Корона для короля

      Если бы тишина была оружием, то она была бы тяжёлым молотом. Обрушивается на голову и оглушает, оставляя после себя неприятное гудение в районе затылка и в ушах, гудение на зубах. Если бы тишина была бы птицей, она была бы вороном, наблюдающим со стороны и ждущим любого действия. Если бы тишина была существом, она была бы тенью. Может быть, Каэлем Мраксом, пожалуй, самым непримечательным созданием, ведущим свою осторожную мирную жизнь в отдаление от всего живого. Но тишина не оружие, не птица и даже не Каэль Мракс.       Высокий темноволосы мужчина опирается спиной на стену, скрещивая руки на груди. Его лицо не выражает ни единой эмоции, пока он наблюдает за тем, как Каэль — тощий, остроухий оракул, облачённый в скучный тёмно-фиолетовый балахон, расшитый чёрными шелковыми нитями, запахнутый нарочито аккуратно, — бродит от одного маленького столика к другому, подходит к секретеру и достаёт оттуда то бумаги, то крохотные флакончики с сомнительным содержимым.       — Может, ты уже что-нибудь мне скажешь? Сколько мне ещё ждать?! Каэль, я понимаю, что у меня бесконечно огромное количество времени, но я не готов его растрачивать попусту, — с вызовом бросает Эштер, отталкиваясь от стены. Он опирается на трость, проводя указательным пальцем по острым зубам набалдашника — головы змеи.       — Для бессмертного ты всегда был слишком нетерпелив и порывист, Эштер.       Каждый разговор с Каэлем Мраксом превращается в бесконечное брождение по кругу, где Эштер пытается добиться от пророка чего-нибудь вразумительного. Хоть он и привык, что Мракс младший никогда не говорит ничего сразу, ему всегда трудно сдерживаться и не выпытывать ответы. К тому же, он король, а от правителя никто не смеет требовать особой терпеливости.       — Ты сам пригласил меня сюда, а теперь, когда до рассвета остаётся не больше часа, начинаешь морочить мне голову?       На выдохе Каэль разворачивается лицом, и Эштер видит, как в полумраке крохотной комнатёнки поблескивает то, что осталось от его левого глаза — осколок стекла, чёрного зеркала, редкого артефакта, применяющегося при самых тёмных и опасных обрядах. Осколок угрожающе мерцает, отражая зелёный свет сферы, покоящейся на медной трёхногой подставке.       — С каких пор тебя пугает рассвет? Тебя, Короля Ночи, Императора Второго Мира единственное существо, нарушившее равновесие в мире и заставившее взойти на небосводе красную луну?       Пророк всегда говорит без осуждения, но Эштер знает, что он думает на самом деле. Многие отдали бы всё, лишь бы красная луна никогда не взошла на небе, лишь бы солнце светило ярче, а хлад отступил и позволил смертным ощутить тепло не только от горящего камина. И Каэль один из них.       Вот только нечто из чёрного зеркала нашептало ему, что его истинное предназначение — наблюдать и принимать всё, что происходит вокруг него. И лишь изредка он может направлять на путь истинный, не давая свершиться необратимому. Однако, необратимое уже случилось, и как раз з-за действий Мракса.       — Я всё ещё тень, знаешь ли. И потому трясусь за свою шкуру, не желая сгинуть так посредственно и жалко, поджарившись в лучах рассвета.       Каэль усмехается, он ставит на круглый стол в середине комнаты, покрытый плотной тканью с витиеватыми узорами, серебряный кубок и наливает в него вязкую жидкость из склянки. Кровь теней — сгущенный туман, очень сложный в изготовление и очень опасный яд. Его Эштер узнает из тысячи других. Ведь стольких он заставил страдать, вливая по чайной ложке в рот. Кровь теней обжигает гортань, сжигает горло и оказавшись внутри разливается по венам, превращая непокорных пленных в молящих о пощаде жалких созданий. Если пророк желает предложить ему угоститься этим, то Антарес без раздумий залпом опрокинет в себя всё содержимое кубка. Вот только Мракс обмакивает два пальца, после чего по чистому пергаменту медленно ведёт ими, оставляя рисунки рун, в которых Эштер не смыслил никогда.       — Солнце уже давно не обладает теми губительными свойствами, о которых ты говоришь. Да и умрёшь ты, Эштер Антарес, всё равно не от солнца. Тебе суждено ещё долго править, вот только погибель свою ты породишь сам. И если не будешь осторожен, то закончишь, как и твоя мать, Великая Королева. Если, конечно…       В оскале раздражения кривятся губы Эштера. Его мать закончила эту жизнь так, как и должна была. Она получила по заслугам, и Антарес придерживается этой мысли по сей день. Стукнув тростью по деревянному полу, он подходит ближе к столу и заглядывает в листок, на котором Каэль небрежно всё чертит новые и новые символы, то обмакивая пальцы в яд, то оставляя след таким невидимым, что вычурная кривая линия обрывается.       — Пускай, ты знаешь, что я не боюсь встретиться лицом к лицу со своей смертью. И если меня…       Каэль поднимает руку, обрывая тем самым громкие слова. Уже не раз он это слышал, и потому не намерен вновь терпеть бахвальство. Будь кто-нибудь другой на его месте, давно бы остался без головы или был бы убит самым жестоким образом. Но это Каэль Мракс — предсказатель и единственный оракул, способный заглянуть в будущее и не ослепнуть. А убивать пророков грех даже для таких бесчестных созданий, как тени. И всё же даже он должен быть вежлив с ним — Эштером.       — Ты забываешься, — глухо рычит Антарес.       — А ты не слушаешь. Эштер, я не собираюсь тебя убеждать в чём-то. Я не буду говорить тебе, что все твои действия, всё то, что ты натворил — худший из возможных исходов, с которыми мог столкнуться наш мир. Мы говорили уже об этом не раз, — Мракс поджимает губы, задерживается над самой некрасивой руной, долго смотрит на неё, прежде чем окончательно оторвать пальцы от бумаги, — Я лишь хочу сказать. Если не хочешь сделать ещё хуже — тебе придётся позволить себе умереть.