Язык цветов

      Когда человек стремится что-то забыть, это воспоминание лишь сильнее забивается в голову и свербит там так, что виски начинают ныть от раздражения. Чем больше человек боится и злится, пытаясь забыть, тем больше он утопает в мыслях о том, что с ним происходило. Раз за разом проглатывая детскую обиду куда-то вглубь грудной клетки, где она тяжелым пеплом оседает в рёбрах, Хаджиме лишь усугубляет свое положение. Прекрасно понимая это, она каждый раз роется в голове, поднимает всё с ног на голову и думает о том, что ей нужно перестать придавать этому столько внимания и значения, но у неё не выходит. Привыкшая к тому, что жаловаться и «ныть» кому-то в плечо – бесполезно, девушка запихивает свои переживания всё дальше и дальше внутрь черепной коробки, задвигая мысли бесцельным существованием и попытками отвлечься на что-то несерьёзное.              Это сравнимо с постоянным принудительным принятием ненавистной пищи. Рен терпеть не может дайкон, который бабуля Хана вечно пихала в каждое блюдо. Каждый раз сталкиваясь с этим овощем, она крепко жмурилась и глотала мерзкий кусок редьки, пока её горло сжималось в тошнотворном спазме. Жаловаться и капризничать, выплевывая дайкон обратно в тарелку, было совсем нельзя, хоть и очень хотелось. Если бы бабушка заметила, что её внучка с таким рвением что-то достает изо рта прямо во время трапезы, то устроила бы неминуемый скандал. И так изо дня в день – девушка постоянно глотала дайкон, ощущая, как к её горлу подступает приступ рвоты, еле сдерживаемый где-то внутри. Приходилось терпеть и отодвигать свое отвращение далеко вглубь себя, занимая мысли чем-то другим в ожидании конца этой маленькой пытки.              Распуская волосы и натягивая на себя пижамную рубашку, Хаджиме открывает окно, чтобы проветрить законсервированную духотой комнатку. Разгребая вещи на полу и находя им место на небольших полках, она кладёт важные документы на кровать с чистым постельным бельем. Решив, что спросит у Годжо про лишнюю мебель, которая могла бы достаться ей, девушка двигает все коробки ближе к пустому углу в комнате, складируя их там. Свернув ковёр и поставив его, опирая на стену, она лениво моет пол, выдвигая палкой швабры закатившиеся под кровать предметы. Две тоненьких книжки и стеклянная ваза с пошарпанными углами небрежно отправляются в коробки, что уже натужно надулись посередине от напиханного в них барахла. Вытряхнув ковер в коридоре с вороватым видком, студентка расстилает его обратно, после чего уже устало вздыхает и трет лоб рукавом пижамы.              Закончив с пылью на столе и полках, она ещё раз пробегается взглядом по бумажкам от Инумаки, на которых написаны подбадривающие слова. Зачесывая челку пальцами назад, Рен слегка улыбается и отталкивается от стола ладонями, затем идет к кровати и садится на ковёр рядом, что постелила поближе к той. Раскрывая ссохшийся пергамент, услужливо свернутый в рулон, скорее всего, бабулей, она приподнимает его двумя руками на свет и щурит серые глаза в попытке снова прочитать то, что не могла раньше. Несколько имен всё-таки удается разобрать, но они ничего не дают юной шаманке, ведь своих родственников Хаджиме практически полностью не знает. И, судя по словам Годжо, почти все они разъехались по всей Японии, а большая часть и вовсе уже умерла. Искать кого-то и пытаться докопаться до правды будет гиблым делом, а самая близкая женщина, что могла рассказать хоть немного – уже ничего не расскажет.              Отпуская верхний край шуршащего, хрустящего пергамента, Рен без особого интереса смотрит на то, как он сам принимает форму рулона, к которой так привык за множество лет. Оставляя его на краю кровати, она тянется за потрепанной книжкой, из которой так яростно вырывала листы совсем недавно. Раскрывая её и листая помятые, пожелтевшие записи, девушка замирает, когда перелистывает их до конца. Корявый, неровный, неуверенный и дрожащий детский почерк, исписавший своими каракулями почти два листа, явно принадлежит не Хане. Прищурившись и попытавшись вчитаться в смысл нарисованных, а не написанных иероглифов, она вскоре медленно закрывает книжку и вздыхает, опуская руку с ней и закрывая глаза. Опираясь на постель спиной, Хаджиме кладет блокнот на мягкий и пушистый ковер, заводя свободную руку назад и подцепляя другую книжонку. Пробежавшись взглядом по длинным рецептам, она продолжает перебирать записные книжки.              «Могла бы и вырвать эти мои каракули, а не писать рядом, что разрисовывать книги нельзя…» – закинув ногу на ногу, студентка сползает чуть ниже, отчего её рубашка задирается на спине.              Несмотря на своё детское спокойствие, кажется, интерес и любопытство в маленькой девчонке всё ещё оставались. Если бы только она тогда могла прочитать все эти записи и спросить Хану, о чем здесь идет речь, всё было бы по-другому сейчас. Тем не менее, маленькая Хаджиме лишь написала пару предложений о том, что хочет на свой день рождения друга, а не очередной набор фломастеров, которые постоянно засыхали от ненадобности. Также засохли и листы многих из этих бесполезных книжонок, что не несли никакой смысловой нагрузки. Ничего из того, что было написано во многих из них, не дает полезной информации. Перебирая документы и блокноты из коробки в коробку, перечитывая новые и новые рецепты, Рен понемногу теряет терпение. Наверное, в этом нет абсолютно никакого смысла, ведь Хана могла и уничтожить всё, что связывало её со своей непутевой семейкой, но покопаться всё же стоит, чем и занимается её внучка теперь.              По прошествии второго часа, девушка устало поднимается с холодного пола и сгребает все документы и книги с кровати в пустую коробку. Закрывая окно, из которого дует уже холодный воздух, она садится на край кровати и наклоняется ближе к своим коленям. Прижимаясь к ним животом и грудью, шаманка обнимает свои ноги под коленями и закрывает глаза, оставаясь в подобной странной позе. Пытаясь осмыслить всё, что нашла и прочитала, она устало вздыхает и трет лицо ладонью. С недавних пор ощущение полного одиночества стало для неё непривычным, что кажется невыносимо странным. Рен и раньше могла надолго остаться одна, но что-то внутри постоянно теплилось, заставляя спокойно дышать. Теперь же её снедает изнутри пренеприятный мороз, что щипает прямо под кожей. Чувствовать его мерзко, почти тошнотворно, но с этим ничего нельзя сделать.              — Нана-а… – на пробу тянет девушка, падая на постель спиной и раскидывая руки в стороны.              Закрыв глаза, она склоняет голову набок и прижимает одну из ладоней к груди. Колющий холод сменяется таким родным и приятным теплом, что разливается по телу горячей волной спокойствия. Зажмурив глаза в наслаждении и взмахнув тощими ногами, Хаджиме тихо повторяет имя брата, раз за разом ощущая этот сладостный прилив чьего-то близкого присутствия. Не в силах остановиться, не в силах прекратить это утешение, она сонно бормочет это многозначное слово, расслабляясь в долгожданной неге привычного чувства. И лишь когда кончики пальцев непроизвольно сжимаются, а воздух в груди внезапно спирает, заставляя подавиться им, уши улавливают звонкий стук каблуков по деревянному полу. Резко вздохнув и уперевшись локтями в кровать, Рен садится и распахивает глаза, поворачиваясь к источнику звука. Серый взгляд обводит помещение, но никого не находят.              «Послышалось? Совсем с ума схожу уже…» – падая обратно на постель, девушка проводит ладонью по своему лицу и раздраженно вздыхает.              — Ре-ен, открывай дверь! – громкий стук в дверь заставляет вздрогнуть и сесть на кровати, — Пошли гулять, не кисни в комнате! Э-эй! – женский голос, принадлежащий Кугисаки, звучит все громче и громче.              Спустив ноги на пол и поднявшись, Хаджиме медленно подходит к двери и открывает её, заставляя руку Нобары остановиться в воздухе, прекратив барабанить по двери.              — Ты чего шумишь так? – устало опираясь на косяк в дверном проёме, она позволяет подруге распахнуть дверь и уставиться на неё с явным весельем в глазах.              — Пойдём гулять? – повторяет рыжая, после чего надувает губы, когда замечает недовольное скуксившееся лицо студентки, — Ну-у, давай, мне с Фушигуро – вообще не вариант, он скучный! По степени выражения эмоций камень более увлекателен, чем наш малыш Мегуми, – нахмурив брови указательными пальцами и примерив на себя выражение лица, с которым вечно ходит брюнет, она поджимает губы.              — Если бы он тебя услышал… – бормочет Рен, слегка улыбнувшись и положив ладонь на своё плечо.              — Ой, нет-нет, Фушигуро девушек не бьёт. Меня ни разу, а вот Ит… – прикусив язык, Кугисаки на секунду напрягается, а потом прочищает горло и что-то стряхивает с подола длинной юбки, — Давай прогуляемся! Пожа-алуйста, пока время свободное есть… – сменив тему разговора, она складывает ладони в молитвенной позе и крепко-крепко жмурится.              Пожевав губы и с мгновение задумавшись, шаманка с белыми волосами недолго думает, разглядывая застывшую в одной позе подругу, а потом измученно кивает.              — Ладно. Подожди, я переоденусь… – протянув руку к дверной ручке, она уже готовится закрыть комнату, когда Нобара прошмыгивает внутрь с сияющими глазами.              Проследив взглядом за любопытствующей студенткой, девушка вздыхает и всё-таки закрывает дверь. Пока рыжая бесстыже разгуливает по небольшой комнатке, высовывается в окно и вертит головой в стороны, наклоняясь и проводя пальцами по поверхности рабочего стола, Хаджиме достает из шкафа одежду и стягивает с себя домашнюю пижаму. Кинув рубашку на постель, она достаточно быстро меняет её на белую футболку с каким-то милым розовым принтом, застенчиво ссутулив узкие, острые плечи. Почесав ногтями редкие шершавые шрамы на руках, что с течением времени посветлели на и без того бледной коже, девушка влезает в длинные шорты и небрежно прижимает отклеившийся край белого пластыря обратно к посиневшему колену. Перекинув лямку белой сумки через голову, она смотрит на Кугисаки.              Без какого-либо стеснения, та стоит и разглядывает сначала стаканы с карандашами и ручками, ноутбук, светло-голубой коврик для мышки, а потом её взгляд медленно поднимается к россыпи разноцветных квадратных стикеров, которые исписаны неровным мальчишеским почерком. Явно заинтересовавшись, Нобара опирается на стол ладонями и лезет поближе к измятому белому листу, что изрисован иероглифами вдоль и поперек. Смутившись и подбежав к подруге, Рен обхватывает одно из её запястий пальцами, начиная тянуть женскую фигуру к себе. Где-то внутри начинает щекотно сверлить такое странное чувство, с которым она мало знакома, но всё же смутно готова различить. Тяжёлая, до одури липкая и такая всеобъемлющая жадность, смешанная с нежеланием делиться тем, что по-настоящему, внезапно, дорого. И как бы ни старалась Хаджиме себя уверить в том, что это просто детская инфантильность, сердце предательски щемит.              — Иду я, иду, Ре-ен! Не тяни ты так… стесняешься, что ли? – всё-таки сдвинувшись с места, жалобно тянет соседка, — Ну-у, Рен-тян, я никому не расскажу, что за тобой сэмпай ухаживает… – хихикает та, изогнув брови и прищурившись.              — Не говори глупостей! И не ухаживает он за мной… – захлопнув дверь своей комнаты и потащив подругу по коридору общежития, бубнит Рен.              — Да-да, рассказывай, – прищелкнув языком и закатив глаза, саркастично отпускает шаманка, — Пойдем в торговый центр? Хочу обновить запас уходовой косметики! – крайне окрылённо добавляет она, молниеносно сменив тему.              «Теперь даже не вернуться к теме про Инумаки… но она же неправильно поняла? Или специально надо мной подшучивает? Инумаки было бы неприятно, если бы он узнал… мы же друзья… Мы же друзья?» – спускаясь по лестнице следом за подругой, девушка не замечает то, что делает это без привычной ей предосторожности.              Тем не менее, спуститься получается без каких-либо заминок. Выйдя из здания, Хаджиме догоняет Кугисаки, поравнявшись с ней в шаге. Её ноги всё ещё ноют после тренировки, но оставаться в комнате не было смысла – всё равно на день больше никаких занятий не нашлось. Позволив рыжей обхватить собственный тонкий локоть, она вместе с ней пересекает огромную территорию техникума за бессмысленным разговором, который завязывается сам по себе. Спускаясь по возвышенности, Рен по привычке замедляется и напряженно ловит каждый свой шаг, но в конце концов, даже не запинается. Решив сегодня отпустить своё подозрение по поводу каждой кочки и камушка, она, доверившись Нобаре, идет по неровной, кривой тропинке, ведущей к ближайшей трассе и автобусной остановке.              