Человек чести

Жарко, словно в Чертогах Белиара… А может, там и не жарко вовсе, а лютый холод, как на северном краю Нордмара. Уж откуда, а оттуда ещё никто не вернулся и не поведал. Возможно, Ли это узнает в скором времени, если проиграет бой — а риск проиграть ой как велик. Он поглядел в глаза, очень светлые, и ждал ответа с таким нетерпением, как, наверное, нетерпеливые юнцы ждали от возлюбленной согласия на свидание. Ли, невзирая на годы, этого чувства так и не познал. Он только довольствовался встречами, тайными, потому что в открытую его мало того, что его бы не поняли, но и осудили. Ли с лихвой хватило недовольства знати, когда Робар II принял в свой Совет не одного из воинов Инноса, а его, выходца из крестьян. Богатые выскочки были бы не рады, мягко говоря, если бы он претендовал на одну из их дочерей, поэтому обсуждения, почему он в свои годы не женат, его не коснулись, в придачу жена военного очень скоро и очень легко могла стать вдовой. — Что скажете, ваше величество? — уточнил Ли, когда почувствовал, что молчание затянулось — настолько, что мысли о личном вышли на передний план, закрыв собой всё остальное. Морщины на лбу Робара II разгладились. — И всё же я считаю, что план нашего уважаемого… генерала чистым безумием! — Отар даже не попытался скрыть недовольство тем, что король слово дал простолюдину, а не ему, знатному слуге Инноса. — Во-первых, дополненная карта Варанта вызывает сомнения. Если эти места заболочены, то, боюсь, мы все погрязнем в трясине скорее, чем заманим в неё врага. Ли встревать не стал. В конце концов Робар II за все годы узнал его более чем хорошо, чтобы перестать в нём сомневаться. — Вынужден с тобой согласиться, лорд Отар, — заговорил король. — План генерала Ли совершенно безумен, но вместе с тем — потрясающе гениален! То будет великая победа. О, она будет, непременно будет. Иного исхода Ли не видел — не привык видеть, даже когда, случалось, валялся раненый и в горячке. Раз он не сдох в одном из боях и не бродил неупокоенной нежитью — ходячие мертвяки бросались на всё живое, — значит, так угодно… …кому-то из богов. Кому именно, Ли всё равно. Он никогда не был ярым поклонником ни Инноса, ни Аданоса, ни, тем более, Белиара и увиливал на вопросы о вере. Он не просил ничего ни у кого из Троих, рассчитывал только на собственные силы, и в этом его отличие от Отара, которого Иннос-то благословил, но не могло так статься, чтобы ничего не взял взамен. Если не взял, то наверняка возьмёт, причём с лихвой… Ли был спокоен и уверен — пусть не в исходе грядущей битвы, но в решении Робара II. Тот хотя и избранный Инноса, но считался с ним, а не с придворным магом Огня или хотя бы лордом Отаром, паладином. И это неудивительно: не зря же говорят, что противоположности притягиваются… Белиар, снова мысли утекли в ненужное русло, причём выбрали для этого именно это время, когда в крепости Трелиса шёл Совет, на котором Лареса не было, но его незримое присутствие ощущалось. Слухи о противоположностях не врут: Ли поймал себя на том, что его тянуло к этому жулику, вору и в целом преступнику, который в довершение ко всему узнал его тайну, собрав по крупицам сведения. Кто-то за косяком болотной травы брякнул, дескать, генерал в свои годы не женат и невесты не имеет, а ещё, что в обществе шлюх того никто не видел. «Женат на службе», — говорили о Ли. Совет в самом разгаре, время стоило очень дорого, но Ли намерен выделить его крупицы, чтобы узнать важный для себя ответ на вопрос: сильно ли заметно со стороны то, что ему не удалось скрыть от Лареса.

