Эксперимент. Том 1. Архивные записи поселения «Мори». 2025 - 2027гг

Волнения, тревоги, близость альфы за хлипкой перегородкой, тяготы уединения с ним в одной комнате, всё это приблизило начало течки Су Вона, спровоцировав её на несколько дней раньше положенного срока. Он ненадолго опередил Со Джуна, также не имевшего метки. Течки у старших, половозрелых омег в лице единственного Джу До, с ними не совпадали, ибо меняли график, становясь более частыми как раз из-за половозрелости. С учётом того, что подавители Су Вон не принимал для того, чтобы медики могли проводить свои исследования, у него не было ни шанса повлиять на ситуацию. Она взяла над ним верх. Сердце стучало в горле, виски ныли, лицо пылало, грудь сдавило конвульсивными сокращениями мышц, не давая вдохнуть, словно рёбра превратились в путы, затягивающиеся, сжимающиеся всё сильнее. Ненасытный, неутолимый, алчный, плотоядный, кровожадный, неконтролируемый инстинкт, так кропотливо прописанный в его геноме, вырвался на свободу. Су Вон упустил момент, когда этот жуткий сон оборвался, обратившись реальностью, а поскуливания, всхлипы и стоны получили робкий отклик из-за перегородки. – Су Вон, ты… Что с тобой? – прошептал встревоженный Чон Хо и несмело поскрёб край мебельного картона ногтями. Такой нелепой была эта преграда, но вес имела колоссальный, ибо в этот образ было облечено желание Су Вона на суверенность. Омега не ответил, но атмосфера в комнате всё накалялась. Феромоны, несмотря на распахнутое настежь окно и уже не по-осеннему морозный сквозняк, делали воздух осязаемым, вдыхать его было почти невозможно, внутренности опаляло и драло от перевозбуждения. Чон Хо вновь поскрёбся в перегородку: – Су Вон, ты меня слышишь? Ответь, пожалуйста. С противоположной стороны кровати что-то глухо обрушилось, послышалась возня и следом тяжёлое дыхание всего в паре сантиметров от лица альфы, прямо за полотном хрупкой уже не столь физической, сколь метафорической стены. – Мне так плохо… – шептал Су Вон, словно в бреду. – Я не понимаю, что происходит… Жарко… Больно… Страшно… Я расплавлюсь… Такого не было прежде… Это невыносимо… Не могу терпеть это… Не хочу... Не надо… Чон Хо… Пожалуйста… Обними меня… После этой фразы молниеносное движение руки альфы осыпало перегородку каскадом крупных обломков, разметав их по всей комнате, будто ветер подхватил и взъерошил охапку ярких, разноцветных листьев. Чон Хо схватил Су Вона, безвольного, словно кукла, и заключил в объятья, такие бережные, ласковые, заботливые, оберегающие и защищающие от невидимого врага, окутал омегу мощнейшим облаком успокаивающего феромона. Су Вон очень быстро затих, лишь по инерции подёргиваясь и всхлипывая, как после истерики, и снова уснул, доверившись крепким, баюкающим объятьям истинного, его целительным феромонам, живительной прохладе его кожи. Чон Хо сидел на половине постели Су Вона, бережно сжимая его тело, казавшееся сейчас таким обманчиво хрупким, в своих руках, осоловелым от усталости и истощения взглядом рассматривал покрывало осколков мебельного картона, превратившее комнату в подобие поля битвы, но ни на секунду не прекращал наполнять помещение феромоном спокойствия, изо всех сил стараясь перебить удушающие феромоны страсти и подчинения, которые Су Вон продолжал испускать сейчас даже во сне. Альфа будто в прострации наблюдал за омегой, его подрагивающими пушистыми чернильными ресницами, налившимися рубиновым блеском губами, светлыми волнами шёлковых волос, слегка прикрывающих половину лица и бешено пульсирующую жилку на шее. За созерцанием прошло несколько часов. Чон Хо уже не раз терял связь с реальностью, на краткий миг прекращая выпускать феромоны и ослабляя объятья, из-за чего Су Вон начинал возиться и постанывать, выдёргивая альфу из забытья и вынуждая сжимать его с новой силой, окутывать новыми потоками успокоительного феромона. Ближе к рассвету омега проснулся. Чон Хо не сразу заметил, что истинный разглядывает его из-под полуопущенных угольных ресниц. Альфа замер, встретившись с ним взглядом, и мгновение остановилось, даже лениво скользящие в воздухе пылинки будто зависли на месте, наблюдая за развитием ситуации. – Ты устал, – прошептал Су Вон и дотронулся кончиками пальцев до виска альфы, скользнул ласково по влажной коже, огладив щёку, подбородок и шею, – поспи, мне уже лучше. Чон Хо упрямо мотнул головой: – У тебя страшный жар. Стоит мне