Сейчас Хаджиме даже и не вспомнит, когда вот так гуляла с кем-то. Выслушивая свою болтливую, но очень внимательную подругу, она иногда что-то добавляет, раскрывая новую тему для диалога. Кугисаки терпеливо выжидает, пока та подберёт слова, совсем не обращая внимания на застенчивость и нервозность собеседницы, которая часто чешет свои руки и шею, щипая собственную мочку уха. Иногда ладони противно потеют, их приходится вытирать о края футболки, а язык заплетается, и серый взгляд взволнованно скользит по дороге под ногами, прежде чем нужное слово наконец выговаривается. Рен совсем не глупая, и словарный запас у неё приличный, но в долгих разговорах, особенно обо всем и ни о чем одновременно, все мысли в голове превращаются в беспросветную кашу, пока нужные крупинки выловить совсем не получается.              В автобусе жутко душно, хотя он не забит людьми – в такое место мало кто ездит, а проезжает мимо людей ещё меньше. Свободно раскрыв окно и подставившись под тёплые, но такие нужные потоки воздуха, Хаджиме слушает, как Нобара жужжит ей под ухо о новой коллекции одежды, которую можно увидеть в одном из торговых центров. Мысли о младшем брате упорно забивают голову, мысли о собственной глупости сжирают изнутри, но Кугисаки никто и никогда не победит в её упертости. Рен первый раз в жизни увидела, как кому-то на её глазах снесло половину черепушки? О, Рен ещё и впервые увидит ту длинную джинсовую юбку из новой коллекции! Обуреваемая различной информацией, поступающей извне, та решает сосредоточиться на том, что происходит сейчас, хотя сделать это крайне сложно. И всё-таки, Нобара хорошо справляется со своей работой, ведь заговорить подругу у неё выходит на «отлично».              Остальные двадцать минут езды на автобусе проходят в бессмысленном диалоге, в который Хаджиме бы никогда не вступила, за неимением умения быстро менять тему и подбирать нужные слова, порыскав в своей полупустой черепной коробке. Называемая всеми её прошлыми одноклассницами «девчачья болтовня», с коей мимо неё всегда проходили, заставляя лишь немо раскрыть рот и остаться на месте, полностью поглощает собой. Привыкшая в одиночестве и молчании ездить на твёрдом автобусном кресле, девушка сейчас вникает в тему и рассказывает то, о чем знает. К сожалению, из-за резкого переезда и всех эти событий в жизни, Рен уже давно не следила за тем, что ей на самом деле было интересно, но Кугисаки подкидывает свежие новости, привыкшая по утрам тренироваться, а по ночам – листать ленты социальных сетей в своем мобильном. Успевала она, конечно, всегда, раз в её голове новости на целую неделю.              Выбираясь из автобуса под общий женский лепет их скромного партнерства, девушки вцепляются друг в друга и идут по тротуару, огибая проходящих мимо людей. Нобара обвивает локоть подруги уже двумя руками, иногда наклоняясь поближе к ней и опираясь на угловатое девчачье плечо. Разглядывая витрины магазинчиков и кондитерских, она на несколько минут пропадает в глубинах одного здания, после чего торжественно выносит для них по сладкому молочному коктейлю и какой-то теплой выпечке. Продолжив прогулку и диалог за частыми перерывами на перекус, студентки поднимаются вверх по улице. Дождавшись, пока мягкая булочка более-менее остынет, Рен с внезапным голодом уминает её, ощущая, как сосущая, тупая боль вдруг сжигает её желудок. Глупая привычка забывать про приёмы пищи за умением абстрагироваться от чувства голода играет с ней плохую шутку, когда она наклоняется и нагло доедает последний кусок булочки у подруги. Кугисаки лишь усмехается и вытирает пальцы о салфетку, убирая её в карман юбки.              