Эффект наблюдателя | The Observer Effect

      — Так, — Драко деловито зашуршал обёрточной бумагой. — Это моё. А это — твоё, Поттер, держи. Всё, налетай! Дамы вперёд, — и с этими словами он пустил по рукам посылку со сластями.       Гарри принял от Малфоя плитку шоколада и поблагодарил друга кивком и быстрой улыбкой. Паркинсон, заполучившая свёрток первой из «дам», выудила оттуда упаковку крошечных имбирных пряничков в виде полумесяцев и звёзд, покрытых настоящим сусальным золотом. Гринграсс досталась сливочная помадка, которую затейник-кондитер превратил в забавных снеговичков ростом с ноготь большого пальца. Когда Гарри надкусил шоколадку, то обнаружил внутри прослойку марципана. Каждому из первокурсников дома Слизерин перепал свой особенный гостинец: кому лакричные палочки, кому тянучки, кому печенье, и Гарри, наблюдавший раздачу даров почти каждое утро вот уже третий месяц подряд, давно не сомневался — это что угодно, но только не случайность.       Во-первых, если бы Драко единолично поедал столь фантастические дозы сахара, то даже весьма живучий организм чистокровного мага вряд ли перенёс бы подобное издевательство над собой — и не миновать бы Малфою диабета как раз к выпуску из школы. Во-вторых, как-то уж слишком уверенно сокурсники делали выбор среди предложенного разнообразия. Ну, и в-третьих, сам Гарри любил именно шоколад — и именно шоколад он и получал. Нет, кто бы ни собирал разведданные для леди Нарциссы, — человек, призрак, домовой эльф, портрет, Гарри терялся в догадках о личности шпиона — но своё дело он знал туго.       «А ведь это тоже… часть того, чему приходят учиться в Слизерин. Подкуп политических сторонников, версия для самых маленьких», — подумал Гарри, работая челюстями. Вкус у шоколада был превосходный, как и у прочих разновидностей его, испробованных ранее заботами матери Драко. Пока что фаворитом оставался тёмный с финиками, но Гарри надеялся на новые гастрономические открытия в будущем.       Фамильная сова Малфоев (не сова, а целый филин, по правде говоря, ведь даже в такой мелочи белобрысое семейство просто не могло не козырнуть богатством), огромная, роскошная птица с пепельно-серым оперением и вполне подходящей кличкой Ртуть, захлопала крыльями. Гарри поспешно придержал чашку — если почтовые совы нормальных размеров приземлялись хозяевам на плечо, то филин при желании мог бы утащить в когтях самого Драко. Ртути приходилось усаживаться на край стола, а при попытке взлететь он каждый раз рождал среди столового убранства маленькую катастрофу. Но такова уж была цена бахвальства. Филин, съездив его напоследок крылом по макушке, вздёрнул-таки себя в воздух, и только тут Гарри заметил, что в обёртку шоколадки вложена записка.       Изящный летящий почерк, тёмно-лиловые чернила и плотный дорогой пергамент — учитывая способ доставки, не составляло труда догадаться, от кого она.       «Дорогой Фомальгаут! — говорилось в записке. — Позволишь ли ты мне так тебя называть?       Хотя мне очень нравится имя Гарри, но то, которое придумал ты, как будто делает нас немного ближе, правда?       А я бы очень хотела узнать тебя поближе. Приезжай к нам на каникулы.       Наше поместье находится в Уилтшире. Вокруг довольно большой парк, а рядом — совсем настоящий лес. Зимой не так красиво, как летом, но зато пруд замерзает, и можно кататься на коньках. Ещё тебе должна понравиться наша библиотека. Да и мой сын, я уверена, ни за что не даст тебе заскучать. Поиграете в снежки или полетаете на мётлах, места у нас хватает.       Ну как, соблазнила я тебя? Пожалуйста, приезжай. Если не на все каникулы, то хотя бы на Рождество. Это ведь семейный праздник, будет очень грустно встречать его одному, пускай и в Хогвартсе.       