остановиться, и он усилится кратно. Я в порядке, не волнуйся. Ты же знаешь, я практически догнал тебя в силе, выносливости и самоконтроле, не обесценивай и не сомневайся во мне, – и альфа задорно подмигнул омеге, насколько мог себе позволить в своём состоянии. Су Вон не оценил шутку и настойчиво зашептал: – Не хочу тебе навредить, я столько времени потратил на то, чтобы обуздать моё тело и не причинять зла близким, а теперь всё насмарку, даже без обращения в «берсерка» я мучаю тебя. Так не пойдёт. Чон Хо посмотрел на истинного со всей серьёзностью, крупицы которой сумел наскрести по задворкам сознания: – Какие у нас есть варианты? Может, стоит отнести тебя к Тэ Джуну? Мы совсем рядом, сил должно хватить. Су Вон горько усмехнулся: – Ты бы себя видел. Нет, сейчас ты не осилишь даже лестницу крыльца. Один – да, но не с ношей в 80кг на руках. А сам я не дойду. Нужен другой план. Чон Хо, сквозь почти осязаемое марево клубившихся вокруг постели феромонов глядевший на Су Вона так пристально, словно это был мираж, грозивший в любую секунду развеяться, произнёс: – Какой же? Не говоря ни слова, омега протянул ладонь к лицу альфы, коснувшись осторожно его приоткрытых влажных губ, и ухмыльнулся уголком рта: – Укус. Наваждение мгновенно спало, Чон Хо будто протрезвел и кристально-ясными изумлёнными глазами уставился на Су Вона: – В каком смысле? Омега усмехнулся: – Не притворяйся дураком, ты им не являешься. Мы оба знаем, что может помочь мне сейчас. Сделай это. Я готов. Калейдоскоп фейерверков взорвался и закружился в сознании Чон Хо. Весь его разум сжался сейчас до одной мысли, старательно заталкиваемой куда подальше на протяжении огромного отрезка времени, одного желания, затмевавшего все остальные. Но он не поддался искушению, возвращаясь в реальность к Су Вону: – Я должен спросить, ты уверен, что это твой осознанный выбор, а не влияние течки? Омега кивнул, обхватив ладонь Чон Хо и прижав к своей груди, где билось и трепетало в агонии взволнованное сердце. Этот жест, скупой, но явный, убедил Чон Хо окончательно. Он притянул руку Су Вона обратно к своему лицу, повернул тыльной стороной вниз, коснулся осторожно пылающими губами раскалённых кончиков пальцев, скользнул дорожкой поцелуев к её центру, задержавшись там, выцеловывая на нежной коже печать доверия, заставив омегу покрыться мурашками с ног до головы. Дотронулся осторожно кончиком языка до выпуклой подушечки большого пальца, тенара, обнажив острые клыки, едва заметно выделявшиеся на фоне остальных зубов, и вскинул на Су Вона глаза, ожидая одобрения, окончательного подтверждения сего действа. Омега, у которого от волнения перехватило дыхание, слегка кивнул, не позволяя никому из них повернуть вспять. Острые зубы сомкнулись на нежной коже, очень осторожно, чтобы не причинять лишней боли, но прокалывая её достаточно глубоко, чтобы слюна попала в кровь незамедлительно. Су Вон ощутил нечто, что невозможно описать словами. Прежний жар, испепеляющий, терзающий, иссушающий его тело, отступил, уступив место разливающемуся по артериям всеобъемлющему теплу, обволакивающему омегу изнутри и снаружи. В памяти запрыгали картинки прошлого, воспоминания, в которых они с На Гёмом и Со Джуном были счастливы, играя вместе, с Джу До и Джин Ву получали удовольствие от борьбы, со всеми остальными омегами были связаны тёплыми, искренними, доверительными отношениями. Будто и не существовало никогда тех жутких лет, когда одиночество в толпе было для Су Вона обыденностью. Теперь он чувствовал, будто изнутри, где-то в груди, в голове, в ладонях, в животе нечто родное. Присутствие того человека, самого близкого, самого важного и нужного, чьё отсутствие всю жизнь в лаборатории ощущалось зияющей дырой в груди. Омега прикрыл глаза, привыкая к новым чувствам, позволяя неге окутать каждую клеточку тела. Чон Хо, испытавший примерно те же ощущения, что и Су Вон, проглотив случайно несколько капель его крови, взволнованно наблюдал за истинным. Омега приоткрыл один глаз, лукаво улыбаясь лишь взглядом и порождая в душе альфы этой новой стороной своей личности, доселе тщательно от Чон Хо сокрытой, неизведанные чувства. Насладившись гаммой эмоций, попеременно отразившихся на лице альфы, Су Вон потянулся к нему второй рукой, обхватив обеими за шею, притянул к себе и прошептал в самое ухо, щекоча губами пунцовую от смущения и возбуждения мочку: – Теперь ты мой. Иди ко мне.