С особым наслаждением потягивая молочный коктейль через длинную соломинку, Хаджиме слегка улыбается, пока слушает свою соседку по общежитию, что прямо на ухо, но громко, рассказывает ей о том, что вычитала в интернете про магазины в Токио. Ощущая себя обычной девушкой впервые за долгое время, коей и являлась до произошедшего совсем недавно в её жизни, студентка допивает молочный напиток и за свою подругу, которая отказывается от него со словами о том, что он слишком сладкий. Заглянув в какой-то магазин одежды, где Рен избавляется от мусора, что держала до этого в руках, они с крайним интересом пробегаются по стеллажам с одеждой, скользят по полкам и вешалкам, показывают друг другу симпатичные вещи, сходятся во мнениях по поводу некоторых и неторопливо идут на кассу. Вспоминая о том, что первый раз они встретились прямо в магазине одежды, ученицы техникума тихо подкалывают друг друга.              Выложив выбранные вещи картой в надежде на то, что плата за выполненную миссию уже пришла и её хватит, Рен с облегчением вздыхает, когда оплата проходит успешно. Забрав по пакету с одеждой, они выходят из душного магазинчика, окрылённые покупками. Подцепив локоть подруги, Кугисаки вновь прилипает к ней, показывая на дальнее здание магазина одежды, после чего крайне игриво намекает на то, что им нужно зайти и туда. Порхнув на крыльях моды, она тащит Хаджиме за собой быстрее привычного, заставляя ту спешно перебирать ногами по дороге. Сначала осторожно и напряженно, а потом более расслабленно и вдохновенно, Рен бежит за рыжей, всё-таки смирившись с тем, что сегодня глупые запинки обходят её стороной. Обходя каждый заинтересовавший их магазин, девушки набирают по три пакета покупок – студентка уже не беспокоится о балансе на своей карте, понимая то, что там достаточно приличная сумма. Именно поэтому, покупая себе еще один молочный коктейль в свете вечернего заката, она довольно пожимает плечами и смотрит на свою подругу.

°°°

      За рукав футболки неожиданно настойчиво дёргают.              — Давай сходим в центр с игровыми автоматами? – вдруг указав пальцем на большое, красивое здание, предлагает Кугисаки.              Поморщившись и отпустив трубочку, которую держала губами, Рен неуверенно смотрит на ту.              — Нет… мне никогда не везёт в них, – мотает головой она, вспоминая все те проигранные суммы, что ушли на ветер из-за собственной неудачливости.              — О-о, да ладно, давай! Я поиграю, а ты меня поддержишь! Я костьми лягу, но должна достать хотя бы одну игрушку, – умоляет Нобара, скуксившись и ухватившись за плечо подруги, — Прошу-у! Хочу отдать Фушигуро самую стремную безделушку, чтобы пугался каждый раз, как видел! – раскрыв свои планы, она трясет Хаджиме на месте.              Усмехнувшись и вскинув бровь, та недолго думает, а потом вздыхает и кивает.              — Ладно, раз ты с такими… наполеоновскими планами, то я могу и просто постоять рядом, – соглашается девушка, вновь обхватывая соломинку губами и делая несколько глотков сладкого коктейля.              Направившись к большому зданию, шаманки по дороге пропадают в ещё одном магазинчике, где берут несколько бессмысленных побрякушек вроде брелков на сумки, значков с милыми рисунками, а Кугисаки отхватывает себе красивый чехол для телефона. Обговаривая тему с мобильниками, они сходятся на том, что ещё пару заданий Хаджиме сможет потерпеть, после чего накопит приличную сумму и купит себе новый телефон, иначе – уже невозможно. Та и сама это понимает, ведь без такого простого средства связи жить стало намного труднее, а единственный доступ в интернет теперь это ноутбук, в который за неимением времени становится всё сложнее просто-напросто заглянуть. Настроившись на то, что придётся ещё несколько раз погоняться от и за проклятыми духами, студентка морщит нос, но ненадолго. Ощущение комфорта при диалоге медленно исчезает, словно его сметают всеми силами. Странное чувство противно закрадывается внутрь грудной клетки, упорно игнорируемое, но такое тяжёлое.              «Что-то весь день не так… что-то не так…» – сжимая пальцами стакан молочного коктейля, Рен заходит в торговый центр.              