С любовью и в ожидании скорой встречи,       Нарцисса Малфой-Блэк,       твоя тётушка»       Слово «двоюродная» она скромно опустила.       Как далеко было это от опасений Гарри, запаниковавшего, когда он впервые узнал о неприятной ситуации, в которую вляпался, выдавая себя за одного из Блэков! И чем, интересно, объяснялась подобная благосклонность? Гарри списал бы её на последствия недавней беседы с лордом Малфоем, но конфеты ему доставались ещё с сентября — а не могла же леди Малфой не знать, что оказавшийся бракованным герой отныне учится с её сыном на одном факультете? Коль скоро собирала такие продуманные посылки, следовательно, понимала, что шлёт, и кому.       И, если припомнить хорошенько, уже в поезде первое, что Гарри отметил — это отсутствие враждебности к самозванцу со стороны Драко. Нет, здесь точно крылась какая-то загадка. В Сириусе дело, что ли? Крёстный, как-никак. И кузен Нарциссы. Вероятно, леди Малфой по нему скучала…       Гарри задумчиво потёр лоб. Предложение, и впрямь, смотрелось неплохо. Конечно, не могло идти и речи о каникулах целиком — слишком много предстояло дел, но два или три дня ничего не решат, ведь верно? Следовало посоветоваться с Томом.       Насколько безопасно появляться под чужим кровом, имея при себе дневник? Его не попытаются отобрать силой? Хватит ли у Сундука решимости во что бы то ни стало защитить драгоценный груз, если всё же да?       Потому что именно таков был итог мучительных раздумий по поводу сохранности единственной ниточки, связывающей Тома с миром живых.       Комната-где-всё-спрятано обороняла артефакт ото всех угроз — но Том оказался будто на привязи, а вместе с ним и Гарри. О, теперь-то он понял, сколь правдивы слова: «всё станет клеткой, когда не можешь уйти». Школа, прекрасный замок, полный волшебства и тайн… не то чтобы утрачивала в этом свете свою привлекательность, но ощущалась совершенно иначе. Ведь дом — место, куда ты возвращаешься. А для этого нужно иметь возможность хоть изредка его покидать. Многие годы Хогвартс был единственным домом, который знал Том — и каждый год его разлучали с ним насильно. Теперь, будто в насмешку, ситуация вывернулась наизнанку.       Идея остаться в школе на рождественские каникулы никому из них двоих не пришлась по нутру. У Гарри, и в этом состояло разительное отличие от Тома, имелось место, куда можно пойти — фамильный особняк Блэков впустил его и принял. Для вылазок в редакцию «Ежедневного пророка» лучшей базы и не придумаешь, вдобавок библиотека тёмномагического семейства не была исследована и наполовину. То́му же, при всей его любви к Хогвартсу, претила мысль застрять на неопределённый срок в границах своего «королевства».       Но вне надёжных стен школы и Блэк-хауса дневник подвергался угрозам, о наличии коих они и не задумывались летом. Меры безопасности, к которым Гарри прибегал прежде, теперь представлялись ему совершенно недостаточными. Хранить тетрадь у сердца — мило, но при вооружённом нападении вряд ли спасёт. Ей требовалась защита, надёжная и не бросающаяся в глаза — и вот тут-то Гарри вспомнил о своём уникальном самодвижущемся имуществе.       Сундук умел кусаться. Ещё он мог быстро бегать и лазать даже лучше настоящего паука — или с кого уж там безумный проектировщик списал прототип. Но что насчёт проклятий? Подействует ли на него, например, оглушающее? А смертельное?       Гарри намеревался разъяснить этот вопрос как можно скорее. Нечаянно убить Сундук было бы ужасно жаль, но они будут наращивать силу проклятий постепенно, а кроме того, нечаянно лишиться Тома — перспектива намного, намного худшая. Нет уж, Хоул терпела, придётся потерпеть и второму питомцу, ради высшего блага.       Третий питомец, то есть Наг, будто чувствуя мысли Гарри, высунулся из рукава. Гарри щёлкнул змею по носу:       — Хочешь стать совиным завтраком? Сиди смирно!       