она – для него, – первая не была. Но вышибла клин клином со скоростью урагана – с силой камня, летящего в морскую пучину с обрыва, он поверить не мог. Мари Док была его первой любовью – Ханджи же ловко показала ему, что совсем не последней.      - У меня есть новости для тебя, - Эрвин опустился на стул и потянулся за чайником с чаем. – После завтрака мне нужно ехать по срочному делу в ливерпульский порт. Неотложное дело.     - А что же летний фестиваль? Мы планировали идти туда вместе, - Ханджи надула губки в напускном возмущении – даже оторвалась от газеты, чтобы заискивающе заглянуть ему в глаза. Она не злилась по-настоящему, казалось, не умела этого в принципе – не смотря на возраст, она всегда с пониманием относилась к его внеплановым командировкам, осознавая, что долг важнее всего личного. Но не уставала – немного, – щекотать его нервы капризами лёгкими, словно маленькие разряды тока.     - Я отправлю с тобой Моблита. Это не совсем то, чего бы тебе хотелось, но вы вроде неплохо ладили последние разы.     - Мне, в принципе, нравится то, что он слушает поток моей болтовни, не отвлекаясь более ни на что. Но ещё больше нравится, когда рядом муж, который умеет и слушать, и качественно поддерживать разговор, - она расплылась в лестной улыбке, весело дёрнув ногой под столом, по-кошачьи расположила подбородок на оттопыренной ладони. – А ещё Моблит трезвенник и вечно бубнит: «Мисс Ханджи, хватит, мисс Ханджи, Вам будет много», и всё в таком роде. Такой тревожный душка.     - Прости меня, Ханджи. Ты как никто знаешь, что больше всего на свете мне хотелось бы быть сейчас рядом с тобой. Но это правда важно – последний месяц была зафиксирована подозрительная активность разграбления торговых суден. В Ливерпуле пройдёт собрание по этому поводу, где мне нужно быть без возражений.     - Разграбление торговых суден? Я правильно понимаю, это…     - Пиратство. Очевидно, за последние десятки лет мерзавцы поменяли тактику – но любым иным словом эти преступления не назовёшь. Они снова могут оказаться среди нас, и нам нужно действовать быстро и жёстко, чтобы «задавить» это в процессе зарождения.     - Это так странно. Последняя активность пиратства была зафиксирована в середине XVIII века, я думала, их век давно прошёл, остался только мелкий локальный разбой.      Эрвин благосклонно усмехнулся – его милая, его умная любопытная Ханджи «впитывала» в себя книги по истории со скоростью, присущей не каждому историку-мужчине, и это восхищало, хоть в её отношении, – давно было в порядке вещей. Он осёкся и почти строго свёл к переносице брови:     - Ты права. И я сделаю всё для того, чтобы и в дальнейшем так оставалось.     Ханджи не ответила – кивнула ему, растянулась на стуле с широкой улыбкой. Кофе остыл, и она опрокинула его залпом, напрочь отставляя правила приличия. Он смотрел на неё, поглощая завтрак, долго, сколько мог – игнорируя то, что кусок в горло не лез.        Время на их вилле обычно тянулось долго, словно мёд с пасеки соседней деревни – до момента отъезда пролетело, как миг. Эрвин поправил воротник формы и ступил шаг к служебному автомобилю. Сантименты на глазах служащих были ему чужды, но на секунду он обернулся к входной лестнице, на миг задерживая взгляд – у подножия лестницы Ханджи стояла, улыбаясь так, будто не знала забот. Воспользовалась его заминкой быстро и ловко, и когда подскочила чуть не вприпрыжку к нему, растворяя его в своих объятиях, он почему-то в последний момент передумал её одёргивать. Губы её прижались к его гладкой щеке и подольше остались там, легко и не больно царапнули кожу. Эрвин глубоко вздохнул и крепче сжал её в объятиях. Когда-то он обнимал так Мари, но в то время кровь подогревала обречённость сплетения их тел, тогда как сейчас – то, что он держал в руках, было законно заслуженным его сокровищем. По ценности ей уступали все подводные сокровища этого мира – и он запомнил эту мысль, хороня глубоко в душе.           