Эффект наблюдателя | The Observer Effect

      Жёсткие кожистые листья плюща игриво погладили Гарри по голове, и он сердито смахнул с лица вьющийся спиралью усик. «Пригнитесь! Пригнитесь!» — инструктировал великан, плывший где-то во главе флотилии зачарованных лодочек, призванных доставить будущих студентов в Хогвартс.       Судёнышки, округлые и крутобокие, словно скорлупки грецкого ореха, были рассчитаны на четверых и как раз вместили всю их с Драко компанию. Крэбб и Гойл, сидя вдвоём на носу, степенно озирались по сторонам. Драко, расположившийся рядом с Гарри, скрестил руки на груди и втянул голову в плечи — кажется, он немного побаивался свалиться в озеро. Страх этот был Гарри вполне понятен — лодчонки качались, шатались и крутились, а вдобавок, стоило им вплыть в скрытую растительностью расселину скалы, как сзади что-то плюхнулось в воду с оглушительным всплеском; за сим последовал горестный вопль: «О нет, Тревор!», только усиливший драматический эффект. К счастью, уже через секунду голос кудрявой грязнокровки, протараторившей: «Поймала! Вот твоя жаба!», ясно дал понять, что пугающий звук издал всего лишь беглый питомец, а не канувший в пучину школяр.       Заросшая плющом расселина перешла в туннель, пробитый сквозь скалу. На стенах сами собой вспыхнули факелы (Гарри знал от Тома, что они зачарованы и реагируют на человеческое присутствие). Полузатопленная галерея закончилась маленькой подземной пристанью, где их сопровождающий велел высаживаться и бегло проверил оставленные лодки, вручив кому-то забытую остроконечную шляпу, ещё кому-то — перчатку, а Невиллу — недовольно квакающего Тревора.       На месте Невилла Гарри уже смирился бы с тем, что им с жабою не суждено быть вместе, но тот, как видно, был упрямей и настойчивей, чем можно ожидать от человека, выбравшего себе такого бесполезного фамильяра. Прижатое к груди земноводное вяло сучило ногами. Его владелец, которого Гарри наконец получил возможность как следует разглядеть, оказался пухлым мальчиком с круглым лицом и круглыми же сонно моргающими глазами, напомнившими Гарри глаза коровы.       Горевшие над пристанью и по всем стенам факельные огни убили свет великаньей керосиновой лампы — он съёжился, потускнел и сделался еле заметным на их фоне. Зато сам великан предстал во всей красе — его исполинский рост перестала скрадывать темнота, а кроме того выяснилось, что он не только бородат, но ещё и страшно волосат, и вообще напоминает вставшего на дыбы медведя, по чьей-то злой прихоти одетого в мягкие шнурованные сапоги и охотничью куртку.       Покончив с осмотром лодок, гигант повёл их сквозь высокую арку, утопленную в скале, за которой обнаружилась длинная и крутая каменная лестница. На самом её верху была дверь, обитая перекрещивающимися железными полосами и такая монументальная, что напоминала скорее крепостные врата. Стоило великану пару раз стукнуть дверным молотком, как эти врата распахнулись. Перед боязливо сгрудившимися и тянувшими шеи, точно цыплята, первокурсниками предстала худощавая пожилая женщина в мантии мшисто-зелёного цвета и с чёрными волосами, тронутыми изморозью седины на висках. Губы у неё были неодобрительно поджаты, глаза — водянисты и холодны, а нос — крючковат. В общем, именно так и следовало выглядеть злой ведьме.       — Профессор МакГонагалл, — молвил исполин настолько почтительно и кротко, насколько вообще было достижимо для существа его физических кондиций, — вот первокурсники.       Та окинула их строгим взглядом, словно говоря: «не вздумайте мне тут бузить!», и сухо произнесла:       — Спасибо, Хагрид. Я их забираю. Дети, ступайте за мной.       Она провела их через огромный, похожий на пещеру, холл, вымощенный каменной плиткой. В дальнем его конце виднелась помпезная мраморная лестница, а из неплотно притворённых двустворчатых дверей справа просачивался шум, какой способна производить лишь толпа возбуждённых до крайности детей. Но, как оказалось, направлялись они вовсе не туда, а в маленький пустой зальчик, где профессор МакГонагалл провела с ними предварительный инструктаж.       — Добро пожаловать в Хогвартс! — начала она, глядя почему-то исключительно на Гарри, который моментально насторожился — волшебники вроде полубезумного Олливандера и чокнутого бармена Тома, обладавшие странной способностью сходу опознавать в Гарри мальчика-со-знаменитым-шрамом, как правило, вели себя неадекватно. Ну хорошо, подобных примеров было только два, но оба уж больно показательные.       — Скоро начнётся праздничный ужин по случаю начала учебного года, — вещала тем временем МакГонагалл, — но сначала вам надлежит пройти Распределение… — дальше она повела рассказ о факультетах школы, подчеркнула, что отныне факультет — их семья, рассказала о балльной системе и посоветовала привести себя в порядок и собраться с мыслями.       — Я вернусь через минуту. Пожалуйста, ведите себя тихо, — закончила она, вновь многозначительно посматривая на Гарри, и действительно куда-то ушла.       Новоявленные первокурсники, толкавшиеся и нервно дышавшие друг другу в затылок на протяжении всей речи МакГонагалл, явно не чувствовали в себе ни сил, ни охоты последовать хоть одному из полученных советов, а потому сделали как раз противоположное — принялись громко и взволновано переговариваться между собой.       — Как же будет проходить отбор? — пропищал чей-то робкий голосок. Ему тотчас же отозвался другой, изрёкший тоном мрачного пророчества:       — Наверное, придётся пройти какое-то испытание!       — Я слышал, будет очень больно, — вмешался третий голос, срывающийся и дрожащий, и Гарри с изумлением опознал в нём голос Рона.       — Нужно будет победить тролля!       — Не победить, а уболтать! И не тролля, а шляпу!       — Что? Нужно победить шляпу?!       И всю эту чепуху они выкрикивали на фоне неумолкающей скороговорки Грейнджер, без устали перечислявшей уже выученные ею заклинания и вслух гадавшей, которое из них у неё спросят во время Распределения.       Драко, отставший было от Гарри в толкучке, пробрался поближе и выразительно закатил глаза.       — Магглы с палочками, — сказал он, и Гарри не мог не согласиться хотя бы отчасти. В особенности его впечатлило предположение Рона; одно дело — знать, что предатели крови так рьяно отрекаются от любых волшебных знаний и традиций, что едва ли ещё могут вообще называться магами, и совсем другое — наблюдать наглядную демонстрацию. Кажется, по уровню осведомлённости о предстоящей процедуре Уизли был совершенно наравне с магглорождёнными — и даже хуже, ведь Рон-то был из семьи волшебников, как ни крути.       — Думаю, многие тут и воспитывались как магглы, покуда не получили своё письмо, — глубокомысленно заметил Гарри. Драко состроил кислую рожу.       — Ужасно.       — Согласен.       Но тут их чинную беседу прервал леденящий душу визг.       Кричала одна из первокурсниц, стоявшая дальше всего от выхода, и на то у неё была веская причина — сквозь стену перед ней внезапно просочился жемчужно-белый полупрозрачный силуэт низенького толстяка в монашеской рясе и с перекошенным в жуткой гримасе лицом.       — Он идёт! Он идёт! — завопил призрак в унисон с не переставшей голосить девчонкой, и стало ясно, что физиономия его отражает ничто иное, как чистейший ужас. — Он уже здесь!       Тут из стены вырвалось ещё десятка два привидений. Они порскнули во все стороны и заметались по комнате, сея панику.       — Он здесь! Он приближается! Спасайтесь! Он идёт! Бегите! — завывали они, пролетая прямо сквозь растерянных и напуганных детей. Поднялся ледяной сквозняк. Некоторые ребята уже откровенно плакали. Вдруг, с единым стоном животного страха, вихрь призраков умчался прочь, всосавшись в поры каменной кладки, как вода в песок.       Какая-то крошечная часть Гарри уже догадывалась, что должно случиться дальше, поэтому он не почувствовал себя в должной мере изумлённым, когда ещё один призрак шагнул в комнату — на сей раз через дверь. Этот призрак отнюдь не походил на светящуюся белёсую тень, он был полноцветным и вполне себе непрозрачным, разве что не отбрасывал тени.       — А, — сказал он, криво улыбаясь, — кажется, я их немного напугал.       И, конечно же, это был Том.       — Ты что творишь? — рассерженной гадючкой зашипел на него Гарри, поспешно протолкавшись между медленно приходящими в себя однокурсниками. К счастью, в ещё не стихшем гвалте он мог говорить почти не понижая голоса. Но времени было мало — Драко, проводив его удивлённым взглядом, начал протискиваться следом. С его точки зрения, Гарри, должно быть, вёл себя странновато, когда устремился к самопроизвольно открывшейся двери.       — Экспериментирую, — отвечал Том, заламывая бровь с выражением явного веселья на лице, — изучаю непознанные грани магии — на что ещё это, по-твоему, похоже? После поговорим, — оборвал он, стоило Гарри открыть рот, чтобы высказаться в красках насчёт последнего. Запыхавшийся Драко привалился к его плечу, и Гарри не оставалось ничего другого, кроме как признать правоту Тома и действительно умолкнуть.       Тут как раз вернулась МакГонагалл. Галдящая взбудораженная толпа явно не пришлась ей по сердцу.       — Тишина! — рявкнула она таким командным тоном, что все действительно моментально заткнулись. — Живо построились — и за мной!       Колонной по двое они прошли в те двери, что миновали прежде, и Драко, успевший стать в пару с Гарри, принялся восторженно пихать его локтем.       — Ого!       — Ух ты…       — Смотри, смотри!..       Огромный зал, даже больше циклопического холла, предстал их взглядам. Четыре длинных стола тянулись вдоль него, и за каждым сидели ученики — младшие поближе ко входу, а более старшие — подальше. Посуда на скатертях, пустая, как ни странно, сияла золотым блеском, отражая огни сотен паривших в воздухе свечей. А выше них, там, где по всему расчёту следовало бы находиться потолочным сводам, раскинулось бездонное, наполненное звёздами небо, буквально завораживавшее своей красотой.       — Его специально так заколдовали… я читала об этом в «Истории Хогвартса», — донёсся сзади шёпот неугомонной Грейнджер.       В дальнем конце зала, на возвышении, под огромным, во всю стену, гербом школы, располагался стол, за которым сидели взрослые волшебники — должно быть, преподаватели. Среди них, прямо по центру, в кресле с высокой спинкой поместился длиннобородый, длинноволосый и седой как лунь старик в очень знакомых очках-половинках. Мантия его была пунцовой, с движущимся рисунком в виде хвостатых комет, а на голове красовалась вышитая феска. Вплетённые в бороду крохотные колокольчики довершали образ безобидного чудака, но Гарри на него не купился — он уже догадался, кто перед ним: супер-злой профессор Икс собственной директорской персоной.       Справа и слева от главы Хогвартса расселись не менее колоритные типы. Седая женщина с круглым добродушным лицом, закутанная в мантию из шотландки, подпёрла щёку пухлой ручкой и наблюдала за происходящим вокруг с рассеянной улыбкой. Тощая как сельдь тётка рядом с ней потупилась, точно пытаясь углядеть что-то в своём кубке; очки с толстенными линзами, искажавшие глаза, и несколько слоёв кружевных шалей на плечах делали её похожей на печально сложившую крылья стрекозу.       Сидевший с другой стороны от директора волшебник с пышной курчавой бородой вообще оказался карликом — Гарри гадал, было ли это результатом «случек с нелюдью», как прежде выразился Драко, или врождённым заболеванием. Тип, устроившийся на соседнем кресле, напоминал монстра Франкенштейна или ожившее полотно Пикассо — он имел один глаз, одну руку, одно ухо и только половину носа, а из-за множества хаотично перекрещивавшихся шрамов лицо его смотрелось небрежно сшитым из лоскутов. По левую (уцелевшую) руку от него одетый в мантию с лиловой оторочкой и лиловый тюрбан молодой волшебник явно чувствовал себя худо — его бледное лицо подёргивалось в непрерывном тике. Невзрачная блондинка средних лет и низенькая кудрявая брюнетка в очках, помещавшиеся дальше вдоль стола, поглядывали на него с беспокойством.       