Если с Сундуком всё пройдёт хорошо, то гадюку они увеличат магией, насколько сумеют, и положат внутрь. Не василиск, конечно, но неприятный сюрприз захватчику он обеспечит. Кроме этого ничего покуда не придумывалось — маскирующие чары, разве что, но их придётся накладывать на обёртку — мантию, рубашку или какой-нибудь ещё заурядный предмет. Магия самогó дневника не принимала посторонних чар — ожидаемо, хоть и неприятно.       Драко, повернувший голову на звук парселтанга, дёрнул бровью, но ничего не сказал. Секрета более не существовало — стараниями Уизли и его присных каждый дурак в Хогвартсе знал, что Гарри — змееуст. Возможно, действительно не стоило разговаривать с Нагом прямо в Большом зале, но Гарри решил, что ему наплевать. Пусть шепчутся. Сильнее бояться будут.       Поскольку субботние поиски дракона не принесли результата, — и не могли принести, но об этом знал лишь Гарри, да половина его факультета в придачу — в воскресенье мобилизация продолжилась. Сразу после завтрака отряды старших студентов сызнова отправились прочёсывать Запретный лес. Вопреки опасениям Гарри, никто особенно не ворчал — запретное, как и почти у всех и всегда, ассоциировалось с «интересным», и даже слизеринцы чуть ли не потирали руки, вслух гадая, что ещё они обнаружат в чаще.       Вполне вероятно, впрочем, что на их энтузиазм повлияла роскошная добыча предыдущего дня — тентакула и яд акромантулов уже пополнили запасы декана, не только школьные, но и его личные, разумеется, да и много чьи ещё. Агнесса Нортон, одна из пятикурсниц, и тот самый Дикон, он же Ричард Бейли, которого пугали лукотрусом, ходили, задрав носы — они вдвоём нашли место, где чесался о дерево единорог, и набрали волос из его гривы. В общем и целом, дом Слизерин отнёсся к поисковой операции скорее как к кладоискательской, а раздолбанная за неделю до матча по квиддичу метла гриффиндорского ловца только добавила всем хорошего настроения.       У Гарри же имелись собственные планы на выходной. Но Грейнджер разрушила их с самого начала.       — Туалет Миртл? — скептически переспросила она, когда они встретились в коридоре с доспехами (он, оказывается, правильно назывался оружейной галереей). Место и время встречи Гарри назначил вчера, но вот цель её, очевидно, Гермиона не угадала — иначе бы пустилась в препирательства ещё накануне, как пить дать. — По-моему, место совсем неподходящее.       Гарри уставился на неё с некоторым раздражением.       — Почему? Не дотягивает до стерильной лаборатории? Так мы приберёмся, не проблема. Зато Миртл будет сторожить котёл. Как по мне — вполне подходит, — возразил он.       Гермиона тяжко вздохнула и обеими руками откинула назад свою гриву. Волосы немедленно поползли обратно, пытаясь занавесить ей всё лицо.       — Нет, Гарри, ты не понимаешь. Сюда наши девочки приходят… поплакать. Ваши, кстати, тоже. Я рано или поздно непременно с кем-нибудь столкнусь, — заспорила она.       Гарри моментально вспомнилась подслушанная однажды беседа соучениц, из которой он и узнал о существовании Миртл. Дурак, надо было сразу догадаться, что они отирались в заброшенном сортире не случайно.       — А в родном дортуаре им не плачется? Нашли место… — проворчал он.       Грейнджер вздохнула ещё горше.       — Ты не понимаешь, — повторила она. Но Гарри и не ждал на свою реплику осмысленного ответа. Он думал.       — Хорошо, — сказал он наконец. — Но это будет стоить тебе ещё одного непреложного обета. Готова?       Гермиона просияла. Она, видимо, уже установила прочную логическую связь между магическими клятвами и разными чудесами, до которых была весьма охоча. Гарри предчувствовал, что к окончанию школы его приспешники окажутся в этих самых клятвах, что ёлка в мишуре, снизу доверху и кругом.       — Только давай позовём Драко, а то нечестно выйдет. Он вообще первым это место нашёл, — добавил Гарри, и тут же поправил себя:       — Из нас троих, я имею в виду.       Потому что самым первым следовало считать Тома. Даже если технически это было не совсем так.       Полчаса и один непреложный обет спустя они втроём вышагивали вдоль гобелена с троллями в балетных пачках. Когда, наконец, появилась дверь, Малфой не сдержал торжествующего возгласа:       — Ага! Я так и знал, что сюда можно попасть снова, — заявил он, вцепился в ручку и первым просочился в Комнату-где-всё-спрятано.       Следовало признать, что варить зелья в ней несравненно удобнее, чем в туалете. Очень быстро они нашли вполне подходящий стол, жаровню, и даже котёл — со вмятиной на боку, но без дырок.       Гермиона деловито оглядела своё будущее рабочее место и обронила:       — Не помешал бы ещё фартук. Как думаете, тут есть?       — Тут есть всё! — хором ответили Гарри с Драко и, переглянувшись, рассмеялись, настолько это было близко к правде. И то, что фартук нашёлся в ближайшей куче барахла, только подтвердило их высказывание.       — Ну вот, — Гарри присел на край стола. — Списки подготовила?       — Да, — Гермиона вытащила из кармана мантии три бумажки. — В моём рог двурога, в твоём, Гарри, шкура бумсланга, а вас, мистер Малфой, я попрошу заказать червячник, собранный в полнолуние, — она смерила Драко неприязненным взглядом, и пояснила:       — Это самый подозрительный ингредиент. Ни для какого другого зелья он потребоваться не может.       — Предоставьте мне разобраться с этой проблемой, мисс Грейнджер, — молвил Драко, выхватывая пергамент, зажатый между её пальцев.       Гарри закатил глаза — от их притворной вежливости его уже тошнило, а наблюдать такие сцены, он печёнкой чуял, теперь придётся частенько, и один лишь Мордред ведал, сколь долго продлится эта взаимная «любовь». Но Гарри смолчал — одёрни он их сейчас, они всё равно забудутся через минуту, а только круглый идиот будет приучать подчинённых к тому, что приказы можно пускать побоку.       — Отлично, — сказал он вместо того, доставая свой зачарованный кошелёк и отсчитывая увесистые блестящие монеты. — Заказы сделаем сегодня же, не забудьте. И вот ещё о чём я хотел предупредить, — он сделал паузу, подбирая слова. Здо́рово мешало осознание, что Том мог находиться в эту минуту в Комнате, невидимый для всех, включая Гарри. Да, никогда ранее брат не скрывал себя от его глаз, но… — Когда вы здесь, то можете иногда увидеть, что предметы двигаются сами собой. Не обращайте внимания — даже не смотрите в ту сторону по возможности. Это понятно?       Дождавшись неуверенных кивков, он продолжил:       — Ну, а сейчас… Миона, как насчёт того, чтобы показать нам чары, которыми ты отперла кабинет профессора Снейпа?       Ведь, если поразмыслить как следует, Гермиону можно и нужно было использовать далеко не только в качестве штатного зельевара. Полезных чар она знала на зависть иным чистокровным, и грех было не перенять от неё возможно скорее весь этот богатый арсенал. И ведь, что самое забавное, она и не поймёт, что её эксплуатируют — если магглокровка и походила в чём-либо на Тома, так это даже не в пристрастии к чтению, а в необоримой тяге учить. Она вся расцвела, и тут же достала палочку.       — Вербальная формула — «алохомора», — важно произнесла она. — Повторяйте за мной!       Чары взлома дались Гарри легче, чем левитирующие, но Драко всё равно его обогнал. Это уже начинало не на шутку злить — и даром, что на волне злости у него снова получился невербальный вариант. Как-то не улыбалось действительно стать основоположником нецензурной ветви заклинательства. Даже учебник ведь не издашь — кто напечатает сплошную матерщину?       