Тишина после бури

Джинкс не хотела открывать глаза. Наверняка ее тело развалилось на шестеренки, винтики и гайки. По запчастям и на атомы. Вероятно, это агония. Лежу с культяпками и разбросанными конечностями в луже крови. Сейвика. Проклятая Сейвика оказалась права. Смерть в канаве. Жаль, проспоренные монеты не смогу отдать, я бы посмотрела на ее ликование...Да почему же до сих пор так спокойно, может это и есть смерть?! Мягкое обволакивающее тепло согревало лицо, шею, руки и смутно напоминало один из тех летних дней на границе между Зауном и Пилтовером, где Джинкс, раньше в другой жизни, будучи Паудер, любила принимать солнечные ванны на одной из крыш. И вдруг – знакомый вкрадчивый голос совсем близко: – Долго ты ещё планируешь притворяться спящей? Это был Силко. Джинкс почувствовала, как тень легла на ее глаза, но упорно держала их закрытыми. Она знала, что это он. Знала и боялась. После смерти его присутствие всегда было одновременно утешением и проклятием. – Пока не сдохну. Но это скоро. Вот чувствую прямо вот-вот сейчас. – сиплым голосом ответила она Когда Джинкс снились кошмары, то всякий раз плакала от ненависти к самой себе, потому что из раза в раз не могла найти в себе сил открыть глаза и проснуться и разорвать порочный круг смертей и катастроф, застрявших ядовитым осколком в разрушенном разуме. Она металась в постели, руки и ноги дергались в отчаянной попытке, но она не могла проснуться. Джинкс была заперта в собственном теле. Слезинки сами собой текли друг за другом по разгоряченным щекам, пока призраки сжигали и сжирали её в утопающей боли. Кап! – слеза , другая, еще одна потекла по проторенной дорожке.. и вдруг – остановлены. Указательный палец нежный и сильный одновременно стер слезы с ее щеки. Силко. Его руки обняли ее, прижимая к себе. – Джинкс, чтобы приучить свою тьму, ее надо принять. Не сопротивляйся. Силко прижал трепещущее тельце к груди, убирая спутанные прядки волос с лица. Джинкс судорожно вздохнула и вцепилась руками в его бордовую рубашку. Она проснулась. – Вот так, дыши. Тебе ничего не угрожает, я же рядом – Силко покачивал ее в руках, пока дыхание не выровнялось. Размеренный ритм его сердца, знакомый запах табака и чего-то еще, горько-сладкого. Девочка снова уснула, на этот раз в безопасности, в его руках... Но это было давно. Теперь же кто-то слегка прикоснулся к ее щеке, и Джинкс вздрогнула, непроизвольно прижав руки вдоль туловища. Она слишком хорошо знала это прикосновение, столько раз спасшее ее от ночных кошмарных раздраев в самых разбитых уголках ее души. – Ну вот теперь наверное точно в отключке, раз галлюцинации начались– ее брови сильнее сдвинулись над глазами. Умереть без боли. Забыться, словно начав жизнь с чистого листа. Джинкс хотела покоя, даже в объятиях смерти, но никак не в воспоминаниях о Силко. Чертово чувство вины Тем временем вкрадчивый голос взывал к ней: – Джинкс, открой свои глаза, это не галлюцинация. – Хах, неужели для меня предусмотрено место в раю? – едко пошутила она. В ответ теплые ладони легли ей на плечи, мягко, но настойчиво приподнимая с земли. – Джинкс, открой глаза. Вздох. Джинкс смертельно устала от своих игр разума. Она знала, что стоит ей открыть глаза, то разочарование накроет ее удушливой волной. Джинкс устала разочаровываться в себе, где каждая фатальная ошибка, после которой она была уверена, что хуже уже и быть не может, а оказывалось, что может. Она дважды потеряла семью. Будучи Паудер, она потеряла Вай и Вандера, в роли Джинкс она разрушила свою жизнь, а смерть Иши и Силко стали последними каплями, перелившими чашу. Она едко ухмыльнулась мысли, что Силко, умирая от ее рук не испытывал к ней такого. Вспоминая его угасающий взгляд, Джинкс видела в нем доведенную до абсурда отеческую нежность – ту самую нежность, которую никогда не могла принять из-за страха остаться одной. Наверное, он заслужил такую лёгкую и быструю смерть в благодарность за все годы воспитания неблагодарного сумасшедшего отпрыска. Джинкс же сейчас молила пощады у судьбы. Чьи-то руки подняли ее и прижали к себе. Галлюцинации зашли слишком далеко, когда же это кончится? – Как так получилось, что человек, который никогда никому не прощал ни одной ошибки, прощает все мои? – Джинкс покорно лежала в руках Силко, который куда-то нес ее. – Потому что чтобы ты не совершила, ты все равно останешься моей дочерью. – Я ведь разрушила тебя... – Помни, ты совершенство, исцелившее меня, и ничто не отменит этого факта. Я тоже виноват перед тобой. – Почему? – надломленным голосом спросила она, приподнявшись в его руках. – За то, что не смог защитить тебя. За то, что не смог понять. Судорожный вздох. Джинкс открыла глаза и застыла, уставившись на того, кто ее держал в руках. – Кто ты такой? – Поначалу и я сам себя не узнал. Джинкс выпрыгнула из его рук и отпрянула. Перед ней был статный мужчина с острыми чертами лица, с знакомой горбинкой носа, так придавшая ему чувство характера, два ясных живых глаза лазурного цвета. Силко наклонил голову и протянул раскрытую ладонь. Отросшая темная челка спадала на лицо, так сильно напоминающая её собственную, что Джинкс невольно прикоснулась к своей и впервые заметила, что за ее спиной лежат прежние косы, словно она их не отрезала. Это был Силко, но одновременно и не он. Силко, о котором она даже и не знала. Молодой, неискалеченный, здоровый. – Неужели это и есть смерть? – только и смогла выдавить из себя Джинкс, чувствуя как жгучие слезы защипали глаза. Она сжала себя в объятиях, делая осторожный шаг навстречу Силко. – Между прочим познакомился с твоим усыновленным ребёнком. Иша, кажется.. И Вандер.. – добавил он – Иша... – Джинкс вцепилась в его руку – Очень славный ребенок – Силко, это и правда ты? Силко вытер ее слезы, Джинкс прижалась к его руке, а затем он поцеловал ее в лоб и взял за руку. – Пойдем, я отведу тебя домой. Домой.  Слово прозвучало как обещание, как молитва, как нежное прикосновение. Джинкс, все еще дрожа, шла с Силко рука об руку.  Они шли по дороге, вымощенной не камнем, а чем-то, напоминающим мягкий, теплый песок. Вокруг простиралась не пустота, а  бескрайнее поле цветов, ярких и невероятно живых, каких Джинкс никогда не видела при жизни. И она была более чем счастлива.