Носатый преподаватель зельеварения тоже был здесь. Гарри от всей души понадеялся, что Том нигде не напорол, стирая ему память — но, судя по всему, с этим был порядок; во всяком случае, разъярённо выхватывать палочку и сыпать обвинениями тот не спешил, а просто сидел себе, откинувшись на спинку стула и отрешённо созерцая потолок с таким выражением лица, будто ему всё на свете давно и безнадёжно надоело. За противоположным концом стола обнаружился и Хагрид, взволнованно косивший своими маленькими, похожими на жуков, глазками и скалившийся в бороду. Сиденья рядом с ним занимали красивая темнокожая волшебница в искрящейся оранжевой мантии и высокая коротко стриженая тётка с грубым, мужеподобным лицом. Одно место за скатертью пустовало — должно быть, оно предназначалось для профессора МакГонагалл.       Всё это Гарри успел рассмотреть, пока МакГонагалл вела его вместе с прочими первокурсниками вдоль длинных факультетских столов и расставляла спиной к преподавателям и лицом к остальному залу. Том, проскользнувший в дверь в хвосте процессии новоиспечённых учеников, отошёл в сторонку и стоял теперь, скрестив руки на груди, неподалёку от Снейпа. Когда Гарри бросил на него взгляд, тот кивнул ему с улыбкой на губах, скорее насмешливой, чем подбадривающей, но Гарри оценил и это. Его тошнило от волнения — приближался роковой момент встречи со Шляпой.       Распределяющая Шляпа, по легенде — о, Том не упустил ни одной легенды, связанной со своей alma mater, читать после его рассказов «Историю Хогвартса» было пустой тратой времени — принадлежала самому Годрику Гриффиндору, который в какой-то момент счёл невероятно удачной идею зачаровать её на чтение разумов будущих студентов. И, глядя на неё, в почтенный возраст Шляпы верилось вполне, одни заплатки чего стоили; а ещё её явно не мешало бы как следует почистить — но Гарри подумал и решил, что, возможно, чистка грозила неким образом повредить вложенную в артефакт магию, чьё плетение должно было быть исключительно деликатным и тонким, учитывая её предназначение.       МакГонагалл водрузила принесённый на почтительно вытянутых руках головной убор поверх самой обычной табуретки, откашлялась и развернула длинный пергаментный свиток. В зале воцарилась относительная тишина — по крайней мере, громогласная болтовня примолкла до чуть слышного перешёптывания. Шляпа шевельнулась, изогнулась, словно потягиваясь — и запела.       Пока наследие Годрика скрипучим голосом немелодично (да и не особо в рифму, если придираться) повествовало о добродетелях хогвартских факультетов, Гарри размышлял. Запоздало до него дошло, как нелегко придётся ему в компании одновременно своих соучеников и Тома.       Нормально общаться они смогут лишь наедине — а много ли уединения в дортуарах воспитанников, да в факультетской гостиной? Не говоря уже о классах или о библиотеке (впрочем, разговаривать в библиотеке само по себе приравнивалось к кощунству — она была для другого). Значит, нужно найти иное место, достаточно укромное, чтобы туда никто не сунулся, и достаточно уютное, чтобы, очевидно, торчать там довольно подолгу. И тут, в общем-то, Гарри оставалось рассчитывать на подсказку от Тома — никто, наверное, не знал эти стены лучше него, считая даже и преподавателей.       Мысль о Тайной Комнате, пришедшую первой, Гарри первой же и отмёл — если отворять её слишком часто, Комната вскорости престанет быть Тайной, а кроме того, пропадёт даром вся эффектность, связанная с её открытием.       Кстати, а как будет проводить время Том, пока Гарри занят на уроках? Не собирается же он прослушать заново всю программу первого курса — и это как минимум, ведь стóящих идей о том, как возродить его, у них набралось маловато, да и те, что имелись, требовали творческой доработки. Скорее всего, решил Гарри, вскорости поползут слухи, что в библиотеке завёлся собственный полтергейст. Довольно-таки зловредный, надо полагать, в случае если кто-то вздумает посягнуть на уже выбранную Томом книгу. Впрочем, в запретной секции не должно быть слишком людно, а самые интересные издания, по уверениям Тома, были сосредоточены именно там. Интересно, сможет ли он вынести хотя бы парочку?       Но тут все мысли Гарри оборвала грянувшая тишина. Песня Шляпы кончилась — настало время Распределения.       — Когда я назову ваше имя — подхóдите, садитесь и надеваете. Начнём! — властно распорядилась МакГонагалл и опустила взгляд на свой пергамент, оказавшийся списком первокурсников. — Аббот, Ханна!       