Но хотя бы по части выносливости Гарри опережал остальных. К обеду его приспешники едва могли поднять палочку, а Гарри, вспоминая, как он осваивал «ступефай», мог смело утверждать, что его такими темпами хватило бы до полдника как минимум.       Они покинули Комнату, порознь, благо та любезно открывала выход в любое требуемое место, и вновь встретились в ней ближе к вечеру, на сей раз явившись поодиночке. Гермиона, едва шагнув внутрь, принялась шарить по карманам.       — Незачем сорить деньгами попусту, — как ни в чём не бывало заявила она, располагая ровным рядком на столе мешочек сушёных златоглазок, малый фиал номер три с вяло копошащимися внутри пиявками и пакетик спорыша. Драко присвистнул и ухмыльнулся, но от повторения комментария о «криминальных наклонностях» воздержался. Гарри покачал головой:       — В зельеварне взяла?       — Да. Увидела, что профессор Снейп идёт в учительскую, и быстренько забежала, — отчиталась Гермиона и погрустнела. — При нём я бы не смогла. Он меня, кажется, ненавидит.       — А на отработке? — нахмурился Драко.       — Он всё равно подумал бы на меня! А так он не узнает…       — Но брать ингредиенты с открытых стеллажей не запрещено, — по-прежнему не мог вникнуть в суть проблемы Малфой. Он даже забыл отпустить какую-нибудь колкость, только супил озадаченно брови. Гермиона тряхнула кудрями.       — Вам, может, и не запрещено. А уж мне он бы нашёл, что сказать!       Гарри задумчиво поглядел на неё. Нет, декан был весьма далёк от ненависти к гриффиндорке. По-своему — очень по-своему — он выказывал ей расположение. И заключалось оно в том, что Снейп вообще не пользовался слабым местом Грейнджер — а что он видит его не хуже самого Гарри, не приходилось сомневаться, ведь оно прямо-таки бросалось в глаза.       Больше всего на свете, даже больше книг, Гермиона любила похвалу.       И именно поэтому она никогда, ни за что, и ни при каких обстоятельствах не услышит от декана ни единого доброго словечка.       Но этот вид благородства, который мог по достоинству оценить любой в доме Слизерин, для гриффиндорки был непонятен и недоступен. Следовало обладать особым складом ума, и вовсе не тем, при котором надевают красно-золотой галстук, дабы осознать — Снейп уважает Гермиону достаточно, чтобы не манипулировать ею.       Но для неё такое объяснение не годилось. И Гарри сказал то, что тоже нельзя было бы назвать неправдой:       — Профессор Снейп хочет тебе добра, поверь. Он приучает тебя работать в экстремальных условиях. К пятому курсу, бьюсь об заклад, ты сможешь сварить любое зелье по программе из ключевой воды и пригоршни палой листвы, находясь в эпицентре ожесточённой схватки. Думаю, он вообще видит тебя в будущем полевым колдомедиком, или что-то вроде того.       Гермиона вытаращилась на него как на восьмое чудо света. Драко заухмылялся и поддакнул:       — Ещё на стажировку тебя к себе позовёт. Не вздумай отказаться, маггла!       — Вы сумасшедшие, — сделала вывод Грейнджер, выслушав их. — Все поголовно на вашем факультете. Это многое объясняет.       Гарри одарил её широкой улыбкой.       — Давай проверим, — предложил он. — Если на экзамене он выставит тебе меньше «превосходно» — за мной мороженое.       Гермиона фыркнула и скрестила руки на груди.       — Ну нет, так легко не отделаешься! Дюжина книг на мой выбор, или я не спорю.       — Договорились! Малфой, разбей.       Они пожали руки. Гермиона наморщила нос.       — Ты проиграешь, — заверила она своим фирменным тоном всезнайки. Гарри лишь улыбнулся шире:       — Увидим. Ладно… кстати — как у тебя с латынью?       Насчёт паролей в гостиную Том, как всегда, был абсолютно прав — на смену «Non scholae, sed vitae discimus» явилось «Gaudet patientia duris», потом «Aut non tentaris, aut perfice», а следом — «Cave, quid dicas et cui». Нынче они уже вторую неделю разучивали «Nihil verum est, licet omnia» — изречение, мудрость которого Гарри принимал всем сердцем.       