***

Разомлевший от ласк Чон Хо почти растёкся по кровати. Су Вон старательно вырисовывал языком по его обнажённому телу диковинные узоры. Очевидно, что мысли о том, как пройдёт их первый раз, посещали омегу куда чаще, нежели альфу. Он оказался обезоружен под натиском Су Вона, его сокрушительной силой обольщения, тягой властвовать и повелевать, доминировать и превосходить, контролировать каждый вздох, каждое сокращение мышц, каждый миллиметр его тела. Чон Хо посмотрел на Су Вона помутневшими от вожделения, пьяными глазами и умоляюще прошептал: – Смилуйся, молю, не затягивай, Су Вон, я уже не в силах себя контролировать… Возьми то, что по праву твоё, подари нам этот миг сейчас, для ласк у нас есть теперь целая жизнь. То, с какой трепетной искренностью и преданностью были произнесены эти слова, заставило Су Вона оторваться от полностью захватившего его занятия и сконцентрировать внимание на лице истинного, внять его мольбам. Каким было выражение этого лица… Омега и представить не мог, что увидит нечто подобное. Тот, чью силу невозможно было измерить, великий и прекрасный, один из сильнейших не только в Мори, но и в масштабах вселенной, сейчас он был готов ради омеги на всё. На его лице было выведено микроскопическими искажениями от сведённых мышц желание подчиниться, присягнуть на верность, удовлетворить всякое желание, стать и тихой гаванью, и бездной разврата, всем, чем только Су Вон пожелает. Омега устремляется к лицу Чон Хо, целует его в приоткрытые, алые, до боли искусанные им же губы, долго, томительно, не считая секунды, не торопясь отстраняться, и альфа обхватывает его руками, прижимает бережно к себе, оглаживает острые лопатки, узкую талию, крутые бёдра, сжимает, притягивает выше, направляет, но Су Вону подсказки ни к чему. Его смазка оставляет кристально-прозрачный след на бархатной коже Чон Хо, он и сам не желает больше отвлекаться, теперь лишь одно привлекает его внимание – член, великолепный, мощный, налитый силой, с едва обозначившимся у основания узлом, желанный, страждущий, прекрасный. Омега знает, что делать, по наитию ощущает, каким будет его следующий шаг. Он разрывает затянувшийся поцелуй, поднимается, возвысившись над альфой, хитро улыбается, скользит ягодицами к своей цели, заставляя кожу на животе Чон Хо в очередной раз покрыться россыпью мурашек. Приподнимается на коленях, слегка потираясь ягодицами о член, издаёт приглушённый восторженный стон, неожиданно даже для самого себя, тянется к нему рукой, у себя за спиной скользит по нему сомкнутой в кольцо ладонью, оглаживает, сжимает, извлекая из Чон Хо не стоны даже, а громогласное рычание. Пора уже приступать. Су Вон осторожно опускается на член истинного, погружая его миллиметр за миллиметром, ощущая, как тот, подрагивая, постепенно заполняет его, услаждая слух звуками, издаваемыми альфой, лаская его живот и яички, сжимая сильными, длинными, изящными пальцами мощные бёдра, ни на секунду не позволяя Чон Хо расслабиться, снизить накал страсти. Омеге порой кажется, что похоть заменила его мысли, что весь он сам стал ею. Су Вон начинает медленно разгоняться, ускоряет сначала амплитуду, потом углубляет движения, с неудовольствием позволив изнывающему от экстаза и бездействия альфе слегка подмахивать ему. Чувствуя близкую эякуляцию, он ускоряется до невероятного, игнорируя сдающую позиции под его напором кровать. По нелепому совпадению именно в тот миг, когда омега завершающим резким движением обрушивается на бёдра истинного, и они в унисон испытывают оргазм, окропив одно тело снаружи, а другое изнутри жемчужным семенем, прочная конструкция рассыпается, отбросив ножки и плюхнувшись на