Гарри поёжился. Рядом с ним переминавшийся с ноги на ногу Драко тихонько вздохнул — он старался не показывать виду, но всё равно чувствовалось, что Малфой тоже нервничает. Крэбб поминутно дёргал себя за ухо, а Гойл нервно покусывал костяшку согнутого указательного пальца. Прочие новички тоже едва могли стоять спокойно; особенно распирало Грейнджер. Она то приподнималась на цыпочки, то опять опускалась на пятки, и бесперечь встряхивала своими кудрями, так что оказавшемуся позади неё Невиллу, чью фамилию Гарри так пока и не довелось узнать, приходилось то и дело отплёвываться. Пухляш переносил атаку волосяного монстра с апатическим покорством. Жабу свою он, как заметил Гарри, уже успел снова где-то посеять.       — Бут, Терри!       — Рейвенкло!       Распределение продолжалось. Вот вызвали Гойла — напутствуемый похлопыванием по плечу, он просидел со Шляпой на голове лишь несколько мгновений, после чего был отправлен в Слизерин. Крэбб шумно перевёл дух, и затеребил теперь уже другое ухо. Когда очередь дошла до Грейнджер, она ринулась к табуретке чуть ли не бегом.       — Гриффиндор! — припечатала Шляпа, немного удивив Гарри, — все повадки выдавали в Грейнджер конченую заучку, каким прямая дорога в Рейвенкло, что же пошло не так? Удивление быстро мутировало в новую нервозность: а вдруг и с ним что-то тоже пойдёт не так? Драко ничуть не помогал успокоиться — у него самого явственно постукивали зубы.       — Крэбб, Винсент!       Косящий от волнения Крэбб преодолел роковой рубеж вполне успешно — теперь их с Гойлом за столом Салазарова дома сидело уже двое. Они облегчённо улыбались и махали Драко как заведённые.       — Лонгботтом, Невилл!       Лонгботтомом оказался незадачливый жабовладелец. Он отличился дважды: выходя из строя, споткнулся и чуть не упал, а после так обрадовался вердикту «Гриффиндор», что чуть не утащил Шляпу за свой новый факультетский стол — пришлось с полдороги возвращаться. И снова «Гриффиндор» порядком озадачило Гарри. Нет, он, конечно, знал, что главными качествами Годрикова дома являлись слабоумие и отвага, но вот следов отваги в Невилле до сих пор что-то не просматривалось. Должно быть, за него ходатайствовала жаба.       А очередь, меж тем, двигалась всё дальше.       — Малфой, Драко! — прозвучало наконец, и вот тут Гарри и понял, что совсем не зря задружился с этим парнем.       Спина Драко, пока он шёл — не шёл, а прямо-таки дефилировал, Гарри снова вспомнилось сравнение с фотомоделью — навстречу Шляпе, была идеально прямой, плечи — гордо расправленными, а лицо, когда он обернулся, усаживаясь на табурет, излучало такое надменное спокойствие, что никто и ни за что никогда б не догадался, до чего его колбасило чуть раньше. Подобную власть над собой Гарри прежде доводилось наблюдать у Тома, но у того маска была естественной на вид, как постоянно и привычно носимая кольчуга, Драко же собрался из состояния желе до полноценного кремня буквально за секунду.       — Слизерин! — Гарри радостно зааплодировал, вызвав косые недоумевающие взгляды у стоявших рядом. Нераспределённые студенты никому не хлопали — рукоплесканиями новых соучеников встречали только сидевшие в зале. Но Гарри было искренне наплевать.       — Паркинсон, Панси!       — Слизерин!       — Патил, Падма!       — Рейвенкло!       — Патил, Парвати!       — Гриффиндор!       МакГонагалл добралась уже до буквы «П», минута Страшного Суда приближалась, а все, кто мог бы его поддержать, либо уже сидели за столом Слизерина, либо стояли до обидного далеко. Гарри снова обернулся на Тома. Тот выглядел скучающим и холодным — ладони сложены за спиной, глаза равнодушно скользят по залу. Словно почувствовав взгляд Гарри, он повернул к нему голову и слегка кивнул.       — Поттер, Гарри! — как ни готовился Гарри к этой фразе, а всё-таки он вздрогнул. Будто по команде, все в зале обернулись и уставились на него. Кое-кто даже привстал, чтобы видеть лучше. Отовсюду послышались перешёптывания, а то и сказанное в полный голос:       — Это он?       — Тот самый?       — Как она сказала? Поттер?       — Где Поттер?       — Ура Гарри Поттеру!       — Мерлин, это правда он?       «Кошмар», — подумал Гарри; и впрямь, происходившее в точности напоминало дурной сон — для полноты картины оставалось только внезапно обнаружить себя голым.       Он сел. Шляпа, слишком большая для его макушки, съехала на самый нос. Гарри зажмурился.       — Так-так, — раздался уже знакомый скрипучий голос, но на этот раз тихий, словно некто, подошедший сзади, склонился к самому его уху, и это производило впечатление странной, пугающей интимности, — так-так, посмотрим, что же у нас здесь… а ты непрост, малыш. Ну, и куда бы мне тебя отправить?       — Я вас подожгу! — мысленно выпалил Гарри, и только потом с ужасом понял, что от волнения перепутал реплику.

***

      Из состояния полупрострации Северуса вырвал странный, противоестественный, тревожный звук. Ему потребовалось около секунды — промедление, могущее стоить жизни при иных обстоятельствах — чтобы разобраться в природе этого звука, а разобравшись, Снейп оторопел. Звуком был смех, и исходил он от завещанной остроумцем-Годриком поющей рухляди.       Распределяющая Шляпа смеялась.       — Слизерин! — выкрикнула она, и нехороший холодок коснулся сердца главы названного дома. Ещё прежде, чем восседавший на табурете первокурсник совлёк Шляпу с головы, Снейп понял, чьё лицо предстанет перед ним сейчас.       И, конечно же, это был Гарри Не-в-маму-удался Поттер.       До этого самого мгновения главной заботой вечера было не упасть случайно лицом в тарелку. Спать хотелось неимоверно — даже, наверное, больше, чем накидаться в хлам; Северус, не доверяя себе, и сесть постарался облокотившись на спинку стула — так, чтобы, если сознание на пару минут всё-таки ускользнёт, сохранилась хотя бы видимость благопристойной позы. Чудовищное нервное напряжение последних недель резко отпустило, и его вполне закономерно настиг откат.       Когда нынче утром очередная проверка зельем, превратившаяся в ежедневную бесполезную рутину, взяла и сработала, Снейп не поверил своим глазам. Карта показывала маггловский Лондон, вокзал Кингс-Кросс, и движущаяся по ней точка, вне всяких сомнений, направлялась к знаменитой платформе номер девять и три четверти. Сменившееся пару минут спустя изображение подтвердило — всё так и есть. Мальчишка нашёлся, и более того — он ехал в Хогвартс.       У Северуса просто камень упал с души. Кто бы не выкрал мальчика (или с кем бы он там ни сбежал, в этом ещё предстояло разобраться), он не желал ему смерти. Раз Поттера вообще отпустили в школу, то он находился в дружественных, как бы странно это ни звучало, руках. Мальчишка будет жить — а значит, поживёт ещё немного и Северус. Скудные, с трудом добытые сведения об Ордене Феникса не были покамест нужны. Не за что стало торговаться, и не с кем, к большому счастью. Загадка же Поттерова исчезновения, любопытная сама по себе, могла обождать.       С этого вечера заботу о ребёнке должна была целиком и полностью взять на себя Минерва, весьма кстати проникшаяся трудным детством знаменитого сироты. Будущий факультет Поттера изначально не вызывал ни у кого сомнений — тут и родители, и усекновение мирового зла ещё в колыбели, даже проблемный характер — ну и куда ещё с этаким багажом? В Хаффлпафф? Нет, гриффиндорец по духу скоро станет гриффиндорцем по букве — дальше карты в руки Минерве, уж ей-то не привыкать. Самому же Снейпу предстояло только два дела: доложиться господину директору, да выдержать как-то Распределение и последующий пир. После этого можно было напиться и отоспаться. Северус даже решил заранее, что пропустит завтрак — верные сорок минут дополнительного сна, как он мечтал.       Правда, обрадовать господина директора новостью Снейп не поторопился. Вначале он отослал Люциусу записку. В ней говорилось следующее:       «Сам-знаешь-кто в поезде с твоим сыном. Возможно, что сам-знаешь-что при нём. Постараюсь выяснить больше».       