Его поначалу мучила загадка: почему все парольные фразы составлены исключительно на латыни? Ведь этот мёртвый язык не изучали в Хогвартсе; и не в смысле «не изучали на первом курсе» — нет, его в программе не было вообще, даже в качестве предмета по выбору для старшекурсников. Что, если вдуматься, казалось чрезвычайно странным — разве латынь не ключ к вербальным формулам большинства заклинаний?       Складывалось впечатление, что некогда, довольно-таки давно, латинскому языку студентов всё же обучали, причём настолько основательно, что и отстающие могли осилить парочку цитат. И Слизерин, как дом, поистине находивший упоение в соблюдении традиций, сохранил обыкновение использовать латинские изречения в качестве паролей в факультетскую гостиную с тех самых незапамятных пор; но постепенно обычай выродился, и теперь смысла в нём оставалось немногим больше, чем в страхе перед кошкой Филча.       Придя к таким выводам, Гарри поделился ими с Томом — и выяснил, что уже в его время латинский язык преподавался лишь факультативно. Не требовалось долго гадать, кто и когда отменил «ненужные» уроки окончательно: «История Хогвартса» вносила ясность в этот вопрос, если хоть немного читать между строк.       Год тысяча девятьсот пятьдесят шестой — директором школы становится некто Дамблдор. Список предметов по выбору сокращён в пятьдесят восьмом, а к следующему учебному году серьёзно пересмотрен и перечень обязательных дисциплин. Причиной заявлена «оптимизация учебных процессов и необходимость шагать в ногу с прогрессом в быстро меняющемся мире».       Проблема латыни — именно проблема, ведь зубрить её самостоятельно всё же будет трудновато — заново подсветила для Гарри все его давние случайные и разрозненные мысли, которые словно только того и ждали, чтобы сползтись из углов, сплетаясь в фокусе его внимания в клубок неприглядной правды.       Да, раньше программа Хогвартса действительно содержала в себе значительно больше предметов. Это знал Драко — от своих родителей, это знал Том — по личному опыту, это подтвердил и профессор Биннс.       Справиться у призрака, на самом деле, стало отличной идеей, поскольку он смог предоставить дополнительную ретроспективу ещё на почти полторы сотни лет, вплоть до тысяча семьсот пятьдесят девятого, когда он сам вошёл первокурсником в стены Хогвартса. И если с опознаванием сидящих перед ним студентов на его собственных лекциях у призрака имелись нешуточные трудности, то молодость свою, подобно многим ещё живым старикам, он помнил отменно.       Так вот, два с половиной века назад количество основных предметов достигало чёртовой дюжины. Рунология, ныне предмет по выбору, как и вовсе исчезнувшая из школьных табелей латынь, тогда являлась обязательной дисциплиной, вместе с чистописанием, домоводством (для ведьм), боевой магией (для колдунов), колдозоологией и знахарством (последнее было, по сути, курсом доврачебной медицинской помощи и основ сестринского дела в исполнении магов, что звучало в равной степени увлекательно и пугающе). А в список дополнительных занятий входили, помимо теперешних, древние языки (греческий и арамейский), алхимия, артефакторика, ритуалистика и магическое право, также не пережившие образовательных реформ. И это ещё не считая этикета, музыки и танцев (и вот так случайно Гарри раскрыл загадку гобелена на восьмом этаже — тролльего балетмейстера звали Варнава Вздрюченный, а вся сцена представляла собой его гипотетическое посмертное наказание за зверства при жизни).       Правдивой оказалась и другая догадка. Не только предметов в Хогвартсе раньше было больше — больше было и учеников. Триста три студента во всей школе сейчас, и триста четыре на единственном факультете Рейвенкло во времена младшекурсника Биннса — цифры говорили сами за себя.       