***

Варант близко — всего один перевал отделял его от Миртаны, — но его зной проник даже в крепость. Горсть воды, которую Ли плеснул себе в лицо, не смогла остудить ни щёки, ни чувства. Сердце ухало. Наверное, у юнцов перед первым свиданием оно так колотится. Или во время первого поцелуя. Или… Ли отмёл дурные мысли. Свой первый раз он помнил плохо, потому что выпил и по-юношески не рассчитал меру. Если тогда он огорчился, то теперь осознал — то к счастью, что он запамятовал этот стыд. Сердцебиение не унималось, что неудивительно: Ли хотя и вышел победителем не из одного сражения, однако настолько серьёзное ждало его впервые. Плеснув пригоршню на грудь, он обмыл её, после плечи, задержался на шраме — одном из нескольких, доставшихся на память. Порой они ныли, но то мелочи — не один воин остался без руки, ноги, глаз. Многие лишились жизни, и Ли не попал в их число. — Странно, что ты до сих пор без татуировок, генерал! — услышал он. Сукин сын!.. Самое паршивое, что Ли подумывал в случае победы — иной исход он не рассматривал — наколоть что-либо памятное, например… Мракорис — символ Миртаны, да — повергает в бою шакала, коими полон Варант. — На моих навыках их отсутствие никак не отразилось! — Ли, сжав губы, отёр грудь и, отшвырнув полотенце, приблизился к сидевшему на лежанке собеседнику. Лук прислонён к стене, колчан рядом… Ларес пришёл не для того, чтобы попрощаться, невзирая на то, что Ли позволил ему уйти куда глаза глядят и даже позволил взять оружие и кожаную кирасу из арсенала. — Охотно верю! — бросил он после того, как подошёл к тому и провёл кончиком пальца по плечу. Прищурив карие глаза, он добавил: — Я наслышан, генерал, что ты приблизился к королю не благодаря умению влезать в жопу без мыла. Неужто хоть один человек чести ещё остался в Миртане?! Ли усмехнулся, но руку не смахнул — прикосновения подвижных пальцев доставили ему удовольствие. Ларес ошибся, когда утверждал, что Ли не умел влезать в жопу без мыла… …потому что оно оказывалось под рукой далеко не всегда. Зачастую приходилось смачивать собственный конец слюной. — А теперь — веришь? — уточнил Ли, чтобы вернуть разум, который ухнул куда-то вниз, когда Ларес опустил ладонь на пояс его штанов. — Теперь — да, — отозвался тот, отодвинувшись, к превеликому сожалению, и глядя уже не томно из-под век, а ясно. Сдвинув ладонь ниже, добавил: — Поэтому мне тебя даже жаль, генерал. Белиар побери, всё так хорошо начиналось, а поди ж ты: Ларес всё испортил! Точно ушат ледяной, остуженной в самом Нордмаре воды вылили! — Это ещё почему? — Ли отстранился, ощутив, как желание трахаться враз пропало, хотя похоть не унялась. Придётся обойтись дрочкой. Лучше так, чем трахаться с тем, у кого он порождал лишь брезгливую жалость. Ларес, закатив глаза, выдохнул и хрустнул пальцами, словно теперь не знал, куда пристроить собственные руки. — Потому что на одного такого человека приходится толпа ублюдков, которым эта самая честь что серпом по яйцам, — пояснил он. Белиар бы побрал этого вора, жулика, контрабандиста и ещё хрен пойми кого, осмелившегося при этом произносить высокопарные речи про честь! Ларес сам на волосок от того, чтобы отправиться в Колонию, а всё туда же — прочил такую участь Ли! Да так могло бы и быть, если бы тот выставил его в первую очередь преступником перед королём, а не человеком, который помог, предоставив ценные сведения о потайных местах, где росла болотная трава. Слово Ли для Робара II значило гораздо больше, чем возмущения даже знатного воина Инноса, паладина Отара. — Ну всё, мне надоело! — Ли поднял руки. Осознав, что едва не сорвался на крик, добавил: — Ты в награду получил не только свободу, но и снаряжение, и золото. Не понимаю, почему ты до сих пор здесь. — А зачем мне покидать кормушку? — Он успел поймать усмешку Лареса до того, как тот развернулся и потянулся за луком и колчаном. — Я подумывал покинуть крепость, когда она опустеет. Но раз ты — не просишь! — требуешь… — Уходи, — оборвал Ли многословную речь. — Как скажешь! — Ларес, привычно подняв руки, чтобы дать понять, что намерен сдержать данное им слово, приблизился к нему и добавил: — Если исполнишь моё желание… Вот же навязался на голову! Будто мало благ заимел, хотя с него хватило бы просто свободы. — Какое? Принести корону? — съязвил Ли. — Недурная затея! Я бы, пожалуй, изъявил такое желание, да только король не умалишённый, чтобы волочь её сюда. На что она ему здесь? — Ничем не пронять этого прозорливого ублюдка. — Думал я о другом. Раз уж ты всё испортил и мы не потрахались, то… В этот раз Ли не нашёл слов, поэтому оборвал поток слов как умел — резко и напористо. Ларес ответил ему, хотя ответа он не требовал, только разомкнул губы и позволил просунуть между ними язык. Горечь болотной травы не породила ни тошноту, ни чувство омерзения. Она подходила ему. Ли наслаждался как поцелуем, так и прикосновением ладоней к груди. Всё в этот вечер могло быть по-другому, если бы он не прогнал Лареса, потому что не смог в очередной раз вынести намёк на то, что участь людей чести, как правило, незавидна. Всё, с него достаточно… …иначе он уговорит этого жулика, вора и контрабандиста в одном лице остаться, а это недопустимо: Ли и так почти перешагнул за грань и почти скомпрометировал сам себя. Ларес-то не разболтает о его тайне, он слишком честен, как бы ни дико это звучало по отношению к нему, преступнику, но, если он раскусил Ли, то и другие сумеют. Он часто задышал, когда тот оттолкнул его, и облизал губы. — А ты успел хорошо изучить меня, генерал, — прохрипел он. — Мы бы могли поладить. Но раз так, то… — он прокашлялся, — надень рубашку и проверь, нет ли кого по ту сторону двери. Если есть, отвлеки. Не хочу тебя скомпрометировать. Он прав, только дурных слухов о связи генерала с преступником и не хватало — и это перед важной битвой-то! Проклятье, почему Ли сам до этого не додумался? Уж не потому ли, что потерял голову от этого вора и жулика, умевшего держать как данное слово, так и язык за зубами? Надевая рубашку, Ли взглянул на подпиравшего стену Лареса, чтобы запомнить и черты лица, и каждое движение подвижных пальцев. Он сомневался, что они ещё увидятся… …потому что преступнику уготован лишь один путь — в колонию.