Даже этот текст сказал бы слишком многое осведомлённому человеку, но Снейп знал способ, почти гарантировавший безопасную доставку послания. В ходе изрядно затянувшихся поисков схожей с тетрадкой вещи Люциус повелел Добби слушаться Северуса как самого себя, и он до сих пор не отозвал этого распоряжения. Снейп постучал пальцем по конторке, стоя за которой писал, и вызвал школьного домовика.       — Ступай в Малфой-мэнор, найди там Добби и приведи сюда. Скажешь — я велел, — распорядился он. Через минуту записка уже направлялась к своему адресату, а сам Северус — в кабинет директора. Он предвкушал бессмысленную говорильню отсюда и до обеда.       Предчувствия если и обманули, то только в худшую сторону — экстренное собрание Ордена Феникса не заставило себя ждать. Хватило бы и пяти минут — объявить о прекращении поисков; собственно, для этого не было необходимости даже и собираться, но, разумеется, всем срочно понадобилось обсудить новые факты. Которых, по правде говоря, и не было вовсе — сначала требовалось вдумчиво расспросить мальчишку, а то и, чем Мордред не шутит, хотя бы поверхностно прочитать. Опять же, пара капель веритасерума в чай всегда благотворно сказывалась на откровенности собеседника. Но для этого следовало набраться терпения до вечера — а терпения-то как раз никто проявлять и не желал.       Гипотеза «похитили» за авторством господина директора, бывшая основной версией следствия до сих пор, осыпалась карточным домиком, и ей на смену явилось — «сбежал из дома». Как? Почему? Зачем? У каждого была собственная интерпретация, одна другой причудливее и нелепей.       По мнению давно и надёжно сбрендившего Муди, Поттер, соблазняемый загадочным тёмным волшебником, пал в пучину разврата и зла, собственноручно разрушил кровную защиту на доме, а затем подался в бега, чтобы сделаться учеником этого чернокнижника, и теперь ехал в Хогвартс, преисполненный коварных планов по захвату школы и остального мира в придачу. Паранойя бывшего аврора играла с ним злую шутку, но было в этой версии некое захватывающее величие — как и большинство конспирологических теорий, она объясняла решительно всё. К счастью, никто особенно не проникся — Снейпу не улыбалось самому спешно выкрадывать «ученика чернокнижника» и подаваться с ним в бега, спасаясь от развернувшейся охоты на ведьм.       Более приземлённая Вэнс полагала, что, попав впервые в Косой переулок, Поттер услышал из чужих уст свою биографию, и так испугался возможного преследования со стороны недобитых сторонников Тёмного Лорда, — а может и встретил кого из них, да вот хотя бы того же Малфоя — что с перепугу сначала спрятался в «Дырявом Котле», а потом и вовсе залёг на дно. Где и каким образом — она пояснить затруднилась, но предположила, что у мальчишки могли быть друзья в маггловском мире, о которых слежка, назначенная директором, почему-либо оказалась не в курсе.        Слежка, в лице жуликоватого Флетчера, опровергла эти гнусные инсинуации, и, в свою очередь, предположила, что Поттера доставила в «Дырявый Котёл» старуха Фигг, за что и была предана лютой казни возродившимся Тёмным Лордом — но перед смертью успела подать знак мальчишке ни в коем случае не возвращаться, и он, следуя завету павшей героини, скрывался как мог, покуда не нашлась добрая душа, приютившая сироту. Душа, очевидно, была из числа родовитых — только они имели обыкновение проживать в местах, где не работает кровный поиск. Например, это могли быть Уизли — перекрасив волосы в рыжий цвет, Поттер смешался с толпою их отпрысков, а затем они же сопроводили его и в поезд на Хогвартс. Как и в случае Аластора, полёт чужой фантазии заворожил Снейпа. Было тут некое благородное безумие, и даже определённый психологизм — Толстуха Молли запросто могла отколоть что-нибудь подобное. Но тогда об этом непременно бы узнал и Альбус.       Сам господин директор сыпать предположениями не спешил. Он попросил — потребовал — высказаться Северуса, надеявшегося отмолчаться.       И почему не Элфиаса Дожа, чей вклад в беседу свёлся лишь к двум репликам: «можно ещё чаю?» и «он хороший мальчик» (это в ответ на измышления Муди)? Почему не Дедалуса Дингла, который вообще только ахал и охал, поминутно промокая потеющее лицо платком, а при зажигательном спиче Муди мало не отъехал в обморок? Почему бы, наконец, не дёрнуть на собрание леди Лонгботтом, отговорившуюся проводами внука в школу, и не спросить её мнения? Снейпа же вот так выдёргивали, занят был он чем-то в это время, или нет!        