Поднявшись на эскалаторе до этажа с игровыми автоматами, она смотрит за тем, как Нобара роется в сумке и карманах в поисках монеток. Знакомый запах сладкого попкорна, крики детей и подростков, стук по клавишам и кнопкам, глухие удары по специальным барабанам, электронные звуки цифровых автоматов, музыка и песни из музыкальных игр – неприятно знакомая ситуация, в прошлом постоянно сопровождаемая бесконечными проигрышами. Ещё ни разу Рен не выигрывала в игровых автоматах, даже если это была какая-то простая игра «ударь крота». Уже в школе она зареклась снова пробовать, но вот прошло несколько лет, и девушка снова находится здесь – среди напоминаний о своих вечных неудачах. Почесав шрам на предплечье через ткань футболки, который получила, когда ударилась о «неожиданно» острый край игрового автомата, она морщится и идет следом за Кугисаки.              Прежнее спокойствие поутихло, а вслед за ним пришло предчувствие новой неудачи. Так было всегда, и это показатель того, что в жизни Хаджиме ничего не поменялось, но всё-таки испытывать это каждый раз уже мучительно раздражает. Подруга закидывает монетку в обычный игровой автомат, где нужно с помощью клешни достать какую-нибудь игрушку, после чего крайне увлеченно управляет этой самой клешней с помощью рычажка и кнопки. Первая неудачная попытка сопровождается самоуверенным фырканьем со стороны шаманки, которая вкладывает новую монетку и пробует снова, но уже через пару секунд снова проигрывает. Потратив пять попыток, в конце концов, Нобара сдается и разгневанно топает ногой, тяжело и громко выдохнув, чтобы сдуть свою челку с лица и с угрозой пропыхтеть себе что-то под нос, мечтая просто сломать стекло автомата и достать себе целую кучу плюшевых игрушек.              — Это в Аду придумали, честное слово! – бухтит она, когда берёт Рен за запястье и с болезненным шлепком вкладывает в её ладонь последнюю монетку, — На, попробуй-ка! Не мне же одной страдать… – эмоционально бубнит студентка, поставив ту на своё место.              Взглянув на монетку в ладони, Хаджиме неуверенно сглатывает.              — Да я проиграю тут же… – бормочет она.              — Без разницы уже! – надувшись и скрестив руки на груди, рявкает Нобара.              Поёрзав на месте, девушка вздыхает и вкладывает монетку в специальный отсек, отведённый под оплату попыток. Холодные ладони трясутся сильнее обычного, когда одна из них обхватывает теплый пластик рычага. Пот скапливается на руках, стоит вознести пальцы над красной кнопкой игрового автомата. Вздохнув вновь и дождавшись громкого щелчка, Рен двигает рычагом, поднимая клешню над забавной игрушкой фиолетового покемона «Генгара». Нажав на кнопку с некой осторожностью, хотя до этого Кугисаки безжалостно поддолбила её пару раз, шаманка смотрит за тем, как железная рука подхватывает покемона, крепко держит его, а потом медленно поднимает и кидает в дыру. Холодный пот облепляет тело Хаджиме также стремительно и быстро, как Нобара начинает радостно кричать и прыгать на месте, хлопая в ладони. Нагнувшись и достав игрушку из окна приёма, она вертит её в руках и весело смеётся, пока не обращает внимания на застывшую подругу.              Сердце её бьется где-то в горле, а лицо срывает всю ту краску, что появилась ранее на прогулке. Плотно стиснув губы в тонкую полоску и медленно поджав тонкие пальцы, что противно скользят по холодной, вспотевшей коже, Рен раскрывает рот и часто дышит, пока в её висках что-то тревожно сотрясается. В глазах на пару секунд мутнеет, и уши заволакивает толща воды, сквозь которую пробивается взволнованный голос Кугисаки, что бросила все пакеты на пол и затрясла соседку, схватив её за плечи. Несколько раз моргнув и сфокусировав взгляд, та смотрит на рыжую и делает жадный вздох, но не может связать и пары слов. Решительно подцепив все пакеты и сунув покемона в один из них, шаманка берет Хаджиме за запястье и быстро ведёт к эскалатору, огибая все игровые автоматы. Спускаясь по тому, как по лестнице, они выходят на улицу, где начинает быстро темнеть.              — Рен! Ре-ен, очнись! – щелкнув пальцами перед лицом студентки, кричит Нобара.              Дернув плечом, та вдруг приходит в себя и смотрит вперёд.              — Ч-что? – глухо отзывается она.              — Ты чего застыла-то? Так сильно обрадовалась? По тебе и не скажешь… выиграла же, что с тобой? – слегка нахмурившись, задает вопросы Кугисаки.              — Что-то не так…              — Что не так?              — Всё не так! – обхватив свою шею ладонями, внезапно повышает голос Рен, прикусив свою губу и замерев на месте.              — Объясни, ничего не понимаю! – схватив ту за плечо и снова встряхнув, настаивает рыжая.              — Мне повезло! Мне повезло, так не должно быть! Мне весь день везёт, это не я! – отталкивая руку подруги, кричит Хаджиме, отступая от неё и жадно глотая воздух ртом.              — …О чем ты? Разве тебе никогда не везло? – осторожно спрашивает Кугисаки.              — Нет! Это как проклятье какое-то, я всю жизнь… я… – Рен замолкает, глядя на подругу.              «Проклятье?»       Молчание, повисшее между ними, сопровождается обеспокоенным янтарным и диким серым взглядами.              — Давай вернёмся? Ты, наверное, устала. Давно ведь в город не выходили, – сделав шаг навстречу встревоженной шаманке, спокойно говорит Нобара.              Активно покивав головой, та опускает глаза и поджимает дрожащие губы. Стыд опаляет её уши и нос, когда заставляет кровь прилить к коже. Забрав свои пакеты у Кугисаки, она идёт следом за ней, в очередной раз за день. Небо над ними уже тёмное-тёмное, когда они добираются до нужной автобусной остановки. Уже в поездке Рен чувствует, как болят её ноги от усталости, а с непривычки ноет и челюсть. Рядом сидит Нобара, поставив пакеты с покупками на свои колени. Бесконечная вина, которую так упорно Хаджиме старалась закрыть в себе, душит её сейчас слишком сильно. Кричать и срываться на подругу она совсем не хотела, но всё-таки это случилось, и теперь в горле застряли противные, но такие знакомые слова извинений. Зажмурившись и сжав ручки пакетов в ладони, девушка чувствует, как женская ладонь крепко стискивает одну из её ладоней. Приподняв глаза и встретив девчачий невозмутимый профиль, та тихо вздыхает.              Почти чёрное, небо встречает двух шаманок, когда те выходят из автобуса и бредут по дороге к техникуму. Держась за руки, они поднимаются в гору и пересекают ворота территории, после чего, ступая по белой дороге, выложенной камнем, идут до общежития. Поднявшись по лестнице и распрощавшись у дверей, соседки обмениваются пожеланиями спокойной ночи, после чего исчезают каждая в своей комнате. Поставив покупки на пол возле компьютерного стола, Рен садится на край кровати и склоняется над коленями, обхватив затылок ладонями. Закрыв глаза и собравшись в комок, она чувствует, как её глаза начинает жечь в преддверии ближайших слёз. Вот так испортить весь день и вечер, когда Нобара старалась отвлечь её и развеселить – полнейший провал. Ероша свои белые волосы дрожащими пальцами, Хаджиме всхлипывает, но сдерживает слёзы и трет глаза запястьями.              — Нана… Нана, я знаю, что ты здесь… – бормочет она, не поднимая головы.              «Проклятье.»              Легкий прилив тепла согревает грудную клетку, но сейчас он так противен по ощущениям. Тихий стук низких мальчишеских каблучков звучит совсем рядом, а шорох больших рукавов белой рубашки сопровождает неловкое движение брата-близнеца. Приподняв свою голову, Рен тяжело вздыхает и смотрит на Нану, который стоит перед ней уже в полном порядке. Его голова на месте, а на теле ни единой царапины или шрама – прекрасное умение для проклятого духа, излечиваться во время отдыха. Потупив взгляд серых глаз, мальчишка складывает руки за спиной и виновато поджимает свои губы, разглядывая носки собственных лакированных чёрных туфель. Тяжёлая, удушающая тишина обволакивает комнату мрачным куполом, словно мерзкие клубы угарного газа. Глядя в лицо брата, Хаджиме опирается ладонью о постель и встает на ноги, но не приближается к низкой фигуре слишком близко.       Нужный вопрос застревает в горле.              — Я первым родился, – вдруг говорит Нана, подняв взгляд.              — Что? – заикнувшись от неожиданности, переспрашивает девушка.              — Мать, которая владеет проклятой энергией, проклинающая бабуля, что тоже владеет проклятой энергией, а за ней – целый род таких же… – парнишка заламывает свои пальцы, отводя глаза в сторону, — Родить близнецов в Японии – само по себе проклятье, а мы ещё и шаманами должны были стать. Моя смерть вполне естественна, как и смерть мамы… – продолжает он, делая глубокий вздох.              — Нана, я не понимаю…              — Первый ребёнок – дьявол, а второй – божество, что позволил дьяволу быть перворождённым. Я сам по себе притягивал бы неудачи, если бы остался живым… умер бы в младенчестве, если не при родах. Просто сожрут, – обхватив свою шею ладонью, Нана горько улыбается.              — Так я правильно подумала? – поджав губы, выдавливает Рен.              — Про то, что из-за меня тебя неудачи преследуют? – уточняет мальчишка, взглянув в глаза сестры, — Да. Из-за того, что мы вместе, всё перекинулось на тебя. Ты же удачливая сама по себе, поэтому всё так смешалось… я притягиваю – ты отталкиваешь. Оттого и живая до сих пор, – кивает он.              — И сегодня, всё это потому, что ты… где ты был? – сжимая свои ладони в кулаки, бормочет старшая младшая.              — Восстанавливался. Так будет каждый раз, как я буду восстанавливаться. Твоя удача перевешивает, когда я в нестабильном состоянии, – продолжает брат.              «Проклятье…»              Глядя в серые глаза юнца, стоящего перед собой, Хаджиме чувствует, как её грудь стискивает настолько сильно и крепко, что дышать почти больно.              — Так это всё из-за тебя? – с надрывом в голосе шепчет она, — Вечные удары и падения, столкновения и ушибы, потерянные и сломанные вещи, шрамы…              — Издевательства в школе и несчастные случаи на улице и дома, – добавляет Нана, улыбаясь, но совсем не весело.              — Смерть…              — Здесь я не виноват.              — И всё же, ты… – впиваясь ногтями в кожу ладоней, задыхается Рен, — Почему сейчас? Почему только сейчас? Узнай я раньше, мы бы…              — Узнай ты раньше, возненавидела бы меня. Мне без тебя не жить, а я и так нежилец, – хрипит мальчишка, запуская пальцы в свою челку и зачесывая её назад.              — Ты проклятье… – выдавливает она.              — Именно. Я твоё проклятье, – склонив голову набок, роняет Нана.              И ей кажется, словно вокруг шеи туго обвязали верёвку.              Судорожно вздохнув, девушка испытывает огромное желание просто сбежать отсюда.              — Уходи, – сквозь зубы бормочет она.              — Что? – переспрашивает брат, дёрнув пальцами на руках.              — Уходи, ко всем чертям, умоляю тебя, уходи. Сейчас просто уйди… – шипит Рен, и когда проклятый дух приоткрывает рот, чтобы возразить, она обходит его и открывает дверь, — Исчезни! – перебивает его студентка, захлопнув за собой комнату.              Медленно шагая по коридору, она вскоре ускоряется и быстро добегает до лестницы. Спускаясь по ней и запинаясь в конце, Хаджиме больно прикусывает губу. Выбегая из общежития, шаманка перебирает уставшими, ноющими ногами, в ставших тяжёлыми, кроссовках. Всё вокруг смешивается в одну причудливую картину, словно написанную небрежными мазками масляных красок, когда в собственных глазах встают слёзы. Невыносимо больно, невыносимо душно, невыносимо мерзко. Местность вокруг снова чужая, непривычная, здесь не её место. Рен не хотела здесь находиться, никогда не хотела, даже не знала, что попадет сюда. Всё это не только из-за Наны, нет, во всем виноваты её родственные корни, но его ложь – словно самый сильный, смертельный яд, что проедает сердце и грудную клетку едкой кислотой. Эта странная любовь к своему брату, о которой она даже не подозревала, теперь больно щемит внутри.              «Сбежать… хочу убежать… страшно… противно…» – добегая до ворот техникума и начиная спускаться с возвышенности, Хаджиме несколько раз неуклюже запинается из-за того, что торопится.              — Ментайко! – вдруг звучит впереди, когда юношеские, знакомые руки хватают и ловят за узкие плечи.              Разлепив мокрые белые ресницы, девушка всхлипывает, различая перед собой фиолетовые глаза Инумаки.              — Извини! – роняет она, взмахнув руками и попытавшись вырваться, но её запястья умело перехватывают и крепко стискивают сухими пальцами.              Оказавшись прижатой к груди, Рен глухо взвывает, когда её затылок обхватывают одной рукой, заставляя уткнуться носом в твёрдое мальчишеское плечо.              Плакать при этом человеке – последнее, чего она хотела.              Но, скорее всего, самое первое, в чем нуждалась.