брюхо, скованное снизу «рёбрами» ламелей, и потому лишь не развалившись на кусочки окончательно, делая пейзаж разрушения завершённым. Откуда-то со стороны слышится плач малышей, потревоженных грохотом, но спустя секунду уже хлопают двери, крохи постепенно замолкают, звук затихает где-то наверху, очевидно в спальне старших. Выходку мелких намеренно оставили без внимания. Комната похожа на поле битвы. Су Вон смеётся, искренне, заливисто, громко, впервые за такое долгое время не стесняясь, не опасаясь быть замеченными, быть ярким, громким, живым. Чон Хо вскидывается, целует его, такого светлого, лучистого, раскрасневшегося, мокрого, довольного, счастливого, в опухшие губы, и не отпускает, упивается этими сахарными устами, словно опьянённый любовью. Су Вон шутя негодует, отталкивает альфу, одним мощным движением разворачивает его на живот, притягивает властно за бёдра к себе, при том грудью Чон Хо лежит на распластанной на полу постели, долго целует его и кусает за ягодицы, не оставляя без внимания ни миллиметра распахнутого ему тела, любуясь краткий миг открывшимся великолепным видом, припадая к нему губами вновь, скользя языком остервенело, не давая шанса на капитуляцию, как музыке внимая стонам и поскуливаниям измождённого альфы, наплевав на усталость, планы, условности и здравомыслие. Он любуется тем, как мягкие лучи рассветного солнца скользят по гладкой, сияющей в этом свете коже Чон Хо, как подрагивает его тело под натиском омеги, и думает: – «Ещё. Я. Хочу. Ещё». Су Вон поднимается на колени, сжимает бёдра Чон Хо, восхищаясь мощью его тела. Любуется им, таким чувственным, трепетным, покорным. Решается наконец, приближает член к его отверстию, касается едва ощутимо, но альфа охает и издаёт протяжный, требовательный стон, дав отмашку тем самым своему омеге. Су Вон врывается в нутро истинного, не встречая сопротивления, потонув сразу в феерии нахлынувших на него чувств, бьётся, рвано, резко, хаотично, с трудом возвращая из омута похоти осколки рассудка. Чон Хо же просто расплавляется, растворяясь в пучине страсти без остатка, предоставив своему омеге и усталости делать, что заблагорассудится. Су Вон ловит-таки ритм, двигается ровнее, восстанавливая самообладание, но внезапно ощущает близость финала и валится на спину альфы сверху, стараясь успеть, хватается за его истекающий предэякулятом член и в несколько резких движений снаружи и изнутри доводит их обоих до разрядки, тут же падая с него на постель и растянувшись довольно, ощущая, как перенапряжённые мышцы продолжают сокращаться. Чон Хо со сладостным стоном обрушивается рядом, прижимается к омеге, совершенно не робея уже перед ним, укладывает голову ему на плечо, обхватывает грудь рукой, закрывает глаза, дышит часто, громко, с каждым выдохом демонстрируя переполняющее его наслаждение. Су Вон поднимает руку, разглядывает едва уже заметные следы зубов, сжимает ладонь, улыбается самодовольно. Это окончательная победа. «Режим берсерка» уже не управляет им. Теперь омега сам контролирует свою тёмную суть. Больше никакого влияния учёных на его жизнь. Он не позволит. Они не позволят. Су Вон ласково обнимает Чон Хо рукой, на плече которой покоится голова альфы, гладит нежно его спину, лопатки, плечи, ерошит волосы. Спрашивает: – Как ты? Чон Хо мычит что-то неразборчиво, трётся щекой о грудь омеги, поднимает на него сонные глаза: – Я мечтал сказать тебе это так давно, что до сих пор не могу поверить, что говорю. Я люблю тебя. И буду любить вечно. Другие слова не нужны. Су Вон улыбается, накрывает глаза тыльной стороной ладони, немного смущаясь по старой привычке, шепчет тихо, но так, чтобы альфа услышал: – Я люблю тебя.