Эрвин сел в автомобиль, подчинённый захлопнул дверцу. Они тронулись, и пока пейзажи морского городка лентой сменяли один другой за окном, он пытался думать только о предстоящей работе, упрямо игнорируя чувство тревоги, невесомым уколом дребезжащее в уголке его сердца за рёбрами.                   ***                   - Да, сука, уймись ты, недоразвитый.     - Ты смотри, как тебе ещё такое слово удалось выговорить с этими лошадиными зубами!     На два затылка одновременно приземлилась гнилая доска, оторванная с какого-то потопленного корабля, и паучьи пальцы зарылись в волосы двоих сидящих, больно натягивая на себя:      - Пасти позакрывали. А то увидите, что вообще без зубов, говорить совсем неудобно.     Мистер Аккерман наклонился к ним так, чтобы боковым зрением было видно тот леденящий душу взгляд – и не разжимая зубов, облизнул солёные губы. На утлой лодчонке, они плыли к берегу, разделившись по группам, и вонючий Кенни приказал ему сесть с двумя дегенератами, которые не терпели друг друга на площади нескольких метров. Мстил ему всеми доступными способами, и авантюра их ему начинала не нравиться всё больше и больше. Жан и Эрен пригнули головы и наперебой зашипели, хватаясь за головы, когда смертельная хватка на затылках ослабла. Больно, чёрт возьми – больнее не бил даже капитан. Леви окинул их презрительным взглядом и спокойно рассмотрелся – волны, на которых качалась их лодка, были болезненно-синими, они толчками бились о днище, и их троих едва не перекидывало в воду. Метров двести, плюс-минус пятьдесят навскидку, и придётся нырять. Их не должно быть видно с берега – если кто-то из этих хлюпиков захлебнётся и не осилит путь до пирса, их станет ещё в разы меньше, что негативно повлияет на итог операции.     Жан и Эрен притихли – они не задавали лишних вопросов, и в принципе были более сносными моряками, чем половина их бомжацкого экипажа, но, конечно, в его планы не входило их об этом оповещать.  Райнера засадили в шлюпку с Конни, и он со своим комплексом героя, точно вытянет на себе и тощего Спрингера, если что пойдёт не так. С выблядком Кенни ничего не станется, даже если посреди заплыва его хватит инфаркт – этот из преисподней поднимется, чтобы завершить грязное дельце. Траут профессионально плавает с детства, а вот... Вот с Никколо могут быть проблемы. Поваришка-неврастеник попал к ним в команду недавно, и последний раз купался разве что в рыбной крови, когда готовил им ужин на корабле, ну и чёрт с ним. Медленно, с расстановкой Аккерман пробежал глазами по всем оставшимся морякам и тягостно вздохнул.     - Командир, я думаю, пора, - Эрен Йегер внезапно вытянул шею и прожёг взглядом горизонт – городок с берега шелестел зелёной листвой, тускло сверкал белизной мягкого мелкого песка. Тьфу ты. Леви всегда больше нравилась каменная галька.     - Да, блядь. Пора… - Жан повернул к нему голову и, со скупой готовностью – кивнул.  Леви обернулся через плечо, кинул последний взгляд на морской горизонт – и в молчаливом приказе поднял руку. Махнул вниз – и множество тел, словно утопленники, попадали с плесками в воду, отталкиваясь от хилых лодок, не оставляя за собой ни малейшего шанса повернуть назад. Леви отряхнулся от брызг, которые полетели от метровых ног длинного Кирштайна – и сам, скрипя коленями, поднялся на ноги. Конца и края этому безумию не было видно. Через секунду – воды поглотили его под собой, и он рассёк руками враждебный океан, плавно, словно титан, выплывая на поверхность. Море заволновалось. Раз, два.                     Брошенная лодка закачалась на волнах одна-одинёшенька..