Гарри терялся в предположениях о том, с чем это связано. У магглов прирост численности населения, несмотря на две мировых войны, уверенно шёл в гору всю последнюю сотню лет, а вот у магов — словно бы наоборот. Он дал себе зарок посвятить в будущем какое-то время изучению демографической загадки. Загвоздка в недостаточно эффективной медицине? Навряд ли. На всех не хватало еды? Тоже крайне сомнительно. Волшебников просто меньше рождалось? Или урон, понесённый магическим сообществом в минувших глобальных конфликтах, в процентном выражении был выше, чем у магглов? Возможно, стоило перевалить это исследование на Гермиону — задача была как раз по ней.       Выяснилось, что с латынью у Грейнджер дело обстояло примерно так же, как и них с Драко. То есть, попросту, никак. Но за идею вызубрить мёртвый язык она сразу же уцепилась — как только поняла, для чего латынь им нужна.       — Гарри, ты совершенно прав, — она заправила за ухо прядь волос и нахмурилась. — Как я раньше не подумала — ведь это даст возможность сочинять новые заклинания! Они не все на латинском языке, но большинство… и это тоже должно что-нибудь значить. Почему нам не преподают больше теории, хотела бы я знать! — раздосадовано закончила она.       У Гарри имелись некоторые мысли по этому поводу, но он пока предпочёл придержать их при себе. К счастью, Гермиона уже переключилась на другое:       — В библиотеке есть латинская грамматика? Никто из вас не видел?       И вот таким образом она, в штыки воспринявшая слово «задание» из его уст, благополучно нагрузила себя сразу двумя, да не из лёгких. Правильный подход значил очень много. Гарри не терпелось похвастаться Тому, и кабы не опасения, что тот будет ругаться за уже второй разглашённый секрет, он выгнал бы обоих приспешников, а сам уже строчил бы в дневнике.       Но следовало озадачить ещё и Драко. Когда девчонка умчалась, захваченная новой мыслью, в сторону библиотеки, Гарри завёл такой разговор:       — Малфой, есть вещи, которые я никак не могу доверить Грейнджер. Поэтому вся надежда на тебя — ведь в зельеварении ты лучший из нас.       Драко немедленно принял гордый и независимый вид.       — О, а я-то уж начал думать, будто тебе больше по душе грязнокровка.       Гарри послал ему свою самую тёплую и дружелюбную улыбку.       — Она должна именно так и считать, разве нет? Но мы-то с тобой знаем правду. Грейнджер тебе и в подмётки не годится. А кроме того, её моральное занудство совершенно ужасно. Вот что бы она сказала, если бы я попросил её сварить «глоток живой смерти»?       Драко ошарашенно моргнул.       — Что? То есть — я смогу, мой лорд, конечно. Но для кого — можно узнать?       — Для цербера, разумеется, — вот почему Том так любил подпустить драматизма. Гарри, если честно, тоже начинал потихоньку входить во вкус. Наблюдать за реакцией Малфоя оказалось крайне забавно.       — Цербера?.. — беспомощно переспросит тот. Гарри небрежно пожал плечами:       — Да, знаешь, у нас в школе держат одного. В том самом коридоре, куда запрещено ходить. И он…       — Наверняка что-то охраняет! — перебил Драко, быстро уловивший суть. — Что-то ценное! Это же цербер, они для того и нужны! Мой отец…       Гарри не выдержал — он застонал. Малфой хихикнул и ткнул его кулаком в плечо.       — …может что-нибудь знать об этом. Я у него спрошу, — продолжил он, ухмыляясь. — Он ведь глава попечительского совета. Кому и быть в курсе, как не ему. Но если нет, то это тоже будет говорить о многом.       Гарри серьёзно кивнул:       — Да. Есть подозрение, что наш любезный директор ведёт какую-то свою игру. А Тёмному Лорду не нравится, когда такие вещи пытаются провернуть у него под носом.       Глаза Драко засияли. Он весь подобрался.       — Когда должно быть готово зелье?