За бесполезных старых сморчков приходилось отдуваться ему, злосчастному двойному агенту, чьё прошлое никак не переставало служить поводом для попрёков. Северус мысленно перетасовал свои карты и решил зайти с червей — поглядеть, насколько господин директор реально был в курсе творившегося в приёмной семье мальчишки.       — Возможно, у Поттера возник конфликт с родственниками, — сказал он, внимательно наблюдая за мимикой Альбуса. — Дети нередко сбегают из дома, спасаясь от дурного с собой обращения.       Добрые старческие глазки глядели на Северуса сквозь очки незамутнённо-ясным взглядом, и ни малейшая тень беспокойства или смущения не промелькнула на бородатом лице.       — Ну что вы, Северус, — с ласковой укоризной попенял директор, — я совершенно уверен, что у них в семье всё было нормально. Мы ведь присматривали за мальчиком — верно я говорю, Мундунгус?       — Как за родным, — пламенно согласился тот, раскуривая трубку. Запахло жжёными носками. Снейп поморщился — чуткий нос зельевара страдал сугубо.       «Всё-таки знал, похоже. Мордред, какая гнусь», — Северус сделал вид, что поверил каждому слову, и выдал:       — В таком случае… не могла ли вскружить мальчику голову нежданная слава? Представьте — он в Косом, все его узнают, пожимают руки, благодарят, чествуют как героя. Не мудрено захотеть насладиться любовью толпы и подольше. А там — слово за слово, и вот уже следует чьё-нибудь приглашение в гости. В юности дружба, порою самая неподходящая, завязывается моментально — вам ли того не знать?       Камень в свой огород господин директор принял безропотно — даже за бороду себя не подёргал.       — Вы, возможно, правы, Северус, — задумчиво изрёк он. — Может быть, мы все слишком привыкли к очень плохим вещам, и уже не способны понять, как мыслит себя и весь мир вокруг беззаботное детство.       «Или не знал», — передумал Северус и загрустил.       Болтовня, конечно, ещё долго не унималась, но всему наступает конец. Увы, конец собрания «Ордена Феникса» наступил достаточно поздно, чтобы у Снейпа не оставалось даже и получаса на то чтоб вздремнуть.       Одним из первых явившись в Большой зал, Северус принял свою хорошо продуманную, исключающую сползание в случае незапланированного сна, позу на стуле — и предоставил дальнейшим событиям происходить без его участия. Он, честно говоря, даже не слышал, как вызывают Поттера — Распределение, как он считал, не таило в себе сюрпризов. Оно и не таило — пока не раздался этот ужасный смех.       Поттер, вставая со стула со Шляпой в руках, бросил испуганный взгляд на Северуса. Снейп, против воли, уставился на него с такой же паникой — он только надеялся, что она не слишком очевидно отражается на лице.       Салазар, которого излишне сентиментальные подопечные Северуса именовали «Заступником», в действительности был Салазаром Засранцем, о чём декан Слизерина давненько подозревал. Будущие семь лет предстали перед его мысленным взором в наимрачнейших красках. Он ненавидел мальчишку, он ему сочувствовал, он обязался любою ценой сохранить ему жизнь — ну что ж, так получай же, Северус, национального героя в полное своё распоряжение, ну разве это не чертовски удобно? «Да пошёл ты», — мысленно обратился к Салазару Снейп, и отвёл глаза.       Мальчик, которому неистово махала троица из-за стола его новообретённого факультета, развернулся и показал победный жест своим друзьям. Приглядевшись, Северус едва не застонал — среди махавших был и его крестник.       — С нами Поттер! Ура, что ли? — мрачно сказал кто-то при общей тишине.       В первый раз на памяти Северуса чьё-то распределение не вызвало ни единого хлопка в зале. Растерянные переглядывания и тихий ропот — вот всё, что досталось самому известному в Магической Британии ребёнку, когда он, гордо вскинув очкастую голову, прошествовал к столу Слизерина — и уселся за этот стол.